Текст книги "История города Рима в Средние века"

Автор книги: Фердинанд Грегоровиус

3. Урбан V, папа. – Война против Бернабо. – Рим чествует папу. – Россо де Риччи, сенатор, 1362 г. – Римляне приглашают папу вернуться. – Мир с Веллетри. – Мир с Бернабо. – Государственная деятельность Альборноца. – Ревизия римских статутов. – Продолжение демократического режима реформаторов и бандерези. – Наемные банды. – Возникновение их, сущность и организация. – Граф фон Ландау. – Ганс фон Бонгард. – Альберт Стерц. – Иоанн фон Габсбург. – Иоанн Гоквуд. – Флоренция пытается устроить против этих банд лигу. – Договор с Белой компанией. – Старания императора и папы к искоренению банд. – Булла против них, 1366 г. – Флорентийская лига, сентябрь 1366 г.

Вильгельм, сын Гримуальда, барон де Гризак из Лангедока, первоначально монах-бенедиктинец, затем профессор в Монпелье, аббат Св. Виктора в Марселе, никогда не бывший кардиналом, сделался преемником Иннокентия VI. Когда на него пал выбор, он находился нунцием при дворе королевы Иоанны Неаполитанской, которой супруг Людовик уже умер. Это произошло 28 октября 1362 г. 6 ноября вступил он в Авиньони на Святой престол под именем Урбана V.

Важнейшим делом для нового папы являлось продолжение войны против Бернабо. Со времен Эццелина никакой яростный враг так не теснил церковь. Он не признавал более папу; он конфисковал все духовные имения: изысканными пытками мучил монахов и клириков; однажды заставил одного пармского священника с высокой башни изречь анафему над Иннокентием VI и кардиналами. Военными своими силами стеснил он Альборноца до последней крайности, Иннокентий воздвиг против Бернабо небо и землю и осаждал европейских государей просьбами об оказании помощи к удержанию теснимой Болоньи. Теперь с одинаковой ревностью и с еще большей ловкостью стал подготовлять Урбан V крестовый поход против тирана, подвергнутого им отлучению за еретичество.

Римляне поспешили передать новому папе Dominium своего города, и он признал их демократический строй, оставшийся без изменения. С ноября 1362 г. сделался сенатором Россо де Риччи из Флоренции, превосходнейшая личность, строго державший бразды правосудия, вешавший непокорных баронов на Капитолии и усмиривший бунт аристократии. По отбытии срока его должности римляне отправили его обратно во Флоренцию с почетным аттестатом. Письмо это от 30 мая 1363 г. подписали, наравне с семью реформаторами, также и бандерези и четыре старшины аркебузиеров и щитоносцев, откуда следует, что, несомненно, уже около этого времени причислены были знаменосцы к верховному совету.

Рим оставался спокоен, но внутри области бунтовала аристократия, именно дом Орсини. Бароны эти призвали теперь шайку Анникино, производившую набеги с Тосканы до самых городских ворот. Тем настоятельнее римляне жаждали возврата папы. Торжественное посольство пригласило весной 1363 г. Урбана V в Рим; он обнадежил римлян по примеру своих предшественников. В 1363 г. сенаторами были один за другим Гвельфо де Пульгиэнзибус де Прато и Бонифаций де Риккарди из Пистои. Осенью на следующий год Альборноц заключил мир с Веллетри, чего настойчиво требовал сам папа, ибо по всей Италии, так писал он к римлянам, покоилось оружие, за единственным исключением этой войны. В самом деле, вся страна вкушала временный покой, ибо война между лигой церкви и Варнавой при посредничестве императора и королей французского и венгерского закончилась 13 марта 1364 г. миром, согласно которому Висконти отказался от Болоньи и получил 500 000 гульденов золотом в виде возмещения за убытки. Альборноц, которому после горячих усилий посчастливилось сохранить этот город, клейнод в короне Св. Петра, поехал в Авиньон просить о своем отозвании, ибо завистники его внушили к нему подозрение. Его должно было оскорблять, что его место легата занято было кардиналом Ардуином, командированным папой для заключения мира с Болоньей и самим же им считаемым неспособным. Задача его была окончена; он мог покоиться на лаврах; тем не менее папа утишил его недовольство и уговорил его еще оставаться в Италии в качестве легата для Неаполя.

