Текст книги "Крах всего святого (СИ)"

Автор книги: Илья Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)

     Первым желанием Матиаса было приказать погнать чернь прочь, но спустя миг он уже забыл об их существовании. Чуть позади Абдумаша возвышался какой-то овальный вытянутый предмет, очертаниями напоминающий то ли зеркало, то ли дверь; но с точностью судить, что же это такое, было весьма затруднительно, так как вещь была завешана несколькими одеялами и перетянута веревками, что придавало ей сходство то ли с рулетом, то ли с куколкой огромного насекомого.

     Подождав, пока Матиас устроится на троне, один из придворных – невысокий бледный мальчишка, выходец из одной знатной семьи – вышел на середину зала и звонким голосом принялся оповещать о прибытии из Мьезы господина Аль-Хайи, но Моро взмахом руки отослал юнца прочь. Голова Матиаса гудела от недосыпа, ногу съедала подагра, но, признаться, куда больше его разбирало дикое любопытство – что же такое привез Абдумаш? Он что, и впрямь нашел нечто ценное, некую утерянную реликвию древней цивилизации, которая каким-то чудом оказалась во Фридании? Хоть поначалу Моро и захватил энтузиазм Аль-Хайи, но уже на следующее утро не мог вспомнить их ночной разговор без легкой улыбки. А сейчас и подавно в глубине души – быть может, из-за врожденного скептицизма, а может из-за того, что все его представление об окружающем мире могли в один миг пойти крахом – рассказы Абдумаша были для него пускай весьма занимательными и волнующими, но все же фантазиями.

     Словно прочитав мысли короля, арраканец не спеша направился к возвышению, где находился Матиас и, остановившись в нескольких шагах от ступеней, ведущих к трону, отвесил долгий поклон:

     – Рад видеть ваше величество в добром здравии. Надеюсь, рана вас не сильно беспокоит?

     – Мои года уже сами по себе тяжелые увечья, – в полу шутку ответил Матиас и кивнул за спину Аль-Хайи. – Как я погляжу, вы вернулись не с пустыми руками?

     – О, да! И скажу вам, что отыскал я даже много больше, чем желал... – загадочно улыбнулся Абдумаш и, мельком оглядев зал, чуть сбавил голос. – Если вы позволите, я бы хотел переговорить с вами наедине. Разговор нам предстоит долгий и недурно, если бы он дошел лишь до тех, в ком вы уверены, как в самом себе.

     После недолгого раздумья Матиас три раза хлопнул в ладоши – от стен эхом отозвался дружный топот, и слуги вместе со стражниками ручьями принялись утекать из зала, а следом за ними побрели и бродяги, то и дело кидавшие взгляды то на Абдумаша, то на его находку. Когда они остались вдвоем, Моро поднялся с трона, подхватив мантию, и начал осторожный спуск, стараясь не опираться весом на больную ногу; и вот спустя время он уже стоял рядом с Аль-Хайи.

     – Поездка прошла без происшествий? – спросил Матиас, с любопытством оглядывая загадочный предмет, возвышающийся над его макушкой едва ли не на три-четыре головы.

     – Подушки в повозе были мягче перины, ваши люди – тактичны и терпеливы, а Мьеза оказалась весьма приятным городом, хоть на мой вкус и лишка сыроватым, – сказал Аль-Хайи, сложив руки за спиной. – Конечно, я и немало времени провел, ощущая под ногами не твердую земь, а ходящую ходуном палубу, но до сих пор из всех морей и озер я остался привычен только к песчаным... но не буду изводить вас лишними жалобами.

     – Так это то, о чем вы рассказывали? – произнес Матиас, осторожно дотронувшись до предмета, что стоял между ними. Даже сквозь несколько одеял он почувствовал, насколько гладок и холоден материал, точно мрамор, пролежавший несколько дней под снегом. – Что же такого вы отыскали в Мьезе?

     – Я нашел его или он нашел меня – не суть разница, – туманно ответил Аль-Хайи и добавил. – К слову, я имел счастье познакомиться с вашим добрым другом – великим магистром Амадиу Тома.

