Текст книги "Viva la Mésalliance или Слава Мезальянсу (СИ)"
Автор книги: Игорь Давыдов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 44 страниц)
Вот только ничего лучше в столь краткие сроки придумать не удавалось. С учётом всех вероятностей выходило, что выгодней попробовать десантироваться и доставить таким образом на крышу отеля хотя бы одного некромага, чем пытаться усадить туда вертолёт или штурмовать стены здания с целью побыстрей попасть наверх. Тем более, что последняя опция сохранялась даже при промахе.
По итогу лишь двое из четверых приземлились туда, куда целились: Броня и Жаки. Парни же угодили мимо и, чтобы минимизировать затраты времени на подъём, постарались закончить свой полёт на стенах отеля. От девушек же требовалось закрепиться на позициях и дождаться отстающих.
Благо, на этом этапе не возникло никаких сложностей. Буквально. На крыше не удалось обнаружить ни одного врага, так что отряд объединился без приключений уже спустя пятнадцать-двадцать секунд после того, как крыши здания впервые коснулась ножка слечны Кюсо.
Следующий этап также ощущался, как рутина. Не сказать, что противник не был способен оказать никакого сопротивления, однако на фоне той же стычки в лечебнице, ход текущей операции был совершенно беспроблемен. Отряд из четырёх некромагов, двое из которых занимали высокие строчки в боевом рейтинге в разрезе курса, попросту раскатывал врага, словно паровой каток. Лишь в паре мест пришлось остановиться, и то, лишь на время, необходимо для того, чтобы дождаться реакции Лукана на запрос огневой поддержки.
И чем дольше силы Лешей не могли встретить достойного противника, тем более тревожно становилось слечне Глашек. Всё её нутро кричало, что данная операция попросту не может пройти настолько гладко. Девушка не могла поверить, что им, пачке студентов, пусть даже при поддержке старшего поколения, удалось вот так легко обвести вокруг пальца самого Ганнибала.
И пусть тот зарабатывал опыт в первую очередь в античные времена, когда лик войны был иным.
И пусть ему палки в колёса вставляет Перловка.
Не мог, попросту не мог знаменитый полководец настолько халатно подготовиться к встрече с незваными гостями. Штурм клуба “Кампричикос” не обошёлся без жертв среди гражданских. Оборона больницы ощущалась сложней, хотя там карфагенянин план стяпляпал на коленке в рекордные сроки. Но это ведь отель “Сметана”. Это ведь логово Ганнибала. Здесь, по имеющейся у Брони информации, находился “улей”, в котором взращивались мухи, переносившие магический вирус мутации.
Но при этом Лешая до сих пор не услышала даже о покушении на постояльцев со стороны сил противника. Того самого противника, что закладывал в таракано-богомолов программу, рассчитанную на нанесение максимального ущерба нонкомбатам?
И это всё? Одна единственная степень защиты? Всего-то и требовалось, что не забыть хорошенько пальнуть чем-нибудь разрушительным в грудную клетку убитым, чтобы те, после смерти не исторгли из себя членистоногого мутанта? Как-то это чересчур мелко и лениво для Ганнибала.
Быть такого не может! Либо силы УСиМ уверенным и твёрдым шагом идут прямо в ловушку, либо же данные, предоставленные паном Праведным успели устареть, и всё производство уже перебралось в какое-нибудь иное убежище.
Лешая испытывала сильное беспокойство. И погода за окном была с ней солидарна: дождь и град били в стекло, а ветер озлобленно стучал открытыми створками, впуская в помещения отеля пробирающий до костей холод. Холод материальный и потусторонний магический хлад.
Броня понятия не имела, кто догадался столь массово распахнуть окна зимой. Были вообще такой человек? То кто-то из подчинённых Перловки предугадал, какой будет погода во время штурма, или же порывы ветра оказались столь могучи, что справились с данной задачей без помощи смертных? Так или иначе, холод был неприятной неожиданностью для противников отряда Лешей.
