Текст книги "Холодная весна"
Автор книги: Кэрол Тауненд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)
До этого дня Клеменсия мало обращала на него внимание, однако без труда припомнила, что обычно он сидел у дальнего конца высокого стола семейства де Ронсье, но и за столом он обычно держался отчужденно. Конечно, он пил вино как и прочие челядинцы, но пьяным никогда не напивался. В общем, он производил впечатление человека во всех отношениях здравомыслящего и замкнутого. Клеменсия подумала, что даже если и предположить возможность флирта с ним, вряд ли это окажется увлекательным занятием.
Они дошли до горницы. Сэр Вальтер поставил бадью у огня.
– Сюда? – осведомился он.
– Да, благодарю вас, – улыбнулась девушка.
– Рад был помочь. – Рыцарь повернулся и зазвенел подковами сапог по винтовой лестнице.
Клеменсия плеснула воду из бадьи в большой котел, доставленный с кухни, и взялась за скрипучий печной подъемник. В замке редко употребляли эти крестьянские приспособления, и громоздкое сооружение было по обыкновению не смазано. Она прицепила котел за крюк ворота и с помощью рычага поместила его почти над самым пламенем. Сама она села рядом на табурет и, улыбаясь своим мыслям, принялась терпеливо ждать, пока вода закипит.
По сравнению с другими обитателями замка она была персоной малозначительной. Всего лишь прислужница графской дочки, и как бы хорошо сама Арлетта не относилась к ней, как бы гладко не складывались их взаимные отношения, для других она была и останется всего лишь девушкой-служанкой. Но теперь ей стало казаться, что она себя недооценивала. Оказывается, не только один Морган находил ее привлекательной. Что несколько минут назад сказал ей сэр Вальтер? Что она – самая красивая девушка в замке…
Дверь в коридор, ведущий к часовне, отворилась, впустив графиню Элеанор в сопровождении ее новой служанки по имени Мэри Брайс. У Мэри было удлиненное грустное лицо, скорбные глаза цвета топаза и набожное выражение лица, за которое графиня и приблизила ее к себе. Как и сэр Вальтер, она еще не успела обвыкнуться в замке. Однажды вечером ей пришлось сопровождать Николаса Варра в поездке за пределы замка. По возвращении мастер-лучник уверял всех, что такой неразговорчивой и занудливой особы он сроду не видел. Похоже, она до сих пор не могла опомниться от какой-то катастрофы в личной жизни.
Графиня Элеанор пригрела ее под своим крылышком, а когда выяснилось, что для Мэри самой главной вещью в жизни была истовая религиозная вера, она тут же приблизила ее к себе еще больше, сделав своей личной служанкой. Сестры по духу, две женщины отлично подходили друг к другу. Время от времени Николас Варр пытался разговорить ее, но, насколько могла судить Клеменсия, Мэри всегда оказывала отпор при любых попытках узнать что-то сверх того, что она сама считала нужным сообщить.
Бархатные коричневые юбки графини Элеанор шелестели по полу, в точеных пальчиках она сжимала переплетенный в телячью кожу маленький молитвенник.
– Клеменсия, ты греешь воду для свекрови? – задала вопрос графиня, направляясь к сундучку, где она хранила свое рукоделие.
Служанка поднялась и почтительно поклонилась.
– Да, госпожа.
– Решила помочь Лене?
– Немножко, госпожа.
– Хорошо. Не забудь только притушить огонь и задвинуть решетку, как только вода нагреется. Этот камин не рассчитан на такой жар. Стенки, конечно, из гранита, но пол и все остальное деревянное. Нужно быть поосторожнее, чтобы не натворить пожара.
– Само собой, графиня.
Элеанор удовлетворенно кивнула и повернулась к сундучку, из которого извлекла обернутый в чистое льняное полотно сверток.
– Ну-ка, подойди сюда, Мэри. Вот вышивание, над которым я в настоящий момент тружусь, – сказала она. – Поможешь мне?
– Почту за честь, госпожа, – почтительно ответила та. – Какая прекрасная, мастерская работа!
