Текст книги "Холодная весна"

Автор книги: Кэрол Тауненд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

Арлетта валялась лицом вниз, раскинув руки и ноги в стороны, как у святого Андрея на кресте. Под живот ей напихали подушек, так, что ее тело вздымалось холмом, вершиной которого являлись ягодицы. Она была прикручена к столбикам балдахина толстой грубой веревкой. В полумраке обнаженное девичье тело отливало лунным блеском. Ее волосы были разбросаны по матрасу, словно она барахталась в рыжих волнах. Лица ее, зарывшегося в перину, не было видно.

Граф был в чем мать родила. Он стоял на коленях позади жены, сгибаясь и распрямляясь, словно отбивая поклоны, тыкаясь в мягкие полукружия передней частью своего таза. Должно быть, он уже поимел ее, как заключил Гвионн при виде обвисшего старческого члена.

Молодой рыцарь почувствовал между ног шевеление; он выпрямился, сложив губы словно бы для свиста, но не издал ни звука. Он недооценил и графа, и его молодую супругу. Кто бы подумал, что дочь де Ронсье внушит такое дикое вожделение этому старому греховоднику? Неудивительно, что Петронилла приклеилась к двери. Такого зрелища Гвионн в жизни не видывал. Интересно, позволила ли бы ему Анна привязать себя подобным образом? Надо будет спросить.

Еще раз нагнувшись к щели, Гвионн заметил еще кое-какие мелочи, при первом взгляде ускользнувшие от его внимания.

В руке у Этьена был толстый кожаный ремень. Гвионн видел, как граф, толкнувшись лобком в тело жены, откидывался назад, а попутно обхаживал ее ремнем по ягодицам. Арлетта содрогалась с каждым ударом, но не подавала голоса. В изумлении рыцарь разглядел синяки и ожоги на ее белых ягодицах, а также полосы на спине и плечах. Да, это не игра, как могло показаться вначале. Это была пытка.

У Гвионна восстало его мужское естество.

Он наблюдал не возбуждающую любовную игру, в которую играли муж с женой ради того, чтобы доставить друг другу удовольствие.

Арлетту истязали.

Странно, но сознание этого не доставило ему удовольствия.

Арлетта Фавелл, рожденная де Ронсье, была истязаема самым грубым, подлым образом, хуже, чем вонючая шлюха во второсортном борделе – и он почувствовал желание помочь ей. Годами он лелеял мысль отомстить ей за то, что ее отец сделал с его родом. Он должен был бы прыгать от восторга при виде того, что ему открылось. Такое унижение! Повторялось ли это каждую ночь? Почему же тогда она не кричала?

Как будто ощутив его сочувствие, Арлетта обернулась белым измученным лицом к двери.

Граф Этьен, минуту передохнув, снова занялся своей женой. Змеей просвистел в воздухе ремень, и еще одна красная полоса добавилась на белой коже.

Кровь бросилась Гвионну в голову. Пусть она дочь ненавистного де Ронсье, но он не имел права просто так стоять и наблюдать за этой пыткой – он ее рыцарь. Необходимо вмешаться. Он сделал бы это ради любой унижаемой и избиваемой женщины, пусть она и была ему врагом. Даже ради собаки или истязаемого мула…

Гвионн вдохнул полной грудью, и поднял руку к засову.

– Ну вот, сучка, – прогремел голос графа. – Я расправился с тобой. Теперь ползи в свою вонючую конуру!

Гвионн отдернул руку и снова прильнул к щелке.

Граф освободил измученную жену и спихнул ее с постели. Она встала на колени – молодое тело светилось на фоне персидского ковра, – села, затем с трудом поднялась на ноги.

Двигаясь, словно старуха, Арлетта удалилась из поля зрения наблюдателя. Через несколько секунд он услышал звук отпираемой двери. Затем дверь захлопнули.

Граф Этьен бросил ремень на пол и, забравшись под покрывало, загасил свечку у изголовья.

Глава двадцать первая

Арлетта еле ползла, сгибаясь от унижения и боли, шаркая ногами по тростникам; каждая мышца ее тела болела, каждый сустав ныл. На плечах у нее был наброшен легкий халат. Ее комната была безлюдна – она никогда не позволяла Веронике, ставшей теперь ее горничной вместо замужней Клеменсии, ждать, пока она, разбитая и опустошенная, явится с любовного свидания с графом. Разве можно было допустить, чтобы слуги знали, какая она возвращалась к себе по утрам?! Она не могла заставить графа изменить отношение к ней, но у нее была собственная гордость.

