Текст книги "Холодная весна"
Автор книги: Кэрол Тауненд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)
– Но я пока не понимаю его конечной цели, господин рыцарь. Что-то тут не вяжется. Де Ронсье никогда ничего не делает беспричинно. Какая может быть ему выгода от гибели герцога Джеффри?
– Все очень просто.
Зеленые глаза пристально всмотрелись в карие.
– Тогда говори.
– Это касается твоей семьи. Кто-то подал на графа иск в герцогский суд. Они оспаривают титул на держание феода де Вирсов – тех земель, которые Мари де Вирс принесла в приданое графу Роберту, когда они стали мужем и женой.
– Это я и сам знаю. – Гвионн хмуро усмехнулся. – Эта волчица отняла земли у моей бабки Изабель. Украла у своей собственной сестры.
– Я об этом догадывался. Когда граф Франсуа услышал, в чем состоит суть иска, он разъярился так, словно в него вселился бес. Я никак не ожидал, что это известие вгонит его в такой гнев. Чуть позже мне удалось навести справки. Оказалось, что сэр Грегор Вимарк защищает интересы Филиппа Сен-Клера, выступая в качестве его опекуна.
– Филипп жив?! Мой младший брат жив!..
Вальтер улыбнулся.
– Наконец-то добрые вести, а? Это тебе для разнообразия, дружок.
– Большое спасибо! Как я рад!
Было время, когда Раймонд ревновал к новорожденному брату, прекрасно осознавая, что это Филиппу, а не ему достанется все наследство после смерти отца. Но ревность его без следа испарилась в ту ночь, когда отряд де Ронсье сжег Кермарию. Известие о том, что Филипп был жив, словно пролило бальзам на его израненную душу. Волна теплых и нежных чувств нахлынула на него.
– Но ведь мой брат мог оказаться в усадьбе сэра Грегора в Плоуманахе, – сказал он, поворачиваясь к очагу, – лишь в том случае, если моя сестра Гуэнн добралась туда. Мэри была права. – Гвионн поглядел на Вальтера, а затем хлопнул его по плечу. – Выходит, обе мои сестры и братишка выбрались живыми из этой мясорубки!
– Я рад за тебя, Леклерк. – Вальтер обнял товарища. – Вот все и встало на свои места. В том числе и перерезанная подпруга.
– Ты более проницателен, брат. Объясни, что ты имеешь в виду.
– В прошлом году герцог занимался вопросами пошлин, и законы наследования в Бретани были исправлены по нормандскому образцу. Теперь, если наследство сомнительно, преимущество всегда отдается старшему из детей.
Леклерк испустил ликующий крик.
– Закон о первородстве! Клянусь Христом, я отдал бы все до последнего су, чтобы видеть физиономию де Ронсье, когда он узнал об этом!
– Тише, тише, – Вальтер искоса посмотрел на дверь.
– Прости, – Гвионн понизил голос. – Послушай, Вальтер, моя бабушка была старшей из двух сестер де Вирс. Теперь суд должен решить тяжбу в ее пользу.
– По нормандскому закону – да. И, кажется мне, именно по этой причине расстался с жизнью герцог. Теперь, когда он мертв, граф Франсуа де Ронсье будет добиваться отмены нововведений в законодательство. Хотя сомнительно, чтобы он в этом преуспел. Герцогиня Констанца – женщина с характером и, думаю, не изменит законы покойного супруга.
Они помолчали. Затем Гвионн сказал:
– Вотчина де Вирсов не так велика, Вальтер. Особенно если сравнить с прочими владениями де Ронсье. Мне трудно понять, почему граф придает такое большое значение этому клочку болота?
– Гордыня, думаю. Он не выпустит из когтей ничего, что привык считать своим.
– Сколько же людей он отправил в ад, чтобы насытить своего демона гордыни? – снова спросил эсквайр. – И последняя из жертв, по твоим словам – принц королевской крови. Вальтер, чудовище должно быть остановлено.
– Вполне согласен с тобою. Но как?
Дверной засов загремел и приподнялся. Двое мужчин переглянулись.
– Господи, – сказал сэр Вальтер испуганным шепотом. – Если де Ронсье узнает хоть словечко из нашего разговора, мы оба тотчас окажемся в аду.
