Текст книги "История города Рима в Средние века"

Автор книги: Фердинанд Грегоровиус

14 октября тронулся он, наконец, из Витербо под эскортом маркграфа Николая д'Эсте, которого поджидал. После трехдневного перехода папский поезд достиг Рима. Это было утром 16 октября, в субботу. Когда Петрарка убеждал Урбана V к возвращению домой, то сказал, что сами ангелы встретят его у ворот Рима. Но если бы небесные духи и прилетели для присутствования при торжественном въезде Урбана, то тотчас бы и удалились благодаря воинственному грохоту литавр и труб и зрелищу длинных рядов закованных в латы рейтаров. Наместник Христов въезжал в город как собравшийся на бой и войну военачальник или как король-завоеватель – во главе целой армии. Не беремся изображать чувства, преисполнившие душу Урбана, когда вырос перед ним маститый веками собор Св. Петра, когда узрел он стены, башни, руины Вечного города. Навстречу ему устремились народ римский, магистраты, клир, дабы пальмами, цветами и знаменами, пением священных гимнов приветствовать вернувшегося наконец супруга искручинившегося Рима. Граф Амадей Савойский, Николай д'Эсте, Рудольф де Камерино, Малатесты, бесчисленное число баронов и рыцарей, хоругви многих городов сопровождали, открывали и замыкали с двумя тысячами рейтарами и с большим числом пехоты духовный кортеж. Папа ехал на белом иноходце, которого поводья держали итальянские князья, над головой же его держал синьор Камерино развернутое знамя церкви. При нем находились одиннадцать кардиналов, в большинстве мрачно и подозрительно озиравшихся вокруг. Более 2000 епископов, аббатов, приоров, клириков всех степеней предшествовали или следовали за ним. Казалось, что после долгого пленения папа вел обратно к Св. Петру христианский клир. Вступили в святой собор. С молитвой повергся Урбан у мощей апостола и занял затем место на кафедре, на которой в течение 63 лет не восседал ни один папа. Он въехал в Ватикан. Дворец этот скудно был реставрирован для приема его; он, как Св. Петр, как весь Рим, представлял картину безотрадного упадка.

Глава II
1. Петрарка приветствует Урбана V. – Франция и Италия. – Состояние Рима в эту эпоху. – Урбан упраздняет правление бандерези и ставит консерваторов. – Приезд в Италии» Карла IV. – Въезд его и папы в Рим. – Постыдный выезд императора из Италии. – Перуджия непокорна папе. – Император византийский в Риме. – Урбан возвещает свое решение возвратиться в Авиньон. – Пораженность римлян. – Святая Бригитта в Риме. – Аттестация папы о добром поведении римлян. – Посадка на суда в Корнето. – Кончина Урбана в Авиньоне, 1370 г.

Возвращение папы в Рим явилось в глазах тогдашнего мира великим событием и религиозным делом. «Когда вышел Израиль из Египта, дом Иакова – и. ч чужого народа», – так начинал 114-м псалмом поздравления свои Петрарка к Урбану, только теперь ставшему наместником Христовым и преемником св. Петра и в один день загладившему грехи пяти предшественников и 60 лет. Пламенный итальянец еще раз принял защиту своего отечества. Он говорил, что хотеть вообще сравнивать Францию и Италию – ребячество, ибо все дивное, чем обладает мир, искусство и науки, – изобретение итальянцев; величайшие поэты, ораторы, философы и отцы церкви – происхождения латинского, и как цезаризм, так и папство происходят от латинского корня. В то время французы уже называли Италию страной мертвых; но при всем том, если Петрарке с болью и приходилось сожалеть, что войнами и долгим отсутствием императоров и пап Рим обращен был в руину, то с гордостью мог он указывать на морское владычество современной ему Италии и на цветущую силу Флоренции, Болоньи, Венеции и Генуи. Теперь он убеждал папу, прекраснейшее, что, по выражению Вергилия, когда-либо освещаемо было солнцем, – восставить из упадка, населить, сделаться восстановителем города и водворить в нем также к прежние достопочтенные нравы.

