Текст книги "Последний Завет"
Автор книги: Филипп Ле Руа
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)
31
«Ниссан», не так давно принадлежавший Татьяне Мендес, катил по Аляска-хайвей к Ванкуверу. Сидящая за рулем Кейт с легким сердцем превышала дозволенную скорость. Рядом с ней, скрючившись в три погибели, спал Брэд: ноги на бардачке, спинка сиденья опущена. Из автомагнитолы доносилось:
Никогда Кейт не слушала столько поп-рока. Они проехали две тысячи миль за два дня и две ночи в ритме «Смэшинг Пампкинз», «Суперграсс», «Сьюд», «Стоун Роузес», «Сайлянсерз», «Стереофоникс», «Скенк Ананси», «Сиу анд Банши», «Симпл Майндз», «Стрейнглерз», «Стайлтскин»… Перед самым отъездом Брэд в спешке сунул руку в свою фонотеку, расположенную в алфавитном порядке. По случайности рука его попала на букву «С».
Отпуск Кейт измерялся в километрах. Надо рулить, надо мчаться по дороге, иначе это никакой не отпуск. Напечатав отчет об обстоятельствах смерти Вика Рассела, безработного раздельщика туш, который имел неосторожность доверить свое тело докторам Гровену и Флетчеру, перед тем как оказаться на пути Дерека Уэйнтрауба, она передала ключи от агентства шефу.
Застегнув молнию на чемодане, она позвонила Брэду и предложила ему совместное путешествие вдоль побережья на юг. Музыкант обладал тремя идеальными качествами: он был свободен, у него был покладистый характер, и он нравился эскимоске. Они взяли машину Татьяны («тойоту» Кейт после покушения так и не отыскали). Они пересекли границу Канады и пообедали в Уайтхорте на Юконе. Следующей ночью они передохнули часок в Досон-Крик в Британской Колумбии. Вечером в субботу они подъезжали к Ванкуверу.
Все эти мили, которые они проехали рядышком, не ускорили наступления их близости. Напротив, поцелуй Брэда, когда она лежала в ванне, был далек, а совместная поездка освежила их отношения. Разговаривали между собой они мало, в основном слушали музыку. Иногда новости. Из последнего сообщения они узнали про взрыв бомбы в переполненном покупателями торговом центре в Германии, о том, что террористы угрожают устроить взрывы в сети магазинов «Сирз» и «Икея», а также что один известный своей алчностью американский журналист совместно с не слишком умным израильтянином открыл тайные коды Библии, в соответствии с которыми конец света неминуем. Короче, ничего, что побуждало бы слушать дальше. Средства масс-медиа сейчас являются рупором вселенских выродков. По сравнению с ними даже голос Морриси и музыка Джонни Марра вызывают оптимизм.
Брэд, когда не спал, записывал фрагменты новых песен в школьной тетрадке, истершейся от долгого пребывания в заднем кармане брюк. Кейт вела машину и, глядя на ленту асфальта, думала о своей тяжелой профессии, о неудобстве принадлежности к двум культурам, о своей эмоциональной пустоте, о незавершенном расследовании, о том, что ее списали в архив.
За два последних дня Брэд открыл, что под слоем приобщения к американскому образу жизни Кейт таит резко выраженный вкус к снежному безмолвию, эскимосским маскам, к песням китов на просторах Тихого океана у острова Ванкувер, к водке «зубровка» у горящего камина. К одиноким, но вовсе не разнузданным удовольствиям. А Кейт поняла, что он был без ума от Татьяны, одержим воспоминаниями о ней, и с каждым днем в его памяти она становится все лучше и прекрасней. В его разговорах неотступно присутствовала красавица медсестра, ею были полны его сны. И сейчас Кейт куда больше знала о покойной и ее амурных похождениях, чем о своем спутнике.
– Ты когда-нибудь собираешься сделать остановку? – потягиваясь, осведомился он.
До сих пор он безропотно покорялся эскимоске.
– Надоело?