Дверь отворилась, и Вальтер, выхватив из ножен кинжал, одним прыжком оказался у косяка.
Вошла женщина. Он тотчас ее признал. Это была Петронилла Фавелл.
Она стояла у самой двери, глядя на Гвионна. Не оборачиваясь, она тихо сказала:
– Сэр Вальтер! Уберите клинок от моего затылка и выйдите из-за двери. Вы же сами знаете, что не убьете меня. Вы – человек слишком благородный, чтобы заколоть беспомощную женщину.
Так уж и беспомощную? Женщина, что стояла перед ними, была не более беспомощна, чем Медуза. Но она была права. Рыцарь не мог хладнокровно убить ее, пусть даже, оставив ее в живых, он подвергал риску свою собственную жизнь. Он воткнул кинжал в ножны и вышел в центр комнаты.
– Что ты слышала? – прямо спросил он.
Рука Петрониллы Фавелл снова прикоснулась к его груди.
– Все. – Она широко улыбнулась, но это была улыбка хищницы.
– Господи милосердный, – сказал Гвионн, и его рука нащупала рукоятку ножа.
Веннер, ощущая в груди свинцовую тяжесть, краем глаза заметил его движение. Видимо, его товарищ не был столь отягощен рыцарскими традициями, как он сам. Чтобы спасти свою жизнь, Леклерк готов убить неожиданную свидетельницу.
– Нет, Раймонд! – воскликнул он. – Это не выход.
– Но эта стерва все слышала! Она сама сказала. Что остается нам делать?
– Для начала подумать, – невозмутимо вмешалась леди Петронилла. – Господа, между вами и мною много общего. Давайте будем союзниками, а не врагами.
Зеленые глаза Леклерка сузились в щелочки.
– Объясните, моя госпожа.
Леди Петронилла победно оглядела Вальтера, щеки которого пылали, как кузнечный горн.
– Потрудитесь закрыть дверь, сэр Вальтер, и я все объясню вам.
Глава шестнадцатая
В Кермарии занималось утро дня святого Андрея. Оно принесло с собой сильное похолодание.
Камыши и тростники, наполовину вмерзшие в лед, стояли на болотах прямые и хрупкие, не шевелясь от слабого ветерка, который, начиная с ночи, постепенно набирал силу. Затем он превратился в устойчивый холодный ветер с северо-востока, и его леденящее дыхание покрыло все лужицы коркой льда.
Бойкая, как козочка, несмотря на выпирающий живот, Анна легко шагала по узенькой тропке меж топей и трясин с уверенностью той, кто был рожден и вырос на болоте. Она собиралась проверить ловушку на угрей. С тех пор как отец Иан привез ее в Кермарию, она успела узнать здесь каждую пядь земли – ведь это был дом ее Раймонда. Знакомясь с окрестностями, она словно чувствовала близость своего мужа, находящегося в разлуке с ней. Ребенок в ее утробе подрастал, а она все верила в возвращение супруга.
Отец Иан сопроводил ее прямо к хижине Мадалены – постройке более чем скромной и переполненной обитателями. Она стояла в кучке других крестьянских изб, в беспорядке разбросанных вокруг господской усадьбы. Если бы не каменная ограда усадьбы, к которой лепились эти домики, многие из них не простояли бы и дня. В общем, поместье выглядело так, словно в нем похозяйничал злой великан. Анна знала о ночном нападении графа Франсуа на эту деревню – повреждения, нанесенные многим из этих скромных домишек, особенно тем, которым повезло угодить в самую гущу боя, до сих пор не были толком залатаны. В домике Мадалены дверной косяк был разбит ударом топора, и дверь не закрывалась достаточно плотно. Огонь, гулявший по усадьбе, обуглил бревна венцов, прилегавших к ее ограде. Требовалось вмешательство хорошего плотника – нужно было только обтесать почерневшие бревна и заменить местами на новые. Но вместо этого им позволили крошиться и плесневеть, так что в прогал между стеной и венцами, в первые дни после штурма почти незаметный, теперь можно было просунуть голову, что позволяло осеннему ветру, дождю и снегу беспрепятственно проникать в крестьянское жилище. Каменную стену рядом с трещиной покрывал толстый слой зеленого мха. Зимой будет очень холодно.
