Текст книги "Холодная весна"
Автор книги: Кэрол Тауненд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)
Некоторых раненых вели под руки, а тех, которые не могли передвигаться сами, приносили на руках и укладывали на соломенные подстилки, расстеленные полукругом вокруг огня.
Все надежды Арлетты на то, что она и сама сможет порасспросить участников, улетучились, как только отец заметил ее. Граф что-то оживленно говорил капитану Бонду. Его рыжеватые брови удивленно поднялись, но своей речи он не прервал. Откинув голову назад, он продолжал свое повествование, которое, совершенно очевидно, доставляло ему большое удовольствие.
До Арлетты долетели обрывки его слов: «неизбежные потери… но я доволен результатом». Она заключила, что отец на этот раз находится в хорошем расположении духа. И, не обращая внимания на его гримасу, она радостно бросилась ему навстречу.
– Папа! Что случилось? С тобой все в порядке?
Граф вздохнул.
– Ну-ка, принеси мне немного вина, Бонд, и обязательно подогрей его.
– Да, монсеньёр. – Капитан отсалютовал и отправился в винный погребок.
– Папа! Ты не ранен?
Под глазами графа были темные мешки, что свидетельствовало о недосыпании, морщины на лице стали как будто глубже и резче, но в его глазах светилось радостное возбуждение, и Арлетта не могла его не заметить. Его щеки побагровели.
– Спасибо, дочка, я неплохо себя чувствую. Немного устал от седла, но это пустяки. – Граф потянулся, и Арлетта готова была поклясться, что улыбка на его лице была улыбкой победы. Тут его внимание привлек стон одного из раненых. – Но кое-кому из моих людей пришлось куда хуже, чем мне.
Арлетта вспомнила повозку с ранеными, человека без руки, и содрогнулась.
Графу уже наскучило разговаривать с ней.
– Будь умницей, иди и разбуди мачеху. Стрела попала в бедро одного из воинов, и, боюсь, раздробила кость. Он блеял как новорожденный ягненок всю обратную дорогу.
– Силы небесные! А когда он был ранен?
Граф настороженно посмотрел на дочь.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Может, сегодня? Он был он ранен сегодня?
Граф покачал головой.
– Сегодня, вчера, позавчера… Какая тебе-то разница?
– Для него – большая разница, папа, – объяснила Арлетта, думая, что ее отец должен бы это понимать не хуже, чем она. – Если сегодня, то еще есть шанс, что мы с мачехой можем спасти его ногу. Если раньше, то могло начаться заражение, и…
Отец Арлетты пожал плечами и посмотрел на железный канделябр, бросающий круг желтого света на одну из соломенных подстилок. Клеменсия уже стояла на коленях подле нее, отирая лоб лежащему на ней смертельно бледному, стонущему солдату. Арлетта поняла без объяснений, что он-то и был тем человеком, которого поразила стрела и что даже сам искусник из Салерно не смог бы спасти ему ногу, так как бедняга был ранен более суток назад.
– Сделайте, что сможете, – отрывисто сказал отец. – Вы знаете, кого взять, если вам понадобится помощь.
– Да, папочка. – Арлетта повернулась к огню, настраиваясь на то, что сегодня, возможно, предстоит самая тяжелая ночь в ее жизни. Если дело дойдет до ампутации, кто будет держать нож? Ведь не наемники же. Арлетте очень хотелось, чтобы Элеанор с ее спокойствием и хладнокровием поскорее пришла на подмогу.
Когда Арлетта и Клеменсия освободились и поднялись наверх, чтобы продолжить прерванный сон, уже рассвело.
Пьер встретил их на лестнице.
– О госпожа!
Арлетта устало улыбнулась ему, но не сказала ни слова. Она была измучена видом человеческой боли и страданий и чувством собственного бессилия. Хоть Элеанор и применила все свои медицинские познания, они не смогли спасти многих из тяжелораненых. Арлетта чувствовала себя беспомощной и несчастной.
Держась за толстую веревку, прибитую к стене гвоздями на всем протяжении лестницы, Клеменсия обогнула их и первой вошла в опочивальню.
Усталая Арлетта облокотилась спиной о холодную каменную стену и посмотрела на мальчика.
