Текст книги "Последний Завет"

Автор книги: Филипп Ле Руа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

Поддавшись немного, Драготти хотел прощупать своего противника, чтобы суметь манипулировать им, сделать из него своего союзника. Натан же сам был готов броситься в пасть волку, поскольку его по-настоящему заинтриговало происхождение ужасной всепланетной угрозы, упомянутой Альмедой. Требовалось только определить границу, через которую нельзя переступать. Ибо напасть на Драготти было равнозначно нападению на Ватикан. А напасть на Ватикан – все равно что объявить войну целой стране. Пока они с Карлой оставались в этом кабинете, им ничто не грозило. Тут не было ни головорезов за шторами, ни револьверов в ящиках стола. Но снаружи, как ему дал понять собеседник, приговор мог быть приведен в исполнение в любой момент. Боуман, например, этого даже заметить не успел.

130

Кардинал унял свой тик, взялся за подлокотники кресла и, развернувшись, показал на обрамленную фотографию девушки у себя за спиной.

– Что, по-вашему, изображено на этом фото Мотохико Одани?

Модель позировала, раскинув руки. По ее запястьям и ступням стекала кровь.

– Обнаженная женщина со стигматами Христа, – ответил Натан.

– Видите ли, в том-то и состоит вся сила Католической церкви. При более глубоком анализе этого, в общем-то, довольно пошлого снимка вы обнаружите, что ваше суждение ошибочно. Тут не кровь, а сок каких-то красных фруктов. Ваше первое впечатление – результат двух тысяч лет христианства. Религия стала цементом нашей цивилизации. Не надо нарушать ее устойчивость, мистер Лав.

– Слишком уж она ненадежна, если ее существованию может угрожать обрывок пленки.

– Тем не менее, речи какого-то мертвеца, вернувшегося с того света, будь они даже подлинными, не в силах поколебать веру миллиарда верующих.

– Зачем же тогда было его убивать?

– Он и так уже был мертв.

– Перестаньте играть словами. Смерть не игрушка. Во время вашего налета погибли четыре вполне живых человека.

Еще одна ступенька к правде вот-вот будет преодолена.

– Смогли бы вы убить, чтобы спасти сотни миллионов человек?

Натану приходилось делать это даже ради гораздо меньшего количества.

– Это и есть та причина, по которой вы убили четырех невинных? Чтобы спасти некую часть человечеств?

– Неисправимый игрок, корчивший из себя Франкенштейна, чтобы рассчитаться с долгами; лекарь-садист и вдобавок гомосексуалист, изменявший жене с другими извращенцами; сообщница-нимфоманка, охочая до чужих мужей; плутоватый сыщик, пытавшийся расставить Церкви ловушку… О какой, собственно, невинности вы говорите? Особенно если вспомнить, что эта порочная клика находила удовольствие в гнусных пытках – якобы во имя науки!

Кардинал проповедовал, явно остановившись на третьем из предусмотренных Натаном вариантов: поиске согласия.

– Святой Фома говорил: «Нельзя терпеть еретиков».

– Что хотел получить Боуман в обмен на свою кассету?

– Не будьте слишком поспешны.

– Я уже пять недель работаю над этим делом.

– А беседуем мы всего пять минут.

– Не хочу злоупотреблять вашим временем.

– Вопреки тому, что вы могли бы подумать, я не на стороне плохих, мистер Лав. Я выше. На моем уровне уже нельзя поступать, беспокоясь, хорошо это или нет. Мои действия узаконены вселенским и провидческим взглядом на человека. Я тружусь во благо всего человечества, а не ради удовольствия моего соседа.

– Убивать ради блага человечества?

– Так всегда обосновываются военные действия.

– Значит, вы в состоянии войны?

– Религиозной войны. Ее фронт в Ирландии, в Косово, на Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии, в Чечне, в Африке, Америке… Исламистские теракты множатся по всему свету. А вы как думали? Люди гибнут во имя религии каждый день.

– «Не убий» – это ведь заповедь вашего Бога?

– Десять заповедей обращены к массам во времена мира. Вы следите за новостями, мистер Лав?

– Нет.

