Текст книги "Крах всего святого (СИ)"

Автор книги: Илья Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

     Даже не дождавшись приглашения, Амадиу занял стул напротив Моро. Что ж, его положение это вполне допускало, хоть придворный этикет и требовал получить позволение. Но великий магистр – пускай и воспитанный в далеко не последней знатной семье – по своему духу был ближе к простоте солдата, чем к утонченности аристократа и Моро не ждал от своего гостя излишнего проявления светских манер. Матиас отложил в сторону помятую карту и произнес:

     – Свет разгонит тьму…

     – … ведь тьма не вечна, – закончил за него Амадиу девиз и приветствие Святых Мечей.

     Моро сплел пальцы, рассматривая сидящего перед ним человека, хоть и видел его сотни, если не тысячи раз. Ярко-алый плащ до щиколоток с вышитым на спине гербом ордена – клинок с пламенем вместо лезвия на фоне восходящего солнца – застегнутый на серебряную брошь; под ним – белоснежная туника поверх камизы, грубые штаны да высокие сапоги. В руках он сжимал отороченную мехом шляпу, а из-под плаща выбивались двое ножен: на поясе – меч, а на груди – кинжал.

     Матиас покривил бы душой, если бы сказал, что Амадиу – в отличие от его покойного брата Неля – вызывает у него симпатию. С покойным старшим отпрыском семьи Тома Моро много лет связывали пускай и не то чтобы дружеские – вряд ли бы он покривил душой, если бы сказал, что за столько лет обзавелся хоть кем-то, кого мог бы назвать другом – но довольно теплые отношения, однако Амадиу был прямой противоположностью своему брату. Упрямство великого магистра раздражало, вольномыслие вызывало множество неудобных вопросов, а неслыханная дерзость стала притчей во всех языках от севера до юга. Казалось, Амадиу рискнул бы поспорить даже с богами, явись они перед ним в своем сияющем обличии.

     Но Матиас не мог не признать и достоинства Тома, во многом благодаря которым тот смог достигнуть самой высокой ступени в ордене и заслужить уважение даже среди злопыхателей: искренняя преданность божьему делу, ум, такой же острый, как лезвие его клинка и редкая на сегодняшний день честность. Амадиу не стал бы расшаркиваться перед человеком, которого считал недостойным своего общества, какой бы знатной и богатой фигурой тот не был; многие называли это грубостью, но как считал Моро, лучше уж подобная прямота, чем лукавые слова и лживые улыбки, коими он успел изрядно насытиться за время правления.

     – Как вы доехали, великий магистр?

     – С милостью богов, ваше величество.

     Матиас показалось, что по лицу Амадиу, разрезанному то тут, то там морщинами и шрамами, скользнула легкая усмешка. Моро моргнул – но лицо его гостя вновь стало непроницаемым, словно маска, отлитая из гипса. Матиас устало потер глаза – боги, он даже не мог припомнить, когда в последний раз их смыкал.

     – На все их воля. Я надеюсь, орден процветает и здравствует?

     – Посаженные зерна считают с урожаем, – Амадиу пожал плечами, будто Моро поинтересовался, что он предпочитает на ужин.

     – Воистину. Вина?

     – Не откажусь.

     Матиас не стал вызывать слуг, решив выказать своему гостю уважение, и с трудом поднялся на ноги – боги, подагра делала невыносимым каждый шаг. Еле сдерживая гримасу боли, Моро подошел к шкафу, наполнил два хрустальных бокала и вернулся обратно, поставив один из них перед Амадиу.

     – Я слышал, что у ордена в последнее время появляется все больше сторонников, по доброй воле помогающих братьям в их нелегкой миссии по искоренению зла.

     – Сторонников? Ах, вы про шайки вооруженных головорезов, с гиканьем носящихся по всей стране, – Тома поморщился. – Наемники. Гонятся лишь за наживой, благодетелю там и не пахнет. Но пусть – пока не путаются у нас под ногами. Ржавый нож тоже может ударить в сердце.