– Вовсе нет, но если ты собираешься так ехать до Сан-Диего, придется заняться нашей кобылкой. До сих пор было холодно, и можно было не бояться, что цилиндры обгорят, но с повышением температуры воздуха все может случиться.
Она обогнала грузовичок и продолжала увеличивать скорость, чтобы доказать ему, что их кобылка еще на многое способна.
– У меня в Ванкувере есть друзья, – заметил Брэд. – Мы могли бы остановиться на ночь у них. Мне хочется поспать в постели.
– Уже почти полночь. Мы их разбудим.
– Что ты. В субботу в это время они играют в «Бронко». А потом отправляются пожрать.
– Они что, из твоей группы?
– Да.
– А как же так вышло, что они выступают без тебя?
– Долго рассказывать.
– У нас времени навалом.
– Это все из-за женщины.
– Из-за Татьяны?
– И Линды. Прежде чем стать моей подружкой, она была на подпевках. А потом мы с ней стали петь дуэтом, и она приобрела вес в группе. Ну а потом я встретил Татьяну. И тут такое началось. Линда в ярости сорвалась в Ванкувер. Джон, гитарист, поехал за ней, чтобы уговорить ее вернуться. Ударник Уако последовал за Джоном, потому что он влюблен в него. Чтобы спасти группу «Муктук» от распада, было заключено соглашение. Зимой я сочиняю музыку и тексты песен, а остальные работают здесь вместе с Линдой, которая поет и играет на бас-гитаре. Летом группа перебирается на Аляску, но без нее. На Аляске я заменяю ее. Мы – единственная группа в мире, которая меняет вокалиста в зависимости от времени года и страны. В Штатах голос «Муктука» – это я. В Канаде – Линда.
– Вы с Линдой так и не помирились?
– Нет. Она классная девушка, только жутко ревнивая и злопамятная. И, похоже, ее вполне удовлетворяет совместная жизнь с моими музыкантами-педиками.
– Ты что, собираешься остановиться у своей бывшей невесты, которая терпеть тебя не может?
– Ну, это не только ее дом. Это еще и Джона и Уако.
– Ладно. Едем к ним. Это несколько оживит наше путешествие.
32
«Ниссан» затормозил перед обветшалым домом, стоявшим в заброшенном саду. Свет в немытом окне и музыка свидетельствовали, что в строении этом кто-то еще живет. Кейт услышала какое-то завывание. Брэд узнал Зака де ла Роша, певца группы «Rage Against the Mashine», исполняющего «Bombrack». Они протопали по высокой траве до входа. У мужчины, который открыл им, были волосы до плеч, завитые мелким бесом, подведенные глаза, он был в брюках из искусственной кожи с двумя ремнями в заклепках, в кожаном жилете, надетом прямо на голое тело, и в остроносых высоких сапогах со скошенными каблуками.
– Брэд?! – удивился волосатик.
– Привет, Уако. Это Кейт.
– Очень приятно. Слушай, парень, а чего ты тут делаешь?
– Да мне позарез кое-что нужно.
– Что? Вдохновение?
– Нет. Подушка. Мне нужна пуховая подушка под голову на ночь.
– Заходите. Мы тут как одна семья. Только что пожрали, но кое-что осталось.
Стол в гостиной был заставлен коробками от пиццы и пивными бутылками. На диване в расслабленных позах расположились блондинка с прядями красного цвета, размалеванная, как краденая тачка, и длинный тип с обнаженным тощим торсом, весь увешанный брелоками. Линда и Джон расслаблялись. Уако совершил обряд представления, после чего Джон встал и пылко заключил друга в объятия, долго сжимая его длинными, словно щупальца, руками. Линда продолжала сидеть, приникнув к горлышку «Будвайзера».
– Чему мы обязаны этим нежданным визитом? – осведомилась она.
Ее хриплый прокуренный голос заставил Кейт подумать, что она, наверно, работает на сцене под Марианну Фэйтфул.
– Да мимо проезжал.
– У Татьяны все нормально?
– Татьяна мертва.
