Текст книги "Холодная весна"
Автор книги: Кэрол Тауненд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)
Глава двадцать четвертая
На женской половине дворца аббата, в своей комнатушке, больше похожей на монашескую келью, Петронилла переживала сложные и доселе незнакомые ей ощущения.
Она не собиралась убивать графа.
Это получилось совершенно неожиданно для нее самой, и она до сих пор не могла поверить в то, что натворила.
Они с графом пришли на представление каждый сам по себе, и встретились по чистой случайности уже после его начала. Петронилла никогда не упускала возможности лишний раз рассказать графу о том, какие у нее славные сыновья, поэтому она взяла Этьена за руку и отвела его в сторонку от толпы – поговорить с глазу на глаз. Танцующие медведи не совсем сочетались с набожным настроением господина графа, и он довольно легко согласился выслушать ее.
Но когда они уселись на бордюрчике над пропастью, и она начала свой нескончаемый рассказ о Вильяме, ей вдруг послышался Голос. Он звучал внутри ее сознания, очень ясно и отчетливо.
– Столкни его! Столкни! – потребовал Голос. – И тогда все твои горести окончатся. Луи сразу станет графом, а Вильям унаследует ему.
Голос настолько ошеломил Петрониллу, что на какой-то миг она даже потеряла нить повествования.
– Столкни его! Столкни! – Голос в ее мозгу звучал все настойчивее.
Петронилла помотала головой, и Голос смолк. Но идея уже поселилась в ее голове. Продолжая спокойно беседовать с графом, она невольно отметила, насколько низкой была каменная ограда, на которой они восседали.
Она пошарила взглядом по площадке – весь народ столпился вокруг скоморохов. Все глазели на танцующих медведей и комедианта с арфой. Никто не обращал внимания на двух занятых беседой пилигримов – на нее и графа. Она была готова поклясться, что никто их тут не знал и никто не заметил их появления.
Она как бы невзначай смерила взглядом глубину обрыва и у нее закружилась голова. Да, определенно, свалиться туда – это погибель.
И всего-то от нее требовалось с силой и, главное, внезапно, толкнуть его вниз.
Кровь бросилась ей в голову, уши покраснели. Сердце бешено заколотилось. И, вдохнув побольше воздуха, она еще раз оглядела площадку, повернулась к графу и изо всей силы толкнула его в грудь.
Ну вот… Готово. Всего один миг. Страшный вопль, но свидетелей не было. Кто хочешь закричит, если внезапно потеряет равновесие и кувыркнется в адскую бездну.
О, как ее подмывало поглядеть, куда он упал. Но Петронилла поспешно отвернулась от пропасти и, выпрямившись, чинно сложив руки на коленях, сделала вид, что все ее внимание занято скоморохами. Ах, какое несчастье! Ее всю трясло, и она боялась, что сознание ее помрачится и она тоже полетит с обрыва вслед за своей жертвой.
Теперь графом будет Луи.
Наконец-то она станет графиней Фавелл, и Вильям, ее любимый старший сын, унаследует этот титул от отца.
Ей не пришлось в этот вечер поужинать – до ужина ли было, когда страшная новость стала известна в аббатском дворце. Но что такое ужин по сравнению с тем, что теперь она была графиней Фавелл!
Негромкий стук в дверь прервал ее мечтания.
– Кто там?
Щеколда приподнялась и в двери вырисовался силуэт монаха, закутанного с головы до ног в одеяние своего ордена.
– Графиня Арлетта хочет видеть вас, моя госпожа, – объявил он.
Решив про себя, что она поправит монаха и укажет, как теперь нужно титуловать ее, в следующий раз, Петронилла поднялась.
– Бедная моя, – произнесла она притворно слащавым тоном. – Я боюсь, милочке нужен утешитель.
Петронилла горделивой походкой вошла в спальню Арлетты и с силой захлопнула дверь. Пламя свечи поколебалось. Чего уж теперь изображать смирение, ведь она стала графиней. Больше ей не надо оглядываться на старого бретонского пса. О, теперь она будет снисходительной, вежливой, ну и, конечно, немножко высокомерной, как этого требовал ее новый статус.