Теплым летним утром несколько месяцев назад Анна прибыла в Кермарию. Мадалена в это время вкушала свой немудреный завтрак, состоящий из грубого черного хлеба – основной пищи крестьян, и похлебки с острым рыбным запахом, обильно сдобренной луком и репой. Она доедала свой запас овощей на зиму, зная, что скоро вырастут свежий лук, капуста и горох. Рядом с ней за столом был брат Джоэль, живший вместе с сестрою. Специальная коса для тростника стояла прислоненной к вороху скошенных стеблей, и Анна обратила внимание, что они были срезаны несколько месяцев назад и толком не высушены, так как от них сильно разило плесенью.
Узнав обоих обедающих, девушка плотнее сжала свою корзинку с пожитками и приветливо улыбнулась. Брат и сестра ответили холодными и равнодушными взглядами, и ее улыбка погасла. Их одежда теперь была еще более драной, чем в прошлый раз, еще более грязной, а лицо Мадалены совсем исхудало. Лоб ее избороздили новые морщины.
– Мадалена, это Анна, – сказал отец Иан. – Теперь ей нужна ваша помощь.
Крестьянка подняла взгляд от похлебки, испытующе взглянула на живот Анны и заявила:
– Сомневаюсь, смогу ли я помочь, святой отец. – Суровый взгляд переместился на лицо гостьи. – Ты носишь его ребенка?
Прямолинейность Мадалены покоробила Анну, которая залилась краской.
– Да. – Кто был «он», говорить не требовалось.
– Чего же он не женится на тебе?
Румянец на щеках Анны сгустился, но, не желая открывать своей тайны даже знакомым людям, Анна промолчала.
Отец Иан подошел к деревянному столу.
– Он любит ее, и я их соединил перед Господом. Но он уехал на чужбину до того, как узнал о ее состоянии.
Карие глаза Мадалены изучающе смотрели на священника. Анне даже показалась, что в уголках рта на невымытом лице промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее улыбку, однако она не была уверена в точности своего наблюдения. Один угол хибары был завален недоплетенными корзинами из лозняка, в одной из которых располагалось утиное гнездо. Там же валялась корзиночка для яиц без ручки и птичья клетка без крыши.
– Раймонд Хереви поехал в Хуэльгастель? – поинтересовался Джоэль.
– Да, – сказал отец Иан. – Он разыскивает родственников.
Мадалена покачала головой и усмехнулась.
– Он их там не найдет.
Забыв обо всем, Анна бросилась расспрашивать ее:
– Почему не найдет? Вам что-то о них известно? Вы же сказали Раймонду, что понятия не имеете, что стряслось с ними.
Мадалена зачерпнула еще ложку теплого варева и, неторопливо пережевывая, пожала плечами.
– Я этого не говорила. Позднее, когда он покинул нас, я виделась с Кларой; в свое время та была служанкой у нашего господина. Она поведала мне, что сестре Раймонда удалось бежать вместе с ребенком. – На мгновение в карих глазах Мадалены мелькнула одобрительная усмешка. – Они улизнули через недостроенный нужник, сделав подкоп, а затем скрылись в лесу. Едва ли Раймонд их отыщет в Хуэльгастеле.
Анна повернулась к отцу Иану и сжала его руку.
– Отче, вы слышите? Его семья счастливо спаслась. Наверное, он еще не знал об этом, отправляясь в Аквитанию. Теперь он может смело возвращаться. Ему нет больше нужды рисковать в замке, если его сестры и братец не в графских подвалах.
– Не говори глупостей, девица, – покачала головой Мадалена. – Разве Раймонд отправился в логово врага только для того, чтобы разузнать судьбу родных? Разрази меня Господь, если он там не ради мести.
– Он скоро вернется, я чувствую, – убежденно произнесла Анна.
Мадалена открыла рот, собираясь что-то возразить, однако, глянув на взволнованную гостью, промолчала. Суровое лицо рубщицы тростника смягчила сочувственная улыбка.
– Что же вы хотите от нас, отче? – спросил Джоэль.
