Текст книги "Крах всего святого (СИ)"

Автор книги: Илья Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

     Ехавшие чуть поодаль новобранцы, до того еле слышно переговаривающиеся друг с другом, замолчали и один из них – широкоплечий юноша по имени Жерм, приходящийся то ли внучатым племянником, то ли кузеном главному королевскому советнику Сирилю Русси – поддав бока лошади каблуками, нагнал Амадиу. Теперь их кони шли ноздря в ноздрю – невысокий темно-пегий мерин и маститая вороная кобыла, вероятно стоившая целое состояние.

     – Великий магистр… – неуверенно начал Жерм.

     – Что-то не так?

     – Не совсем, просто… Помните в той деревушке – ну, в которой мы останавливались позапрошлым вечером – крестьяне рассказали нам про чудовище, расхаживающее по округе. С рогами, копытами…

     – … перепончатыми крыльями как у летучей мыши, членом до земли и дымом, валящим из пятака, – закончил Амадиу, проглотив улыбку. Он уже понимал, к чему тот клонит, но не подал вида. – Припоминаю.

     – Так почему мы просто уехали? – после того, как Жерм произнес эту фразу, лошадь под ним фыркнула и тряхнула ушами, словно дивясь наглости своего наездника.

     – И что мы должны были сделать?

     – Ну, мы же… должны бороться с тварями и… ведь мы же…

     Жерм оглянулся на своих друзей, будто ожидая поддержки, но никто из них не произнес ни слова. «Эх, если бы за каждый такой разговор мне давали простак…», – подумал великий магистр и откашлялся.

     – Я расскажу тебе одну историю. Много лет назад только-только приняв клятву и получив плащ, я был полон решимости искоренить все зло, творящееся в мире – казалось, явись передо мной один из Падших, я бы не мешкая, ринулся на него с мечом наперевес. И вот как-то раз мой путь лежал мимо одной деревни. Ее жители встретили меня как героя и не успел я слезть с лошади, как меня чуть ли не на руках провели в дом, где несколько часов кормили как на убой – наверное, как раз после того дня я стал довольно равнодушен к гастрономическим изыскам.

     Амадиу усмехнулся, но Жерм не разделил его веселья, меряя магистра внимательным взглядом.

     – И вот спустя пару часов, – продолжил Тома, – закончив с трапезой, я решил заняться тем, чем собственно и был должен – спросив у селян, не беспокоит ли их какая-нибудь нечистая сила. О, беспокоила да еще как! Так что задержался я надолго. Битые дни я охотился на фейри портящих молоко, караулил баргестов на местном кладбище и пытался найти норы цвергов. И, в конце концов… – Тома сделал нарочито длинную паузу. – Не нашел ничего. Ни следа хоть какого-нибудь чудища, хотя селяне наперебой уверяли меня, что их деревня – просто рассадник нечисти и колдовства. Раздосадованный, я поехал дальше – и в следующей деревне меня ждало тоже самое; беготня за призраками да ловля фантомов. Но вот в третьем селении…

     Подождав, пока двое других Мечей подъедут чуть поближе, Тома продолжил:

     – В нем мне рассказали об одной старухе, живущей на отшибе неподалеку от леса. Говорили, что она умеет превращаться в дым, а с помощью порчи уже загнала в могилу несколько жителей. Наученный горьким опытом я решил, что это очередные домыслы, но все-таки решил проследить за ней – так, для успокоения души.

     Следующей ночью я расположился на высоком дереве – позевывая, я вполглаза наблюдал за домом предполагаемой колдуньи. И вот скрипнула дверь – старуха выскользнула в ночь и крадучись принялась пробираться к деревне. Сон как рукой сняло – едва не упав с ветви, я мигом слез на землю и проследовал за ней. И что же я увидел? Остановившись около одного из домов, она начала что-то бормотать себе под нос и перекидывать через забор куриные кости. Спустя несколько мгновений она прошла к следующему двору, а за ним к другому, пока не обошла всю деревню. Закончив, она вернулась домой, а я…

     – Выбили дверь и убили колдунью прямо на месте? – выдохнул худой паренек по имени Марселон, тараща на великого магистра огромные глаза, выглядывающие из замотанного шарфом лица.