– Я разузнал все, что вы желали знать, госпожа!
– Пьер? – Мгновение Арлетта не могла поверить своим ушам.
– Да-да, госпожа. Я узнал, куда ходили отряды. Была большая битва!
– Это и я поняла, – ответила она. Затем, заметив, что детские глаза застилает разочарование, заставила себя проявить интерес. – Ну и что же тебе удалось узнать? – Ей было совсем не до этого внизу, у очага. Она не смогла бы расспрашивать раненых, даже если бы у кого-то из них хватило сил отвечать на ее вопросы.
– Бой был в Кермарии. Помнишь, что это за место, госпожа? Оттуда прибыл Николас Варр, прежде, чем поселился у нас.
– Кермария? Ты уверен?
Пьер энергично кивнул.
– Я узнал кое-что еще, госпожа.
Это подогрело интерес Арлетты.
– Что? – спросила она.
– Я слышал имена Хереви и Сен-Клер, – заявил Пьер.
– Хереви? Мой отец упоминал это имя, но что касается Сен-Клера?.. Интересно бы знать, какая связь между ними. – Арлетта пыталась связать воедино обрывки спутанных мыслей, но она настолько устала, что никак не могла сосредоточиться.
– Хотите ли вы, чтобы я разузнал побольше, госпожа?
– Если тебе не трудно. – Арлетта предпочла бы, чтобы отец сам рассказал ей о том, что произошло. Но она слишком хорошо знала этого человека и понимала, что любое проявление интереса с ее стороны будет воспринято как вмешательство в его дела.
Они дошли до двери опочивальни. Пьер поспешил приоткрыть ее для высокородной леди и, ничего не видя перед собой, Арлетта вошла в комнату. Клеменсия уже улеглась, подоткнув под себя одеяло со всех сторон. Арлетта, не раздеваясь, свалилась на постель рядом с подругой и натянула одеяло на голову. Она должна подумать над словами Пьера. Арлетта пыталась это сделать, но глаза ее слипались, и очень скоро она погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Раймонд провалялся в канаве около Кермарии почти сутки, прежде чем пришел в себя; боль разрывала его измученное тело.
Он подавлял стоны, потому что вместе с сознанием к нему вернулась и память. Граф Франсуа с отрядами подкрались к Кермарии в самый глухой час ночи и напали на них на рассвете. Этот рассвет Раймонд никогда не сможет забыть, хотя он мало что помнил о самой схватке – еще в самом начале он получил сокрушительный удар по голове. Это случилось сразу, как только он выскочил из дома, а потом один из солдат графа де Ронсье выволок его на задний двор. Грязный головорез стащил с него сапоги и бросил его рядом с чьим-то трупом, у самого забора. Каким-то чудом Раймонд сохранил присутствие духа: ему удалось сдержать крик. Но это было не просто, так как он знал и любил того, рядом с чьим бездыханным телом он сейчас лежал. Это был рыжий Дени, самый веселый слуга в доме его отца; они часто бражничали с ним вдвоем по вечерам. Больше не будут. Проклятый де Ронсье. Будь проклята вся чертова семейка. Однажды, давал себе клятву Раймонд, он позаботится о том, чтобы сатанинский род сполна заплатил за все грехи графа.
Он устало приподнял голову и посмотрел на утреннее солнце, на верхушки камышей, которыми заросла речная пойма. Его голова кружилась и болела, болотистая почва угрожающе проминалась. Он мог двигаться только очень медленно.
Вереница гусей спокойно плыла по безоблачному небу. Раймонд нашел взглядом усадьбу его отца, небольшую каменную башенку над замшелой стеной. Кто-то стоял на страже на ее верхушке, ему были видны и болота, и дорога из Ванна. Конечно же, это был воин де Ронсье. Раймонд поспешно отвернулся, и это движение причинило ему такую боль, что он уже не решался сделать хоть один быстрый жест или шаг.
Он забрался в камыши, не обращая внимания на ржавую воду. Каждая мышца болела. Сколько времени он валялся во рву? День, два? Сознание медленно прояснялось, что приносило ему только новые муки. Страшно хотелось пить. Его лицо распухло от царапин и ссадин. Когда он шевельнул губами, резкая боль пронзила все его лицо от висков до подбородка. Раймонд осторожно ощупал место, которое болело.
