Текст книги "Милюков"

Автор книги: Георгий Чернявский

Соавторы: Лариса Дубова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)

Часть вторая

ПОЛИТИК

Глава первая
НАКАНУНЕ И ВО ВРЕМЯ РЕВОЛЮЦИИ

Земское движение и Союз освобождения

Судьба Милюкова всё теснее переплеталась с политической жизнью России. Он понимал, что стрелка весов, на которых взвешивалась его карьера, всё более склонялась в сторону текущей политики.

Мы уже упоминали о сотрудничестве Милюкова с заграничным журналом «Освобождение». Собственно говоря, оно началось еще до выхода первого номера, когда в июне 1902 года по просьбе редактора Струве Павел Николаевич написал первоначальный проект программы журнала. Программа была несколько переработана и в чуть более острых формулировках опубликована в «Освобождении».

А. В. Тыркова-Вильямс писала о статьях, публиковавшихся в «Освобождении»: «Только немногие посвященные знали, что это Милюков. Его известность еще не выходила за пределы тесных профессиональных и редакционных кружков, где его уже начинали признавать экспертом по политике, особенно иностранной. Понемногу отвоевывал он себе место и в тесной земской среде, раньше ему чуждой»^{274}.

В связи с «Освобождением» и участием в нем Милюкова (он обычно подписывал свои статьи инициалами С. С.) необходимо пояснить, что представляло собой земское движение, от имени которого издавался журнал.

В 1896 году представители земских управ избрали свой совещательный орган – бюро под руководством председателя Московской губернской земской управы Дмитрия Николаевича Шипова. Постепенно начали создаваться предпосылки для объединения сил земских деятелей. С 1900 года Шипов вместе с другими земцами участвовал в деятельности политического кружка «Беседа», в котором занимал умеренную позицию, выступая за признание необходимости народного представительства, но в ближайшее время предлагая ограничиться включением в состав комиссий при Государственном совете выборных представителей от общественных учреждений. Эта линия встретила критику с обоих полюсов: и верных сторонников самодержавия, и либералов, стремившихся к введению парламентского управления.

Более радикальные позиции занимал Иван Ильич Петрункевич, который ранее подвергался арестам и ссылкам, а в конце 1890-х годов был избран всего лишь уездным земским гласным. Парадоксально, но Петрункевич, стоявший в земской структуре на несколько ступеней ниже Шипова, обладал столь же большим авторитетом.

Милюковский проект программы журнала «Освобождение» обсуждался в имении И. И. Петрункевича Машук в Тверской губернии, куда под видом отдыха приезжали оппозиционные деятели. Критиковали проект главным образом за слишком общий характер – он не рассматривал вопросы тактики. Павел Николаевич, отстаивая правильность такого подхода, доказывал, что программа должна объединить как можно более широкую общественность, причем не на классовой (как это делали социал-демократы) и не на крестьянско-революционной (как стремилось зарождавшееся движение социалистов-революционеров), а на общелиберальной основе. Программа, убеждал Милюков, должна считаться с реальными условиями и ограничиться ближайшими требованиями, выполнение которых могло бы обеспечить достижение «свободной общественной жизни».

К их числу относились личная свобода, гарантированная независимым судом, равенство всех перед законом, «основные политические права» (не конкретизировались) и, наконец, главное – «бессословное народное представительство в постоянно действующем и ежегодно созываемом верховном учреждении с правами высшего контроля законодательства и утверждения бюджета». Созыву такого учреждения должны были предшествовать определенные шаги: акт верховной власти, утвержденный «высочайшей волей» (то есть императором), о введении гражданских свобод, отмене ограничивающих их административных распоряжений, широкой амнистии политическим заключенным; создание из представителей земских учреждений и делегатов групп населения, не представленных в земствах, «учредительного органа» для разработки и принятия избирательного закона и его немедленный роспуск после выполнения этой задачи, чтобы не допустить правительственного давления на него и влияния «непривычных к политической жизни общественных слоев».

Милюков настаивал, с одной стороны, чтобы из программы не делалось никаких изъятий под давлением правительства, с другой – чтобы она не расширялась «влево», то есть оставалась либеральной, ни в коем случае не приобретала революционные черты.