     – Другом? – невольно хмыкнул Матиас. – Боюсь, это слишком громко сказано. Хоть мы и знакомы без малого пару десятков лет, но отношения наши натянуты, словно струна у лиры. Думаю, вы и сами заметили, что характер великого магистра, увы, оставляет желать лучшего, а с языка чуть ли не капает яд.

     – Что верно, то верно, – усмехнулся Абдумаш. – Во время нашей последней встречи он пожелал мне гореть в бездне. Притом в вашей компании.

     Матиас цокнул языком, и покачал головой. Нет, он нисколько не сомневался в том, какую «любовь» Амадиу питает к его персоне. Но великий магистр мог хотя бы постесняться выражаться в присутствии иноземца. Что подумает гость Фридании о людях, ее населяющих, услыхав, как один из них – и не какой-нибудь крестьянин, а человек титулованный и знатный – поливает грязью своего короля?

     – Прошу прощения за несдержанность господина Тома. Уверяю, он не мыслил ничего дурного, – попытался чуть сгладить ситуацию Матиас. – Думается, как-нибудь мы встретимся все трое и посмеемся над этим недоразумением за графином вина... если, конечно, Амадиу даст на то согласие.

     – Боюсь, вы ошибаетесь. В искренности его слов я не сомневаюсь ни на мгновение. Что же касается нашей общей встречи... При всем уважении, в этой жизни она, увы, маловероятна.

     – Великий магистр, конечно, остер на язык, но...

     – Великий магистр мертв.

     Признаться, эта весть была едва ли не самой последней, что Матиас ожидал услышать; от неожиданности Моро даже поперхнулся и все, что он хотел сказать далее, костью застряло у него в горле. Он в недоумении взглянул на Аль-Хайи, но тот, казалось, и не думал шутить; да и кто станет веселить подобными вещами?

     Матиас тотчас потерял интерес к находке Абдумаша, начав мерить залу большими шагами, даже позабыв о боли в ноге, пока в голове его роем завертелось с десяток мыслей. Великого магистра больше нет? Боги, возраст, конечно, берет свое, но Тома никогда не жаловался на здоровье. Хотя много кто узнавал о болячках только лежа на смертном одре... Надо бы не забыть послать соболезнования в Алый Оплот. Кого теперь выберет капитул? Хорошо бы кого-нибудь посговорчивей, но если это будет племянник Амадиу... Стоит узнать у Реджиса, кто из магистров наиболее лоялен – или жаден.

     Так. Нужно собрать мысли по порядку, а вопросы решать по мере их поступления. Для начала необходимо узнать, что вообще случилось с Тома. На миг остановившись, Моро повернулся к арраканцу, который все это время следил за ним сквозь полуприкрытые веки, прислонившись плечом к колонне.

     – Что случилось с Амадиу? Он упал с лошади и сломал шею? На него напала какая-нибудь тварь? Он подхватил хворь? Занес грязь в рану и скончался от гангрены?

     – Ни то, ни другое, ни третье, – Аль-Хайи оторвался от вещи, с хрустом потянувшись, и по лицу его скользнула легкая улыбка. – Великого магистра убил я – а точнее, заставил простаков из Мьезы сжечь Амадиу и его дружков заживо.

     Некоторое время Матиас просто смотрел прямо в темные глаза Абдумаша, глупо теребя рукав и пытаясь осмыслить то, что услышал. Когда, наконец, слова арраканца дошли до рассудка Моро, он одним прыжком – сам не ожидая от себя подобной прыти – оказался подле Аль-Хайи и схватил его за грудки. Тот даже не шелохнулся, абсолютно спокойно глядя на лицо Матиаса, что пошло красными пятнами и покрылось испариной.

     – Что?! Ты убил Амадиу?! Зачем?!

     – Он не оставил мне выбора, – пожал плечами Абдумаш, точно рассказывал о том, как раздавил надоевшую муху.

     – Как... как ты это сделал?! – срывающимся голосом произнес Матиас. – Если это какая-то шутка, то она зашла слишком...

