Текст книги "Королева войны"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 49 страниц)

Время в пути пролетело довольно быстро. Эзена и Анесса выспались на все времена, поскольку выбрались из кровати только на следующий день перед полуднем. Мягкое покачивание корабля, плеск воды за бортами и кормой, потрескивание обшивки и холодное дыхание реки отлично способствовали сну. Хуже пришлось Готаху, который всю ночь вертелся на твердых досках стола, пока наконец под утро, разозлившись, не вылез на палубу и только там смог немного поспать, сидя на мягком кресле и опираясь на второе ногами. Два заспанных страшилища – ибо ни княгине, ни ее Жемчужине не хотелось причесываться перед завтраком, не говоря уже о подкрашивании бровей и ресниц или подрумянивании щек, – полдня провели за едой, разговаривая на такие темы, что у посланника на спокойной реке едва не началась морская болезнь. Он начал всерьез задумываться, не будет ли так постоянно. Возможно, комендант Йокес мог бы найти ему какое-нибудь занятие при войске? Женщины, как оказалось, даже самые необычные, были попросту страшными. Среди немногочисленных имевших хоть какой-то смысл замечаний широко разливалась невыносимая бабская болтовня обо всем и обо всех без исключения, подкрашенная преувеличениями, издевками, а под конец анекдотами и шуточками. Посланник держался мужественно, но, услышав два анекдота, рассказанных брюнеткой, и один, четыре раза начатый и так и не законченный блондинкой, сбежал в пустую надстройку и сидел там, размышляя о Громбеларде. Он также немного подумал о Кесе, с которой целыми днями мог разговаривать об истории Шерера и которая не разевала рот даже тогда, когда он рассказывал о Шерни, поскольку у нее имелось собственное мнение и собственные мысли, нередко достойные внимания. Она могла запомнить использованные им доводы и прийти с ними на следующий день, обратив часть из них себе на пользу и указывая на те места, где мудрец Шерни противоречил сам себе. Она была просто бесценна. Он ошибался, доказывая Эзене, что в Сей Айе ничего больше о Шерни уже не узнает. Ничего нового не увидит – возможно. Но он полгода приводил в порядок знания, которые получал всю свою жизнь. В этом ему помогала та, кто не начинал четыре раза один и тот же анекдот, чтобы наконец рассказать его до конца. Мужчины бывали умными или глупыми. Но женщины… собственно, пожалуй, все, кроме одной… бывали умны и глупы одновременно. Ее высочество Эзена, как только переставала быть княгиней, сразу же становилась двадцатипятилетней девицей, думавшей любой частью тела, но только не головой… Проницательная первая Жемчужина, которая вернулась из зимнего путешествия, таща для своей госпожи на поводке весь Дартан, за столом под парусиновой крышей, на речном корабле, наверное, не сумела бы даже сосчитать до десяти… Впрочем, все они были такими, без исключений! Та, которую он считал самой умной, следы беременности воспринимала как нечто унизительное, к тому же не пришла с ним попрощаться, когда он уезжал. Ни с ним, ни с кем вообще, даже со своей госпожой. Именно так и можно было дружить с женщиной.

Поздним вечером (было уже совсем темно), когда оказалось, что они подплывают к Нетену, княгиня и ее Жемчужина впали в панику. Служанки в тусклом свете фонарей причесывали и подкрашивали своих хозяек, поправляли кое-как зашнурованные военные платья, рылись в объемистых сундуках в поисках требуемой обуви. Готах, полгода проживший во дворце, никогда не видел, как выглядит жизнь женщин с изнанки. Ежедневные беседы за столом, достаточно пустячные (а какими еще они могли быть?), длились недолго. Многочисленные разговоры с княгиней всегда касались конкретных вопросов. Рубашка, которую носила ее высочество вместо платья, была проявлением бунта – это он понимал, поскольку каждому порой хотелось сделать что-нибудь неумное (он сам, будучи в дурном настроении, мог попросту весь день не вставать с кровати). Но теперь, на борту небольшого корабля, скрыть что-либо было невозможно, становилась видна повседневность, обычно скрытая в бесчисленных комнатах дворца. Готах уже понял, что будет стоять на коленях перед Йокесом, будет носить за ним миску с супом, дуть на ложку и подавать остуженную пищу прямо в рот, лишь бы получить какое-нибудь занятие и попасть в палатку с военными урядниками, офицерами, да пусть даже с поварами.