     – Терпение, мой юный друг. Зная, что колдовство имеет наибольшую силу лишь ночью, я еле дождался рассвета, изнывая от праведного гнева. Едва первые лучи солнца упали на землю, как я ворвался в дом той женщины, чтобы обвинить ее в чернокнижии и представить перед судом ордена. Увидев меня, старуха открыла рот, и…

     – Попыталась вас околдовать? – вновь перебил его Марселон,

     – Попыталась заткнуть тебе рот, – пробурчал Рене – невысокий мрачный парень, проронивший за поездку едва ли с десяток слов. Смутившись, Марселон поплотнее закутался в плащ и больше не произнес ни звука.

     – Ох, если бы, – ответил Амадиу. – Растянув беззубый рот в улыбке, она бросилась мне на шею с криками «Сынок!» и пыталась накормить какой-то бурдой из котелка, что прятала под кроватью. Судя по запаху использовала она его не совсем по назначению… Еле вырвавшись из ее объятий – все еще думая, что она лишь притворяется, дабы избежать справедливого наказания – я перевернул с ног на голову весь дом, но не нашел ничего, что могло бы хоть как-то связать ее с колдовством. И дымом она так и не обернулась – так, к слову, хотя думается, вряд ли причиной было лишь стеснение.

     – То есть она… – протянул Жерм.

     – Оказалась не ведьмой, а простой сумасшедшей, – пожал плечами Амадиу. – Но для успокоения крестьян я зачитал ей приговор и заставил публично отречься от черной магии – что она с радостью и сделала, думается, даже не понимая, что говорит. А чудовища, в существовании которого свято клялся охотник, просто-напросто не существует. Пускай он и верит в него как в настоящее. Это мой первый урок – вам не хватит и десяти жизней, если вы будете гоняться за каждым слухом.

     Некоторое время они ехали молча, пока неофиты переваривали его слова, но, в конце концов, Марселон все же не выдержал.

     – Великий магистр, но как тогда отличить ложь от правды, выдумку от настоящей твари, а суеверие от колдовства?

     – Хороший вопрос, – Тома поправил шляпу. – Но, увы, понимание этого приходит лишь с опытом. Брукса или вирм не станут пугать детей, путать хвосты кобылам или заниматься другой подобной ерундой. Это твари – опасные звери и движет ими лишь жажда плоти. А колдовство… колдовство – не звериные кости, самодельные амулеты и травы, растущие в полночь за кладбищем. Поверь – увидев настоящее колдовство хоть раз мельком глаза, ты без труда отличишь его от шарлатанских фокусов.

     «А еще ни один селянин в здравом уме не укажет на настоящую ведьму или ворожея. Потому что Мечи уйдут, но соседи останутся, причем весьма „благодарные“ за исчезновение единственной на всю округу повитухи», – подумал Амадиу, но не стал произносить это вслух. Он и так дал всем троим немало пищи для размышления.

     – У меня дядю раз чуть баргест не сожрал, – не выдержал Марселон. – До самой околицы вел, пока тот на сарай не залез. Зверюга его до самого утра караулила...

     – Это не тот ли дядька, что корзину вместо шляпы носит? – хмыкнул Жерм. – Ты сам рассказывал, что он ума лишился от пьянства.

     – Так он после того случая пить и начал, – с легкой обидой протянул Марселон.

     – Видел я твоего дядю раз, – фыркнул Рене. – Судя по харе, бутылку ему еще в люльку сунули.

     – Эй!

     За разговором они и не заметили, как вдалеке показались высокие стены Мьезы. Подъехав поближе, они запрокинули головы – и уже почти сорвали глотки, когда откуда-то сверху их обложили крепкой бранью:

     – Вы чего горланите посредь ночи, сучьи дети?! До рассвета въезда нет! Особенно для бродяг и попрошаек!

     – Мы не те, ни другие, – отозвался Амадиу. – Меня зовут...

