Текст книги "Слипер и Дример"

Автор книги: Илья Черт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

– Опаньки, – присело чудо в перьях. – И что, вы ничего покупать не будете?

– Э-э-э… – протянул Загрибука.

– Это я уже в курсе, – раздражённо заметила перьевая чудесятина. – Но коли я —

продаватель, в чем я лично на все сто, то вы – покупцы, стало быть. Значит, не перья же мне

чесать пришли! Чего надобно?

– К своим в родной аул вернуться нам бы надобно! – твёрдо ответил Башкирский Кот. – Да

так надо, что аж пррриспичило.

– Другой разговор, – осела на базиликовую листву чудесатость, роняя пух. – Сколько дашь?

39

1

– Что, вот так запросто оно нас отправит куда надо? – удивился Загрибука.

– Про листья сомнений ещё раз напомнить? – услужливо подмигнул ему Башкирский Кот.

– Не надо, – замотал короткими ушами Загрибука, оглянувшись на окружающий его базилик.

– У нас нет ничего, – ответил чуду Башкирский Кот, затем замялся и добавил: – Шапку

Загрибыча отдать не можем. Подарррок.

Чудо понимающе согласилось, слегка опав перьями.

– Ну, разве что спеть могу, – встрепенулся кот.

– Очень интересно, – всколыхнулось чудо в перьях. – Такой ч[у]дной торговли у меня ещё

не было.

Кот хитро улыбнулся, пряча кровожательные зубы:

– А ты точно знаешь, в какой заданный квадрат нас положить?

– Не промахнусь! – заёрзала пернатая чудность. – У меня вот тоже ничего нет, кроме одного

таланту…

– И, кажется, я знаю, в чем этот талант состоит, – закончил за него Башкирский Кот.

Чудесатость встопорщила перья, понюхала воздух в сторону кота и утвердительно кивнула:

– Верно мыслишь. Так и есть.

– Вы о чём? – Загрибука вертел головой то на кота, то на пернатое чудо.

– Заткни уши, – вместо ответа прошипел ему на ухо Башкирский Кот, а вслух громко

добавил: – Ну что ж, считай договорились. Я пою тебе ррромантическую узбекскую песню про

свидание ежа и лошади в тумане, а ты нас на тусняк возвращаешь, гут?

– Давай уже, заводи свой патефон, – чудо в перьях не на шутку разгорелось любопытством.

Кот неспешно и гордо поднялся на задние лапы, выгнул хвост и, прокашлявшись, объявил:

– Старинная узбекская песня о ррромантическом свидании ежа и лошади в тумане с

последующим нежданным просветлением их обоих.

А потом базиликовые деревья сотряслись и осыпались поседевшими листочками, ибо…

Ну кто из вас не слышал кошачьих песен по весне?

Башкирский Кот раззявил свою всеядно-перерабатывающую пасть во всю сотню зубов и заорал

благим матом на всю поднебесную. При этом вы должны понимать, со слухом и чувством ритма у

него и вовсе было напряжно с рождения. Сложность исполнения восточных вокальных партий с

их переходами по четвертям музыкальных тонов также возымела место быть и прибавила

трагизма. К тому же, как известно, именно те, кто петь не умеет, очень любят это делать и делают

от души. Кошачьи глаза помутнели в экстазе и приобрели радужный оттенок бензиновой лужи.

Перьевое чудо замахало оперением, дабы прекратить пытку, но было поздно. Кот уже ничего не

слышал и истошно завывал на узбекском:

Бипаён уртэмни бир гулбахир

Москванад уларга бахт маёги…

39

2

Чудо в перьях зажало место предполагаемых ушей. Зубы, если они у него были, сразу же свело

в судороге. Загрибука торжествующе переводил взгляд с кота на встопорщившуюся очудесность,

крепко зажав свои ухи загребущими ручищами.

– Хвати-и-и-и-ит! – наконец заорало чудо в перьях.

Но Башкирский Кот вскочил и пустился в лезгинку, кромсая когтями листву, заголосив в более

высокой тональности неожиданный припев:

Харе Кришна-а-а-а, Харе Кришна-а-а-а-а,

Кришна-Кришна-а-а-а-а, Харе-Харе-е-е-е-е-е-е-е-е!