Великий государственный муж непрерывно посвящал рвение свое законодательству в церковной области, которое стремился привести в единообразный вид. К этому времени относится и реформа римских статутов, произведенная благодаря его влиянию. Альборноц утвердил тогда же уложение, согласно которому аристократия исключалась из государственных должностей. Народоправное верховенство реформаторов и бандерезиев продолжалось и на последующее время или наряду с иностранным сенатором, или при правлении их, как в 1365 г., одних без него.

В конце 1364 г. был сенатором Франциск Уголини де Архипресбитерис, перуджийский рыцарь, но в течение следующего года правили сенатом одни лишь семь реформаторов. Нет сомнения, что это состоялось с соизволения легата, и под этим лишь условием мог устроиться мир народа римского и Веллетри. Цехи вообще хотели вовсе удалить сенатора, которого содержание ложилось бременем на город, тем не менее замысла этого не провели. На первое полугодие 1366 г. призван был Иоанн де Родио Аквильский; за ним следовали реформаторы; затем сделался осенью 1366 г. сенатором Биндус де Бардис из Флоренции. Но на основании подобной смены не следует заключать о переворотах. Наоборот, реформаторы и главы стрелковой гильдии составляли прочную власть, одну, представлявшую правительство каждый раз, что сенатор выходил в отставку или не бывал еще назначен. В эту эпоху совершенно устранены были анархическое правление аристократии и борьба партий, так что Рим редко раньше наслаждался подобным порядком, как теперь. Учреждение стрелковой милиции было спасительно; оно сделало город способным противостоять наемным бандам, но не охранило римских провинций от наложения контрибуции этими, все страшнее становившимися вольными хищниками.

С середины XIV века началось все усиливающееся предоминирование странствующего солдачества. Приведенная к распадению английской войной Франция и раздробленная Италия представляли для этого естественные арены. Историки того времени не в состоянии были постигнуть ни того, какая была причина, что столь многие синьоры из старой знати, столь много храбрых воинов, приставали к гнусным разбойничьим шайкам, ни того, откуда эти компании как бы в одну ночь вырастали все вновь и осмеливались безнаказанно проноситься по прекраснейшим странам. Этот симптом органического недуга в самом обществе они объясняли влиянием констеллаций планет или карающей десницей неба. Тогдашний мир, в котором пришли в упадок великие средневековые устои, империя, церковь, ленная монархия, рыцарство, патрицийский городовой строй, находился в разложении и искал новых социальных форм. Банды наемников составляли пролетариат расползавшегося по всем порам европейского общества. Рыцарство, некогда европейская федерация, в котором находили себе законные формы мужская сила и мораль, одолено было возраставшей образованностью и благосостоятельностью гражданства; дух его покинул, и оно обратилось в рыцарскую погоню странствующих авантюристов за фортуной. То же самое гражданство вытеснило родовое дворянство из республик; отсюда явилось последствием, что праздные и честолюбивые дворяне, как Колонна, Орсини и Савелли, искали себе занятий в солдатском ремесле и стали фигурировать в виде кондотьеров. Падение аристократии, консервативного сословия, зиждившегося на наследственном землевладении, явилось вместе с тем и существенной причиной распадения старого общинного строя, ибо лишило общины духа рыцарской чести и воинственной силы, утрата которых не могла быть возмещена трудящимся, построенным на подвижных силах капитала, состоянием горожан. С того времени, как Рим и Флоренция низвергли дворян, оборонительные силы обеих республик стали все более и более умаляться. Индустрия и благообеспеченность сделали граждан неискусными к самозащите; они стали нанимать наемников, подобно общинам в античную эпоху упадка Эллады. При помощи тех же наемников тираны обращались во владык. Так повсюду создалось бесправное бытие удачи, права кулака и самоуправства. И вот, когда государства бессильно лежали во прахе, само общество стало складываться в союзы как для нападения, так и для отражения нападений. Водворилось господство ассоциации как в хорошем, так и в дурном значении слова. Одно к то же средство доставляло и гибель, и спасение. Это эпоха лиг политических и социальных, братств по оружию, рыцарских союзов, союзов городов, братств во всяком направлении и в каждой стране Европы.