     – Да пускай ты сам Странник Коломб, едрить его в сраку! – не унимался незнакомец. – До утра ждите или валите подальше, пока я болт не пустил!

     – Ты хоть знаешь, кому угрожаешь, гнилая ты башка?! – рявкнул Жерм, да так, что конь под ним чуть не взвился на дыбы. – Открывай ворота или пустим тебя через город сквозь плети!

     Мужчина, явно не ожидавший ответных угроз, замолчал. Через некоторое время кованая железная дверь подле ворот раскрылась, и наружу вышли несколько стражников со свечными фонарями да арбалетами; и едва увидав перед собой алые плащи, тут же поклонились и отошли в сторону – и вот, Амадиу вместе с неофитами въехали вовнутрь.

     Встретил их хромающий привратник с заискивающей улыбочкой и резким запахом кислого вина. Отвешивая поклоны, он проговорил слегка заплетающимся языком, между делом подгоняя суетящихся вокруг лошадей конюхов:

     – Извиняйте, господины, что ждать заставили… Ты мамашу свою так за сиськи дергай, дурень! Не знали, что сами Мечи к нам в город пожалуют, да еще в такой поздний час, иначе б встретили как полагается, вы не думайте. Проводы сегодня отмечаем вот и замешка вышла… а ты чего глаза лупишь? Никогда плаща красного не видел? Марш за сеном, остолопина! Уж не сочтите за неуважение, господины.

     – Как я понимаю, мэра мы найдем на празднестве? – спросил Амадиу, потрепав своего коня за гриву, перед тем как его увели на конюшни.

     – Вы совершенно правы, господин Авар сейчас тоже на главной площади. Это вам во-о-он той улице, потом налево мимо булочных, а дальше сквозь переулок и вниз до конца. Позволите сопроводить?

     – Не стоит.

     Амадиу вместе с братьями не торопясь двинулся по вымощенной улице. Признаться давненько он не бывал в Мьезе – пять лет? десять? – но нельзя сказать, что город сильно изменился. Разве что все больше стремился ввысь, да разрастался вбок – строеньица теснились друг к другу, будто замерзающие пташки на ветке холодной зимой, а верхние этажи нередко чуть не сталкивались балконами, нависая над проходящими под ними людьми. Изредка по пути им попадались пошатывающие охмелевшие бюргеры, распевающие песни: некоторые из них не обращали ни малейшего внимания на процессию Мечей, но другие – видимо чуть более трезвые – поспешно отводили глаза и спешили сойти с дороги, нырнув в ближайший переулок.

     Наконец, они вышли на площадь, уставленную лабиринтами шатров, столов, подмостков, повозок и телег. Праздник был в самом разгаре: вот несколько ряженых в шкуры людей, подвывая и звеня колокольчиками, бегали за девицами под их нарочито испуганные крики и звонкий смех; вот не меньше четырех десятков горожан отплясывали у высокого столба, взявшись за руки и образуя несколько живых колец; вот музыканты запевали скабрезные песни, тут же подхватываемые прочим людом, а вторили им трубачи и трещоточники.

     Прямо в центре площади, на высоком помосте несколько артистов изображали сценку: пожилой мужчина с выбритой головой и в длинном черном одеянии с дубинкой наперевес носился за вторым, носившим черную маску и откидывающийся от него крашеными в желтую краску желудями. Приглядевшись, Амадиу понял, что вместо двух мужей на подмостках находилось четверо – то были карлики, усевшиеся на плечи друг другу. Наконец, запутавшись в балахоне, первые два полурослика рухнули на подмостки, а следом на них упали и другие. Пытаясь встать, каждый лишь мешал трем другим – барахтаясь в тряпках, цепляясь за волосы и нарочно ставя подножки – все падая и падая под восторженный рев и хохот зрителей. Да уж, смелая сценка – однако в праздник дозволялось и не такое.