Чудо в перьях только на мгновение отомкнуло свои уши, чтобы быстро выхватить из своего

боку перо и, скривившись от обрушившегося в мозг «Харе Рама-а-а-а-а-а-а-а-а!», сломало его

пополам, буркнув что-то по-тюркски.

Загрибука и Башкирский Кот засияли, словно экран внезапно ожившего от долгой спячки

телевизора, и схлопнулись в воздухе пузырями. И только долгое эхо ещё какое-то время замирало

среди базиликовых деревьев:

– Рама-Рама-а-а-а-а-а-а, Харе-Харе-е-е-е-е-е-е-е-е!

– Фу-у-у-у, – протянуло чудо в перьях, оглядело самое себя и охнуло. – Пронесло! Триетить

твою направо, сколько ж пуха осыпалось зазря! – и оно, кряхтя, полезло обратно на дерево. —

Сыскало на свои перья покупцов, не приведи Потолочное Разумение.

От дыхания смерти запотевает сердце

– Я так и думал, что маха-мантра сррработает! – довольно развёл усами Башкирский Кот и

устало завалился задом на палубу.

Загрибука вынул длиннющие пальцы из своих ушей и радостно запрыгал.

Рядом с ними сидели ошарашенные Слипер и Дример. А чуть подальше что-то мутили с

канатами Фрикудолька и Йош. Все они снова были на корабле.

– Вы что-то подзадержались, – с улыбкой проворчал Дример коту и с удовольствием добыл

из кармана вновь объявившиеся там папиросы.

– Я немного увлёкся с исполнением древних притч в оперррном стиле, – начал было

Башкирский Кот.

Загрибука отчаянно замахал на него руками:

– Только не надо этого повторять!

– Я не знал, прррофессор, что вы не любите оперу! – удивился кот.

– Теперь я точно уверен, что совсем не люблю её!

Дример и Слипер захохотали.

39

3

– Да уж, эти двое всегда найдут общий язык! – сквозь слёзы смеха протянул Слипер.

Вместо ответа Башкирский Кот игриво замигал в воздухе, а потом, пропав на мгновение,

очутился за спиной Загрибуки, обвил его хвостом и замурлыкал.

Слипер и Дример просто покатились с хохоту.

Башкирец обвёл глазами палубу:

– Ну и что у нас тут делается?

– Высматриваем точку для Прыжка, – ответил Дример и указал наверх.

Там, на вершине мачты, вцепившись в перекрестие рей, сидел Попрыгаец, провисая двумя

хвостами, и всматривался в горизонт.

– А где представители гоп-стопа и бандитизма? – поинтересовался кот.

– А мы их сплавили, – радостно заорала Фрикудолька, приближаясь.

– Это как? – Башкирец изогнулся хвостом и бровью.

– Да мы как из Прыжка вывалились вместе с кораблём, они тут сами со страху за борт

попрыгали, – Фрикудолька послюнявила пальцы и покрепче скрутила макаронину из волос на

голове, сдвинув попугайский берет. – Пришлось чуть ли не за шкирку их вытаскивать обратно на

палубу. А то ведь утопнут, не приведи Потолочное Разумение, а нам потом по карме-матушке

отвечай! – Она всплеснула в негодовании татуированными руками: – Язык посинел их

уговаривать плыть на шлюпке. Оставаться на проклятом по их мнению судне они и сами не

желали. Так что конфликт закончился, не успев начаться!

Тут и Йош подошёл. Он внешне сильно изменился, став похож на приближающегося к

пенсионному возрасту знаменитого путешественника Конюха Фёдорова.

– Не обращайте внимания, – предваряя вопросы, ответил Йош, – меня всё время колбасит и

сосисит по части внешнего видочка относительно местонахождения. Природа такая, ничего не

порисуешь.

Он вытер руки о позаимствованные у команды матросские штаны полинялого серо-белого

цвета. Сам он подзагорел, обзавёлся внезапно появившейся бородкой и теперь, голый по пояс,

напоминал и сам представителя древней морской профессии «с большой дороги».

– Похоже, вас пораскидало изрядно при Прыжке, – заметил Йош. – Уж и ночь прошла, как

Дример первым объявился. Слипер вот следом оформился.

– А вы с Фрикудолькой? – спросил Загрибука.

– А мы и не девались никуда, – тряхнула финтифлюшками в ушах девчушка. – Мы прямо с

кораблём сюда и попали.