У них попросту не имелось инструментария для противостояния стихии: вся тёплая одежда очевидно находилась вне зоны досягаемости, да и магическими средствами терморегуляции враги похоже что не владели вовсе. А замёрзшие руки не то, чтобы способствовали увеличению боевой эффективности неприятеля.
Однако же, несмотря на то, что Броня была готова к подвоху, вселенной, всё-таки, удалось застать девушку врасплох.
Удар вышел подлый. Он пришёл оттуда, откуда слечна Глашек не ожидала. Всё дело в том, что зануда опасалась провала и прорабатывала мысленно сценарии на случай засады или же обнаружения факта переноса магического производства в другое место. Она уже размышляла о том, где искать какие-либо материальные свидетельства активной деятельности карфагенянина, и кто из убитых мог бы знать больше остальных. Ей и в голову не могло прийти, что болезненней всего будет достичь успеха, а не разбить лоб об очередную преграду.
Просто в какой-то момент, за пару секунд отправив на свидание с Морте Сантой очередную троицу бойцов противника, из которых лишь у двоих на руках имелось магическое оружие, отряд Лешей наткнулся на необычно выглядящую закрытую дверь. И пусть та казалась весьма крепкой, серьёзной преградой для молодых некромагов ей стать было не дано.
Ни этой двери, ни следующей. Ни пустовато выглядящему “тамбуру” меж ними.
Очередная створка слетела с петель, и через мгновение взору Брони открылась пренеприятнейшая картина, всю мерзотность которой девушка смогла осознать лишь спустя весьма заметный период времени. Перво-наперво разум аватары хтонического божества отметил рой мух, которые тотчас же сгорели в магическом огне, сорвавшегося с боевого жезла Жаки.
Полымя погасло всего на секунду, и вновь вспыхнуло, едва только некромаги поняли, что недооценили количество крылатых маленьких тварей. Виктор и Броня быстро подготовили спецсредства для борьбы с особо крупными стаями членистоногих и поспешили их применить, когда слечна Кюсо даст отряду очередное “окно”: не хотелось бы, чтобы магическое пламя помешало работе в меру нежного колдовского контура.
В комнату быстро влетели три деревянных шипа и два комочка плоти, которые начали быстро “разворачиваться” в соответствии с заложенной в них программой. Непосредственный процесс оказался скрыт от взора некромагов очередным потоком пламени, однако каждый из них достаточно хорошо представлял, что будет дальше.
Шипы воспользуются довольно небольшим запасом заложенной в них силы, чтобы всего за несколько секунд взойти “росянкой”. Липкие сладкие капельки на листьях лишали мух возможности сбежать и запускали процесс внешнего переваривания добычи: любая жертва колдовского растения тотчас же обращалась в магическое топливо, которое шло на рост новых стеблей и листьев, призванных поймать ещё больше маленьких уродливых членистоногих тварей.
Пан Злобек не мог себе позволить столь же свободно играться с плотью, сколь это делала Лешая с деревом. Однако Вик был весьма хорош в алгоритмизации и создании псевдоинтеллекта. Маленькие шарики плоти имели заранее заготовленную хрящевую структуру, благодаря которой им было легко “развернуться” в уродливый аналог летучих мышей, состоящих лишь из крыльев и пасти. Эта же пасть являлась “пищеварительным мешком”, при попадании в который любая муха перерабатывалась в инсектицид, разработка которого стала возможной лишь благодаря работе верного дворецкого рода Маллоев, Вольдемара Кёстера.
Дальше требовалось лишь подождать. Оградиться пламенем от пытающихся покинуть ставшее опасным помещение мух, да гасить его иногда, просто, чтобы проверить обстановку. Ну и, конечно же, убедиться, что никто не подкрадётся со спины.
Процесс деинсектизации помещения занял секунд сорок. Довольно долго, если подумать. Впрочем, изначально крылатых тварей было столько, что даже стен не получалось не разглядеть. Сплошное жужжащее месиво. Словно бы тьма ожила, да начала надвигаться на свет противной чёрной рябью.