     – Вы говорите мудрые вещи, великий магистр.

     Тонкие пальцы Моро забарабанили по столешнице, пока Амадиу наблюдал за королем сквозь полуприкрытые веки. Матиас не раз слышал о том, что великий магистр – непримиримый фанатик, видящий все и вся лишь в черно-белом цвете. Кто-то напротив, распускал слухи противоположного толка, называя Тома праздным глупцом, пьяницей и распутником, занявшим свой пост за счет хорошего отношения с капитулом, удачного родства и счастливой случайности. Но видят боги, все они ошибались. Моро солгал бы сам себе, если бы сказал, что знает Амадиу, но великий магистр ордена не фанатик, не простой рубака и уж точно не пропойца.

     А жаль.

     Со всеми прочими можно легко договориться, дав им то, что требуют их души. Одному – залить в уши сладкую ложь, другому – устроить бесконечные пиры и празднества. Рвущемуся до власти достаточно пожаловать какой-нибудь громкий, но бесполезный титул, а сребролюбивому – показать блеск золота. Но вот что хотел получить Тома, казалось, не знал никто. Может быть, он и сам этого не ведал или тщательно скрывал свои желания.

     Глава ордена взял бокал в руки, задумчиво разглядывая танцующие на хрустальных стенках огоньки.

     – Вы пригласили меня к себе ради того, чтобы угостить вином? В следующий раз просто пришлите в Алый Оплот пару бочонков.

     Что ж, видимо ему надоела эта игра в ничего не значащую дружескую беседу. Практически все, с кем Моро имел дело в последнее время, могли долгими вечерами разговаривать о погоде, сортах вин, женщинах, сплетнях и прочих насущных вещах, ни на шаг не приближаясь к истинной причине их встречи. Амадиу Тома был из другой породы – тот, кто предпочитает сходу разрубить узел, чем пытаться его распутать.

     – Несомненно, вы уже наслышаны о самозванце, смеющим называть себя сыном почившего Лоренса, храни боги его душу. Многие добрые жители Фридании пускают себе в уши его приторные, но лживые речи, тем самым отдавая души на откуп тьме. Обманом выдавать себя за последнего из рода Фабио, зная, что никто не может опровергнуть эту грязную ложь – кощунство и попирание наших незыблемых устоев…

     Матиас сделал паузу, но Амадиу упорно хранил молчание, все также разглядывая стоящую перед ним чашу.

     – … так могу ли я в случае чего рассчитывать на поддержку ордена, великий магистр?

     – Поддержку? Хм, кажется, я понимаю, к чему вы клоните. И мой ответ – нет, – Тома наконец-то оторвал глаза от хрусталя и посмотрел на Моро.

     – Вы уверены?

     – Абсолютно. Не сомневайтесь, что капитул полностью поддержит мое решение. Поднять оружие на собрата по вере – одно из самых гнуснейших преступлений, что может совершить простой смертный. Кому как не вам знать это.

     – Боюсь, мы с вами не совсем друг друга поняли, – Матиас откинулся на резную спинку и сложил руки на животе. – Я ни словом, ни мыслью не вел к тому, чтобы силы ордена выступили против мятежников. Но скажем, если церковь предаст Черного Принца анафеме и признает еретиком...

     Пригубив вино, Амадиу облизнул тонкие губы и ответил:

     – Объявить кого-то в ереси – весьма серьезное обвинение и должно иметь под собой хоть какие-либо основания кроме как претензии на трон. Пускай и не обоснованные. Неплохое вино. Съель?

     – Благодарю. Соронна. Но что это, если не еретичество? Идя против законного короля, мятежник нарушает все возможные священные заветы. Тем более, используя в своих корыстных целях доброе имя семьи Фабио и оскверняя их знамя, собирая под ним головорезов, бродячих рыцарей, дезертиров и прочий сброд. Подрывать изнутри нашу страну, когда мы еще не оправились от затянувшейся войны...

     – … которую мы сами же начали и затянули… – будто невзначай пробормотал Амадиу.