Вдова, сидевшая на постели, поднялась при ее появлении. С нею была компаньонка, леди Клеменсия.
Петронилла шагнула вперед, вытянув руки в учтивом приветствии.
– О, какая жалость! Какой ужас! Как это должно быть печально для вас! Только подумать, все возлагали такие надежды на это паломничество. И в результате – такой трагический конец!
– Вы правы. И в самом деле, конец очень трагичный, – спокойно заметила Арлетта.
Она не приняла руки, протянутой Петрониллой, и постояв немного перед Арлеттой в этой неловкой позе, убийца прижала руку к груди.
– Мы присмотрим за вами, – великодушно заявила вошедшая. – Мы понимаем, что дело вашего отца пока еще не решено, но знайте, вы всецело можете полагаться на наше гостеприимство.
Арлетта ничего не сказала и перевела взгляд на распятие на стенке. В первый раз в жизни Петронилла увидела, как холодны бывают глаза графини, как строго поджаты ее тонкие губы. Она выглядела необычно для себя – неприступной и очень решительной. Интересно, что давало ей основания так вести себя? Может быть, так у нее проявляется охватившее ее горе?
Повисшая в келье тишина показалась Петронилле зловещей, и она нарушила ее, вновь обратившись к Арлетте:
– Фавеллы никогда и пальцем не тронут женщину только лишь за то, что она оказалась бесплодной, – затараторила она, для убедительности жестикулируя руками. – Как новая графиня Фавелл, я заверяю тебя, что для вдовы графа Этьена в Ля Фортресс всегда найдется местечко. Не сомневаюсь, что мой муж полностью согласится со мной. Злая судьба распорядилась так, что теперь мой муж будет графом, а я графиней, но мы ни в коем случае не выкинем тебя за ворота.
Арлетта и Клеменсия обменялись взглядами, точное значение которых осталось Петронилле непонятным, но они ей почему-то очень не понравились.
– Есть нечто важное, что я хочу сообщить вам, леди Петронилла, – вежливо заявила Арлетта. – Поэтому очень прошу вас прервать свои излияния, прежде чем вы скажете еще какую-нибудь чушь.
– Чушь? – у Петрониллы сперло дыхание в горле. – Но это же неучтиво, Арлетта! Кажется, вы забываете, что имеете честь беседовать с графиней Фавелл.
– С графиней? Это ты-то графиня? – Девушка расхохоталась. – Я думаю, этого тебе придется ждать еще лет двадцать, а то и больше.
– Что ты имеешь в виду? – Петронилла тоже перешла на «ты». – Граф Этьен мертв. У него нет прямого наследника. В этом случае по закону наследует Луи.
Торжествующая улыбка медленно расплылась по лицу Арлетты. У ее собеседницы по коже пробежал холодок. Петронилле стало не по себе.
– Как же, как же, все именно так бы и было, но только у графа есть наследник. – Графиня возложила обе руки себе на живот. – Я беременна.
Петронилла почувствовала себя так, словно ее сильно ударили по затылку. Словно капли крови и мозга из разбитой головы, ее мысли разлетелись в разные стороны, и она никак не могла их собрать.
– Что?.. – от волнения она начала заикаться. – Что ты сказала?
– У меня будет ребенок.
Прошло несколько секунд.
– Но этого не может быть! – в смятении злодейка чуть не выдала свою тайну. – Ты не могла забеременеть!
Лицо Арлетты просто лучилось от удовольствия.
– Неоткуда, но, тем не менее, я беременна.
Пока Петронилла пыталась осознать новость, ее губы бессознательно двигались, словно бы пережевывая слова. Она-то думала, что ее пойло действует. Она была просто уверена, что ивовая настойка сработала безотказно.
– Но у тебя не может быть ребенка! – закричала она. – Ведь это и была причина вашего паломничества сюда, в этот город. Граф молился о том, чтобы ты зачала!
Арлетта спокойно кивнула.
– Верно, мы молились. Покидая замок, я уже подозревала, что во мне что-то есть, но было слишком рано говорить об этом с уверенностью. Я не хотела поднимать шум, не будучи убежденной в своей беременности. И я решила, что несколько лишних молитв в святом месте делу не помешают. – Она опустила голову, стараясь не встречаться с соперницей взглядом.