Теперь же, после применения спецсредств комната преобразилась. Большую его часть занимали три высоких ветвистых растения, облепленных стремительно пустеющими хитиновыми оболочками. И вокруг этих растений кружили два крылатых морщинистых шарика плоти, временами выдыхающие зеленоватые облачка газа.
Разумеется, в комнате ещё оставались мухи. Те, что забились в углы, или вовсе, в складки тканей или щели ящиков. И пусть мебели тут было немного, её вполне хватало не только для того, чтобы укрыть крылатых разносчиков магической заразы, но и для того, чтобы обеспечить случайному свидетелю понимание: здесь кто-то живёт.
Ну не стал бы никто заморачиваться с тумбой или шкафом, даже простоватым, и уж тем более – с кроватью, если бы его задачей являлось просто организовать инсектарий.
Понятное дело, что постоянное присутствие целого роя магических насекомых сказалось не самым лучшим образом на состоянии мебели и постельного белья. И дело не в том, что тысячи, или даже десятки тысяч лап умудрились адски “натоптать”: хитиновые тварюги, даже будучи колдовскими конструктами, питались и гадили. Не то, чтобы их экскременты вызывали какие-то ассоциации с испражнениями млекопитающих, но ощущению чистоты обилие чёрных точек на всех возможных поверхностях не помогало ничуть. Да и тот факт, что иные членистоногие, видимо оголодав из-за нерегулярной кормёжки или неумения по собственной глупости найти одну из стоящих на полу жестяных мисок прежде, чем её содержимое окажется поглощено крылатыми сородичами, додумывались заняться поглощением тканей, превращая их в убого выглядящее рваньё, тоже вносил свою лепту в особый местный колорит.
И лишь примерно осознавая, что именно она ищет, Броня сумела разглядеть средь всего этого мерзотного убожества, обитательницу комнаты. Она была бледной, даже серой, из-за чего терялась на фоне даже этой бедной обстановки. Малышка, кажется лет одиннадцати. Может младше, может и старше. Лешая не могла похвастаться тем, что сильна в определении возраста детей, а тут ещё и состояние у ребёнка такое, что его впору было бы спутать с мебелью или трупом. И даже половую принадлежность удавалось установить больше наугад, доверившись длинным, цвета бледной ржавчины волосам, да чему-то, что выглядело, как платье, но очевидно являлось одеянием, снятым с плеча взрослого человека.
Броне не требовалось видеть всех деталей, чтобы понять, что именно тут произошло. Привычный собирать из разрозненных кусочков ладную картину мироздания разум немилосердно сопоставлял факты, строил догадки и отсеивал откровенно глупые предположения. Лешая могла зажмуриться, но ей некуда было бежать от собственных мыслей. Мозг привычно перерабатывал данные в знания, не проявляя ни малейшего милосердия к собственной хозяйке.
Противная настойчивая белая рябь, такая же, что сопровождала слечну Глашек во время недавнего инцидента в пассажирском поезде, вернулась. А вот весь воздух куда-то пропал. Словно бы пробегающие по нейронам искорки нервных импульсов обратились в пламя, стремительно выжигающее кислород под шлемом.
Ну или же девушку душило осознание. Понимание того, что этот вот несчастный ребёнок оказался обращён в инкубатор мушиного роя и помещён в нечеловеческие условия, учитывающие лишь факт возможности воспроизводства всё нового и нового потомства, было само по себе достаточным, чтобы отбить любое желание просто существовать в этом мире. А конкретные детали этого содержания и вероятный сценарий попадания девочки в руки карфагенского мастера чудовищ, падали на плечи тяжким грузом. Каждая новая вспышка осознания была подобна кирпичу, который летел с небес всего с одной целью – переломить хребет юной некромагички.
Руки плохо слушались Броню. Оттого и движения выходили несколько медлительные, чересчур размашистые.
– Госпожа?
– Лешая?
– Слечна Глашек?