Горшочек с тонкими восковыми свечами стоял у очага. Арлетта выбрала одну с краю, зажгла ее и бессильно опустилась на овчину, служившую ей покрывалом, чтобы немного отдохнуть, а потом вымыться. Она всегда мылась после того, как ее муж насиловал ее.

Ее знобило, как бывало всегда после пытки. Подбросив дров в огонь, она, прищурив глаза, наблюдала за тлеющими угольками и чувствовала, как слезы душат ее. Они медленно текли по щекам, словно кровь из незаживающей раны.

Сквозняк, потянувший из приоткрывшейся двери, покрыл ее спину мурашками. От щелчка засова у нее в груди бешено заколотилось сердце. Но Арлетта была слишком измотана, чтобы двигаться, слишком измучена, чтобы оторваться от созерцания пляшущих языков пламени. Она лишь плотнее запахнула халат на груди.

– Ты мало меня помучил сегодняшней ночью? – спросила она. – Забыл, что эта комната – мое святилище?

– Госпожа…

Арлетта тотчас узнала голос Гвионна Леклерка.

– Сэр Гвионн?! – Она быстро оглянулась. Слишком измученная, чтобы быстро соображать, она потерла ладонью лоб. Глаза ее слезились. – В чем дело? Спешные новости об отце?

– Нет, госпожа. Ничего такого…

Леклерк приблизился и сел на корточки сбоку от постели. Дрова, брошенные Арлеттой в очаг, уже разгорелись, золотистые отблески пламени заплясали по его лицу с выступающими скулами, пересеченному темной полосой шрама. На шее пульсировала жилка.

– В чем дело, сэр Гвионн? Ты не должен входить сюда.

– Я знаю. Прошу прошения, госпожа. – Потерев шею ладонью, Гвионн решился сказать всю правду. – Мне жалко вас, госпожа. Вам плохо? Позвать вашу служанку?

– Веронику? Только не это!

– Вы выглядите… расстроенной. – Он действительно хотел помочь, но не знал, как это сделать. – Госпожа, нужно кого-нибудь позвать. Я схожу за Клеменсией. – Он повернулся к выходу.

– Нет! Прошу вас… – Она поймала его за руку, притягивая к себе и насильно усаживая на овчину. – Клеменсия занята с мужем.

– Но, госпожа, вам срочно нужна чья-то помощь. Вас так обидели…

Он увидел, как к ней пришло осознание происходящего. Арлетта уставилась на него, и Гвионн понял, что она и рассержена, и одновременно тронута до глубины души.

– Ты… ты все знаешь?! Боже мой! Ты знаешь, что этот зверь творит со мною?

Гвионн молча кивнул.

Арлетта проглотила комок в горле и смахнула слезы с ресниц.

– Как? Откуда?

Гвионн отодвинулся от нее:

– Это неважно. Достаточно, что я просто знаю. Я хочу вам помочь.

Мягкий голос Леклерка действовал на нее словно бальзам, успокаивая боль в теле после плетки и ремня старого графа. О, она страдала! Глубокий вздох родился в ее груди.

– Нет. Уходи. Ты мне не нужен. Никто не нужен.

Рывком она отвернулась от него и снова уставилась на пляшущее пламя. Две слезинки побежали по бледным щекам. Арлетта закусила губы, чтобы остановить прилив нежности. Это было непросто – ей всегда нравился молодой Леклерк, и теперь она чувствовала сострадание в его голосе, видела жалость в его зеленых глазах. Это заставляло ее ощущать себя еще более несчастной. Она скрывала свое унижение от служанки. И даже от Клеменсии. Эти три месяца показали ей, что бывают тайны, которые лучше не доверять даже самым близким друзьям.