– Присмотрите за нею. Узнав о ребенке, отец Анны в гневе прогнал ее из дома. Я не могу допустить, чтобы она скиталась по дорогам, точно нищенка. Анна любит Раймонда Хереви. Она носит в себе внука Жана Сен-Клера, и по справедливости имеет право переждать невзгоды здесь, в Кермарии. Я знаю, что ты пользуешься уважением односельчан. Если ты примешь ее, остальные последуют твоему примеру. Ты согласна помочь?
– Я не буду обузой, – заявила Анна. – Всю жизнь я проработала в поле.
– У нас в округе немного полей. Мы трудимся на болотах, зарабатывая хлеб насущный.
– Я тоже могу научиться. Я сильна и…
– …И беременна.
Девушка снова зарделась и опустила голову.
– Я буду стараться изо всех сил. – Она подняла голову и посмотрела на хозяйку дома. – Пожалуйста, помоги мне, добрая женщина. Мне больше некуда податься.
Мадалена, опершись локтем о стол, пристроила подбородок на иссеченную тростником ладонь.
– Ты и правда веришь, что Раймонд вернется и возьмет тебя в жены?
– Конечно. Он обещал.
Мадалена вздохнула.
– Хереви всегда были великие мастера поговорить, Анна. Ты не первая девушка, которой он много чего наобещал.
– У нас все совсем иначе, – сказала Анна и сжала губы.
Карие глаза пристально изучали ее.
– Да, – медленно сказала Мадалена, – наверное, так оно и есть. Ты совершила грех прелюбодеяния, но при этом умудрилась привлечь на свою сторону священника, который был свидетелем ваших с Раймондом взаимных клятв. Покроете грех браком, не так ли?
Анна, помня, что дала обет молчания, ничего не ответила.
Отец Иан тоже промолчал, поглаживая рукой нагрудное распятие. Его длинные пальцы ощупывали литую фигурку Христа, словно он искал у него защиты и совета.
Джоэль беспокойно заерзал на лавке.
– Мадалена… – заговорил он предостерегающим тоном.
Сестра не обратила на это никакого внимания.
– Вы не только помолвлены с Раймондом Хереви, вы с ним обручены, не так ли, Анна? – настойчиво продолжала рубщица тростника. – Отец Иан обвенчал вас?
– Пока нет.
– Нет? – Мадалена рассмеялась. – Посмотрела бы ты сейчас на свое лицо в зеркало. Оба вы заняли бы последнее место на конкурсе вралей.
Анна видела, что возражать бесполезно. Мадалена обо всем догадалась.
– Да, вы правы, – призналась она, немного помолчав. – Но он заставил меня поклясться, что наше бракосочетание должно остаться в строжайшей тайне.
Понимая, что дальнейшей ложью можно было только испортить все дело, отец Иан заговорил начистоту.
– Я уверен, что Раймонд только хотел защитить Анну и ее ребенка от этого негодяя де Ронсье. Он уехал на чужбину, ничего не зная о ее состоянии. Все его мысли были сосредоточены на том, что маленький Филипп может томиться в подвалах замка его врага.
– Только не говорите никому, – попросила Анна. – Ради сына вашего покойного господина, обещайте это.
Джоэль и Мадалена обменялись взглядами и кивнули.
– Обещаем, девушка, – ободряюще сказал крестьянин. – Твоя тайна в надежных руках.
– Может Анна остаться здесь? Вы дадите ей крышу над головой?
Скуластое лицо крестьянки осветилось дружелюбной улыбкой.
– Пускай остается. Мы приютим ее.
Джоэль поднялся и, взяв корзинку из рук гостьи, поставил ее у кипы заплесневелого тростника.
– Приветствуем тебя в Кермарии, девушка. Будь уверена, мы-то уж не выставим мать внука Жана Сен-Клера на улицу.
– Благословение небес да пребудет над вашей крышей, – торжественно произнес отец Иан, выходя из дома.
Анне налили большую миску похлебки.
– Она могла бы поселиться в господской усадьбе, – задумчиво сказал Джоэль, пока Анна ела. – С Кларой и прочими женщинами.
– В усадьбе? Она сильно разрушена. Де Ронсье позаботился об этом.