Такой режим начался в истощенной Гогенштауфенами Германии с Генриха VII, в Италии – со времени изгнания папства и падения неаполитанской монархии, во Франции – с войны за наследство с Англией, едва не уничтожившей монархии Филиппа Красивого. В силу связей своих со всем миром сборным пунктом для наемных бродяг всех наций сделалась именно Италия. Вояки из Наварры и Франции, войной привлеченные туда же англичане, немцы, вследствие имперских отношений имевшие постоянно дело с Италией, поляки и богемцы, приведенные Карлом IV, венгры, пришедшие в Италию с анжуйским домом, стекались массами и даже в те времена, когда какой-либо мирный договор делал лишними их услуги. Ибо постоянного войска не существовало нигде. Войны церкви с Висконти, распри между Монферратом и Миланом, Сиеной и Перуджией, Пизой и Флоренцией доставляли наемным бандам беспрерывно новую пищу, ибо всякий синьор и всякий город нуждались в них. Сами они составляли странствующие военные государства, замечательно хорошо организованные. Предводителя этих кругом зашитых в железо барбутов (как они назывались по своим шлемам) окружал совет из четырех капитанов из рейтаров (cavalieri) и из стольких же пехотинцев (masnadieri). Важные случаи возносились сверх того по республиканскому обычаю, на общее собрание всех капралов. Констабли, маршалы, капралы составляли именно различные градации (grades) в военном таком союзе, смотря по тем бандирам или эскадронам, на которые делилась компания. Были судьи, нотариусы, казначеи, выдававшие добычу и жалованье и заведовавшие финансами. Целый гарем женщин, увезенных монахинь и добровольных потаскушек сопровождал эти банды, которым предшествовало паническое бегство и последовали голод и чума. Пестрый их лагерь был рынком, на кагором добыча монастырей и городов продаваема была мириадам торгашей, причем крупные банки Италии состояли в деловых связях с капитанами, помещавшими к ним на проценты награбленную добычу. С государями и республиками компании вели переговоры в дипломатических формах, как равные с равными. Посланцев их принимали они в малом военном совете или на великом парламенте; к государствам отправляли прокураторов и ораторов; принимали и выдавали договорные грамоты, снабжаемые каждым капитаном своей печатью, свинцовой или красного воска. Ядром всех переговоров являлось, всеконечно, одно лишь простое вымогательство денег. Когда кардинал Альборноц потребовал через посланных от графа фон Ландау очищения церковной области, то этот предводитель банды с чистосердечным бесстыдством отвечал: «Государи мои, наш образ жизни в Италии всеобще известен. Разбойничать, грабить, убивать сопротивляющихся – таков наш обычай. Доходы наши помещены ипотекой в проследуемых нами провинциях. Те, кому дорога жизнь, ценой сильных контрибуций покупают у нас мир и спокойствие. Если, стало быть, угодно господину легату пребывать с нами в добром согласии и обеспечить всем этим городам спокойствие, то пусть сделает он то, что делает весь свет, то есть платит, платит! Спешите отнести ответ этот вашему господину, ибо не могу поручиться, чтобы достопочтенным персонам вашим не повстречалось что-либо негожее, в случае если бы еще через час оказались вы случайно еще присутствующими здесь». Краснея, проделывал великий кардинал многократно то же, что делал весь мир, – откупался от разбойника.