     – … с Визрийской империей – как еще это можно назвать? – закончил Моро, не обратив внимания на слова Тома. Если великий магистр думает, что сумеет вывести Матиаса из себя, то жестоко ошибается. – Вы как никто должны меня понимать.

     Амадиу поставил фужер на стол. Некоторое время он молчал, поигрывая пальцами по тонкому стеклу, но потом заговорил.

     – Что ж, если вы хотите моего мнения, то вот оно. Увы, но мой голос останется при мне. Если так называемый «Черный Принц» проходимец, то беспокоиться не о чем. Правда, как и дерьмо, – Моро слегка поморщился, – всегда всплывает наружу. Боги рассудят правых и не позволят нечестивцу занять престол. Но если он …

     – Он – самозванец и предатель, – резко оборвал его Моро. – Единственный сын Лоренса погиб при родах вместе с матерью, спаси боги их души. Мы с вами оба знаем, как король любил свою жену и подозревать то, что где-то в королевстве есть его бастард – неуважение к памяти его величества. У Лоренса не осталось никого, кто мог бы назвать себя его преемником.

     – Но к счастью, у Лоренса были вы, – Амадиу слегка наклонил голову, будто воздавая заслугу Моро. Матиас попытался, но не смог найти и тени усмешки на его лице. После этого великий магистр сделал еще один глоток и продолжил. – Орден не так давно уже помог короне золотом, но в стали вынужден отказать. Да и что братьям до передела власти, уж простите за такую прямоту? Мы служим богам, а не королям. Защищаем людей, а не чьи-то интересы. Война у нас своя и длится она много веков. Еще одну мы попросту не потянем.

     Своими словами Амадиу ударил сразу по двум целям: напомнил Матиасу об огромной сумме золотых, выданных орденом короне на войну с империей, и намекнул на то, что в самом конце войны большая часть Святых Мечей отправились на помощь фриданским силам, чтобы прикрыть отступление короля. К сожалению, Лоренс не послушал гласа рассудка, лично поведя все силы в последний бой, и Фридания потерпела сокрушительное поражение, а сам правитель, как и большая часть фриданской армии отправились к богам.

     Но в одном великий магистр лукавил – орден Святых Мечей едва ли не со дня основания исконно влиял на расположение внутренних сил. Ссориться с орденом было опасно даже для самых знатных людей – а нередко и сам король говорил с магистрами на равных – что уж говорить о куда менее влиятельных особах. Конечно, сейчас Мечи находятся не в лучшем положении – но слово их все еще имеет немалый вес, да и обученных воинов в их рядах хватает.

     – Как вы сами только что сказали, орден далек от дипломатических дрязг, – парировал Моро, – но я слышал, что предателя и самозванца сопровождают немало ваших собратьев…

     – Если вы думаете, что это мой приказ, то вынужден вас разочаровать, – пожал плечами Амадиу. – Мои братья просто выполняют свой долг. Мы защищаем простых людей от сил тьмы. Всех, – он сделал паузу, будто выделяя это слово, – людей.

     На каждый вопрос у него находился ответ. Логичный, без сомнения правильный, но, тем не менее, насквозь фальшивый. Как он не понимает – нельзя просто стоять в стороне, наблюдая за тем, как и без того ослабевшую державу буквально раздирают на куски. Боги, великий магистр либо и в правду самый большой в мире глупец, либо умело им притворяется. Устало вздохнув, Матиас потер виски и взглянул прямо в глаза своему собеседнику.

     – Мне всегда было интересно, на чьей вы стороне, Амадиу.

     – Я всегда был, есть и буду на стороне Фридании, – ответил великий магистр и большим глотком допил вино. – Думается, как и вы.

     Еще некоторое время они молча терзали друг друга глазами, точно две статуи, но вот, наконец, Моро отставил стакан и достал из кармана золотой колокольчик. Услышав звон, в комнату зашли несколько слуг, стоявших в коридоре, дабы проводить Амадиу на выход. Уже у самого порога, Амадиу оглянулся через плечо и дотронулся до шляпы:

     – «Благо народа – высший закон», Матиас. Благодарю за вино. Мое почтение.