     Подойдя к компании стражников, глазеющих на представление, Амадиу потрепал одного из них по плечу. Недовольный тем, что его отвлекли тот что-то рявкнул – но едва он повернул голову и увидел перед собой четыре красных плаща, как тут же покраснел, вытянулся по струнке и пробормотал себе под нос что-то похожее на извинения. Жерм уже пустился было отделывать грубияна под орехи, но Тома взмахом руки остановил его.

     – Мы ищем господина Авара.

     – Вскоре он должен выступить с речью вместе со святым братом Птолом, господин магистр, – пробормотал один из стражников.

     – Великий магистр, идиот, – буркнул Жерм.

     – Все же я бы предпочел поговорить с ним не медля, – проговорил Амадиу, наградив рекрута красноречивым взглядом, дабы смерить его пыл. Только-только приехать в город – в котором им придется задержаться до неизвестных пор – и тотчас затевать ссору с местными властями далеко не лучшая идея.

     – Он должен быть где-то здесь – поищите человека в маске волка.

     Оглядевшись, великий магистр тяжело вздохнул – сказать было куда проще, чем сделать. Едва ли не добрая половина празднующих скрывала лица за масками: вокруг бродили, пели и плясали дикие звери, чудовища, демоны, боги, шуты и уродцы. Пораскинув мыслями, Тома решил, что пара часов вряд ли что-то решат и встретиться с мэром можно после речи, а пока – насладиться праздником, тем более что им представился редкий случай отдохнуть. Однако не успел Амадиу потянуться к ближайшей бочке, около которой стоял раздетый по пояс толстяк с раскрашенным торсом, щедро разливавший глубокими ковшом всем желающим эль в подставляемые кружки, ведра, лохани и даже прямиком в раскрытый рот, как Рене похлопал великого магистра по плечу, указывая куда-то в сторону.

     Оглянувшись, Амадиу увидел довольно чудную компанию, движущуюся к площади – не меньше полтора десятка фигур, растянувшихся цепью по широкой улице. Двигались они слегка неестественно, то и дело, подергивая головами точно деревянные игрушки, что незримая рука вела на ниточках. И вот ближайший из них вышел из тени на свет фонарей и костров, горящих вокруг – одет он был в длинные рваные лохмотья, тянущиеся за ним шлейфом и замысловатую маску, которая к тому же… маску?

     Приглядевшись, Амадиу почувствовал, как по спине его пробежал холод, а разум отказывался верить в то, что видят глаза; то была не маска, нет: уродливая голова незнакомца – неестественно раздувшаяся, словно переполненный бурдюк, который грозил вот-вот лопнуть – была рассечена поперек и вместо носа и верхней челюсти зияла черная рана, из которой сочился бело-зеленый гной вперемешку с густой кровью. Поймав взгляд великого магистра – черными глазами, пустыми и глубокими точно два колодца, залитых смолой – человек широко распахнул рот, уронив нижняя челюсть едва ли не на грудь, и выпустил длинный язык, походивший на извивающуюся змею.

     Незнакомцы, что шли следом, выглядели не лучше – все сверху донизу покрытые грязью и тиной, испещренные ранами и походившие скорее на оживших мертвецов, чем на живых людей. Какая-то женщина в длинной цветастой юбке, дурачась, подбежала к сем людям и бросилась к одному из них на грудь, обвив его шею руками. Через мгновение она закричала и попыталась высвободиться из объятий, но… Думается следующая картина еще не раз привидится великому магистру в кошмарах – та тварь, что он поначалу принял за бюргера, вцепилась зубами прямо в горло женщины, повалив ее на землю и уже через мгновение крик несчастной перешел в свистящий хрип.

     Несколько других бродяг тут же упали рядом – они рвали плоть зубами и пальцами, чавкали как звери, отпихивая друг друга, точно голодные щенки около суки. Жерм, стоявший по левую руку от великого магистра, не сдержал крика; через мгновение прочие празднующие тоже увидали это ужасное зрелище и если поначалу они принимали пришлецов за очередных артистов или простых блаженных, то теперь средь толпы началась настоящая паника. Последние ряды напирали на передние, желая узнать, что происходит, те же пытались пробиться сквозь них куда подальше, один из столбов рухнул на землю, подмяв под себя несколько человек, а смех и песни сменил треск ломающихся столов, плачи и вопли. Амадиу самого едва не затоптали в вспыхнувшей давке, но к счастью он отделался лишь сбитой шляпой да парой синяков.