     – Нет, мои слова – чистая правда. Думаю, их могут подтвердить, по крайней мере, с сотню свидетелей. Вы хотите знать, как мне это удалось? Надо сказать, куда легче, чем я думал, – ответил Абдумаш спокойным и даже дружелюбным тоном, будто бы разъясняя неразумному дитя, отчего дождь мокрый. – Я просто воспользовался ситуацией и в удачный момент подбросил сухого хвороста в разгорающийся костер людской ненависти – не мне вам рассказывать, что простой люд, мягко говоря, не питает особо теплых чувств к сильным мира сего, особенно к тем, кто может одним словом послать их на плаху. Они их боятся – а где есть страх, там клубится и злоба; и чувству этому зачастую достаточно лишь одной капли, чтобы оно вылилось через край, подмяв с головой того, кому не посчастливилось оказаться поблизости. К тому же, невежи готовы поверить в любую чушь, будь она произнесена в нужное время нужным голосом, даже и не зная, что на самом деле таится у них под носом.

     – Но... боги… зачем?!

     – Старик встал на моем пути, – голос Аль-Хайи приобрел настолько стальной оттенок, что чуть ли не звенел; Матиас невольно выпустил арраканца и отступил на шаг, ощущая если и не ужас, то что-то близкое к нему, – а значит и на вашем тоже. Насколько я припоминаю, Амадиу давно был для вас занозой в пальце – не вы ли сами много раз говорили мне, что управлять государством было бы куда проще без ордена и уж тем более без его нахального лидера?

     Ничего не ответив, Матиас отступил назад, присел – точнее, почти что упал – на холодные ступени и схватился за голову. Боги, это начало конца. Едва весть об убийстве великого магистра достигнет Алого Оплота – а Моро не был уверен, что этого еще не произошло – то все Мечи, как один, тотчас выступят против короны на стороне мятежников. Пускай воинов у ордена все еще меньше, чем в былые времена, но даже последний писчий Мечей умеет владеть оружием, а уж сейчас на счету каждый, кто умеет держать копье. Не стоит забывать и об Арлет – герцогиня никогда в жизни не оставит безнаказанным хотя бы неосторожный взгляд в сторону ее семьи, а уж за смерть деверя станет мстить быстро и жестоко; если орден, Гарсот и мятежники объединятся...

     И тут перед Матиасом забрезжил луч надежды. Все это произойдет лишь в том случае, если кто-то узнает о том, что Аль-Хайи был в Мьезе по его приказу. Нужно уничтожить пергамент с королевской печатью и избавиться от людей, которые сопровождали арраканца – к примеру, разослать их подальше по глухим гарнизонам, а то и вовсе за море. А что если вывернуть все так, что арраканец действовал по наущению Черного Принца? К примеру, подделать его почерк или выбить признания из Абдумаша под пытками; Матиас был уверен, что Реджису по силам и то, и это…

     – Я знаю, какие мысли крутятся у вас в голове, – нарушил тишину Аль-Хайи. Голос арраканца, эхом отдающийся от стен и потолка звучал глубоко и почти что торжественно. – Вы пытаетесь придумать, как вам выйти сухим из этой ситуации и не потерять под собою трон – к примеру, заточить меня в темницу, отдать палачам, а потом публично казнить. Или же выдать меня на растерзание Мечам, дабы они вкусили моей крови заместо вашей. Не могу сказать, что осуждаю вас – на вашем месте я бы размышлял точно так же. Но дайте мне несколько мгновений, и может быть то, что вы считаете поражением, напротив – станет вашим триумфом.

     Произнеся это, он шагнул к предмету и вытащил из-за пазухи кинжал – через миг разрезанная бечева вместе с одеялами зашуршали и упали на пол. Матиас пропустил мимо ушей почти все, что сказал ему Абдумаш и уже открыл рот, дабы позвать стражу, как невольно взглянул на предмет и замер.