Разработав эту программу, Павел Милюков превратился в одного из наиболее авторитетных теоретиков и практических руководителей формировавшейся либеральной партии, в основе которой лежало земское движение. Не доверяя почте, программный документ отправили в Швейцарию нарочными – представителями земских кругов.

Впрочем, практическое оформление зачатков партии происходило без личного участия Милюкова, который в 1903 году, как мы знаем, читал лекции в США. Он, однако, внимательно следил за всеми акциями друзей – либеральных земцев и связанной с ними интеллигенции, поддерживал с ними связь, высказывал мнение по конкретным вопросам и полностью одобрил их действия по созданию первой в России либеральной общественно-политической организации на основании разработанной им программы.

В учредительном съезде Союза освобождения в Швейцарии, в местечке Шаффгаузен, 20–22 июля 1903 года приняли участие 18 человек – деятели политики, культуры, науки, в том числе В. И. Вернадский, И. И. Петрункевич, П. Б. Струве, философы Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, С. Л. Франк, публицист и издатель Е. Д. Кускова, экономист С. И. Прокопович. Дебатировался главный вопрос – создавать партию или движение. Победила точка зрения Струве о необходимости организации широкого фронта сил, выступавших за политическую свободу. На совещании в Харькове в сентябре того же года был принят план создания провинциальных организаций Союза освобождения. Таким образом, был взят курс на образование общероссийской партии.

I съезд Союза освобождения состоялся в Петербурге 3–5 января 1904 года. Его делегаты выдавали себя за участников проходившего в то время Всероссийского съезда по техническому образованию, а свои встречи проводили под видом вечеринок на частных квартирах.

В основу утвержденной программы Союза освобождения легла программа журнала, разработанная Милюковым годом ранее. Лишь некоторые ее установки конкретизировались и видоизменялись. Если в тексте Павла Николаевича четко не формулировалось, за какую форму правления будет идти борьба, то теперь называлась конституционная монархия. Впервые шла речь об избирательной «четыреххвостке» – всеобщем, равном, прямом избирательном праве при тайном голосовании. Съезд провозгласил право народов России на самоопределение, хотя не разъяснял, включает ли оно государственное отделение. Тактика Союза определялась как осада самодержавия при помощи публичных массовых кампаний. Был избран руководящий орган – совет под председательством И. И. Петрункевича.

В конце месяца началась Русско-японская война. Из патриотических соображений Союз освобождения в первые месяцы своего официального существования не предпринял ни одной кампании против самодержавия. Его деятельность ограничивалась почти исключительно распространением журнала «Освобождение». Однако после поражений на фронте отношение общественности к войне и к правительству начало резко ухудшаться. А когда после гибели Плеве новым министром внутренних дел стал считавшийся более покладистым и гибким Петр Дмитриевич Святополк-Мирский, в начале сентября члены совета Союза обратились в бюро земских съездов с предложением собраться для выработки общей политики.

На II съезде Союза освобождения, состоявшемся в Петербурге 20–22 октября 1904 года, опять на частных квартирах, было решено выйти из подполья и заявить о своем существовании в собственной печати. Съезд постановил способствовать принятию конституционных резолюций на предстоящем земском съезде, организовать кампанию банкетов за введение свобод, народного представительства и конституции, начать формирование профсоюзов^{275}.

С первых месяцев существования Союза освобождения в нем шли дискуссии, подчас довольно острые, между умеренными и более радикальными левыми деятелями. Журнал «Освобождение» предоставлял слово и тем и другим. В дискуссии принял участие Милюков. Его статья показывала, что он явно тяготел к левым, хотя декларировал свою принадлежность к центру. Милюков писал, что из поддерживающих Союз освобождения необходимо исключить тех, кто идеализирует самодержавие, а также «неисправимых славянофилов», и оставить убежденных конституционалистов. Иначе говоря, Милюков явно выступил сторонником преобразования Союза освобождения в политическую партию с обязательными для исполнения программными и организационными документами и кадрами, подчиняющимися партийной дисциплине. Он считал, что партия должна обратить внимание не только на политические, но и на социальные вопросы, в частности связанные с улучшением условий труда и самоорганизацией рабочих, с преодолением полуфеодальных пережитков на селе, включая передачу крестьянам «отрезков» – участков земли, которые были у них отняты в пользу помещиков после отмены крепостного права. Таким образом, Милюков, не находясь на авансцене событий, деятельно способствовал становлению Союза освобождения как общедемократической партии с широкой политической и социальной перспективой преобразования России.