Графиня Элеанор и Мэри Брайс склонились над вышивкой и принялись обсуждать, где предпочтительнее пустить золотую нить, как расшить кайму ризы алым шелком. Клеменсия отсела подальше и уставилась на пылающий огонь.
Каждое утро рассветное солнце робко и неторопливо просачивалось в пещеру под дольменом, правда, в таких скромных количествах, что в укрытии даже в полдень едва можно было различить стоящего рядом.
Раймонд и Анна лежали друг подле друга, укрытые одеялом, и наблюдали за тем, как тени отступают все дальше в угол. Сегодня Раймонд впервые после выздоровления собрался окончательно покинуть свое убежище.
Анна вздохнула, еще раз изо всех сил обняла милого друга, прильнув к его обнаженной груди и взмолилась, чтобы Бог дал ей силы сохранить свою тайну от Раймонда.
Месячные сильно запаздывали, и Анна подозревала, что беременна. Однако пока она решила молчать об этом.
Ей не хотелось использовать это обстоятельство, чтобы принудить его остаться с нею. Она слишком его любила.
Хоть и мучителен был этот выбор, она хотела, чтобы он остался с ней исключительно по доброй воле. И все же в последний момент, несмотря на все благородные устремления, у нее неожиданно вырвались: «Я хочу, чтобы тебе не нужно было уходить».
Раймонд, зевнув, согласно хмыкнул и провел рукой по ее волосам.
– Да и мне тоже. – Он поцеловал ее в кончик носа и решительным движением откинул одеяло. – Однако, мне пора. Надо отправляться на поиски Филиппа и сестер.
– Результат может тебя не обрадовать, – заметила Анна.
Раймонд встал и потянулся за домотканой сорочкой, которую сшила для него любовница.
– Я знаю, и готов к этому. Отлеживаясь здесь все эти месяцы, я только об этом и думал. Но даже если удастся отыскать только кучку костей, мне все равно надо в дорогу. Я должен хотя бы отомстить, даже если буду навеки проклят.
В его глазах вспыхнул огонь ненависти.
– Ты богохульствуешь и ищешь мести, а это не по-христиански, – мягко сказала Анна.
Раймонд тем временем натягивал одежду. Он прервал это занятие и смерил ее взглядом.
– Да, я плохой христианин и лелею мечту о мести. Я ненавижу де Ронсье и все, что имеет отношение к этому негодяю. И я приложу все силы, чтобы уничтожить его и всю его семейку и отправить их всех к чертям в ад. Я должен убить его.
– Раймонд! – Хотя Анна понимала, что в самые тяжелые дни он спасался только планами мести, горькая обреченность его последних жестоких слов испугала ее.
Он встретился с ней глазами, и в его взгляде не было раскаивания.
– Я уверен, что в подобных обстоятельствах ты бы чувствовала то же самое.
Анна прикусила губу; по-своему он прав.
– Я хотела бы думать, что это сделает тебя счастливым, милый… – Слезы навернулись ей на глаза. – Но я чувствую, что это принесет тебе только боль и страдание. О, Раймонд, почему бы тебе не остаться здесь, со мной? Я бы любила тебя больше всего на свете, ты знаешь это. Зачем тебе уходить? Скорее всего, дело кончится тем, что граф просто выследит и прикончит тебя. Кому будет от этого лучше?
Раймонд сел на их импровизированную кровать и взял Анну за руку.
– Значит, такова воля Божья. Но хватит об этом. Анна, любовь моя, я обожаю тебя, ты значишь для меня больше, чем какая-либо другая женщина на свете…
– Это правда?..
– Поверь, я не лгу. Ты – самая желанная, моя милая Анна. – Он погладил девушку по волосам. – Я очень хотел бы обеспечить твою жизнь до своего возвращения, но у меня есть только те деньги, которые удалось вымолить у отца Иана.
Лицо Анны окаменело.
– Я понимаю и не требую от тебя никаких денег. Ведь я люблю тебя.
Раймонд придвинулся ближе и потерся щекой об ее плечо.
