Текст книги "Слипер и Дример"

Автор книги: Илья Черт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

Масявка.

– Это я, Мора! – гугукнуло из-за двери глухо и радостно.

– Гу-гу! – отозвались хором Маськи и стали отколупывать дверь.

29

7

– Ух ты, – изумилась Масявка, едва замок отщёлкнулся, – да ты, похоже, раздался в

численности! – Обе хозяйки захихикали.

На пороге стояли Мора, Дример и Слипер, Загрибука топтался позади, а в воздухе нечаянно

запахло кошками.

– А мы тут собирались на лисапедах оттопыриться. Ну, раз такое дело, пожалуйте, гости

дорогие, почаёвничаем! Только на балкон не ходите, там огурцы психологически

неуравновешенные, могут кусить.

– А мы тут пролётом, – Мора перевалил за порог. – Знакомьтесь, прошу любить и не

жаловаться: это – Дример, это – Слипер, это – Загрибука. А ещё один наш товарищ немного

скрытно-шпионажный, поэтому явится на свет мирской чутка попозже. Но наверняка он уже на

кухне.

Звякание по указанному адресу подтвердило слова Моры.

– Ну и гы! – согласно кивнула Масюська и стала усиленно прислонять лисапеды рогами к

стене. – Заходьте. Только к чаю, думается, нет ничего, – она погрустнела.

– А мы тут бубликов и тошнотиков привокзальных прихватили на аэродроме, – радостно

проорал Мора, встряхнув пакетом в руке.

Масюська просияла:

– Енто в тематику, как пить подать!

Они прошли на кухню, и точно, там уже хозяйничал с чашками и чайником Башкирский Кот.

– Шалом бакалейкум! – весело мявкнул он, суетясь с ложками.

– Байрам мэнэн! – весело же откликнулись Масявка и Масюська, переглянувшись. – А вы

кот настоящий или прикидываетесь?

– Ну вы такие ррриторические вопросы с ходу задаёте! – удивился кот. – Над этим стоит не

одну чашку просидеть!

Масюська с Масявкой блаженно переглянулись и с понимающим одобрением снова воззрились

на кота.

– Честно говоррря, – продолжил Башкирец, приложив хвост к подбородку в задумчивости, —

я и сам хотел бы услышать пару тезисов на этот счёт. Светит мне ясно по погодным условиям, что

моё присутствие на бытие житушном прояснилось бы наскоро, если б я уразумел суть давеча и

нынче же озвученного вами запроса. Загрибыч, объясни вкррратце!

– Э-э-э-э, ну разве что вкратце… – бросился в атаку профессор, но тут же был перехвачен

ладонью Дримера, которая перекрыла способность к вербальному общению, а заодно и

ограничила подачу воздуха в легкие Загрибуки.

С извиняющимся выражением лица Дример тихо произнёс:

– Мой друг хотел сказать, что тут и говорить особо не о чем. А тошнотики остынут, да и чай

уже заварился.

29

8

Загрибука прыгнул бровями вверх, подперев ими свою жёлтенькую шапочку с синим

помпоном, но тут же согласно закивал. Дример открыл ему доступ к выраженному словарному

запасу, то бишь освободил рот, и сам зашаркал на кухню.

Они заварили травок, расселись кто куда.

– Только вот вода наша будет вам непривычна, – заметила Масявка, – у нас тут всё

радикально по всем схемам: погода жёсткая, вода мягкая. Мягкая напрочь и болотная.

– Это ничего, – кивнул Дример.

А Слипер украдкой, стараясь не волновать спящего Мокропопика Падучего, добыл из своей

сумки таблетки для очистки воды и незаметно кинул парочку в кружки.

Дример своим ножом порубал на кусочки бублик.

– Какими путями и по какие грибы? – хлюпнула Масявка из блюдца.

– Ключника ищем, – первым сходу отозвался Слипер, замешивая ложечкой сахарец.

– Спеца по ключам и отмычкам, – пояснил Дример, присаживаясь на табурет. – Говорят, у

вас такой водится.

– Был в наличии, – кивнула Масюська, утонув пальцами в блюдце, – да уехал в деревню.

Природа, душевное здоровье и всё такое. Рассеянный он стал донельзя и напрочь. Вот и решил

привести в упорядоченность нервную систему. Теперь там живёт. Иногда к нему с заказами ездят.