     Произнеся это, он в сопровождении провожатых вышел в коридор и вскоре звук их шагов затих. Моро тяжело вздохнул и промокнул платком мокрые волосы на обросшей тонзуре. Каждый разговор с великим магистром напоминал скорее поединок, чем беседу. А выматывал и того больше.

     Матиас невольно задумался над его последними словами – «Благо народа – высший закон», цитата Пирра Брилльского, известного мыслителя и философа. Что хотел сказать Амадиу? Упрекнуть? Задеть? Навести на какую-то мысль? На что-то намекнуть? Или просто заставить Моро провести еще одну ночь без сна, ломая себе голову? Ох, он многое бы отдал, чтобы хоть на миг заглянуть в мысли Тома...

     Видят боги, Моро всю свою жизнь посвятил служению своей стране и людям, ее населявшим, не жалея ни себя, ни своих сил. Но, несмотря на всего его усилия, всевышние, казалось, не внимали его молитвам. Война проиграна, казна в долгах, знать едва ли не в открытую вцепляются друг другу в глотки, земли заполонили твари и колдуны, а теперь вдобавок еще и мятежники…

     Нет, Фридания заслужила свою победу. Плевать – с Амадиу Тома и орденом или без него. Фриданцы заплатили слишком много, чтобы с позором склониться перед захватчиками, как того требует император.

     Но для начала стоит разобраться с проблемами поближе. Моро придвинул к себе карту и тяжело вздохнул. Немного подумав, он встал со стула, морщась от боли и осторожно направился к шкафу. Вино лучше оставить на столе. Воистину, ночь обещает быть долгой и оно ему еще понадобится. Но и излишне налегать тоже не стоит – тот же Пирр говаривал: «Хмель как цепь, что ты сам затягиваешь на своей шее». Довольно мудрые слова для того, кто окончил жизнь, сломав шею, упавши вусмерть…

     – Ваше величество?..

     От неожиданности Моро, полностью погруженный в свои мысли, едва не выпустил из рук графин, разлив на пол несколько капель. Он оглянулся – около двери стоял чуть сгобленный мужчина, кутающийся в темно-желтый плащ, покрытый засохшими грязными пятнами. Заметив, что Моро, наконец, обратил на него внимание, он сделал шаг вперед и коротко поклонился.

     – Мне зайти позже?

     Мотнув головой, Моро жестом пригласил его за стол. Сняв капюшон, его гость показал на свет слегка вытянутое, гладко выбритое лицо. Аккуратно подстриженные волосы спадали чуть ниже ушей, узкий лоб разрезала сеточка морщин, но, то не возраст оставил свой след – в полумраке его гостя можно было принять за юношу, хотя прошлой зимой он отметил свой третий с половиной десяток. Но в особенности выделялись его глаза – живые и ярко-синие; казалось, они без рук могли ощупать то, на что смотрели.

     Перед Матиасом, сложив руки на груди, сидел Реджис Пти. Практически для всех прочих он был всего лишь сыном мелкого барона и королевским сенешалем, ведомым по всем хозяйственным делам и управляющим виночерпиями, прачками, кухарями и прочей обслугой. Но лишь немногие знали то, что именно он – глава им же созданной шпионской сети, опутывающей всю страну, а то и ее пределы. В отличие от прочей знати Реджис не гнушался заводить близкое знакомство с чернью: шлюхи, нищие, бродячие артисты, менестрели, корчмари и даже уличные воришки – через глаза своих сподручных Пти смотрел в замочную скважину на востоке, тогда как их ушами слушал то, о чем шепчутся на западе. Не пускаясь в лишние любезности, Реджис сходу перешел к делу:

     – Мятежники стали лагерем около Валлона и, судя по всему, решили там задержаться.

     – Сколько?

