Текст книги "Крах всего святого (СИ)"

Автор книги: Илья Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

     Однако Амадиу интересовал лишь один из них. Высокий мужчина в изъеденном коррозией панцире, который возился у груды бревен, соломы и хвороста, сваленных у столба, тщательно поливая их маслом, точно все, что происходит вокруг, его не касалось. К столбу же была привязана юная девушка, годами не больше пятнадцати – некогда красивое округлое лицо было изувечено до неузнаваемости, превратившись в один огромный заплывший синяк, заместо глаз было две щели, текшие ручьями, а платье было разорвано, обнажая меленькие груди со ссадинами и ожогами.

     – Одрик! – изо всех сил крикнул Амадиу хоть великий магистр и находился от него не более чем в десяти шагах.

     Вылив остатки масла на несчастную, мужчина отбросил в сторону мех и повернулся к Амадиу, скривив узкие губы в кривой ухмылке. Бывший великий магистр ордена Святых Мечей, а ныне – убийца и отступник, выглядел он преотвратно. Лицо его осунулось, ставши напоминать острый череп, обтянутый кожей, волосы – еще год назад ярко-черные, точно чернила – торчали длинными поседевшими клоками, а глаза почти впали вовнутрь, сверкая из черных впадин стальными огоньками. Смерив Амадиу долгим взглядом, он цокнул языком:

     – И ты, Тома?

     – Одрик Лорр, – произнес Амадиу, обхватив ладонью рукоять меча, – от имени капитула ордена Святых Мечей я приказываю вам и вашим людям сложить оружие и проехать со мной в Алый Оплот, дабы пройти братский суд за все преступления...

     В ответ Лорр лишь расхохотался, откинув голову назад. Смех его напоминал лай бешеной собаки – визгливый и пронзительный, что особенно жутко слушался на фоне подвываний и всхлипов девушки. Закончив смеяться, Одрик схаркнул на землю желтоватый комок и вытер рот тыльной стороной ладони.

     – Я не признаю никоего суда, кроме божьего. Я делаю праведное дело...

     – Праведное?! – не сдержал выкрик Амадиу и махнул рукой за спину, где еще дымились развалины. – Предать огню целую деревню это праведное дело?! Сколько человек ты убил сегодня? Тридцать? Пятьдесят? Сотню?

     – Кретин! – рявкнул Лорр. – Как и все вы, – он обвел покрасневшими глазами окруживших его Мечей, – как и ваш лживый капитул, насквозь провонявший ересью и пороками! Вы – не воины, а трусы, ростовщики и пьяницы! Если плоть начинает гнить, ее необходимо резать. Если душу захватила ересь, то изгнать ее можно только через страдания. Ты знаешь, – он с ненавистью взглянул на девушку, отплевывая каждое слово, – что я нашел у этой твари?!

     Достав из кармана какую-то вещицу, он кинул ее прямо под ноги Амадиу. Приглядевшись, тот разглядел небольшой самодельный амулет – два скрещенных меж собой деревянных полумесяца, украшенных несколькими веточками омелы.

     – Это всего лишь безделушка, – покачал головой Амадиу, поднимая глаза на Одрика, – сделанная руками ребенка. Ты и впрямь уничтожил целое поселение из-за подобной ерунды?

     – Ерунды? – поперхнулся Лорр. – Ерунды?! Это, – он ткнул узловатым пальцем в медальон, – не что иное, как плевок прямо в лица богов! Она еретичка, а то и чернокнижница! А вся деревня – вся! до последнего пастуха! – знала об этом и покрывала ее. И ты думаешь, хоть один из тех отбросов раскаялся в содеянном? Нет, даже под пытками все они...

     И тут Амадиу вдруг кое-что понял. И мысль эта ударила его в голову, точно окованный железом обух. Великий магистр не пытается выкрутиться, дабы спасти собственную жизнь и не изображает умалишенного – он и впрямь верит в собственные слова. Он взаправду думает, что все это – сожженные дотла селения, мучения невинных и убийства младенцев, коим не свезло родиться с родимыми пятнами – он делает во имя богов.