– Где вы оперу нашли-то? – отошёл от смеха Слипер.

– Набрели на чудо в перьях в заморррском лесу, – лениво отозвался Башкирский Кот. – А

потом… Чего-то я плохо помню.

– Зато я помню! – подпрыгнул Загрибука. – Ты так орал узбекскими матюгами, что все

листья осыпались.

39

4

– Фольклор определяет манеррру исполнения! – важно заметил кот, крутанув полосатым

хвостом, и обратился к Дримеру: – А вы где шкындырялись?

– Мне пришлось сматываться на скорую руку от психанутого биоробота, – утёр вспотевший

от воспоминания лоб Дример. – Хорошо вот мужик один помог. Нормальный такой мужик, хоть

и с придурью. В голове у него одни формулы остались после трёхсотлетнего проживания на пару с

шибанутой на всю голову искусственной девкой. Но в целом ничё такой дядька. Надеюсь, при

обратном моем Прыжке он таки куда-нить в приличное место угодил.

– Жуть-то какая! – округлил глаза Слипер. – Он что, с тобой сиганул?

– Он меня и отправил к вам! – Дример пустил колечками дым в туманный морской воздух.

Туман, надо сказать, простирался от бортов до оглушающей слепоты густой кефирной

консистенции, а потому ни шиша махрового не видать было во всей окружности.

– А ты как выбрался? – Дример обратился к Слиперу.

– Пришлось пройти скоростной курс психотерапии у одной бабули.

– Это как? – растянул стальную улыбку Башкирский Кот.

– Тренерша одна по йоге попалась на пути. И дед с ней в сподручных. Они меня сообща и

шваркнули к вам. Только вот башка до сих пор болит! – Слипер потёр отшибленный затылок.

– Весело вас на карусельке покатали, – хохотнул Йош.

– Эй, там, на палубе, – заорал сверху Попрыгаец, – вижу впереди ежежуть беспросветную!

Валим налево! Нет! Валим направо! Вообще-то по фигам и финикам куда валить, только

сворачивайте!!!

Йош встрепенулся:

– Отставить валить на фиги и к финикам! Нам туды и надо, в эту самую ежежуть!

Фрикудолька, давай-ка к рулю, держи прямо, а мы тут парусами займёмся.

Фрикудолька побежала к рубке, засучивая рукава пёстрой рубашонки да гремя кольцами и

полумесяцами в ушах.

– Чего задумал? – сдвинул брови Дример.

– Скоро узнаете, – улыбнулся Йош. – Скоро вы многое узнаете. Глядишь, если всё пойдёт

по маслу, то по домам скоро все окажемся.

Дример, Слипер, Загрибука и Башкирский Кот молча переглянулись.

И, судя по всему, у всех у них пронеслось в голове одно и то же. А именно: неужели всё-таки

придется расставаться? Изначальная цель всего путешествия теперь не казалась им столь

желанной, как это было в начале.

– Так, подтяните бом-брамсель! – скомандовал Йош.

– А где тут этот самый бам-бромсель? – спросил Загрибука, почесав шапку на голове.

– Да вот за ту верёвку тяните, – Йош указал на свёрнутый клубок на палубе и тоже принялся

тащить какие-то стропы.

Общими усилиями они поставили основные паруса, и корабль начал набирать ход, разрезая

неведомую воду цвета безалкогольного мохито со сливками.

39

5

Когда курс устаканился и скорость стала стабильной, Фрикудолька зависла на руле, а все

остальные сгрудились на носу корабля и стали всматриваться в своё светлое будущее. А оно в

данный момент было не очень-то и светлым. То бишь оно было натурально тёмненьким. Таким

тёмненьким, как нефть в забытом на краю деревни колодце. Впереди по курсу стала

проглядываться ужасающая жуть. Если описать сие в словах челобреческих, то больше всего это

было похоже на то, как если бы вы попытались слить воду в унитазе у себя дома в туалете, а

вместе с водой туда стала бы смываться вся ваша квартира, и в итоге остался бы только одинокий

унитаз, да и он бы слился сам в себя напоследок. Такая вот андеграундная самоисчезающая

история.

В центр этой кататонической клизмы и направлял Йош сейчас их корабль.

Даже меланхоличный по жизни Башкирский Кот попятился инстинктивно от такого зрелища:

– Где-то я уже такое видел.