– Я знаю, что ты не ждешь от меня денег, сладкая моя. Но они могут понадобиться. Что если… – Он заколебался было, но продолжил, нежно поглаживая ее живот. – Что, если будет ребенок? Ты подумала об этом?
Надеясь, что он не заметил, как у нее внезапно перехватило дыхание, Анна посмотрела на его руку.
– Если родится ребенок, я буду любить его, – решительно заявила она.
Раймонд взял ее лицо в руки и заглянул ей в глаза:
– Анна, я должен идти, хоть мне и нелегко оставить тебя. Будешь меня ждать?
– Ты же знаешь…
Он крепче стиснул ее плечи.
– Милая Анна. Ты – это все, что у меня есть. Ты – мое сокровище. Но есть один вопрос, на который я хочу получить ответ прямо сейчас.
– Да?
Его пальцы прищемили мочку ее уха.
– Ты пойдешь за меня замуж, Анна? – Голос его дрожал от волнения.
Анна замерла. Она и подумать не могла, что услышит от него эти слова.
– Замуж? За тебя? Но ты не можешь взять меня в жены, Раймонд! Ведь я – крепостная… Я и без этого буду ждать тебя, любимый, поверь мне!
– Я не сомневаюсь в этом, Анна. Но я действительно хочу взять тебя в жены.
Какое-то время она лишь немо взирала на него.
– Но, Раймонд, как это возможно?..
Юноша поднес загрубевшие от полевой работы, обветренные руки девушки к своим губам, и поцеловал каждый пальчик с обломанными ногтями.
– Анна, я говорю вполне серьезно. Умоляю, дай мне ответ.
Анне, все еще недоверчиво смотрящей на своего милого, казалось, что она сходит с ума. Разве может она надеяться стать женой Раймонда Хереви?! Если все пойдет обычным порядком, сын рыцаря сам может в один прекрасный день стать рыцарем. Кроме того, ее душа и тело являлись собственностью сэра Бланделла, и ни ее родители, ни любимый не могли позволить себе выплатить неподъемный мерхет – откупное за невесту.
Но, с другой стороны, тот же голос нашептывал ей: «Да! Да, он готов взять тебя в жены! Но как и когда?»
– Сегодня я обсужу это дело с патером Ианом. Но ты никому не говори, что мы поженимся, даже своим родителям. Этот негодяй де Ронсье считает, что я уже в аду, и пусть пребывает в этой уверенности. Если до него дойдет хотя бы слух, что я еще жив и женился на тебе, это может для нас обеих очень плохо кончиться. Пообещай мне, Анна, что не скажешь никому ни слова.
– Обещаю!
Потрясенная шквалом противоречивых чувств, заставляющих ее плакать и ликовать одновременно, она покрыла его лицо бесчисленными поцелуями.
– Ах, Раймонд! Я так счастлива! – Она откинулась назад, ибо ее сердце вдруг пронзила дикая тоска. – О, если бы тебе не надо было покидать меня!
– Я должен пройти тот путь, который выбрал. – Раймонд снова погладил ее волосы. – Мне необходимо проникнуть в Хуэльгастель…
– Но тебя убьют!
– Нет, не убьют. Пойми, де Ронсье не отличит меня от апостола Павла, даже если встретится со мной лицом к лицу – он меня никогда в глаза не видел. – Раймонд привычно ощупал длинный шрам на правой щеке. – А даже если и видел, то в новом обличье меня сам дьявол не узнает. Прежний Раймонд Хереви остался в том болоте. С этого момента я – Гвионн Леклерк, писец по профессии, остался без гроша после того, как на меня напали объявленные вне закона преступники по дороге из Ренна в Ванн. Ладно, вытри слезы и одевайся. – Он прищурился. – Есть две причины, по которым нам надо встретиться с отцом Ианом. Во-первых, мы попросим его повенчать нас и, кроме того, я должен уговорить его ссудить мне немного денег.
– Он будет рад повенчать нас, – ответила Анна. – Ведь он знает, что мы любим друг друга. К тому же он очень хорошо к тебе относится. Главная причина, по которой он согласился, чтобы я встречалась с тобой – это опасения за твою жизнь.