– Я очень сожалею, что ничего не успела сказать графу. Думала, сделаю это потом. – Она перекрестилась. – Он бы порадовался, узнав, что скоро станет отцом.
Петронилла глядела на вдову с нескрываемой ненавистью.
– Гулящая шлюха! Продажная девка! То, что ты носишь в себе – не графское отродье!
Арлетта в удивлении приподняла брови.
– Не графское дитя? Не смеши народ! Чье же еще оно может быть?
– Да нет же! Этого не может быть! Оно приблудное, черт тебя дери!
Петронилла придвинулась вплотную к графине, чтобы наблюдать за малейшими изменениями выражения ее лица.
– Граф Этьен не мог зачать его, даже если бы скакал на тебе с вечера до утра. Старый импотент! А ты – грязная и мелкая потаскушка! Ну, признавайся, от кого твой приблудыш? От сэра Гвионна? От сэра Жилля?
– Я прощаю тебе эту возмутительную клевету, – снисходительно промолвила вдова, нисколько не раздраженная излиянием ярости обманутой в ожиданиях Петрониллы. – Тебе, должно быть, сегодня солнце голову напекло.
У Петрониллы чесались руки закатить собеседнице звонкую оплеуху.
– Я так не оставлю твоего блуда, мадам, – продолжала она шипеть сквозь стиснутые зубы. Чтобы твой бастард лишил меня моего титула?!
– Твоего титула? Леди Петронилла, вам лучше присесть. Есть еще одна вещь, которую мне хотелось бы с вами обсудить.
Голос вдовы был спокоен, однако в нем слышались зловещие нотки.
– Мне не о чем с тобой говорить, – высокомерно заявила Петронилла и повернулась к выходу.
Арлетта мгновенно вскочила, словно кошка, увидевшая мышь, и загородила ей дорогу. Не оттолкнув ее, Петронилла не могла покинуть помещение.
– Ты не уйдешь отсюда, пока я не закончу, – продолжила Арлетта нежным голосом, в котором теперь все более заметно звучали стальные нотки. – Я хочу обсудить с тобой убийство моего мужа.
– У… убийство?
– Да, назовем это так.
В полном неведении о том, как много было известно Арлетте, Петронилла попыталась привести мысли в порядок. До этой минуты вдова не подавала никаких признаков, что ей известно больше, чем сообщалось в официальной версии. Петронилла почувствовала себя словно муха, с лёта угодившая в паутину. Отсюда будет нелегко выпутаться, придется повертеться, как следует поработать языком, но она выйдет из щекотливого положения.
Наконец придя в себя, Петронилла спросила:
– О чем это ты говоришь?
Льда в улыбке, которой Арлетта одарила соперницу, наверняка хватило бы на то, чтобы остудить все жаровни ада.
– Повторяю тебе на чистом французском языке. Я хочу обсудить с тобою убийство моего супруга.
– Ах, моя бедная Арлетта! – промолвила Петронилла елейным голосом, решив попробовать новую тактику. – Боюсь, горе помутило твой разум. Ни одна душа на свете не знает, как погиб твой муж. Никто не видел, как это случилось. Должно быть, выпив лишнего, он брел куда глаза глядят и спьяну кувыркнулся через заграждение. Его гибель была трагической случайностью.
– Да полно, какая там, к черту, случайность! Это было хладнокровное, заранее рассчитанное убийство.
Голос вдовы звучал все тверже. Улыбка ее явно была не более, чем искусно изготовленной маской.
Решив бороться до конца, Петронилла сжала кулаки.
– Милочка, да ты хоть понимаешь, сколь серьезно обвинение, которое ты бросаешь с такой самонадеянностью? – сказала она холодно.
Вдовая графиня обменялась со своей подругой еще одним многозначительным взглядом, от которого Петрониллу пробрал озноб.
– Да. Убийство – это не шутка, за него вешают за ноги.
Петля затягивалась.
– Но ведь никто ничего не видел, – Петронилла старалась говорить как можно более убедительно: – Я слышала, что все, кто был на площадке в этот момент, наблюдали за скоморохами.