– Мы можем расчистить развалины. – Лицо Джоэля просветлело. Он сам в былые времена служил поваром в семье Сен-Клера. Обучала его поварскому искусству в свое время мать Раймонда, Йоланда, и занятие это ему нравилось. С тех пор, как у него не стало, кому готовить, его жизнь в значительной степени потеряла смысл. – Кермария так и не возродилась с того дня, как де Ронсье напал на нас. Пострадала вся деревня, были убиты не только наши господа, но и наши надежды. Возможно, если Анна переедет к нам – а она беременна внуком Сен-Клера, – село опять расцветет. В свое время его поднял на ноги покойный граф. Может быть, это первый шаг в будущее, сестра.
И было по сему.
Деревенские жители отнеслись к Анне с состраданием. Кермария была захолустным уголком, здесь не было даже своего священника, коему прихожане могли бы доверить свои горести и радости. Неподалеку, правда, обитали несколько монахов из соседней лесной обители святого Феликса, но они редко заглядывали в местную часовню. Анне не пришлось служить мишенью для насмешек и всеобщего негодования по поводу ее внебрачной беременности.
Сама усадьба была местом необычным, таинственным. Здание было похоже на башню, на первом ярусе располагались подвалы и чуланы для провизии, над ними – рыцарский зал, беленые стены которого были запачканы и лишены всех некогда висевших там украшений. Над залом располагалась светлица, куда можно было попасть по витой лесенке, а на самом верху были сооружены сторожевая тропа и караульное помещение. Сейчас никто не нес там службу; так продолжалось уже довольно долгое время. Рядом с усадьбой была построена небольшая часовенка, во дворе находился колодец. Ров был полон водорослей и сухой травы, среди которой обычно рылась в отбросах пара растрепанных кур. Еще недавно полная жизни, усадьба выглядела печальной и покинутой.
Анна помогала выносить изломанную и расколотую мебель из господского дома во двор, где ее рубили на дрова. Она мела полы, вынося ведрами сухие листья и грязь. Жафрез, бывший господский плотник, частенько после кровавой ночи заглядывавший в бутылку, был отныне лишен своей невинной радости и занят исправлением порушенного. Пустой остов здания звенел от ударов его топора с утра до полудня и с полудня до вечера. Двери, многие из которых были во время нападения сорваны с петель, так и валялись там, где упали. Их надо было навесить заново. Другие двери, расколотые пополам, были кое-как скреплены, а разбитые в щепки заменены на новые. Обугленные и залитые грязью остатки гобеленов и драпировок были сняты со стен и стащены в большой костер во дворе.
Ставни на окнах приладили заново, а узенькие оконные проемы затянули бедняцким стеклом – промасленной овечьей кожей.
Анна и Клара, бывшая служанка Сен-Клеров, притащили себе соломенный тюфяк, один на двоих, и бросили на пол в горнице. В оборудованном таким образом пристанище Анна и собиралась ждать возвращения Раймонда.
Проходили месяцы.
Анне начинала нравиться ее новая жизнь в Кермарии – насколько это позволяла разлука с милым. Странно было находиться в обширном доме лишь вдвоем с Кларой, словно две горошины в пустом стручке. Мебели почти не сохранилось, и Жафрез сколотил для девушек грубые козлы вместо стола. Старая мебель была вся или разбита, или сожжена солдатами графа. Местные жители подкармливали ее, принося время от времени то корзиночку яиц, то пойманной рыбешки. Хотя Анна верила, что Мадалена и Джоэль держали языки за зубами, слух о том, чьим ребенком она беременна, как-то распространился по деревне. Этого было достаточно для того, чтобы поселяне смотрели на нее, как на свою госпожу.
После того, как Жафрез закончил работу в комнатах, Клара самовольно взяла на себя заботу прислуживать ей в качестве служанки и горничной. Джоэль снова зачастил на кухню, и вместе они готовили пищу и себе, и ей. Мадалена сказала, что ее брат потерял было веру в лучшее после той ночи, но теперь, когда она поселилась в Кермарии, его сердце снова начало оттаивать. Он один справлялся с приготовлением пищи на всех. Кроме того поселяне приносили ему тесто, и он пек для них хлебы в круглой господской печи, сложенной из кирпича.