– Далеко это? – хлюпнул тоже из блюдца Дример, и Масявка с Масюськой одобрительно на

него покосились, мол, видно, существо разумное, знает, как чай надо пить, чтоб внутренний весь

ништяк прочувствовать.

– Рядышком да сбоку, – ответила Масюська, глянувшись с Масявкой. – Есть у нас тут

поблизости сельцо неприметное.

– Ага, – подагакнула Масявка, – Малая Нижняя Жёсткая Пупырловка. Три броска на санках.

Короче, рядом.

– А что, коли не секрет, от него надобится? – скосила хитрый глаз Масюська. Второй глаз у

неё был простой и бесхитростный.

– Ключ от парррадного входа во вселенную, – мявкнул Башкирский Кот с подоконника,

лакая из пиалушки.

Слипер укоризненно на него глянул.

– А чё?! – встопорщился усами Башкирец. – Чё я сказал-то? Как есть, так и сказал.

– От вселенной ключи? – удивилась Масюська. – А что с ними делать-то? Из чашки ими не

хлюпнешь. Долго не налюбуешься, чай, не бешеные огурцы цветущие.

– Угу, – подугукнула Масявка, – совершенно бесполезная в быту вещь. И на кой чай с

компотом вам они сдались?

– Тут дело такое, – взял долгожданное слово Загрибука, – нам бы по домам попасть. —

Масюська с Масявкой понятливо кивнули, мол, не дуры, понимаем, всем по домам в кои-то веки

надо. – А мы и не упомним, где чей дом находится, и куда нужно идти, чтобы в аккурат куды

надо прийти.

29

9

– А вам чё, вместе плохо? – неожиданно спросила Масявка.

От такой постановки вопроса повисла незапланированная в регламенте пауза.

Гости переглянулись. Им как-то и в голову не приходило, насколько сблизило их это

путешествие, пока они искали свои берлоги. И явственно стало понятно, что как только эти самые

берлоги найдутся, у кого уж какая, так в сей миг придёт пора прощаться, и, возможно, очень

надолго, если не навсегда, коли уж рассматривать сие слово в рамках одной отдельно взятой

кальпы, то бишь жизненного кругоцикла и вертикруга вселенной. И от этого как-то сразу засосало

под ложечкой (интересно, врачи когда-нибудь обнаружат в чьём-нибудь организме эту самую

«ложечку»? И из чего она там сделана? А вдруг она вовсе и не ложечка, а окажется по всем

понятиям очень даже вилочкой? А у злых людей там, на месте этой самой ложечки, возможно, и

вовсе спрятан острый ножичек! Ну да ладно, вернёмся к нашим ложкам…). А ещё как-то

защемило в груди (чего там и чем можно прищемить? Тоже ведь открытый вопрос на повестке дня

у медиков всея мировой культуры!). И заныло в душе (ну тут уж и вовсе нет слов. Хотя по части

кошачьей души ещё можно как-то порассуждать). И, стало быть, всесильное устремление

оказаться нынче и тута же на пороге родной хаты у всех одномоментно поубавилось. Но тут к

месту шмякнулась об пол и разбилась пиалушка, нечаянно и некофейно смахнутая с подоконника

кошачьим хвостом, и защемлённое ложечное нытьё куда-то сгинуло.

– На счастье! – быстро мявкнул Башкирский Кот, обворожительно улыбнулся бритвами

зубов и спрыгнул подбирать осколки.

– Ребятушки наши, по всему видать, направляемы с Потолочного Разумения, – пояснил

Масявке и Масюське Мора, – а потому имеют в своем путешествии незримую задачу и

постановление, которые ни в раз нам, проявленным в миру, не понять, а исполнять-таки надобно.

Потому и окончание всей этой турпоездки видится мне лично веселушным и дарующим всем

радостей и вкусностей.

– Мудро, – кивнула Масюська. – Ну, раз такое дело, споможем мы вам отыскать Ключника.

Пошли в дорогу собираться. Погода нынче будет – не приведи на порог.

– У вас что тут, тоже погоду объявляют? – Мора искренне округлил глаза. – А я думал, что

радио только в городе А транслируется да по району.

– Хе, тож мне, удивил, – хохотнула Масявка. – У нас и телевидение есть! Мы ж город

продвинутый, впереди планеты всей, как говорится.

– Да только у нас телека нет, – предупредила Масюська, – мы так, по старинке, едим грибы

и смотрим ковёр!

