Текст книги "Последний Завет"

Автор книги: Филипп Ле Руа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

127

Черный вертолет поднял бурю пыли на площади Палаццо Акреиде. Из машины выпрыгнул человек и, согнувшись, подбежал к сидящим на террасе кафе Джанни и Тони, чтобы спросить адрес семьи Браски. Оба старикана дружно указали растрепанному, озабоченному Дарио Каретте ухабистую тропинку.

– На вертолете туда не доберетесь, – сказал Джанни.

– Почему? – удивился Каретта.

– Дорога узковата для этой штуки.

Агент Интерпола стерпел насмешку не моргнув и поблагодарил, прежде чем вернуться к аппарату.

– К Браски, – сказал Тони, подводя итог всей этой суете.

– Как и та помятая машина, которая проехала тут вчера, – добавил Джанни.

– Что-то у них там творится.

– Сперва разбитая немецкая машина, потом еще вертолет… Можно сказать, к ним зачастили.

– Спорим на десять евро, что они сядут прямо на свеклу Маттео и нарвутся на заряд дроби? – предложил пари Тони.

Несколькими километрами дальше и сотней метров выше пилот вертолета приметил рядом с фермой поле и пошел на посадку. Сидевшие за его спиной белокурый бельгиец и толстый американец приготовились сойти. Каретта спрыгнул на землю первым, но заряд свинца вынудил его тотчас же упасть ничком. Он приподнял голову. Руки и лицо были в крови.

– Проклятье, он ранен! – завопил американец, выхватывая оружие.

Каретта облизнул губы. У них был сладкий вкус. Свекла. Он сделал толстяку знак опустить пистолет, что не помешало старику-крестьянину снова вскинуть охотничье ружье и выпустить еще один заряд крупной дроби. Свинец царапнул корпус машины. Из-за спины стрелка выскочил какой-то человек. Уткнувшийся носом в землю Каретта узнал Натана Лава, пытавшегося призвать Маттео Браски к рассудку. Итальянский полицейский медленно встал, вытирая лицо. Дал понять двум другим пассажирам, что путь свободен, и рассыпался в извинениях перед владельцем свекольного поля.

– Уберите ваше дерьмо с моей свеклы, – рыкнул Браски.

Каретта приказал пилоту подняться в воздух и протянул руку Натану.

– Натан Лав, полагаю?

– А вы кто?

– Дарио Каретта, из Интерпола. Спасибо за ваше вмешательство. Боюсь, наш выход на сцену был не слишком удачен.

Каретта представил остальных членов делегации, свалившейся с неба: Винсент Нортон, заменивший Ланса Максвелла, и Сильви Боч, спец по психологическому портрету, работающая над серией недавних убийств, совершенных в Испании и Италии.

– Мы вас повсюду искали, господин Лав, – сказал Каретта.

– Теперь нашли.

Маттео поднял ружье дулом вверх и хлопнул своего будущего зятя по плечу:

– Я вас оставляю. Думаю, вы во мне больше не нуждаетесь. Все-таки вам лучше потолковать в тенечке под вязом, чем топтать мое поле.

Маленькая группа послушалась совета и расположилась вокруг колченогого садового стола. Поскольку опасность столкнуться с людьми Коченка миновала, на крыльце появилась Карла. Каретта встал со своего стула.

– Госпожа Шомон, вы не слишком-то облегчаете нам задачу, – пожаловался он.

– Здесь я в безопасности, как вы сами смогли убедиться.

– Надолго ли?

– Чего вы хотите? – повысил голос Натан.

– Что вы сделали с этим чертовым психом? – нервно перешел в наступление Нортон.

Каретта снова взял слово, чтобы пояснить, как Нортон пришел к этому неудачно сформулированному, но в общем-то главному вопросу. Заодно рассыпался в извинениях за то, что поверил в виновность Лава.