Баржи гвардии, ловко лавируя между снабженными фонарями буями (множество подобных светящихся буев обозначало на реке фарватер), приближались к ярко освещенной пристани. Быстро маневрируя на своих крошечных лодочках, портовые лоцманы выделяли места причаливающим судам, направляя другие на рейд. Для корабля ее высочества было предусмотрено свободное место. Вскоре сбросили трап, и княгиня в сопровождении телохранительниц, первой Жемчужины и посланника сошла на набережную. Прибывших ожидали выстроившиеся в ряд спешившиеся конники отряда Дома. Выгружающиеся со своих барж гвардейцы несколько искоса поглядывали на элиту конницы Сей Айе, присланную неизвестно зачем, словно их эскорта было недостаточно. Оба отборных подразделения издавна соперничали за звание лучшего отряда ее княжеского высочества. Однако Йокес вовсе не желал возобновлять соперничество, ему хотелось лишь принять княгиню сообразно ее рангу и обеспечить исполнение необходимого церемониала. Комендант давно уже безвылазно сидел в военном лагере; Эзена не без удивления заметила, что он похудел, двигался более энергично, а голос у него был как военная труба – в тишине Доброго Знака ему не приходилось кричать на солдат, но здесь, среди портового шума, негромкой команды никто бы не услышал. Конники ударили перчатками о щиты; Йокес в сопровождении Хайны приветствовал княгиню в Нетене. Комендант обменялся многозначительным взглядом и мимолетной улыбкой с Анессой, что наблюдательная Эзена сразу же заметила.

Черной Жемчужине не по вкусу были пышные церемонии.

– Пойдем отсюда, ваше высочество, – сказала она после короткого приветствия. – У нас с комендантом совершенно противоположные взгляды на некоторые вопросы. Я его понимаю. Он хочет поднять настроение своих солдат, так что охотнее всего привел бы сюда всех, чтобы они увидели твое прибытие. Но я, напротив, предпочла бы, чтобы тебя привезли спрятанной в мешке. Ни одна собака не должна знать, где госпожа Доброго Знака. Я согласилась на пол-отряда.

Хайна была одета в роскошную военную форму: превосходную кольчугу, скрытую под красной накидкой, черную военную юбку и два ремня с золотыми пуговицами – пояс ровно на талии, поддерживающий кинжалы в ножнах, и перевязь с висящим на левом бедре мечом. Все это прямо-таки источало богатство, рукояти оружия украшали золото и большие рубины, юбка и накидка были вышиты золотой нитью, а голенища высоких сапог, как и ремни, унизывали золотые пуговицы.

Йокес, который ненадолго отошел, чтобы указать место поварам и оруженосцу княгини, приплывшим на баржах гвардии, что-то крикнул Хайне. Невольница обернулась и сделала какой-то жест рукой. Йокес тоже ответил жестом. Эти двое наверняка умели договариваться. Прежде всего – что Эзена заметила с истинным удовлетворением, – они прекрасно друг друга понимали, между ними не было никаких разногласий. Жемчужина отдала приказ конникам отряда Дома, а Йокес сказал что-то Охегенеду. Поссорившиеся командиры наверняка бы не позволили командовать своими отрядами.

Комендант подошел, лично ведя мерина Эзены.