Граф Этьен заставлял ее чувствовать себя грязной грешницей. Она знала, как он хотел, чтобы она родила ему дитя, но сердцем понимала, что все, что он делал для этого, делалось неверно. Извинений тому не было, и неоткуда было ждать помощи. Муж мог делать со своей женой все, что хотел, такова жизнь. Все говорили: долг жены во всем повиноваться мужу. Она стала графиней, но ее судьба схожа с судьбой ее бесчисленных современниц во всех сословиях. Игрушка в руках садиста, поиграет – сломает – выбросит.

– Никто мне не нужен, – повторила она, словно бы убеждая саму себя.

– Нет, нужен. Я хочу помочь вам, – проговорил Гвионн. – Я никому ничего не скажу. Вы можете довериться мне. – Произнося эти сочувственные слова, он внезапно понял, что не лжет, не выгадывает. Что же это значит? Леклерк должен был помнить, кто он, и кто она. Арлетта – дочь де Ронсье, а он – мститель. Он поклялся соблазнить ее и разрушить ее жизнь, а теперь хотел успокоить ее. Своего врага.

Потом он разберется в своих запутавшихся мыслях. А пока что… Гвионн протянул руку и прикоснулся к ее плечу.

– Госпожа моя…

Она смотрела на него, и ее голубые глаза были полны слез. Губы ее дрожали, волосы были распущены – в мерцании свечи на белую грудь изливалась настоящая золотая река.

Осторожно, чтобы не испугать девушку резким движением, Гвионн откинул волосы с лица госпожи и поднял указательный палец к едва заметной царапине в углу ее рта. Она, конечно же, исчезнет к утру, но разве не было других, покрывавших все ее тело, которые не исчезнут.

– Он избил вас до синяков. Болит?

– Немножко.

Голос ее дрожал от напряжения, словно натянутая тетива перед спуском стрелы. Медленно, подчеркнуто медленно Гвионн обернул прядь длинных волос вокруг ее уха. Он погладил ее по шее подушечками пальцев и остановил руку у горла. Прикосновение было мягким, словно пух из головок чертополоха.

Арлетта судорожно вздохнула. Их взгляды встретились, и, как показалось юноше, в ее глазах светилась такая жажда ласки, такое вожделение…

– Госпожа…

Издав негромкий нечленораздельный вздох, она отвернулась и тотчас с рыданием припала лицом к его груди.

Гвионн обнял ее за плечи и прислонился щекой к ее волосам.

Теперь она сама льнула к нему, нежными пальцами гладя рукав его туники, прижималась телом к его телу и громко, жалобно стонала.

– Тише! Тише! Если войдет граф, нам обоим конец.

Вздохи сделались приглушеннее.

Покалывание и судороги в затекших бедрах означали, что он слишком долго просидел на корточках. Рыцарь поменял позу.

Она крепче сжала объятия.

– Не уходи. Я не буду шуметь.

– А я и не ухожу, – уверил ее Леклерк и, опустившись на ковер, легко перенес Арлетту себе на колени, чтобы успокоить ее, укачивая измученное тело, словно дитя в колыбели.

Ее волосы были густыми и мягкими, намного мягче, чем у Анны, и благоухали мускусом. Если бы он шевельнул головой, они соприкоснулись бы мочками ушей. Теперь вздохи были менее жалобными, скорее страстными. От слез Арлетты туника на его груди намокла. Он покачивался вперед и назад, нежно касаясь ее волос.

Рыдания приутихли, и мученица снова испустила скорбный вздох.

Гвионн продолжал гладить ее по волосам. Ему нравился их яркий оттенок, их плотность, блеск. Всею пятерней он зарывался в мокрые от испарины, напомаженные, свалявшиеся волосы и неторопливо расчесывал их по всей длине. Волосы, длиной до пояса, расстилались по коврику. Гвионн, восхищенно разглядывая их, собирал пряди и укладывал на одну сторону, не подозревая, что их обладательница искоса наблюдает за его действиями. Отблески яркого пламени вспыхивали на изгибах увлажненных волос, переливаясь при свечах.

Уловив ее взгляд, он отдернул ладонь от податливых волос, словно бы и на самом деле его обожгло жарким огнем.

– Извините меня, госпожа. Но у вас и правда роскошные волосы.

– Ты так думаешь? А он ненавидит их. – Последние слова были произнесены с болью в голосе.

Гвионн коснулся кончиками пальцев ее губ.