     Вглядываясь в покрасневшее лицо бывшего друга, искаженное гримасой злобы, Тома не видел пред собой того, прежнего Одрика – мудрого и справедливого, что готов был отдать свой плащ безродному бродяге, замерзающему под дождем. Теперь перед Амадиу стоял совершенно другой человек – истинный безумец, чье стремление нести волю божью превратилось в одержимость. Амадиу не мог понять лишь одного – как именно это произошло? Когда был сделан тот шаг, что отделял Святого Меча от меча карателя?

     До этого момента Амадиу до последнего надеялся достучаться до Одрика, уговорить его уладить дело миром, сдаться, но теперь понимал, что иного пути нет, ни для кого из них. Лишь один должен уйти из круга по собственной воле, тогда как второй останется на земле. Но все же – не столь от веры, сколь от отчаяния – Амадиу предпринял последнюю попытку:

     – Все кончено, Одрик, – устало проговорил Тома. – Отпусти девушку, отдай мне меч – и я клянусь, что суд пройдет честно и орден вынесет справедливый приговор.

     Великий магистр замолчал, меряя Амадиу пронзительным взглядом. В душе последнего всколыхнулась надежда – он уже подумал, что произошло чудо, и слова его возымели силу, как Одрик выхватил из рук стоящего рядом с ним воина факел и бросил в девушку.

     Вой боли, казалось, вознесся до самих небес. Амадиу хотел, но не мог отвести взгляда от пламени, пожирающего несчастную, глядя, как ее молочная кожа покрывается огромными пузырями, а почерневшие прогалины на месте лопнувших глаз смотрят прямо на него, словно моля о помощи. Огонь еще лизал длинные волосы, когда, наконец, девушка издала последний хрип и обвисла на веревках.

     – Я отпустил ее, – нарушил тишину хриплый голос Одрика, – отпустил в лучший мир, где ее грешная душа, быть может, найдет свое прощение. Ты ведь просил об этом, Тома?

     Все до одного из отряда Амадиу устремили на него взгляды – одно слово и через мгновение великий магистр рухнет на землю с болтом в сердце, но нет. Этот удар должен быть нанесен только его рукой. Не произнеся ни слова, Амадиу достал меч и отстегнул ножны, скинув их на землю. В ответ Лорр тоже вытащил клинок – к слову, подаренный ему Нелем – и сделал шаг в сторону Амадиу. Цепь Мечей немного расступилась, освобождая место двум бывшим друзьям, которые теперь кружили друг напротив друга быстрыми шагами.

     – Каким богам ты служишь, Тома? – процедил Одрик.

     – Тем же, что когда то служил и ты, – ответил Амадиу. – И я не припомню, чтобы они говорили нам убивать невинных людей.

     Не успел он закончить, как Одрик рванул вперед и рубанул снизу вверх, метя распороть Амадиу от паха до шеи, да с такой скоростью, что тот едва успел уйти от удара и кое-как отвести последующие. Да, хоть выглядел великий магистр и ужасно, но дрался не хуже прежнего – видимо, сил ему придавала переполняющая его злоба.

     – Пускай сегодня я и отправлюсь к богам, но хотя бы заберу тебя с собой, – ухмыльнулся Одрик, видя, как Амадиу переводит дыхание. – Ты предлагал мне пройти ваш «суд». А готов ли ты к настоящему суду, Тома? Суду пред ликами богов? Но только обвинителем буду я.

     Амадиу не ответил, до боли сжав зубы, и вновь поднял меч. Спустя несколько мгновений, когда лязг стали утих, они снова стали друг напротив друга. Из царапины на скуле Одрика сползла капля крови, но его сапог чуть не переломил Амадиу хребет – падая на землю, тот едва успел каким-то чудом отвести лезвие Лорра, метившее ему прямо в сердце.

     – Это я учил тебя сражаться, Тома, – каркнул Одрик. Хоть он и пытался сделать вид, что ничуть не устал, но пряди на его висках намокли, а слова перемежались жадными вдохами. – Когда я впервые пролил кровь, ты еще лежал под сердцем у матери. Все твои трюки придумал я, думаешь, сможешь поразить меня хотя бы одним из них?