Анна, привыкшая к грубой физической работе, не знала, куда приложить руки, и Мадалена, научила ее резать камыши и тростник. Она брала ее с собой в устье реки, где были основные заросли ивы, и учила, как нужно обрезать молодые гибкие побеги. Правда, оберегая здоровье беременной, она не позволяла девушке самой делать эту нелегкую работу. Анне показали, как очищать ветки ивы от коры, чем она и занималась до тех пор, пока ее пальцы не начинали кровоточить. Она не отказывалась ни от какой работы, так как чувствовала себя счастливой с ними в Кермарии и была готова чем могла отплатить Мадалене за проявленное участие. Она научилась плести корзины и вентери на угрей, а также особые сетки для продажи раков по заказу рыбаков из Локмариакера. Она также сплела пару стульев из лозняка для себя и для Клары, которые они поставили в пустой горнице.
Живот все больше выпирал вперед. Ее тело стало бесформенным, прямо-таки отвратительным. Клара, как могла, ухаживала за ней. День святого Андрея был уже на носу, и малыш мог появиться на свет в любую минуту.
Анне теперь запретили работать, и поэтому она часто совершала прогулки на болота. Прокладывая себе путь по тропинке, она заметила, что ветер совсем утих. Анна подумала, что едва ли какую роженицу у них в Локмариакере оберегали в последние месяцы беременности так, как ее в Кермарии. Она тяготилась вынужденным бездельем. Даже знатная барышня, и та без дела сидеть не должна – в хозяйстве всегда найдется работа ей по силам – чинить белье, сшивать портьеры и тому подобное. К сожалению, Анна не была обучена шитью: мать в свое время научила ее лишь сметывать грубой ниткой куски домотканого холста, превращая их в простую рабочую одежду для нее самой и для ее отца.
Одежду для малыша пошили задолго до родов из тайком присланного матерью полотна, которое доставил в Кермарию опять-таки отец Иан.
Почву, обычно зыбкую, теперь прихватило морозцем, и ледяная корочка приятно хрустела под башмаками Анны. Ее дыхание поднималось в холодном воздухе облачком белого пара, словно дымок из коптильни, которую смастерил Джоэль в господском дворе. Вереница гусей пролетела неровным клином по осеннему небу, на горизонте клубились серые облака. Анна подумала, что может пойти снег. Но тучи были достаточно далеко, да и особого мороза не было, хотя ее кончики пальцев, высовывающиеся из шерстяных перевязей, намотанных ею себе на руки в виде перчаток, посинели. Пальцы на ногах превратились в ледышки, несмотря на то, что она напихивала вместо стельки солому, чтобы было хоть чуть потеплее.
Справа от тропинки показалась березовая рощица. Белые стволы выделялись на фоне темного ноябрьского леса, а тонкие черные веточки расчертили небо затейливой узорчатой сеткой, точно в беседке в саду знатной госпожи. Дойдя до самого высокого из деревьев, девушка свернула с дорожки. Вчера она поставила там ловушку на угрей. Мадалена сообщила ей, что поздняя осень было самое подходящее время для этого промысла, и угри теперь самые упитанные.
Присев на корточки на краешке болота – с таким раздутым животом она уже не могла наклониться вперед – Анна вытащила вентерь. Он был тяжелым, полным-полнехонек. Два… нет, три черных гладких извивающихся угря. Толстые, плотные – хватит и для Джоэля, и для его супруги, и для Клары, и для нее самой. Испекут на ужин. Что не доедят, то закоптит повар – копченый угорь прекрасно дополнит их рацион в холодные зимние дни, предстоящие впереди.
Крепко держа ловушку одной рукой – сегодня у нее слегка кружилась голова, – она решила, что отнесет пойманную рыбу прямо Джоэлю, и повернулась, чтобы идти назад. И в этот момент она услышала звук. Сперва еле заметный, скорее существовавший в ее воображении, чем наяву. Словно шелест ветра в ветвях берез, эолова арфа, нежно раздающаяся в холодном ноябрьском воздухе.
Затем он прозвучал снова, похожий теперь на легкое журчанье, подобное тому, с которым вода перекатывается через угловатые камушки на стремнине.