– Надо сказать, что вы человек не очень понятный, господин Лав. К счастью для вас, следствие выяснило, что «мазда», оставшаяся перед «Макдоналдсом», была украдена за два часа до нападения. И догадайтесь откуда? С автостоянки больницы скорой помощи, куда вас доставили. Не угоняют машину от больницы, отправляясь в местную закусочную, если только не собираются совершить там правонарушение. В данном случае проследовать туда за госпожой Шомон. Впрочем, вы тоже это сделали, оглушив водителя «альфа-ромео» и позаимствовав его машину. Мы не нашли угонщика «мазды» среди жертв в закусочной. И вывели из этого, что речь идет о том самом субъекте, которого вы заперли в багажнике «альфа-ромео». Но зачем вам было обременять себя заурядным угонщиком, если Максвелл использовал вас для охоты на опаснейших психопатов планеты? Начиная с этого ложного уравнения, мы и начали пересматривать свое суждение о вас. Отсюда и вопрос Винсента Нортона.

– Чертов псих мертв, – заявил Натан.

– Вы его уничтожили?

– Тут уж было либо он, либо я.

– Вы не в своем уме!

– По крайней мере, из его преступления не извлекут выгоды.

– О какой выгоде вы говорите?

– Преступник дает хлеб полицейским, врачам, журналистам, адвокатам, судьям, тюремным надзирателям, психологам, производителям оружия… Без действия сил зла добрая часть населения осталась бы без работы.

– В нашем ремесле вы не только образец, но и загадка, – вмешалась Сильви Боч. – Никто так далеко не заходил в сопереживании психопату. Меня удивляет, что вы уничтожили столь уникальный ум, как у этого таинственного убийцы. Он был достоин изучения.

– Нет.

– Почему же?

– Он был полной противоположностью психопату – это фанатик, камикадзе, пустой мозг, который кто-то направлял. И вдобавок мастер боевых искусств.

– А вы – пример безответственности! – вспылил Нортон. – Не знаю, почему Максвелл к вам обратился, но вам предстоит дать серьезный отчет правосудию. Закона «око за око, зуб за зуб» нет в нашей конституции – это на тот случай, если вы забыли об этом. Вы сеете смерть на своем пути. Полиция Ниццы нам сообщила, что на тамошнем пляже были найдены три трупа, причем один с вашими документами. И это еще не все. Мы обнаружили труп немецкого туриста на лестнице той самой больницы, откуда вы сбежали. Незачем уточнять, что ваш банковский счет арестован и что деньги, переведенные на него нашим Бюро, возвращены.

– Три трупа на пляже в Ницце принадлежат скинхедам, которых нанял Олав Аськин, чтобы меня ликвидировать. Труп из больницы – это охотник за наградой, который надеялся без особого труда прикарманить два миллиона долларов.

– А где труп убийцы из «Макдоналдса»? – спросил Каретта.

– Растворился в природе. Следует круговороту ее веществ.

– Прекратите ваши глупости! – предупредил Нортон.

– Кто направлял его мозг? – спросила Сильви Боч, возвращаясь к описанию серийного убийцы.

– Не уверен, что хочу это знать.

– Соблаговолите следовать за нами, мистер Лав, – сказал Нортон, вставая, торжественный и решительный.

– В ваш вертолет?

Карла незаметно юркнула в дом.

– У нас накопилось много вопросов к вам. И вам придется дать немало ответов.

– Послушайте, Нортон. Ничто не связывает меня с ФБР, кроме слова, данного Лансу Максвеллу. При плохом обороте дел я не мог бы рассчитывать на вашу администрацию. Так пусть будет справедливо и обратное. Раз Максвелла больше нет, нет и ничего между нами.

– Это вы так думаете. Никто не может быть выше закона.

Судя по этим рассуждениям, Нортон в «США-2» не состоял.

– Как вы надеетесь принудить меня к этому?

– Хотите оказать сопротивление?

Нортон не сомневался в успехе своей миссии, пока не заметил троих мужчин, нацеливших на него ружья.

– Горячиться ни к чему, – умерил его пыл Каретта. – Мы нуждаемся в вашей помощи, господин Лав.

– Расследование, связанное с проектом «Лазарь», меня больше не касается. Мне не удалось отомстить за смерть Клайда Боумана? Что ж. Мне не очень важно, схватят ли его убийцу. Арестовывая тех, кто во власти зла, само зло не остановишь.

– Мы в Бюро выделили один след, – сказал Нортон.

