Текст книги "История города Рима в Средние века"

Автор книги: Фердинанд Грегоровиус

3. Смуты в Риме. – Борьба Колонн с Орсини. – Иннокентий VII, папа, 1404 г. – Римляне требуют от него отречения от светской власти. – Приезд Владислава в Рим. – Октябрьский статут Рима, 1404 г. – Владислав и обхождение его в Риме. – Возвращение его в Неаполь. – Римляне теснят папу. – Он назначает пятерых римлян кардиналами. – Умерщвление народных делегатов Людовиком Милиорати. – Восстание народа. – Прогнание и бегство папской курии в Витербо. – Анархия в Риме. – Вторжение неаполитанцев в Ватикан. – Борьба народа с ними. – Павел Орсини изгоняет их. – Переговоры с папой. – Иннокентии VII возвращается светским повелителем в Рим, 1406 г. – Он заключает мир с Владиславом. – Кончина его, 1406 г.

Едва охладела жизненная рука Бонифация, как поднялся город для возвращения снова своей свободы. Появились на свет старые партии, гвельфы и гибеллины, Колонна и Орсини; остатки родовой аристократии домогались снова падения демократии. Город покрылся баррикадами. Сенатор Бенте де Бентиволиис и брат умершего папы держались на Капитолии, выдачи которого требовал народ, предводимый Иорданом, Иоанном и Николаем Колонна и Батистом Савелли. Орсини предводительствовали противной партией. Сражались на улицах. На выручку Капитолия явился Франческо Орсини. Колонны разбили его у палаццо Росси и призывали Владислава для поддержки дела народа. Среди этой борьбы партий проследовали кардиналы на конклав. Их было в Риме девять, вне его – три. Прежде всего подписали все они документ, по которому каждый обязался в случае, если избрание падет на него, уладить схизму и самому отречься, как скоро окажется сие нужно. Страх перед приближением Владислава повел к избранию 17 октября, на пятый день, Козимо деи Мильиорати в папы. Начиная с Григория XI он был третий неаполитанец, вступавший на Святой престол, ибо во время схизмы единственную опору находили папы себе в этом королевстве, и этим объясняется вынужденность брать их оттуда. Козимо происходил от одной сульмонской фамилии среднего класса; он был доктором обоих прав, архиепископом равеннским, епископом бодонским и с 1389 г. кардиналом де С.-Кроче; это был человек 65 лет, зрело-опытный во всех делах и миролюбивейшего нрава. Он принял имя Иннокентия VII.

При трудных обстоятельствах вступил в управление новый папа. Город был для него замкнут. Он не владел ничем, кроме Ватикана и замка Ангела, командуемого Антониелло Томачелли, между тем как сенатор держался еще от имени церкви в осажденном Капитолии. Народ отказывал Иннокентию VII в поклонении, если он не откажется от Dominium Temporale, а Владислав шел с воинской ратью на Рим и 19 октября вступил в него через ворота Св. Иоанна. С ликованиями встретил его народ. Под пурпурным балдахином отвели его в Латеран, откуда 21 октября в великолепной процессии проследовал он по Ponte Molle и через ворота замка в Ватикан для приветствования и предложения услуг своих папе.

Тотчас же искусно воспользовался Владислав всеми выгодами своего положения. Счастье и способности сделали его реставратором его династии и возвратили ему влияние, которым пользовались первые Анжу. Он стремился к великим делам; перед ним была раскрыта блестящая будущность; обстоятельства делали его одновременно протектором Рима и церкви. Мудро выступил он между обеими партиями не для созидания прочного строя, а для того, чтобы остаться необходимым для обеих. В городе подготовлял он элементы для своего господства. Тайно подстрекал римлян, открыто же делал перед папой вид, что мирит их с ним. После некоторых переговоров между Иннокентием и народом продиктовал он договор, долженствующий составить основной базис взаимных их отношений. Согласно с ним было постановлено: сенатор будет избираться папой; взамен ставиться будут народом каждые два месяца семь губернаторов городской камеры, приносящих присягу верности папе; наряду с ними избираются им или Владиславом три других официала на ту же должность; этим десятерым поручается, без всякой другой юрисдикции, финансовая администрация Рима. Все магистраты состоят в ведении двух синдиков, избираемых один папой, другой – этими официалами; папская курия и обыватели