     Пред ним стояло зеркало. Но оно ничего не отражало, напротив – воздух вокруг него как будто тускнел и терял краски, словно оно впитывало их в себя. Сделано украшение было из материала, коего Матиас не видал ни разу в жизни – темно-зеленого до черноты, гладкого, но испещренного сверкающими прожилками; сверху донизу вещь покрывали выпуклые символы, а сверху ее венчала голова мерзкого чудовища, настолько детально выполненная, что казалось, будто вот-вот раскроет пасть, и издаст громкий рев. Моро с шумом сглотнул и попытался оторвать взгляд, но какое бы отвращение он не испытывал при виде сей твари, вид ее одновременно и пугал, и завораживал. Наверное, именно так жалкая букашка смотрит на приближающийся с неба сапог, который сомнет ее в пыль и даже не заметит…

     – Подойдите ближе, – прошептал Аль-Хайи на ухо Моро, который и не заметил, как арраканец оказался рядом с ним. – Подойдите и увидите... он покажет вам.

     Вопреки собственной воле Матиас кое-как поднялся на ноги и сделал шаг к зеркалу, за ним второй и вот он уже мог дотронуться до темной глади, только протяни руку. Матиас вздрогнул – прямо у него на глазах темная поверхность пошла легкой дымкой, словно круги на воде от брошенного камня. Через несколько мгновений рябь превратилась в неясный водоворот, кружившийся все быстрее, быстрее, быстрее и... Матиас затаил дыхание, когда пред ним предстала живая – в буквальном смысле этого слова! – картина.

     Он вновь увидел своего короля, коему служил верой и правдой столько долгих лет – Лоренса II Фабио, прозванного Добрым. Верхом на белоснежной лошади он походил на самого Феба, спустившегося с небес: высокий и широкоплечий, с белокурыми волосами, что волнами спускались на спину; доспехи его, чуть припорошенные снегом, блестели на зимнем утреннем солнце, делая больно глазам, взгляд был суров, а губы сжаты в тонкую нить.

     Государь находился на высоком холме в окружении верных, слуг и оруженосцев, обозревая готовящуюся к бою армию – видимо, Матиас видел последние мгновения перед тем злополучным последним боем, который окончательно решил исход войны в пользу империи. Моро даже мог слышать звуки, но очень тихо, точно они шли через толстую стену – перекрикивания бойцов, ругань командиров и ржание коней. Один из верных, подъехав к королю, начал что-то говорить – поначалу Лоренс внимательно слушал мужчину, но потом вдруг нахмурился и поднял руку, заставив того умолкнуть. К верному присоединился один из магистров – судя по всему, сказанное Мечом тоже пришлось королю не по душе, так как он даже не взглянул в его сторону, все еще смотря вдаль. Мужчины переглянулись? и верный было вновь открыл рот, как вдруг послышался стрекот трещоток, взмыли ввысь сигнальные флаги, и среди воинов возникла небывалая суета – приглядевшись, Матиас увидал, как на горизонте показались зеленые знамена.

     Лоренс подал знак, и оруженосцы поспешили подать ему щит, меч, копье и подвести боевого коня – огромного закованного в панцирь зверя, который нетерпеливо жевал уздцы и греб копытом снег, точно ему самому не терпелось броситься в атаку. Визрийцы подошли уже на два-три полета стрелы, когда фриданская армия, наконец, сумела выстроиться в боевые порядки – левым флангом командовал Дидьен Ру вместе с тремя сыновьями, каждый из которых вел по несколько десятков копий, правый взял на себя Нель Тома, который хоть и не был опытным воином, но сумел собрать вокруг себя неплохих военных советников, центр же – состоящий из самых опытных солдат, тяжелой конницы, арбалетчиков и Святых Мечей – остался на самого Лоренса.

     Визрийцы шли стройными рядами, и к удивлению Моро, он заприметил, что имперских сил было чуть ли не на треть меньше, чем фриданских, хотя он лично слышал рассказы о несметных полчищах, готовых убивать и умирать за императора. Хм, неужели иноземцы столь могучие воины, что каждый из них стоит десяти мечей? Иначе как еще объяснить такое разгромное поражение, предшествие которому наблюдал Матиас? Но думать об этом было некогда: горнисты напрягли легкие, знаменосцы подняли штандарты, грянули барабаны, наполняя морозный воздух боевым ритмом – и получив отмашку от короля, Ру вместе с Нелем повели свои силы в наступление.