Призвав на подмогу свою маленькую армию, Карла присоединилась к Натану. Ружья опустились, как только Нортон сел, чтобы развить свой тезис.

– Боуман держал под прицелом некоторые секты. Вполне вероятно, что он заснял опыты проекта «Лазарь» как раз для того, чтобы раздразнить их. Не вижу, что еще, кроме воскресения Шомона, могло вызвать такую вендетту. Но, поскольку никто не может вернуться с того света, видеозапись наверняка фальшивая. В отличие от Максвелла, я думаю, что в основе этого дела не вечная жизнь, а жизнь после смерти. Так что я приказал тщательно заняться всеми сектами, чьи учения основываются на идее о загробном мире, а значит, могут быть опровергнуты пресловутыми откровениями Шомона.

Хоть Нортон и был дурак, Натану пришлось признать, что палец ему в рот класть не стоило. Не видев пленку Клайда, которую Натан так и не отдал, не прочитав признания Альмеды, преемник Максвелла пришел к тем же заключениям, что и он сам. Сидя на другом конце стола, Карла вертела в пальцах серебряный крестик, висевший у нее на цепочке. Удивительный сплав желания и добродетели. Но в этот раз Натан смотрел не на грудь итальянки. Впредь ему надо быть повнимательнее к добродетели, если он хочет приблизиться к истине. Ослепленный Карлой, он забыл главную причину, побудившую его прервать свое уединение: поиски убийцы Клайда. Но в ходе расследования жажду мести притупила страсть к прекрасной сицилийке. Мотивация изменилась. Однако любовь – гораздо менее надежный движитель, чем месть.

– Что вы об этом думаете, Лав? – спросил Каретта.

Натан прервал самоанализ, чтобы признать свою некомпетентность:

– Это дело от меня ускользает. Считайте, что наше сотрудничество на этом кончается.

Каретта бросил сообщнический взгляд на Нортона. Тот решил пойти на уступки:

– Можно все уладить полюбовно. Хотя не подлежит сомнению, что вы вели это дело крайне разнузданно, вы знаете его лучше всех. Я закрою глаза на ваши художества и на то, как вы обошлись с римским убийцей, если вы согласитесь закончить миссию, ради которой Максвелл вас привлек. Разумеется, вам заплатят по установленному профсоюзом тарифу.

В предложении Нортона были недомолвки и откаты. Этот тип был недостоин доверия. Но вот чего высокий федеральный функционер не знал, так это то, что Натан уже принял решение. Он позволил ему думать, будто уступает его просьбе, польстившись на щедрую подачку. Однако продолжить дело его побудили две гораздо более глубокие причины: он хотел зайти чуть дальше Боумана и знал, куда надо двигаться.

Как раз в сторону добродетели.

Часть пятая
Улыбка ребенка меж двух мановений ресниц

128

При переезде через Тибр, в чем было отказано отцу Гарсии, у Натана возникло ощущение, что он приближается к цели. Сидевшая рядом с ним Карла с воодушевлением рассказывала ему лирическую историю Ватикана, этой гробницы, ставшей собором, потом резиденцией, потом государством всепланетного масштаба. Именно тут пребывали те, кто наставлял ее в вере. Эта страна-музей, свернувшаяся клубком на своих добытых в войнах сокровищах, насчитывала менее семисот жителей, но руководила верой шестой части мирового населения. Настоящий штаб, управляющий миллионами церквей, воздвигнутых людьми по всему свету как посольства, куда приходят за визой в рай. А также нервный центр.

Нортон предоставил Натану свободу действий на двадцать четыре часа. Вернув Лава в строй с цинизмом, который ни в чем не уступал цинизму Максвелла, делегация опять села в вертолет, так и не вкусив сицилийского гостеприимства, окопавшегося за ружейными прикладами. На следующий день Карла и Натан отправились самолетом в Рим. Странное предвосхищение свадебного путешествия. Она настояла на том, что будет его сопровождать. Он согласился с ее решением, поскольку нуждался в переводчике. Леа осталась у бабушки с дедушкой.