– О Господи!
Он не мог оценить, насколько серьезна его рана, но похоже было, что ему едва не разрубили череп пополам. Рана была глубокой, но, кажется, уже начинала затягиваться. Он нащупал по всей ее длине бугорки засохшей крови. Спереди его туника тоже задубела от крови. Раймонда пробрала дрожь, и он снова обернулся посмотреть на свою бывшую усадьбу.
Ему хотелось знать, уцелели ли его отец и его дядя Вальдин Сен-Клер, победитель многих рыцарских турниров. Он не видел их тел, но то, что он успел увидеть, убеждало его в том, что де Ронсье если и не достиг своей цели, то был к ней очень близок. Что стало с младенцем Филиппом, младшим братом Раймонда? Неужели де Ронсье убил ребенка? Было похоже на то, ибо брат Филипп, как законный наследник, имел права на некоторые из земель де Ронсье. Несомненно, резня была произошла именно из-за этого. Де Ронсье хладнокровно стремился истребить всех возможных претендентов.
А что с его сестрами, Гуэнн и Катариной? Девушки не представляли угрозы для графа де Ронсье, но Раймонд не был уверен, что это обеспечило им неприкосновенность.
Дозорный стоял на посту. Раймонд не испытывал особой любви к брату – младенец Филипп, как законнорожденный, обошел его, похитил его права на наследование. И все же Раймонд не мог смириться с мыслью, что младенца могут изрубить мясницкими ножами. Юноша видел дозорных, охранявших укрепления Кермарии. Какие бы вопросы не крутились в его израненной голове, молодой человек отлично понимал, что было бы безумием вернуться, чтобы узнать ответ на них. Едва он приблизится к усадьбе, его тут же не станет. Живы или нет его брат и сестры, лучшее, что мог сейчас сделать Раймонд – это спрятаться и переждать. Он должен был помочь себе сам, залечить свою рану, а уж потом обдумывать планы мести. И если он выживет, де Ронсье еще проклянет тот день, когда родился на свет.
– Будь проклят граф Франсуа, – шептал он распухшими губами. – Пусть он навеки сгинет в аду!
Раненый сглотнул слюну. Прежде всего, надо было найти чистую воду. На четвереньках, не высовываясь из тростника, Раймонд пополз по болотной грязи на юг, стараясь не отдаляться далеко от реки. Все его тело болело, в голове при каждом движении стреляло, но он медленно продвигался вперед. Было только одно место, где он мог укрыться и считать себя в безопасности. Перед тем, как действовать дальше, ему нужно было залечить рану и раздобыть денег. То, что он собирался сделать, потребует больших затрат.
Глава десятая
Мадалена, крепостная графа Сен-Клер, рубила тростник на берегу реки, пониже господской усадьбы в Кермарии. Ее дом стоял у самых стен усадьбы, и во время вчерашнего ночного боя была повреждена его тростниковая крыша. Мадалена собиралась починить ее как можно скорее. У нее не было времени переживать по поводу событий минувшего дня. Как и все ее односельчане, она была потрясена ночным происшествием в усадьбе, но одного дня на траур и соболезнования было вполне достаточно – наутро нужно было продолжать прерванную работу. Нет, после трагических событий они не стали меньше уважать своего хозяина. По сравнению с предыдущими, он был неплохим, даже добрым господином. Но теперь Жан Сен-Клер лежал мертвый и окоченевший, и они не могли ничем помочь ему, а работа в поле не терпела отлагательств. Мадалена умело держала косу покрасневшими, иссеченными осокой руками, и валила густую траву легкими, уверенными взмахами.
Женщина крепкая и сильная, она не боялась одна работать на болоте. Поэтому, услышав необычный шорох, она не обратила на него особого внимания – это могли быть утка или лысуха, потревоженные на гнездовье. Она только напомнила себе, что надо не забыть проверить хорошо замаскированные сетки и силки, расставленные на дикую птицу, и снова взмахнула косой.
Узкая полоска ткани придерживала седеющие волосы Мадалены, не давая им спускаться на глаза во время работы. Камыши снова зашелестели не далее, чем в трех ярдах от нее. Мадалена распрямилась, положила косу на сгиб локтя и поправила повязку на голове.