– Я даже помню где, – заметил Слипер.

– Я тоже, – кивнул Дример, припомнив чёрную дыру у них под ногами во время краткой

астрономической экскурсии над Домом Окольцованных.

Йош вынул из кармана заветный ключ и помахал им в воздухе показательно:

– Прошу внимания и доверия, уважательная публика! Я к вам с чистосердечным признанием и

нерукотворной объяснительной квитанцией! Верной дорогой шкандыбаем, товарищи, дык сказать!

Сейчас в ежежуть эту заползём, покрутимся слегка. Надеюсь, тошнить будет не сильно.

При этих словах Загрибука заранее позеленел, а Йош продолжил:

– Так вот, найдём нужную дверьку, проскользнём на высочайший уровень, аж под самые

потолки вселенной, а там я знаю одну заветную калитку, в ней ключик этот и повернём. И всея

желаемая уборка вселенской территории грянет нам на голову, смывая фантиками по канавам всех

тех, кто не вовремя, не к месту и не по совести! И, тем более, дозировок не соблюдал!

– Геноцид какой-то! – возмутился Загрибука.

– Отставить уничтожение, – улыбнулся Йош. – Речь идёт об очистке совести всея населения

от занудных фантазий бытовушных. То бишь все и враз узнают цель и смысл, откуда кто взялся,

зачем и почему.

– Глобальное пррросветление? – усмехнулся Башкирский Кот. – И что я тогда буду жрать?

Коли все вегетарианцами станут? Поди, колбасы после твоей прачечной ни в одном гастрономе не

сыщешь!

– Уж для тебя колбасы найдём! – Йош доверительно склонил голову в сторону кота: – Поди,

много кто на расходный материал по переработке завалится по доброте своей же собственной.

– Это как же? – Дример не мог уразуметь сказанного.

– Да так, – подставил ветру бороду Йош, – что совесть, проснувшись, многих замучает, и те

сами напросятся на обновление кармы своей. Чтобы с начала всё начать да ошибки свои

исправить. – Он помолчал немного, глядя в прибижающуюся черноту, а затем с улыбкой

добавил: – Поймите, ребцы, нет хуже пытки али наказания какого во всея мирах, чем собственное

39

6

раскаяние, последовавшее за внезапным уразумением своей же дурости и злобнячества. Такие

покаянные приступы кого хочешь отправят на кушетку к твоей знакомой бабке! – Йош

поворотился к коту: – Так что, уважаемый, можешь не беспокоиться. Телесные свои костюмчики

много кто побросает впопыхах нынче же да без насилию какого-либо, чисто из добровольного

желания. Знай только в морозилку закладывай. Но есть у меня уверенность, что ты и сам будешь

не прочь полакомиться после всего этого исключительно огородным весенним салатиком.

– Я?! – возмутился Башкирский Кот. – Хе, ну это уж вы слишком далече зашли в своих

фантазиях.

Загрибука сочувственно посмотрел на кота.

А между тем, дырень сливного отверстия горшка мироздания была всё ближе и ближе.

Загрибука посмотрел туда и уже не смог оторвать взгляд от величественного зрелища. И тут вода

под кораблем внезапно кончилась, и он повис над головокружительной пустотой адской бездны.

Точнее, он продолжал по инерции плыть прямо в воздухе, и уже чувствовалось, как втягивающее

движение захватывает его собой.

Слипер и Дример достали из сумки налобные фонари, надели и стали светить вперёд,

высматривая хоть что-нибудь.

– Мамочки, – пролепетал Загрибука и прижался к коту.

– Спокуха, прррофессор, – обхватил его хвостом Башкирский Кот, хотя и сам покрылся

невидимыми под шерстью мурашками страха. – Я уж весь вспотел хвостом до самого сердца!

Пошто мне смертушка лукаво подмигнула?

– Писяк тебе под широкополосный глаз, Башкир-Ата! – грозно рявкнул Йош. – Ты чего это?

Какая такая смертушка? Совсем осознание потерял?!