Натан бросил взгляд в зеркальце заднего обзора. За их такси следили от самого аэропорта. Он временно отставил в сторону эту проблему, чтобы сосредоточиться на своей миссии. Клайд, а отныне и Нортон подозревали секты. Какая же из них самая крупная, самая могущественная, способная поспорить за свои интересы с такой мощной организацией, как «США-2»? Та, с которой Боуман частенько не ладил и которой в конце концов расставил ловушку, засняв кассету при сообщничестве отца Альмеды. Католицизм. Штаб-квартира этой секты – настоящий город, их гуру – самая харизматичная личность на земле, а адептов насчитывается больше миллиарда. Исходя из этого соображения, письмо отца Альмеды представало в новом свете. Испанский священник призывал главу Конгрегации в защиту вероучения остерегаться пленки Боумана. Он понял, что федеральный агент расставил западню не какой-то секте, а самому Ватикану. Потому и говорил о вселенской угрозе. И под видом предостережения Альмеда обвинял кардинала Драготти. Священника мучило, что простая видеозапись породила такую вспышку насилия, подтвердив правоту Боумана. Не будучи в силах замахнуться на самые основы того, что придавало смысл его жизни, он покончил с собой, доверив эту задачу Педро Гарсии. Написав на одном листке и предназначенную Драготти исповедь, и свое обращение к монаху, Альмеда побуждал своего друга прочесть и то и другое.

Два вопроса нарушали ход рассуждений Натана: зачем Клайду нужна была приманка для Ватикана, и почему он не остерегся тех, кого пытался поймать? Эти вопросы были связаны, поскольку ответ на один влек за собой ответ и на другой.

В конце виа Кончильяцьоне появился тяжко увенчанный куполом собор. Такси остановилось перед площадью Святого Петра. Преследовавшая их машина тоже затормозила. Не прошло и секунды, как оттуда выскочили двое мужчин и женщина. Один из них сразу же согнулся под углом девяносто градусов, так как Натан врезал ему дверцей по коленям. Американец уже собрался было ударить и второго, но его кулак вдруг застыл в нескольких сантиметрах от намеченного мишенью лица. Женщина щелкала своим «Никоном». Это оказались не охотники за наградой, а шайка папарацци, жаждавших продать фото пресловутого «римского убийцы» какой-нибудь газете за крупную сумму. Натан влепил стервятнику головой в нос, а ногой выбил фотоаппарат, разлетевшийся вдребезги под колесом грузовика. Завершив круговое движение ноги на подбородке того, кто уже пытался распрямиться, он схватил женщину за волосы и столкнул лбами два оставшихся в его распоряжении черепа. После гулкого «бум» и немалого количества искр из глаз трио ушло в нокаут. Под вялым, но укоризненным взором группы пожилых туристов Натан подобрал тела и затолкал в такси. Протянул водителю стодолларовую бумажку.

– Увезите это отсюда как можно скорее.

Водитель цапнул купюру и умчался стремительно, как Фанджио.[35]35
  Фанджио Хуан Мануэль (1911–1995) – аргентинец, один из известнейших автогощиков «Формулы-1», чемпион мира (1951, 1954–1957).


[Закрыть] Тем временем Натан увлек Карлу подальше от собиравшейся вокруг них толпы.

– Я испугалась, – сказала она.

– Готовы даже, чтобы им морду разбили, лишь бы застукать меня на месте преступления.

– Им это удалось.

– Мда, – признал Натан.

Пройдя через границу папского государства, они словно попали в другое измерение. Вход, окруженный тремя с лишним сотнями колонн, охраняло сто сорок святых трехметровой высоты, высеченных из мрамора. Ощущение полной запредельности. Стражники с алебардами были облачены в сине-оранжевую форму, придуманную Микеланджело, настенные росписи выполнены Рафаэлем. Все безмолвие Вечного города сосредоточилось здесь. Площадь Святого Петра была почти пустой, словно сырой ветер, гулявший по колоннаде, разогнал паломников и туристов.

Они замедлили шаг перед возвышавшимся посреди площади обелиском. Надпись на латыни предостерегала:

ECCE CRVX DOMINI

FVGITIVE

PARTES ADVERSAE

VICIT LEO

DETRIBV IVDA

– «Се крест Господень. Прочь, вражьи силы. Лев колена Иудина победил», – перевела Карла.

Недвусмысленное предостережение.