– Ваше высочество, – сказал он, – настоящая встреча будет в военном лагере, недалеко отсюда, но тебе уже пора ехать. Хайна покажет дорогу, я останусь еще на какое-то время здесь. Я должен отдать приказы пехотинцам, которых ты привезла, поскольку в лагерь они пока не пойдут, мне нужно также направить в соответствующее место обоз гвардии. Хайна и мой заместитель в лагере покажут тебе палатку… Я хотел выделить тебе, госпожа, часть здания комендатуры, но твоя Черная Жемчужина сказала, что ты должна уже сейчас привыкнуть к палатке, чтобы в поле она не стала для тебя чем-то новым. – Он слегка улыбнулся. – Может, оно и верно.

– Ваше благородие, ты позволишь мне остаться здесь? – встрял посланник. – Если не помешаю…

Йокес удивился, но кивнул.

– Если у тебя, ваше благородие, есть желание бегать за мной по всему Нетену – то пожалуйста. Тебя не интересует военный лагерь?

– Я еще успею его увидеть.

– Что правда, то правда.

– Ты даже не спрашиваешь, мудрец Шерни, будешь ли ты мне нужен? – слегка обиженно спросила Эзена.

– Спрашиваю, ваше высочество. Прошу прощения.

– Оставайся с комендантом, если тебе скучно в моем обществе, – позволила она. – У меня складывается странное впечатление, что мною тут начинают командовать.

Йокес посерьезнел, бросил взгляд на Хайну и снова посмотрел на Эзену.

– Ваше высочество, объяснимся завтра. Но уже сейчас, пожалуйста, помни, что это военный лагерь, из которого мы в ближайшее время выступим на войну. Я буду выбирать дороги, по которым пойдут солдаты, я выделю место в строю тебе и твоей гвардии, а Хайна будет решать, в каком месте будет стоять твоя палатка и как далеко от палатки тебе можно будет отойти. Если ты немного подумаешь, княгиня, то наверняка легко поймешь, что так оно и должно быть. Завтра утром приглашаю на совещание, – добавил он. – Познакомишься со своими офицерами, госпожа.

Если в его голосе и прозвучало злорадство, то непреднамеренно.

– Утром? – спросила ее княжеское высочество, которая всего сутки назад поучала первую Жемчужину, что они будут жить почти как простые солдаты, без всяких ковров и излишеств.

– Подъем для солдат перед рассветом, утренние поверки в отрядах на рассвете. Совещания проходят сразу после поверки, перед завтраком, ваше высочество.

Анесса и Эзена обменялись испуганными взглядами. В такое время в Сей Айе вставала только Кеса.

35

Хайна не подумала о том, чтобы выделить в большой военной палатке место для посланника, так что Готах, вернувшись из Нетена, поспешно воспользовался приглашением в здание комендатуры, где Йокес нашел для него комнату. К этому времени женщины уже расположились в палатке. Места было достаточно, поскольку обычно палатка предназначалась для двадцати пяти – тридцати солдат.