Голоса подчинённых звучали где-то далеко-далеко. Словно бы не в этой вселенной. Поле зрения девушки становилось всё меньше и меньше, по мере того как мерцание белых пятнышек всё больше и больше отжирало под свои, никому неведомые, нужды. Реальность попросту скукожилась до пространства этой странной комнаты, покрытой мушиным помётом и украшенной высокими, доходящими почти до потолка, стеблями хищных растений.
Некромагичка стащила с головы шлем. Стало легче. Самую-самую чуточку. По крайней мере удалось, пусть даже неимоверным усилием, словно бы приходилось толкать одними лишь рёбрами бетонную плиту, наполнить лёгкие некоторым количеством кислорода.
Стоило лишь малышке увидеть лицо слечны Глашек, как большие золотистые очи девочки широко распахнулись в ужасе. Ребёнок упёрся босыми пяточками в матрац, старательно отталкивая тщедушное тельце назад, вжимая его в стену столь отчаянно, что даже у бесчувственного бетона должно было возникнуть желание обнять несчастное перепуганное создание и спрятать его от страшной-страшной некромагички.
Нет. От Лешей.
Броне не составляло никакого труда понять, отчего же её лицо так пугает бедняжку. Уж явно не из-за закатившегося правого глаза. Не око страшит ребёнка, но черты лица, знакомые, вопреки желанию малышки.
Перловка. Она если уж не стояла за этим, то уж точно участвовала в данном бесчеловечном акте надругательства над тельцем девочки.
Перловка. Броня, конечно же, задавалась вопросом: как же ей, по сути, двойнику самой слечны Глашек, имеющему не сильно иной жизненный опыт, могло прийти в голову связаться с откровенными террористами? Что могло подтолкнуть ту, кто, по сути, рисковал собой, ради людей, вдруг развернуться на добрые сто восемьдесят градусов и полностью сменить modus operandi? Отчего вдруг она, фактический оригинал, вдруг решила отказаться от фамилии, от семьи, забиться в подполье и начать оттуда подтачивать опоры богемийской стабильности?
Ответ оказался прост: всего один день. Один неудачный день.
По сути, между Броней и Перловкой была не то, чтобы самая большая разница. Всего одна, максимум две черты характера делали их противоположностями. В конце концов, разве Лешая уже не призналась себе в том, что ей, по большому счёту, наплевать на людей? В том, что она заботится в первую очередь о себе? Что она творит добро не столько из понимания этики, сколько из соображений эстетики? Ей просто хотелось победить Семерых “красиво”. Перловка же… всего лишь принимала решения в ином настроении. Когда ты медленно регенерируешь из ошмётков плоти, сохраняя при этом относительную ясность рассудка, тебя беспокоят немного не те вещи, что человека, размышляющего на схожие темы в тепле и в комфорте.
Перловка и Броня были одним и тем же существом. И взгляд на живое свидетельство того, на что способна сама слечна Глашек в неправильном настроении, отдавался густой терпкой горечью в горле и в верхней части груди.
– В психушке двое ночью решили сбежать, – пробормотала Лешая, как-то ни к селу, ни к городу. – Залезли на верхотуру. Небольшое расстояние отделяло их от крыши соседнего здания, а дальше одним за другим шли ряды одинаковых зданий: истинное воплощение свободы. Один псих перемахнул через это расстояние, а другой – испугался. Нервничает. Никак решиться не может.
Броня совершенно не думала о том, что произносит вслух. Её мысли были бесконечно далеко отсюда. Девушка сама не замечала, как начала нервно покусывать кончики пальцев правой руки. Не замечала она и того, что ей удавалось одними лишь зубами разорвать защитную ткань и даже погрузить резцы глубоко в плоть. До крови.
– Ну и родилась у первого психа идея. Он пошарил по карманам, и достал оттуда фонарик. “Эй!” – крикнул он своему трусоватому товарищу. – “Давай я посвечу тебе, а ты по лучу и перейдёшь, как по мостику!” А товарищ ему в ответ: “Ты меня за кого держишь? За психа? Я же половину пройду, а ты возьмёшь и фонарь выключишь!”