Известие произвело впечатление и создало какую-то напряженность у троицы музыкантов. Линда резко выпрямилась, облив подбородок пивом. Брэд стал рассказывать про обстоятельства кончины Татьяны, а Джон, исполненный сочувствия, свернул ему самокрутку с изрядной порцией гашиша.
После выражения соболезнования и нескольких косячков Уако, пошатываясь, встал, держа в одной руке пиво, а в другой дымящуюся самокрутку, приготовленную для настроения, и произнес, раза два рыгнув:
– За нашу… э-эу… группу… Возрожденную!
– Ты что-то чересчур торопишься, – заметила Линда.
– Слушай, Брэд! Бросай ты своих белых медведей! Мы опять на-ачнем здесь, ка-ак раньше, будем играть наши вещи, а вы вдвоем будете петь!
Линда встала и пошла за кайфом. Возвратясь, она бросила три коричневых брусочка в лужу кетчупа и, усевшись на диван, попросила Уако умерить свою радость и свернуть ей косячок.
– Да сама сверни! К тому же ты испортила товар! – накинулся он на нее, пытаясь спасти наркотик.
– Да у меня голова чего-то не работает. Наверно, я перепила. Я все напортачу. Слушай, ну сделай ты мне.
– Ладно, ладно.
Джон сменил диск, выбрав композицию в неопределенном стиле. Извлек из пепельницы анчоус и как ни в чем не бывало съел.
– Слушай, Брэд, есть темка, которую ты не осветил, – пробормотал он, почесывая голову. – Девушка, которая с тобой приехала, кто она такая?
– Это Кейт, – объяснил Уако, прикуривая самокрутку с гашишем.
– Спасибо, это мы знаем, – бросила Линда.
– Брэд спас мне жизнь, – сообщила Кейт, которая до сих пор произнесла лишь «здравствуйте» да несколько раз «нет, спасибо», отказываясь от всех веществ, которые ей предлагали.
– Ах, вот оно что, – протянула Линда. – А вот мою он погубил.
– Заткнись, Линда, – буркнул Джон.
– Мы вместе путешествуем. Расходы пополам, – объяснил Брэд.
– Вы трахаетесь?
– Нет, – поспешно открестился Брэд.
Джон в очередной раз предложил Линде помолчать, а Джон сунул ей в рот свой охнарик.
– Ну что ж, парни, попытаемся воспользоваться тем, что мы опять вместе и слегка под кайфом, и оттянемся. Ты увидишь, Брэд, мы заставим тебя забыть про твой траур. Сперва как следует пожрем, а потом достанем инструменты для семейной вечеринки, Кейт, поешь, доставь мне удовольствие. Осталась еще пицца с острым перцем.
– У меня от нее в желудке печет, – сообщил Уако, мощно пернув.
– А в заднице не печет? – с насмешкой поинтересовалась Линда.
– Да нет… Кстати, ты знаешь, что мне не нравятся эти шутки?
– Да заткнитесь вы оба! – рявкнул Джон.
Брэд и Кейт взяли по куску теплой пиццы.
– Ты ее любишь? – спросила Линда у Брэда.
– Кого?
– Эскимоску.
– Слушай, Линда, ты мне надоела. Я только что потерял Татьяну, женщину моей дерьмовой жизни. Так что у меня и в мыслях нет заводить шашни с эскимоской.
– Ты тоже из лабухов? – спросил Уако у Кейт, вылив при этом на нее с полбутылки «Будвайзера».
– Нет, сольфеджио отвратило меня от занятий музыкой.
– И что?
– К сожалению, я не умею играть ни на одном инструменте.
– Чем же ты тогда занимаешься в жизни?
– Я – агент ФБР.
Эта новость лишила их дара речи куда эффективнее, чем известие о смерти Татьяны.
– Так ты мусор! – крикнул Уако, отстраняясь от нее, словно она была заразная.
– Паршивая легавая, – уточнил Джон.
– Браво, Брэд, – бросила Линда. – Ты привел к нам агента ФБР как раз, когда мы вовсю смолим. Надо было бы подождать, когда дело дойдет до крэка и шприцов.
Кейт встала, прервав выступления музыкантов.