– Кто тут есть живой? – окликнула она, не ожидая услышать ответа.
– Мадалена…
Хриплый шепот заставил крестьянку покрепче ухватиться за косу. – Кто тут? Кто это говорит? – Она выставила вперед свое оружие – загнутое кривое лезвие блестело в лучах восходящего солнца.
– Мадалена, помоги мне…
Заросли камышей раздвинулись, из них выползло странное существо, вероятно, некогда называвшееся человеком. Мадалена в ужасе смотрела на окровавленное, избитое лицо незнакомца.
– Матерь Божия! – Крестьянка попятилась, запнулась о связку нарезанного тростника и остановилась. Забыв про работу, про свою крышу и тростник, женщина была готова в ужасе броситься прочь.
– Мадалена! Помоги мне… Разве ты не узнаешь меня?
У создания, которое выползло из тростника, были зеленые, очень красивые зеленые глаза. И крестьянка их узнала – о них мечтала по ночам каждая девушка в Кермарии, когда приходило ее время влюбиться.
– Мастер Раймонд! – У Мадалены выпала из рук коса, а сама она опустилась на колени перед сыном покойного хозяина.
– Благодарение судьбе, – прошептал раненый. – Ты узнала меня. А ведь в какой-то миг я испугался, что ты прикончишь меня этой косой.
– Мастер Раймонд, ваша бедная голова…
– До свадьбы заживет. Мадалена, у тебя есть вода?
– Да, конечно, господин. Вот…
Мадалена протянула Раймонду старую кожаную фляжку, и юноша жадно выпил все ее содержимое.
– Что теперь с вами будет, сэр? – спросила она, все еще с ужасом глядя на то, что стало с его лицом.
«Теперь, – подумала она, – Раймонду Хереви будет не так легко, как прежде, добиваться побед над девушками – шрам от носа до скулы останется навсегда. Надо как следует обработать эту рану, все остальные порезы и царапины кажутся незначительными. Много запекшейся крови, но это ничего – он парень молодой».
– Мадалена, скажи мне, если знаешь, что делается в Кермарии? Де Ронсье все еще в усадьбе моего отца?
– Нет, господин, но он оставил гарнизон для охраны…
Раймонд кивнул, стараясь не упасть в обморок от боли, пронзавшей его измученное тело. Казалось, его голова раздулась по крайней мере вдвое, и ему было очень трудно сосредоточиться. Если бы не смертельная опасность, грозившая ему, он свалился бы прямо в ржавую болотную грязь и уснул. Камыши плыли и кружились перед его глазами. Его мотало из стороны в сторону.
– Господин, вы очень бледны…
Раймонд поднял голову.
– Говори же, Мадалена. Что случилось с моим отцом? Граф захватил его?
На широком лице Мадалены читались боль и жалость. Своей сильной, задубелой от работы рукой она сочувственно коснулась его грязного колена. Она не отважилась прямо сказать, что случилось, но ее взгляд выдавал горькую правду.
– Я… Мне очень жаль, господин…
Раймонд обхватил грязными руками изуродованную голову.
– Будь все проклято! За что Бог так наказывает нас?
Мадалена смотрела на горестно склоненного юношу и молчала. Она была в два раза старше Раймонда Хереви. Он был сыном рыцаря, а она – дочерью крепостного мужика, но несмотря на это, Мадалена чувствовала, что его горе глубоко тронуло ее. Конечно, незаконное происхождение Раймонда лишало его прав на Кермарию, однако старый Жан Сен-Клер любил своего первенца и всегда защищал его интересы в пределах своих владений. Раймонд привык к легкой жизни, привык, что находится под защитой. А теперь вдруг все изменилось. Он не только потерял отца, но и лишился своего положения. Теперь он предоставлен самому себе.
Жалость толкнула Мадалену к нему. Она обхватила Раймонда сильными руками, в ее объятии было что-то материнское. Она крепко держала его, не давая упасть. Раймонд дрожат всем телом. Мадалена нежно, слегка укачивая, успокаивала его, покуда дрожь не прекратилась.
Тогда она отпустила его и, отойдя немного в сторону, сглотнула комок в горле и вытерла глаза подолом юбки.