Они проникли в город через вход, расположенный слева от храма. Карла солгала стражнику, что у них назначена встреча с кардиналом Драготти. Тот велел им выйти и идти к… Куда именно, они так и не узнали, поскольку Натан оборвал его на полуслове, вышибив из него дух посредством маегери в солнечное сплетение, отчего тот влетел в свою караульную будку и рухнул.

– Да ты в своем уме?! – воскликнула Карла.

У них за спиной вырос второй стражник с алебардой. И последовал вслед за первым под фотовспышками какого-то японца, который вполне мог бы выгодно продать такие снимки.

– А ты воображала, что нас так сразу и впустят?

– Ты ему даже договорить не дал.

Они пересекли площадь Римских Первомучеников.

– Очень может быть, что человек, к которому мы направляемся, замешан в проекте «Лазарь». Так что не ожидай, что дорогу нам усеют цветочными лепестками. Иди за мной и помалкивай.

Карла задалась вопросом, какую роль он теперь играет. Натан никогда не проявлял властности, последний приказ прозвучал у него, как фраза Пиранделло в устах плохого актера. Лав ускорил шаг, направляясь к дворцу Святой Канцелярии,[36]36
  Святая Канцелярия – собственно, папская инквизиция. Святая Канцелярия (иначе Святое Судилище) была основана 21 июля 1542 г. буллой Папы Павла III как «священная конгрегация римской инквизиции, ее священное судилище». В 1965 г. при Папе Павле VI была преобразована в Конгрегацию в защиту вероучения.


[Закрыть] то бишь Конгрегации в защиту вероучения, доверенной кардиналу Клаудио Драготти и размещавшейся на четвертом этаже здания. Мраморная лестница, пронизанная лучами света, привела их в суровый кабинет. За исключением распятия, стены были голыми. Какой-то священнослужитель поднял нос от своего компьютера, явно недовольный внезапным вторжением чужака, а главное, чужачки с фиолетовыми волосами, покрытой синяками и сложенной как искусительница. Он щелкнул мышью, чтобы выйти из Интернета. Не дожидаясь, когда секретарь сотрет замешательство со своего лица, Карла спросила, здесь ли кардинал.

– Монсеньор Драготти на очередном заседании.

Натан приметил скамью у стены и попросил Карлу втолковать ему, что они смиренно подождут.

– Сожалею, но ходатайства об аудиенции должны подаваться заранее, – возразил церковник, вставая во весь рост в своей белой сутане.

Помимо просматривания игривых сайтов в вэбе, у секретаря была обязанность держать оборону. Тем не менее он явно оказался в невыгодном положении из-за того, что опасался поднять глаза на Карлу, синхронно переводившую диалог. Это Божье создание в синяках располагало веским козырем – влекло к похоти. Натан обернулся к итальянке:

– Скажи ему, что речь идет не об аудиенции, а о допросе. Мы ведем расследование, и нам некогда назначать встречи.

– Una inchiesta?..[37]37
  Допрос?.. (ит.)


[Закрыть] – переспросил ошеломленный секретарь, когда ему перевели.

Натан воспользовался тем, что ошарашил собеседника:

– Карла, сообщи ему пожестче, что мы явились с Аляски, чтобы проверить, не замешан ли его начальник в серии убийств.

– С Аляски? – пролепетал тот, словно эхо.

При посредстве пухлых губ Карлы, оказавшихся пострашнее каменной пасти, извергающей воды потопа, Натан спросил у него, часто ли бывает тут кардинал. Секретарь заломил утонченные праздностью пальцы, рискуя завязать их узлом. Присутствие Натана стало вдруг смущать его даже больше, чем прелести молодой женщины.

– Вы… вы, собственно, кто? – пробормотал он по-английски, видимо вспомнив вдруг язык.

В ходе последовавшего за этим знакомства слова «ФБР» и «Интерпол» прозвучали в мозгу служки подобно сказочному «сезам, откройся». Он прикинул расклад сил, оценил решительный вид американца, взглянул на свои часы и, взяв пример с Пилата, умыл руки.