– Можете не бояться и не прятать свою говенную зелень. Продолжайте расширять сосуды и стимулировать сердцебиение всякой дурью и гашишем. От того, что я повидала здесь, меня тошнит. Сиди, Брэд, сиди, дальше я поеду одна.
И она ушла, провожаемая взглядами пришибленных музыкантов.
33
Брэд нагнал ее около хостела. Она доставала свой рюкзак из багажника «ниссана».
– Кейт, ну чего так отваливаешь?
– А как я, по-твоему, должна отваливать?
Он пригладил волосы, которые сейчас не были перевязаны лентой.
– Со мною вместе.
– Сейчас я намерена пойти спать. За углом тут молодежный хостел. А завтра утром я уеду автобусом. Привет.
Он схватил ее за руку и мгновенно почувствовал, как напрягся ее бицепс. Профессиональный рефлекс. Годы, проведенные в ФБР, приучили Кейт реагировать на малейшую агрессию. Брэд ослабил хватку и вложил ей в руку ключи от «ниссана».
– Держи, – сказал он.
– Ты остаешься в Ванкувере?
– Ну, если у тебя больше нет необходимости во мне…
– Но у меня и не было необходимости… то есть нет, я хочу сказать не это… Слушай, я падаю с ног, спать хочу…
– Ну, тогда приятных сновидений… а я уж закончу ночь у друзей. Если завтра ты изменишь решение, я тут, рядышком.
Кейт вошла в гостиницу, которая в это время года отнюдь не была забита. Она сбросила одежду, которую не снимала два дня с лишком, приняла горячий душ и скользнула под шершавые простыни на жесткую, как доска, кровать. Спала она так крепко, что никаких снов не запомнила, за исключением последнего, эротического. По коже у нее бежали мурашки от дивных ласк кого-то неведомого. Тактильные ощущения, одновременно резкие и ласковые, влажные и теплые, жесткие и пронизывающие, предавали ее тело во власть бессознательного, угадавшего, чего ей недостает.
Когда она проснулась утром в воскресенье, слух предупредил ее, что в номере кто-то есть. Она резко села в постели и ощутила запах, мгновенно разогнавший ее настороженность. Запах кофе и гренок. Она различила на стуле, повернутом спинкой к ней, чей-то силуэт.
– Брэд?
– Кейт?
– Как давно ты тут?
– Не знаю. Я не смотрел на часы. Не мог оторвать глаз от тебя спящей. Не знаю, что тебе снилось, но ты спала сном младенца, но в очень соблазнительной позе. Мне приходилось сдерживать себя. Ты любишь яичницу-болтунью?
– Что?.. Да.
Он раскрыл пластиковые жалюзи каштанового цвета. В комнату ворвалось солнце, осветив обои цвета мочи, смущенное лицо Кейт, скорчившейся на кровати, подушку, которую она прижала к груди, и поднос с обильным завтраком у нее в ногах.
– Как ты сюда вошел?
– Хозяин этой ночлежки – наш фан. В номер я вошел в качестве горничной.
– Спасибо за сюрприз.
– Я подготовил тебе еще парочку.
– Приятных?
– Я покажу тебе Тихий океан. Отвезу на другой конец острова. После этого верну тебе свободу. А пока что завтракай. За последние дни ты не так чтоб много ела.
Он встал и подал ей ее фланелевую рубашку, которую она тут же надела. Внезапно Кейт подумала, а был ли ее сон действительно сном. Брэд осторожно поставил ей на колени поднос и поцеловал в лоб. Прикрываясь кружкой с черным кофе, она смотрела на лицо Брэда, черты которого, слегка скрытые спутанными длинными волосами, свидетельствовали, что поспать ему удалось гораздо меньше, чем ей.
– Ты не сказал мне, что за третий сюрприз.
– Узнаешь, когда мы приедем туда, куда я тебя повезу.
Если бы Кейт спросили, какая улыбка была в этот момент у Брэда – ангельская или дьявольская, она не сумела бы ответить.