– Господин, это еще не все. Если у вас достаточно сил, чтобы выслушать меня…
– Я готов.
– Ваш дядя тоже мертв.
– Как это произошло?
– Был бой. Я знаю только, что он умер, сражаясь бок о бок с вашим отцом. Он погиб, как герой, и ваш отец тоже.
– А мои сестры? – Зеленые глаза воспаленно блестели. – Что сделал с ними проклятый мясник?
– Я не знаю, господин. Единственная, кого я видела после набега, была Мери Брайс. Они увезли ее под вооруженной охраной. Ваших сестер я не заметила. Не знаю, что сталось с ними.
Раймонд наклонился вперед и схватил руку Мадалены.
– Не знаешь? Но кто-то ведь должен знать.
Мадалена покачала головой и снова поправила повязку.
– Нет. Это для нас загадка. Никто в деревне не видел ни ваших сестер, ни вашего братца с той самой ночи. Да мы, сельские жители, и не могли ничего видеть, когда вы там дрались.
– Хочешь сказать, что вы все попрятались? – спросил юноша.
Мадалена вздернула подбородок:
– Да, а как же иначе? И я тоже пряталась. Это ведь не моя земля, чтобы я была готова отдать за нее жизнь. Нас не учили воевать, нам не раздавали мечи и кольчуги…
– Но кто-то из вас мог бы прийти на помощь.
– Да, нашлись такие горячие головы. И что было им наградой? Они валяются вон там во дворе, мертвые. Гнилое мясо. Их жены и дети рыдают. Те из нас, кто поумнее, смолоду приучились пониже пригибаться к земле. Мне очень жаль, что ваш отец мертв, и дядя тоже. Они были неплохие господа. Но… – Мадалена оборвала себя на полуслове. С каждой минутой раненый бледнел все больше. – Уж простите, мастер Раймонд, но дело обстоит именно так.
Раймонд обхватил руками колени и тупо смотрел на болотные кочки.
– Я понимаю, все понимаю, Мадалена. Даже если бы вы, селяне, и хотели нам помочь, это было не в ваших силах.
– Выбор у нас был невелик. Мы подождем, новый хозяин для нас найдется.
Луч взошедшего солнца пробился сквозь камышовые заросли и заплясал на спутанных волосах и лице Раймонда, подчеркивая мертвенную белизну кожи на тех участках, которые не запеклись в кровавую корку. Его голова клонилась все ниже.
– Мастер Раймонд! Вам здесь нельзя оставаться.
– Я слишком устал, чтобы ползти дальше. – Раймонд начал говорить невнятно. – Больше нет сил.
– Не надо никуда ползти. Я знаю здесь, в этих болотах, каждую тростинку и каждую ветлу. И я могу спрятать вас. Даже если граф пошлет весь свой гарнизон на ваши розыски, они не найдут вас среди этих трясин. Слушайте, мастер Раймонд, – и видя, что ее собеседник проваливается в пучину беспамятства, Мадалена потрясла его за плечи. – Даже ребенку ясно, что вам нет пути назад, в отцовский дом. Может быть, у вас есть место, где вы можете отсидеться некоторое время? Куда прикажете доставить вас?
– Локмариакер, – пробормотал Раймонд.
Он уже почти спал.
– Локмариакер?
– Найди там Анну. Скажи ей обо мне, и она поможет. Спрячь меня в дольмене…
Раймонд безвольно откинулся на спину и заснул в теплых руках Мадалены.
Крестьянка позвала на помощь своего брата, Джоэля; вдвоем они завернули бывшего хозяйского сына в одеяла и погрузили его в лодку, которая ночью отплыла от Кермарии. Раймонд был без сознания. Ускользая от рук жестокого де Ронсье, юноша продолжил свой путь на носилках из лозняка, а затем на ослике его переправили в Локмариакер. Мадалена и Джоэль нашли дольмен. Перед тем как войти в это в мрачное место, они десять раз прочли «Отче наш» и долго крестились, чтобы защитить себя от злых духов, живущих здесь, а потом вдвоем внесли раненого в подземелье и оставили его там.