Дример взглянул на потолок, словно узрев там что-то жутко интересующее его, а на самом деле

тщетно попытался припомнить, где же он это уже мог слышать. Загрибука печально вздохнул, ибо

знакомство с чудным явлением телевидения, конечно, интересовало его как учёного, но, судя по

всему, откладывалось нынче за неимением такового в наличии.

Приняв эту учёную грусть за буддистское сострадание, Масявка поспешила его успокоить:

– Ты не парься. Мы ж – карела, нам – похъелла!

30

0

И тут Дример сразу припомнил братьев-диггеров с такими же фразочками, и как подземельцы

упоминали Пургопетрик. Вот уж воистину, вселенная мала, словно деревня от кола до двора.

Идти было недалеко по части собирания, и Масявка с Масюськой просто наскоро забрели в

кладовку, откуда добыли примус, походный чайник, пакетики с чаем, сахарку в мешочке и

неприкосновенный запас: полкило сушек. Там же нашлись одеяльца.

– А курева у вас нет? – с надеждой спросил Дример, отставив пустую чашку.

– Бррросать надо давно уж! – буркнул Башкирец, крутясь по кухне и вынюхивая по полочкам

что-нибудь привлекательное для кошачьего вкуса. – Неактуально это сейчас и немодно. Весь мир

движется к здоровому образу жизни, к спортивным достижениям, а ты, Дример, поррртишь нам

показатели в дневнике по годовому отчёту! Где твоя тетрадь наблюдения за природой?

– Да ладно, не ворчи, – грустно отмахнулся Дример и, откинувшись на спинку стула, проныл

в потолок: – И перед смертью никто не подаст мне папироску, не поднесёт спичку...

– Ага, – мигнул цветомузычными глазами кот и ухмыльнулся, – так, типа, и умру

ненакуренный! Пошли, рррастаман с фиговым листком. Фомку добывать будем от портала

несусветного. Сейчас в городе добудем и пыхтелку твою, чтоб мозги обдымить как следует, а то,

глядишь, запахнешь по-человечески.

Все улыбнулись, а Дример смущённо скривил нос.

Они вышли в город. Здания в нём были хоть и солидные на вид, но явным образом то тут, то

там покосившиеся. Трещины пересекали стены. Мутные окна ютились в облупленных рамах.

Лампочки над подъездами по большей части не горели, а некоторые и вовсе отсутствовали. Но тем

не менее, всё это придавало городу некую совершенно непонятную притягательность и

магичность, даже уютность. Знаете, как иногда становится уютно в старой бабушкиной квартире,

где пахнет старыми вещами, где всё заставлено древними потёртыми книгами, которые уже

наверняка никто никогда не раскроет, дабы прочитать. Так же и Пургопетрик производил

впечатление некоего пыльного и забытого волшебства, чем весьма и неуловимо смахивал на

затерянную на краю вселенной кухню Стрелочника Белочкина. Стояла никак не долгожданная

погода, то бишь сквозило отовсюду, и ветер был едва ли приятным и лёгким охлаждающим

бризом. О нет. Он был по-пургопетриковски колюч, склочен, тяжёл, от него так и веяло

простудой.

– Апч-хой! – громыхнул Слипер тут же и полез по карманам своего лётного комбинезона в

поисках ну случайно оказавшейся там как бы невзначай тряпочки или бумаженции, которые

наскоро могли бы заменить ему сейчас носовой платок.

– И-я-я-я-щ-а-а-а! – завторил ему тут же Мора и тоже стал хлопать себя по карманам.

– Кутунгескэ джаляб! – выругался Башкирский Кот. – Так можно и полечь костьми под

батарею! В смысле, ни печки ни почени отогреться не получится! Заболеем тута все. Я, конечно,

уколов не боюсь и если надо уколюсь…

– Даже не сомневаюсь! – хохотнул Слипер, закинув за спину свою оранжевую сумку-

непромокашку и смело шагая по лужам трекерами.

30

1

– Чихание и сопливости – отличительные черты характерности территориального

проживания местных горожан, – пояснила важно Масюська, поспешая рядом.

– Я бы предпочел другие черты, объединяющие жителей, нежели градусники и горчичники, —

проворчал Дример.

– Пути Потолочного Разумения ни в раз не вменяемы, и по сути многообразными

возможными образами так или иначе ведут к симбиотичному слиянию, к союзности, – заливаясь

соплями, произнёс Загрибука гайморитным тенорком. – Я уже давно вам толковал про

неизбежность слипания всех возможных форм в единую всеохватывающую разумную сущность.