Складные армейские койки, которыми Анесса пугала Эзену, действительно использовались старшими по званию военными в полевых условиях. Что самое удивительное, эти полезные приспособления изобрели дартанцы; более состоятельные рыцари, отправляясь на войну, не желали спать на земле. Пока что, однако, в приготовленной Хайной палатке поставили простые, но довольно удобные кровати, сколоченные из досок лагерными плотниками. В отделенной полотном части для прислуги стояли широкие нары, на которых могли одновременно спать даже четверо. Этого вполне хватало, поскольку невольниц было всего шесть, а две из четырех телохранительниц постоянно несли службу. Сверх того в палатке не имелось никаких удобств. В распоряжении княгини находились небольшой стол и несколько простых табуретов. В палатку поставили сундуки с ее вещами – всего два, так как Эзена еще в Сей Айе по-настоящему отважно удержалась от искушения взять с собой в поход все, что ей пришло в голову. С Анессой дело обстояло иначе. Княгиня выспалась на корабле и только потому не прогнала первую Жемчужину на все четыре стороны. Блондинка до поздней ночи болталась по палатке, не давая отдыха никому. Служанки расставили ее сундуки, достали из них самые необходимые вещи, такие как три зеркала, шкатулка с украшениями, десятка полтора гребней и щеток для волос, несколько баночек и горшочков с духами и благовонными маслами, серебряные столовые приборы, несколько бокалов, кубков и стаканов, канделябр из кости и рога, масляные лампочки, ночная рубашка, какие-то свитки и дорожная конторка для письма – дощечка, которую можно было положить на колени, снабженная зажимами для пера и чернильницы. Был еще бархатный волк, набитый шерстью, прекрасно сшитый, со светящимися рубинами в глазах, прикроватный коврик (второй такой же Анесса припасла для госпожи, но что-то ей подсказывало, что пока его лучше из сундука не доставать) и огромная лисья шуба на случай утренних холодов. Эзена, у которой, естественно, тоже имелись кое-какие женские мелочи, лежала в кровати, опираясь на локоть и молча наблюдая за суетой Жемчужины. Открыли третий и четвертый сундуки. При виде бархатной лягушки, набитой шерстью, прекрасно сшитой, со светящимися зеленовато-голубыми кристаллами в глазах, которая должна была служить Анессе подушкой, княгиня отвернулась к полотняной стене. Внимательный наблюдатель, возможно, заметил бы, как несколько раз вздрогнули ее плечи. Анесса ничего не заметила, еще долгое время поглощенная извлечением на свет необходимых в военном походе предметов, с которыми бегали по палатке служанки, ища для них место.

Военный лагерь при свете дня выглядел впечатляюще. Казалось, будто весь лес заполнен войском, палатками, конями, строениями, в которых хранились припасы, мастерскими ремесленников… Где-то гудела и лязгала лесопилка. Повсюду ходили люди, маршировали отделения и отряды, шли какие-то учения, водили лошадей… Всюду были какие-то кухни, сколоченные из неоструганных досок столы, странные конструкции – например, две высокие наблюдательные башни, с которых лесная стража высматривала дым над пущей; дым мог свидетельствовать о пожаре или, что было более вероятно ранней весной, когда лес полон влаги, о появлении незваных гостей. Надежно укрытые от дождя, громоздились бочки и ящики с каким-то военным добром. Строились и собирались многочисленные повозки, большие и поменьше, хотя при этом заботились о том, чтобы все используемые колеса имели один и тот же размер – так легче было их чинить и заменять. Лес был основательно прорежен, но не выкорчеван, поскольку пни могли пригодиться. Многие деревья оставили на месте, чтобы по огромной поляне не гулял ветер. Анессе доводилось видеть военные лагеря в Сей Айе, правда, организованные совершенно иначе, но точно так же полные людей и снаряжения. Княгиня оказалась в подобном месте впервые – и не могла поверить, что в этих бесчисленных палатках разместились на неизмеримом пространстве две с половиной тысячи солдат. Она могла бы поклясться, что их вдесятеро больше.

И тем не менее под началом Йокеса находились восемьсот конников в трех отрядах Большого Штандарта, шестьсот пятьдесят в Малом Штандарте и пятьсот легких конников (легких в дартанском понимании, как когда-то справедливо заметил разведчик тысячницы Терезы, поскольку вооружены они были намного тяжелее, чем имперские конные стрелки). К ним добавлялись полтысячи пехотинцев, считая тех, которых привела Эзена, сто гвардейцев и отряд Дома численностью в четыреста конников. Это были все войска Сей Айе, кроме двух сотен пехоты и городских стражников, оставшихся на поляне. И еще восемьсот с лишним лесничих, представлявших на бездорожьях пущи весьма значительную ценность, но за пределами леса – никакой.