     – Не меньше четырех с половиной сотен. Из них около трети женщин и детей, а также с три десятка Мечей, включая магистра Гаспарда. Прочие – несколько дюжин рыцарей, беглые крестьяне, наемники, дезертиры и…, – Пти на миг замялся, – совсем недавно в лагерь прибыл лично герцог Лефевр во главе большого отряда. В частности он привел свои знаменитые длинные луки.

     Моро цокнул языком и постучал пальцами по столешнице. Все куда хуже, чем он предполагал. Известие о вероломстве Лефевра его не сильно удивило – Алан никогда не отличался порядочностью и всю войну с визрийцами отсиживался за стенами, не послав на помощь войскам ни одного меча. От Реджиса Матиас знал, что много кто из мелкой знати поддерживал предателя – золотом, припасами или воинами, но Алан первый, кто открыто высказал свою позицию. И это не могло не вызывать опасения – многие вассалы герцога могут вслед за господином нарушить священные клятвы и перейти под знамена мятежников, а если лже-принц перетянет на свою сторону хотя бы еще пару влиятельных людей...

     Заметив взгляд Реджиса, которым он ласкал графин, Матиас протянул руку за фужером и налил своему гостю вина. Поблагодарив его легким кивком, глава разведки припал к фужеру, дергая кадыком. Опустошив стакан, Пти с шумом выдохнул и вытер губы тыльной стороной ладони. На длинном тонком мизинце сверкнул вычурный золотой перстень, выполненный в форме виноградины.

     Сплетя пальцы, Матиас положил на них свой подбородок и задумчиво провел глазами по развернутой на столе карте. Самозванец, которого народ называет «Черным Принцем» судя по всему, движется на юг. Интересно, куда он хочет добраться? Наиболее выгодно ему было бы объединить силы с Лефевром и попытаться захватить пару фортов на землях герцога Ривьера – тот хоть и всегда поддерживал законную власть, но войск у него маловато и думается, с лезвием у шеи и мятежниками под стенами он предпочтет стать предателем, чем мертвецом. Но тогда бунтовщиками необходимо повернуть в совершенно другую сторону, а они упрямо движутся к землям, что заняли имперцы.

     – Один из моих людей слышал, что у Черного Принца есть доказательства его родства с... – нарушил молчание Реджис, но в ответ Матиас лишь отмахнулся.

     – Ты и впрямь поверишь какому-то проходимцу? Уверяю – он будет рассказывать что угодно, лишь бы как можно больше людей поверило в его россказни. Доказательства? Чушь! Подделка и не более.

     Реджис не стал спорить, лишь коротко пожав плечами. Отставив бокал, он наклонился к карте и ткнул в нее аккуратно спиленным ногтем:

     – Основные силы визрийцев отступили назад к сердцу империи, но они все еще держат несколько наших крупных крепостей у южных границ. А если чем и славятся имперцы, так это логистикой – маршировать они могут днями напролет, так что им не понадобится много времени перебросить подкрепления. Если Дементий решит нанести удар, то пройдет сквозь всю страну как нож сквозь масла и возьмет столицу, покончив с нами еще до середины зимы. Я опасаюсь, что мятежник может заручиться поддержкой императора и единственное наше спасение – опередить его. Если прямо сейчас начать переговоры, то мы сможем...

     – Я не собираюсь договариваться с иноверцами и захватчиками, которые убили нашего доброго короля и предали огню наши земли, – чеканя каждое слово, ответил Моро. – И впредь попрошу тебя больше не начинать подобного разговора. Иначе он может стать последним.

     Реджис приподнял брови, поджал губы и, судя по всему, порывался, было, что-то добавить, но потом лишь выдавил слабую улыбку и произнес:

     – Как вам будет угодно. Но все же, положение наше хуже некуда и я, увы, не вижу предпосылок, чтобы оно улучшилось. Почти вся морская торговля шла через Гисс. Ссора с покойным Хардегудом и так свела ее практически на нет, а, как я слышал, его старший сын, что давеча надел корону, уже принял у себя визрийских послов – так что об этом источнике дохода можно забыть. Нас могли бы спасти договора с Союзом, но девять из десяти сухопутных путей контролируют марионетки императора, а те, кто еще осмеливается вести с нами дела, вот-вот оборвут все сделки, боясь навлечь на себя гнев Визра. Одними налогами сыт не будешь – тем более что предыдущий год, по сути, мы потеряли, а этот выдался неурожайным.