Кому костёр в лесу служит объединяющим началом, а кому и горчичники.

– Это что ж, – покосился недовольно Башкирский Кот, брезгливо вышагивающий по лужам,

– я должен буду когда-нибудь слиться в единый паштет с полкилойкой?

– От «я» до «мы» – один шаг, и этот шаг – ступень к раю, – невозмутимо заметила

Масявка.

– Тож-ж-же мне рай, – прошипел кот, дёргая задней лапой, чтобы стряхнуть налипающую

мокрую грязь. – Ни пожрать будет, ни тебе на солнышке погреться. Я вот, к пррримеру, не хочу

объединяться с этой мокрой жижей! – и он смачно и показательно плюнул в очередную лужу. —

Кюнтэ, семь килек мне в томат!

– Далеко ещё до стартовой точки-то? – тоскливо глядя на пелену мелко моросящего дождя,

спросил Дример. Он чувствовал, как Шапка-Невредимка снова набирает воду.

– Да нет, – дала совершенно невразумительный с точки зрения логики ответ Масявка.

– Ещё пара кварталов, а там на трамвай сядем, – пояснила Масюська. – Он-то нас и отвезёт

прямиком к Ключнику.

– А чем вообще он тут у вас занимался? – поинтересовался Мора, кутаясь в свой лётный

комбез.

– Да что под руку попадалось! Мастер на все руки. Фанатьё беспринципное,– ответила

Масявка и, суетнувшись к какой-то пошарпанной будке, провела короткие переговоры с торчащей

оттуда лохматой головой, после чего вернулась с несколькими носовыми платками. – Нате вам

вот.

– Ключник за всё брался, – пояснила Масюська. – И ключи потерянные восстанавливал

гражданам, и отмычки ворам делал.

– И песни пел несуразные, – поддержала Масявка.

– Песни пел? – удивился Слипер. Вода стекала с его чёлки прямо на нос.

– Ну да, доморощенный бард, – весело засмеялась Масявка, перепрыгивая лужу. – Да

только песни у него такие, с каких крыша съезжает и мозги в трубочку сворачиваются. Про смысл

жизни и всё такое.

– Его тут даже одна контора пыталась записывать и издавать, – подтвердила Масюська. —

Какая-то «Отщепенская Шелупонь Рекордз». Только после первого проданного тиража

нескольких человек, наслушавшихся этих опусов, сразу отвезли в психушку, и совет старейшин

30

2

города решил сие дело прекратить. А Ключника и вовсе попросили свалить от греха подальше

куда-нибудь за город, чтоб добропорядочные граждане окончательно тут все не сорвались с

вентилей.

– Круть! – уважительно заметил Башкирский Кот. – Ходячий кислотный препарат!

Оррружие массового поражения! Новый жанр можно открыть – психотропные частушки!

Загрибука на него поглядел из-под намокших бровей и недовольно покачал головой. Кот сие

заметил и поспешил оправдаться:

– Коллега, не укачивайте мозг! Подумайте напрямик! Это можно было бы применять для

воспитания молодёжи в высоких моральных принципах! Вот, например, взять да сочинить что-

нибудь о вррреде курения гашиша или о нежелательных взаимоотношениях с представителями

коррумпированной прослойки населения. Что-нибудь типа:

Во дворе трава,

На траве дрова,

На дровах братва,

У братвы трава,

Вся братва в дрова.

Не кури траву

У братвы двора.

– Уймись, полосатый! И без тебя тошно, – бросил через плечо жаждавший покурить Дример

и потуже натянул Шапку-Невредимку, которая, намокнув, стала больше напоминать грелку

наоборот. То есть вода её намочила, а голова нагрела. Получилась Шапка-Водогрейка.

– Ну, как скажете, – нисколько не обидевшись, весело мявкнул кот. – Будете ещё много

поколений придумывать разные способы очистки ррразума шебутного населения. И потом, через

много веков, вспомните меня добрым политкорректным словом, мол, вот как нам Башкиррр-оглы

предлагал решить национальную проблему, используя передовые технологии. И к тому же

придёте во конце усея концов.

– Уже пришли, – улыбнулась Масявка и указала на трамвайную остановку, ютившуюся за

углом на косой и разбитой улочке.