     – Ве… великий магистр, что нам… – пролепетал Марселон.

     – То, что должно! – выкрикнул Амадиу, наконец, стряхнув с себя оцепенение, и выхватил клинок.

     Прекрасно понимая, что несчастной теперь помогут лишь боги, Амадиу кинулся на ближайших тварей, прущих прямо на бесновавшуюся толпу. Первым ему попалась высокая фигура с накинутым на голову глубоким капюшоном, в котором беспрестанно шевелилось что-то, походившее на клубок червей – взмах меча и на землю упала отрубленная кисть, а через мгновение второй удар пронзил сердце незнакомца. Но тот и не думал падать – будто не чувствуя ран он рванул прямо на Амадиу, сбил того с ног и прижал к земле. Капюшон спал – и в этот момент Тома увидел, что горло парня перерезано надвое, а на месте рта и подбородка извивалось четыре щупальца, облепленные мелкими шипами, образуя собой кошмарный лепесток.

     «Боги, что это еще за…», – не успел подумать Амадиу, как тварь взревела, а непрестанно шевелившиеся отростки потянулись прямо к его лицу. Великий магистр ударил тварь в висок – раз, другой, третий, чувствуя, как под костяшками хрустнула кость, но все было тщетно; Амадиу словно бы молотил по деревянной кукле и лишь в последний миг он успел вцепиться чудищу в глотку, еле-еле удерживая щупальца на расстоянии в палец. Великий магистр уже попрощался с жизнью, как топор Жерма обрушился на голову чудовища расколов ее почти надвое – следующий удар снес башку твари с плеч, а Меч, не мешкая, одним рывком поставил Амадиу на ноги. Тот с трудом оторвал взгляд от все еще подрагивающих останков мерзкого создания, кое-как отыскал на земле свой меч и бросился на помощь братьям, что вместе с несколькими стражниками кое-как сдерживали натиск прочих чудовищ.

     Топор Жерма срубал нечисть точно сухие деревья – пока другие успевали справиться с одним мертвецом, он отправлял обратно на вечный покой не меньше двух. Рене, не проронивший ни звука, прикрывал ему спину, рубя тварей мечом и длинным кинжалом, а Марселон, неловко размахивая клинком, попытался было пробиться к лежащей на земле женщине, но едва сам не угодил в лапы мертвяков – от смертельных объятий его спасла лишь реакция великого магистра, что подрубил колено твари, уже тянущей к брату свои когтистые лапы, а когда та резко повернула голову, насквозь вонзил лезвие ей в глаз почти по рукоять.

     Один из стражей пал, держась за вырванное горло и булькая кровавыми пузырями, второй, бросившийся на помощь приятелю, тоже через миг рухнул на землю без половины черепа. Увидав смерть сотоварищей, другие бюргеры, было, дрогнули, но услыхав клич ордена, что во всю грудь заорал великий магистр – признаться, не столько для того, чтобы подбодрить других, но чтобы самому не забыться и не потерять дух – перехватили оружие и бросились на помощь Мечам. Крики, вопли, рев тварей, свист стали и чавкающие звуки ударов слились в одно мгновение – и вот, наконец, схватка была закончена, а на земле пропитавшейся кровью остались лишь изрубленные на куски останки созданий и павшие горожане. Смахнув со лба пот, заливавший лицо солеными ручьями, Амадиу дрожащими руками убрал меч в ножны, позабыв даже вытереть лезвие от кишок и крови, и прислонился к ближайшему столбу, надеясь лишь не рухнуть на землю.