– Жаль. А то бы вы знали, что тридцать процентов населения Китая мусульмане, что Индия заражена Кораном, что шариат распространяется в Африке, как холера, и что исламистские организации сейчас объединяются, чтобы поставить Запад на колени. Мусульмане выжили нас из всей северной части Африканского континента и сейчас стремительно расползаются по Европе. Перед угрозой ислама, который поставил на конвейер воспитание фундаменталистов и камикадзе, укореняя в умах своих приверженцев ненависть к неверным, неужели вы считаете, что одного «не убий» уже достаточно?

– Конкуренция наверняка жестокая.

– Она во все времена вынуждала нас к радикальным методам, но учила и приспосабливаться. Так Церковь заменила Страшный суд индивидуальным судом, цель которого – отправить душу в ад или рай. В двадцатом веке мы создали даже чистилище. Католицизм – это религия надежды, мистер Лав, потому она и удерживает наибольшую часть рынка. И мы рассчитываем ее сохранить.

– Чтобы выиграть войну, нужна армия, верно?

– У нас есть воинство Господне, сосредоточенное в лоне Христианской коалиции, которая влияет на важнейшие политические решения вашей страны. Наш лучший союзник – это ваш президент, всегда готовый поднять самую мощную армию в мире во имя Бога и христиан.

Два чудовища тянули свои щупальца, оспаривая друг у друга власть над планетой. С одной стороны, «США-2», финансово-промышленная сила. С другой – Церковь, сила духовная. Доллары и нефть против литаний и святой воды. Какую роль играл Боуман меж этих двух сверхдержав?

– Чего хотел Боуман? – настаивал Натан.

– А что вы готовы принести в жертву, чтобы узнать это?

– Вашу жизнь.

– Вы мне угрожаете? Чем?

– Моей рукой, локтем, головой, ногой, коленом, чем угодно. Мне достаточно коснуться одной из ваших жизненных точек. У вас их четырнадцать.

– Без меня вам не получить то, за чем вы явились. Так что придержите вашу спесь и проявите смирение.

– Проявлю. И задержу вас именем закона.

– Чтобы задержать меня, нужно, чтобы я бежал.

– Под задержанием я понимаю «вывести из строя».

– Последователи Магомета каждый день убивают десятки людей, а вы допекаете меня в самом Ватикане только из-за того, что кто-то устранил двух опасных ученых?

Драготти чуть не потерял свое хладнокровие, разразившись серией нервных тиков, которые с трудом мог подавить.

– Существование террористов вовсе не подразумевает отказа от преследования по закону других преступников. К тому же я здесь также из-за смерти Кармен Лоуэлл, Педро Гарсии, Кейт Нутак, Брэда Спенсера, Ланса Максвелла, Федерико Андретти… Мне продолжать список?

Драготти поднял руку, пытаясь выиграть несколько секунд на размышление. Он был готов выложить новую карту. Вызвал своего секретаря по телефону. Тот выскочил из-за двери, как чертик из табакерки.

– Я собираюсь устроить экскурсию нашему гостю.

– Что, простите?

– Воздержитесь от неуместного многословия, Сентенцо.

Кардинал встал и в первый раз обратился к Карле, притихшей и ошеломленной. Что-то холодно сказал по-итальянски. После этих таинственных слов она посмотрела на Натана и отступила к двери, коротко обронив:

– Жду тебя в соборе.

– Нам сюда, – пригласил кардинал американца, приготовившегося было возражать.

Карла исчезла вместе с Сентенцо. Драготти открыл дверь, скрытую за драпировкой. Натан последовал за ним.

– Что вы ей сказали?

– Карле?

– Откуда вы знаете ее имя?

– В качестве кардинала я интересуюсь своей паствой.

– Не издевайтесь надо мной.

– Все католики планеты внесены в наши компьютеры. Около миллиарда имен, среди которых значится и Карла Браски, супруга Этьена Шомона. Я велел ей помолиться за упокой души ее мужа и не беспокоиться о Леа, пока она держится в стороне от этого дела. Одно уточнение, мистер Лав: не принимайте меня за хвастуна. Я не похож на него ни внешне, ни своими поступками.