Анна осмотрелась. Впереди нее были заросли ольхи. Рядом с деревьями тянул свои ветви-пальцы к темным небесам куст крушины. Шелестели камыши, по чистой, гладкой, как шелк, воде проскользил, шлепая своими перепончатыми лапами, селезень. Анна вглядывалась в переплетение ольховых кустов, у корней которых лежала глубокая тень.
Звук еще раз взлетел над болотом. Легкий и солнечный, он странно гармонировал с холодной сыростью пасмурного дня. Девушка направилась в ольшаник. Теперь темная тень была ясно различима: под пятнистым холстом, натянутым на два шеста, на расстеленном одеяле сидел, словно в палатке, молодой человек. Скрестив ноги, он тихо перебирал струны арфы. От костерка вился серый дымок.
Звуки музыки привлекали, манили ее. Она забыла о всякой осторожности и спохватилась только в нескольких шагах от странного болотного арфиста. Тот настолько углубился в свое занятие, что пока не заметил ее.
Его растрепанные волосы были каштанового цвета, а длинные пальцы так и сновали вверх-вниз по арфе, словно лаская ее. Инструмент был окрашен в алый цвет, цвет крови. Взгляд музыканта был устремлен в бесконечность.
– День добрый, – поздоровалась Анна, сама удивляясь собственной неосторожности. Обычно она не заговаривала первой с незнакомцами. Но почему арфист должен причинить ей вред или боль? К тому же, стоя на холмике, она ясно видела за деревьями верхушки домов Кермарии. Если что, она будет кричать, и на крик прибегут Джоэль или Жафрез.
Арфист вздрогнул и прекратил игру, скользнув взглядом по животу Анны, словно спелый арбуз выпиравшему из-под одежды. Она поплотнее закуталась в плащ, и музыкант улыбнулся. Глаза его были голубыми, словно летнее небо. Одет он был в овчинный полушубок и кожаные шаровары, на голове – побитая молью бархатная тюбетейка.
– Добрый день. – Голос был приятный и дружелюбный, а пальцы его вновь пробежали по струнам арфы, так, что музыка сопровождала его слова. – Откуда ты?
Анна махнула рукой в сторону тропы, ведущей к усадьбе.
– Местная. Живу в господском доме в Кермарии. Мне нравится твоя игра.
– Ты из усадьбы? Хозяйка, что ли?
Анна засмеялась.
– Если бы.
Арфист вздохнул и поднял ласковые голубые глаза на собеседницу. Его пальцы тем временем извлекали из красной деревяшки волшебные звуки.
– Как жаль, милая госпожа. А я собирался попросить у тебя немного денег, ты бы дала их мне, и я бы славил твою щедрость до конца зимы.
Музыка прервалась на середине аккорда, и незнакомец положил свой инструмент на траву. Гостеприимным жестом он пригласил Анну сесть подле него.
– Умоляю вас, присядьте, ягодка моя.
– Благодарю. – Анне польстила учтивость встреченного, его шутливый тон, непринужденный разговор. Она сморщилась от внезапной боли где-то внутри, которая, правда, тут же исчезла. – Нелегко таскаться с этаким грузом.
Он взглянул на вентерь в ее руках.
– Что наловила? Угрей?
Анна кивнула и, с интересом разглядывая арфу, попробовала пальчиком струну.
– Скажи мне, господин, что бы ты попросил у меня, если бы я была хозяйкой усадьбы Кермарии?
– Сперва спросил бы, есть ли у вас свой менестрель. А затем – нужен ли вам шут. Да что там, ради такой дамы, как ты – я хочу сказать, столь прекрасной, как ты, – он склонил голову набок, лукаво поглядывая на Анну, – я бы согласился быть даже рабом. Преданным рабом, я не шучу. Но я уверен, что у такой леди, как ты, уже навалом рабов, и ей не нужен еще один бездомный бедняга.
– А как тебя зовут?
– Бартелеми. Бартелеми ле Харпур, к вашим услугам. – Незнакомец низко поклонился. – А тебя как?
– Меня? Анна.
– Анна?.. А дальше?
Девушка смутилась.
– Просто Анна.
Бартелеми подмигнул.
– Хорошо, просто Анна, как ты думаешь, твоя госпожа захочет приютить на зиму бедного менестреля, если я провожу тебя до усадьбы?