Слечна Глашек рассмеялась коротким нездоровым смехом, отнимая от рта искусанные, сочащиеся кровью пальцы, и обернулась через плечо.
– Вот она, цель миссии. Забирайте Вельзевулу и транспортируйте в храм. Исцелить и заботиться о ней, как о моей дочери.
Карие очи пана Праведного, сокрытые забралом шлема, скользнули по фигурке забившейся в угол девочки, а затем вцепились взглядом в глаза Лешей.
– Она не первая. Она – не последняя, – в голосе бывшего самурая скрежетал металл: парень, конечно же, знал, об иксентарии, ведь по его наводке и действовал отряд слечны Глашек, но детали явно были ему неизвестны… до недавнего времени. – Мы просто уйдём?
Что-то подсказывало Лешей, что где-то там, под слоями брони на перчатках, белели костяшки пальцев самоучки, с трудом сдерживающего себя, чтобы броситься в бой с целью вот прямо так, в одиночку, не дождавшись помощи товарищей по отряду, попытаться физически устранить нечто, способное совершить подобное с ребёнком.
Инстинкт старшего брата был силён в пане Праведном.
А вот в пане Злобеке властвовали осторожность и скепсис.
– А если это ловушка? Если она заодно с Ганнибалом?
Взгляд единственного выглядящего здоровым ока Брони вцепился в шлем Виктора на уровне, на котором обычно у человека располагались глаза. В начищенных пластинах и защитном стекле забрала отражалось пламя огня, которым Жаки избавлялась от остатков мух по углам.
– Я же сказала: как с моей дочерью. Ты забыл мою комнатку для “технических неадеквашек”? Или ты думаешь, что я сейчас говорю “моей дочерью”, как Броня Глашек, а не как Лешая, аватара божества Хаоса?
Некромаг медленно кивнул.
– Я понял.
Пан Злобек чуть повернул голову в сторону слечны Кюссо, желая убедиться, что та, в отличие от самоучки Меца не стремится дальше в бой. Француженка, на секунду отвлёкшись от дезинсекции, едва заметно опустила подбородок к груди.
Лешая тем временем перевела взгляд на Меца.
– Тебе лучше остаться с ними и позаботиться о малышке.
– Вы не справитесь с Ганнибалом в одиночку, – парировал Праведный.
Броня прикрыла глаза. Опущенные шторки век оказывали магическое воздействие на сознание. Словно бы укрепляя стенки адекватности и давая девушке возможность сосредоточиться на поиске наилучшего решения.
К сожалению, мощностей разума вновь становилось недостаточно, чтобы раскинуть достаточно ветвистое дерево вариантов. Приходилось упрощать задачу, низводить её до одноуровневой.
Мец Праведный достаточно много знал о деятельности карфагенянина потому, что тот переродился в теле его сестры. Они росли вместе. И вместе тренировались. Бывший самурай – в своём старом теле – являлся первым и лучшим учеником Ганнибала, и потому вполне понимал, на что способен сенсей.
И пусть пан Праведный не до конца осознавал, на что способна Броня Глашек, особенно когда силы бога рвутся наружу, грозя смыть её сознание, к его словам стоило бы прислушаться.
Кроме того, низводя задачу до одноуровневой, стоило понимать, что Меца и Ганнибала связывали узы. Множество уз. Узы ученика и учителя. Узы брата и сестры. В долгосрочной перспективе было бы лучше позволить бывшему самураю самому покончить с этой связью.
Броня поморщилась.
– Ты пойдёшь со мной. Но я не хочу, чтобы ты стоял между мной и моей целью. Я собираюсь обратиться чистой стихией. И, если честно, мне уже не терпится забыться в одержимости, как не терпится иным людям забыться в алкогольном бреду. Я буду буйствовать.
С губ девушки сорвалась усмешка. Нехорошая, нервная, высокая настолько, что самую малость превысила границы комфортного восприятия слушателей.