В цветущую пору компании Ландау сделалась не менее страшной компания другого немецкого авантюриста Ганса фон Бонгарда, прозванного итальянцами Анникино. В то же время появились в Италии англичане, ибо в 1361 г. Иоанн де Монферрато выписал из Прованса «белую компанию» против Галеаццо Висконти. Этой компании дал деньги сам папа, чтобы от нее избавиться и сбыть ее в Италию. Со многими тысячами других ужасов занесла она туда с собой и чуму. Белая банда состояла из англичан, гасконцев и немцев под начальством Альберта Штерца, к которому вскоре присоединился и сам герцог Отгон Брауншвейгский. Равно один из Габсбургов, граф Иоанн, выступил в 1364 г. предводителем банды в Италии, командуя наравне с Амброзио Висконти, побочным сыном Барнабо, компанией Св. Георгия. Ближних и издалека чужеземных наемников призывали в злополучную эту страну папа, легаты, князья и города Италии. Сам Альборноц поспешил в Венгрию, чтобы достать наемных латников у короля Людовика, и неотступно осаждаем был о том же Карл IV В 1364 г. провозгласил себя предводителем английской компании прибывший в Италию со Штерцем англичанин Иоанн Гоквуд, «сокол на кусте». Прежде всех наняли его пизанцы, а впоследствии сделался он знаменитейшим из всех капитанов банд и долголетним другом Флоренции. Республика эта отказала в могиле Данте, но воздвигла почетный монумент в соборе своем разбойнику.

Не владея городами и землями, компании вольных грабителей благодаря организации своей были сильнее мелких итальянских городов, и судьбы страны находились в руках их. Один лишь антинациональный состав и недостаточность политических начал помешали им захватить действительное владычество над Италией, как то было с бандами времен Одоакра. Флоренция пыталась уже в 1340 г. воздвигнуть конфедерацию против этих вольных грабителей. Неотступно заботился об этом Альборноц, но лишь после мира с Бернабо удалось ему и папе принять более энергичные мероприятия. 15 сентября 1364 г. пригласил Урбан V Флоренцию, Пизу и все итальянские общины составить союз для изгнания банд. Всеобщая опасность отечеству снова доставила итальянцам случай объединиться в одной национальной федерации; но этому помешали подозрительность, страсти партий и общая слабость. Дело свелось к одним единичным лишь попыткам к избавлению. Для того чтобы сделать Белую компанию англичан безвредной и именно чтобы воспрепятствовать сношениям ее с бандой Звезды, Альборноц в январе 1365 г. от имени церкви, а королева Иоанна от лица Неаполя заключили договор с этой компанией, находившейся численностью из 5000 рейтаров и 1000 пеших латников под командой рыцаря Гуго Мортимера. За 170 000 гульденов золотом обязалась она служить в течение шести месяцев церкви и Неаполю против всех врагов, именно Анникино, но и затем в течение пяти лет щадить церковную область и Неаполь. Договор имел лишь полууспех. Анникино стоял с 10 000 человек в Тусции, где взял в марте 1365 г. Ветраллу. Рим трепетал перед ним. Белая компания, вести которую должен был Гомец Гарсия, непот кардинала, в качестве генерал-капитана церкви и Неаполя проявляла непокорность. Гомец тайно покинул ее стан и отправился в Орвието. Англичане его преследовали. Если бы они соединились с Анникино, то церковной области настал бы конец. Но Гомец заключил уже с ним сделку, и Анникино нагнал англичан под Перуджию, где наголову их разбил. Эпизоды эти показывают, как беспомощно было тогдашнее состояние Италии.

В мае того же года приехал император в Авиньон и составил вместе с папой план искоренения банд. Чтобы удалить их из Франции и Италии, решили направить их против турок. Папа поручил Альборноцу их к этому уговорить, но капитаны наемников не чувствовали никакой охоты преобразиться в крестовых рыцарей; они подняли императора и папу на смех. В течение зимы компания Анникино утвердилась в Сутри и опустошала огнем и мечом Сабину и Тусцию. На следующий год Кампанья подверглась той же участи от банды Гоквуда, вторгшейся через Лирис из Неаполя. Римские послы поспешили в Авиньон и заклинали папу вернуться и спасти столицу христианства от гибели.