– Ну… не совсем так. – Острая боль пронизала все ее существо. Она охнула и схватилась за низ живота.
– Что случилось?
– Ничего… сейчас пройдет. – Боль немного отступила и Анна попыталась подняться. Правой рукой она взялась за вентерь с угрями.
– Мне пора идти, Бартелеми ле Харпур.
– Ребеночек, не правда ли? – осведомился он с улыбкой. – Похоже, он просится на свет?
– Выходит, что так. Но это не бывает так скоро, роды могут продлиться много часов. Сейчас только первая схватка, предвестница, так сказать. Но сколько бы это ни продлилось, для меня лучше всего будет немедленно попрощаться с тобой и отправиться домой…
Но тут Анна запнулась, хватая раскрытым ртом воздух. Лицо ее посерело.
– Ох, мамочка! Бартелеми! Как больно!
– Помолись-ка Господу, подружка. Думаю, на всякий случай мне следует проводить тебя до дома. Если тебя совсем скрутит, ты не далеко уйдешь на собственных ногах.
Боль в очередной раз отпустила, и с помощью менестреля Анна кое-как поднялась на ноги.
– Благодарю тебя. Давай поторопимся. Я не знала, что боли могут быть такими внезапными и резкими уже в самом начале. Господи, нет! Только не это! Добрый человек, помоги мне! – и со стоном она снова рухнула наземь.
Бартелеми ощутил, как холодный пот выступил у него на лбу. Что-то подсказывало ему, что донести роженицу до ее дома он не успеет. Младенец появится на свет здесь, на болоте, в его шатре, и не в его силах приостановить естественный ход событий. Менестрель не знал, удастся ли ему с этим справиться; он и представить себе не мог, что когда-нибудь может оказаться в таком положении. Однако у него было трое сестер, которые все были старше его, и ему нередко приходилось слышать, как они обсуждают свои женские проблемы. Так что он имел какое-то элементарное представление о родах. Но хватит ли ему этих знаний, чтобы помочь незнакомке разрешиться от бремени?
Лицо Анны лоснилось от пота, в ее зрачках застыло какое-то отрешенное выражение. И он решился. Нужно попытаться.
Опустившись на корточки, он прикоснулся к ее теплой руке.
– Анна, Анна, ты меня слышишь?
– Что?..
На него глядели испуганные, округлившиеся от боли глаза.
– Сейчас ты родишь. Тебе придется принять мою помощь. Согласна ли ты довериться мне?
Она улыбнулась. Ее сотрясала крупная дрожь; схватившись рукой за запястье Бартелеми, она сжала его, словно тисками. Анна была ближе к природе и здоровее, чем любая из его сестер. Бартелеми надеялся, что это облегчит дело и для нее, и для него.
– Да, – простонала роженица. – Я доверюсь тебе. И я тоже кое-что об этом знаю. Однажды я видела, как рождается ребенок. Мы должны суметь сделать все, как нужно. О, Бартелеми! Как раскаленное копье…
– Я уверен, это добрый знак, – произнес он, стискивая ее пальцы в ответном пожатии. – Схватки такие сильные, потому что ты сама сильная.
– Я думала, что сперва бывает просто недомогание, или какой-нибудь другой признак, – задыхалась она. – А теперь я не успею добраться до дому.
– Все происходит так стремительно, потому что время уже пришло.
– Я боюсь…
– Не бойся. Если хочешь, я могу сбегать на усадьбу за помощью.
Он почувствовал, как ее пальцы задрожали. Ее напряжение передалось менестрелю.
– Нет, не покидай меня, останься со мной! Если понадобится, сделаешь это позже.
– Я здесь. Попытайся расслабиться. И отпусти ненадолго мою руку – я хочу расстелить плащ, чтобы тебе было удобнее лежать.
У Анны началась очередная схватка, и она заскрипела зубами. Он не понял, то ли она кивнула в знак согласия, то ли просто содрогнулась.
– Поставь… воды… вскипятить.
Арфист залез в свой шатер и какое-то время возился там, а потом помог ей забраться под полог. Он скатал свою запасную одежду и обмотал узел ее плащом – получилась подушка. Анна опустилась на импровизированную постель и попыталась лечь на спину.