Слипер подтянул к себе оранжевую сумку и, руководствуясь отсутствием логики,

перекрестился и закинул в рот таблетку для очистки воды. Фрикудолька мёртво вцепилась в руль,

зачем-то сняла свои тапочки и сквозь мутное стекло рубки отчаянно глядела на Ключника

темнеющими по ходу синими китайскими глазами. Йош спокойно стоял на самом носу корабля и

торжествующе улыбался. Его застиранные до дырок штаны хлопали и развевались на ветру,

который с каждым мигом становился всё более ураганным. Попрыгаец слетел с мачты на палубу и

забился под пустые баки для пресной воды, мигая оттуда спидометрическими глазищами. И

только Дример, глянув вперёд по курсу корабля, хмыкнул, натянул потуже Шапку-Невредимку и

стал спокойно приминать папироску, шурша в другой руке спичками.

– Задержите дыхание! – заорал Ключник, обернувшись.

И вовремя. Ибо в следующий миг что-то резко изменилось, и весь корабль со всей их бравой

командой растянулся, словно резиновый, превратившись в иглоподобное копьё, и носом своим

вошёл в черноту так же неумолимо и зловеще, как входит тайная иголка в седалище школьной

учительницы. Неприкуренная папироса Дримера, отстав, повисла было в пустоте, а затем также

скользнула вослед кораблю.

39

7

Глава третья с конца

Я вот о чём хотел рассказать, пока Терюська и Соня спят. Точнее, не то чтобы я желал

прямо вот так взять и рассказать это всем и каждому, но просто хочется поделиться

мыслишкой залётной. А мысли – они, сами знаете, так и просятся всегда, чтобы ими

поделились. Природа у мыслей такая. Не могут они в одиночестве. Впрочем, как и все. Дык вот.

Понял я, что взрослые, казалось бы, люди остаются-таки на всю жисть свою малыми детьми. И

вспоминая своих коллег по детскому садику, теперь могу с уверенностью сказать, что уже

тогда, будучи весьма смышлёным, я мог с точностью сказать, кто какой судьбой пойдёт по

жизни, кто каким станет, что с кем будет происходить. Не точно по статьям – я ведь не

Отстрадамус и не бравый матрос Штурман. Но более-менее главные и явные качества каждого

были видны уже тогда, в детсадике на игровой площадке, словно на морщинистой ладошке

дедушки Мытута.

К примеру, вот этот малышонок – привирать любит и под себя гребёт, а тот – хамит и ни

во что других не ставит, а третий, наоборот, всех защищает и добрым остаётся там, где

прочие злятся. И так далее. И качества эти психологические прилепляются к человеку на всю его

жизнь. Ну конечно, если он в своей жисти бытовушной будет жить по-нормальному, по-

человечески, а не как мы с вами, дорогие читатели. Ибо если вы читаете эту книгу, а тем более

дочитали до этого места, то уж точно вас нормальными назвать никак нельзя. Гы-гы-гы!

Да и не может быть нормальным с точки зрения человеков тот, кто хоть раз очнулся в Лесу

и, выбираясь из него, столкнулся с самим Потолочным Разумением. И только это

обстоятельство в жизни человека кардинально меняет его всего от волоска на макушке до

мозоли на мизинце левой ноги. А коли не случилось такого, то и живёт себе дальше малыш этот,

набирая натурально вес, обзаводится со временем животиком, бородой и усами (ну уж кто чем),

или становится малышня эта грузной тёткой в бигудях с цементным веслом наперевес. А

внутренний мир их остаётся прежним. Те же искренние мечтания о сокровенном, что и в

детском саду. Желаемое остаётся неизменным в глубине своей. И пути к обретению желаемого

тоже остаются старыми, проверенными, нисколько не отклоняясь в маршрутах своих. Только

игрушки увеличиваются в размере, меняются в масшабе. Кто хотел в своё время непременно

возиться в песочнице с пластмассовой машинкой – глядь, вырастает и возится по той же

схеме, но уже с большим железным автомобилем. Кому разбирать машинку эту нравилось тогда

– вырастает и начинает подобным образом разбирать вещи по частям, становясь

автослесарем или инженером автопрома. Кто головастиков и лягушек в пруду ловить любил –

становится биологом. Кто в камешках копался – геологом. Кто любил всем уколы травинками

делать – стал врачом или медсестрой. И так практически со всеми.

