Текст книги "История города Рима в Средние века"

Автор книги: Фердинанд Грегоровиус

Нужды изнуренной церкви в деньгах были велики, Генрих III обещал все, но не исполнял ничего. Когда папа потерял надежду отнять Сицилийское королевство у Манфреда, который был в нем признан Конрадином или его опекунами регентом, то он оставил Неаполь и в июле отправился в Ананьи, а в конце ноября 1255 г. прибыл в Рим. Здесь между тем произошел очень важный переворот,

3. Правление Бранкалеоне в Риме. – Стремление цехов к усилению. – Их положение в Риме. – Организация купеческого цеха. – Учреждение демократического союза цехов. – Populus. – Бранкалеоне – первый военачальник (капитан) римского народа. – Его падение и заточение в 1255 г., – Болонья подвергнута отлучению. – Эммануэль де Мадио, сенатор. – Освобождение Бранкалеоне и его возвращение в Болонью

Уже три года Бранкалеоне с большой энергией управлял городом Римом. Надменная аристократия и в особенности Анибальди и Колонна, склонились перед его беспощадным правосудием. Силой оружия он восстановил юрисдикцию Капитолия в окрестной области и в замках баронов, перевел многие церковные имущества в городское финансовое управление, обложил сборами духовенство и подчинил его гражданскому суду. Рим, совершенно независимый от папы и от императора, сделался уважаемым вольным городом под управлением великодушного республиканца, придавшего званию сенатора действительное политическое значение. Народ любил Бранкалеоне как своего защитника; на сочувствии народа основывал он и свою силу.

Если бы до нас дошли достоверные известия о его управлении, то мы бы отмерли, что римская демократия сделалась через него более могущественной, а цехи Достигли более прочного развития. Мы видели, что в Перуджии они образовали вооруженные оборонительные союзы, которые вели борьбу с аристократией с целью установления народного правления, за что они и были распущены папами. Ремесленники образовали там уже в 1223 г. политические общества под главенством консулов, ректоров или приоров. В Милане профессиональные рабочие уже в 1198 г. образовали общину-креденцу св. Амвросия, а цехи во Флоренции в это время были уже прочно организованы. В Болонье ремесленники восстали в 1228 г., учредили союз и заставили дать себе место в общинной ратуше. Четвертое рабочее сословие, до сих пор устраненное от политической жизни в городских общинах, всюду стремилось вперед, стараясь приобрести участие в управлении и влияние на дела рядом с крупной буржуазией и дворянством, наполнявшими общинный совет. Усилившаяся роскошь содействовала увеличению числа ремесленников и их благосостояния. И общее стремление к власти снизу доверху охватило их ряды, погруженные до тех пор в темноту. Замечательная деятельность этих мирно работавших классов, которые начали захватывать в республиках государственную власть и в начале XIV века изменили или разрушили старинное коммунальное устройство, уничтожили или низвели с почетного положения дворянство и создали беспокойное господство низших классов, нигде не рисуется нам так ясно, как во Флоренции, и нигде эта картина не была столь печальна, как в Риме.

С древнейших времен в нем существовали ремесленные гильдии как корпорации, нравственно объединенные, хотя в том периоде, о котором мы говорим, присутствие их не замечается в документах. Древнее обозначающее их название Schola было уже заменено в общем употреблении латинским словом ars (arte – искусство, цех), но оно встречается еще и в это время. В эпоху Бранкалеоне у них были старшины, называвшиеся консулами, или capita artium, но никакой источник не упоминает об их отношениях к капитолийской общине. Однако немного позже в 1267 г., представители цехов наряду с купеческими консулами принимали участие в политических актах парламента. Сколько признавалось цехов в Риме в эпоху Бранкалеоне – нам неизвестно. В 1317 г. здесь было тринадцать признанных государством профессиональных обществ, из которых товарищества купцов и земледельцев (ars bobacteriorum) считались, как и в древности, наиболее почетными.