Затем его спасители отправились в харчевню «Якорь», где надеялись получить еду и питье и разузнать, кто такая Анна и где она живет, чтобы послать ей весточку. К счастью, они наткнулись на отца Иана, деревенского священника, проходившего мимо сельской церкви. Отец Иан, конечно, знал Анну – единственную Анну в Локмариакере, и дом ее родителей. Кроме того, отец Иан был, пожалуй, единственным человеком во всей деревне, кто мог бы передать сообщение девушке и не вызвать при этом ничьих подозрений.
Покуда Раймонд был беззащитен как малое дитя, его пребывание в дольмене должно было оставаться в тайне.
Было уже темно, когда Анна получила известие от патера Иана. Она собрала корзинку и, выскользнув из отцовского дома, бегом побежала к дольмену Опасаясь самого худшего, она не отваживалась зажечь фонарь и дважды оступилась в темноте. Один раз она чуть было не упала, и, потеряв равновесие, растеряла кое-что из содержимого корзинки, в которой были еда, питье и все необходимое для перевязки. Ей пришлось остановиться и подбирать оброненное на ощупь. Когда Анна добежала к своей цели, ее взору предстали две темные фигуры, сидевшие подобно каменным часовым по обе стороны входа в подземелье. При ее приближении фигуры встали.
– Это ты – Анна? – спросил мужчина, вставая у нее на пути.
– Я. Где он? Он очень плох?
Мужчина посторонился и кивнул головой в сторону ступенек, вырезанных кем-то в торфянике:
– Там, внизу. С самого утра мы еще не слышали от него ни единого слова.
– Матерь Божья, помоги нам! Надо зажечь фонарь. Вот, подержи это… Спасибо.
Как только фитиль загорелся, Анна и мужчина посмотрели друг на друга.
– Меня зовут Джоэль, – улыбнулся он. – А это Мадалена, моя сестра. – Палец его указал на женщину.
– Я пойду к нему. – Анна начала спускаться по ступенькам, но на полдороге оглянулась и сказала:
– Благодарю вас за то, что вы доставили его сюда. Но я ничем не могу отблагодарить вас…
– На небе сочтемся, милая. И так видно, что ты не королевская дочка, чтобы раздавать червонцы.
– Это верно.
– Ты любишь его?
– Очень.
Джоэль вздохнул.
– Я должен кое о чем предупредить тебя, девушка.
– О чем?
– Он… уже не прежний красавец. Его лицо сильно изуродовано…
Фонарь качнулся в руках Анны.
– … Но ты говоришь, что любишь его, значит, это не будет играть особой роли. Так ведь?
После короткого молчания Анна спокойно ответила:
– Нет, не будет.
– Просто я подумал, что должен предупредить тебя, милая, – отрывисто сказал Джоэль. – Он больше не будет очаровывать сельских барышень.
Анна уже спускалась по ступенькам.
– Раймонд? Раймонд? Слышишь меня? – шептала она.
Ее милый лежал в дальнем конце пещеры, правой щекой к стене.
Анна поставила фонарь и корзинку на прохладный утоптанный земляной пол и опустилась на корточки подле своего любовника. Ей пока были видны только мелкие ссадины на его лице, что придавало лежащему какой-то мальчишеский вид.
– Раймонд? – Анна осторожно прикоснулась к раненому и слегка потрясла его за плечо.
Лежащий на полу был без сознания и почти не подавал признаков жизни. Лишь ресницы слегка подрагивали. Анна взяла его за подбородок и осторожно повернула к себе. Хотя Джоэль и предупредил ее, она возблагодарила судьбу, что Раймонд был без сознания, потому что при взгляде на то, что стало с его лицом, у нее вырвался крик ужаса.
– О, Господи!
Анна подняла фонарь и начала исследовать его раны. Как и говорил Джоэль, на лице зиял очень глубокий разрез, должно быть, от меча. Мать-природа, похоже, уже начала его залечивать, но сколько бы она ни старалась, правая щека ее милого уже никогда не будет такой нежной и гладкой, как прежде. Откинув одеяло, девушка осмотрела все его тело в поисках других повреждений, но, к своему облегчению, ничего не нашла. Она была уверена, что с Божьей помощью ей удастся спасти его. Окончив осмотр, Анна снова аккуратно укрыла Раймонда одеялом – в дольмене было мрачно, прохладно и влажно – и стала осторожно промывать его лицо. Она не успела расспросить Джоэля о том, что же произошло в Кермарии, но давешний разговор с Раймондом давал ей основания подозревать, что в случившемся замешан граф де Ронсье. Придя в себя, Раймонд сам объяснит ей, как было дело.