Я к чему? А к тому, что взрослым очень полезно и, я бы даже сказал, необходимо как можно

чаще чувствовать себя снова детьми. Играть в глупые радостные игры. Возиться в луже с

39

8

корабликами. Бегать наперегонки от сарая до забора. Лазать по деревьям. И конечно, сидеть на

крыше и смотреть на облака. Будь моя воля, я бы учредил в каждой стране нашей планеты

праздник под названием «День детства». И обязал бы всех взрослых в этот день не только не

работать ни в коем случае, но в приказном порядке заставил бы их заниматься весь день детской

чепухой. И чтоб дети в этот день обретали бы власть над взрослыми и тщательно

контролировали их поведение. Скажем, видит малышня, что взрослый идёт по улице с важным и

серьёзным видом, так сразу подходит и приказывает: «Так, быстро перестал думать и полез на

дерево! А там сидеть полчаса, пробовать все листики на вкус и кидать фантики в прохожих! Я

проверю!»

И так по всей планете. Господи, каким бы чудесным был этот день! И как все взрослые стали

бы с нетерпением ждать его очередного наступления!

Иногда так хочется помечтать об этом. И так хочется исполнения такой вот простой

мечты. А главное, что её исполнение не требует никаких там затрат, никаких статей расхода

бюджета, никаких ответственных политических решений. Просто забить на всё болт с гайкой

раз в году. Просто залезть на дерево или на крышу, гулять в парке весь день, печь картошку в

золе возле железнодорожных путей за гаражами, пинать мячик, находить и закапывать

мёртвых птичек и кошек, устраивая им похороны. И говорить только о космосе, о дальних

неизведанных планетах и землях и о чудесах – что, в принципе, недалеко друг от друга.

Взрослым нужно чаще чувствовать себя детьми. Они обязаны это находить в себе. Обязаны

перед детьми. Потому что, глядя на взрослых, наши дети боятся взрослеть. Дети боятся.

Взрослые поселяют в них страх перед жизнью. Они, дети, не понимают и не верят, что стареет

на самом деле только тело, а внутри человек может всю жизнь оставаться молодым, весёлым,

бесшабашным и радостным, с чистой и светлой головой, с трепещущим от переполненного

счастьем сердцем. Человек может всю жизнь быть лёгким как пёрышко в потоке Реки Жизни.

Да, рождается каждый из нас с криком страха и боли, но как прожить эту жизнь и как уходить

из неё – решать нам. Мы можем прожить её в радости и уйти с благодарностью в сердце и с

улыбкой на губах, счастливые, зная, что и следующую свою жизнь мы проведём так же

радостно, ибо уже знаем, как это делается.

Но едва человек теряет лёгкость этого пёрышка внутри себя, как пушинка вдруг выпадает из

его груди камушком на асфальт. И тогда он становится взрослым не только телом, но и душой.

Именно в этот момент начинается его путь к гибели, его путь во тьму, путь к забвению себя,

прочь от радости, прочь от счастья. Навстречу отчаянию и волчьей тоске в глазах, навстречу

НАСТОЯЩЕЙ старости.

Поэтому я не только не боюсь перед другими выглядеть в свои тридцать семь зим беспечным

и безбашенным парнишкой, но и на самом деле стараюсь всячески, чтобы радость оставалась у

меня внутри. Я стараюсь бережно охранять своё пёрышко. Поэтому, проходя мимо детей или

находясь рядом с ними, я бурчу себе песенки под нос, дурачусь, строю рожи. Я показываю язык,

шучу и устраиваю добрые розыгрыши, таскаю в карманах конфеты для детворы и иногда даже

39

9

куски колбасы, чтобы покормить первую попавшуюся на пути кошку или собаку. И я продолжаю

одеваться так, как мне нравилось одеваться в детстве.

Я живу так, чтобы дети, глядя на меня, не боялись взрослеть и понимали потихоньку всё

больше и больше великую задумку Потолочного Разумения, его мудрость, которая заключается в

до смешного простом: тело стареет гарантированно, а вот старение сердца человека зависит

только от него самого. Поэтому я ношу своё детство, свой Дом Счастья внутри себя и даю от

него ключи только таким же детям, как я сам. Потому что взрослые не умеют себя вести в

таких Домах. Они не проходят фейс-контроль на входе в этот Дом, и ангелы-охранники строго

указывают им убираться восвояси. Потому что взрослые потеряли своё сердце. Они потеряли

ключ от главной двери, в поисках которой и пришли когда-то в эту жизнь. Кстати о дверях, коли

уж ключ у нас в кармане…

И кружилось, и вертелось, и ходило ходуном. Что, спрашивается, ходило? Да всё! Ни видать не

виделось там ни низа, ни вправо. И градусник был ни к чему вследствие отсутствия какой бы то ни

сталось температуры. А только было кругом Я да Я. И двери зеркальные. И Я было всем и всюду.