– За тремя танцующими медведями и музыкантом с арфой?
У Петрониллы пересохло во рту. Арлетта придвинулась поближе, глядя ей прямо в глаза. На лице ее все еще была улыбка, но глаза оставались серьезными.
– Не все смотрели на медведей, – сказала Арлетта. – Я, например, осматривала окрестности.
Петронилла облизала сухие губы.
– Что… что вы там делали?
– Наблюдали за тобой.
– Господь свидетель, меня там не было.
– Не лги и не богохульствуй, убийца. Ты не можешь заставить меня не верить собственным глазам. Я видела тебя там. Ты разговаривала с графом. Затем поглядела по сторонам и толкнула его вниз.
– Ты лгунья, – сказала Петронилла, заставляя свой голос звучать естественно. – Ты завидуешь моей удаче, и пытаешься погубить меня. Я всегда знала, как ты меня ненавидишь. С первой минуты, как только прибыла к нам, ты делала все, что возможно, чтобы рассорить графа со мною и моим мужем.
Арлетта печально покачала головой.
– Нет, я никогда не испытывала к тебе ничего подобного. Ревность и подсиживание я оставляю тебе, ты в этих науках мастерица, госпожа моя. Но я своими глазами видела, как ты столкнула вниз моего супруга.
– Это ложь! – Петронилла распрямила плечи. – Это поклеп и навет на меня. Твои обвинения стоят не больше, чем ругань базарной торговки. Я буду стоять на своем, и наплевать мне на твои дурацкие выдумки! А вот подозрения относительно твоей беременности я непременно выскажу вслух.
– На твоем месте я бы прикусила язычок.
– Это почему же?
– Потому что есть еще одна свидетельница.
Сердце Петрониллы тоскливо заныло; только сейчас она осознала всю глубину ловушки, в которую ее так ловко заманили.
Широко раскрытыми от страха глазами она посмотрела на улыбающуюся Клеменсию.
Та подтверждающе кивнула. Лицо ее выражало удовлетворение происходящим.
– Да, леди Петронилла, – послышался ее мелодичный голосок, – и я тоже случайно оказалась на той площадке. Мы были вместе, и обе видели, как вы убили графа Этьена. – В ее голосе зазвучала жалость. – Бедный граф… Я никогда не забуду его предсмертного вопля…
В келье повисла зловещая тишина.
За дверью зазвонил колокол, созывающий монахов на вечерю. Дверь, до сих пор приоткрытая, захлопнулась от сквозняка. Свечи замерцали.
– Ну, теперь ты понимаешь, что твое положение безвыходное, не так ли? – подвела черту вдова.
Окончательно раздавленная, испытывающая одновременно ярость и страх, Петронилла бросила полный ненависти взгляд на женщину, которая отныне будет ее злейшим врагом.
Ее мечты рухнули. Годами она лелеяла мысль о том, что когда-нибудь граф умрет, и Луи унаследует его титул. Она позаботилась, чтобы это произошло побыстрее, и расчистила путь для мужа. Но теперь все ее планы были разбиты вдребезги вонючей бретонской потаскушкой, которая, как она теперь знала, почти наверняка блудила при живом муже. Дитя не могло родиться от графа Этьена. Она готова была в этом поклясться жизнью своего сына. Но при этом Петронилла была бессильна что-либо изменить. Если она шепнет хоть слово о своих подозрениях насчет ее беременности, шлюшка тотчас же выставит против нее встречное обвинение в убийстве графа.
Да, выхода у нее не было.
– Грязная сука! – прошипела она; голос ее дрожал от ненависти и презрения.
– Вам лучше потщательнее выбирать слова, леди Петронилла, – ничуть не смутившись, промолвила Арлетта. – Вы можете оскорбить слух святых отцов.
Грудь Петрониллы бурно поднималась и опускалась.
– Доброй ночи, глубокоуважаемая госпожа, – улыбнулась Арлетта. – Желаю вам счастливых сновидений.
– Тебе надо быть поосторожнее, Арлетта, – предупредила ее подруга, как только шаги Петрониллы заглохли в лабиринте коридоров. – Сегодня у тебя стало на одного врага больше.