– Тогда идем, Анна. Нас ждут достопочтенный патер и честная свадьба.
Мэри Брайс решительной походкой вышла из зала во внутренний дворик. Собрав все свое мужество, с высоко поднятой головой она прошла под аркой и на минуту задержалась во внешнем дворике. Мэри намеревалась выяснить, является ли она пленницей Хуэльгастеля или может свободно его покинуть.
Воротная решетка была поднята, но два стражника с копьями дежурили у стены. Еще двое сидели по другую сторону подъемного моста.
Набрав побольше воздуха в легкие, Мэри сделала вид, что хочет миновать ворота.
Один из стражников загородил ей выход копьем, держа его на уровне груди.
Мэри была вынуждена остановиться.
– В чем дело? – спросила она как можно более высокомерным тоном.
– Твое имя Мэри Брайс, не так ли?
– Ну и что из того? – Мэри взглянула в лицо дозорного. Это был пожилой уже человек с торчащими вниз серыми усами и добрыми карими глазами.
– А госпожа графиня знает, что ты сейчас здесь, Мэри Брайс?
Мэри поджала губы и покосилась на наконечник копья, который чуть-чуть отодвинулся в сторону.
– Вы хотите сказать, что мне нельзя выходить отсюда?
– Отправляйся к графине, госпожа Брайс. Она тебе все объяснит.
По выражению лица часового Мэри поняла, что от него она ничего не добьется: ее не выпустят. Она круто развернулась и отправилась разыскивать графиню Элеанор.
Мэри и ее госпожа сидели у окна в комнате графини. Они специально выбрали место посветлее, так как украшали вышивкой – белыми лилиями – мантию, предназначенную для отца Йоссе. Окно выходило во внутренний дворик. В отличие от других окон оно было недавно застеклено, что являлось предметом гордости хозяев замка. Окно было большое – три цветных стекла в свинцовых переплетах. Оно было вделано в нишу и располагалось намного выше уровня пола. Оконный проем и очень широкий подоконник образовывали небольшой альков, к которому можно было подняться, лишь преодолев несколько специально для этого устроенных ступенек. Каменный подоконник был также заложен цветными шелковыми подушками, как и каменные скамьи в часовне. Альков был как бы небольшой комнаткой, расположенной несколько выше основного покоя, где иногда бывало довольно-таки многолюдно, и создавал ощущение некоторого уединения. Мэри некоторое время молча работала иглой, погруженная в раздумья, но потом все-таки задала вопрос, который мучил ее с того момента, когда стражник не выпустил ее из замка. Она закрепила нитку, которой работала, и как можно более невинно спросила:
– Скажите, ваша светлость, меня держат здесь как пленницу? Этим утром я хотела выйти погулять, но стража на воротах не пустила меня дальше подъемной решетки.
Графиня подняла удивленный взор на служанку.
– Как пленницу? Но, Мэри, разве ты чувствуешь себя пленницей? Разве я не приветила тебя? Разве тебе не хорошо со мной?
Пышная грудь Мэри вздымалась и опускалась. Графиня по сути дела уклонилась от прямого ответа.
– Ах, госпожа! Я очень вам благодарна, вы оказали мне самый теплый прием. И вы не даете мне никаких оснований считать себя пленницей. Мне нравится работать с вами и для вас. Сейчас, служа вам, – призналась она, – я более счастлива, чем когда-либо до этого.
Графиня нагнулась, рассматривая расшитую лилию.
– К чему же тогда этот разговор, Мэри?
Мэри ответила не сразу – она не знала, насколько графиня посвящена в дела своего мужа. Она выбрала новую шелковую нить и вдела ее в иголку.
– Вам известно, откуда я здесь появилась, ваша светлость? – наконец спросила она.
– Из Кермарии. Ты там работала в хозяйстве Жана Сен-Клера. – Графиня Элеанор подняла голову и одарила девушку благосклонной улыбкой. – Ты думаешь, я не знаю, что там натворил мой муж?
– Я… не знаю, что подумать, госпожа моя.
Элеанор наклонилась вперед и похлопала Мэри по колену.