– Тише, тише, госпожа! Мы должны говорить шепотом. Вы понимаете, что со мною будет, если сейчас войдет граф и застанет нас обоих в таком виде?

– И что же?

– Он обвинит меня в прелюбодеянии. Возможно, оскопит, – сказал Гвионн отвернувшись.

Она побледнела и отпрянула.

– Тогда тебе надо поскорее уйти.

Он попытался усмехнуться.

– А вы сами не хотите, чтобы я остался?

Девушка снова покраснела.

– Да, но раз есть опасность…

Ее смущение выглядело очень мило, но дразнить ее с первого раза было незачем.

– А как насчет вашей спины?

– Спины?!

– Нужно, чтобы кто-нибудь полечил ее. Я и отсюда вижу, что некоторые синяки очень серьезны.

– Но как можно…

Поднявшись с полу, Гвионн поднял Арлетту с колен.

– В этом случае самое разумное будет воспользоваться услугами служанки. Она поможет вам…

– Нет. Мне непереносима жалость в ее глазах. Лучше займись этим ты. Уверена, у тебя получится не хуже.

Она сделала шаг к постели, и, развязав пояс халата, легла.

– Я доверяю тебе, – произнесла Арлетта.

– А я – вам, иначе я бы не стал рисковать головой, если меня застанут здесь. – Не дожидаясь приглашения, Гвионн подошел к лежащей и снял халат с плеч. Он был рыцарем, воином, а значит бойцом; он видел, как его отец, пал пронзенный рукой отца этой девушки. Он знал, что де Ронсье затевал козни и расправы, которые пришлись бы не по нраву даже самым необузданным из вояк местного гарнизона. Но вид синяков и порезов, ожогов и ссадин на нежном невинном теле Арлетты не доставлял его душе удовлетворения. Он поискал свечу и поставил ее перед самым изголовьем. Синяки были давнишними и свежими; синими, зелеными, персиково-желтыми и багровыми. Чудо, что она вообще могла передвигаться.

– Госпожа моя, да этот зверь раскрасил вас во все цвета турнирного вымпела! И в двух местах порезы! Их надо промыть и перевязать.

– Благодарю тебя, – голос ее был приглушен. – Тазик в укладке у противоположной двери.

Гвионн отыскал губку.

– Я буду осторожно, как только смогу.

Пока рыцарь протирал спину и плечи чужой прекрасной даме, стараясь потише нажимать, чтобы не причинить случайной боли, они оба молчали. Но все же в полумраке он подметил, что она впилась верхними зубами в нижнюю губу. Лицо ее было очень печальным, осунувшимся. Он отложил губку в сторону.

– В этой комнате есть смягчающее притирание?

– Вон на той полке. – Она указала пальцем. – Арника, в горшочке.

Леклерк не жалел снадобья, про себя удивляясь, как это граф ухитрился наставить таких разноцветных отметин на теле своей жены. Эта спина была предназначена для поглаживаний, поцелуев, обожания… Поймав себя на том, что его мысли забежали слишком далеко, он сказал:

– Тут мало.

– Есть еще, сейчас я достану…

– Ладно, на сегодня хватит. Вам надо хорошенько выспаться. – Он уложил графиню в постель и укрыл сверху покрывалом.

– Благодарю тебя, Гвионн.

– Могу быть еще чем-либо полезен?

– Пока нет. Еще раз огромное спасибо. Ведь ты не скажешь никому об этом нашем разговоре?

Он покачал головой.

– Ни в коем случае. Я ведь обещал. – Он вспомнил, как на лестнице столкнулся с вездесущей Петрониллой. – Но на вашем месте я бы закрыл дверь опочивальни с внутренней стороны хорошим плотным занавесом. Дерево рассохлось и в нем такие щели, что пролезает даже палец. Я заметил через щелку лучик света, – незачем упоминать о Петронилле, это еще больше расстроило бы ее, – и могут найтись любопытные.

Она, покраснев, кивнула, повернулась на бок и вновь села в постели. Раздался стон.

Гвионн сочувственно кивнул головой.

– Я не замечала щели, – начала оправдываться она, – но все время ощущала сквозняк. Даже думала, откуда он?

Он еще раз улыбнулся.

– Доброй ночи, госпожа моя.

– И тебе доброй ночи, Гвионн. Спи спокойно.