131

Они вышли из дворца Инквизиции, обогнули собор Святого Петра и попали во двор Бельведера. Клаудио Драготти пригласил Натана войти в галерею, расписанную Беллини и Джорджоне, потом в ватиканскую библиотеку, где, склонившись над старинными пюпитрами с грудами неразборчивых манускриптов, корпело множество монахов.

– Тут скрипторы составляют научный каталог рукописей. Наша библиотека насчитывает более семидесяти тысяч томов.

– Настоящее сокровище.

– Вы даже не представляете, как удачно выразились. Для лучшей сохранности мы поместили их в подвалы с искусственным климатом. Именно там находится, например, «Codex Benedictus».

Они продолжили экскурсию, пройдя через тихие сады, словно нарочно созданные для медитации. По пути кардинал становился все словоохотливее:

– Архивы Ватикана пополняются каждый год целым километром стеллажей, сами переведите в мили. Вот почему по распоряжению Павла Шестого на двадцатиметровой глубине были построены новые залы, там, под вашими ногами. Они могут вместить пятьдесят четыре километра полок.

– Вы копите груды древесной листвы.

– Простите?

– Тексты – это листья дерева. Истина не в них. Она в корнях. Там ее надо искать.

– Туда я вас и веду.

Лавируя меж фигурно остриженными деревцами самшита, они миновали роскошную виллу XVI века. На лужайку перед ней как раз садился вертолет, нарушая тишину места, внезапно возвращенного в третье тысячелетие.

– Архивы доступны всем?

– Каждый год мы принимаем сотни исследователей из разных стран. Но некоторые труды находятся исключительно в распоряжении верховного понтифика.

– Как кассета Боумана?

– Его Святейшество даже не подозревает о ее существовании. Плотное расписание и слабое здоровье уберегают его от неприятностей такого рода.

– Тогда кто еще, кроме вас, в курсе?

– Никто.

– Даже ваш секретарь?

– Он многого не знает.

– Однако мое лицо оказалось ему знакомо.

– Кто же о вас не слышал? Вы в Интернете знаменитость.

Драготти сунул руку в углубление каменной кладки и набрал код. Участок стены отъехал, и за ним открылся огромный двухъярусный зал, слабо освещенный голубым светом. В полумраке мерцали экраны компьютеров, бросая отсветы на бледные лица десятков священнослужителей, склонившихся над клавиатурами. Обстановка напоминала бы центр управления полетами НАСА, если бы не пламенеющие триптихи с подписью Джакобелло дель Фьоре. Драготти с нескрываемой гордостью предъявил это царство новейших технологий. Он явно хотел ошеломить своего посетителя, прежде чем перейти к последним откровениям.

– В тринадцатом веке Иннокентий Третий и Иннокентий Четвертый по всему свету рассылали инквизиторов, дабы исправить душу человеческую.

– Сил они не жалели, насколько мне известно.

– Нельзя терпеть еретиков.

– Как сказал святой Фома Аквинский, знаю.

– В эпоху Лютера и начала книгопечатания Ватикан создал Святую Канцелярию, бюрократический орган, имевший целью распространять благое слово и контролировать мысли, изложенные на бумаге. Святая Канцелярия просеивала сквозь сито каждую страницу каждого произведения. В семнадцатом веке при Павле Четвертом Инквизиция приобрела такую власть, что возвысилась над прочими учреждениями.

– Славное было времечко.

– Оставьте ваш сарказм, пожалуйста, не то я в конце концов решу, что ошибся на ваш счет. В тысяча девятьсот шестьдесят пятом году Святая Канцелярия была заменена Конгрегацией в защиту вероучения. С появлением информатики и Интернета мы снова адаптировались.

Адаптация, о которой шла речь, была впечатляющей. С высоты металлической галереи, окружавшей весь зал, можно было наблюдать муравьиное кишение. Здесь вылущивались миллионы электронных страниц.

– Мы запустили программу, которая выслеживает богохульные сайты и тексты. Стоит вам набрать слово «сатана», как мы вас обнаружим.

– И вы отлучаете всех, кто отходит от догмы?

– Это ни к чему.

– Тогда зачем все это оборудование?

– Чтобы вычислить врагов, изучить их и не промахнуться в подходящий момент.