Павел Николаевич энергично полемизировал в «Освобождении» с представителями правого крыла Союза, которые летом 1904 года в связи с военными поражениями стали выступать с предложениями полностью поддержать правительство в военных условиях. Он вновь и вновь настаивал на необходимости введения народного представительства, обладающего законодательной властью, избранного народом, а не делегируемого некими учреждениями.

Когда пост министра внутренних дел занял Святополк-Мирский и значительная часть земских деятелей и членов Союза освобождения стала возлагать надежды на новый правительственный курс, Милюков максимально использовал свой талант полемиста и публициста, чтобы разубедить либеральных единомышленников. Он предупреждал, что между самодержавием и подлинным конституционализмом нет промежуточной позиции: «Мы не можем уже давать в кредит, потому что мы сами лишимся кредита, если позволим себе это».

И в то же время сам он, как признавался позже, не оставлял надежды на то, что правительство будет проводить более взвешенную политику, попытается начать диалог с общественными силами. Он убеждал власти, что «надо искать такой укрепленной позиции, которую можно защищать не штыками и виселицей, а силой организованного общественного мнения», что различные общественные группы могут стоять рядом, а не друг против друга^{276}.

Но в следующей статье Милюкова предрекалось «фиаско нового курса»^{277}. Ее выходу предшествовало вроде бы внушавшее оптимизм событие – в Петербург возвратился бежавший от полицейских преследований председатель Союза освобождения И. И. Петрункевич, которого Святополк-Мирский официально освободил от обвинений. Более того, Петрункевич был принят председателем Комитета министров Сергеем Юльевичем Витте, пользовавшимся в либеральных кругах репутацией осторожного реформатора. Однако беседа с высоким сановником, по существу, разрушила тот мистический мост между царем и оппозицией, который пытались построить либералы. По словам Петрункевича, Витте заявил ему, что «государь относится к самодержавию как к догмату веры, как к своему долгу, которого ни в целом, ни в части он уступить кому бы то ни было не может», добавив, что русское общество не настолько сильно, чтобы вступить в борьбу с самодержавием, а крестьянство останется на стороне царя^{278}.

Либералам становилось ясно, что наладить с правительством сотрудничество во имя конституционного преобразования России невозможно. В упомянутой статье, увидевшей свет 28 октября, Милюков, проконсультировавшись с единомышленниками, объявил от их имени, что оппозиция «возвращает себе полную свободу действий».

Парижская конференция оппозиционеров
и новая поездка в США

Действия земцев-конституционалистов ставили под сомнение их стремление к мирному и постепенному преобразованию страны.

В середине сентября несколько деятелей Союза освобождения, включая Милюкова, отправились в Париж для участия в конференции оппозиционных и революционных партий, проходившей с 30 сентября по 9 октября. Ее проведение не скрывалось от французских властей, но участники выступали под псевдонимами, опасаясь преследований на родине. Милюков значился в протоколах как Александров.

Однако эти уловки были легко раскрыты российскими тайными службами – достаточно было присутствия на конференции их тайного агента Азефа, который отлично знал Милюкова и других собравшихся^{279}. В условиях назревавшей революции, а затем и во время бурных событий 1905 года это разоблачение не привело к репрессиям. Но позже глава правительства П. А. Столыпин припомнит Милюкову в Государственной думе, как он якшался с подрывными силами.