Урбан V видел себя попавшим теперь в такое точно положение, в каком некогда находился Иоанн X, ибо, подобно тому, как этот старался путем лиги избавить Италию от сарацинов, так старался и он освободить эту страну от несравненно страшнейших сарацинов. 13 апреля 1366 г. издал он отлучительную буллу против компаний, отбросов всех наций, замысливших вытеснить из владений церковь, королей и князей и основать в оных постоянное свое пребывание. Он предлагал капитанам наемников в течение определенного срока распустить их банды и выдать захваченные города; воспрещал всем князьям и республикам нанимать их и всем синьорам и простолюдинам служить под их знаменами. Всех членов компании, вплоть до четвертого колена, объявил он отверженными. В отчаянии призывал он императора, князей и епископов, города и народы мира соединиться для искоренения страшных орд и обещал за это полную абсолюцию.

Булла прочитана была со всех кафедр Италии, и предводители банд с презрительным смехом отвечали на нее новыми злодеяниями. Эти рыцари фортуны знали, что могущество их было чересчур велико для того, чтобы быть опрокинуто одними громами отлучения, и что без услуг их не могли более обходиться ни тираны, ни республики, ни сама даже церковь. Сомнительно даже, чтобы они страшились и собираемой папой лиги, ибо слишком хорошо ведали зачатки распадения, носимые в себе всяким такого рода союзом. 19 сентября 1366 г. заключена была итальянская лига на конгрессе городов во Флоренции под председательством папских легатов. Она обнимала церковную область, Неаполь и Тоскану; вступить в нее должен был и не приславший еще послов римский народ. Но конфедерация эта распалась уже в декабре 1367 г., ибо ревнивая Флоренция протестовала против допущения императора.

4. Урбан V решает вернуться в Рим. – Оппозиция французов и кардиналов. – Сатиры Петрарки против Авиньона. – Увещательное письмо его к Урбану, 1366 г. – Патриотическая апология его Италии и Рима. – Основания, побудившие Урбана V покинуть Авиньон. – Римская его экспедиция, 1367 г. – Флот в Корнетской гавани. – Торжественная высадка и прием Урбана. – Кардинал Альборноц. – Поездка Урбана в Витербо. – Смерть кардинала Альборноца. – Смуты в Витербо. – Отъезд папы. – Торжественный въезд Урбана в Рим, 16 октября 1367 г.

Уже ранее заключения итальянской лиги принял Урбан V решение вернуться в Рим. В мае 1365 г. укрепил его в этом Карл IV и обещал провожать его самолично. Бурные мольбы римлян и всех итальянских патриотов встретили, наконец, благосклонное воззрение в шестом авиньонском папе. Но едва лишь успел Урбан огласить великое свое решение, как поднялась против него буря. Карл Французский, все придворные и кардиналы противились, только трое итальянцев в святой коллегии поддерживали этот план. Исполненные любви к родине и национального высокомерия, опасаясь утратить власть свою в курии, содрогались прелаты эти при мысли о промене роскошного Авиньона на дикий Рим. В царственной неге обитали они на берегах Роны; в палаццо своих утопали в роскоши Востока и Запада, причем, благодаря злоупотреблениям церковной администрации, всыпали несметные богатства в сундуки свои. Франция и Италия оспаривали друг у друга обладание папой, и национальная их ревность отзывалась уже начатками зарождавшейся схизмы. С одной стороны, стоял эгоизм французов, хотевших исключительное состояние возвести в закон; с другой – историческое право итальянцев, утверждавших, что Рим есть Богом предызбранная резиденция обеих «вершин мира», императора и папы. Слабые доводы французов с трудом опирались на указываемые упадок Рима и разложение Италии, ибо и тогдашняя Франция подобна была пустыне. Сатиры Петрарки на Авиньон дышат патриотической ненавистью, долженствующей быть почитаемой за истинное выражение итальянского национального чувства. Он называл Авиньон то Вавилоном, то адом, в котором пожирает все Цербер», это не город, но вместилище сатиров и демонов, клоака всевозможных наименований пороков. Папу уподоблял он воздвигающему башни Нимвроду. Письма его различных эпох полны завлекательнейших изображений жизни при папском дворе и испорченных нравов этого Дамаска, где все продажно за золото и где поток сладострастия бесповоротно погребает всякую невинность. До фанатизма доведенная любовь к заброшенному Риму вовлекла Петрарку в несправедливость. Авиньон, которому он обязан был предметом поэтических своих вдохновений и, быть может, своей славой, явился в глазах его козлом отпущения за пороки, омрачавшие тогдашнюю курию, а не безвинную почву Прованса, и французы могли, быть может, не без основания утверждать, что пороки эти занесены были впервые итальянцами, причем с не меньшим правом заявляли, что Авиньон явился для папства не ссылкой, но мирным приютом.