Леонины изымаются от юрисдикции городского форума; папа и кардиналы не подлежат обложению налогами; от принадлежащей городу соли получает первый 1000 шеффелей; ни один барон не может быть привлекаем к службе народной более чем с пятью копиями; охрана всех мостов и ворот принадлежит римлянам, за исключением Понте Молле и Леонины; издается амнистия; никто не должен принимать посланцев от лжепапы; народ римский не должен иметь притязаний на Супри и Чивиту Кастеллану; третейский суд по этому вопросу предоставляется королю Владиславу; город имеет попечение о безопасности всех дорог в его области; народу не дозволяется самовластно издавать никаких новых законов; папа удерживает за собой назначение судьи для апелляционных дел с титулом капитана римского народа; Капитолию должна быть возвращена форма общинного дворца и публичного здания суда; король постановит решение относительно того, надлежит ли ему служить местом заседания Десятерых или нет; за соблюдение договора отвечают порукой всем своим достоянием и имуществом по двадцати граждан от каждого из кварталов города, и все Трастевере оберегает оный, оказывая поддержку той из обеих сторон, в отношении которой последовало нарушение со стороны первой. Соглашение это заключено было 27 октября 1404 г. в Ватикане и позднее утверждено народным парламентом. В тот же самый день сдан был Капитолий камерарием папы графу де Тройа, одному из военачальников короля, и последним тотчас же возвращен римскому народу. Таким образом, статут этот возвратил римлянам утраченные ими при Бонифации IX вольности. Десятеро вступили в отправление своей должности, губернаторы заседали снова на Капитолии, как некогда семь реформаторов в эпоху Колы. Папа не назначил, впрочем, нового сенатора, а в должности остался Венте де Бентиволиис.

Уже ранее сего Владислав заставил притесненного папу хорошо заплатить себе за услуги, ибо папа назначил его на пять лет ректором Кампаньи и Маритимы; великая привилегия, ибо тем вложен был в руки королю ключ от Рима. Много дней пробыл он гостем в Ватикане. 4 ноября ради выказания царственной пышности совершил он торжественный въезд через Porta del Popolo вдоль Via Lata через квартал Колонн и по улице Башня Конти проследовал в Латеран. Народ славословил его, как Цезаря; у дома Галеотто Норманни возвел он этого аристократа в рыцари, и тот стал с тех пор весьма знаменательно именоваться «кавалером свободы».

Тогда же 5 ноября выступил Владислав с войсками своими в Неаполь. То, чего он хотел, – прочное влияние в Риме, было им достигнуто; сверх того Иннокентий VII принужден был обязаться не завершать унии церкви ранее всеобщего признания Владислава королем неаполитанским – условие, явно обнаружившее слабость папы и долженствовавшее весьма затруднить великое дело мира. Не ранее как по отъезде короля состоялась 11 ноября коронация Иннокентия VII у Св. Петра, после которой последовал поезд его для занятия Латерана.