Рыцарь наклонился к руке своей повелительницы, приложился к тыльной стороне ладони и повернулся на каблуках. Дойдя до двери, он оглянулся. Арлетта не изменила позы, лишь приложила согнутую в локте руку к устам, словно возвращая ему поцелуй.

Он улыбнулся в третий раз и бесшумно закрыл дверь.

Той ночью он не пошел к Анне. И не ходил до конца недели – все время принуждая себя думать о мести, он старался почаще попадаться графине на глаза, на случай, если будет ей нужен.

Следующим вечером Арлетта послушалась доброго совета и повесила на двери тканый занавес. Теперь Гвионн прежним способом не мог узнать, когда ей нужны его помощь и сочувствие. Но и эту проблему он решил, пробираясь в ее комнату и ожидая у очага. Дело было опасным, ибо если в это время появилась бы ее служанка и подняла крик – висеть ему еще до наступления рассвета на перекрестке дорог вниз головой. Однако он, не желая останавливаться в своем начинании, гнал из головы подобные мысли. Он должен быть поблизости именно сейчас, когда может оказаться нужнее всего.

А Гвионн становился все более и более нужным Арлетте с каждым днем, потому что граф продолжал истязать ее. Нужно было лечить ее синяки и ушибы, и, кроме того, он помогал ей ласковым словом.

Каждую ночь он утешал и успокаивал несчастную графиню, смазывал ей спину. Она постаралась создать для этого все условия, строго-настрого приказав служанке входить в свою комнату только по особому приглашению.

Они также договорились, что Гвионн мог входить к ней без стука. Шум у двери графини по ночам мог запросто стоить жизни одному из участников ночных приключений, да и второй пришлось бы несладко.

На третью ночь Гвионн, войдя, увидел Арлетту уже в комнате, сидящей перед очагом.

– Он сказал, что не хочет меня сегодня. Говорит, что раскаивается и просит прощения за все, что сделал.

– Должно быть, выпил больше обычного, – предположил рыцарь.

Она передернула плечами.

– Нам-то какая разница? Сегодня я отдохну от его пыток, зачем мне знать остальное? Ползает на коленях перед какой-то деревяшкой, молится. Вбил себе в седую голову, что его импотентность – следствие гнева Божьего за то, что он хотел нарушить наше с ним брачное соглашение. Попы помогли, сам бы не додумался. Говорит, что Эль Шаддай наказал его за попытку отделаться от меня и выбрать себе невесту побогаче. Просит у Бога прощения.

– Ну, а как ваша спина?

– Получше, чем вчера.

– Тогда повторим процедуру.

В канун Крещения граф Этьен хорошенько набрался и, кое-как добравшись до своей комнаты, уложил рядом с собой на полу своего пажа, Марка. Хороший признак, решил Гвионн – в эту ночь Арлетта отдохнет.

И все же он подождал, пока пьяницы в зале не угомонились, чтобы без лишнего риска пробраться к ее двери. Он вошел без стука, как и было уговорено.

Графиня сидела на коврике на своем обычном месте, с кошкой на коленях, а на каминной полке стоял жбан подогретого вина с пряностями. Запах корицы ударял в нос прямо с порога. Увидев его, Арлетта просияла.

– Гвионн! Проходи, садись рядом, – пригласила она. Теперь, после того, как рыцарь неоднократно врачевал ее спину, она рассталась с чувством смущения перед ним, обращаясь к нему, словно бы это был Джехан, или ее родной брат. – Выпьем вместе вина.

– Благодарю вас, госпожа. – Он сел на коврик, скрестив ноги, и пригубил из наполненного пряной влагой кубка. Его удивляло чувство близости, столь неожиданно возникшее между ними. Против своей воли, он еще днем начинал мечтать о ночной встрече. Ему все труднее было помнить, что она была дочерью проклятого де Ронсье, и он должен ненавидеть ее. А также о том, что если их застанут, то обоим будет очень плохо.

Подогретое вино было сладким и очень вкусным. Гвионн смаковал его на языке, чувствовал приятное жжение в горле. Вдруг взор его упал на дверь между комнатами графа и графини.

– Лучше мне не задерживаться надолго.

Арлетта забавлялась с кошкой, с удовольствием гладя мягкую шерстку животного.