– Как в Фэрбэнксе.

– Так мы наткнулись на досье с описанием ваших примет, – продолжил кардинал, не обращая внимания на реплику Натана. – Потому Сентенцо и удивился, увидев вас во плоти.

Драготти вывел своего гостя с другого конца здания в аллею, обсаженную вековыми оливами. Они свернули к гроту с фонтанчиками, инкрустированному ракушками, и оказались у каких-то зарослей. Кто бы мог вообразить, что за кирпичными стенами, возведенными посреди туристического столпотворения, это крохотное государство таит столько зелени и безмятежности?

– Тут я должен завязать вам глаза.

– А если я откажусь?

– Тогда ваш визит на этом и закончится, и стражники выведут вас через ворота Святой Анны.

Из его рукава появилась черная ткань – ловко, как из шляпы фокусника. Натан позволил себя ослепить. Драготти заставил его покружиться на месте и взял за руку, чтобы вести.

– Осторожнее, тут ступеньки.

Лишившись зрения, Натан обострил остальные чувства, чтобы мысленно воссоздать маршрут, которым они собирались пойти. Запах хвои и ленивые крики попугаев сменились стерильной теснотой кабины лифта. Шестнадцать секунд спуска. Внизу послышалось урчание отопительных труб. Через тридцать шесть шагов они свернули налево и спустились на двенадцать ступенек. Стены были каменные, пол мощеный. Они остановились. Открылась какая-то дверь на смазанных петлях. Он ждал, не шевелясь в течение нескольких секунд, потом двинулся вперед. Двадцатью ступеньками ниже они пошли по узкому коридору. Земляной пол. По стенам тянулись трубы и кабели. Звяканье связки ключей в руке кардинала сопровождали какие-то другие звуки, неопределимые, но похожие на шуршание. Через пятьдесят пять шагов они снова остановились. Ключ проник в скважину. Висячий замок. Люк. Натан инстинктивно поднял руку к повязке.

– На вашем месте я бы воздержался, – предостерег его Драготти. – Вы всего в нескольких шагах от величайшей тайны Вселенной.

Лав опустил руку и сосредоточился на спуске по железной лестнице. Температура упала на несколько градусов. Все признаки подвала. Запах плесени. Стены неровные, сочащиеся влагой. Вокруг целый концерт шорохов. Драготти привел с собой подкрепление!

– Берегите голову, – предупредил кардинал.

Натан догадался, что тот включил карманный фонарик. Нагнувшись, они прошли около десятка метров. Тяжело отъехала дверь. Его щек коснулась струя теплого воздуха. Он остановился на замощенном плитами полу. С его глаз сняли черную повязку.

Вокруг стояли шестеро каких-то субъектов в капюшонах, темные жерла которых скрывали лица. Застенок, в котором он оказался, был просторным и сводчатым, освещение обеспечивали голые лампочки, ввернутые в патроны технических переносок. Грубые бетонные стены, возведенные без малейшей заботы об эстетике. Из всей обстановки только телевизор, видеомагнитофон, компьютер на столе, допотопный кассетник, вентиляционная решетка и блестящая дверь сейфовой комнаты. Узкая скамья разделяла пространство на две равные части. Шестеро незнакомцев с закрытыми лицами уселись на ней в ряд. После того как один из них запер входную дверь, Драготти взял слово:

– Это место нигде не значится. Во время работ по расширению книгохранилища, о котором я вам говорил, несколько рабочих начали копать здесь. Их всех засыпало обвалом. Трупы бедняг замурованы в стены вокруг нас. Мир их праху. Члены нашего братства возобновили работы, закатав рукава и храня это место в секрете.

– Вашего братства?

– У него нет имени, поскольку наше существование тайно.

– Все же у вас есть цель.

– Человечество терзаемо грехом, с тех пор как Адам и Ева ослушались Бога. Своим воскресением Иисус две тысячи лет назад принес ему спасение, избавив от первородного греха. Грех, Воскресение, Спасение – таковы парадигмы нашего ордена. Одно не обходится без двух других.

– Не вижу, что вас отличает от официальной линии.

– Мы защищаем устои христианства всеми средствами.