28 июня 1366 г. Петрарка длинным письмом убеждал Урбана V к возвращению в Рим. Замечательное это послание носит следы утомления и лет, но смелый его язык отражает республиканский век и ныне не мог бы более быть услышан. Как он юношей писал к Бенедикту XII, мужем – к Клименту VI, так теперь старцем – к Урбану V С бесстрашным величием разил он пороки курии и эгоистичное тщеславие кардиналов и напоминал папе о долге его как преемника апостола Петра и как епископа римского.

С XVI века решением света провозглашена была Италия раем Европы, но еще в XIV веке пришлось Петрарке отстаивать преимущества своей отчизны против французов. Нарочно как бы для них раскрыл он красоты итальянской природы. Провансальцы имели отвратительнейшие представления о климате, продуктах и народе сада Гесперид Вергилия. По мнению их, Италия лежала за пределами мира, и как переход через Альпы, так и плавание по Средиземному морю казались им одинаково страшными. Петрарке пришлось их убедить, что путешествие в недалекую Италию восхитительно как горой, так и водой. Он первый начертал изображение давности и плодородности Италии, называя ее прекраснейшей землей под небом. Он защищал и Рим; край вокруг города плодородный, да и сам город открыт для подвоза по Тибру; изнеженные кардиналы могли без труда выписывать себе туда их бургундское из Бона.

Смешно подумать, чтобы 20 или 30 духовных отцов не могли жить в Риме, где жили в изобилии 300 patves conscripti, столь много императоров и князей, бесчисленное число граждан и иностранцев. Он напоминал Урбану об опасности от турок; церковь грозима с востока, а он, папа, прячется в каком-то углу Запада, вместо того чтобы идти навстречу врагу в Рим и даже в Константинополь. Он напоминал ему о суде Божием, перед которым некогда придется ему отдавать отчет, когда спросит его Христос, вследствие чего избрал он резиденцию себе вместо Богом предуказанного ему Капитолия Авиньонский утес. «Что ответствовать станешь ты Петру, когда он речет тебе: – Я бежал из Рима от ярости Нерона; учитель Мой осудил мое бегство; я вернулся в Рим на смерть; но ты реки, какой Нерон и Домициан изгнали тебя из Рима? Желаешь ли ты на Страшном суде восстать в числе позорных грешников Авиньона, чем посреди Петра и Павла?»