На самом деле Лешая отлично понимала, что её адекватность уже собирает чемоданы и собирается уехать прочь. Слечна Глашек и не думала этому противостоять. Она сдалась. Она отлично помнила, как тяжело было удерживаться там, в поезде, когда чувство вины не давило столь сильно, как сейчас. Да, Броня несла ответственность за действия Перловки. Она не могла врать себе самой о факте родства с этой поехавшей курвой. Потому как сама не раз подходила к той грани. Потому как сейчас собиралась эту грань преступить.
Девушка осознавала бесперспективность борьбы. Но, следуя собственным же постулатам, она собиралась сделать “хоть что-то”, раз уж не имела возможности сделать то, что реально необходимо.
Сохранить в сердце важное. Ядро личности. Семя, из которого, ежели и прорастёт новая личность, то не уродливое чудовище, вроде Перловки, а нечто, за что Броне не будет стыдно.
Где-то за спиной Лешей пан Злобек тихо и осторожно умертвил пленницу. Даже не испытывая особых чувств к пострадавшей бедняжке, некромаг печального образа не мог позволить себе грубое поведение по отношению к той, кого госпожа решила удочерить, следуя зову… пожалуй что, сиюминутного желания.
И пусть завтра Броня могла передумать, но сегодня Вельзевула считалась наследницей Лешей.
Что же касается самой богини, то она вдруг без предупреждения сорвалась с места. Резко перешла на быстрый шаг, не в силах противостоять давлению в висках, которое последнюю минуту становилось всё сильней и сильней, покуда у Брони не осталось сил его терпеть.
Желая хоть чуточку сбросить напряжение, девушка открыла рот и издала звук, напоминающий пронзительный визг баньши, внезапно осознавшей, что она проспала кончину того, кого желала оплакать. Мощи человеческих лёгких, пожалуй, не хватило бы, чтобы породить нечто столь громкое и протяжное, однако для Лешей подобные ограничения не были чем-то, о чём стоило бы всерьёз задумываться. Ей было не впервой говорить, игнорируя факт участия дыхания в данном процессе.
И для стёкол, и для людей сей визг был невыносим. Первые треснули, из-за чего даже там, где окна не оставались закрыты, несмотря на старания неведомого диверсанта, ветру удалось расчистить себе путь внутрь. Вторые же забыв обо всём, зажимали уши. В этом положении их и застала аватара хтонического божества, да посекла на части небрежными взмахами боевого поводка.
Девушка отпускала сознание. Постепенно. Отбрасывая то, что считала наименее важным. Она не знала, что именно было сделано не так в прошлый раз. Где именно оказалась допущена ошибка. И лишь могла догадываться. Возможно тогда, та, предыдущая Броня, позволила злобе смыть какую-то чересчур важную часть себя. Поддаться ярости – это так привлекательно. Жажда крови – это чувство сильное, а насыщение доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие.
Невозможно погасить злобу, задушить гнев. Но гнев бывает разный. И сильней всего тот, что рождается из чувства собственной правоты. Тот, который люди почитают праведным. Вот только каковы параметры праведности? Каждый решает для себя сам.
Взор синих очей скользнул по трупам, а остатки разума выделили из них тот, что имел как можно больше формальных признаков лидера группы. Шёлковая лента вонзилась в грудь рассечённого на две части человека, который, прежде чем умереть, сжимал в руках короткий костяной меч с полой рукояткой.
Простое пожелание Лешей само обратилось в магический контур, оживляющий этот обрубок, да тормозящий развитие у него в груди яйца тараканобогомола.
Недавний труп нервно вздохнул, насыщая кислородом лёгкие, в которых что-то противно “булькало”.
Едва лишь в глазах мужчины сверкнули первые искорки осмысленности, девушка пустила по шитой золотом ленте проклятие боли. Она не сдерживала себя, отлично понимая, что так быстро и единомоментно с ума допрашиваемый не сойдёт, а умереть от шока ему попросту не удастся, покуда жизнь в нём поддерживает боевой поводок.
Лишь спустя пять секунд пытка прекратилась и Лешая задала вопрос.