Добытая вновь свобода разожгла еще раз страсти римлян, и они не стали более придерживаться октябрьского статута. Десятеро преобразились, за исключением избранных папой, в септемвиров, присвоили себе титул губернаторов свободы римской республики и стали править самовластно, как некогда реформаторы и бандерезии. Слабость папы делала их все наглее и требования их вызывающими, Сам он был втиснут в один лишь печальный квартал Леополя, и здесь охраняло его лишь оружие кондотьера Мустарды, под начальством которого служил брат папы Людовик Мильиорати. Неаполитанские войска стояли в Кампанье, откуда поддерживали сношения с Римом. Сами римляне выступили 15 марта 1405 г. под начальством Иоанна и Николая Колонн против Молары, замка Анибальди в латинских горах. Папа отправил вслед им посредником приора иоаннитов Св. Марии на Авентине, и с Анибальди заключен был мир. Но 25 марта по возвращении войска септемвиры приказали схватить этого приора и без процесса обезглавить в Капитолии. Это насилие возмутило Иннокентия. Он стал угрожать покинуть Рим и избрать резиденциею Витербо, и это произвело действие, ибо 10 мая явились септемвиры, предводимые главой своим Лаврентием де Макаранис в одежде кающихся, с горящими свечами в руках к папе, который их и простил. Последовало, казалось, примирение; 15 мая утвердили губернаторы октябрьский договор, но подписали его в качестве семи правителей свободы римской республики, откуда явствует, что Иннокентий вынужден был согласиться на это отступление от его статута. Этим временем пронесся слух, будто папа призвал на защиту свою Павла Орсини, прославившегося уже кондотьера, состоявшего на службе в Болонье. Народ потребовал, чтобы капитан этот не смел являться в сезон жатвы в Рим, и Иннокентий дал согласие и на это. Со времени вступления на престол он был мучим всевозможными просьбами со стороны римлян; каждый требовал для своих родственников пурпур или иных почестей и приходов. Для умиротворения крикунов произвел Иннокентий 12 июня в кардиналы пятерых римлян: Иордани Орсини, Антонио Кальви, Антонио де Аркионибус, Пиетро Стефанески Анибальди и Оддо Колонну. Несмотря на это, неурядицы продолжались; положение папы было невыносимо.

Два выдающихся человека, оба историки той эпохи, состояли в то время секретарями на папской службе; это были Теодорих Нимский и Леонардо Бруно Ареццкий; они изобразили живыми красками тогдашнее состояние Рима. Оба произнесли приговор, что римляне злоупотребили воссозданной своей свободой и далеко перешли пределы заключенного при посредничестве Владислава договора. Из аристократии, так говорит Аретин, были в то время всемогущи Колонна и Савелли, старые гибеллины; наоборот, Орсини придавлены и подозреваемы, как приверженцы папы; курия была полна комплектом и богата; кардиналов было много и с сильным весом; папа в Ватикане, податливый и мягкий, жаждал мира, но Рим находился в беспрерывном волнении, методически растравляемом кознями Владислава. Король, льстясь на синьорию Рима, подкупил многих граждан из числа Кавалеротти; вследствие этого народ презирал их и прозвал «пенсионерами». Несчастный папа был неотступно осаждаем требованиями. «Разве недовольно я надавал вам, – так однажды сказал Иннокентий делегатам римлян. – Не хотите ли вы сорвать с меня и эту мантию?»

Поводом к ссоре было занятие Понте Молле, принадлежавшее по договору папе. В нем стоял папский гарнизон для преграждения римлянам доступа к Ватикану с этой стороны, между тем как замок Ангела прикрывал его со стороны города. Римляне требовали выдачи моста под предлогом опасений наступления со стороны Владислава. 2 августа произвели они там ночное нападение и были отброшены. Шумно двинулись они на Капитолий; гудел набатный колокол; ринулись против замка Ангела, но папские войска выдержали натиск, и возведены были шанцы.

В следующие дни повелись переговоры. Папа согласился на разломание мильвийского моста посередине и на сделание его через это негодным к употреблению. Затем, 6 августа, отправились 14 влиятельных депутатов народа к нему в Ватикан. Граждане эти держали речь надменно и запальчиво; они порицали папу за бездействие относительно улажения схизмы. Переговоры оказались бесплодны. Депутаты сели на коней для возвращения в город; но у С.-Спирито напал на них племянник папы. Пылкий этот человек ожесточен был нескончаемыми терзаниями своего дяди и пришел в бешенство от долго сдерживаемой жажды мщения. Он захватил одиннадцать из этих посланцев, велел стащить их в госпиталь С.-Спирито, осыпал их глумлениями, убил их одного за другим и приказал вышвырнуть убитых из окна на улицу. В числе оных находились два губернатора римской республики, многие капитаны кварталов, все высокочтимые в народе, некоторые дознанно-умеренного образа мыслей. Беззаконие непота обливает ужасным светом варварское одичание в тогдашнем Риме; в продолжение долгого времени анналы города не являли ничего подобного.