– Нет, нет, не надо бояться. Гвионн, хочешь познакомиться с Ноэллой?

– С Ноэллой? – Он посмотрел на кошку без особого интереса. Для него главное назначение этих животных было в истреблении наводнявших замок мышей и крыс. Гвионн ценил котов и кошек ненамного выше той дряни, которую те отлавливали. – А я и не знал, что кошек можно звать по именам.

– Эта зверюшка забрела сюда на самое Рождество и устроилась у моего камина, гордая, словно принцесса. Смотрит на меня так, словно я нищенка перед ее дворцом. Сперва даже в руки не давалась. Но я ее приручила, видишь?

Ноэлла сидела, прижмурив глаза: мягкий комочек меха на коленях у Арлетты.

Леклерк кивнул.

– Мурчит-то как, словно недовольная ведьма.

– Кошки никогда ничем не бывают довольны.

– И толстая, как свинья; вы ее раскормили.

Арлетта засмеялась. Быстрее мысли Гвионн прислонил ладонь к ее губам.

– Чшшш!

Графиня схватила его руку за запястье и отвела в сторону, все еще хихикая. В глазах ее светилась странная смесь насмешки и еще чего-то, что показалось Гвионну похожим на обожание. Его сердце радостно забилось. Он посмотрел на губы Арлетты. Они выглядели мягкими и нежными. Он ей нравился, и понимал это. Внезапно ему захотелось ее поцеловать. Сегодня все ее существо размягчилось, стало полудремотным, чувственным. Белая ручка двигалась по кошечьей спине, поглаживая теплый мех, лаская зверька, наслаждаясь общением с ним. Гвионн неожиданно почувствовал желание, чтобы графиня так гладила его волосы, его плечи, его прижимала к груди.

– Не такая уж и толстая, – ответила она. – Скоро будут котята, тупой ты болван.

– Котята? Вон оно что… То есть… – промямлил он, не зная, что сказать. Видя, что Арлетта ждет продолжения, добавил: – А когда?

– Да в любой момент, надо думать.

В свете огня волосы Арлетты окружали ее лицо золотистым нимбом, окрашивая щеки в бархатный оттенок.

Гвионн вздрогнул и неловко поднялся на ноги.

– Мне лучше уйти. Вам сегодня не нужна моя помощь?

– Нет, – разочаровала его она.

Сняв кошку с коленей, Арлетта встала и сделала несколько шагов в его сторону. На ходу она завязала тесемки своего халата. По опыту он знал, что в своей комнате графиня обходилась без нижнего белья. Он сжал кулаки, чтобы совладать с чувством, обуревавшим его. Он неплохо знал, что такое страсть. Но ведь раньше ему было наплевать на графиню Арлетту Фавелл. Его волновала только Анна, его жена.

Лишь вчера он был в этой комнате с Арлеттой, видел ее обнаженное тело. Он умащивал ее расплывающиеся синяки мазью из арники и еле сдерживал животные чувства. Но то, что сейчас с ним происходит…

Он отвел взгляд от бледной кожи, так плавно переходящей в изгиб, наполовину скрытый вырезом одежды. Он пытался не думать о ее маленьких грудях, которые, хоть он их никогда не касался, наверняка убрались бы, по одной, конечно, в его ладонь.

– Он не мучил меня уже неделю, – призналась она. – Мне стало много лучше. Та первая ночь, когда ты, Гвионн, пришел, была самой ужасной. Я думаю, что это оказалось чересчур даже для старого маньяка, так как через несколько дней он заявил мне, что если у нас и не будет детей, то винить за это он станет исключительно себя.

– Я рад. Если бы это продолжилось, боюсь, я мог бы сделать что-нибудь очень глупое.

Ее взгляд потеплел, на губах появилась улыбка.

– Правда? Без этого лучше обойтись, но я благодарю тебя за сочувствие.

Гвионн снова повернулся лицом к двери.

– Гвионн? – Ее голос заставил его вздрогнуть и обернуться. – В чем дело? Насупился, как ребенок. Я что, разозлила или расстроила тебя?

– Разозлили меня? О, небесное воинство, я далек от гнева, как никогда.

– Так что же случилось?