Купцы в Риме, как и в других богатых итальянских городах, составляли самое могущественное товарищество. Уже в 1165 г. они вместе с корабельщиками (marinarii) образовали цех, пользовавшийся влиянием, так как их консулы в качестве уполномоченных от города Рима заключили в то время торговый договор с Генуей Мы встречаемся с ними как с денежной аристократией, у которой брали взаймы Фридрих II и папы, и это доказывает, что Рим, где уже были флорентийские и сиенские банки, благодаря своим сношениям с Сицилией, Византией и Востоком был немаловажным торговым пунктом. Купеческая гильдия объединилась в новой форме в 1255 г., третьем году правления Бранкалеоне, из чего мы заключаем, что римские цеховые учреждения усилились именно через него. До этого времени гильдия имела четверых ежегодно избираемых консулов, двенадцать консилиариев, нотариусов и других чиновников. Она собиралась в своей цеховой церкви С.-Сальватора in Pensilis (называвшейся также in Soraca), около Фламиниева цирка, где на выходящей из него улице ad apothecas, бывшей в Средние века преимущественно торговой местностью, находились купеческие товарные склады, и гильдейским судьям предоставлено было судить всех принадлежавших к цехам на всем пространстве от «рыночной башни» до Капитолия. Купеческая гильдия, подобно другим цеховым корпорациям, избирала распорядителей, или старшин (statutarii), которые должны были обсуждать действующие ее законы и издавать новые. Последние, равно как и вся гильдейская книга, в которую они вносились, представлялись в Капитолии на утверждение каждого сенатора. Дошедшие до нас статуты римской купеческой гильдии были собраны в 1317 г. и записаны на латинском языке; но в этом сборнике есть много и более старинных обычаев. Статуты касаются только внутренней цеховой администрации и не говорят ни о каких политических отношениях или об участии в государственном управлении, за исключением наблюдения за монетой в целях предупреждения чеканки дурной монеты.

Ни купцы, ни другие промышленники не достигли особенного влияния в общественном управлении Рима, потому что их угнетало могущество духовенства, дворянства и владельцев недвижимой собственности. Старинные консулярские роды и сенаторские фамилии крупной буржуазии из первой общины удерживали за собой власть в Капитолии, и договор 1242 г. с Перуджией и Нарни доказывал преобладание аристократии в римском сенате. Однако во время внутренних распрей, бывших при Иннокентии III и Григории IX, и после того, во время долгого отсутствия папы, низший класс народа и в Риме старался подняться кверху и пытался изменить общинное устройство. Официальный титул «капитана римского народа», который Бранкалеоне впервые присоединил к титулу сенатора и стал употреблять в актах в 1254 г., указывает по своему смыслу на народную общину, образованную из буржуазного класса (populus). События, подобные демократическим революциям в Болонье, Милане, Флоренции и Перуджии, вероятно, имели место и в Риме. Уже разделение сената, бывшее при Иннокентии III, когда демократическая партия выдвинула доверенных людей (boni homines), могло дать первый повод для создания впоследствии populus'a, т. е. союза всех цехов. Что это было в духе времени, доказывает важный переворот, совершившийся во Флоренции, Здесь граждане восстали в октябре 1250 г. против гибеллинской аристократии, образовали новую народную общину (popolo) и назначили Уберто Луккского предводителем народа (capitano de popolo). Без сомнения, нечто подобное произошло и в Риме. Должность народного капитана, сходная с должностью народного трибуна, была введена с 1250 г. всюду в итальянских городах, так что подеста оставался политическим представителем городской общины, тогда как капитан был облечен военной и отчасти судебной властью. В Риме, впрочем, народный капитан является лишь временно, уже потому, что здесь, как общее правило, было два сенатора; и только Бранкалеоне, соединивший в 1252 г. в своем лице разделенную сенатскую власть, стал называться «Сенатор высокого города и капитан римского народа».

Падение великого болонца подготавливалось стараниями аристократии и духовенства, в особенности обиженного дома Колонна. Когда трехлетний срок его управления истек в начале ноября и народ хотел избрать его вновь, то противная партия обвинила его перед синдиком; она шумно жаловалась, что хотят увековечить тиранию иноземца, и наконец пошла на штурм Капитолия. Бранкалеоне, принужденный сложить оружие, сдался народу и под охраной его находился сначала в Септизонии, но скоро был выдан аристократам и посажен в башню Пассерано. Благородный человек, смерти которого требовали бароны и кардиналы, несомненно погиб бы, если бы его не спасли римские заложники, которых Болонья до сих пор удерживала у себя. Его мужественная жена Галеана убежала из Рима и вместе с родственниками ее мужа умоляла болонский городской совет не выдавать заложников, а настаивать на освобождении их согражданина. Болонская республика послала почетных граждан в Рим, но папа, который после падения сенатора решился приехать в Рим, отказал в их просьбе и потребовал безусловного освобождения заложников. Болонья решительно отказалась их выдать. Бароны и многие кардиналы настойчиво потребовали тогда от папы, чтобы он наложил запрещение на этот гвельфский город, издавна бывший защитником церкви. Но даже и интердикт не сломил великодушного мужества болонцев; эти вольные граждане показали, что отлучение как устрашающее средство потеряло свою силу: римские заложники охранялись теперь еще строже.