     – Кто… что это такие? – пролепетал один из стражников, глядя на то, как его приятель опасливо тычет обезглавленный труп копьем. – Вы же видели? – он завертел башкой, будто пытаясь удостовериться, что не сошел с ума. – Я ж его всего мечом утыкал, а он все шел и шел…

     Амадиу медленно огляделся. Площадь, мгновения назад полная смехом и веселием, теперь напоминала бойню – осколки посуды и перевернутые столы, упавшие на бок бочки, поившие землю элем и сломанные подмостки; то тут, то там, стонали и корчились те несчастные, коих в суматохе едва не стоптали в лепешку, а вот нескольким, увы, и вовсе не свезло. Ликующая толпа, что еще не так давно радостно отмечала светлый праздник, практически растаяла – на площади едва ли осталась пара-тройка десятков людей, сбившихся в кучки и наблюдавших за стражей и Мечами с безопасного расстояния. Однако увидев, что схватка закончилась, все больше любопытствующих опасливо выглядывали из улочек и переулков, вылазили из разных закоулков, куда забились, когда началась суматоха и вывешивались из окон, во все глаза разглядывали останки чудищ, тыча в них пальцами, перешептываясь и осеняя себя полукругом.

     Думается, совсем скоро людей здесь будет столько, что они с трудом смогут на ней поместиться; и хоть Амадиу и понятия не имел, чем были эти твари, и что способствовало их появлению, но чем меньше глаз увидят то, что от них осталось, тем меньше завтрашним утром будет ходить слухов – во всяком случае, он питал на это слабую надежду – а паника последнее, что им сейчас поможет.

     – Ты, – не зная, кто здесь главный, Амадиу указал на ближайшего стражника, который, робко приблизившись, неловко попытался стереть со штанов кровавое пятно, – возьми несколько человек, и соберите все, что осталось от этих… – у него язык не повернулся назвать их людьми, хотя, без сомнения, когда-то они были оными, – созданий и сожгите. Желательно в таком месте, куда за вами не увяжется хвост из сотни зевак. И заодно найди кого-нибудь, кто позаботится о мертвых и раненых. Ты, – он кивнул другому воину, коренастому мужчине с пышными усами, – собери столько людей, сколько сможешь, и не подпускай сюда никого, кроме меня и братьев. Если нужно, примени силу, – стражник коротко кивнул, перехватил копье и направился к нескольким бюргерам, что уже подобрались к мертвецам едва ли не на десять шагов. – А ты, – он обратился к молодому стражу, что вздрогнул и быстро оглянулся, точно надеясь, что великий магистр говорит с кем-то другим, – веди нас к дому мэра. Рене – останешься за главного.

     Парень лишь кивнул, перехватив топор, а великий магистр в сопровождении оставшихся Мечей и стражника нырнул в ближайший проулок. Появление в городе стрыг и оживших мертвецов за столь короткое время было слишком подозрительно, чтобы походить на роковую случайность – а если мэр умышленно утаил о первых, то, быть может, смог бы пролить свет и на ту бесовщину, что произошла на площади.

     Амадиу не стал тратить времени на любезности – едва дверь приоткрылась, как он пинком открыл ее настежь и зашел внутрь. Под причитания и крики старика-слуги великий магистр вместе с братьями сразу же направился прямиком на второй этаж, оставив стражников следить за дверью. Ворвавшись в просторный кабинет, Амадиу увидел скрючившегося над сундуком лысеющего толстяка, набивающего небольшой кошель монетами. При виде нежданных гостей, Авар – а это без сомнения мог быть только он – коротко взвизгнул, швырнул в них горсть серебра и ринулся к окну с прытью достойной для своего брюха – но все же, Амадиу был выученным воином, а не рыхлым бюргером.

     Через мгновение мэр Мьезы уже сидел на стуле, зажимая руками кровь, текущую из разбитого носа и еле слышно лепетал что-то в свое оправдание, переводя испуганные глазки с Амадиу на Жерма и Марселона, толкущихся за его спиной.