– Ваш лидер. Самый высокий из тех, кто в здании. Где?
Допрашиваемый уже успел понять, что цацкаться с ним никто не будет, что эта девица, во взгляде которой не удаётся разглядеть нормальных человеческих эмоций, с лёгкостью подарит ему новую порцию мучений.
И оттого ответ прозвучал быстро, весьма торопливо, а потому не совсем внятно.
– Лябда три! – выкрикнул тот, в спешке изуродовав звучание буквы греческого алфавита.
Шёлковая змея ленты отпустила ожившего. В прямом и в переносном смысле. Больше ничто не удерживало его сознание в этой реальности.
Лешая продолжила свой путь. Она шла по коридорам, время от времени отвлекаясь от поисков нужного помещения и ответов на философские вопросы, чтобы изничтожить тех противников, с которыми не успевал справиться её спутник, заточённый в женском теле.
Для измышлений богини имелась хорошая база. Кажется, совсем недавно она проводила ревизию своего отношения к жизни, где были заложены основы.
Как избежать появления очередной Перловки? Очень просто. При помощи понимания, что некоторые вещи в этом мире попросту не должны существовать. Какие? Да те, что не укладывались в концепцию справедливого мира по Лешей. Те, которые идут против идеи поиска “наивысшего блага в рамках набора жёстких гуманистических запретов”.
Если направить гнев против вещей, которые не должны существовать, определив их критерии и отказавшись от идеи, что эти ограничения тебя не касаются, можно уменьшить риск появления второй Перловки.
Никто не выше морального закона. Даже та, кто вывела этот закон.
Парадоксально, но в момент определения ядра своей новой личности Лешая вдруг осознала, что гнев не смывает более никаких черт личности. Всё, что в ней осталось более не противостояло ему, а поддерживало и направляло.
Удивительным образом сознание вдруг стало чистым. Конечно же местами ощущался характерный “туман”, но Броня всё ещё хорошо осознавала, что она – Броня. И пусть не получалось построить в голове достаточно сложное ветвистое дерево вариантов, понимать, что ты осталась собой было попросту прекрасно. Это непередаваемое чувство восторга могут понять, наверное, только те, кто в последствии долгих медитаций сумел-таки достичь просветления, когда внезапное откровение совпадало с выплеском ободряющего коктейля из дофамина и адреналина.
Но что ещё волшебней, так это тот факт, что осознание это пришло к Лешей ровно в тот момент, когда она оказалась перед дверью с металлической пластинкой, на которой было выдавлено цифро-буквенное сочетание: лямбда, дефис, три.
4.
Дверь открывалась “на себя”. Это Броня осознала уже после того, как вошла в помещение, толкая створку в противоположном задуманному направлении и дивясь тому, какой неплавный ход у этой хрупкой преграды.
Вообще, Лешая представляла встречу с Ганнибалом совершенно не так, как она произошла в итоге. Да, некромагичке было известно, что ей стоит ожидать невысокую рыжеволосую девчулю в больших круглых очках. Да, некромагичка знала, что карфагенянин засел в отеле “Сметана” и вполне вероятно, что в момент штурма он будет там. Однако… всё равно было странно увидеть его впервые воочию, сидящим на кресле-мешке с портативной приставкой в руках, да ещё и одетым в длинную футболку с принтом киношного воплощения пана Аджея, великого детектива.
Но самым странным оказался тот факт, что это невзрачное недоразумение не выглядело готовым к бою. Его точно бы не волновали звуки боя. Не беспокоил хтонический холод, что властвовал в просторном номере класса “люкс”. Сколь же неуместно рыжая очкастая девица смотрелась средь обстановки конца XIX века. Впрочем, не она одна – дизайнер отеля “Сметана” оказался не способен гармонично вплести в старомодный интерьер современную технику, вроде огромной плазмы или ничем не замаскированного кондиционера. Да и кресло-мешок казалось чересчур уж чужеродным на фоне остальной мебели.