129

В кабинете кардинала Драготти можно было служить мессу. Небо заливало его потоками света через восемь огромных окон, окаймленных позолоченной росписью. Стены украшали шедевры, не оскверненные глазами филистимлян. Среди полотен Веронезе, Тициана и Тинторетто выделялась современная фотография. На ней была обнаженная женщина с Христовыми стигматами. Примета современности, серное пятно.

Они прошли по красному ковру до массивного письменного стола. В камине багровел огонь. Часы на его мраморной плите механически отсчитывали секунды. Выше висел распятый Иисус, довершая этот символ сосуществования мирского и духовного над адским пламенем. По мнению секретаря, кардинал должен был вскоре прибыть с заседания. Карлу и Натана пригласили присесть в креслах у камелька и почитать на английском «Оссерваторе Романо», ватиканскую газету, передовица которой восхваляла Папу как неутомимого странника, который, несмотря на свое слабосилие, расточает повсюду религиозно и политически корректные речи. В газете была также помещена статья о возобновлении миссионерства в Европе. Продолжая осматриваться, Натан заметил на книжных полках биографию Фомы Торквемады и «Руководство по инквизиции» Бернара Ги. Это последнее произведение заключало в себе методики инквизиторских допросов, способные превратить любого верующего в еретика и наоборот. Под «Оссерваторе Романо» лежали и другие периодические издания, все на английском. Очевидно, Драготти вполне владел языком Джона Уэйна. Натан заинтересовался номером «Уондерера», требовавшего отлучения от Церкви двух американских священников, вставших на защиту гомосексуалистов. Вполне ясный, хоть и ретроградный сигнал, обращенный к умам консервативных читателей.

Натан не успел задержаться подольше на обвинениях редакционной статьи, поскольку в помещение вошел увенчанный красной шапочкой и облаченный в черную с пурпуром сутану Клаудио Драготти. Затаившийся в приоткрытых дверях секретарь ловил из-за спины прелата его реакцию на наглое вторжение. Высокий церковный сановник достиг своего кресла, игнорируя непрошеных гостей, написал какую-то записку, положил ее в ящик стола, взял кончиками указательного и большого пальцев какую-то соринку, пачкавшую подлокотник, с отвращением избавился от нее и соблаговолил наконец поднять колючие глазки, разделенные острой переносицей. На этом лице, увенчанном большим лбом и прорезанном тонкогубым ртом, все органы чувств были сосредоточены вокруг носа и занимали мало места. Остаток лицевой поверхности растворялся в широких щеках и монаршем подбородке. Морфология, выдающая ум, эгоцентризм и бесчувствие.

– Что вы здесь делаете?

Голос был резкий и властный. Видимо, секретарь уже ввел его в курс дела, поскольку кардинал обратился непосредственно к Натану по-английски.

Натан мог поспорить, что тот уже знает ответ. Сидевший перед ним человек пытался обуздать нервный тик, дергавший его верхнюю губу. У американца возникло впечатление, что он угодил в рыболовную вершу. Коли так, то тем более стоит взглянуть, что на ее дне.

– Меня зовут Натан Лав. Я работаю на ФБР.

Он отважился на маленькую проверку, наклонившись к хозяину кабинета, чтобы пожать ему руку. Тот отпрянул было, поколебался, медленно отлепился от сиденья и протянул влажную, дряблую конечность, после чего поспешно отнял ее и вытер о свое облачение.

– Тогда понятно. Чему обязаны честью вашего визита?

Драготти опять сел. Его голос был монотонным, лицо замкнутым, а буравящий взгляд прощупывал намерения странного посетителя. Перед Натаном был вылитый портрет самой инквизиции. Правда, слишком уж моложавый. Чтобы урвать в этом возрасте столь высокий пост в апостолической иерархии, без подлости не обойтись.

– Я расследую убийство нескольких человек, произошедшее двадцатого декабря в лаборатории города Фэрбэнкса на Аляске.

– Далековато отсюда.

– Можете вы ответить на несколько вопросов?

– Любопытство – уловка Люцифера, побуждающая людей бросать вызов всеведению Божию. Так что спрашивайте на свой страх и риск.