Остановка была, как ей и подобает, напрочь обычной. Из стекла. Ну и что? Да, бывает. Видать

было и сквозь неё, и поперёк что хочешь и во всех направлениях. Вот Слипер и ходил теперича

вокруг стеклянной будки, засунув руки в болотного цвета карманы, и разглядывал окружающий

пейзаж сквозь остановочную призму. Цифры на рукаве его комбинезона отражались наоборот. Он

хихикнул и попытался читать наоборот другие надписи. А затем достал из своей оранжевой

сумки-непромокашки налобный фонарь, надел его на голову и стал мигать им в стекло.

– Ну что ты, триетить налево, в самом деле, – буркнул на него Дример. – Нашёл себе

развлекуху…

30

3

– Верно всё делает, – невозмутимо бросила Масюська. – Именно таким образом в трамвай и

сядешь. Только так его вызовешь. Нам не обычный трамвай нужен, не местного хождения, а тот,

что за околицу петляет. На нём и можно к Ключнику попасть. Да и номер евоный сходу не

поймёшь, коли в отражуху не глянешь.

Мора и Загрибука сконфузились друг на друга в надежде, что кто-нибудь из них знает, о чём

говорит Масюська. Но взаимно хмыкнули и пожали плечами.

– Трамвай тот можно только в отражении увидеть, – объяснила Масявка, завороженно глядя

на дождь. – Это оседлые трамваи ходят за просто так на видухе у всех, те, которые промеж домов

по островам шоркаются.

И словно в подтверждение её слов из-за угла скрежетнул и появился обычный трамвай,

старенький, если не сказать дряхлый. Вся наша компания молча наблюдала, как потрескавшийся

вагончик с тронутой ржавчиной дугой аккуратно подкрался к остановке, замер и распахнул

единственную среднюю дверь. Из неё никто не вышел. В нём как сидели, так и остались сидеть

две кудахтающие тётки в бесформенных полупальто, с таким же бесформенным чем-то на

головах, да скучающая девица-кудрица, бритая наголо, но с откровенно красным чубом,

свисающим на нос. И она, и тётки висли над газетными листками.

– Следующая остановка, – раздался томный баритон. – Ухопятковый переулок. Не забываем

читать свежую прессу, дорогие посетители! Несвежие новости дурно пахнут. Только у нас

свежайшая информация на свежайшей мягкой бумаге! Осторожно, двери уже того!

Водителем трамвая оказался высокий бледный тип журавлино-жирафьей породы, с часто

моргающими влажными глазами и рыжими ресницами. Одетый в форменный пиджмак

букинистического цвета, он с интересом смотрел на дрожащего, топчущегося на улице Загрибуку

и жевал невесть откуда взявшуюся в кабине травинку щавеля конского лекарственного. Так же

жуя и не переводя взгляд, он рассеянно повернул рычаг. Двери с грохотом захлопнулись, и

трамвай, сняв стружку с рельс, двинулся дальше по маршруту.

– Жирафы трамваи водят! – испуганно мигая глазами, пролепетал Загрибука, пригвождённый

к месту. – Катет мне в гипотенузу!

– А кто такие жирафы? – спросил его Слипер.

– А я и сам не знаю! – ответил ещё больше перепуганный Загрибука. – Ёктить-октить,

откель во мне это взялось?! Само с языка сорвалось!

Масюська и Масявка переглянулись.

– Тут дело такое, – начала первая. – Вот вы чё думаете?

– Ничё не думаю, – быстро бухнул Мора.

– Да нет, – влезла Масявка, – то есть, да. Тьфу, нет, совсем нет! – Она замотала головой,

словно стряхивала с волос пчелу. – Я в смысле того, что как же вы так думаете, мол, погода в

городе – не пожелай Мудоду, кругом – серо и бетонировано, а живчики так и тянутся пожить-

побывать в Пургопетрике. Дык а почему?

30

4

– Нет, кстати, – подбоченился в карманы Слипер, то есть запихал в них руки, насколько

влезло. – То есть, наоборот, да! Да, почему едут и едут?

– Да потому что! – Масюська вытянула масюсенький пальчик вверх и после театральной

паузы в лучших традициях продолжила: – Жители тута кочумающие, вспоминают всякие разные

разности, которые всегда умели да забыли как навроде, да спрятали и не припомнили где, да

узнали, но не признают в лицо. То есть всплывает в них то самое родное, неотделимое от них

самих, что они сами о себе и не подозревали в своих самых что ни на есть параноидальных

подозрениях!