– Чё как, Бронь? – небрежно выпалила собеседница, активно стуча большим пальцем по одной из кнопок приставки. – Сразу смахнёмся или сначала потрещим за жызню?
Лешая склонила голову на бок. Но даже с этой точки зрения не смогла разглядеть признаков пустой бравады. Это уверенность. А вот расслабленность явно напускная. Для лишнего “форсу”.
– Сколько их?
Ганнибал резко вдавил кнопку паузы и замер.
– Серьёзно? Ты явилась сюда, чтобы узнать количество инкубаторов, – я ведь правильно понимаю, что именно ты имеешь в виду под загадочным “их”? – при том, что это самое количество может существенно измениться уже на следующий день? И, я хочу заметить, что от тебя в данном случае не то, чтобы многое зависит.
– О, нет, что ты? Ещё я хочу сделать тебе очень больно и уничтожить твою душу. Всю до последней крупицы сознания, – вздёрнула носик Броня. – Но это не то, что помешает мне узнать количество и месторасположение твоих инкубаторов. Это тебе они – инкубаторы, а мне – дриады.
– Какие громкие слова, – Ганнибал отбросил в сторону приставку и усмехнулся в лицо богине. – А с чего ты решила, что у тебя получится исполнить задуманное?
– Потому что ты сама отдала на растерзание это тело, – Броня вернула усмешку оппонентке, насытив оскал кровожадностью и злобой. – Потому что ты хочешь сразиться с той, другой Лешей, но для этого тебе надо собрать данные в контролируемой обстановке. Желательно, в бою против более слабой, с твоей точки зрения, версией богини. Потому ты и оставила здесь инкубатор, что знаешь: меня это злит. Потому что надеялась, что в отеле “Сметана” я попытаюсь повторить то, что сделала на недавнем королевском приёме.
– Браво! – карфагенянин хлопал в ладоши громко, от души, каждый раз отводя руки далеко назад, даже чуть за спину. – Браво! Ты догадалась! Ты меня раскусила! Вот только толку-то от этого? Ты что, развернёшься и уйдёшь? Нет, ты всё равно вступишь со мной в бой, отлично понимая, что этого-то я и хочу, что ты от схватки не выиграешь ничего, а вот я – заполучу ценные данные, притом независимо от результатов сражения.
Странный клокочущий звук родился в горле слечны Глашек. Вероятно он означал смех. А, быть может, это было очередное эхо чужих воспоминаний и эмоций. И даже если Лешая таким образом выражала веселье, то чьё: своё или Перловки?
– Я уничтожу тебя. Уничтожу это тело и каждую искорку твоей души, связанную с ним. Я уничтожу всё, что ты делала. Я буду преследовать тебя до самого края мироздания. Я перешагну за край и буду преследовать тебя там. В этой, и в любой другой реальности не будет места, где ты могла бы существовать. Не будет никакого посмертия. Только пустота.
Рыжеволосая девчушка закатила очи цвета абсента.
– Прелестно! Прелестно! Я бы даже сказал “charmante”, – карфагенянин перевёл взгляд на пана Праведного, доселе стоявшего молча в метре за спиной Брони. – Будь…те добры, потеряйтесь в ужасе, если вам не сложно. Не то, чтобы я вас опасался, но вы просто мешаете красоте сцены: биться против бога лучше один на один.
– Нет, сестра. Я не уйду. Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы остановить тебя.
– Сестра? – удивлённо изогнула бровь Ганнибал, а затем обратила взор на оружие чересчур смелого собеседника, и взорвалась смехом, хлопая себя по коленке. – Ха-ха-ха! Мецик, ты, что ли?! Зараза, вот тебя жизнь потрепала! Ты раза в два скукожился, не меньше! Неужто прославленная Лешая не могла раскукожить тебя обратно?!
– Это довольно интересный опыт, Ростинка, – пан Праведный старался не выдавать своей слабости раньше времени. – Совершенно иная динамика, по-другому приходится вести сражение. Возможно, здесь и сейчас мне лучше быть меньше размерами, чтобы было проще уклоняться от твоих атак.