Эзена примерно знала, сколько у нее солдат, но на утренней поверке впервые смогла в точности оценить их численность. Ей было известно, что самый слабый имперский легион насчитывал почти тысячу лучников, щитоносцев и конников, а развернут он мог быть даже до полутора тысяч, если вместо клиньев состоял из полусотен. Йокес, похоже, догадался, какие сомнения обуревают его госпожу, но закончил совещание, ничего не объяснив. Обсуждения ждали очень серьезные дела, которые он, однако, не хотел затрагивать в присутствии командиров отрядов и сказал, что после завтрака явится в палатку ее высочества.

Из палатки доносился стук молотков, скрежет и высокий голос первой Жемчужины. Выражение лиц стоявших на часах перед палаткой гвардейцев нельзя было назвать чересчур серьезным. После того как совещание закончилось, княгиня в сопровождении одной из телохранительниц вошла внутрь и увидела целую армию плотников и их помощников, мастеривших под руководством Анессы какие-то приспособления. Вешалки для платьев и этажерки были уже готовы, ремесленники теперь возились с небольшими столиками, на которых должны были стоять зеркала. При виде ее высочества работа прервалась; служившие при войске бедняги не знали в точности, как следует приветствовать княгиню, и лишь вытягивались в струнку, словно перед офицером. Из предназначенной для служанок части палатки выглянула Хайна, посмотрела на золотоволосую подругу, потом на Эзену и жестом пригласила их к себе (она решила жить там же, где и телохранительницы). Эзена воспользовалась приглашением. Рядом снова раздались скрежет пилы, шорох рубанка и стук молотков.

– Я думала, ты поговоришь с Иокесом! – крикнула Жемчужина. – Я думала, ты вернешься позже!

– Он должен прийти сюда! – крикнула в ответ Эзена. – Йокес! Сю-да!

– Но здесь настоящая лесопилка! Я пойду к нему! К Йокесу! Пусть прикажет принести обед, поешь вместе с ним!

– Ты тоже иди! Пригодишься при разговоре!

Они вышли из палатки, не замеченные Анессой.

Известие о предприятиях первой Жемчужины комендант воспринял с пониманием, даже шутливо одернул Хайну, которая довольно злорадно изложила ему суть дела. Эзена не в первый раз подумала, что Анесса имеет огромное влияние на этого жесткого вояку, к тому же давно уже не мальчика. Но, может, именно так и должно быть, и человек, постоянно отдающий приказы, тоже нуждается в ком-то, кто отдавал бы приказы ему, хотя бы для разнообразия? Не стоило сомневаться, что прекрасная невольница давно уже забрала Йокеса в свои нежные ручки.

Комендант послушался совета Хайны и послал часового на кухню, велев принести еду для четверых. Прежде чем княгиня успела спросить, кто четвертый, он сказал:

– Ваше высочество, у меня есть и совет и просьба сразу. Твой гость торжественно поклялся мне, что сохранит любую доверенную ему тайну. Я склонен ему верить, поскольку, прожив полгода под твоей крышей, он не дал ни единого повода считать иначе. А человек этот обладает громадными знаниями, в особенности из области истории, и вчера я услышал от него немало интересных замечаний. Они относились к первой армектанско-дартанской войне, а опыт этой войны может быть весьма полезен. Не знаю, известно ли кому-либо на этот счет больше, чем твоему гостю. Если возможно, я хотел бы оставить его при себе в качестве советника.

– Ты говоришь о посланнике? Действительно, ему наверняка можно доверять. Раз ты утверждаешь, что он тебе пригодится, то бери его себе. А что он?

– Он обрадовался. Не скрывал, что хочет быть полезным, а бездействие его мучает.

Позвали посланника, который, по своему обычаю, давно уже был на ногах. Вскоре принесли еду. Для княгини приготовили несколько иные блюда, чем для всех; Хайна уже успела загрузить работой повара ее высочества. Под присмотром Черной Жемчужины невозможно было представить, чтобы Эзена пробовала яства, к которым приложили руку случайные люди. Огромный поднос поваренок притащил сам, не позволив, чтобы кто-либо ему помогал. Хайна бы его за это задушила.