34
На пароме они переправились в Нанаумо. Потом пересекли весь остров Ванкувер. Озера, горы, леса. Какая синева и зелень! Пейзаж в подарочной бумаге, перевязанный серой лентой асфальта, точно небесный дар жизни на природе, нирваны путешественника, кайфа странника, возвращения к истокам. А в салоне «ниссана» Брюс Спрингстин хрипел старый шлягер, который на редкость соответствовал всему тому, что окружало их.
Сидя на месте пассажира, Кейт грызла себя за то, что сманила Брэда участвовать в своей безумной гонке, забыв про его траур. Она извинилась за свое вчерашнее ребяческое поведение.
– Я глупо вела себя. И к тому же устроила сцену ревности, когда ты встретился с музыкантами из своей группы, которых не видел несколько месяцев.
– А чего ты так взъярилась? Из-за гашиша?
– Да нет… плевала я на него…
– Тебе не нравятся поп-постбитниковские компании?
– У меня было ощущение, что я тут не ко времени и не к месту. И к тому же ты не пытался защитить меня от своих друзей…
– Как я успел заметить, ты сама прекрасно защищаешь себя.
– Да нет, дело не в этом. Дело в нас с тобой… Я-то думала, что мы вместе…
– Ну да.
– Нет. Татьяны не стало всего неделю назад…
Брэд мягко прошел зигзагообразный поворот и на прямом участке прикурил сигарету, которую держал во рту, после чего бросил Кейт:
– Ты и впрямь ничего не поняла.
– Чего не поняла?
– Про меня… про себя… про Татьяну…
В отличие от большинства людей, которые сперва говорят, а потом думают, он разделял свою речь периодами молчания, во время которых мысль оформлялась, и он мог ее высказать. Точно так же он писал песни. Кейт, повернувшись к нему, внимательно всматривалась в его лицо, обрамленное светлыми волосами и серыми завитками табачного дыма.
– И что я должна была понять?
– Черт, не люблю я говорить о себе.
– Сожалею, но я не являюсь тонким психологом. Я прослушала курс лекций по психологии в ФБР, но там делали упор на преступное поведение.
– По сути, я не конформист и вообще держусь в стороне от общества. Как и Татьяна. Я был влюблен в нее…
– Ну, это-то я прекрасно поняла.
– Мы оба были маргиналами, это укрепляло нашу связь… Я люблю любовь. Из всего, что существует. Она самая революционная, самая антисоциальная, самая личная. Никакое правительство, никакая система не может властвовать над ней.
– Меж тем как я представляю власть, закон, силы, охраняющие порядок, систему. Так что мы не созданы друг для друга…
Брэд улыбнулся, выкурил одной затяжкой чуть ли не полсигареты и выпустил густую струю дыма в приоткрытое окно.
– Вот тут ты как раз не врубилась… Приличия требуют соблюдать положенный срок траура по умершему супругу… Считается, что артисты должны ненавидеть копов. Это уже обычай. Я же, напротив, скажу, что, если у меня появляется возможность дать пинка под зад конформизму, я ни секунды не колеблюсь. И стоит при мне начать превозносить достоинства минеральной воды или поместить на пачке сигарет череп и кости, как я тут же начинаю пить спиртное и курить… Я поступаю наоборот… Ты появилась в моей жизни через три дня после смерти женщины, по которой я сходил с ума. Что может заставить меня соблюдать траур? ФБР? Церковь? Традиции? Нравственность и приличия?
Он щелчком выкинул окурок в окно, прибавил скорость и ничего больше не добавил к сказанному, каковое для него равнялось долгому, безудержному словоизвержению. Кейт сама должна была делать выводы по тем зашифрованным элементам, которые содержались в его речи.
– Твои чувства, – сказала она.
– Какие чувства?
– Чувства, которые ты испытывал к Татьяне и которые обязывают тебя соблюдать траур. Только и всего.
– Если им на смену не придут другие чувства, которые заглушат те.
Брэд прекрасно владел искусством изъясняться недомолвками и намеками. Кейт, желая показать, что она поняла его объяснение, положила голову ему на плечо.
Проехав двести километров от восточного до западного побережья, «ниссан» остановился перед Лонг-бич, гигантским, длиной тридцать километров, пляжем, который омывают наименее загрязненные воды на планете.