     Картина на миг помутнела, закружилась, исчезла – и вот Матиас уже видел яростный бой. Он впервые застал сражение собственными глазами, да еще так близко, будто бы сам присутствовал на поле брани, и, признаться, его невольно начало мутить. Нет, он, конечно же, понимал, что человек умирает красиво лишь в песнях и слышал многочисленные рассказы бывалых солдат о том, как происходит настоящая битва, но это... Через мгновение после того, как фриданцы схлестнулись с визрийцами, ряды обеих армий тотчас перемешались – солдаты резали, кромсали, били, кусали и сминали друг друга, издавая последний стон или наоборот радостно вопя при виде пораженного противника. Дидьен воистину походил на взбешенного медведя, огромной булавой сокрушая следующего врага, покуда предыдущий еще не упал на землю, сыновья его – которые почти догнали мускулатурой отца, хотя старший из них едва ли пересек второй десяток – не отставали, храбро бросаясь туда, где их воины смели дрогнуть, и даже Нель мужественно сражался несмотря на то, что из плеча его торчало черное оперение, а слуги подводили к нему уже третьего коня.

     Сражение шло на равных, когда с юга показались еще знамена – и вскоре к визрийцам подоспела подмога. Судя по всему, это были отборные силы, имперская элита – маршировали они нога в ногу, точно уже родились в строю; даже сражаясь они держали четкое построение, закрывая раненых товарищей огромными щитами, и как один по команде выбрасывали вперед длинные тяжелые копья. Несмотря на то, что фриданцев все еще было больше, перевес сил понемногу склонился в сторону имперцев – и вот, наконец, с холма запел глубокий рог. Уже измученные солдаты не сдержали радостных криков при виде лавины всадников, которые неслись им на выручку, метя имперцам точно во фланги. Первый ряд визрийцев рыцари вместе с воинами ордена смолотили не остановившись. Второй тоже колосками лег под их сталью. Третий успел выбить из седел несколько десятков воинов и заставить прочих замедлиться. А вот на четвертом они уже увязли.

     Но, невзирая на это, вместе с пехотой, которая с новыми силами кинулась на помощь королю, лучниками и арбалетчиками, осыпающими стрелами тех визрийцев, что были позади, и Мечами, неустанно вопящими собственный девиз, фриданская армия медленно, но уверенно начала одерживать вверх. Совсем скоро все те имперцы, что еще были на ногах и не застряли в бою, перестроились и перешли в отступление, а многие и вовсе побросали щиты с оружием и бросились наутек, пытаясь спасти собственную жизнь. Громогласное «Победа!» пронеслось над полем боя, и из губ самого Матиаса тоже чуть не вырвался радостный крик, но...

     Как же они все ошибались.

     Ни король, ни его верные солдаты, ни даже сам Моро, что теперь точно птица парил над полем боя, обозревая его сверху, и не заметили, как вдалеке показались силуэты каких-то огромных механизмов, походивших на требушеты, возле которых суетились меленькие фигурки, с такого расстояния напоминающие муравьев. Вскоре от машин полетели какие-то черные точки, через несколько мгновений превратившиеся в огненные звезды, которые, разрезая небо пылающими хвостами, летели прямо на ликующих фриданцев. И тут Матиас с ужасом понял, что…

     Все это была лишь ловушка.