Удовлетворив первый голод, княгиня поделилась мучившими ее сомнениями насчет численности войск. Йокес, готовый к подобному вопросу, лишь кивнул и сказал:

– Ваше высочество, этим без малого двум тысячам солдат тяжелой конницы, которыми я командую по твоему приказу, нет равных во всей Вечной империи. Это лучшая конница, какая когда-либо существовала в Шерере, вооруженная столь же хорошо, как и рыцари его благородия Эневена, к тому же дисциплинированная и обученная столь тщательно, как только возможно. Единственное, чего не хватает этим солдатам, – боевого опыта. Но я считаю, что уже сегодня не существует таких войск, которые в открытом сражении остановят эти две тысячи конников. Я четверть века служил в армектанской коннице, командовал ею, взаимодействовал с тяжелой и легкой пехотой, в конце концов, командовал и этой пехотой, поскольку был как командиром части, так и всего военного округа. Поэтому я знаю, что говорю. Твои конники, ваше высочество, разнесут на своих копьях и копытах лошадей десять армектанских легионов, а более сильных у империи не будет, ты прекрасно знаешь почему. Сила твоей армии не подлежит сомнению. Суть в том, госпожа, что врага нужно вынудить к решающему сражению на подходящей для тяжелой конницы местности, и притом не к одному сражению, ибо великая сила имперских легионов способна возрождаться заново, раз за разом. Этих солдат необходимо перебить до последнего, лишить командиров, отобрать даже малейший шанс на победу, поскольку иначе, разбитые и разогнанные, они невероятно быстро соберутся снова и из пяти разбитых легионов сразу же создадут четыре новых, столь же полноценных, как и прежние. Армектанскому солдату война дает все: положение, которое никто не осмеливается оспаривать, военные трофеи, не имеющие ценности для дартанского рыцаря, но невероятно ценные для одетого в мундир крестьянина, да хотя бы даже жалованье. Наконец, возможность отличиться и сделать головокружительную карьеру. Достаточно вспомнить женщину – командира гвардейцев, которую ты когда-то вышвырнула из Сей Айе. Она всем обязана войску и войне, а лучники из армектанских легионов смотрят на таких командиров и знают, что через несколько месяцев или лет могут стать такими же. Армект, ваше высочество, завоевал весь Шерер, ибо даже самый никчемный из армектанских воинов хотел сражаться, и сражаться до конца. Не ради каприза своего властелина, не из каких-то политических соображений и даже не ради жалованья, поскольку жалованье можно получать и скучая в городском гарнизоне. Но военные трофеи, славу и шансы на лучшую жизнь дает только армектанская Арилора. И теперь будет так же.

– Итак, у нас сильная армия, поскольку я не могу тебе не верить, и очень трудный противник, – сказала Эзена. – Но похоже, это не самая большая твоя проблема? Я приехала сюда, так как рыцарь, командующий моими войсками, мне приказал, – шутливо заметила она. – Мы оба знаем, что я не буду возглавлять какую-либо кампанию или даже сражение. Это ты будешь отдавать приказы, я их только подпишу. В чем состоят проблемы с его благородием Эневеном? – прямо спросила она.

Йокес нахмурился. Он рассказал о решающем сражении под Вемоной, о ходе которого уже знал во всех подробностях, и честно похвалил поступок рыцаря королевы, который мало того что закончил гражданскую войну, но и нашел союзника в лице извечного врага и укрепил свои силы остатками его отряда. В Дартане уже повсюду рассказывали о королеве, которая, как и ее легендарная предшественница много веков назад, воскресит славу дартанского королевства и обеспечит дартанским родам надлежащее место в Шерере. Эневен был хорошим вождем и способным политиком. Он также обладал немалой властью над сердцами и душами людей. Он мог к ним обратиться и привлечь на сторону того дела, которому служил сам. Княгиня не могла выбрать лучшего исполнителя для своих планов, и Йокес честно это признавал. Однако у него имелись серьезные опасения.