Когда разнеслась весть об умерщвлении послов народа племянником папы, когда увидели окровавленные тела их лежащими на уличной мостовой, то с несказанными воплями ярости поднялся весь Рим. Сколько ни находилось куриалов в городе, все подверглись поруганиям и заключению в темницы; палаццо кардиналов преданы были пламени; били набат; возбуждение народа было неописуемое. Папа, невиновный в злодеянии племянника, чувствовал, однако, тяготение оного над своей головой и обезумел от ужаса. Один лишь замок Ангела и гарнизон в Борго могли защитить его от моментальной гибели. Он не мог придумать, что делать; придворные его трепетали. Правда, замок устоял против народа, но комендант его, Антонио Томачелли, был ненадежен. Борго, правда, мог в течение некоторого времени продержаться, но леонинские стены кое-где по местам развалились, жизненные припасы были скудны, и ежеминутно могли явиться перед Римом неаполитанцы и Колонны. Советовали бежать. Под ночь 6 августа папа двинулся в путь со своим виновным племянником, со своим двором и кардиналами. Замечалось сходство с отступлением после проигранной битвы; впереди рейтарство, затем обоз, потом папа с духовными, рейтарство же замыкало поезд. Бегство было весьма поспешное. Привал сделан был в Чезано, за 20 миль от Рима, на via Cassia, затем двинулись на Сутри, имея позади себя разъяренных, по пятам преследующих римлян. Страх, жара и напряжение убили 30 душ из свиты папы, брошенных на дороге. Пред глазами его заколот был один придворный и убит аббат монастыря Св. Петра Перуджийского. После беспредельных мук достигли спасшиеся надежного Витербо. Едва успел уехать папа, как обрушился народ на Борго и Ватикан. Пощаженное им разграбил на другой день Иоанн Колонна. Папский архив был опустошен; многие исторические грамоты нашли свою гибель. В самом городе истреблены были гербы папы. Толковали о низвержении его и смеясь называли Иоанна Колонну, бывшего теперь повелителем в Ватикане, Иоанном XXIII. Колонны встретили, однако, оппозицию в демократах и поспешили призвать короля неаполитанского, которому и без того одна партия намеревалась дать синьорию города. 20 августа вступил в Борго во главе 3000 рейтаров граф де Тройа с Ричардом де Сангвинеис, Джентиле де Монтерано и двумя губернаторами. Изменнический план магнатов разрушен был патриотическим гражданством, хотевшим свободы, но не деспотии Владислава. Граф отброшен был с моста Ангела в Борго и встретил мужественный отпор. Баррикады преграждали неаполитанцам доступ в город, и хотя замок и объявил себя за Владислава и обстреливал город, тем не менее граждане держались с достохвальной храбростью. Они осадили неаполитанофильствующих губернаторов на Капитолии, сдавшемся 23 августа. Народ разнес тамошнюю крепость и поставил регентами трех «добрых мужей». Отпущены были на волю многие заключенные прелаты. Это показало, что существовало убеждение в невиновности папы. Настроение повернулось в его пользу; делегаты от народа поехали в Витербо и требовали помощи против Владислава и баронов. 26 августа прибыли с папским войском Павел Орсини и Мустарда. Между тем как граф де Тройа отвлечен был в Кампанью, тщетно старался Иоанн Колонна удержать Борго. На лугах Нерона был он разбит и обращен в бегство, и Павел Орсини вступил именем папы в Ватикан. Итак, замыслы честолюбивого Владислава неожиданно вернули Иннокентию VII владычество в Риме. Двое кардиналов, по рождению римляне, Оддо Колонна и Петр Стефанески, воздали ему теперь за свое собственное возведение наиревностнейшими услугами; они явились посредниками мира. Римляне изъявили готовность снова принять Иннокентия. 30 октября назначил он сенатором Иоанна Франциска де Панциатицис Пистойского, и тот 11 ноября спокойно воссел на Капитолии. В январе 1406 г. пришел парламент к единогласному решению предоставить полное dominium папе. Среди бурных радостных кликов приведен был викарий его на Капитолий. Девятнадцать граждан поднесли в Витербо печать и ключи от города Иннокентию, и с радостным изумлением папа признал беспримерность в истории пап столь великой угодливости со стороны римлян. «Никогда не стремился я к этим мирским делам, – так сказал он, – но готов принять бремя господства, папское право, ныне же добровольный и почетный дар римлян». Поворот обстоятельств поистине был изумителен; злодеяние и его возмездие, постыдное изгнание всей курии имели последствием владычество в наиполнейшем объеме папы над Римом. Капитолий, все крепости, ворота и мосты в городе и области сданы были папскому викарию. 13 марта совершился въезд Иннокентия в Ватикан через Porta Portese по Трастевере, ибо другой вход в Борго вследствие враждебного замка Ангела был невозможен. Куриалы его содрогались при мысли о поездке к оскорбившим их столь сильно римлянам. Но непот, кровавое преступление которого произвело революцию, спокойно вернулся с дядей. Никакой судья его не наказывал, папа лишь подверг его духовному покаянию, а затем возвел в маркграфы анконские и в синьора де Фермо. Людовик Мильорати не опускал даже взоров перед римлянами, но надменно и уверенно въехал на коне в Ватикан. Как будто ничего не произошло, был он как до, так и после предметом уважения и страха. Напрасно станем мы искать в историях всех времен пример, который равно омерзительно и отталкивающе изображал бы низкую степень морали, до которой способно опуститься человеческое общество. С этого времени повел осаду замка Ангела, наряду с Павлом Орсини, непот, вместе с тем повелась война против неаполитанской партии внутри области; взяты были штурмом Кастель Джубилео и Кастель Арчионе под Тиволи. Колонны, Савелли, Анибальди, Поли, Иаков Орсини, Конрадин Антиохийский, которого гогенштауфский род еще существовал, и все почти бароны страны держали сторону Владислава, от которого ждали реставрации в Риме и ленов. Храбро держались они в своих замках, не заботясь об объявлениях вне закона со стороны папы, низложившего самого могущественного Владислава. Король, отнюдь не бесчувственный к громам отлучения, могшим подвергнуть опасности его не вполне еще окрепшую корону, поспешил примириться с папой. Заключено было перемирие. Павел Орсини и Людовик Милиорати поехали в Неаполь и 6 августа привезли мирный договор обратно в Рим. Владислав, водворенный вновь во всех своих правах, принял на себя защиту церкви, как ее defensor, conservator и знаменосец. С отвращением лишь можно читать льстивые титулы, которыми осыпал папа государя, которого перед тем сам проклинал, как сына тьмы. Могли ли иметь религиозную силу анафемы и власть папы вязать и решать, коль скоро торжественное церковное проклятие в одно мгновение ока превращалось в столь же торжественное благословение? Руководила ли карающим приговором папы строгая христианская мораль? Или не была ли то одна политика, вращавшая решения эти туда и сюда по ветру, как флюгер?