     Великий магистр сплюнул на землю, перехватил меч и больше никто из них не произнес ни слова. Каждый из них знал, что Одрик прав – он был едва ли не самым искусным бойцом ордена и научил Амадиу не одному десятку финтов, но, как уже успел убедиться Тома, кое-что оставил при себе. От скорой смерти Амадиу спасала лишь разница в возрасте и собственная проворность, но, если с каждым замахом он чувствовал, как рука его деревенеет, а мышцы сводит от усталости, то Лорр напротив, лишь больше распалялся, и атаки его становились все сильнее и яростнее.

     Великий магистр вдруг оступился, раскрывшись для удара, но мысль о ловушке пришла в голову Тома лишь после того, как он поднял руку. С легкостью отпарировав взмах, Одрик вдруг закружился и через мгновение меч Амадиу упал в сторону. Послышалось несколько громких вздохов, лицо Лорра разрезала победоносная улыбка, но Амадиу сделал, возможно, единственное, что могло спасти его от гибели – схватившись двумя руками за лезвие клинка Одрика, он резко дернул на себя, чуть не вырвав у того оружие.

     Но великий магистр успел опомниться и через мгновение его кулак прилетел Амадиу в подбородок – тот пошатнулся, но устоял, успев перехватить руку Одрика за мгновение до того, как он нанесет второй удар. Несколько мгновений они стояли, вцепившись друг в друга и пожирая соперника глазами – Амадиу чувствовал, как сталь уже вспорола перчатки и начала резать пальцы, пуская теплую вязкую кровь.

     Он рванул Одрика на себя, резко откинул голову и через миг его лоб пришел точно в лицо великого магистра. Послышался хруст, из сломанного носа хлынула кровь и Амадиу, не мешкая, тотчас ударил еще и еще – хватка Одрика чуть ослабла, Амадиу высвободил руку и потянулся к ножнам с кинжалом, что висели у того на поясе.

     Несколько мгновений Одрик еще держал меч, с ненавистью глядя в глаза бывшему другу, словно не понимая, что уже мертв. Но вот взгляд его начал затухать, пальцы ослабли, а ноги подкосились. Выронив меч, великий магистр упал на колени и взглянул на рукоять собственного ножа, торчащую у него под ребрами. Он криво ухмыльнулся и попытался вытереть кровь, ручейком стекающую изо рта на подбородок.

     – Ты... всего лишь.... – пробормотал он, откашливаясь на землю алыми каплями, – глу... глупец. Мы... будем... гореть… вместе, предатель. Ты…

     Остаток фразы застыл у него в горле, превратившись в хрипящий свист и Одрик Лорр, бывший великий магистр ордена Святых Мечей, рухнул на землю, глядя в небеса остекленевшими глазами. Послышалось несколько восторженных криков – самый ярый из них принадлежал Клоду – но Амадиу не слышал ничего, кроме последних слов Одрика и не видел никого, кроме бледного лица его друга, которого он только что убил собственными руками.

     – Магистр, – на плечо ему легла чья-то ладонь. – Что нам делать с остальными?

     Амадиу обвел взглядом людей Лорра, побросавших оружие и переводящие испуганные взгляды то на Тома, то на тело своего лидера. Думается, смерть последнего выбила из них последние остатки духа – и теперь выглядели они скорее жалко, напоминая осиротевших птенцов, что жались друг к другу у хладного тела матери. Но вот только эти же птенцы не так давно жгли, резали и кололи. Первым желанием Амадиу было отдать всего один приказ, чтобы каждый из убийц поплатился за свои злодеяния прямо на месте... но нет.

     – Закуйте в цепи и найдите в деревне пару повозок, – ответил Амадиу, поднимая с земли ножны. – Передохнем до утра, предадим земле мертвых и направимся в Алый Оплот. Их судьбу будет решать капитул, а не мы.

     – Не думаю, что эти выродки нас бы пожалели, – проворчал кто-то.

     – Мы – не они, – отрезал Амадиу и пошел прочь, оставляя за спиной и Мечей, и Одрика.