Между тем победившая партия собиралась приступить к выбору нового сенатора. Выбор ее пал на миланца Мартина делла Торре, который, однако, отказался; затем сенатором был выбран Эммануэль де Мадио и вместе с ним другое лицо в капитаны. Эммануэль был гражданином Брешии; раньше он был подестой в Пиаченце и убежал от Эццелина в Рим. Избрание этого чужестранца, даже после падения Бранкалеоне, доказывает, что аристократия еще не решалась не обращать внимания на требования народа. Умоляющие письма римских заложников из Болоньи, твердость болонских граждан, которые сверх того послали папе двух его родственников, захваченных в Романьи, – все это привело наконец к освобождению Бранкалеоне, а может быть, оно вынуждено было и угрожающим поведением народа. Его заставили перед синдиком нового сенатора отказаться от своих прав, что он сделал с объяснением, что к этому он был принужден силой. Когда он в августе или сентябре 1256 г. выехал из Рима, то римские бароны послали вместе с ним во Флоренцию синдика Андрея Мардоне и заявили флорентийскому городскому совету просьбу не выпускать опасного экс-сенатора из города, прежде чем он не повторит клятвенный отказ, данный им уже в Риме. Бранкалеоне дал его с той же оговоркой о своих правах относительно римской общины и частных лиц, так как от этих прав, как он пояснил, он никогда не откажется; без сомнения, в числе их было и требование части его содержания, удержанной в городском казначействе. Затем он возвратился, покрытый славой, в свой родней город, который после выдачи заложников был освобожден от запрещения.

4. Падение Эммануэля де Мадво, 1257 г. – Демагог Матеус де Беальвере. – Второе сенаторство Бранкалеоне. – Наказание аристократов. – Разрушение их башен в Риме. – Смерть Бранкалеоне, 1238 г. – Почитание его памяти. – Его монеты. – Кастелламо дельи Андало сенатор. – Его падение и заточение. – Наполеон Орсини и Рихард Анибальди, сенаторы. – Падение дома Романе. – Флагелланты

Правление Эммануэля де Мадио было бурно и несчастливо. Креатура гвельфской аристократии, он служил только партийным целям и ожесточил своей слабостью или своим дурным обращением народ, привыкший к заботливому отношение к нему Бранкалеоне. Анибальди, Колонна, Поли, Малабранка и другие магнаты захватили власть в свои руки: старая смута началась опять, и ненавистная дворянская реакция вызвала гражданскую войну. Народ, желавший возвратиться к твердому правлению Бранкалеоне, начал восстание; сражались вокруг Капитолии и на улицах города. Весной 1257 г. восстание сделалось всеобщим. Цехи соединились и избрали своим главой булочного мастера, родом англичанина, Матвея де Бельвере. Эммануэль был убит во время гражданской войны, часта аристократов изгнана, сам папа принужден был уехать в Витербо, где он и находился в конце мая.

Римский народ тотчас снова призвал Бранкалеоне; он явился не без опасения, так как церковь подстерегала ею. Римляне с ликованием встретили благородного человека, который в течение трех лет твердо управлял городом и защищал его граждан от заносчивости аристократии. Без сомнения, сенаторская должность была ему вручена еще на три года.

Бранкалеоне начал свое второе правление строгостью, которая, может быть, была усилена чувством мести, но была необходима ввиду состояния города. Все угнетатели народа были им изгнаны, или закованы в цепи, или казнены. Он велел повесить двоих Анибальди, родственников кардинала Рихарда. С Манфредом, который был теперь полним господином Сицилийского королевства как на материке, так и на острове и уже думал возложить на себя корону, он заключил союз в целях уничтожения гвельфской партии. То противоречие, что Бранкалеоне, республиканец по характеру и по убеждениям, иступил в союз с национальными врагами итальянской городской свободы, вытекало из положения города Рима по отношению к папе. В то время как в других местах папа являлся естественным главой гвельфов и покровителем муниципальной независимости, в Риме он действовал как гибеллин, именно как защитник феодальных баронов, при содействии которых он только и мог обуздывать демократию. Александр IV отлучил Бранкалеоне и его советников.