На конференции рассматривались политические и тактические вопросы, причем особое внимание было уделено признанию права польского и финского народов на самостоятельность (правда, в рамках федеративных отношений с Россией). Многократно выступавший Милюков в национальном вопросе проявил себя как наиболее умеренный деятель: призывал отказаться от требования предоставления Польше и Финляндии полной государственной самостоятельности ввиду нереальности его выполнения в ближайшей перспективе, а также настаивал, чтобы вместо конкретных формулировок по национальному вопросу использовались «определения, всеми приемлемые». Милюков явно уклонялся от каких-либо конкретных обязательств «националам» – на вопрос грузина А. Т. Габуния, на чьей стороне будут либералы, если угнетенные национальности России восстанут, ответил, что они также окажутся «в числе обиженных»^{280}.

Павел Николаевич встречался с польскими и финскими деятелями, причем обратил внимание на сравнительную умеренность во взглядах поляка Романа Дмовского и авантюризм финна Конни Циллиакуса, организовавшего отправку в Петербург корабля с оружием для повстанцев (корабль был взорван экипажем, когда сел на мель в Финском заливе). Циллиакус был связан с японской разведкой. Правда, А. В. Макушин и П. А. Трибунский полагают, что Милюкову не было об этом известно^{281}; это, однако, сомнительно, поскольку немецкая социалистка Роза Люксембург предупреждала о «японских деньгах» Циллиакуса и именно поэтому социал-демократы отказались от участия в парижской встрече^{282}.

На конференции была выработана общая программа действий. Ее главным пунктом стала замена самодержавия свободным демократическим режимом. При этом, правда, форма государственного устройства будущего Российского государства не определялась, хотя либералы считали конституционную монархию более предпочтительной, чем республика, по крайней мере на ближайшее время. По общему согласию этот вопрос не конкретизировался, причем главную роль в принятии компромиссной формулы сыграл именно Милюков. Он предложил формулу: обсуждение общих идей и целей при сохранении всех пунктов программ и тактических приемов каждой партии. Участники конференции поручили Милюкову подготовить соответствующую резолюцию. В ней говорилось: «Ни одна из представленных на конференции партий ни на минуту не думает отказаться от каких бы то ни было пунктов своей программы или тактических условий борьбы, соответствующих потребностям, силам и положению тех общественных элементов, классов или национальностей, интересы которых она представляет»^{283}.

Либералы не знали, что одновременно с конференцией проходил тайный съезд представителей социалистических партий, на котором выдвигались революционные лозунги свержения монархии и установления демократической республики с перспективой вести дело к социалистической революции, причем в арсенал политической борьбы включался индивидуальный и массовый террор. Но об этом было хорошо известно российским властям через своих осведомителей, в том числе Азефа. Оба мероприятия в агентурных донесениях смешивались, что давало властям основания для репрессий не только против революционеров, но и против либералов.

В любом случае парижская конференция свидетельствовала, что в условиях крайнего обострения внутриполитического положения в России к концу 1904 года П. Н. Милюков оказался в самом центре оппозиционного движения.

Вскоре после его возвращения из Парижа, в начале ноября, в Петербурге состоялся земский съезд. Не будучи земским деятелем, Павел Николаевич не имел формального права участвовать в съезде, но активно действовал в кулуарах и накануне, и во время заседаний, с удовлетворением отмечая, что программа съезда, написанная его университетским товарищем, внуком известного декабриста, историком и публицистом Вячеславом Евгеньевичем Якушкиным, в основном повторяла его собственную программную статью в первом номере журнала «Освобождение»: речь шла о равенстве перед законом, гарантиях независимого суда, отмене репрессий в административном порядке. Правда, требования коренной политической реформы были приняты съездом (при фактическом участии Милюкова) в несколько завуалированной форме: слово «конституция» не употреблялось, но выдвигалось требование созыва выборного учреждения, которое имело бы право принимать бюджет, контролировать его выполнение и вообще осуществлять контроль за законностью действий администрации.

Таким образом, Павел Николаевич стал активным общественным деятелем. Однако при всей вовлеченности в оппозиционную работу он не смог отказаться от соблазна совершить вторую поездку в Соединенные Штаты. Он признавался, что друзья отговаривали его от этого вояжа ввиду ускорения событий, которые неминуемо должны были воплотиться в нечто непредсказуемое, но судьбоносное. Упорно настаивал на отмене поездки И. В. Гессен, с которым Милюков особенно сблизился.