– В тот день, когда тебя доставили к нам…
– Меня увезли сюда, чтобы я никому не могла рассказать, что сотворил ваш супруг, – объяснила Мэри.
– Судя по всему, это так и есть, – спокойно согласилась графиня.
– И я до сих пор не пойму, почему я безропотно подчинилась, почему не шумела и не возмущалась.
Элеанор покачала головой, и вуаль упала ей на глаза.
– Зато мы, моя дорогая, сразу все поняли. Ты не шумела и не сопротивлялась потому, что была слишком потрясена случившимся в Кермарии. Скажу больше, если бы ты сопротивлялась, тебя могло бы уже не быть в живых.
Мэри склонила голову, светло-каштановые волосы, которые ей никак не удавалось уложить в аккуратную прическу, волной рассыпались по плечам.
– Выходит, я – трусиха, госпожа?
– Нет. Ты просто пошла по единственному пути, который оставался для тебя.
– Я не хочу, чтобы вы думали, будто я не благодарна вам, ваша светлость. Я очень рада, что вы взяли меня своей прислужницей. Вы – добрая христианка. Но все же я желала бы знать, как долго меня будут держать здесь?
Элеанор прикусила губу.
– Пожалуйста, не спрашивай меня об этом, Мэри.
– Почему я не могу ни на шаг выйти из замка? Пусть я не столь благородного происхождения, как вы, госпожа, но ведь моя семья всегда была свободной. Господин граф не имеет права удерживать меня здесь против моей воли!
– Тише, Мэри, тише! – Графиня снова наклонилась вперед и приглушенно сказала: – Будь благодарна графу за то, что ты сейчас здесь, а не в подвале. Будь благодарна, что мне была нужна еще одна служанка, и я остановила свой выбор на тебе. Но не отчаивайся. Будь терпелива. Вспомни, что сказал наш Господь: блаженны нищие духом, ибо они унаследуют царствие небесное. Если ты докажешь свою преданность дому и делу де Ронсье, стража у ворот может получить другие приказы. И тогда ты снова обретешь свободу.
Мэри горестно кивнула.
– В ваших словах много здравого смысла, моя госпожа. И кроме того, мне некуда податься. Мой старый хозяин в могиле, а его дети…
– Что? – голубые глаза графини впились в Мэри. – Тебе что-то известно о детях старого Жана Сен-Клера? – спросила она нежным голосом.
Мэри пожала пухлыми плечиками. Графиня ей нравилась, и их объединяла общая страсть к молитве, но Мэри никак не могла выкинуть из головы, что мужем ее госпожи было то жестокое чудовище, которое уничтожило Жана Сен-Клера и разорило его поместье. Она должна и дальше распространять свою легенду, чтобы защитить его крохотного сына и наследника.
– Я показала вашему норманну могилку малютки, – сказала она. – А что касается дочерей Сен-Клера, то я не знаю, где они теперь. – Мэри заметила, что бледные глаза графини опечалились, и вспомнила, как той хотелось самой зачать и родить. – Надеюсь, им удалось спастись, – добавила она. – Они были добрые женщины.
Мэри надоело прогуливаться в садике Элеанор и она решила немного поразмяться и пройтись хотя бы по замковым дворам – внутреннему и внешнему. Если ее не выпускают за пределы замка, она могла хотя бы глянуть на волю с высоты стен. Уж в этом-то они не могут ей помешать. Вероятно, стража позволит ей прогуляться по дозорной тропе поверх крепостной стены. Оттуда видно лес. Должно быть, листья на деревьях уже совсем распустились и отцвели дикие гиацинты. Мэри просто мечтала погулять в тиши и тени деревьев.
Щебет ласточек, пролетавших над замком, был хорошо слышен даже сквозь шум, царивший во дворе. Они гнездились рядом с навесными бойницами на западной стене крепости. Их птенцы, должно быть, уже подросли, если судить по тому, что ласточки-родители не ловили мошек, а вольно летали в голубом небе. Мэри предположила, что соколы Моргана заперты в своих клетках, раз ласточки так беспечны. Молот кузнеца Градлона изредка заглушал крик ласточек.