На его бессильную месть ответили насмешкой. Сенатор заявил, что папа не имел права отлучать от церкви римских должностных лиц. Затем в публичном воззвании он оповестил о карательном походе против Ананьи; эта родина папы, как она была названа, должна была покориться сенату или быть стертой с лица земли. Родственники Александра, посланные в Витербо смущенными гражданами Ананьи, бросились с мольбой к ногам папы, так что он принужден был снизойти до просьбы о пощаде перед грозным сенатором. Вероятно, он снял с него отлучение. Гражданская власть папы в Риме совершенно уже не признавалась.

Теперь Бранкалеоне хотел решительным ударом сломить упорное сопротивление магнатов. Он приказал разрушить дворянские замки, бывшие средством применения народа, темницами должников, вертепами постыдного насилия. По этому проскрипционному списку в 1257 г. должны были быть уничтожены более ста сорока укрепленных башен, на которые народ набросился с бешенством. Количество разрушенных замков может дать понятие об их общем числе. Если даже этот справедливый закон распространялся на большую часть башен, то едва ли Бранкалеоне велел все их разрушить, и, конечно, многие из башен, принадлежавших гибеллинам или дружественным магнатам, были пощажены. Если мы по поверхностному расчету выразим число дворянских башен в городе цифрой 300, если примем такое же число башен на городских стенах и столько же на церквях, то окажется, что тогдашний Рим представлял воинственную картину города, воздымающего к небу 900 башен. Так как многие из этих башен, составлявшие значительную часть баронских дворцов, были воздвигнуты на древних постройках, то это систематическое истребление их послужило причиной гибели многих памятников древности. Поэтому Бранкалеоне считается одним из худших врагов римских монументов, и с него начинается новая эпоха разрушения античного города. В XIV веке сложилась даже легенда о том, что он разрушил храм Квирина. Предназначенные к уничтожению дворцы были в то же время отданы на разграбление, и при этом погибли также многие фамильные архивы вместе с хранившимися в них документами.

Вид, который имел город после этого акта правосудия, должен был быть ужасен, но Рим, как и другие города, был привычен к таким разрушениям. Граждане того времени никогда не наслаждались ощущением безопасного и благоустроенного отечества. Они постоянно ходили среди развалин и почти каждый день видели, что к ним прибавляются новые развалины. Варварское разрушение домов было столь же обыкновенным делом, как любое полицейское распоряжение в наши дни. Средневековые города находились в состоянии постоянной революции, и улицы, стены и жилища отражали в своем быстром изменении характер партийной свирепости и беспокойство вечно изменчивого управления. Как только народ где-нибудь поднимал восстание, так он разрушал дома врагов; когда один род воевал с другим, то разрушались дворцы побежденной стороны; когда государственная власть изгоняла виновных, то их жилища подвергались разорению; когда инквизиция находила в каком-нибудь доме еретика, то этот дом по распоряжению государственной власти сравнивался с землей; если войско овладевало неприятельским городом, то разрушало стены, если только не обращало в развалины и сам город. После знаменитой битвы при Монтаперто озлобленные гибеллины только благодаря великодушному негодованию великого гражданина были удержаны от разрушения Флоренции; и еще в конце XIII века гнев папы ровнял с землей целый город. Бонифаций VIII велел посыпать солью развалины Палестрины, как когда-то Барбаросса сделал то же с Миланом.

Одновременно с гибелью своих башен погибли и владевшие ими дворянские роды, так как многие магнаты искупили свою вину изгнанием, конфискацией имений и смертью от руки палача. Зато спокойствие и безопасность царили теперь в городе и в Кампаньи, где разбойничий сброд был истреблен. Бранкалеоне управлял, внушая страх и любовь, но недолго. Он заболел лихорадкой во время осады Корнето, города, имевшего важное значение как хлебный рынок и отказавшего ему в присяге на подданство; он велел перевезти себя в Рим и умер в Капитолии в расцвете жизненных сил в 1258 г. Единогласное суждение современников прославило Бранкалеоне д'Андало как непреклонного мстителя всякой несправедливости, строгого друга закона и защитника народа – лучшая похвала правителю того времени. В этом великом гражданине Болоньи, практическом питомце тамошней школы правоведения, снова возродился античный дух и блестяще проявилась республиканская сила этой эпохи. Для его славы в потомстве достаточно уже того, что он был в состоянии в течение многих лет водворять порядок в расстроенном городе и дать ему свободу, основанную на законе. Если бы он правил дольше, то он внес бы большие изменения в отношения города к папе, и даже продолжительная тирания подобного человека могла бы быть только благодетельна для римлян.