– Я и сама знаю. – Арлетта бросилась на постель. – Я очень тебе благодарна за помощь и поддержку. Она не простит этого и тебе, никогда не простит.
Клеменсия содрогнулась.
– Она убийца, и ее надо судить.
– Мы будем держать меч над ее головой, – заявила Арлетта. – Пусть жизнь станет для нее преддверием ада, куда она угодит после смерти. Она убивала ради своего честолюбия. Пусть теперь, день за днем, горюет над тем, что безвозвратно уплыло у нее из рук.
– Ну разве это не перст Божий, что в конце концов ты оказалась беременна? – немного подумав, промолвила Клеменсия. – Ты сумеешь сохранить титул и власть, даже лишившись мужа.
Веки Арлетты смыкались. Она смертельно устала. За день столько всего произошло, что она едва успевала следить за развитием событий. Шок от гибели Этьена сменился осознанием того, что теперь она сама и ее неродившееся дитя в безопасности. Теперь, когда граф, надо надеяться, горит в аду, никто не узнает, что на самом деле она зачала дитя не от него. Ей пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы побеседовать как должно с госпожой Петрониллой, и одержать победу. Но она сделала это.
Клеменсия была права: положение Арлетты было не совсем обычно. Сперва она намеревалась выложить подруге всю правду о ребенке. Но, к счастью, не успела. И вот теперь даже Клеменсия не восприняла всерьез обвинения Петрониллы в прелюбодеянии.
– Есть и прецедент, – припомнила Арлетта, почти засыпая. – Герцогиня Констанца сохранила свой титул, когда погиб герцог Джеффри.
Клеменсия наморщила лоб.
– Но она вышла замуж во второй раз, не так ли? Уже после рождения Артура.
– Правда? Возможно, я тоже найду себе мужа после того, как родится ребенок.
Арлетта умолкла, размышляя. Только сегодня утром в часовне Нотр-Дам она молилась деревянной статуе, чтобы та помогла найти ей выход из положения, в котором она очутилась. Значит, Бог есть. И теперь она была свободна, но цена, заплаченная за независимость, была чересчур высока. Ее муж был мертв. Она все еще не могла привыкнуть к этому, даже после того, как наблюдала убийство своими собственными глазами.
Уничтожив графа, Петронилла освободила ее. Граф Этьен был бы прав, если бы засадил жену в подвал, предварительно лишив всего, чего только можно, за ее прелюбодеяние. Время было такое, что с женщин сдирали заживо кожу за меньшие грехи. Но Петронилла спасла и ее, и ребенка. Впереди еще немало сложностей, ибо не все может пройти гладко, но на ближайшее время их безопасность была гарантирована. Подумать только, еще несколько мгновений, и Арлетта выложила бы Клеменсии все начистоту…
Ее мысли забежали вперед. Только один Гвионн знал правду о том, кто был отцом ребенка. Можно ли было полагаться на то, что он будет хранить тайну? У нее мелькнула мысль, что, возможно, ей и Гвионну был бы смысл стать мужем и женой, но она не позволила себе думать сейчас об этом. Слишком рано планировать повторный брак с кем бы то ни было, впереди траур, и вообще…
Прежде всего надо обеспечить, чтобы ее ребенок обладал полными правами. Поспешный брак может все испортить. Она – графиня Фавелл, и, как вдова графа, является вассалом герцога Ричарда. Пока дитя не появится на свет, Арлетта будет предельно осторожна в своих действиях. Она не будет делать ничего, что могло бы прогневить сильных мира сего.
Так и не раздевшись, она незаметно провалилась в глубокий, восстанавливающий силы сон.
Через четыре дня погребальный кортеж с телом графа Этьена проследовал через ворота Ля Фортресс.
Гвионн уныло плелся в авангарде скорбной процессии.
Найти удобный момент, чтобы поговорить с графиней с глазу на глаз, ему пока не удавалось, и он решил терпеливо ждать.