     Поняли это и солдаты, но, увы, было уже слишком поздно. Огромные горящие кувшины, в каждом из которых легко могло поместиться несколько человек, падали на землю, разбиваясь на мелкие осколки и разливая жидкое пламя, напоминающее масло, что не жалело ни своих, ни чужих – и фриданцы и визрийцы вопили от ужаса, пытаясь сбить пламя, бежали, давя раненых и катались по земле; крики, стоны, испуганное ржание, хруст пламени сплелись в единую симфонию смерти. Тающий снег, что буквально на глазах превращался в воду, нисколечко не тушил пламя, а напротив, разливался пылающими озерами, разнося смерть. Казалось, само пекло разверзлось, дабы собрать свой кошмарный урожай – воины изжаривались прямо в доспехах, которые плавились точно кусок масла, брошенный на сковородку, а те, кому повезло не угодить в объятия пламени, задыхались от едкого дыма, в последней агонии раздирая горло ногтями; некоторые вставали на коленях и молились, умирая так и не встав с земли, а лошади сбрасывали седоков и в страхе неслись прочь, топча людей. Вот и Лоренс полетел на землю, едва не размозженный копытами собственного скакуна. На выручку королю сразу же бросилось с несколько десятков человек – от оруженосцев и верных, до простых воинов – но новый снаряд упал прямо в шаге от государя, что только успел закрыть лицо ладонью...

     Матиас будто сам ощущал запах горелой плоти и чуял жар, стоявший над полем брани. Смертоносные машины наконец-то прекратили стрельбу, но они уже сделали свое дело – немало визрийцев погибли от собственного огня, но большая часть их войска сумела отступить, тогда как фриданцы, опьяненные победой, практически все оказались в пылающей западне. Оставшихся в живых воинов пытался собрать Дидьен, который каким-то чудом лишь подпалил усы, брови и волосы – но имперцы, что к тому моменту уже успели перестроиться, вновь пошли в атаку, а с флангов им на выручку подоспела легкая конница, что выскочила неизвестно откуда, поливая врагов роем стрел из мелких луков, точечными ударами вырезая отбившихся от строя солдат и уносясь прочь, не вступая в затяжную драку. Через короткое время сражение превратилось в резню – фриданские воины десятками бросали оружие и сдавались на милость победителям или пытались спастись бегством, пока визрийцы добивали всех, кто смел оказывать сопротивление; наконец, и Ру вместе с жалкими остатками, оставшимися от его войска, скомандовал отступление, покуда их не взяли в кольцо, не забывая, впрочем, огрызаться от наседающих имперцев.

     Гладь зеркала вновь почернела, но Матиас был не в силах вымолвить хоть слово, еле стоя на ногах. Боги, боги, боги... Он увидел не бой, нет. Бойню. Весь цвет фриданской знати вместе с королем спалили, точно курей на вертеле – и самое страшное то, что избежать этого или предвидеть было никак нельзя. Не неумение сражаться или численный перевес погубило Фриданию – но силы, что выходят за рамки понимая обычного человека. И противостоять им можно лишь не меньшей мощью...

     Вдруг внутри зеркало снова появилась дымка – и Матиас одну за другой наблюдал ужасающие взор картины: как города и деревни падают под чудовищными механизмами, сгорая дотла, как визрийские воины разоряют храмы, убивая служителей и круша статуи; как иноземцы режут горожан, вырывают детей из рук рыдающих матерей и бросают их прямо в огонь, а самих же женщин берут прямо там же, точно дикие звери.

     Но вот последнее видение... Он так и знал! Он знал! Матиас невольно стиснул зубы и сжал кулаки, глядя на то, как Амадиу, сидя за столом, беседует с каким-то человеком, который находился к Моро спиной. Судя по обстановке, дело происходило в каком-то дешевеньком трактире. Незнакомец достал из-за пазухи побрякивающий мешок – а едва великий магистр сунул нос в последний, как на лице его расплылась жадная улыбка; кинув мошну на кровать, он достал из сумки свернутый в трубочку пергамент и нож... Тот самый, что чуть не погубил Моро! Картинка вновь сменилась – сначала Матиас видел лишь крепкую дверь, чью-то руку, схватившуюся за ручку, а потом... самого себя – боги, как же он постарел! – что тщетно пытается защититься ладонями от лезвия. Но раз за разом убийца настигал Моро, нанося один удар за одним...