Мэри, смирившись с тем, что в лес ее все равно не пустят, направилась к внешнему дворику. Если бы не ограничение свободы, она могла бы быть вполне счастлива своей жизнью в Хуэльгастеле.
Конечно, она никогда не простит графа Франсуа де Ронсье, ведь тот был бесчестным и бессовестным негодяем, вполне заслуживающим кары небес. Мэри считала вопиющей несправедливостью, что его бесчисленные грехи пока не наказаны, и если бы она знала средство отправить графа в преисподнюю, то без колебаний прибегла бы к нему. Но ей очень нравилась Элеанор, она все больше и больше восхищалась ею. Мэри гордилась своей беспристрастностью и прекрасно понимала, что было бы в высшей степени несправедливо переносить на ее госпожу грехи мужа. Поработав на Элеанор всего пару недель, Мэри узнала многие сложности жизни графини. Было ясно как Божий день, что графиня Элеанор не любит своего злобного и мужиковатого супруга, и предпочла бы ему кого-нибудь другого. Но Мэри никогда не слышала, чтобы хоть одно слово упрека сорвалось с ее губ, не заметила даже намека на недовольство.
Очевидно, заключила она, новый граф де Ронсье правит Хуэльгастелем железной рукой. Но и у него есть свои слабости. Мэри заметила, насколько близко к сердцу он принимает малейшие пожелания графини. Вот почему Элеанор удается иногда спасти от жестокой расправы какого-нибудь провинившегося бедолагу. Графиня без сомнения считала проявление милосердия богоугодным делом, и Мэри была готова служить ей верно и преданно.
Она немного помешкала у подножья лестницы, ведущей на верхний ярус укреплений, а затем окликнула дозорного, который, прислонившись к зубцу крепостной стены, дремал, изредка окидывая невидящим взглядом окрестности. Его товарищи, несущие стражу у ворот, привычно переругивались, но он не участвовал в их перебранке. Мэри тоже старалась пропускать мимо ушей те ругательства, которыми обильно уснащали свою речь разгоряченные собеседники. Эти люди слишком часто упоминали священные имена всуе – видит небо, они немногим лучше язычников.
– Эй, сторож! – закричала она, приложив руки рупором ко рту.
Это был все тот же пожилой воин с роскошными усами. Увидев Мэри, он скользнул по ее груди таким похотливым взглядом, который больше подошел бы мужчине лет на десять моложе его.
– Моя госпожа? – Он отвесил преувеличенно галантный поклон.
В ответ на его бесстыдные жесты Мэри состроила брезгливую гримасу.
– Мне бы хотелось погулять по стене, – высокомерно сказала она. – Надеюсь, это не запрещено?
Еще один поклон, на который служанка постаралась не обращать внимания. Он прислонил копье к стене и оторвал от каменной подпорки свой толстый зад.
– Конечно, дамочка! Вас подсадить?
Взрыв ужасных богохульств донесся от подвесного моста, где несли службу несколько молодых мужчин.
Мэри поставила башмак на ступеньку.
– Спасибо, я справлюсь сама. – Она отвела в сторону руку, с готовностью протянутую ей.
– Как хочешь, милая, – осклабился дозорный. – Он взял копье и, заняв прежнее положение у зубца, стал вслушиваться в перебранку у ворот.
– Ты что, мужлан, нахлебался мочи Господа нашего?! Немедленно пропусти меня, болван! – сердитый мужской голос донесся до нее с дороги, ведущей к воротам.
Она похолодела до кончиков пальцев, ее ноги отяжелели. Этот голос… Звонкий голос молодого мужчины… Он, конечно, богохульствует, но Мэри никогда в жизни уже не надеялась услышать этот голос. Как же это могло случиться, ведь Мэри знала, что Раймонд Хереви мертв, она сама видела его бездыханное тело. Его голова была разрублена надвое, он лежал в луже крови на тростниковой подстилке в доме своего отца.
Ее смятение заметил усатый стражник.