Поэты той эпохи изображали Рим в образе горестно стенящей во прахе и пепле вдовицы, Урбану же V одичавший дух города представлялся, быть может, в еще несравненно мрачнейшем виде. Когда он из пустынного Ватикана бросал взор на Рим, даже когда в процессии проследовал через этот город, то с ужасом должен был от него отшатываться и подтверждать ненавидящие отзывы своих придворных. Рим времен Урбана V мог быть уподоблен тому, каким был город во времена Григория Великою или же являл даже erne более неприветный облик. Ибо к руинам древности присоединились и христианские, к разрушенным храмам – разрушенные церкви. Св. Петр находился в запустении, Св. Павел целые годы уже лежал на земле; Латеран снова истреблен был в 1360 г. пожаром. Почти все базилики и монастыри сгнили и обитаемы были немногими лишь духовными. Болота и мусор безобразили площади и улицы, в которых растрескавшиеся башни, сожженные дома и всякого рода опустошения являли ужасающую хронику всех войн, перенесенных в XIV веке городом. Несомненно, что в том же веке иные знаменитые города имели такой же вид. Изображение Петрарки состояния Болоньи после мира с Бернабо или Парижа, по возвращении из английского плена короля Иоанна, являет столь мрачную картину запустения, какую только когда-либо мог представлять Рим. Но Рим был столицей мира, величие же древности представляло беспрерывно масштабы, по которым приходилось измерять бедственность настоящего. Когда с роскошными своими придворными двигался папа по узким и сырым закоулкам, то мертвая тишина города наводила па него страх, а еще более того – вид народа, наружность и манеры которого свидетельствовали о моральном одичании и о нищенской бедности. Некогда столь многочисленное духовенство исчезло, некогда столь блистательная аристократия – также. Бароны обитали теперь, по большей части, в Кампанских своих замках; Колонны жили в Палестрине, Генаццано, Палеано и Олевано; Анибальди – в Каве и Моляре, Конти – в Вальмонтоне, Орсини – в Марино, Гаэтани в Сермонете и Фунди, Савелли – в Альбано и Аричии. Долгое отсутствие курии явилось неопровержимо сильнейшей из всех причин, поведших к столь глубокому упадку Рима. Следует, однако, опровергнуть преувеличения, сделанные относительно состояния города позднейшими историками. Ни население Рима не падало до 17 000 человек, ни народ римский, как ни подавлен должен был быть усобицами, кровавой местью и бедностью, не опускался до такой степени, чтобы уподобляться бесправной орде. Город по-прежнему все еще составлял республику, оказывавшуюся в силах вооружать собственное войско и воевать с городами и власть которой признаваема была до самых границ прежнего римского дукатства. Строй ее при реформаторах и хоругвеносцах оказался даже вполне целесообразен, одолел аристократию и положил препоны фамильным войнам. Малая сила римлян и ничтожество политических их тенденций возбуждали, правда, иронию флорентийских историографов, но народоправное правление, которое себе дал и долгие годы удержал город, явилось доказательством, что он сохранил еще способность к самостоятельной политической жизни.

Возвратившемуся папе римляне преподнесли синьорию, а он им дал в сенаторы рыцаря Блазиуса Фернанди де Бельвизио. Перенеся резиденцию свою снова в Рим, папа изменил и устройство города. Наградой папе за возвращение явилось пожертвование вольностями народа. Он упразднил Семерых и бандерези и поставил, наряду с чужеземным сенатором, 3 консерваторов городской камеры, то есть городской совет с судебными и административными функциями, которого должность существует поныне. Ввиду того что власть аристократии была сломлена, надлежало теперь устранить и одинаково опасное народное управление и создать беспристрастную магистратуру. Измученный народ покорился, политические его тенденции начинали замирать. Высшая магистратура Рима состояла отныне из сенатора и консерваторов; но при всех важных вопросах признаваемы были 13 капитанов кварталов и консулы цехов. Грамоты того времени свидетельствуют, что Урбан V тотчас по своем прибытии стал истинным повелителем города, замещал всех высших чиновников в городе и издавал законы по заведованию юстицией, озабочиваясь в то же время водворением мира в Кампаньи. Зиму провел он в Риме, где предпринял возобновление церквей. В марте 1368 г. принял посещение королевы Иоанны Неаполитанской. Приехал и король кипрский. В мае переехал Урбан ради более здорового воздуха в Монтефиасконе. Он ожидал там императора, намеревавшегося, согласно своему обещанию, приступить теперь к поездке в Рим. Ранее выезда из Германии подтвердил Карл IV 11 апреля 1368 г. в Вене, по требованию папы, все права церкви буквально согласно тексту диплома Генриха VII; дабы не учинились какие-либо для церкви ущербы от происшедших в Италии нововведений во время продолжительного отсутствия пап следствием возмущения городов и тиранов; и таким образом, папа считал за нужное в эпоху даже глубочайшего бессилия империи придать новосформировавшейся церковной области санкцию от высшей светской власти. Прибытие императора являлось теперь желательным для Урбана V, ибо тот должен был стать во главе великой лиги, имевшей целью побороть вновь отлученного Бернабо. Войска этой лиги примкнули к Карловым по прибытии его в начале мая 1368 г. в Италию, но ожидаемые военные действия не состоялись и на сей раз. Император охотно склонился на подкуп со стороны Висконти золотом; после потерянного в бездействии времени переправился он через Модену и Болонью в Лукку, Пизу и Сиену и повсюду наполнял казну свою золотом. Папу настиг он 17 октября в Витербо. Здесь пробыл он много дней и затем авангардом поехал в Рим. Последовавшего за ним с 2000 рейтарами Урбана встретил он 21 октября у церкви S.-Maria Maddalena на Монте Марио и проводил его к Св. Петру, идя с графом Савойским смиренно пешком и держа под уздцы иноходца.