     Клод было увязался за ним, но вскоре отстал, без слов поняв, что магистру необходимо побыть одному. Отойдя как можно дальше и выйдя в колосящееся поле, Амадиу рухнул прямо на землю, обхватив голову руками, и задался в беззвучных рыданиях. Так паршиво он не чувствовал себя с тех пор, как в последний раз поцеловал холодный лоб отца, перед тем как его опустили в земь. Всего один удар – жестокий, но необходимый – в сердце друга перечеркнул жизнь на до, и после. Да, он не мог поступить иначе – но что с того? Легче ему от этого не стало. Амадиу долго сидел на холодной земле и лишь только к вечеру сумел подняться на ноги, разомнуть затекшие конечности и поковылять к своему отряду.

     Что же до Мечей, сопровождающих Лорра, то девятерых из них капитул приговорил к казни, двух – за одного из которых вступились знатные сородичи, а второй, совсем юный парень, примкнувший к Одрику едва ли не за пару дней до его смерти, раскаялся так искренне, что сумел вымолить себе спасание – к пострижению, а последний покончил с собой по пути, изловчившись пустить себе кровь утаенным в сапоге кинжалом. С тех пор прошло много лет, но тень Одрика и его деяний до сих пор лежала на всем ордене, заставляя простых людей вздрагивать при виде алых плащей, будто думая, что вышитый меч падет на их голову, а пламя пожрет то, что осталось. И, увы, слишком многих братьев привлекала подобная репутация...

     – ... магистр! ... магистр! Великий магистр!

     Вырванный из объятий тревожных снов, Амадиу еще несколько мгновений лишь слепо моргал, пока мир перед его глазами не сошелся в единую картинку. Присев на кровать, он едва не порезал руку о меч, лежавший рядом с ним – взглянув на него, великий магистр тут же припомнил все события предыдущего дня – спор с советом, арраканца, зеркало... и того, чей голос он более и не думал услышать. При одной лишь мысли о последнем, загривок Амадиу покрылся липким потом, и ему пришлось положить руки на кровать, дабы унять дрожь.

     – Что случилось? – спросил Тома, натягивая сапоги и переводя взгляд на Коула, стоявшего у двери. Нижние веки его набухли, щеки покрывала жесткая щетина, а под глазами нарисовались огромные черные круги; видимо, прошлую ночь он все же пробыл на ногах. Однако великий магистр ошибся.

     – То зеркало, что арраканец привез с острова – оно пропало...

     – Пропало?! – Амадиу вмиг выпрямился, глядя прямо в лицо брату, который хоть и был почти на полторы головы выше великого магистра, будто бы разом потерял в росте несколько футов.

     – Я не смыкал глаз всю ночь, клянусь, как вы и приказали. Но незадолго до рассвета я услыхал снизу какой-то тихий скрип – я было подумал, что это крысы, так как он более не повторился, но через несколько мгновений я почуял странный запах, а в воздухе заиграли какие-то мелкие белесые пылинки. Опомнился я уже лежа на полу у двери с взломанным замком и, едва заметив кражу, сразу же направился к вам.

     «Аль-Хайи, – подумал Амадиу, со злостью ударив себя кулаком по ноге. – Мерзавец. Я так и знал, что нужно было заковать его сразу, как только он сошел на берег. Сонная пыль? Не иначе он алхимик, а то и вовсе чародей... Хорошо, вряд ли он успел выехать из города, перехватим его у ворот. И пусть только попробует лишний раз дернуть рукой или произнести незнакомый слог…».

     – Где были остальные?

     – Батист обещал сменить меня после полуночи, а Корин...

     – Понятно, – оборвал его Амадиу, даже не сомневаясь, что у этих двух найдутся какие-нибудь очередные оправдания. Он разберется с ними позже. Главное сейчас – найти арраканца и вернуть зеркало.