Лав решился на второй тест. Достал видеокассету из кармана и бросил ее на стол, опрокинув стаканчик из слоновой кости с заточенными карандашами одинаковой длины. Прелат поспешил собрать их и расположить как прежде, подтвердив предположение о владеющем им навязчивом беспокойстве. Он не выносил ни беспорядка, ни микробов, ни неуверенности, ни новизны – ничего, что пятнало бы высшее совершенство. Стоя во главе Конгрегации в защиту вероучения, он был наделен огромной властью. Клаудио Драготти полностью соответствовал психологическому портрету убийцы из Фэрбэнкса. Он взял кассету двумя пальцами, словно мусор.

– Что это?

– Это оригинал видеозаписи, смертоносные поиски которой вы ведете вот уже несколько недель. В некотором роде Грааль нашего времени.

– Это шутка?

– Нет, научный опыт.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Вы убили того, кто ее сделал, агента Боумана, равно как докторов Флетчера и Гровена, их ассистентку Татьяну Мендес и их подопытного Этьена Шомона, двадцатого декабря в лаборатории Фэрбэнкса. Вы привели в порядок место преступления и забрали с собой все материалы, касавшиеся экспериментов. За исключением этой записи, которую Боуман позаботился спрятать.

Долгое молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов. Обвинение было нешуточным, и кардинал обдумывал подходящую реакцию. Его размышления прервал спасительный телефонный звонок. Слушая своего собеседника, он разглядывал непрошеных гостей. По его «да… да, я в курсе… уже занимаюсь этим» Натан понял, что кардиналу сообщают о двух швейцарских гвардейцах, обнаруженных без сознания. Учитывая поведение прелата, который, похоже, не собирался сдавать парочку наглецов силам правопорядка, Натан рассудил, что не ошибся. Кардинал положил трубку и спросил:

– Что, методы ФБР изменились?

Явный намек на то, как они с Карлой проникли в Ватикан, а может, и на образ действий Клайда Боумана.

– Нет, это убийцы эволюционировали. Мы лишь приспосабливаемся к ним.

– Как вы добрались до меня?

– Меня наставили на путь святые отцы Санчес, Альмеда и Гарсиа. Первый прикарманил награду, обещанную за меня Тетсуо Манга Дзо. Второй косвенно обвинил вас. А третий дал себя убить, пытаясь доставить это обвинение.

– Что за зловещая клевета?

– Прежде чем покончить с собой, Альмеда написал вам письмо. Гарсиа должен был передать его вам в собственные руки, но, когда он пустился в путь, вы его убрали. По какой-то непонятной случайности вы не ознакомились с этим письмом, потому что продолжили зря проливать кровь…

– О чем говорилось в письме?

– Альмеда там сообщает, что пресловутая видеозапись, оригинал которой вы ищете, всего лишь мистификация, цель которой – завлечь вас в ловушку. Мистификация, блестяще осуществленная агентом Боуманом с помощью ученых и священника. Доктор Гровен даже сыграл роль воскрешенного Шомона. А отца Альмеду Боуман привлек, чтобы придать достоверности началу фильма и покрепче зацепить вас. Священник согласился войти в игру, не оценив последствий своего поступка. Когда же понял, что натворил, покончил с собой.

Кардинал уже не справлялся с маниакальным беспокойством, искажавшим его лицо. Если переплетенные длинные тонкие пальцы еще как-то маскировали лихорадочное подергивание лицевых мышц, то судорожного моргания скрыть уже не могли. Натан довершил свою обвинительную речь:

– Альмеда заявляет, что розыгрыш Боумана выпустил дьявола из преисподней. И умоляет вас простить его и положить конец ужасной угрозе, нависшей над миром.

– Простить его я еще могу, – отрезал Драготти. – Что до остального, то не понимаю, на что он намекает.

– Эта ужасная угроза исходит от тех, кто пролил кровь, чтобы завладеть материалами проекта «Лазарь».

– Проекта «Лазарь»?

– Проекта воскрешения мертвых.

– В основе этой затеи – смерть.

– И кто же к ней приговаривает?

– Мы все к ней приговорены, мистер Лав. Приговор обжалованию не подлежит и может быть приведен в исполнение в любой момент. Так Бог судил.