– Его благородие Эневен считает себя первым из твоих рыцарей, ваше высочество, и трудно иметь к нему за это претензии, поскольку ты сама вбила это ему в голову, обретя ценного союзника, – наконец сказал он. – Повторю еще раз, что он мужественный человек и хороший вождь. Но война с Вечной империей – не рыцарские схватки со Справедливыми. Его благородие Эневен знает об этом, но готов принять вызов, доверяя своим стратегическим способностям и мужеству своих рыцарей.

– Ты этого доверия не разделяешь, как я понимаю? Нет-нет, комендант, – запротестовала она, когда он начал качать головой, мол, «с одной стороны… но с другой стороны…» – Ты солдат и должен говорить по-военному. У него есть шанс выиграть эту войну или нет?

– Прежде чем я попросил тебя приехать, он прислал мне письмо, в котором излагает свои планы и почти прямо отдает мне приказы. В общих чертах эти планы совпадают с указаниями, которые он получил от тебя, ваше высочество. Но то, каким образом он хочет это сделать… Я не отдам ему твоих солдат, – коротко сказал Йокес. – Я перейду в подчинение его благородия Эневена только тогда, когда ты мне прикажешь. Но, слушая его, я не смогу предотвратить поражение. Может, мне и удастся выиграть какую-нибудь битву, но войну мы проиграем окончательно и бесповоротно.

– Покажешь мне это письмо.

– Конечно, ваше высочество. Прямо сейчас?

– Нет, я уже знаю, что в нем. Я хочу в точности знать его содержание, только и всего. Почему Эневен не может справиться с имперскими легионами? Как я поняла, его отряды хотя и не столь дисциплинированны, как мои, зато намного более многочисленны и смогут противостоять в бою легионерам. Полагаешь, что так не получится? – спросила она.

Йокес задумался. У него давно уже сложилось свое мнение, но он размышлял о том, как лучше изложить суть не разбирающейся в военных вопросах княгине.

– Трудно оценить, чего на самом деле стоят дартанские отряды. Непосредственно в бою они вполне способны на то же, что и наши, поскольку известное много веков построение «острием» лучше всего подходит для решающей атаки, и мы сами так же выстраиваем наши силы. Рыцари уступают нашим солдатам во всех отношениях, но не в ближнем бою. Маневры перед лицом неприятеля, распределение сил, передвижения войск – вряд ли это вызовет у кого-то восхищение. Но если все же дойдет до столкновения, то дартанский рыцарь из Дома, почитающего военные традиции предков (ибо не все Дома таковы), зарубит любого противника, поскольку упражнялся в этом искусстве с детства, под надзором собственного отца. Почти каждый из наших солдат, не считая нескольких десятков рыцарей, служащих в отряде Дома, в ближнем бою уступил бы дартанскому мужчине чистой крови, который гордится своим рыцарским происхождением, не говоря уже о легковооруженном армектанском лучнике, крайне слабо подготовленном для рукопашной борьбы. Так что нельзя недооценивать силы его благородия Эневена, поскольку не существует такого армектанского легиона, который выдержал бы удар одного его отряда, выстроенного соответствующим образом. Проблема в том, ваше высочество, что переводимые сюда с северной границы легионы – худший возможный противник, особенно для недисциплинированной армии, обремененной большим обозом. На севере легионеры ведут с алерскими полузверями вечную партизанскую войну. Стая Серебряных Алерцев на вехфетах (так называются их выносливые верховые животные, не похожие на наших лошадей) может быть сегодня здесь, а завтра там, так что легионеры действуют точно так же. Пехотинец с северной границы будет потрясен силой дартанской конницы, а может быть, даже одним видом железных отрядов Эневена, конный же лучник привык атаковать более слабых, чем он, алерских наездников, так что ему нелегко будет осознать, что здесь слабее он, причем несравнимо слабее. Но Эневен лишится обозов, прежде чем поймет, что вообще может их лишиться, ему основательно потреплют передовое охранение и тыл, и так будет постоянно. Ночью промчатся через его лагерь и подожгут палатки, измотают до предела его рыцарей, но ни разу не вступят в бой лицом к лицу, хотя десять раз будут делать вид, что именно сейчас собираются начать решающее сражение. В конце концов они его начнут, а его благородие Эневен, уставший и злой, примет этот бой, ибо иначе его покинут остатки измученных этой мерзкой войной рыцарей. Он позволит втянуть себя в сражение за позицию, которую невозможно захватить, специально выбранную и заранее укрепленную противником, поскольку иного выбора у него не будет. Такую войну вел бы я сам, стоя во главе северных легионов, и такой войны я больше всего боюсь. Ваше благородие, не так ли именно выглядела первая армектанско-дартанская война?