     – Клянусь богами, я ничего не знаю, я…

     – На твоем месте я бы поостерегся с клятвами, – оборвал его Амадиу. – Уже одно сокрытие стрыги от ордена и церкви может стоить тебе свободы и имущества. А уж практика черной магии, да еще подобного рода…

     Великий магистр прекрасно понимал, что дрожащий на стуле толстяк не мог оживить и подчинить своей воле дюжину мертвецов, превратив их в смертоносных чудовищ. Если бы даже он владел подобным чародейством, то, скорее всего, все они в этой комнате уже были мертвы. Но ему есть что скрывать, раз он пытался улизнуть, так что необходимо выпытать у него все, что он знает. Признаться, Амадиу половину сознательной жизни пытался исправить подпорченную репутацию ордена – увы, зачастую небезосновательно – но иногда она работала на пользу дела.

     – Нет! – вскрикнул Авар. – Я не…

     – Тогда почему ты бежал? – продолжал давить Тома, нависнув над съежившимся мэром. – Кем были все эти люди? Как они очутились в городе? Жерм, – великий магистр оглянулся, – ступай за инструментами, а ты Марселон разожги очаг и найди толкового цирюльника. Господин Авар нужен нам живым хотя бы на пару дней.

     – Но господин великий магистр, вы же не собираетесь… – начал было Марселон, но к счастью, Жерм оказался куда сообразительней своего товарища – ткнув парня под бок локтем, он что-то прошипел ему на ухо; через мгновение Марселон с пониманием кивнул и состряпал самое суровое выражение лица, на которое был способен.

     – Я… я… – Авар судорожно пыхтел, еле-еле переводя дыхание и тряся щеками. – Отес… Он уплыл на остров, а потом я нанял тех двоих, а после…

     Видя, что мужчина едва не теряет сознание от ужаса, Амадиу чуть расслабился – теперь мэр полностью в его руках и можно было чуть ослабить хватку на его горле. Отправив Марселона за водой, он подождал, пока рекрут не вернется с графином и вкрадчиво произнес:

     – Послушайте меня, Авар. Умом я понимаю, что вы ни в чем не виноваты, – глаза мэра блеснули слабой надеждой. – Вы походите скорее на купца, чем на чернокнижника, что может превратить людей в столь мерзостных созданий и подчинить их своей воле. Однако, – мужчина затаил дыхание, а от лица его отлила последняя кровь, – пускай вам верю я, но поверят ли остальные? Капитул ордена и церковь обязательно захотят разобраться в том, отчего по улицам Мьезы полчищами разгуливают твари; да и городской совет, вместе с местными бюргерами скоро тоже воспылают праведным гневом, желая найти виновного в смерти их друзей и близких, что погибли от лап чудовищ. Проснуться завтра в собственной постели или в цепях – зависит только от вас. Расскажите мне все – все, что вы знаете, и быть может, я сумею вам помочь.

     Едва ли не двумя глотками осушив сосуд, Авар начал свой сбивчивый рассказ. Он не упустил ничего, ни одной детали, то и дело, сбиваясь, чтобы повторить уже сказанное: начал он с таинственных исчезновений местных жителей, начавшихся несколько месяцев назад, после поведал об отплытии в замок герцога Эрбера Отеса, который так и не вернулся, далее рассказал о появлении в борделе стрыг, одну из которых прикончили заезжие охотниками за чудовищами, и закончил тем, как нанял и отправил на остров тех самых незнакомцев вместе с отрядом наемников, дабы они отыскали и вернули Отеса.

     – ... клянусь, что и понятия не имею, что там произошло, но, едва те… существа показались на площади, я сразу же узнал одного из воинов, которых я нанял, – толстяка невольно передернуло. – Точнее, ту тварь, в которую он обратился…

     Амадиу откинулся на спинку стула, и устало потер глаза. За столь короткое время в городе произошло столько чудных и ужасных событий, что даже у самого ярого скептика вряд ли бы повернулся язык назвать их случайностями – а уж великий магистр, что воочию наблюдал за ожившими мертвецами, пожирающими ту несчастную и рубил плоть кадавров, глядя в их пустые черные глаза, просто нутром чуял, что в Мьезе таится нечто зловещее; и боялся он лишь одного – что это может быть только начало.