Незачем было уточнять, что он понимал под «всеми средствами».

– Веками Ватикан питал души ужасными символами: коленопреклонение, ад, распятие, Голгофа, стигматы. Церкви полны страдания, несчастья, теней, холода, сумрака, угрызений совести. Посмотрите на лица верующих, что молятся на коленях перед алтарем. Они печальны, по образу наших святых. Вокруг них изображения Христа – бесплотного, окровавленного, умирающего. Что же мы им сулим, чтобы избавить от всей этой черноты?

– Рай.

– Самая прекрасная выдумка всех времен. Уничтожьте ее, и я ни за что не ручаюсь. Мы удерживаем человечество страхом перед вечными муками. Если бы не сокрушение о грехах, что помешало бы миру ввергнуться в хаос? Если бы не рай, что осталось бы тем, кто сделал ставку на необходимое для спасения души страдание, встал на путь, избранный самим Иисусом? Неужели вы осмелитесь внезапно лишить этих людей их жалких сбережений, которые они копили всю свою жизнь? Вот видите, на чем все держится, мистер Лав.

– Рай – оружие обоюдоострое. С помощью этой приманки муллы превращают людей в живые бомбы, в мучеников…

– Потому и нельзя, чтобы оно принадлежало одному только исламу.

Клаудио Драготти говорил бесстрастно, развивая тезисы своей проповеди. Натан счел, что тот отдаляется от главной темы, и вернул кардинала к предмету, который заботил его самого:

– Воскресение Шомона и его слова о загробном мире опровергали существование рая. Таким образом, постулат о Спасении оборачивался простым предвыборным обещанием. Ваше братство теряло смысл, догма рушилась, и вам оставалось только сменить убранство во всех церквях. Следовательно, требовалось уничтожить Боумана и всех, кто был причастен к проекту «Лазарь». Но кое-что меня интригует. Как вы смогли усыпить бдительность Боумана и убрать его с такой легкостью?

– Сказав ему правду.

Натан вновь ощутил, как по спине пробежал холодок. Драготти указал на бронированную дверь сейфовой комнаты.

– Здесь хранятся вещественные доказательства, способные подорвать вероучение. Этого достаточно, чтобы обратить католицизм в ничто.

– Настоящие ответы на настоящие вопросы?

– Настоящие ответы на настоящие вопросы.

Чем же таким Драготти прельстил Клайда?

– Откройте, – потребовал Натан. – Покончим с этим!

Драготти глубоко вздохнул. Его дисциплинированные собратья в капюшонах сидели на скамье, не шелохнувшись.

– Какое нетерпение! Вы не в том психологическом состоянии, чтобы постичь весь масштаб того, что я собираюсь вам показать. Однако я из сил выбиваюсь, чтобы вас к этому подготовить. Не напрасно ли я трачу свое время, мистер Лав?

– Наоборот, я вполне представляю себе важность этого секрета, поскольку он оправдывает в ваших глазах истребление двух десятков человек.

– Мне понятно, что произошедшее в лаборатории Фэрбэнкса вас удручает. Но судьба миллиарда христиан значит для меня больше.

– Что меня удручает, как вы выражаетесь, так это, с каким зверством вы уничтожили другие жертвы.

– Надо было загримировать убийства под работу психопата. Воспроизведя ритуал Слая Берга, мы указали на вас.

– Полиция в это не поверила.

– Не важно, раз вы сами здесь.

Он спрятал пальцы в рукавах, устремил пронзительный взгляд на сводчатый потолок и после долгого вздоха спросил:

– Вы знаете, кто такой Иешуа бен Иосеф?

– Нет.

– Это подлинное имя Иисуса, который, прежде чем стать величайшей иконой всех времен, был просто человеком.

Натан опять решил, что церковник отклонился от темы. Но не прерывал его. Чтобы получить доступ к сейфу, у него не было иного выбора, кроме как слушать.

– В тысяча девятьсот сорок седьмом году, сразу после знаменитого открытия рукописей Мертвого моря в окрестностях Кумрана, туда из Ватикана был откомандирован один епископ. Ему в руки попались пергаментные свитки, написанные по-арамейски и датируемые семидесятым годом по Рождестве Христовом. В превосходном состоянии. Епископ их утаил, привез в Ватикан и спрятал. После чего основал наше братство, призванное охранять тайну рукописи. С тех пор эти свитки никогда не покидали этого места, за исключением одного-единственного раза, месяц назад.