Вдова следовала за катафалком, плотно закутанная в черные муслиновые пелены; лишь временами из-под них можно было уловить блеск ее глаз. Вокруг нее все время находилось множество разного народа. Сэр Жилль, узнав о смерти своего господина и немного оправившись от потрясения, глаз с Арлетты не спускал. Гвионну не оставалось ничего другого, как только изображать из себя скорбящего вассала.
Но мысли его были заняты совсем другим.
Граф был мертв, ни малейших шансов на наследника, по всем земным законам сэр Луи и его противная супруга должны были плясать от радости на дядюшкиных похоронах. Но Луи почему-то был мрачен, и жена его тоже выглядела угрюмой. Очень, очень странно. Уж не возникли ли преграды на их пути к наследованию?
Наиболее вероятным было бы предположение, что граф все же ухитрился сделать жене ребеночка.
Но Гвионн знал, что это невозможно.
Невероятная догадка зародилась в его голове. Мысль эта неотвязно завладела его сознанием, и он всю долгую дорогу домой поворачивал ее и так и этак, терзаясь сомнениями.
Неужели это он – отец ребенка Арлетты?
Видит Бог, он старался не покладая… ну, в общем, понятно, чего. Он уж сам начал думать, что Арлетта бесплодна, ибо, насколько мог заметить, она никогда не предпринимала никаких предохранительных мер перед соитием, как это делала Анна. Да и откуда наивной высокородной дурочке знать простые и верные народные средства?
Итак, чьего ребенка носит графиня Фавелл? Не его ли?
Каждый раз, когда Гвионн задавал себе этот непростой вопрос, его душа наполнялась множеством противоречивых чувств.
К тому времени, когда кортеж достиг подъемного моста перед воротами замка, он был уверен, что ребенок его. Если Арлетта не дура, она представит его всему свету как дитя графа.
Что ж, он не будет торопить события. Нужно действовать осмотрительно.
Он долго ждал, когда наступит сладкий момент мести.
И он не позволит себе все испортить в последнюю минуту.
Когда гроб с изуродованным телом графа был перенесен в часовню и отданы распоряжения насчет всенощного бдения, Гвионн отправился разыскивать Анну. Он не нашел ее пожитков в зале. Нигде не было видно ни Бартелеми, ни Жана.
Он проверил сундук в горнице – иногда Анна оставляла в нем шелковый шарф или накидку. Пусто.
Вернувшись в зал, он набросился с расспросами на Веронику, новую служанку Арлетты, которая, сгибаясь под тяжестью тяжелого рулона черного бархата, медленно продвигалась в сторону часовни.
– Ты не видела Бартелеми ле Харпура?
– Он съехал, господин, – ответила та, опустив свою ношу на стоящие рядом козлы и переводя дух.
– Съехал? Куда?
Вероника удивленно посмотрела на него.
– Да откуда же мне знать, господин мой? Наверное, не понравилось здесь, отправился в другое место.
– Ну ладно. А Анна – мадам Ле Харпур? Она где?
– Само собой, ушла с мужем.
– Что?
– Они же муж и жена, господин…
Осознав, что Вероника смотрит на него с изумлением, Гвионн опомнился.
– Да-да, конечно. И парнишку тоже с собой забрали?
– А как же иначе? Я могу идти? Леди Клеменсия приказала мне отнести бархат в часовню, а потом…
– Да, благодарю тебя, Вероника, – пробормотал Гвионн. – Ступай, куда тебе велели.
Удостоверившись, что Анна исчезла, не оставив ему даже записки, Гвионн отправился к себе в комнату и закрыл дверь. Бросившись ничком на узкую постель, он долго пытался разобраться в своих чувствах. Это удалось не сразу, ибо мысли его путались. Ему казалось, что он бредет сквозь густой туман, вытянув вперед руки.
Ему бы горевать, что Анна его бросила. Но после того, как Гвионн потратил целый час, пытаясь осознать, что же все-таки случилось и разобраться в своих чувствах, он понял, что не только горя, но даже серьезного огорчения не испытывает. Возможно, он ей не подходил. А может, с того дня, когда отец Арлетты убил его отца, в его душе не осталось места для чувств к Анне?