Но к великому шагу побудил Урбана V не этот призыв самим им высокопочитаемого гения. Пребывание его в Авиньоне стало ненадежно. Ему, как и его предшественнику, пришлось там позорно откупаться от наемных банд. Французские дела привела вразброд война с Англией. Франция походила на пустыню, обуреваемую разбоями, голодом и чумой. Черная смерть поразила в 1361 г. в Авиньоне девять кардиналов, 70 прелатов и 17 000 человек народа. Локальная узкость давила папство. Для оживления своего оно нуждалось во всемирно-историческом воздухе Рима. Исход пап в Авиньон был аномалией. В силу исторической необходимости требовал Рим изгнанника своего назад. Он был тот теократический город, то освященное преданием, историей и верой местопребывание церкви, вне которого папство являлось лишенным всех тех мистических завес, которые скрывали его от пытливых взоров мира. Долгое резидирование в Авиньоне разорвало эту завесу, профанизировало даже ее и обнажило в непосредственном соприкосновении критическим расследованиям Запада. Как ни верен был принципиально тезис авиньонистов о том, что папа всюду представляет в мире церковь, но настолько же была неопровержима истина, что, при каких бы то ни было обстоятельствах вне Рима всегда должен он казаться лишь бездомным изгнанником. Да и к тому же теперь благодаря гениальности Альборноца церковная область была снова приведена к покорности Святого престола. Флорентийская лига была уже заключена; другая заключалась с верхнеитальянскими династами для обеспечения церковной области против угрожающего могущества Бернабо. Морские города обещали суда для перевозки папы. Император сам предлагал лично эскортировать его. И что могло быть натуральнее того, что император римский отвозил в Вечный город папу! Могло ли быть преподнесено Италии более великое зрелище, как торжественный въезд обоих глав христианства в столь давно заброшенный Рим? Императорская поездка для сопутствия папы порешена была даже на рейхстаге во Франкфурте. Урбан V выразил Карлу IV по поводу этого постановления свою радость; он желал его прибытия для успокоения Италии, но стеснялся раздражить могущественного Бернабо, стремившегося держать императора вдали от Италии.

С мужественной решимостью в последний день апреля 1367 г. Урбан покинул Авиньон. Пять кардиналов остались там. Петрарка нарисовал злостно-утрированную картину того состояния, в котором очутились по-женски вопившие прелаты, когда флот вышел 20 мая из Марселя в море и родная страна исчезла из их взоров. Они жаловались, будто их везут не как князей церкви в столицу христианства, а как турецких рабов в Багдад. Великолепно вооруженный флот, состоящий из 60 галер, присланных Неаполем, Венецией, Генуей и Пизой, подобно плавучему городу, покрывал море. 23 мая пристал он в Генуе, где Урбан встречен был с необъятным ликованием, как некогда Иннокентий IV Он пробыл там пять дней. 1 июня находился он в гавани Пизы; 4-го вошел флот в гавань Корнето. Это был в то время богатый и хлебный пункт, красивые башни которого превозносились современниками и поныне придают городу средневековый вид. Несметные толпы встретили святого отца на берегу. Синьоры из Романьи, из Сполето и из Мархии, послы от Орвието, Пизы, Флоренции, Сиены, Перуджии, Витербо, графы, бароны, епископы и аббаты, ближние и дальние, набожно преклонили колена на этом берегу церковной области, на который после 60 с лишком лет интервала впервые снова ступал папа. Устланный коврами трап воздвигнут был в море, а богато убранные палатки стояли на берегу. Путника встретил Эгидий Альборноц, человек, без которого никогда не отважился бы на эту поездку Урбан V и благодаря которому главным образом папство снова перенеслось из Авиньона в Италию. Когда великий этот укротитель тиранов, приведший к покорности Святому престолу после столь долгих войн Рим, Тусцию, Сполето, Умбрию, Мархию, Романью и только что перед тем возвративший Ассизи, ныне дряхлый старец, опустился на колена перед Урбаном, – то представил своей особой бьющую ему челом церковную область. Папа отслужил на берегу мессу, затем совершил въезд в ликующий торжеством Корнето. Там провел он пять суток в монастыре миноритов и отпраздновал Троицын день. Вскоре предстало перед ним посольство с Капитолия; оно вручило ему полное dominium Рима и ключи от замка Ангела.