Дример и Слипер переглянулись.

– Слушай, а они у тебя в этой главе не часто переглядываются? – мявкнула из-под стола

Терюська.

– Шею свернут, – словно подстрелив, гаркнула Соня с холодильника.

– Травматология нам ни к чему! – взял под козырёк я (как можно взять под чего-нибудь, чего

нет в помине? Странные существа люди, придумают же тоже) и закусил карандаш как следует.

– Мда, увлёкся… Забылся… – Я принялся медленно разгрызать карандаш с обратного конца. —

Точно! Немного перестарался… – Я перечитал текст, добираясь зубами до середины карандаша

и не обращая внимания на то, что весь язык у меня уже был в раскрошенном грифеле. – Ну вот,

пожалуй, в этом месте можно и убрать енти самые переглядывания! – утвердительно бацнул я

по столу деревянным огрызком, и он окончательно покинул сей бренный мир, отправившись в

Великое Ежемгновенное Обновление.

Терюська и Соня переглянулись.

Вот блин с компотом!!!

– Кармическая память вскрррывается, – предвидя долгое и нудное копошение всея мозгов,

сходу разъяснил Башкирский Кот.

– То есть я наверняка когда-то точно и очень ясно представлял себе, кто такие эти самые

жирафы? – Загрибука воззрился на кота, и тот невинно пожал кошачьими плечами в ответ —

мол, а я-то тут при чём?

– Сдаётся мне, он прав, – задумчиво сказал Слипер, глядя на стекающие с кошачьих усов

капли дождя.

– Что, тоже кого странного вспомнил? – усмехнулся Дример.

– Не кого, а слово, – подтвердил Слипер, всё так же топоча вокруг остановки трамвая. —

Мне всю дорогу вот в ушах кто-то нашёптывает слово. Одно и то же. Я сначала было думал, что

мерещится. Потом решил, может, радио какое. Но мы прошли уже достаточно много, а оно всё так

же периодически шептается у меня в голове.

30

5

– Что за слово-то? – глаза Загрибуки засияли неуёмным загрибукинским интересом. Шапку

свою он выжал на асфальт и теперь держал под мышкой.

– Начспигайнен! – произнёс Слипер, и вдруг ветер гулко выдохнул и, закрутившись вокруг

него волчком, улёгся.

– Эвона! – уважительно протянул Башкирский Кот. – Да ты фокусник, Слипер-ара-джан!

Крекс-фекс-пекс-брекекекс, сквознячок давай того!

– Да я серьёзно! – обиделся Слипер.

– Как ты сказал? Начесапога… Чего? – сощурил мокрые глаза Загрибука.

– Он сказал – Начспигайнен! – очень точно, ясно и коротко выговорил Башкирский Кот и

почему-то при этом хищно оглянулся.

Ветер опять коротко выдохнул и тёплым маленьким вихрем пронёсся вокруг них и улёгся у

кошачьих лап.

– Так ты знаешь, что это? – Слипер разинул рот.

– Знаю, знаю… – протянул кот. – Только вот ты откуда это знаешь, интеррресно мне? И не

нужно повторять само слово, ладно? – Он опять прищурил глаза, постепенно ставшие ядовито-

жёлтыми, и обвёл ими переулок, а потом тихо прошипел сквозь сотню зубов себе под нос: —

…пока гости не пожаловали…

– А шо? – усмехнулся Дример, – Может, хоть дождь прекратится наконец?

– Скорее, возможно обррратное! – нахмурился кот. – Это слово изначального языка, языка

Тори. На него реагирует материальная энергия. Так что будь осторожнее с этой «абвгдейкой».

– А ты-то откуда такой осведомлённый по таким статьям? – усмехнулся Мора.

– Видимо, оттуда же, – неохотно признал Башкирец и покосился на Масюську с Масявкой.

– Похоже, действительно город действует на нас, причём намного сильнее, чем на других

обитателей.

– А это зависит от последнего места Прыжка, – невозмутимо заметила Масявка.

– То есть откель вы к нам пожаловали, – кивнула вслед Масюська.

– Ну и что такое этот твой Нач… – начал было Мора, но котище приложил коготь к пасти.