     – Пускай урожай и не радует глаз, но не сомневаюсь, что все до единого жителя с радостью пожертвуют лишнюю горсть зерна, дабы помочь родному королевству, – произнес Матиас, сделав вид, что не заметил, как Реджис скривился. – Что касается внешней политики – как раз сейчас я веду переговоры с послами Нирании, Гисса, Кетании и представителями Вольных Городов из Лоргардена и Верхнего Норра.

     Реджис лишь хмыкнул, не сдержав кислой гримасы, но Моро вряд ли мог винить его в этом, и сам не до конца веря в то, что сможет добиться хоть какого-либо успеха. Первые – мелкие государства да небольшие княжества – скорее всего попросту пытаются усидеть на двух стульях разом, сохранив добрые отношения с Фриданией, но при этом и угодив императору, так что Матиас не мог и надеяться на мало-мальски выгодный союз. Так, подачки лишь для того, чтобы не потерять лицо. Что касается же Союза Вольных Городов, то они хотя бы не пытаются строить из себя порядочных людей, прямо заявляя о том, что выберут того, кто предложит более выгодные условия. И Моро не сомневался, что визрийцы с лихвой перекроют все его предложения – не золотом, так силой. Да, каждый из городов союза обладает мощной армией и высокими стенами – но спасет ли она от многотысячной рати императора? Вряд ли.

     Еще какое-то время они обсуждали дворовые дела, куда более пустяковые, но все же необходимые. Матиас хоть немного отвлекся от тяжких мыслей, выбирая блюда, которые подадут в Проводы, да раздумывая, как рассадить гостей – к слову, Реджис показывал себя великолепным шпионом, но и со своими официальными обязанностями тоже справлялся блестяще – и вот Пти встал со стула, поклонился и выскользнул в коридор.

     Едва за ним закрылась дверь, Моро тяжело вздохнул и потер виски, ненароком бросив взгляд на закрытое окно, за которым мир уже погрузился в густое черное варево тьмы. Подойдя к нему, еле слышно крякнув от боли, Матиас слегка приоткрыл ставни, впуская в комнату холодный ветер.

     Он окинул взглядом раскинувшийся под замком город – вспыхивающие то тут, то там фонари свечи и факелы напоминали о старых легендах о блуждающих огоньках, заманивающих неосторожных путников на болотах. Видят боги – Матиас не просил взваливать себе на плечи ношу тяжестью в целое королевство… Но если такова божья воля – он донесет ее до конца.

Глава 4

      ... что же можно сказать о причинах, послуживших поражению Фридании?

      Безусловно, первой на ум на ум приходит острая проблема со снабжением: привыкнув вести бой на своих землях, редкий командир задумывался о том, чтобы пред походом как следует запастись пропитанием, чистой питьевой водой, сухой одеждой, болтами и стрелами, одеялами, сменными лошадьми и прочими вещами, которые, быть может, на первый взгляд кажутся не столь важными, но без коих любая длительная кампания заранее обречена на провал. Тем более, что фриданцы, за многие годы не сталкивающиеся с серьезным соперником, были столь уверены в скорой победе, что надеялись вернуться домой еще до первых снегов.

      Когда же война затянулась и армию Лоренса помимо имперцев начали теснить бесхлебица и морозы, немало людей сбежало именно из-за голода; прочие же были вынуждены приобретать еду у местного населения, а то и вовсе не брезговали открытым грабежом. Что уж говорить, многие крестьяне, едва завидев на горизонте знамена – неважно, зеленые или красные – спешили скрыться в лесах вместе со всем скарбом и скотом.