9 августа, согласно договору, сдан был замок Ангела папе, и так Иннокентий VII мог мирно именовать себя государем римским. Сенатором сделал он Пьера Франческо де Бранкалеоне де Кастель Дуранте. Покорность римлян наградил он возобновлением упадшего их университета. Вскоре за тем, 6 ноября 1406 г., он скончался. Человек без разума и без энергии, прославляемый современниками за миролюбие и бескорыстность, вполне беспечный относительно схизмы и духовного своего долга. Немногие папы умирали столь спокойной смертью.

Глава V
1. Григорий XII, папа, 1406 г. – Переговоры об унии. – Испорченность церкви. – Решение о конгрессе в Савоне. – Николай де Клеманж. – Препятствия к унии. – Колонны вторгаются в Рим. – Павел Орсини выгоняет их. – Он становится могуществен в городе. – Отъезд Григория XII в Сиену. – Владислав идет на Рим. – Тамошнее состояние дел. – Вступление Владислава в Рим, 1408 г. – Он покоряет провинции церкви и правит как государь в Риме

Смерть папы во время схизмы являлась наиблагоприятнейшим поводом к ее улажению, ибо весь вопрос заключался в том, чтобы воздержаться от новых выборов и тем засвидетельствовать о серьезном желании мира, по крайней мере в одном лагере.