Полтораста уже лет невиданное более зрелище императора и папы, совершавших в мирном согласии въезд в Рим, не возбуждало более людского энтузиазма, ибо что был в эту эпоху император. Карл IV служил за диакона при мессе у Св. Петра 1 ноября во время коронования папой Елизаветы, дочери Богислава Померанского и четвертой супруги императора. Он совершил посвящение в рыцари у алтаря Св. Петра, равно и императрицы на мосту Ангела, во время шествования ее под короной через Рим. В своем богемском королевстве могущественный монарх и превосходный правитель Карл IV в Италии сделался почти презираемым. По отбытии из Рима в январе 1369 г. подвергся он в Сиене во дворце осаждению народом и постыдно был изгнан. Он продал свой позор за 15 000 гульденов золотом и поехал в Лукку. Как некий предводитель банды, но не пользуясь уважением, равным Гоквудову, дал он Пизе и Флоренции откупить себя за пару тысяч гульденов, которые, смеясь простодушию итальянцев, спокойно положил в карман. Папу обманул он с таким же спокойствием; в качестве главы лиги благоразумно не предпринял он против Висконти ничего; династы эти добились, наоборот, 13 февраля выгодного мира. Итак, в июне Карл IV вернулся в Германию с наполненным кошельком, презираемый всей Италией, вернулся самым неимператорским образом, как не возвращался ни один из отправлявшихся в Рим императоров, но зато показал себя разумным человеком. Как ни глубоко пал престиж императорского величества, но и престиж папства не более возрос, невзирая на то, что политический упадок итальянских сил принес ему минутную выгоду. Города в церковной области принимали без сопротивления ставимых папой магистратов. Упорствовала еще одна лишь Перуджия. Город этот, раздраженный за Ассизи и другие места, отнятые у него Альборноцом, с изумительным мужеством поднял оружие против возвратившегося папы. Урбан повелел объявить 8 августа 1369 г. против перуджинцев процессы и в тот же день переехал из Монтефиасконе в Витербо; банда Гоквуда, нанятая Перуджией, производила набеги до самых ворот этого города.

В Риме ожидал папу триумф по возвращении его 13 октября в Ватикан. Иоанн Палеолог, восточный император, явился просителем, моля о помощи против все сильнее напирающих турок. По нужде отрекся он во дворце Santo Spirito от своей веры, и затем 21 октября принял его Урбан на ступенях у Св. Петра. В тот же самый день, в который за год перед тем провожал его в собор апостола император Запада, вступил с ним теперь в святую эту базилику император Востока; в присутствии его служил папа обедню. Так в течение годового промежутка видел Урбан обоих императоров у ног своих; но монархи эти, когда-то владыки мира, к половине XIV века были лишь бессильными призраками: один – преемник Карла Великого – был лишь терпимым гостем в Риме, другой – преемник Юстиниана – лишь докучливым нищим Запада.