Ему-то казалось, что он любит Анну, что они понимают друг друга, что она всегда будет идти по жизни рядом с ним. Он привык воспринимать ее любовь как нечто абсолютное, не зависящее ни от каких условий. Только сейчас он понял, что ошибался. Ее уход был для него потрясением, ударом по его самолюбию. Хоть бы записку оставила, что ли. В конце концов, они обвенчаны в церкви, и Жан был их законным сыном.
Гвионн, которому приходилось испытывать и более тяжелые удары судьбы, усмехнувшись, подумал, что предательство любимой, может быть, еще пойдет ему на пользу.
И вот, наконец, туман рассеялся, и Гвионн понял, что за чувство он испытывает. Это было упоительное ощущение полной свободы.
Анна и Бартелеми ушли, и теперь никто в Ля Фортресс не знает правды о его происхождении. Пока они оставались рядом с ним, Раймонд Хереви, когда-то женившийся на Анне, существовал. Но Раймонд давно уже стал Гвионном Леклерком, и теперь, когда присутствие Анны перестало быть преградой, он быстрее совершит волю судьбы.
Да, Гвионну будет не хватать ее спокойствия. Ему будет не хватать простой любви, и не к кому будет пойти в те ночи, когда больше идти некуда. Но он был уверен, что такую, как она, еще найдет.
Итак, перемены слабо огорчают его. Гвионн усмехнулся и положил усталую голову на сцепленные пальцы обеих рук. Он может предсказать, что будет дальше. Надо только подождать, но первым шагом на этом пути будет установление того факта, что у Арлетты родится ребенок – его ребенок. Если она беременна, об этом оповестят официально, всех и каждого.
В конце концов, совсем неплохо, что Анна ушла. Она несла с собой опасность, а это никому не сулило добра.
Еще из Рокамадура были высланы гонцы с известием о гибели графа. Через двое суток в Ля Фортресс прибыли епископы Кагора и Перигора в своих агатово-черных клобуках и митрах. Их сопровождали около полудюжины во всем им покорных прелатов. После их прибытия состоялись похороны. Словно вороны собрались вокруг падали.
Гвионн стоял в почетном карауле, когда гроб графа был опущен в глубокую бархатистую тьму семейного склепа Фавеллов. Гробница была высечена в известняковой скале, на которой стоял замок. Множество извилистых проходов вели к маленьким запечатанным комнатушкам под полом часовни; во время осады там устраивали тайники для укрытия людей или сокровищ.
Тут и будет место последнего упокоения графа Этьена Фавелла.
Во время совершения погребального ритуала вдова стояла с горестно опущенной головой, а после службы ее вывел из часовни за руку сам епископ Кагорский.
Гвионну все еще не представилось случая остаться с нею с глазу на глаз, но позже до него дошел слух, что Арлетта провела несколько часов с епископом наедине, причем на время разговора дверь горницы была заперта изнутри на ключ. Было более чем вероятно, что скоро состоится публичное объявление о беременности графини, и его сделает сам епископ.
Пополудни в горницу пригласили Гвионна.
Леди Клеменсия занималась шитьем на высоком сиденье у окна, выходящего на реку, а Арлетта сидела за столиком перед свитком пергамента. Она сосредоточенно затачивала перо, морщась от напряжения.
Гвионн не отрывая глаз смотрел на нее, совсем забыв о неурядицах в личной жизни. Он совсем запамятовал, что Арлетта умеет писать, и зрелище женщины с пером в руках показалось ему чрезвычайно странным. Он заглянул в письмо, которое начиналось так:
«Дражайшая Элеанор, Ваша любящая падчерица взывает Вас возрыдать и возликовать вместе с нею…»
Арлетта подняла от написанного свою головку и улыбнулась ему снисходительной улыбкой хозяйки богатого поместья.
– О, сэр Гвионн! У меня есть к вам одно поручение.
Леклерк учтиво поклонился.
– Я всецело в вашем распоряжении, моя госпожа.
– Я насчет Изельды. Думаю, вы заметили, что моя кобыла сильно постарела за годы моего заключения.
– Я делал все что мог, заботясь о ней.
Она снова одарила его улыбкой.