– Так вот как вы усыпили бдительность Боумана! Подсунув ему древний папирус времен Иисуса Христа.

– Боуман угрожал обнародовать свое видео, если я не открою ему подвалы Ватикана.

– Что он хотел узнать?

– То, что мы знаем о потустороннем мире. Вы же понимаете, мне пришлось прибегнуть к серьезным мерам, чтобы поскорее положить конец этому шантажу. Я отправился в Фэрбэнкс со свитком, Боуман перестал осторожничать… Продолжение вы знаете.

– И вы, разумеется, рассчитываете так же поступить и со мной.

– Это зависит от вас.

Натан, как и его друг, приблизился к той точке, откуда обратного хода нет. Тайны Ватикана вот-вот будут ему приоткрыты. Кардинал приманил его, как когда-то Боумана.

– О чем говорится в этих свитках, над которыми вы так трясетесь?

– О происхождении христианства.

– Евангелия уже неплохо просветили нас на этот счет.

В первый раз с момента знакомства Натан увидел, как кардинал улыбнулся, или, точнее, изобразил уголками губ отвратительный оскал, сразу же утонувший в отвислых щеках.

– Евангелия – всего лишь романы, пропагандистские произведения, заимствующие друг у друга и написанные в особом контексте для очень специфического читателя. Вместе с Деяниями и Посланиями апостолов они установили официальную линию христианства. Свитки же открывают нам исторические факты.

– Другую версию фактов?

– Нет, правду.

– Как вы можете быть в этом так уверены? Вас же провели простой видеозаписью!

– Потому что помимо подлинности текста, наиболее древнего из тех, которыми мы располагаем, помимо того, что он написан в том же веке, когда жил Христос, помимо достоверности и связности сообщенных в нем сведений не подлежит никакому сомнению честность самого человека, который его подписал.

– И кто же автор?

– Иешуа бен Иосеф.

– Иисус!

– Он самый.

– Я вам напомню, что Иисус умер в тридцатых годах, а вы мне сказали, что рукопись датируется семидесятыми.

– Иисус не умер на кресте. Это одна из вещей, которую нам открыли эти мемуары. Будьте внимательны, мистер Лав, поскольку то, что я вам скажу, никогда не будет повторено вне круга нашего братства.

Не спуская глаз с Драготти, который владел ораторским искусством так же хорошо, как и сам Иисус, Натан забыл, что становится от этого более уязвимым.

– Вначале Иешуа бен Иосеф всего лишь маргинал, бунтующий против властей. Римская оккупация Палестины, коллаборационизм фарисеев и саддукеев, близость к радикальной секте ессеев и встреча с Иоанном Крестителем побуждают его начать освободительное движение. Он хочет дать волю своим соплеменникам. Чтобы приобрести их доверие, окружает себя горсткой наивных адептов, выдумывает себе детство, отмеченное якобы осуществлением пророчеств, обходит всю Галилею, Иудею, Самарию, вербует новообращенных, проповедует любовь к ближнему, предвещает Царство Божие, вытряхивает пыль из Библии и притязает на некое божественное происхождение. И для подкрепления своих слов совершает то, что в Евангелиях позже назовут чудесами. Благодаря своим исключительным способностям, хотя вполне человеческим, а не божественным, то есть силе личности, харизме, ловкости, дару гипнотизера и целителя, таланту оратора и рассказчика, а также благодаря помощи своего друга Иуды Искариота, примкнувшего к апостолам, он осуществляет деяния, нашедшие глубокий отклик в душе народа. За две тысячи лет до появления телевидения Иешуа уже знает, как приобрести популярность. Он претворяет воду в вино, воскрешает Лазаря, ходит по воде, исцеляет больных, изгоняет бесов из одержимых, умножает пищу. Иллюзионизм, предназначенный для неотесанных учеников и доверчивых толп. Представьте себе далай-ламу, показывающего фокусы Дэвида Копперфилда в самый разгар мистической эры. Впрочем, евангелисты потом широко используют и приукрасят эти фокусы. Опьяненный своим собственным успехом, Иешуа ставит себе более обширную цель, нежели просто освобождение Палестины. Он хочет заново сформировать мысль человечества, изменить ход истории. Для этого ему надо явить всем, что он – Мессия, Сын Божий. Представить высшее доказательство. Но как? Опять вдохновляясь Библией. С помощью своего верного друга Иуды и неизменной спутницы Мириам, более известной под именем Марии Магдалины, он покажет, что победил саму смерть.