      Также стоит отметить, как разительно отличался подход к организации войска – пока визрийская армия подчинялась строгой иерархии, во фриданской постоянно вспыхивали междоусобицы. Вассал, собравший под стяг несколько крупных копий, мог спокойно игнорировать приказы своего сеньора, который привел за собой меньшее число людей; а некоторые не стеснялись разбираться со старыми обидами прямо на поле боя, ударяя в спину кровных врагов или устраивая свару посреди лагеря.

      Конечно, прибытие поддержки в виде Святых Мечей – хочу напомнить, что в те годы едва ли не каждый член ордена обладал незыблемым авторитетом – помогло королю навести какой-никакой порядок, но, увы, всем им пришлось убедиться на собственном горьком опыте, что даже этого было недостаточно.

      Однако, время показало, что и у Визрийской империи дела шли далеко не так гладко, как могло показаться на первый взгляд...

      Бруно Тош, «Война змеи и солнца»

     Люди на площадь набились как сельди в бочку и все еще стекали ручейками с улиц и переулочков: босоногие сопляки, нищие, крестьяне с детьми, ряженые бабы под руку со своими содержателями и слугами, пузатые торгаши, менялы в зеленых кафтанах, сапожники, кровельщики и прочие мастера с учениками, неприметные типчики с быстрыми глазами и ловкими пальцами, вынюхивающие полные карманы и даже несколько святош.

     Казалось, вся Мьеза собралась поглазеть на то, как несколько человек сегодня лишатся голов. Стефан бесцеремонно ткнул какого-то дылду в бок и спросил, в чем собственно обвиняют приговоренных. Тот бросил на него недовольный взгляд, видимо, боясь пропустить начало веселья, но все же, свистящим шепотом произнес одно слово: «Предатели».

     Стефан вытянул голову и попытался разглядеть, что творится на помосте, но не смог ничего увидеть за спинами других людей. Оглядевшись по сторонам, он поплевал на ладони и без труда залез на ближайшее дерево. Не удивительно, что эта идея пришла в голову не только ему одному – помимо ветвей, опасно склонившихся к земле под гроздьями зевак, некоторые люди залезали на крыши домов или свешивались из окон.

     На эшафоте находилось семеро, но казнить собирались лишь троих – вихрастого парня, толстяка и бородатого крепыша. Помимо бедолаг, чьи руки и головы были закреплены в колодки, на подмостках стояли: палач – огромный верзила в красном капюшоне сжимающий в бугристых руках топор, какой-то расфуфыренный франт (Стефану он сразу не понравился – похож на тощего индюка), прохаживающийся туда-сюда, короткостриженая девушка в белой хламиде – судя по медальону, Посвященная – и невысокий старик с крючковатым носом, то и дело промакивающий плешь платком.

     Франт оглядел толпу («Да и пахнет от него, наверное, как от бабы») и с шумом прочистил горло. Спустя несколько мгновений он поднял руки к небу, призывая людей к тишине, и завопил надрывающимся голоском:

     – Добрые жители Мьезы! Все мы знаем, что жизнь наша таит множество опасностей – леса и пещеры кишат чудовищами, колдуны отравляют колодцы и похищают детей, а шайки разбойников стерегут ваши денежки на ближайшем тракте. Но не меньшее зло притаилось прямо у нас под боком – да, да, милейший господин в синем камзоле! именно рядом с вами! – и зло это пытается столкнуть нас с пути истинного, скрывая свои помыслы под маской благочестия. Нечестивцы среди нас и получить они хотят ни больше, ни меньше – наши души!