– Место для любителей одиночества, – сказала Кейт.
– Таких мест хватает и на Аляске.
Кейт, босая, зажмурив глаза, приоткрыв рот и раскинув руки, пошла к морю.
– Попробуй, – сказала она, – пройти так на Аляске, и ты умрешь, не пройдя ста метров.
– В Лос-Анджелесе тоже можно так ходить.
Остановилась она, когда почувствовала, что ледяная морская вода обжигает щиколотки, и Брэд обнял ее за плечи.
– Как-то летом дедушка, – сказала она, – повез меня на Лонг-бич посмотреть на китов. И это одно из самых прекрасных моих воспоминаний.
– Твой дедушка жил в Канаде?
– Он здесь прожил последние годы. У него недостало мужества умереть в одиночестве на ледяном припае.
– Значит, его затронуло влияние западной цивилизации?
– Наверное. Дед охотился на белых китов. Он преследовал их в умиаке.
– В чем?
– Это такая большая лодка из кожи. Дедушка Уилли был капитаном умиака и потому имел статус старейшины. К нему приходили за советом, чтобы решить какие-то повседневные проблемы…
– Мне нравится у инуитов то, что у них не было вождя, а только старейшины.
– Дедушка и был таким старейшиной.
– И убивал китов.
– Вот говоришь, а сам не имеешь понятия. Раньше инуиты использовали у китов все. Жир шел в светильники, кости служили остовом дома. А когда советские и японские китобои начали наперегонки уничтожать китов, дедушка стал их ярым защитником. Он спас десятки китов, отрезанных от открытого моря паковым льдом. Наш народ оставлял всем животным шансы на выживание. – Кейт выдохнула: – Душа китов до сих пор живет в нас.
Брэд сзади обнял ее и притянул к себе.
– Слушай море, ветер, природу, что окружает тебя. В них ритм. Воспринимаем мы его или нет, он существует. Когда я сочиняю музыку, я сливаюсь с ним. Я его интерпретирую, я придаю ему звучание. Когда я прекращаю играть, он, возможно, не слышен, но он всегда существует…
– Кстати, каков твой третий сюрприз? – вспомнила Кейт.
– Не шевелись.
Она хотела повернуться к нему.
– Не шевелись, говорят тебе!
Он произнес это тоном приказа. Это было не похоже на него. Он надел ей наушники. Она хотела поднять руку, но он удержал ее. И вдруг она услышала аккорд электрической гитары. А затем голос Брэда:
Кейт зажмурила глаза. По щеке у нее поползла слезинка, но морской ветер осушил ее, и она возвратилась в соленый океан. Когда закончилась песня, которую Брэд сочинил и записал со своей группой в ту ночь, она повернулась спиной к океану, нашла его губы и приникла к ним.
В четыре дня они выехали из Тофино и поехали в Викторию, куда прибыли в одиннадцать вечера и сняли номер в отеле «Мотор Инн». Брэд рухнул на королевскую кровать, мягкую, как водяной матрац. Когда Кейт, завернувшаяся в полотенце, вышла из ванной, он уже давно спал. Она разула его, стянула брюки, укрыла одеялом, оделась и вышла.
Рядышком с мотелем находился паб, где играла группа кантри. Кейт взяла пиво, отшила подпившего типа, которому не хотелось пить в одиночестве, потом записного ходока, обосновавшегося у стойки, коммивояжера, пытающегося изменить жене, распаленную лесбиянку. Отвергнув авансы половины посетителей, она задумалась. Они с Брэдом повели себя как два идиота. Она влюбилась в него, а он в нее. За три дня, что они знакомы, они целовались по-дружески, как коллеги. Если не считать ее сна, который, вполне возможно, вовсе не был сном. Путешествие привело их на остров Ванкувер. Кейт надеялась проехать еще южнее, сесть в Виктории на паром, который переправит их через пролив Хуан-де-Фука в Порт-Анджелес. А там ехать еще вдоль побережья. Туда, где живет Натан Лав.