– Это то же самое, что тотем, – тихо сказал Башкирский Кот. – Исходная духовная форма,

соотвествующая определенным формам жизни на разных планетах в разных физиогномиях. В

общем и целом, тут довольно мокрое и бесприютное место для толкания речей и замутнения

дискуссий. Так что давай как-нить в другой ррразок. Ты, Слипер, просто пока помалкивай на сей

счёт и всё. А то как сейчас начнёт вскрываться по крючку по загогулинке… Я тебе потом всё

растолкую, ок?

– Ну дык, как мурлыкнешь, я сразу готов, – согласно клюнул Слипер и тут же вдруг

навострился весь, с подошв трекеров до налобного фонаря. – Э, слухайте, а это не наш

шкандыбает, случаем? – Он ткнул в стекло остановки пальцем.

– Я ничего не вижу! – сощурился Дример в сторону тонущих в водной пыли рельс.

– Ни самоля не видно! – подтвердил Мора, облепленный мокрыми вихрами, словно шлемом.

30

6

– Да во-о-о-от! – яростно ткнул пальцем опять в стекло остановки Слипер.

Масявка и Масюська подошли к нему и заглянули через плечо.

– Точно. Он. Рота, готовсь к посадке, – хором рявкнули они.

Мора и Загрибука тоже подошли к стене остановки, воззрились в текущее дождём отражение и

действительно увидели там мутно выползающий издалека трамвай. Оглянулись на реальные

рельсы. Там ничего не было.

– Чур, чур меня! – замахал руками Мора.

– Но ведь это невозможно с точки зрения науки! – жалобно проныл Загрибука, переводя

взгляд с отражения в стекле остановки на уличные рельсы и обратно. – Это противоречит всему и

всякому! – Он выглядел совсем поникшим. Его жёлтая шапочка снова набухла, намокла и

обрюзгла под непрекращающейся моросью, холодя подмышки. С морды лица капало. Настроение

было опущено до пяток. А тут ещё и откровенное надругательство над основами научной мысли!

– Всем зырить в стеклышко! – скомандовала знаючи Масявка. – Глазёнками не рыскать.

Упёрлись в средство транспортировки и не отводим очей. Как причалит, пятимся в него, прямо в

широко и гостеприимно распахнутые, но глазики свои держим на указанном и не зыркаем

сторонами никуды. Так спиной в двери и залазим.

– Всё понятно? – рявкнула Масюська.

– Да ладно, ладно, – смутился Мора, – чего тут невнятного? Самоль непростой, подход

колдовской. Всё как Ясный Пень!

– Налицо новый метод исследования законов движухи! – ахнул Загрибука. – Как же я не

понял сразу… Это объясняет и экспоненциальную сингулярность, и…

– Дорррогой проф-ф-фессор, – мягко и угрожающе, словно потомственный хирург, произнёс

Башкирец, – лапы за спину и шагайте, смотреть в стену, как говорится в сибирских лагерях, и не

отвлекаться от производимых движений, будь они трижды сингулярны сельдь-в-твою-масло!

Обсудим всё в трамвае! А покуда лезь, Загрибыч, и хвост подбери! А то от мерзотности мокрючей

здешней у меня уже все кости заломило крендельками, шо у йога твоего заморррского.

Трамвай скрипуче подкатил к остановке и распахнул дверь. Понятное дело, будь в обозримом

наличии улицы какой-либо прохожий, он бы ни зги не увидел на рельсах, то есть вообще ничего.

А только слыхать было призрачно, как подсоленные ржавчиной колёса натужно скользят всё

ближе к месту временного кочумания будущих пассажиров, а затем громыхнула сквозь мелочно-

дребезжащую водяную морось старая несмазанная дверь. Туристы наши совместно с гидами

побежали гуськом к двери задом наперёд, словно пингвины переваливаясь с боку на бок и не

сводя глаз, как было велено, с отражения в стеклянной стене остановки. Масявка с Масюськой

отработанным движением замахнули в трамвай и помогли другим верно прицелиться на подножку

и тоже загоститься в салоне.

– Мо-ло-дца! – заметила Масявка. – Всё, таперича можем спокойно охватить обстановку и

поглазеть достопримечательно.

30

7

А посмотреть-то было особо не на что. Так-то вот. Обычный трамвай. И вовсе без Красной

Тюбетейки, даром что по интерьеру похож. И народу никого. А в кабине – обычная себе тётка на

бигуде, в расхристанном сарафане и накинутой на плечи фуфайке стёршегося во времени цвета.

Лица видать не было, но щёки заплывшие светили с боков из-за ушей.