     Почти каждый, кто встречался им на пути к воротам, провожал Мечей недобрым взглядом, а то и крепким словом, но Амадиу был слишком зол и взвинчен, чтобы это замечать. Уже на подходе к площади он заметил Корина и Батиста – братья стояли в окружении нескольких десятков горожан, кои просто осыпали их проклятиями и бранью. Хоть великий магистр и спешил, но не мог оставить соратников, тем более что один из них уже обнажил клинок, а среди толпы мелькали ножи, серпы и молоты. Не без труда пробившись к центру свары, Амадиу встал рядом с собратьями и обвел толпу взглядом.

     – Что здесь происходит? – спросил он, обращаясь одновременно и к Мечам, и ко всем собравшимся.

     Не успел он закончить, как практически каждый из стоящих вокруг, начал что-то говорить, кричать, махать руками – в общем, площадь мгновенно превратилась в птичий базар. На шум вылезло еще больше зевак – кто-то наблюдал за зрелищем издалека или вывесившись из окон, но большинство любопытствующих все же подходили поближе, и вот не прошло и двадцати ударов сердца, как толпа увеличилась почти вдвое. Наконец, из-за спин бюргеров к Мечам протиснулся бородатый здоровяк с торчащими, словно ручки у горшка ушами. Видимо, среди горожан он был весьма уважаем, так как гомон тут же стих.

     – А я скажу вам, что происходит, ваше магистрейшество, – пробасил он, исподобля глядя прямо в глаза Амадиу. – Бандиты ваши нам житья уж какой день не дают – жрут в три горла, пьют того больше, а как речь о плате заходит, шлют куда подальше, или и вовсем железом грозят. А еще, помнится, как вы в прошлый раз под Проводы сами в город приехали, чудесатые вещи у нас произошли. Вчера вы вернулись – и ночью сызнова чудечества начались. Интересненькое совпаденьице, не находите?

     – Ты совсем, что ли хмеля обожрался! Какие в бездну чуде... – начал было Корин, но его тут же перебили неодобрительные выкрики, заставив Меча умолкнуть.

     – Ни я, ни мои люди не имеем никакого отношения к потасовке на ярмарке, – ответил Амадиу, кинув предупреждающий взгляд в сторону брата, надеясь, что он поймет намек. – И к тому, что произошло ночью тоже, что бы там ни случилось.

     «... драка, ага... мертвяки ходить начали, сам видел, могилой матери клянусь... как эти на площадь явились... не иначе колдунство какое... что там старый трындит-то... не слыхать», – со всех сторон послышались перешептывания. Амадиу понял, что дело приобретает весьма дурной оборот – с каждым мгновением толпа все больше распалялась, подогреваемая несколькими особо ярыми крикунами, сжимая вокруг Мечей плотное кольцо, а бородач, видя поддержку, только надувался, словно пузырь.

     – Вот как? Не знаете? У Мишеля вон, – он ткнул рукой куда-то за плечо, – папаша на днях преставился. Похоронить не успели, так как гроб еще не сколотили, вот он дома и лежал, а незадолго до рассвета ожил и потопал куда-то – полгорода видали, так что не отребшитесь. А Мишель, бедолага, сам чуть богу душу не отдал со страху. Хотя почему куда-то? Туда, где вы свою хреновину спрятали, которую с острова притащили. А Жан вон слыхивал, что позавчера в деревушке неподалеку сетями такую чудовину выловил, что со страху сожгли прям на месте. И оченна она напоминала тех чудищ, что вместе с вами на Проводы заявились. И не надо мне про драку заплетать – я на празднике был и помню, что там произошло. Думаете, мы не знаем о проклятии, которое на вас «друг» ваш наложил, которого вы прирезали?

     «Каком еще в бездну проклятии…», – промелькнуло в голове Амадиу, но он не успел вымолвить и слова.

     – А у меня они куру сперли, – выкрикнул из толпы какой-то плешивый мужик в настолько потрепанном рубище, что Амадиу сомневался, что у него могла заваляться хотя бы куриная кость. Великий магистр уже открыл рот, но, то тут, то там, раздались еще вопли, каждый из которых горожане встречали все более бурным гулом.

     – ... дочку мою тискал! А у нее бутон красный и расцвести не успел!

     – ... трех коз увели!

     – ... воры! Чародеи!

     – … да я сам видал, как они магичествуют, провались я в бездну!