И от заглавия до титров всё было сжато в короткую безрекламную паузу. В этой самой ежежути (а

это была именно она, как вы все уже, несомненно, догадались) один лишь Йош не потерял ни

формы, ни самообладания, а вроде как и из дому не выходил, спокойно крутил рукой с

выставленным вперёд ключом, ожидая отзыва. И он таки, отзыв этот, не особо заставил себя

ждать, ибо времени там тоже не было. И ежежуть съёжилась, оёжилась и превратилась внезапно в

обычного ежа, которого столь часто поминали в этой книге. И ёж этот свернулся клубочком, да и

укатил под стремительно появившуюся из ничего сосенку по своим ежиным делам. Потому как

своё предназначение он уже исполнил только что, а более делать было нечего. Разве что яблоки на

иголки собирать да мочить их на зиму. Яблоки-то всегда пригодятся! Это и ежу понятно. Верно?

Эй, ёж!

Картина была проста и спокойна. Все не раз уж описанные выше туристы стояли в пустой и

прохладной, не особо просторной комнате с выбеленными стенами и потолком. Кстати, пол был

тоже белый. Ну разве что немного застиранный, как и матросские штаны Ключника. Окон не

было. Мебели не наблюдалось. Попросту говоря, в комнате ни шиша не было, кроме её самой да

семерых матросских новобранцев во главе с Йошем. И посередь одной из стен белела дверь. И всё.

И никаких там тебе вывертов с вензелями, ни гламурных шкапчиков, ни кроватей с балдахинами,

ни алтарей со стекающей кровью третьей положительной группы. Просто штукатурка и белила

кругом. Причём, коли спросите, какой марки и чьего производства – не отвечу. Дверь была тоже,

надо сказать, так себе, без всякого намёка на дизайн, словно она вела в подсобный кабинет

невропатолога в районной поликлинике. Надпись «без бахил не входить», понятное дело, также

отсутствовала. То есть, иди в чём хочешь и куда хочешь. Что значит, как вы понимаете, только

одно: пойдёшь, милый, без вариантов, в чём есть, в единственную дверь. Такие дела. Таков уж

40

0

юмор у нашей матушки-вселенной. И в этой самой двери была единственная замочная скважина

для единственного ключа. И захочешь – не ошибёшься.

Йош крутил ключ в пальцах:

– Ну, все готовы?

– Как тебе сказать, уважаемый... – издалека начал Башкирский Кот, помигивая полосатостью.

– Ломай этот сейф, – уверенно проговорил Дример, пряча руки в карманы лётного

комбинезона, – а там поглядим, что за регистратура за дверцей скрывается.

Слипер молча кивнул и подтянул сумку за спиной. Фрикудолька пыцнула жевачкой. Загрибука

прижал уши в знак вынужденного согласия, и его шапка с помпоном съехала набок. Попрыгаец

мялся с ноги на ногу. Все нервничали. Дык понятно. А вы сами не нервничали бы в такой

ситуёвине?

– Пошли, Йош, – рыкнул пастью Попрыгаец и отбил нервную чечётку двумя хвостами. —

Случайностей не бывает. Коли мы тут все оказались в очереди за номерками, так то и было

задумано Потолочным Разумением. Пошли.

Йош быстрым шагом подошёл к двери и сунул ключ в скважину. Ключ осветился ёлочной

игрушкой, и по нему поплыли значки и указания на непереводимом без словаря языке. Ключник

обернулся и, увидев решимость на лицах команды, повернул ключ и толкнул дверь. Все

выдохнули. За дверью оказалась ещё одна такая же комната.

– Та-а-а-а-к, – протянул Башкирец, – веселье только начинается.

И тут кто-то негромко прокашлялся у них за спиной. Все разом резко обернулись, забыв

напрочь про распахнутую дверь. А там, у них за спиной, стоял собственной персоной Стрелочник

Белочкин с Грызликом на поводке.