Наступил май, принеся с собой теплые ветры, и весенние цветы расцвели по всему полуострову. Живые изгороди из боярышника, которыми были обсажены межи крестьянских участков по обеим сторонам дороги к дольмену, украсились розовыми и белыми цветами. Корявые ветви старого грушевого дерева нависали над колеей, словно снежно-белые гирлянды. Трава вокруг дольмена пестрела маргаритками и лютиками.
Раймонд пока еще не решался выйти из языческого святилища, надежно защищаемый от суеверных крестьян теми наивными страхами, которые окружали алтари предков. Никто из поселян, за исключением отца Иана, не предполагал, что в подземелье мог прятаться кто-то живой.
В течение нескольких недель Анна каждую свободную минуту посвящала уходу за своим пациентом. Он потерял в ту апрельскую ночь слишком много крови, поэтому его выздоровление затянулось. К счастью, Раймонд был молод, силен и здоров, и проявлял неукротимую волю к жизни. У него был отменный аппетит, доставлявший Анне много хлопот – ей приходилось немало изворачиваться, чтобы незаметно изымать съестное из домашних запасов. Ее любовник ел так много, что она даже всерьез обдумывала, не попросить ли в харчевне позволения забирать объедки, но после некоторого размышления отказалась от такой идеи – это могло навести обитателей деревни на подозрения.
Услышав от своего милого, что во всех его бедах виноват граф Франсуа де Ронсье, она не задавала ему дальнейших вопросов; частично, чтобы не тревожить его тяжелыми воспоминаниями, пока он выздоравливает, частично из боязни, что жажда мщения ожесточит его сердце. И все же иногда она замечала, что Раймонд думает об этом – глаза его становились далекими и холодными, и в эти минуты его душа для нее закрывалась.
Однажды вечером, когда Анна подходила к убежищу, неся в корзинке хлеб и сыр, она с изумлением обнаружила его сидящим на одном из плоских камней возле входа в дольмен. Раймонд смотрел на закатное солнце. Анна старалась не обращать внимания на шрам, изуродовавший его лицо. Даже разговаривая с ним, она лишь мимолетно скользила взглядом по его правой щеке. И только при осмотре раны, чтобы проверить, хорошо ли она заживает, ей приходилось внимательно рассматривать его изуродованное лицо. Шрам был красным, рваным и отвратительным, он пересекал всю щеку от виска до подбородка, деля ее надвое.
Все эти недели больше всего на свете она боялась разоблачения и людской молвы. А Раймонд так неосторожен! Если кому-либо взбредет в голову пройти мимо дольмена, он обязательно заметит незнакомца.
Она торопливо приблизилась.
– Раймонд! Ты что, с ума сошел? Тебя же видно от самой рощи!
Зеленые глаза юноши спокойно встретили ее взгляд.
– Но я соскучился по солнечному свету, Анна. Не могу же я торчать в этой проклятой дыре до конца своих дней, милая. Иногда так хочется выйти на солнышко и ветерок.
– Я понимаю, но…
– И вообще, пора подумать, как быть дальше.
Сердце девушки упало. Она страшилась этого момента, хотя в глубине души сознавала, что он неизбежно наступит. Раймонд прибег к ее помощи в безвыходных обстоятельствах; глупо было надеяться, что он останется с ней навсегда. Собравшись с духом, Анна взглянула в его зеленые глаза. Что бы ни произошло, для нее Раймонд Хереви останется прекраснейшим из людей, живущих на этом свете.
– Ты покидаешь меня? – спросила она.
Юноша встал и потянулся.
– Анна, ты не должна смотреть на меня вот так, как сейчас. Ведь ты знаешь, я не могу оставаться здесь навеки…
– Да, но я надеялась…
Зеленые глаза, казалось, стали еще более чужими. В мыслях он был уже далеко, и она видела это.