     Амадиу поднял руки в успокаивающемся жесте и произнес как можно более спокойным, но властным тоном:

     – Добрые жители! Всем вам будет уплачено...

     – В городе опять мертвецы восстали! – раздался громкий голос с мягким акцентом. – А помните, что на Проводы произошло? Все хорошо же было, пока Мечи не явились! Руку на отсечение даю, что они и колдуют! Правильно про них говорят – ведьмаки и убийцы!

     – Да что ты несешь... – рявкнул один из братьев, но другой крик оборвал его на полуслове.

     – Все верно! – послышался практически тот же самый голос, но уже немного дальше. – Старик этот штуковину ту забрал, которая в замке хранилась, чтоб всех нас околдовать! Он на ярмарке мертвецов поднял, ночью чары наводил и не остановится, пока все мы в его власти не окажемся!

     Приглядевшись, Амадиу сумел выхватить среди бюргеров крикуна: это был высокий мужчина, стоявший чуть позади всей толпы, кутавшись в плотный плащ с меховым воротом. Лицо его скрывал глубокий капюшон, но фигура показалась Амадиу крайне знакомой... Однако не успел великий магистр это как следует обдумать, как крики незнакомца подхватили другие горожане; не прошло и мгновения, как чаша терпения жителей, что и так были злы и распалены, окончательно переполнилась. Сначала около сапога Амадиу упало яблоко. Через мгновение ему в плечо ударила гнилая кочерыжка. А после Мечей захлестнул просто град из объедков, комков грязи и прочего мусора. Когда в дело пошли булыжники и камни, один из которых едва не разбил Амадиу голову, он понял, что лучшее, что они могли сделать прямо сейчас – укрыться и обождать суматоху, пока буря гнева не утихнет. Спорить с бушующей толпой бесполезно, а то и смертельно опасно…

     – Назад! – выкрикнул Амадиу, предупреждающе подняв руку, увидав, как некоторые Мечи уже схватились за оружие.

     Но они то ли не расслышали его слова во всеобщем гомоне, то ли просто не вняли им – толпа орала, визжала и топала ногами, однако, не смея сомкнуться; но вот к Корину подбежал какой-то низкорослый парень с черенком от мотыги. Он занес его над головой...

     – Не сметь! – выкрикнул Амадиу. – Это приказ!

     Но, увы, было слишком поздно. Блеснула сталь – и бюргер молча рухнул на землю с рассеченным лицом. Толпа на мгновение стихла, будто не веря своим глазам – а потом взревела пуще прежнего и бросилась на Мечей, намереваясь разорвать их на куски. Амадиу все же успел выхватить меч, широкими взмахами расчищая дорогу, и ринулся в ближайший дом, надеясь, что братьям хватит ума последовать его примеру. К счастью, они быстро сообразили, что драться с доброй сотней людей явно не лучшее решение, и побежали следом.

     Хозяйка дома, увидав, кто вломился в ее жилище, заверещала и прямо в исподнем бросилась наружу, едва не перевернув ночной горшок. Захлопнув дверь, Амадиу вместе с Батистом, Коулом и Корином кое-как забаррикадировали его шкафом и заперли ставни, слыша, как по стенам стучат камни и удары. Дверь ухнула, и шкаф покачнулся, едва не упав – Амадиу тотчас привалился к нему спиной, надеясь, что потрескавшееся дерево выдержит.

     – Великий магистр, что нам делать? – крикнул Батист.

     «Думать головой, перед тем как пускать в ход оружие», – подумал Амадиу, но вместо этого произнес:

     – Проверьте, есть ли задняя дверь. Живее!

     Черный вход оказался заколочен изнутри, и Мечи заметались по жилищу, ища, чем можно высадить дверь; но к счастью, довольно быстро обнаружили топор, пускай и ржавый. Слыша, как стонет древесина под ударами, Амадиу, не переставая, молился о том, чтобы братья успели первые; и даже не заметил, как шум снаружи чуть стих, чтобы через мгновение вспыхнуть с новой силой, и через мгновение в нос ему ударил запах дыма, а спину обдало жаром.

     «О боги...».