Сидевшие на скамье члены братства благоговейно внимали кардиналу, разжигающему ересь в ста шестидесяти футах под землей. Мало-помалу перед Натаном стала вырисовываться связь между Боуманом, Драготти и Иисусом.

– Иешуа выбрал очень зрелищную смерть – распятие – в пятницу седьмого апреля тридцатого года. Почему в пятницу? Потому что это канун субботы. Поскольку еврейский закон запрещал оставлять казненного на кресте до субботнего дня, Иисус знал, что провисит там недолго. Таким образом, в тридцать шесть лет он устраивает из собственной смерти театрализованное представление, чтобы поразить умы. Мнимое предательство Иуды, позволившее им выудить у первосвященников тридцать сиклей серебра, арест еврейскими властями, громкий процесс перед Понтием Пилатом, бичевание, терновый венец, распятие станут Страстями Христа, посланного Богом, чтобы избавить народ не только от римлян, но и от греха. С официальными текстами эта история расходится лишь в том, что Иешуа не отдает Богу душу на кресте. Он выдерживает муку, гораздо менее ужасную, чем позволяют предположить Евангелия или Голливуд, потом симулирует смерть. Мириам убеждает одного члена Большого Синедриона, Иосифа Аримафейского, который практически покорен идеями Иисуса, выпросить у Понтия Пилата разрешение снять тело и похоронить в склепе. Забавная деталь, Иешуа опускает в своих мемуарах, как именно Мириам убедила Иосифа ходатайствовать за него перед римским прокуратором. Но ясно, что без ее прелестей в этом деле не обошлось. Так что Иешуа был снят всего через несколько часов, завернут в саван, пропитанный болеутоляющей мазью, и помещен в гробницу. Ночью Иуда и Мириам тайно перенесли его оттуда и лечили раны до третьего дня.

– Апостолы знали об этом?

– Нет, они были всего лишь орудиями, как и собственная семья Иешуа. Иисус манипулировал всеми, чтобы ограничить риск предательства и укрепить свое влияние на членов секты. Когда он явится живым перед горсткой неверных учеников, трусливо бросивших его, ему будет тем легче вновь привлечь их к своему делу, что они мучатся угрызениями совести. Для бедняг это станет настоящим потрясением. Иешуа с самого начала понял, что суть религии – держать людей в зависимости от сверхъестественного. Отсюда его идея положить в основу величайшей революции всех времен воскресение. Прежде чем исчезнуть, он призовет своих последователей и собственного брата Иакова распространять учение устно и письменно, используя его смерть как символ.

– Какое учение?

– То, которое вы знаете. Муки Христовы дали человеку возможность очиститься от грехов, Воскресение стало доказательством прихода Сына Божия на землю, а Евангелия указали верный путь к Спасению.

– Грех, Воскресение, Спасение.

– Последующие за воскресением Иисуса годы увидят рождение и взрыв христианской веры, ставший возможным благодаря стараниям самых ревностных его приверженцев, которые будут проповедовать ее с опасностью для жизни. Потом появятся Евангелия, Послания, миссионеры, символ веры, догматы и великие художники, которые обессмертят Христа на своих полотнах. Вот так две тысячи лет назад маленькая секта оказалась у истока религии, которая объединяет сегодня свыше двух миллиардов более-менее верующих людей. Ничто не могло поставить под сомнение такое правопреемничество, пока наш учитель, основатель нашего братства, чье имя я умолчу, не обнаружил в Кумране рукопись Иисуса и не решил создать этот тайный орден хранителей сокровенного завета. Но на протяжении этих лет наше братство было облечено и другой миссией – продолжать дело, начатое Иешуа бен Иосефом, и обращать во прах всех, кто покусится на постулат о Воскресении.