Выходец из одесской еврейской семьи, Гессен (он был шестью годами младше Милюкова) в молодости был связан с организациями революционных народников, был исключен из Новороссийского (Одесского) университета, но смог поступить на юридический факультет Петербургского университета. По окончании университета он не только занялся юридической практикой, но и включился в общественное движение, был избран в состав совета Союза освобождения. С 1904 года Гессен и Милюков были почти неразлучны в политической деятельности и в издании газет, журналов, агитационной литературы либерально-конституционного направления.

На уговоры Гессена Павел Николаевич ответил, что должен завершить работу над рукописью и принять участие в сдаче ее в печать в США. Он рассчитывал возвратиться в Россию ко времени крупных политических схваток.

На этот раз, не останавливаясь в Париже, Милюков сразу отправился в порт Шербур, откуда на английском пароходе отплыл в Бостон.

В ноябре – декабре 1904 года русский профессор прочитал небольшой цикл лекций в Институте Лоуэлла в Бостоне – ответвлении знаменитого Гарвардского университета, располагавшего великолепной библиотекой. Здесь Милюкова ожидал сюрприз – большой комплект русских эмигрантских газет 1890-х годов. Судя по надписям, эту коллекцию собрал и передал университетской библиотеке эмигрант Владимир Панин. Она послужила важным исходным материалом для анализа и значительно обогатила не только лекционный курс, в частности раздел, посвященный социалистическим течениям, но и книгу о России.

Именно на рабочем вопросе и на социалистических движениях Милюков сосредоточил внимание в курсе из восьми лекций, названном «Русский кризис». Он вспоминал, что изрядно мучил слушателей статистическими выкладками, показывавшими развитие стачечного движения, распространение нелегальной литературы, иллюстрировавшими репрессивную политику царизма^{284}.

Лекционный курс отчетливо свидетельствовал, что Милюков всё дальше отходил от чистого академизма даже при работе со студентами и подготовке книги для американцев.

Жил Павел Николаевич в доме самого президента Гарвардского университета Эббота Лоуэлла в Белмонте, зеленом пригороде Бостона, тихом, уютном местечке, где впервые за долгие годы позволил себе немного расслабиться, совершая вечерние прогулки^{285}.

Бостонские газеты сообщали о лекциях Милюкова как о важном общественном событии, призывали читателей регулярно посещать их, в результате чего аудитория к концу курса существенно возросла. На основании изучения прессы того времени американская исследовательница М. Киршке-Стокдейл пришла к выводу, что Милюков «создал себе [в США] подлинно национальную репутацию как надежный и перспективный интерпретатор современных событий в России»^{286}.

Пробыв месяц в Бостоне, Павел Николаевич в начале 1905 года отправился в Чикаго. В тамошнем университете проходил дополнительный краткий зимний семестр для студентов, желавших ускорить завершение своего образования, и гость должен был в течение шести недель прочесть небольшой группе слушателей историко-этнографический курс, который назвал «Возрождение южных славян».

Почти сразу после приезда его познакомили с молодой француженкой Мари Пети, которая выразила готовность переводить его работы на французский язык. Он стал ухаживать за ней, надеясь на нечто большее и не встречая с ее стороны сопротивления. (Интересно, что упоминая в рукописи воспоминаний, что у него было несколько «романтических историй», Милюков назвал по имени только свою вторую жену и М. Пети^{287}.) Отношения, однако, развиться не успели, так как события в России круто изменили планы Милюкова.

Русский профессор успел прочитать лишь несколько лекций, когда поступила ошеломляющая весть – в Петербурге 9 января (по новому стилю, принятому в США, 22 января) войсками и полицией расстреляно шествие рабочих к Зимнему дворцу, начались волнения.

Милюков, уже искушенный политик, понял, что в стране разворачиваются революционные события. Он сразу же сообщил администрации университета, а также занимавшемуся изданием его работы Ч. Крейну, что вынужден прервать курс и возвратиться в Россию, лишь на краткое время остановившись в Нью-Йорке для завершения и сдачи в производство книги. Американцы не выдвинули никаких возражений.