Ее лицо, обращенное к нему, было словно свежераспустившийся бутон, цветок любви доверчивой, признательной, который почувствовал над собою тепло руки, наклонившейся его погладить и сорвать. Оно словно тянулось на тонком стебельке ему навстречу. Гвионн начал терять голову. Никто на свете, даже Анна, не вызывали в нем такую бешеную страсть.

Он не мог сопротивляться ее чарам.

Может быть и не нужно противиться им? Взять и овладеть ею прямо сейчас – о, это было бы чудеснейшей местью, на которую он только мог рассчитывать. Он любил бы ее с изысканной утонченностью, заставил бы ее по уши втюриться в него. Скорее всего, это было бы несложно. До сих пор она знала только ненависть и жестокость. Если проявить чуточку заботы… Потом, когда она признается ему в любви, он ее, конечно, бросит. Надо разбить ее сердце, как ее отец сделал с ним, и оставить в лапах чудовища-мужа. Вот это будет месть что надо!

Он прикоснулся к локону золотисто-рыжих волос. Накрутил завиток на палец, словно виноградную лозу. Да, девочка хороша. Под тканью халата вырисовывались манящие очертания ее круглых грудей, длинные стройные ножки… Ее широко раскрытые глаза казались огромными; он словно тонул в них…

Гвионн не успел обдумать свои последующие действия, как его рука обвила ее шею, а другая скользнула вокруг талии, притянув гибкое тело к себе.

В улыбке она подняла к нему лицо. Их губы встретились.

Он подарил ей нежный поцелуй, один из тех, что юноша дарит своей первой возлюбленной.

«О, как он ласков, – думала Арлетта. – И как обходителен». Она молча наслаждалась этим новым и очень приятным ощущением.

Медленно, деликатно губы Гвионна касались ее губ. Так легко, что она почти не ощущала этого прикосновения. Это приносило радость, не то, что грубые укусы графа.

С той самой минуты, как они заговорили о Ноэлле, Арлетта понимала, что ее неудержимо тянет к нему ради этого самого поцелуя, однако деликатность и осторожность в чувствах молодого рыцаря поразили ее. Он целовался по-королевски. Она хотела, чтобы он схватил ее и целовал, покуда она не упадет в обморок от счастья. Но так было еще лучше, куда лучше. Как легко она себя чувствовала наедине с ним! Она обняла его, погладила по щеке, а когда он оторвался от ее губ, одарила его целомудренной, но приязненной улыбкой. Арлетта, словно рыбка, выскользнула из его объятий, и уступая ее движению, он тут же выпустил ее. В ее зеленых глазах горел вопрос. «Что же дальше?» – спрашивали они. Его теплая нежная рука поглаживала мочку ее уха.

Обмирая от нежданной радости поцелуя, полученного от мужчины, который сам угадывал ее желания, Арлетта вложила все свои чувства в улыбку, взяла его ладонь, и их губы соединились в еще одном головокружительно нежном прекрасном чистом лобзании.

Гвионн не мог и представить, что ему будет так тяжело справляться со своими собственными чувствами. Его сердце билось так часто и громко, что он удивлялся, почему граф до сих пор не пробудился и не прибежал сюда, и половина обитателей замка с ним. Арлетта отвечала на его поцелуи со все большим жаром. Умелый соблазнитель, он играл с ней, уклоняясь от тянущихся к нему губ. Она же всем телом наклонялась вперед, и их зубы соприкасались. Она была такой желанной, что каждый поцелуй пронзал его сердце острой болью. И тут ему пришло на ум, что Арлетта против него беззащитна.

Он расцепил ее объятия.

– Арлетта, мы не должны… Ведь мы… – к счастью, он успел поправиться, недоговорив того, что хотел сказать, – ты в браке. Мы вступаем на опасную дорогу.

Девушка легко пробежалась подушечками пальчиков по покрытой шрамом щеке Гвионна. И еще раз, только теперь уже вдоль шрама, снизу вверх. Когда Гвионн держал ее в объятиях, она забывала о своем замужестве. Ее пульс учащенно бился в страхе, что в любую минуту из двери может появиться старый граф, но ощущение опасности только обостряло чувства, придавая им остроту.

Счастливая Арлетта пыталась вспомнить, когда же она испытывала нечто подобное, но не могла. Как много лет прошло понапрасну… Почему же теперь она не имеет права хоть на маленький кусочек счастья, даже если это была любовь на час?