     Произошло то, чего он боялся больше всего – кто-то из горожан решился поджечь дом, не думая о том, что ненароком может спалить полгорода. Пламя расходилось небывало быстро – и вот уже Амадиу задался в приступе кашля, утирая слезы от разъедавшего глаза и ноздри дыма. Он услыхал радостные крики со стороны задней двери – Мечи как раз сумели выломать последнюю доску – но не успел сделать и шаг, как одна из балок заскрипела и рухнула, преградив ему путь. Взглянув сквозь стену огня на братьев, которые в нерешительности застыли, кусая губы, великий магистр взмахнул рукой – и спустя миг замешательства их силуэты исчезли в клубах смога.

     Воздуха уже не хватало, легкие сворачивало жгутом, а жара стояла такая, словно он очутился в самом пекле – Амадиу раскрыл ставни, высунув голову наружу, и сделал жадный вдох; и тут вдруг наткнулся взглядом на того самого горожанина, скрывавшего свое лицо. Увидав великого магистра, толпа заулюлюкала, начала тыкать в него пальцами и шарить по земле, собирая камни, но взгляд великого магистра был прикован к незнакомцу, что медленно снял капюшон.

     Вспышки пламени играли на худом лице арраканца, превращая его в непроницаемую бронзовую маску; он смотрел прямо глаза в глаза великому магистру, в руках его горел факел, а на лице застыла спокойная легкая улыбка. Аль-Хайи сделал легкий поклон, точно прощаясь, легким броском забросил факел на крышу дома и растворился средь бесновавшихся бюргеров.

     – Будь ты проклят, иноземец! – закричал Амадиу, стараясь перекрыть вопли жителей и хруст пылающей древесины. – Ты и Моро! Клянусь богами, что вы вместе будете гореть в бездне! Боги...

     Но голос его утонул в треске рухнувшей кровли.

Глава 25

      Признаться, я годами мечтал исследовать местность, прозванную Ведьминым Котлом – никто уж и не помнил, кто именно так метко и емко прозвал эти топи, но название оказалось столь точным, что тут же прижилось как у простого люда, так и среди ученой братии.

      Болота се покрыты не только густым туманом, но и множеством слухов – говаривают, что населяют его причудливые создания, некоторые из которых не встречали нигде и поныне, меж деревьев по ночам кружат призраки, и еще ни один человек, ступивший на топкую вязь Ведьминого Котла, не вернулся обратно.

      Второе и третье, безусловно, полная чушь – я лично общался с людьми, умудрившимися пересечь болота и ни о каких-либо фантомах они не слыхивали; однако наличие в нем интереснейшей фауны подтвердили, упомянув, что опасность таится не столь в кровожадных зверях, столь в коварности трясины. Каждый неосторожный шаг может легко стать последним, коль под тобой разверзнется мутная вязкая жижа, поглотив с головой.

      Именно поэтому мое желание исследовать Ведьмин Котел до сих пор не осуществилось. Идти одному – затея рисковая даже для меня – все ж я не воин; а найти с моими средствами более-менее толковый отряд, увы, та еще задача…

      Марик Коломб по прозвищу Странник, «Пересекая фриданскую твердь»

     Северин окинул взглядом раскинувшееся перед ним болото. К нему вела узкая тропка, что ручейком сбегала с холма и терялась среди толстых деревьев. У подножий их клубился желтоватый туман, а кроны терялись в вышине, естественным сводом закрывая Ведьмин Котел от лучей солнца. Меж стволами вытягивались озерца мутной жижи затянутые тиной, которые перемежались неровными прогалинами, с кружащими над ними стайками насекомых. Даже отсюда Северин мог учуять тяжелый зловонный запах, напоминающий одновременно подгнившие фрукты и лежалое на солнцепеке мясо – но тут, казалось, гнила сама земля.

     – За мной! – бросил Северин и ударил каблуками по покатым бокам лошади.