– Как Боуман.

– И как Магомет. Арабский пророк не верил в смерть Христа на кресте. Он догадался об обмане, и это вдохновило его Коран. Что же касается вашего федерального агента, еврея Боумана, то, если верить вам и Альмеде, он, похоже, последовал примеру Иешуа бен Иосефа, устроив махинацию, симулирующую воскресение из мертвых. Однако его намерения были гораздо менее благородны, чем намерения Иисуса. Ему было плевать на судьбу человечества. Он хотел использовать свою уловку в личных целях, чтобы проникнуть вот за эту дверь.

Кардинал Драготти встал перед ней, набрал комбинацию цифр, открывшую замок, и осуществил желание Боумана. Внутренность хранилища оказалась полной противоположностью пещеры Али-Бабы. Ничто не сверкало, ничто не привлекало взгляд. Бронированные стены, полки, прогибающиеся под тяжестью документов, тщательно упакованных в пластиковую пленку. Их сохранность обеспечивала также система кондиционирования воздуха. В центре помещался какой-то прямоугольный пьедестал, накрытый черной тканью. Драготти осторожно снял ее. Под ней оказался саркофаг из литого золота, украшенный изумрудами, сапфирами и рубинами.

– Это гроб Марии Магдалины, – пояснил он. – Ничто сегодня не может быть слишком прекрасно для той, что перевязала раны Христа и разделила с ним изгнание.

– Что стало с Иисусом после мнимого воскресения?

– Он укрылся на берегах Мертвого моря, в одной из многочисленных местных пещер, неподалеку от обители ессеев, где в последний раз появился в качестве Мессии. Через сорок дней он вернулся в Иерусалим, где разыграл перед учениками сцену своего вознесения. Для этого последнего фокуса ему требовались солнце и ветер. Представьте себе Иисуса на вершине масличной горы, облаченного в белоснежный льняной хитон, стоящего против солнца. Это касательно света. Благословив своих учеников, он распылил перед собой какой-то легкий порошок, что-то вроде золы. Это касательно скрывшего его облака. Зрители должны были увидеть в этом вознесение на небеса. Очевидно, спектакль прошел не столь успешно, как воскресение, поскольку Марк и Лука лишь вскользь упоминают о нем.

– А потом?

– Мириам и Иешуа будут странствовать по Кипру, Македонии, Сирии, Греции, тайно наблюдая за осуществлением своего труда. Чтобы план Иисуса удался, его не должны были узнать. Вспомните, ведь он якобы воссоединился с Богом Отцом. Его опознали один-единственный раз, по дороге в Дамаск, в тридцать третьем году. Савл из Тарса, преследователь христиан. Как и всегда, Иешуа блестяще из этого выпутается. Он не только выдаст свою встречу с Савлом за божественное откровение, но обратит гонителя в апостола. Савл станет Павлом, одним из величайших ревнителей христианства и немало поспособствует тому, чтобы сделать эту религию вселенской. Что же касается Иуды Искариота, о котором Мириам распустила слух, будто он повесился, то он будет сопровождать чету некоторое время, пока не встретит в Антиохии свою любовь.

– Как же все это заканчивается?

– В шестьдесят восьмом году Мириам и Иешуа узнали, что римские войска уничтожили Кумранскую обитель и рукописи ессеев. Тогда Иешуа решил вернуться и написать свои собственные мемуары. Ему было семьдесят четыре года. Через пару лет, в год разрушения Иерусалимского храма, он захоронит свою рукопись в пещере и бесследно исчезнет. Он счел, что охваченный хаосом мир не готов узнать правду. Мы так и не нашли место его погребения. Только могилу Мириам, на севере Индии… Теперь вы знаете все. Иисус был существом исключительным, мегаломаном на службе добра, гением манипулирования, повлиявшим на развитие человечества во сто крат мощнее, чем все ему подобные, несравненным историческим деятелем, который, стараясь освободить свой народ, вдруг осознал, что может улучшить все племя людское, лишь вчерне созданное Богом. Но Сыном Божьим он ни в коем случае не был.