14 римских кардиналов действительно находились в сомнении, давать или нет преемника Иннокентию VII. Но эгоизм и боязнь революции привели их 18 ноября на конклав, дабы не оставлять римскую церковь без видимого главы. При этом подписали они торжественную декларацию о готовности каждого из них в бытность его папой вести переговоры об унии и в видах достижения оной сложить с себя тиару; они объявили вообще, что избирают нового папу в тех лишь видах, дабы он являлся прокуратором унии. Равно должен был избранник обязаться не назначать никаких новых кардиналов.

Выбор пал 30 ноября на кардинала Св. Марко, венецианца Анджело Коррера, 6 декабря 1406 г. вступившего на Святой престол. Григорий XII немедленно утвердил этот декрет, объявил на первой же консистории о намерении добросовестно придерживаться своей присяги и выказал готовность к унии. «Я полечу навстречу унии, – так свидетельствовал он, – коли морем, то в рыбачьем челне даже, коли на суше, то даже со странническим посохом». Так говорил 80-летний старец, избранный по всем вероятиям кардиналами в тех лишь видах, что, по человеческим соображениям, честолюбие способно в виду могилы преображаться в самоотречение. Они заблуждались; одна минута дрожащей власти имеет в глазах пурпуроносных старцев столько еще драгоценностей, что усталое их самообожание обретает юношескую силу. Григорий XII отправил к противнику своему Леонарда Аретинуса с письмом, которым приглашал его к совместному отречению, и испанец Петр де Луна отвечал в том же духе. Гонцы летали взад и вперед для устройства свидания. Христианство требовало все с большей настойчивостью собора. С авиньонской эпохи с каждым годом впадала церковь в большее и большее развращение. Аннаты, десятины, резервации, индульгенции и дисиенсации истощили систематическим грабежом весь Запад. Духовные должности составляли повсюду предмет торговли; прелаты массами набирали приходы, не заглядывая в духовные свои резиденции. Властелином церкви был Симон Волхв, а апостолическая камера подобна Харибде. При схизме зло это разрослось до чудовищности. Во всех странах ратовали благородные люди против мерзостного этого состояния и требовали реформы. Нигде не нашли эти жалобы лучшего выражения, как в сочинении Николая де Клеманж, ректора Парижской академии и долголетнего секретаря при авиньонском дворе. Около 1393 г. написал он свой трактат «О разорении церкви или о поврежденном ее состоянии». В нем пересчитывал он все разъедавшие ее язвы и возводил их к их первоисточнику – мирской алчности пап и клира. Настаивая на реформе, изрек он знаменательные слова: «Сперва предстоит церкви быть униженной, затем воспрянуть». Само папство поколеблено было во всех коренных его устоях; оно поплатилось иерархическим своим могуществом, престижем всесветной своей юрисдикции, повелевающим народами положением. Оно расплавилось, как империя, и распалось даже на две половины, из которых каждая обязана была раздельным существованием своим лишь покровительству сильных монархов. Великое папство Гильдебранда и Иннокентия сделалось теперь по всему свету предметом критических изысканий. Короли, парламенты, синоды, университеты, народное мнение воздвиглись теперь в равное число трибуналов, подвергающих расследованию в лице враждующих пап сам сан папы, а в лице враждующих кардиналов – права самой священной коллегии. Декреталии, основные законы пап, подверглись уничтожению, и из критического этого процесса выдвинулось снова то мощное гибеллинское или монархическое право, которое присвоило высшей светской власти – императору – компетенцию судить собором и низлагать папу.