– Вот как бывает, где лета звонкий крик… – пропел Белочкин, улыбаясь.

Все радостно загалдели и обступили Белочкина. Его тут же познакомили с Фрикудолькой,

которая в свою очередь была сшиблена с ног очаровательностью и напором Грызлика. Пёс

попросту свалил её на пол, усердно топоча от радости ей в грудь передними лапами.

– Шыбзик! – радостно орала Фрикудолька. – Вот те два! Ты откуда тут?

Слипер и Дример только пожали плечами, чтобы вовсе не поехать крышей.

С Йошем Стрелочник вежливо поздоровался и по-братски похлопал его по плечу:

– Светлых дней, коллега. Передавайте от меня поклон Самому. Пожелайте от меня ему

беспечного счастья и безраздумий, а то его скоро дедушка Мытут окончательно занянькает.

Тут у Слипера, в свою очередь, рванул мозг в освещённом направлении, и он вспомнил

дедушку Мытута, собственно, уразумев и дедушкин статус. Поэтому он присел на пол, обхватив

голову руками, и только закачался.

– Да-да, браток, – понимающе и ласково сказал Белочкин Слиперу. – Вот так часто и не

знаешь, с кем по ладошкам хлопаешь! Дедушка Мытут наш вот уже много кальп нянчится сам

теперь знаешь с Кем.

40

1

– То есть Оно Самое живёт в той самой деревеньке… – изумлённо начал было Слипер, но

Белочкин поспешно закрыл ему рот своей ладонью.

– То знать не надобно вачепта, друже! – склонив голову с хитрецой, проговорил Стрелочник.

– Но коли уж узнал, помалкивай. А то у нас тут один писатель давеча прознал про это да книжки

стал писать о том, а потом внутри своих же книжек и оказался. Так теперь по кругу и мечется. Сам

же, в своих рассказах сидя натурально, дальше придумывает, куда опосля сюжет двинется.

Осторожнее надо быть с разумениями своими! – Белочкин поднял палец, сверкнув круглыми

мутными очками.

– Так что? – поворотился он к Фрикудольке. – Твой пёс, шо ли?

– Мой! – радостно взвизгнула она. – Давно ещё потерялся. Уж думала, всё. Ещё когда в

эльфийской школе эксперименты проводили по перемещению, оказия приключилась. Он

постоянно лез под ноги, я и махнула на него рукой, мол, не мешай. А на руке уж заклинание было

намотано. Он и пропал. Сразу и весь. Как сквозь землю провалился. Я сначала подумала, недалеко

куда-нить закинуло его, по запаху найдёт, вернётся. А он и вовсе пропал. Я потом искала-искала…

– Осторожнее надо быть с собаками, – покачал головой Белочкин. – Всё ж как-никак друг,

понимаешь!

– Буду, дяденька Белочкин, буду! – Фрикудолька радостно тискала Грызлика-Фрунзика-

Шыбзика.

Тут вдруг за стенкой комнаты что-то затряслось и затарахтело.

– От, кажись, ваши пожаловали! – вскинулся Стрелочник и крутанул в воздухе пальцем в

направлении содрогающейся стенки.

Та вдруг растаяла на глазах, а за ней в абсолютной облачной невиданности парил серьёзный

агрегат

летательного

предназначению.

Нелепый,

бордового

цвета,

угловатый,

квадратнофюзеляжный птеродактиль. Болтики и шпунтики торчали из него по всем бокам,

пружинки и зажимчики тряслись, крылья держались на честном и порядочном слове, а в кабине,

приоткрытой для дежурного проветривания, восседали Дух Кого и Мора.

– Слазь сюды! – коротко скомандовал Белочкин.

Те пришвартовались как смогли к плинтусу комнаты. Слипер и Дример подтянули летательный

агрегат за киданутые с борта верёвки. Мора заглушил мотор вентиляторного типа, и – о чудо! —

вимана осталась висеть, словно прибитая гвоздями, и даже не просела нисколько.

– Похоже, вся рота явилась на построение, – радостно заметил Стрелочник Белочкин,

потирая ладошки, пока все перехлопывались по плечам и жали друг другу лапы и руки.

Белочкин махнул рукавом, и стена опять стала твёрдой и белоштукатуренной. Аки и была.

Самоль остался где-то за бортами реальности. Только верёвка из-под плинтуса уходила куда-то