Народ необыкновенным образом почтил память своего лучшего сенатора: его голова в виде реликвии была положена в драгоценную вазу и для увековечения его памяти выставлена на мраморной колонне. Это был странный апофеоз, но все же такой трофей более украсил Капитолий, чем миланский Каррочиум. Теперь воспоминание о Бранкалеоне исчезло в Риме, где о нем не говорит никакой памятник ни какая надпись. Сохранились только его монеты. На одной стороне их находится изображение идущего льва и имя Бранкалеоне, на другой – Roma на троне с ша ром и пальмовой ветвью в руках и надпись «Рим – глава мира». Таким образом имя сенатора было в первый раз поставлено на римских монетах, и они были отмечены только светскими символами, без употреблявшегося до сих пор изображения св. Петра или его имени.

Избавившись в своем владении от самого могущественного своего врага, папа надеялся снова восстановить в Риме господство Святого престола. Он отправил в город послов и запретил выбирать нового сенатора без своего согласия. Но римляне только смеялись над его приказанием. Умирая, Бранкалеоне советовал им выбрать ему в преемники его собственного дядю; таким образом, сенатором был назначен Кастеллано дельи Андало, бывший до сих пор претором в Фермо. Напрасно папа требовал осуществления своего избирательного права; напрасно он говорил, что даже как простой римский гражданин он имеет голос при выборе сенатора. Александр IV находился в это время в Ананьи; он не возвращался уже больше в Рим. По примеру своего племянника Кастеллано тоже обезопасил себя заложниками, но его положение было труднее, и падение его было неизбежно. Изгнанная аристократия так же, как и папа, подкапывались под его власть, так что он только при постоянной борьбе мог продержаться до весны 1259 г. Подкупленная чернь восстала против дяди Бранкалеоне; изгнанный из Капитолия Кастеллано бросился в одно из римских укреплений и мужественно сопротивлялся здесь нападающим. Теперь под влиянием папы опять были выбраны два местных сенатора: Наполеон, сын знаменитого Матеуса Рубеуса из дома Орсини, и Рихард, сын Петра Анибальди. Хотя с этой реставрации старинной системы гвельфская партия снова вошла в силу, однако и эти сенаторы продолжали охранять независимость Капитолия. Они возобновили заключенный еще Бранкалеоне и Эмануэлем де Мадио мир с Тиволи в таком окончательном виде, что этот город навсегда отдавался в вассальную зависимость римскому народу. После этого он не только платил ежегодную дань в тысячу фунтов, но и получал назначенного римским общинным советом подесту с титулом графа. Он сохранил, однако, право жить по своим статутам и назначать себе седиалиса, или городского судью, Capitaneus Militiae, или народного трибуна, и других городских должностных лиц.

Кастеллано, сложивший оружие, томился в тюрьме и так же, как раньше его племянник, был огражден от смерти только римскими заложниками, которых он держал под охраной своих друзей в Болонье. Так как римляне опасались за судьбу этих мальчиков, то они обратились к папе с просьбой защитить их. Поэтому Александр потребовал от болонской общины, чтобы она взяла этих заложников под свою собственную охрану, но она отказалась, вследствие чего папа наложил через витербского епископа интердикт на Болонью. Кастеллано спасло наконец замечательное движение в итальянских городах, последовавшее за падением Эццелина и его дома. Этот вошедший в пословицу средневековый городской тиран мало-помалу приобретал господство над самыми значительными общинами Ломбардии. Никакие обольщения со стороны пап не могли заставить зятя Фридриха изменить своим принципам и перейти на службу церкви, которая за эту цену простила бы ему всякое преступление. После геройского сопротивления 27 сентября 1259 г. он попал во власть соединившихся его врагов. Историки описывают последнюю борьбу этого необыкновенного человека, в котором условия того времени превратили стремления к высокой добродетели в дьявольские преступления, так что он сделался бессмертным, как Нерон своего времени. Они изображают ликование людей, стекавшихся, чтобы насладиться видом пленного тирана, и сравнивают этого страшного человека с сидящим в молчании филином, вокруг которого шумит рой обыкновенных птиц. Эццелин умер, отягощенный тройным проклятием, полный молчаливого презрения к миру, к папству и к собственной судьбе, предсказанной ему астрологами; он умер 7 октября 1259 г. в замке Сончино, где и был похоронен с честью. Ужасна была судьба его вновь отпавшего от церкви брата Альбериха, который после отчаянного сопротивления в башне Св. Зенона сдался со своими семью сыновьями, двумя дочерями и женой. Вся его семья была задушена у него на глазах, а сам он привязан был к лошадям, которые волочили его до смерти.