– Следующая остановка… Брундершмыгская! – вывалила она как бы нехотя, уцепилась за

рычаг и пухлой рукой потянула на себя, одновременно щёлкая двойным тумблером. Всё это она

сделала играюче и изящно – старый генерал походя козыряет из машины, объезжая строй.

Трамвай снялся с места, на ходу схлопывая дверцы.

– Дык поехали, – улыбнувшись, заметил Дример, сел на ближайшее сиденье, закинув ногу на

ногу, и снял окончательно промокшую и утерявшую форму Шапку-Невредимку.

– Давай, Загрибыч, гони про свою сикуляку дальше, – велел Слипер и плюхнулся рядом. —

Ехать нам, как я понимаю, далеко.

Масявка и Масюська кивнули. Мора прошёл до кабины, посмотрел вперёд, удостоился

уничтожающего взгляда шоферицы и, скукожившись, вернулся обратно. Молвил, присаживаясь:

– Впереди жуть, сплошной ливень. Тётка с рулём – сущий дьявол.

– Да пёс с ней, – мирно мявкнул Башкирский Кот .

(Грызлик далеко, у себя дома по-нынешнему, беспокойно перемахнул ушами справа-налево

среди лиловых цветов. Он был на прогулке.)

– Пущай рулит, – котище расслабился. – Загрррибыч, мути свою лекцию. Чё там насчёт

«общим строем по жизни, или в общем строим по жиже»?

Загрибука сидел и очумело таращился перед собой с остекленевшими зрачками.

– Ты чё, Загрибыч? – обеспокоился кот.

– Слухай, мне тут угляделось…

– Ну чё, чё?

– Да не знаю, муть какая-то. Вроде как предки мои привидились.

– Ишь тебя кроет… – закачал головой Башкирец и поворотился к Масявке: – Дррруже, а это

нормально, что товарища нашего так крючит? С ним, того этого, ничего не случится?

– Я ж гутарила давеча, что каждому своё видится по приезду в Пургопетрик. Может, у него

дела какие незаконченные по карме остались, или там чего с роднёй повязано. Не, ничего

страшного. Помутузит по мозгам да отпустит.

Кот немного расслабился:

– А, ну ладно. Я так понимаю, Загрибыч, тебе сейчас не до лекций.

– Ну, – замялся тот, – блин с компотом, понимаешь, какой-то Загрипук Крепыщенский тут

мне явился с авоськой. И навроде как я его смутно, да помню, прикинь? А откель? Ума не

подложу.

– А ещё чего приглючило? – Кот вальяжно разложился на двух сиденьях и, встопорщив

шерсть, стал её сушить. Надо сказать, печки трамвайные шпарили как нельзя более кстати. Сухое

30

8

и вонючее тепло от них так и наползало по ногам. Дрожь промерзлючая стала от туристов наших

отступать и испаряться.

– А вот чего, – Загрибука встал, устремил взгляд в невидимое глазу светлое будущее и,

протянув руку в том же таинственном направлении, зачарованно тявкнул на весь салун: —

Быгыдыщец – это звучит гордо! Град непрестольный Дрезище на путях наших ярко нам сияет, и

в путь идём мы, и потомками нашими будем прославляемы!

Дример поперхнулся, Слипер широко раскрыл глаза, а Мора покатился со смеху. Масявка и

Масюська мимолётно глянулись и прыснули кто куда.

Кот и ухом не повёл:

– Стало быть, бывал ты ранее на Быгыдыщах… По всему знать, бывал. Рррайон, дык сказать,

Клюкино-Калякино, справа село Епня, слева родимое Дрезище… Пятый дом справа по Ябской,

четыре окна наперёд, линолий на калидоре, третий чердак не предлагать.

Пассажиры заламывались в задушенном хохоте, давясь ржой ы-гы-гыкающей.

– Чего ржёте, босяки блохастые? – сверкнул окуляром котяра, сам едва не трясясь. – Ишь,

тут парррень, быдыгыщ твою разъети в мелкий винегрет, нашёл родню устаканенную. Вот

закончит тут с вами елозить по бытию нежитейскому и поедет на побывку к своим. – Башкирец

закрыл вещий искрящийся золотистый глаз и, открыв другой, бытовой и мутно-осадочный,

обратился к Загрибуке: – Шо, Загрибыч, а махнём с тобой в Быгыдыщ, а? На сметанку

натуральную, на молочко, на колбаску домашнюю… Сальцо… Творррожок…