– Клянусь Богородицей, госпожа, это просто ужас, как ругаются эти остолопы! Они думают, что чертям в аду не хватит масла, чтобы хорошенько поджарить в сере их языки. Масло и сера, не так ли, милочка?
– С вашего места видно подъемный мост? – спросила Мэри.
– Да, а что?
– Можно мне посмотреть? – И, раньше чем сладострастный стражник успел ответить, она уже отодвинула его в сторону локтем.
На деревянном мосту стоял мужчина в плаще с капюшоном, его руки были скрещены на груди, ноги расставлены широко в стороны. Перед ним, загораживая дорогу, торчал неопрятный копейщик, бессмысленно таращась на пергаментный свиток, который держал в руках.
– Меня зовут Гвионн Леклерк. Тебя что, читать не учили? – напирая путешественник.
Дыхание Мэри застыло в горле, и она истово перекрестилась. Имя, конечно, выдуманное, но голос… юношеский голос. Или День Страшного Суда уже состоялся и мертвецы восстали из могил? Мэри по пояс высунулась в бойницу между зубцами, чтобы получше рассмотреть его лицо. Однако его почти полностью скрывали складки капюшона. Если бы он взглянул наверх…
– Держись крепче, милашка, – сторож обхватил ее за талию, отложив в сторону свое копье. – Свалишься в ров, свернешь себе шею.
Она резко выпрямилась и высвободилась из непрошенных объятий.
– Убери руки, старый греховодник!
– Извини, молодуха, но падать отсюда очень высоко…
– Ничего, не упаду, – ответила Мэри и вновь просунула голову между зубцами.
Позади охал и вздыхал часовой. Он снова взял копье в руки и несколько раз с силой стукнул древком по плитам дозорной тропы.
Человек на мосту, казалось, окончательно потерял терпение.
– Если ты не умеешь читать, чурбан, – заорал он на стража, и звук знакомого голоса заставил Мэри похолодеть, – то пялься на него хоть до скончания века, а все равно ничего не поймешь!
Стражник у ворот, обиженный тоном и словами незнакомца, оторвал глаза от пергамента.
– Ступай к черту! Зачем графу де Ронсье еще один писец, если у нас есть патер Йоссе?
Мэри стояла ни жива ни мертва. Она узнала не только голос закутанного в капюшон человека, но и его походку, манеры, буйный темперамент. О, мастер Раймонд был человеком очень горячим. То есть не был, а есть. Она была совершенно уверена – это он.
– Послушай, невежа! Хотя бы сходи к этому вашему отцу Йоссе и покажи ему этот пергамент! По почерку он сможет оценить мое умение…
– Иди-ка ты в болото! Если ему будет нужен помощник, он найдет себе жирненького монашка…
– Но постой! Выслушай меня!..
– Ступай ко всем чертям!
Человек в капюшоне взвыл от ярости.
– Вам это даром не пройдет, я буду жаловаться герцогу в Ванне… – но сторож уже отвернулся и оставил чужака посреди моста. Тот мог кричать сколько угодно, сжимая в кулаке помятый пергамент. Постояв так несколько минут и облегчив душу руганью, Раймонд швырнул ненужный свиток в ров.
Мэри напряженно всматривалась, стараясь не пропустить ни одну подробность той сцены, которая разыгралась на подъемном мосту. Она видела, как человек в капюшоне повернулся и медленно пошел назад. На другой стороне рва он обернулся и бросил последний взгляд на Хуэльгастель, так что Мэри наконец-то рассмотрела его лицо. Темные брови дугами обрамляли блестящие зеленые глаза. Это лицо всегда было таким, что раз увидев, его нельзя было забыть. Некогда это было очень красивое лицо, но теперь – Мэри перекрестилась – оно было почти неузнаваемым из-за отвратительного красного шрама.
– Раймонд! – попыталась крикнуть Мэри, но потрясение лишило ее голоса.
– Раймонд! – Со второй попытки она издала что-то напоминающее воронье карканье, но этот звук был недостаточно громким. Раймонд Хереви уже повернулся спиной и направился по утоптанной дороге обратно в Ванн.