Страшная гибель дома Романе присоединилась к другим ужасам, заставив уже переполненные чувства людей выступить через край. Беспрерывные войны и бедствия посещали города. «Душа моя ужасается, – пишет один хроникер того времени, – рассказывать о страданиях моего времени и его гибели, так как вот уже двадцать лет прошло, как из-за раздора между церковью и империей итальянская кровь льется рекой». Электрический удар вдруг прошел по человечеству и направил его к покаянию; бесчисленные толпы с жалобными криками появились в городах; сотни, тысячи, даже десятки тысяч шли процессиями, бичуя себя до крови, и следовали дальше. Один город за другим захватывались этим потоком отчаяния, и скоро горы и долины огласились горестным воплем: «Мир! Мир! Господи, помилуй нас!» Многие историки того времени с удивлением говорят об этом поразительном явлении; все согласны в том, что эта моральная буря прежде всего началась в Перуджии и потом перешла в Рим. Она захватывала людей всех возрастов и все общественные классы. Даже пятилетние дети бичевали себя. Монахи и священники брали крест и проповедовали покаяние; древние отшельники выходили из своих гробниц в пустыне, впервые появлялись на улицах и проповедовали покаяние. Люди сбрасывали с себя платье до пояса, покрывали голову монашеским куколем и брались за бичи. Они шли сомкнутыми рядами один за другим или попарно, ночью со свечами, босые в зимний мороз; с наводящими ужас песнями они обходили кругом церквей; с чем падали ниц перед алтарями; бичевали себя под пение гимнов о страстях Господних с неистовством, похожим на безумие. Иногда они бросались на землю, иногда поднимали свои голые руки к небу. Тот, кто их видел, должен был быть каменным, чтобы не делать того же, что и они. Раздоры прекращались; ростовщики и разбойники предавали себя в руки правосудия; грешники признавались в грехах; тюрьмы отворялись; убийцы шли к своим жертвам, давали им в руки обнаженный меч и умоляли убить их, но эти с отвращением отбрасывали от себя оружие и со слезами падали к ногам своих обидчиков. Когда эти страшные бродячие толпы направлялись в другой город, то они обрушивались на него, как грозовая буря, и таким образом, болезнь бичующихся братьев передавалась, как зараза, все дальше из одного города в другой. В Рим они пришли поздней осенью 1260 г. из Перуджии, и даже суровые римляне впали в экстаз. Их тюрьмы отворились, и таким образом, Кастелано д'Андало ушел из Рима в свой родной город Болонью.

Появление бичующихся есть один из самых потрясающих феноменов Средневековья. В благочестивом неистовстве крестовых походов высказалось вызванное подобным же продолжительным беспорядком, вследствие борьбы империи с церковью, страстное стремление человечества к своему спасению; в бурном явлении бичующихся 1260 г. повторилось то же стремление. Страдающее человечество соединило в глубине своей души впечатления поражавших его событий: ереси, инквизиция и костры, фанатизм нищенствующих монахов, татары, свирепая борьба двух мировых властей, неистовства партий, опустошительная междоусобная война во всех городах, такая тирания, как тирания Эццелина, голод, чума, проказа – таковы были бедствия, бичевавшие тогдашний мир. Демоническое шествие флагеллантов было народным выражением общего бедствия, отчаянным протестом и наложением на себя покаяния, по собственному почину, тогдашним обществом, которое так же сильно было охвачено эпидемическим массовым чувством, как и поколение крестовых походов. В столь мрачном покаянном виде человечество прощалось с эпохой мировой борьбы между церковью и империей. В конце этой эпохи явился гений, бывший ее плодом. Это был Данте, воздвигший средневековому миру единственный в своем роде памятник. Его бессмертное творение подобно чудному собору с готическими башнями, на зубцах которого видны выдающиеся образы того времени, императоры и папы, еретики и святые, тираны, старые и новые, ученые и творцы, рабы и свободные, стоящие в рядах вокруг кающегося человечества, дух которого ищет свободы.