     По толпе прошел легкий гул, но Стефан лишь лениво зевнул. Он не какой-нибудь тупой пентюх, чтобы его впечатлили заумные словечки от подобного заморыша. Стефан не помнил, чтобы кто-то хотел заграбастать его душу (если она вообще существует – в подобных вопросах он соображал с трудом, это лучше спросить Мелэйну), но вот его задницу пытались слопать не единожды. Однако Стефан ни разу не слышал, чтобы хоть кто-нибудь беспокоился о спасении его седалища. Тем временем франт продолжил:

     – Кто эти трое? Может быть, вы узнаете в них своих соседей, знакомых по кружке или даже друзей. Но не дайте себя обмануть! Они – гнусные предатели, – он скривился, будто даже произносить это слово было ему противно, – которые плели интриги против его величества Матиаса Моро – первого советника и королевского регента, сменившего на престоле погибшего короля Фридании всеми нами любимого Лоренса II Фабио, также известного как Лоренс Добрый, сына…

     Из толпы разнеслось несколько криков, которые красноречиво и просто выразили мнение насчет «его величества первого регента», или как его там кликали. Стражники бросились было искать наглецов, но с тем же успехом они могли ловить блох в гриве кобылы. Некоторые зеваки поддержали крикунов, другие полезли на тех с кулаками, и площадь едва не захватила массовая драка. Подождав, пока стража не утихомирит особо распалившихся людей, «индюк» вновь закричал:

     – Все они денно и нощно вносили смуту в наши ряды, пытаясь разъединить нас, ослабить, очернить доблесть нашей победоносной войны…

     Услыхав его слова, Стефан не сдержал кривой ухмылки. Едва ли не две трети фриданского войска осталось гнить в земле от мечей имперцев, морозов, голода и болезней, а вернувшиеся представляли собой жалкое зрелище из калек, пьяниц и бродяг. Часть южных земель сожжены дотла или заняты визрийцами, а его корольничество Лоренс так и не вернулся с поля боя, оставив корону какому-то советничку. Действительно, такую войну иначе как «доблестной» не назовешь.

      – … призывали поддержать самозванца, смеющего называть себя королевским отпрыском, ставленником богов и законным наследником престола. А за измену лишь одно справедливое наказание, – франт замолчал и обвел толпу выпученными, как у жабы глазами. – Смерть!

     Возгласы нескольких недовольных погрязли во всеобщем одобрительном реве. Может быть, кто-то недолюбливал «его величественного регента», не считал помершего Лоренса добрым или вообще чхать хотел, кто там греет задницу на троне (собственно, сам Стефан придерживался именно такого мнения), но хорошее зрелище любили все. Высокий мужчина, стоявший у дерева, где сидел Стефан, посадил своего малолетнего сына на шею, дабы тот ничего случайно не упустил, а задние ряды начали напирать на стоявших спереди, к недовольству последних. Едва франт умолк, как вперед выступил старик – достав из-за пазухи длинный пергамент, он откашлялся и забубнил:

     – ... Тибо Роше, его брат Джори Роше и шурин Сириль Норм... обвиняются в заговоре против короны, а точнее: оказание помощи мятежникам денежной суммой более сорока серебром каждый; подстрекательство к измене среди цеховых мастеров и подмастерьев; хуле королевского имени и отрицании законности его правления... суду были представлены доказательства... согласно словам мастера Матиу, мастера Гюстава и мастера Робера, что принесли пред судом и богами клятву говорить только правду... а также ознакомившись с расписками, подписанными рукой самого Джори Роше...

     Он все говорил и говорил, запинаясь и отхаркиваясь, сбиваясь и начиная с начала. Толпа едва не уснула – признаться и Стефан начал клевать носом – когда старик, наконец, закончил свою речь словами: «... приговор – смерть всем троим через отрубание головы», и отступил назад, протирая вспотевшую голову. И вот слово вновь взял франт. Повернувшись к приговоренным, он произнес:

     – Вы хотите покаяться перед смертью?! Признайте вину перед честным людом, – он обвел рукой толпу, – и быть может, вы заслужите прощение. Пускай не в этой жизни, но в следующей!

     Молодой парень лишь громко всхлипывал, уткнувшись глазами в эшафот, толстяк рядом с ним обмяк, видимо потеряв сознание, а вот третий – крепкий мужик с густой бородой – попытался что-то сказать. Толпа притихла, а франт склонился над мужчиной, но вместо слов тот просто смачно харкнул ему прямо в рожу.