Через Тосканеллу поехал Урбан далее на Витербо. Въезд свой в беспокойную эту столицу Патримониума имел он 9 июня, поселился на житье в построенном Альборноцом замке и намеревался пробыть здесь некоторое время для устройства всех итальянских дел и для принятия князей, синьоров и послов, долженствовавших сопутствовать ему затем в Рим. Жаркое лето приближалось; если бы папа повез в лихорадочную пору года в Рим кардиналов, из которых многие, совершив путешествие горой, присоединились к нему лишь в Витербо, то они могли бы умереть от страха.

В Авиньоне Карл IV обещал ему съехаться с ним в Витербо, но его поездка не состоялась. Италия желала возвращения своего папы, но не императора.

В Витербо съехались многие великие вассалы церкви; ежедневно прибывали с блестящей свитой посольства из итальянских городов. 5 августа заключена была для охранения их владений лига между папой, маркграфами д'Эсте, синьорами Мантуи и Падуи. Направлена она была против Висконти; император также обещал поддержку. На оживленность витербской жизни, вселившей снова в папу сознание, что церковь по-прежнему составляла в Италии силу, набросила первую тень кончина Альборноца. Великий кардинал скончался в замке Бонрипозо под Витербо 24 августа, не дождавшись возвращения папы в Рим. Четырнадцать лет пробыл он в Италии легатом; среди труднейших обстоятельств разрешил свою задачу. Тиранов привел он к стопам своим, восставил города, составил для Мархии, Романьи и прочих провинций книгу законов, которая, будучи позднее ревизирована и утверждена Сикстом IV, сохранила под именем Эгидианы действующую силу до новейшего времени. Он был гениальнейший государственный муж, когда-либо заседавший в коллегии кардиналов. Скорбь по нему охватила боявшуюся или любившую его Италию. Побежденные им враги дивились его мощи и преклонялись перед его великодушием; друзья оплакивали в нем надежнейшую опору. Болонья, вырванная им из-под власти тиранов и одаренная благодетельными учреждениями, поныне сохраняет благоговейную память о нем. Согласно духовной кардинала, прах его предан был земле в Св. Франциско, в Ассизи, а затем перевезен в Испанию. Папа даровал юбилейную индульгенцию всем, кто пронесет некоторое расстояние на плечах своих гроб. Аристократы и принцы, в числе таковых сам Генрих Кастильский, предложили свои услуги, и так усопший переносим был от города до города до самого Толедо и помещен был в Св. Ильдефонсо в мраморный памятник, единственным украшением которого было имя «Эгидий Альборноц». В Риме ничто не напоминает о нем; неизвестно даже, был ли он вообще и когда именно в этом городе.

Ненадежная картина радости и примирения, явленная для первой встречи Урбана V Италией, помрачилась с кончиной человека, которого папа называл надежнейшим оплотом церкви. Вскоре после того напугали его смуты в Витербо, бывшие 5 сентября. Население этого города, воспитанное в простых и демократических обычаях, раздражено было надменным обращением французских куртизанов; оно бросилось брать штурмом дома некоторых кардиналов с кличем; «Да здравствует народ! Смерть церкви!» Трепещущие прелаты укрылись в замке под защиту папы. Витербцы обложили самую резиденцию Святого Отца. Разнесли городские ворота и построили баррикады. Трос суток продолжались волнения, пока благодаря всюду разнесшейся молве стеклись вооруженные люди из соседних городов для освобождения папы. Хронист Орвието делает замечание, что смуты эти устроены были самими кардиналами, чтобы вселить в папе отвращение к Италии. Тем не менее буря улеглась, и граждане витербские с раскаянием изъявили покорность. Невзирая на это, интердикт, который Урбан вынужден был наложить на столицу Патримониума, когда едва успели замереть радостные клики при его встрече, и отвратительные зрелища воздвигнутых виселиц должны были глубоко его огорчить и отнять чувство безопасности.