Готах кивнул.

– Именно так. Армектанские легионы были повсюду, но состоялось лишь несколько крупных сражений и ни одного решающего, то есть такого, которое могло бы определить судьбу войны. Дартанские рыцари в конце концов разъехались по домам. Города и крепости взяли измором, когда не стало армий, которые могли бы прийти на помощь. Но сейчас в Дартане вообще нет серьезных укреплений, и война может продлиться значительно меньше, поскольку города не нужно захватывать, достаточно в них войти. Кроме того, имперские войска могут перемещаться совершенно свободно, так как они нигде не оставляют позади себя не захваченных крепостей, гарнизоны которых могли бы занять их тылы и перехватить снабжение.

– Надо понимать, что и теперь все будет так же? – возмутился Йокес.

Посланник покачал головой.

– Прежде всего, ваше благородие, Армект тогда имел в своем распоряжении, по моим оценкам, от пятидесяти до шестидесяти вооруженных легионов, и некоторые из них были весьма многочисленны. В Дартан вторглась почти стотысячная армия. Сегодня под Тарвеларом соберется самое большее восемь или девять легионов, а десятый, насколько я знаю, охраняет Тройное пограничье. У нас же силы ненамного меньшие, чем были когда-то у дартанского короля. Ненамного меньшие, зато несравнимо лучше организованные.

– Мне бы хотелось знать, – сказала княгиня, – что может заставить имперских командиров вступить с нами в решающее сражение. И еще один вопрос, вернее, мысль, хотя я разбираюсь в военном деле настолько слабо, что не стану гневаться, даже если вы все расхохочетесь. – Она слегка шаловливо посмотрела на Йокеса, Хайну и Готаха. – Не может ли быть так, что войска оказываются сильнее всего тогда, когда… когда они просто есть? Когда они не вступают в бой, но самим своим существованием вынуждают армию противника к бездействию, так… на всякий случай?

Никто не смеялся. Ее высочество, вообще не знавшая, что такое война, и смело в своем незнании признававшаяся, вместе с тем была наделена военным талантом настолько, что заслуживала лишь уважение и восхищение. Почти не используя военного языка – поскольку его не знала и не понимала, – она могла попасть в самую суть.

– Гаррийцы когда-то придумали понятие «орре сег гевер», что в точности означает «существующий флот», – сказал Йокес. – Они вынуждены были держать наготове крупные силы лишь потому, что существовали армектанские корабли. Только существовали, ничего больше. Они стояли на якоре, и никто не знал, когда и куда они поплывут. Пираты и корсары на службе империи разрушили торговлю Гарры с Островами, так как никто не отваживался распустить флот для сопровождения купеческих парусников. Сегодня каждый высокопоставленный офицер использует определение «орре сег гевер», имея в виду любые силы, которые одним своим существованием связывают силы противника. Отвечу так – да, ваше высочество. Твое войско – это орре сег гевер, эта доктрина – основа нашей стратегии. Если, само собой, его благородие Эневен не поведет себя иначе.