– Как же, мне это отлично известно, сэр Гвионн. Я сама все видела, и благодарю вас за службу. Но факт остается фактом, она не столь резва, как восемь лет назад. Я не держу мысли сдать ее скупщикам лошадей, но теперь мне по статусу полагается кобылка помоложе. Попрытче, порезвей. Если придется пустить лошадей в галоп, Изельда сильно отстанет от жеребцов свиты, а графам и графиням полагается скакать впереди. Она неплохая лошадка, но слишком стара, чтобы использовать ее каждый день.
Гвионн произвел в уме быстрый подсчет. В Иванов день начнется охотничий сезон; если Арлетта собирается поохотиться, значит, она не беременна.
Но тут вмешалась леди Клеменсия, тотчас же прояснив ситуацию.
– Арлетта! – воскликнула она, строго нахмурившись, что придало ее милому добродушному личику комичное выражение: – Ты же не собираешься охотиться этим летом? Разве можно рисковать в твоем состоянии?
Потом она в ужасе всплеснула руками, и щеки ее быстро залились краской.
– О, дорогая, прости меня! Лучше бы я молчала. Еще никто ничего не знает, не так ли?
– Успокойся, Клеменсия, – рассмеявшись, промолвила графиня. – Не стоит волноваться. Мы с епископом договорились сделать официальное сообщение сегодня после вечерней службы. – У меня есть причины радоваться, что сэр Гвионн, пусть и случайно, узнал об этом чуть раньше других.
Взгляды Арлетты и ее молодого вассала встретились, и ее голубые глаза вспыхнули. Тотчас он понял, на что хотела намекнуть Арлетта; может быть, даже они заранее договорились, чтобы милая, но более темпераментная и непосредственная, чем ее госпожа, Клеменсия заговорила об охоте, и умышленно выдала ее действительное положение. Хотя кто их знает…
Так или иначе, она сообщает ему, что беременна, и ребенок от него.
С улыбкой глядя в ее открытое, удовлетворенное лицо, в глаза, которые словно умоляли его разделить ее радость, он взвесил все за и против. Арлетта думала, что знает о нем все, но разве это было так? Что будет она делать, если ей станет известно, что его цель – месть, что отмщение стало смыслом его жизни еще до того, как он узнал о ее существовании? Наконец-то отпрыск проклятого рода де Ронсье в его руках. Теперь он мог отомстить. Все, что ему оставалось сделать, это сказать два слова, и Арлетта будет у его ног.
В его силах было погубить ее.
Но если он нанесет удар, это отразится на его ребенке. Втором ребенке.
Странно, но эта мысль впервые пришла ему в голову. Пытаясь предугадать развитие событий, Гвионн многократно прикидывал бессонными ночами возможные варианты, но ни разу не задумался над судьбой ребенка, которого Арлетта может зачать от него. Его мечта сбылась, но он никогда не думал, насколько все изменится после того, как все это произойдет.
Возможно, его месть будет более действенной, если он оставит все на волю судьбы – позволит ей выносить и родить его дитя, выдав его за дитя графа. Да, это была бы любопытная альтернатива: в таком случае его сын – если это будет сын – унаследовал бы все владения Фавеллов. И изо всех планов мести, рождавшихся в голове Леклерка, этот план, не наносивший вреда лично Арлетте, сейчас представлялся ему наиболее подходящим. Удивленный тем, как все складно получилось, он вдруг поверил, что было не так уж и глупо с его стороны влюбиться в избитую и обожженную графиню в худшие дни ее жизни. Едва ли он мог добиться большего другими способами.
Грубо говоря, дилемма, стоящая перед ним, выглядела следующим образом: либо нанести смертельный удар Арлетте Фавелл и разрушить судьбу своего второго ребенка, либо вступить с нею в сговор ради блага этого ребенка.
Завораживающая мысль осенила его. Если феодальные суды оправдают Франсуа де Ронсье от подозрений в измене, ребенок мог бы со временем прибавить к землям Фавеллов и земли де Ронсье… С этим нельзя было не считаться. Если позволить событиям развиваться естественным путем, можно было бы устроить так, чтобы внук злодейски умерщвленного Жана Сен-Клера вступил в законные права наследования всем графством де Ронсье.