Извлеченные отсюда Урбаном в Италии успехи не могли обмануть никакой дальнозоркий ум. Церковь не была более политическим центром тяжести, вокруг которого вращалась Италия. Внезапная буря могла изменить все и уничтожить тяжелый труд Альборноца. Но не одни лишь эти соображения побуждали Урбана V вернуться во Францию. Большую роль при этом играли и личные симпатии и антипатии. Пребывание в Риме являлось для него невыносимым, равно как и разъезды по Патримониуму, где лето проводилось им в скучном замке Монтефиасконе или же в унылом Витербо. Ему не приходилось, правда, упрекать ни в чем народ римский, ибо в отсутствие его не слышно было ни про какие эксцессы; но минутным этим спокойствием обязан он был лишь политике римлян, желавших удержать папу, или же лишь сильной, приведенной им с собой воинской рати из французов, бургундцев, англичан и немцев. Решение покинуть Рим принял он твердое, но таил его пока. Прощанием его с городом было торжественное переложение апостольских св. глав 15 апреля 1370 г. в Латеране; ибо для этих частиц св. мощей изготовлены были по приказанию его серебряные бюсты, в которые и были они заключены. 17 апреля выехал он из Рима и въехал 19-го с сильной ратью в Витербо ввиду осады Ветраллы префектом города. Франциск, сын Иоанна де Вико, в глазах у Св. Отца поднял оружие и заключил союз с Перуджией; появление папы, которого римляне снабдили 200 рейтарами, заставило его, однако, быть осторожным, и он в мае изъявил покорность в Монтефиасконе. Это расположило к переговорам и перуджинцев. Урбан был этому рад, ибо таким образом пали последние помехи к возвращению его в желанную Францию.

Представление об обязанности основать Святой престол снова в Риме не было настолько сильно в душе Урбана, чтобы сделать его мучеником в стране, которой он оставался вечно чужд. Придворные его непрестанно буквально штурмовали насчет возврата, и он решился на него тем скорее, что надеялся присутствием своим уладить вновь вспыхнувшую войну между Англией и Францией, но только в Монтефиасконе сделал гласным свое решение. Ответом ему были глубокая скорбь итальянцев и радостные ликования французов; имя Авиньона наэлектризовало кардиналов, протомившихся за три итальянских этих года как бы в бесконечном времени жесточайшей ссылки. В это время одна праведница предстала перед папой и предсказала ему неминуемую смерть в случае вступления его вновь в Авиньон. Среди развалин Рима бродила в то время и с давних уже лет провидица с севера, погруженная в глубочайший мистический энтузиазм, не нарушаемый боевыми кликами одичалого народа, ежедневно орошавшего улицы своею кровью. Это была Бригитта, супруга и вдова знатного синьора Ульфо, которому родила восьмерых детей, шведка из княжеского рода. Благочестивое стремление к пелеринажам привело ее ко всем знаменитым пунктам богомолия Испании, Франции, Германии и Италии. В одном из монастырей своей отчизны имела она видение: явился ей Христос, и глас Его изрек: «Ступай в Рим, где улицы покрыты золотом и кровью мучеников; там пробудешь ты до тех пор, пока узришь папу и императора, которым должна возвестить ты Мои слова». В первый раз пришла она в Рим в 1346 г., за год до революции Колы ди Риэнци, во второй раз – во время юбилея 1350 г. и осталась там до смерти. Друзья провожали ее, а двое из детей ее, именно благочестивая дочь Екатерина, последовали за ней. Она изучила латинский язык. Жила она в доме на нынешней площади Фарнезе, где в построенной в честь ее церкви показывают еще комнаты, в которых она жила. Блеск прошлого обменяла она на одежду смирения, будучи искренне набожной, как те англо-саксонские короли, которые в VIII веке являлись в Рим. Она странствовала из церкви в церковь, из госпиталя в госпиталь. Благородную эту женщину можно было видеть в одежде пилигримки у монастыря Св. Лоренцо в Панеперне, просящей милостыню для бедных; и она с благодарностью целовала подаяние, которое ей клали в руку. Петраркой на пепелище города могла бы она быть сочтена за скорбящего гения овдовелого Рима, если бы не была бледным призраком севера и праведницей. Она была исполнена духа видений. Ей слышались голоса Спасителя и Пречистой Девы или их икон, и дивящиеся друзья ее благоговейно записывали видения ее в книгу как пророчества Сивиллы. Один голос открыл ей, что Урбан должен умереть, если вернется в Авиньон; она поведала об этом кардиналу Рожеру Бофор; ввиду отказа его довести о сем предсказании до сведения папы, отправилась она в Монтефиасконе сама и запретила папе под страхом неминуемой смерти покидать Италию. Но Урбан V пребыл нем к угрозам северной профетессы. Поражение римлян было велико. От трехлетнего присутствия своего епископа пользовались они многими выгодами, большим спокойствием и благоустройством, приливом благосостоятельности, восстановлением значения города. Это едва начатое дело хотел теперь бросить папа, а кто мог знать, на сколько времени оснует он снова резиденцию свою в Авиньоне? 22 мая явились римские послы в Монтефиасконе. Они бросились к ногам папы. «Привет вам, сыны мои, – так отвечал им Урбан. – Дух Святый привел меня в Рим и уводит меня снова во славу церкви».