     Но конь взбунтовался, упираясь всеми копытами и мотая башкой, не обращая внимания ни на крики, ни на тычки; как бы Броди не стращал и не уговаривал, скакун наотрез отказывался везти своего всадника в Ведьмин Котел, упрямо поворачивая назад. Как следует выругавшись, Северин слез с лошади и повел ее к ближайшему дереву – деваться некуда, придется им идти пешком. Вряд ли эти выродки могли сильно их обогнать, имея в довесок мальчишку и бабу. Но не успел Броди закончить с привязью, как послышался неуверенный голос:

     – Это, слышишь, Северин...

     Оглянувшись через плечо, Броди увидал Лягву, Бурого и Жана, которые отошли от прочих и теперь переминались с ноги на ногу, поглядывая то на Броди, то в сторону топи.

     – Что еще? У нас мало времени, – буркнул Северин.

     – Мы тут подумали... – Лягва закашлялся и потер лысую голову. – В общем, может, ну его в бездну, сопляка этого, а? Пускай катится – тем более, вряд ли он со своими дружками на болотах долго протянут. Про Ведьмин Котел всякие слухи ходят...

     – Ага, – поддержал его Жан. – Говорят там чудищ тьма тьмущая, а еще духи утопцев бродят – ну, тех, кто в Котле сгинул – людей заманивают поглубже в трясины, а потом к себе утягивают...

     – Чушь, – отрезал Северин. – Вы что, из-за каких-то бабкиных сказок штаны мочите? Мальчишка – мой. Точка.

     – Да на кой он нам сдался? – воскликнул Бурый. – Мы Черного Принца завалили – за его шкуру нам король столько золота отсыплет, что еще на том свете потратить не успеем!

     – Мы? – Северин почувствовал, как внутри начинает разгораться до боли знакомый огонек ярости. И разозлило его не столько неповиновение, сколько самоуверенный тон этого недотепы. – Мы? – повторил он, сделав шаг в сторону недовольных, которые заметно струхнули. – Я убил Черного Принца. Я забрал мальчишку. Я. Не мы. Без меня вы бы до сих пор грабили крестьян или жулили в кости, а то и вовсе болтались одним рядом на эшафоте. Я подобрал вас – безродных воришек, мелких жуликов и конокрадов – и дал возможность закончить свои дни не в ближайшей канаве с перерезанной глоткой, а в теплой постели с какой-нибудь румяной шлюхой. И чем вы мне отплатили? Все, что вы делали – висели у меня на хвосте, путались под ногами, ныли и заливали пасти. Мне напомнить, кто упустил парня, который ростом каждому из вас едва ли выше пояса? А? Кто позволил ему сбежать во второй раз? Ваше счастье, что мне нужен каждый меч – пускай он даже и в ваших пастушьих руках – иначе бы я снес вам головы прямо на месте. Так что заткните рты, вяжите лошадей и идите за мной, если хотите хотя бы взглянуть на свою долю.

     На самом деле Бурый был по-своему прав. Умом Северин и сам прекрасно понимал, что головой Черного Принца уже обеспечил себе безбедную старость, а то и баронский титул с небольшой деревушкой. Лягва тоже проявил удивительную для себя сообразительность – паренек вместе с его новоявленными защитниками, скорее всего, уже покойники, а если и нет, то станут ими к завтрашнему утру, захлебнувшись в ближайшей луже, угодив в чьи-нибудь когти или попросту заплутав и сдохнув от голода. Но дело было не только в золоте, о, нет. Северин не позволит обыграть себя какому-то желтороту, паре проходимцев и потаскухе в рясе. Мальчишка должен умереть от его руки. Или хотя бы на его глазах.

     – Ладно, поступай, как знаешь, – пожал плечами Лягва и шагнул в сторону лошади. – Мы с парнями уходим.

     – Сделаешь еще шаг, и ты труп! – рявкнул Северин, окончательно выйдя из себя, и ухватился за рукоять меча.

     Лягва слегка растерялся, но все же выхватил оружие, как и Бурый с Жаном; Кол поспешил занять сторону Северина, кривя зеленые губы в кривой ухмылке, оставшиеся же разделились: двое поспешили к Броди, а последний остался в стороне, вертя головой то в одну, то в другую сторону но, в конце концов, сделал неуверенный шаг к Северину.