     Итак, что если мертвецов подняла уцелевшая стрыга, которая вполне могла быть повинна в смерти Отеса и наемников, ушедших на его поиски? Допустимо – в сказах эти твари слыли умелыми колдуньями, и чем дольше они жили – а вероятно срок их жизни мог исчисляться веками – тем более могущественными они становились. Однако Амадиу лично знавал людей – чьи слова он даже мысленно не мог подставить под неверие – что в одиночку выслеживали и уничтожали этих созданий и никогда до этого они не рассказывали даже близкое что-то подобному.

     В любом случае, они должны лично проверить остров, но… с тремя бойцами или даже с подкреплением в виде местной стражи этот поход мог стать самоубийственным. Кто знает, кто… или даже что скрывается в том замке, раз столь быстро расправился с вооруженным отрядом, который, судя по рассказу Авару, ведал кое-какой толк в охоте за нечистью.

     Едва великий магистр встал со стула, как Авар съежился, будто ожидая удара, но Амадиу просто прошагал по комнате и уселся за стол, пододвинув к себе свечу. Он даже не успел спросить перо и бумагу – мэр, точно читая мысли, моментально предложил ему все, что было нужно; и остаток ночи Амадиу провел под скрип пера, то и дело, сминая таявший воск печаткой.

     Первое послание вскоре отправится в Алый Оплот с просьбой прислать ему столько свободных воинов, сколько можно и оповестить капитул о том, что великому магистру придется задержаться в городе. Причину Амадиу не назвал – лишь упомянул, что дело это первостепенной важности и не требует отлагательств. Второе предназначалось лично в руки Маркелу – в нем Амадиу изложил все чуть более подробно, но все же кратко. А вот над последним пергаментом великий магистр призадумался – стоит ли оповещать о случившемся короля? Без сомнения, если Тома напишет правду, Моро может посчитать, что великий магистр сбредил или насмехается над ним. Но Эрбер – один из ближайших ставленников Матиаса, щедро снабжающий корону золотом и сталью и кто-то уж точно сообщит тому о смерти герцога…

     Что ж, он разберется с этим чуть позже. Отодвинув пустой пергамент, великий магистр спрятал письма за пазухой и приказал новобранцам ждать его на улице. Подождав, пока за последним из них хлопнет дверь, Амадиу повернулся к мэру:

     – А теперь если хочешь сохранить жизнь и свободу, слушай меня очень, очень внимательно. Все, что случилось этой ночью не должно покинуть городские стены, – почти после каждого его слова Авар быстро-быстро кивал головой, точно игрушечный болванчик. – Завтра в полдень созови людей на площадь – успокой горожан и объяви тех… людей заезжими чужаками, что перебрали медовухи и устроили поножовщину с местными, труппой сошедшей с ума артистов, да хоть переодетыми медведями – а всем свидетелям закрой рты. Мне плевать, как ты это сделаешь: лижи у них сапоги, взывай к совести, угрожай расправой или завали их золотом – но если слухи о живых мертвецах покинут город, следом ты покинешь пост мэра, если не того хуже.

     Не успел великий магистр закончить, как мужчина принялся трясти его руку, сжав ее пухлыми ладошкам, благодаря и вознося его милосердие со слезами на глазах. Думается, если бы Тома приказал ему отрубить себе кисть – тот только и спросил бы: «Левую или правую?».

     Выйдя на улицу, Амадиу только сейчас понял, как сильно он устал. Глаза слипались, руки, успевшие отвыкнуть от боя, ныли, а ноги будто налились свинцом. Маячившие неподалеку стражники препроводили их в ближайшую таверну, в которой, как они уверяли, не стыдятся останавливаться даже графы – но великий магистр был бы согласен и на мешок с гнилой соломой. Наказав новобранцам как следует отдохнуть и раздав им указания на следующий день, Амадиу поднялся наверх и зашел в первую попавшуюся комнату, к счастью оказавшуюся пустой. Сняв плащ, он скинул сапоги и, поставив ножны у изголовья, выпрямился на жесткой кровати.