Под давлением воли Франции заключили оба папы, Бенедикт XIII и Григорий VII, марсельский договор, по которому обязались устроить в сентябре 1408 г. в Савоне, под Генуей, конгресс; но оба мистифицировали намерениями, которых вовсе не имели. Григорий, старый и слабый, доминируем был своими непотами, с которыми в детском обжорстве проводил дни и расточал вымогаемые им под покровом унии десятины. Помимо сего, ставил препоны и Владислав; все выгоды короля неаполитанского зиждились на продолжении схизмы; тогда как уния и, что было весьма возможно, французский папа могли лишить его не только протектората Рима, но и короны, ибо Людовик Анжуйский сохранял еще на нее свои притязания под покровительством могущественного своего родственника, короля французского. И вот когда стало походить на то, что состоится конгресс об унии, Владислав начертал план его расстроить путем завладения одним ударом Римом. Здесь народ признал суверенитет нового папы и получил в сенаторы от него Иоанна де Цимис из Чинголи. Он не был поэтому расположен в пользу короля, но многие бароны желали его.

По наущению Владислава оба Колонны с прочими аристократами и неаполитанскими войсками ворвались ночью 17 июня 1407 г. в город через пролом стены в воротах С.-Лоренцо. Григорий XII тотчас бежал в замок Ангела. Однако замысел заговорщиков не удался, ибо Павел Орсини, кондотьер папы, подоспел на следующее утро от Кастель-Вальха, вступил в Ватикан, соединился с Коррерами, непотами папы, и поспешил встретить врагов у Porto S. Lorenzo. Иоанн и Николай Колонны, Антонио Савелли, Иаков Орсини, Конрадин Антиохийский попали в руки победителя. Рим осветился в знак радости огнями. Колонны откупились от Орсини, но менее привилегированные бароны на Капитолии подверглись смертной казни. В числе казненных были Галеотт Норманни, «кавалер свободы», Ричард Сангвиньи и Конрадин Антиохийский, отрасль Гогенштауфенов и носитель имени, оказавшегося роковым и для него самого.

Теодорих Ним утверждал, будто Григорий VII посвящен был в план Владислава и преднамеренно бежал в замок Ангела, чтобы для вида явиться там осажденным и тем воздержаться от путешествия на конгресс унии. Буде Григорий действительно имел лицемерный этот замысел, то таковой был разрушен поведением римлян и самостоятельной волей Павла Орсини. Возникшая между папой и храбрым этим воином, его избавителем, разладица могла бы подтверждать справедливость мнения Теодориха, но объясняется другими причинами. Со времени своей победы Павел Орсини был могущественнейшим лицом в Риме. Григорий нанял его в качестве военного капитана церковной области и предоставил ему доходы с Романьи и прочих провинций. В награду отдал он ему викариатство Нарни, но деньгами не дал ничего. Он сам был вынужден заложить у флорентийских менял драгоценную папскую свою корону, постыдный акт, могущий вообще служить символом унижения тогдашнего папства. Павел Орсини страшил Григория своими требованиями, а еще более возрастающим своим влиянием. Богатый военачальник из знатнейшего гвельфского дома в городе был теперь вторым Рицимером в Риме. Это побудило Григория покинуть город. Папа уступил предводителю банды. Генеральным викарием своим назначил он уважаемого кардинала Петра Стефанески де С.-Анжело и отправился 9 августа 1407 г. со своими в Витербо, с тем чтобы проследовать оттуда далее (как он, по крайней мере, делал вид) на конгресс в Савону.

Отъезд Григория состоялся прямо наперекор воле римлян, боявшихся тирании могущественного Орсини или же предвидевших неминуемые смуты, в которые должно было их вовлечь честолюбие короля Владислава. Павел оставлен был, впрочем, с несколькими тысячами рейтаров в качестве верховного главнокомандующего церкви и защитника города, между тем как магистраты Капитолия повиновались кардиналу Петру; в руки последнего сложил сенатор Иоанн де Цимис свой должностной жезл, а три консерватора правили сенатом.