26 июня 1370 г. написал он на прощание к римлянам письмо с утешениями; он полагал, что отъезд его глубоко их опечалит, что они будут бояться, что преемники его никогда не вернутся более в Рим. Он глубоко опечален был сам; но в утешение им и ознакомления ради своих преемников оставляет он им свидетельство, что целых три года в великом спокойствии провел в Риме и испытывал от них одну лишь почтительную любовь; что вина ухода его лежит не в Риме, а во внешних обстоятельствах. По духу постоянно пребудет он с ними до тех пор, пока продолжится собственная их преданность к Святому престолу; и издалека будет он отечески пещись о них; как сильные и благоразумные мужи должны они переносить его отъезд и в мирном единомыслии ожидать, дабы никакое неблагополучное состояние города не могло удержать со временем от возвращения его или его преемников. Аттестация папы о добром поведении чад его, римлян, почтительно обращавшихся с ним в течение трех лет, является одним из диковиннейших памятников из истории папства; она освещает мглу долгих веков мук и скорбен, пережитых в Риме папами. Что сказали римляне, когда сенатор их, Бертранд де Мональдензибус, прочел им во всеуслышание на парламенте это прощание расстающегося с ними папы? Личность самого Урбана приобрела ему искренних друзей в Италии. Он ненавидел мирскую помпу и злоупотребления в церкви и курии; не терпел ни непотизма, ни симонии; не копил сокровищ; подавал охотно; был доброй нравственности, серьезный и кроткий человек. Его охотно удержали бы в Италии.

По духовным делам оставил Урбан викарием своим епископа Иакова Ареццкого, светское же управление поручил до вступления в должность нового сенатора консерваторам. Перед тем уже под страхом тягчайших церковных кар повелел он не менять нового строя, никогда не возвращаться более к упраздненному правлению бандерези. Корабли пизанцев, Неаполя, королей французского и арагонского собрались в Корнето. Епископы и синьоры церковной области, послы от республик, вооруженные дружины воинов провожали папу в ту же самую гавань, с которой три года назад высадился он на землю. Сцена была оборотной к первой, и момент не менее потрясающий, когда 5 сентября 1370 г. Урбан V, грустный, страждущий, глубоко взволнованный, с борта галеры преподал благословение свое всему несметному, покрывавшему берега Корнето народу. Скрылись паруса на горизонте, скрылось снова и папство из глаз прекрасной, но несчастной страны, которой принадлежало оно по праву собственности и которую с радостью, как некую Вавилонскую пустыню, покидали кардиналы. Так оказалось возвращение Урбана в Рим одной лишь поездкой в гости.

Мы не последуем за ним за море. Воззрим лишь на этого папу несколько месяцев спустя по возвращении его в Авиньон, где тотчас постигла его смертельная болезнь. Лежит он во дворце своего оставленного легатом в Болонье брата, кардинала Анджелика Гримоард, на жестком одре, завернутый в мантию св. Бенедикта, с распятием в руках; через растворенные по приказанию его двери притекают люди, знатные и простые, придворные и бедные; он хочет, чтобы свет видел ничтожество высочайшего своего величия. Он умирает. Пророчица Бригитта предсказала верно.

По кончине 19 декабря 1370 г. благородного Урбана усмотрел свет в смерти его карающую десницу неба. Смел ли папа спокойно снова молиться в маленькой церкви на Rocher des Domes в Авиньоне, после того как только что перед тем молился у алтаря Св. Петра в Риме? Не должен ли был постоянно представляться возбужденному его духу лик апостола? «Навеки занял бы папа Урбан место среди достославнейших людей, если бы, умирая, приказал перенести одр свой к алтарю Св. Петра и если бы там же со спокойной совестью и отошел, призывая в свидетели Бога и мир, что если когда папа и покинул это место, то была это вина не его, но зачинщиков столь постыдного бегства». Так писал Петрарка, узнав в Падуе о кончине Урбана.