     Матиас отступил и отвернулся, закрыв лицо руками, не в силах более выдерживать подобного зрелища. Он потерял счет времени, но после все же осмелился взглянуть на зеркало сквозь дрожащие пальцы – однако вместо самого себя, растерзанного, лежащего на полу собственной спальни с тонким ручейком крови, стекающим изо рта, и стеклянными глазами, уставившимися в стену, он вновь увидал лишь холодный темно-зеленый блеск.

     – Я сошел с ума... – еле слышно произнес Матиас, не зная, спрашивает он или утверждает; говорит с Аль-Хайи или сам с собой. Но арраканец встал подле и слегка дотронулся до его плеча.

     – Нет, Матиас. Вы полностью в своем разуме. Я видел то же, что и вы – битву с имперцами, машины, плюющиеся огнем, смерть вашего короля вместе с его воинством... и предательство Амадиу, который едва не погубил и вас и все королевство за жалкие монеты.

     – Так эта вещь, – Матиас облизнул пересохшие губы, – показывает то, что было? Или то, что будет? Или... как? Я не понимаю...

     – Я, увы, еще не до конца разобрался в возможностях сего артефакта. Но дайте мне время – и горючий порошок, как и визрийский огонь, покажутся вам детскими забавами. Вместе с этим, – Абдумаш перевел восхищенный взгляд на зеркало, – я... то есть мы достигнем таких высот, до коих еще не добирался ни один из живущих. Мы заставим наших врагов заплатить – и заплатить дорого.

     Какие-то мгновения Матиас еще колебался; что это за зеркало? Кем оно создано? Кто... или что показало ему все эти события? Какие силы таятся в нем? Значит ли это, что твари, появившиеся в Мьезе на Проводы, создали те же самые силы? Быть может, еще не поздно отослать иноземца прочь, а предмет сей отправить в пропасть или в морское дно...

     – Это всего лишь инструмент, – проговорил Аль-Хайи, дотрагиваясь до зеркала, словно слыша мысли Моро. – Убивает не меч, но рука, что его держит. Оружие может нести зло, а может служить во благо. Подумайте об этом, перед тем, как принять решение.

     Матиас еще раз взглянул на темно-зеленую гладь и перед его глазами будто бы вновь пронеслись все то, что он увидел. И он принял решение. Они еще долго беседовали с Аль-Хайи, позабыв про голод и жажду, и уже ближе к вечеру Моро повелел созвать внеочередной тайный совет. Когда он в сопровождении Абдумаша вошел в знакомую комнату, за длинным столом находились почти все, за исключением Реджиса. При виде арраканца, который сел по правую руку от Матиаса, Бруно не сдержал возмущения:

     – Я, конечно, все понимаю, мой король, но какого хера тут делает этот пустынник?

     – Этот, как ты выразился, «пустынник», сделал за месяц больше, чем вы все вместе взятые за прошедший год, – ответил Моро, даже не взглянув в сторону маршала. – Он спас мою жизнь, подарил нашей армии мощное оружие... и раскрыл заговор против короны.

     – При всем уважении, ваша светлость, но это просто немыслимо! – заверещал Сириль. – Мы же не можем допустить, чтобы...

     Поймав тяжелый взгляд Матиаса, первый советник закашлялся и замолчал, уткнув глаза в древесину, что была почти до блеска натерта локтями. Одилон обменялся долгим взглядом с Бруно, тот же скрестил руки на груди и уже открыл рот, как грохнула дверь, и комнату вошел – нет, влетел! – Реджис. Увидав Абдумаша, он поначалу удивленно поднял брови, но тут же перевел внимание на Матиаса:

     – У меня весьма любопытные вести, государь, – он искоса взглянул на Сириля, который будто бы сжался под его голубыми глазами. – Кажется, я узнал, кто помогал убийце совершить покушение. Это...

     – Предателем оказался Амадиу Тома, великий магистр ордена Святых Мечей, – продолжил за него Моро и жестом пригласил Пти сесть. – Я знаю. И он уже заплатил за свое предательство.

     – Великий... что?! – воскликнул Реджис, от неожиданности даже поперхнувшись. – Амадиу? Заплатил? Что вы хотите этим...