Из Витербо в сентябре переехал Григорий XII с восемью кардиналами в Сиену, где его встретили послы Франции и другого папы. Савона казалась ему теперь ненадежной, он требовал для конгресса другого места; бесполезно, ибо с обеих сторон происходили лицемерные переговоры, и алчные непоты Григория достигли своего умысла – затянуть раскол. Пользуясь теперь дальностью папы, поспешил властолюбивый Владислав извлечь из этого выгоды. Церковная область имела вид выморочного имущества; и не представлялось ли вообще для короля неаполитанского неотразимым искушением объявить вообще Dominiun Теrrporale упраздненным и вместо папы сделаться в ней властелином? Владислав задался, таким образом, идеей завоевать Рим. В нем повержено было все в ужас и в распадение. 1 января обложил кардинал-легат налогом в 30 000 гульденов клир города; последний собрался в монастыре делла Роза и порешил не производить никаких платежей, не звонить более в колокола, не служить более обеден. Магистраты ввергли тогда в тюрьму многих духовных, а прочие покорились силе. Массивные статуи святых и сосуды отданы были в плавку; так повелел папа. Открылся голод, устраивать стали процессии, показывали народу платье св. Вероники; но хлеба не было. Римляне стали волноваться. Возвышение податей ожесточило их, грабежи производились на всех улицах, партия из ста пилигримов убита была наемниками Павла Орсини, некоторые римляне желали теперь Владислава, надеясь иметь через него порядок и изобилие. Король с сильным войском двинулся в путь. При таких обстоятельствах кардинал-легат счел целесообразным возвратить снова народу прежнюю его власть. 11 апреля восстановил он снова правление бандерези, снял с них в Ватикане присягу верности и роздал знамена. Народный магистрат тотчас же при звуке труб совершил въезд на Капитолий, на ступенях которого почтительно был приветствуем всеми капитанами кварталов. Так восстановлено было в последний раз демократическое правление в Риме; при всем том оно было одной лишь бессильной руиной, ибо сам народ, расшатанный во всех своих элементах, убедился скоро в неспособности своей сохранять обладание свободой. Через несколько дней после того появился перед стенами Рима король с 12 000 рейтаров и многочисленной пехотой, причем галеры его стали в устье Тибра. 16 апреля стал он перед Остией. Крепостью командовал от имени церкви римский капитан Павел Баттиста ди Джовио; плохо снабженная продовольствием капитулировала она 18-го, 20-го расположился король станом поблизости Св. Павла. С ним находились выдающиеся капитаны: граф де Тройа, граф де Каррара, Джентиле де Монтерано, оба Колонны, Баттиста Савелли и Людовик Милиорати, который, будучи изгнан Григорием XII из мархии Анконы, завладел Асколи и Фермо и отдал их Владиславу, на службу к которому тогда же и вступил. Король приказал, как некогда Тотила, навести понтонный мост на Тибре. Павел Орсини засел в Риме с 1400 лошадей и пехоты; городская стена укреплена была рвами и засеками, над чем вскоре по отъезде папы должны были работать толпы поселян; удачная оборона была не невозможна, ибо зачастую победоносно преодолеваемы были римлянами и несравненно большие атаки. Но падение Остии затормозило подвоз; скудость, раздоры и измена подтачивали всякую энергию, и быстрое завоевание Рима Владиславом явилось ясным как день доказательством, что римская республика отжила свой век. В начале XV века не действовал более в Риме ни один из тех трех принципов, взаимной борьбой которых держалась столь долго великая партийная жизнь. Все распалось, аристократия и гражданство; муниципальный дух, цезаризм и папизм. Из-за раскола опустился сам Рим на низкую степень провинциального города и мог вследствие этого сделаться добычей первого всякого завоевателя, не вызвав даже своим падением заметного изменения в свете. Одно уже это отсутствие самоуважения вполне объясняет полную его несостоятельность к обороне. Сверх того она была вверена ненадежным рукам военачальника банды, готового продаться дающему наивысшую цену. Павел Орсини завел переговоры с Владиславом, предложившим ему за сдачу Рима золото и почести. Узнав про это, римляне его заклеймили названием изменника отечества, но сами поспешили удалить от себя гибель. Послы от народа явились в лагерь короля, и 21 апреля заключен был следующий договор: все крепости и Капитолий имеют быть сданы Владиславу, народное правительство слагает власть в его руки. Бандерези немедленно отреклись, назначенный королем сенатор Ианнотус Торти занял Капитолий, а неаполитанское войско с музыкой вступило в город.