Драготти ускользал, становился неуловим, прячась за красивыми, гладкими фразами и своим Господом Богом. Но лакировка уже пошла трещинами. Нервный тик выдавал кардинала лучше любого детектора лжи. Сознавая свою слабость, он был готов говорить. И даже сказал уже слишком много. «В основе этой затеи – смерть» – так мог выразиться человек без предрассудков, вольнодумец. Натан проник в лагерь противника и завязал с ним диалог. Теперь ему надо вынудить его занять определенную позицию. Драготти предоставлялись три альтернативы: все отрицать, уничтожить сидящего напротив кляузника или вступить в переговоры. Отрицание своей виновности повлекло бы углубленное расследование полицейских, сующих свой нос повсюду, даже под его митру. Уничтожить Натана, что пока никому не удалось, было бы еще более рискованно, поскольку рядом с ним сидела Карла, а за их спинами стояло ФБР. Оставался третий вариант, к которому и рассчитывал подтолкнуть его Натан.

– Если Бог судья, то вы палач.

– Исполнитель, – поправил Драготти.

– Чьей воли, собственно? Бога или Папы?

– Папа – это наша королева Английская, икона для простого люда. Я же представляю Ватикан.

– Чем тогда ничтожная фальшивка могла так напугать Ватикан?

– Чтобы ответить, я должен сперва просмотреть ее, – возразил Драготти.

Он все еще сопротивлялся.

– Поставим вопрос иначе: почему само существование этой пленки вызвало такую ярость Ватикана?

Кардинал приложил пальцы с наманикюренными ногтями к своей дергающейся губе.

Натан сменил тактику:

– Позвольте мне рассказать вам одну историю, – заговорил он. – Про японского монаха, Акиру Ками, великого мастера клинка и необоримого противника, которому однажды надоело отвечать мечом на провокации. Через неделю после того, как он принял это решение, ему нанесли три визита. Первым явился один ронин, решивший отомстить за смерть своего господина. «Твой господин хотел выведать секрет моего искусства. Если бы я оставил его в живых, он в конце концов победил бы меня, пользуясь моими же приемами», – сказал ему Акира Ками. «Ты оправдывался передо мной, словно я твой судья. Поэтому я, как судья, дарую тебе жизнь», – решил самурай, выслушав его.

На следующий день перед монахом предстал другой самурай, желавший помериться с ним силой. «Я победил немало таких молодых людей, как ты, которые хотели доказать мне свое превосходство. Ты пришел, чтобы пополнить ряды моих жертв или чтобы учиться?» – сказал Ками. «А чему я научусь у тебя?» – спросил самурай. «Побеждать без боя», – ответил монах. Тотчас же самурай опустился на колени и стал его учеником.

Через неделю трое ниндзя, привлеченные наградой за поимку великого мастера, подкрались к нему исподтишка. Акира Ками издал киай, мощный крик, от которого умолк лес, а испуганные ниндзя бежали.

– Милая история, – отозвался Драготти. – Да еще и с моралью, предполагаю.

– Вы обнажили свой клинок против Боумана, который представлял для вас угрозу. Тот, кто не может совладать с собой перед опасностью, действует необузданно. Он принимает правила противника и в итоге проигрывает. Зато тот, кто держит себя в руках при любой ситуации, действует трезво и побеждает. Следуя примеру Акиры Ками, предпочтительнее либо польстить, либо испугать противника, либо привлечь его к себе.

– Каковы же ваши намерения на мой счет?

– В противоположность Боуману я пришел предложить вам шанс выпутаться, не прибегая к насилию.

Драготти погладил себя по губам, словно оттачивая реплику.

– Вы верующий, мистер Лав?

– Никто меня не убедил, что истина в вере. Я практикую дзен, что не требует никакой веры, не ждет никакого спасителя и не обещает никакого рая.

– Тогда мы наверняка поймем друг друга.

Похоже, Драготти решил пока оставить меч в ножнах. Натан ухватился за приглашение к переговорам:

– Каждый воспринимает реальность по-своему, что не облегчает взаимопонимание. У вас католическая точка зрения на мир. Я же во всем вижу пустоту.

– Вы смешиваете точку зрения, которую Церковь навязывает двум миллиардам христиан на протяжении двух тысяч лет, и мое личное видение реальности.