     – Я хочу сказать, что Тома мертв. И я этим ничуть не огорчен – даже наоборот, весьма рад, что этот изменник и лжец получил по заслугам. Скоро эта же участь постигнет и Черного Принца, купившего «великого» магистра словно уличную девку. Ты присядешь или так и будешь вести разговор стоя? Это немного неучтиво.

     Реджис грохнулся на стул рядом с Бруно, все еще удивленно хлопая глазами. Матиас едва не захихикал от того, что новость о том, что кто-то опередил Реджиса, сделала его похожим на рыбу – он то и дело открывал рот, точно желая что-то сказать, но вместо этого просто хватал губами воздух и пучил глаза. Глава фриданской разведки явно не ожидал, что кому-то удастся превзойти его в искусстве добывать информацию. Ах, у Моро просто закружилась голова, представив, что он сумеет сделать…

     – Так вы не шутите?.. Боги, мы пропали, – еле слышно пролепетал Одилон, оглядывая всех сидящих за столом. – Когда об этом узнает капитул...

     – Капитул вскоре отправится на встречу со своим лидером, – прервал его Матиас и обратился к Бруно. – Маршал, соберите войска и возьмите штурмом Алый Оплот. Мечей, которые откажутся сложить оружие по доброй воле – убейте, прочих же привезите сюда. Всем, кто знал о предательстве, но умолчал, королевский суд вынесет справедливый приговор. Реджис – пошли гонцов ко всем лояльным аристократам, и повели им взять под стражу каждого члена ордена, которого они увидят на своих землях.

     – Штурм?! Взять под стражу?! Да вы ре... Вы понимаете, какой улей вы разворошили? – закричал Реджис, упершись руками в стол. – Вы хотите междоусобной войны?! Так вот – победителей в ней не будет! Вы только что своими руками надели нам петли на шеи!

     – Разве в вашей стране принято дерзить своим королям и осуждать их приказы? – нарушил молчание Аль-Хайи, который до того безучастно следил за разговором. – В наших краях таких наглецов в лучшем случае ждут плети.

     – А в наших принято вырывать язык чужакам, которые лезут не в свое дело, – рявкнул Бруно, кладя руку на ножны. – Так что заткни свою вонючую пасть и...

     – Довольно!

     Голос Матиаса отозвался от каменных стен гулких эхом, что утихло лишь через несколько мгновений. Реджис откинулся на спинку, сложа руки на груди, Сириль то и дело промокал платком багровую шею, Бруно едва ли не скрежетал зубами от злости, Одилон, раскрыв рот, переводил взгляд с одного на другого, точно не понимая, что происходит, и лишь Аль-Хайи был так же невозмутим; с легкой улыбкой он наблюдал за тем, как маршал точно пытается убить его взглядом.

     – Я все еще ваш король, – Матиас медленно обвел взглядом присутствующих. – И посему слово мое – закон. И поверьте, я не сошел с ума, а просто увидел чуть больше, чем все вы может и представить. Отныне каждый, кто носит алый плащ – вне закона, как и любой, кто поддерживает предателя словом или делом. Все фамилиары ордена должны публично покаяться, отречься от всех дел с братьями и выдать короне треть своего имущества, дабы подтвердить свою лояльность. Те же, кто откажется последовать этому указу... что ж, значит, они сделали свой выбор. Все богатства ордена отныне также переходят в королевскую казну. Господин Герен – думаю, вам лучше взять побольше лошадей и возов, дабы суметь доставить груз без задержек, – Абдумаш шепнул ему на ухо несколько слов и Матиас добавил. – А заодно прихватите с собой библиотеку ордена. Она еще послужит благому делу. Одилон – подготовьте бумаги, сделайте предварительные расчеты и с утра сообщите мне лично, сколько золота мы получим. Хотя бы приблизительно – безусловно, я не жду, что вы отчитаетесь мне по каждой монетке. Пти – позаботьтесь о том, чтобы каждый более-менее знатный человек получил донесение вовремя и зайдите ко мне завтра утром. Собрание закончено.