А именно так и будет, подсказывала ей холодная логика. Она была графиней Фавелл, и любой плотский контакт с рыцарем Гвионном Леклерком мог кончиться катастрофически для них обоих.

– Ну и пусть, это справедливая цена, – прошептала она сама себе.

– Что?

– Ничего. Не обращай внимания. – Пробуя глубину шрама ноготком, Арлетта, сама того не желая, направила его мысли на другой путь. Ей не хотелось думать о расставании в самом начале встречи. У нее было право на счастье, выстраданное и вымученное, и она приложит все усилия, чтобы оно продлилось как можно дольше. – Тебе не больно, когда я делаю так?

– Нет.

Мысли Гвионна путались. С одной стороны, он много лет ждал подобного момента, вынашивая планы мести. Еще когда она спасла его в бурном море, он мог соблазнить ее. С тех пор он провел много бессонных ночей, сожалея об упущенной возможности и горько казня себя за слабость. Даже теперь, когда Анна была рядом с ним, он, сжимая ее в объятиях, мечтал о тех карах, которые обрушит на голову Арлетты, как только представится подходящий случай.

И вот время пришло; спелое яблоко у него в руках, можно рвать, а он вместо этого думает только о том, как бы не обидеть ее, не причинить ей боль, физическую или душевную.

– Я готова целовать твой шрам днем и ночью, – прошептала графиня, в блаженном неведении относительно скрытого смысла сказанных ею слов; не зная, кто и при каких обстоятельствах нанес Гвионну эту рану. Щеки ее заливал румянец. – Ты очень сладко целуешься; я никогда не знала, как сладки поцелуи любовника.

– Мы еще не любовники, – возразил Гвионн.

Она засунула его руку в вырез своего халата и положила себе на грудь. Невозможно поверить, но выражение ее лица было доверчивое, невинное и соблазняющее одновременно. Ее грудь была теплой и тугой, как раз под его ладонь. Гвионн с трудом подавил желание прижаться к графине всем своим телом.

– Нет, лучше не делать этого…

Ее глаза, дымчатые в мерцающем свете свечи, манили, звали к очередному поцелую. Здравый смысл улетучивался. Гвионн отказался от попыток привести в порядок свои мысли, и склонился к ее лицу.

Арлетта таяла в его руках, без боязни, без страха.

– О, Гвионн! – простонала она, когда они снова сблизились.

Сжимая ее в объятиях, он нащупал кончик пояса и потянул за него. Ее одежда упала на пол.

– Арлетта… – У него перехватило дыхание. – Как ты прекрасна!

– И ты тоже, – с улыбкой ответила она.

Они сплелись воедино и упали на ковер. Потревоженная кошка метнулась прочь.

– Мы испугали Ноэллу, – прошептала Арлетта, нежно улыбаясь рыцарю.

– Забудь про нее, – прошептал Гвионн, взвешивая на ладони ворох шелковистых волос и ища губами и языком мочку ее уха.

Арлетта, преисполненная ликования, захлебывалась смехом.

– О, я люблю это!

– Правда? А если так?

– А-ах! Словно в раю!

– А так? – Его рука скользнула вниз, по теплым изгибам ее тела, нежно, неторопливо.

– Да, да, клянусь всеми мощами Франции, да! – Стон наслаждения. – О, еще, еще, не останавливайся!

– Милая моя, – шептал он ей в ухо. – Хоть раз кто-нибудь сказал тебе, сколь ты великолепна?

Она отрицательно покачала головой.

И вот его рука прикоснулась к треугольнику рыжих волос меж тугих бедер. Пальцы остановились, а затем медленно поползли дальше.

– А так нравится? – Он вложил в свой голос столько нежности, сколько мог.

– Да! – выдохнула она. – Да, да! О, Гвионн, скажи мне, что надо делать. Гвионн! Поцелуй меня, дорогой!

Гвионна не надо было упрашивать.

– О Господи, сладкий, только не останавливайся, – шептала она ему в самое ухо. – Нет, нет, не останавливайся.

Такое наслаждение Гвионн испытывал впервые в жизни. Никогда прежде он не был так счастлив.

Но разве этого он добивался?