– Не будь дурочкой, милая, – ласково произнес он. – Я должен еще кое-что сделать. У меня есть… была семья. Я не могу сделать вид, будто ее никогда не было и не попытаться узнать судьбу брата и сестер. А вдруг они не погибли? Может быть, де Ронсье морит их голодом в каком-нибудь темном подвале? Надо узнать, что сталось с ними. Я не смогу спокойно жить с мыслью, что они живы и ждут моей помощи где-нибудь во тьме тюремных казематов, отданные на милость графа. – Раймонд нежно обнял девушку за плечи и запечатлел поцелуй на ее челе. – Ведь ты понимаешь меня, Анна? Ну скажи, что ты меня прощаешь.
– Понимаю, – Анна грустно улыбнулась. Другой ее улыбка в такой миг просто не могла быть.
– Моя Анна… Говорил ли тебе кто, сколь ты прекрасна? Моя милая Анна с темно-карими очами… – Раймонд привлек ее к себе и прижал к груди.
Крестьянка улыбнулась сквозь слезы:
– Тебе сегодня намного лучше, милый, не так ли?
– Идем вниз, и ты убедишься, насколько хорошо я себя чувствую…
Главный колодец Хуэльгастеля был расположен во внутреннем дворике. Клеменсия, сгорбившись под тяжестью большого ведра воды, осторожно ступала между куч свежего конского навоза. Наконец она вошла в зал.
Прошлой весной графиня-мать упала и сильно ушиблась, и рецидивы того происшествия время от времени давали себя знать. В такие дни она удалялась в свои покои и никого не желала видеть. Графиня и в лучшие времена была женщиной с тяжелым характером, но как только она слегла, ее нрав стал просто невыносим.
Сегодня графиня изъявила желание принять ванну, и покуда она не вымоется, вся прислуга, сбиваясь с ног, должна хлопотать вокруг своей госпожи. Клеменсия глубоко сочувствовала Лене, принимавшей на себя раздражение графини и ее капризы, и иногда сама навязывалась ей в помощь. Вот и теперь Клеменсия вызвалась натаскать воды.
Опустив подбородок и тяжело дыша от напряжения, Клеменсия медленно продвигалась по залу, сжимая изо всех сил деревянную держалку на железной ручке ведра. На полдороге до лестничной площадки она с кем-то столкнулась.
– Эй, девушка, поосторожнее! Может, тебе помочь?
Клеменсия опустила тяжелое ведро на каменный пол и подняла взгляд. Сосредоточившись на своей ноше, она не замечала ничего по сторонам, и лишь теперь увидела перед собой высокого молодого человека. Она пару раз встречала его в замке, но ей было известно только его имя, так как он появился здесь лишь с начала мая. Его звали Вальтер Веннер, и он только недавно был посвящен в рыцари. Лицо его всегда было замкнутым и недружелюбным, даже при общении с равными себе по статусу. А сейчас он весело улыбался ей. Клеменсия в первый раз видела его улыбку.
– Помочь? Это вы мне, сэр? – в изумлении переспросила Клеменсия, не находя объяснений столь галантному поведению рыцаря. Будь это Морган, с которым Клеменсия не далее как полчаса назад обменялась украдкой парой поцелуев, укрывшись за клетками с птицами, она не удивилась бы подобному предложению о помощи, но только не от этого чужака.
– Послушай, я тебя не укушу. Просто хочу помочь, и все. Ты самая красивая девушка во всем замке, и не годится тебе таскать такие тяжелые бадьи.
Клеменсия с подозрением заглянула в карие глаза сэра Вальтера – она была почти уверена, что он подшучивает над нею, – но не нашла там и тени иронии, лишь искреннее участие.
– О, благодарю вас, господин! Я несу воду в горницу, чтобы подогреть на очаге. – Откинув с лица прядь белокурых волос, она продолжила прерванный путь, бросая озадаченные взгляды на рыцаря, который, легко подхватив ведро, последовал за ней.
Сэр Вальтер был статным, крепко сбитым мужчиной. Он коротко стриг свои черные волосы. Глаза его были светло-карие, черты лица располагающие к доверию, особенно когда он улыбался. Когда же он был грустен или задумчив, то не казался столь притягательным.
