Текст книги "Королева войны"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

22

Полусотня закованных в сталь солдат – десять пятерок, одна за другой – образовывала на дороге быстро движущийся четырехугольник, впереди которого ехал конный офицер. Каждый четвертый шаг отбивался сильнее обычного, сопровождаемый звоном доспехов и ударами железных ножен мечей о набедренники. Яркие плюмажи ритмично покачивались над шлемами. Йокес провожал Агатру в том же сопровождении, какое три недели назад обеспечил молодому Денетту, но намного убедительнее демонстрировал силу своего войска. Еще не стемнело; заходящее солнце отбрасывало на доспехи красные и золотые отблески. Двигавшиеся следом за тяжеловооруженными армектанские лучники, ослепленные этими отблесками и оглушенные грохотом шагов, на каждом изгибе дороги могли наблюдать щиты и доспехи, против которых их легкие стрелы мало что могли поделать, во главе же строя они видели коня командира – огромное животное словно не из этого мира, без каких-либо усилий несшее конскую броню. Возглавлявшая гвардейцев подсотница не смотрела на ехавшего рядом Йокеса, но знала, что комендант войск Сей Айе именно сейчас завершает начатый его госпожой разговор. В дворцовом саду княгиня сказала: «Я не признаю несправедливый приговор». Йокес это подтверждал. Если можно было летом заставить солдат в полной броне столь быстро маршировать в сомкнутом ровном строю, значит, их можно было заставить делать что угодно. Легкая гвардейская пехота с трудом поспевала за спешившейся конницей Сей Айе. Овеянные славой, опытные солдаты империи прозябали в своих гарнизонах, неся двойную «вольную службу». Бледная Агатра надеялась, что гонка закончится у края леса. В противном случае разукрашенные вояки Сей Айе готовы были прикончить ее лучников одним только маршем.

У края леса ждали два клина арбалетчиков.

– Здесь мы распрощаемся, ваше благородие, – сказал Йокес.

Съехав с дороги, он выкрикнул несколько дартанских команд.

Тяжеловооруженные, грохоча доспехами, разошлись в стороны и встали. Наступила звенящая в ушах тишина.

– Здесь мы распрощаемся, – повторил комендант Сей Айе. – Тебе дадут проводников, ваше благородие. Вахен!

Из-за деревьев появились семь человек… и кот. Подсотница поняла, что на этот раз никого перехитрить наверняка не удастся.

– Доберусь сама. Я знаю дорогу до Вечной империи.

Йокес махнул рукой, и лесничие исчезли.

– В таком случае, ваше благородие, мне остается только пожелать счастливого пути. – Он ни словом не обмолвился об ожидавших арбалетчиках; и без того было ясно, для чего они здесь. – Надеюсь, подсотница, что мы никогда больше не встретимся.

Она отвела взгляд, поняв, что комендант все знает.

Это уже не имело никакого значения.

– А я надеюсь на обратное, – сказала она, а потом вдруг, сама того не желая, попыталась оправдаться перед прославленным воином, которым восхищалась: – Я служу Вечной империи всегда и везде, ваше благородие, как только могу. Но я солдат, и мои достоинства можно оценить только на войне. И я хотела бы, чтобы когда-нибудь ты смог их оценить.

Агатра поехала шагом вдоль дороги. Не оборачиваясь, она отдала короткий приказ, и лучники гвардии двинулись вперед – в том же темпе, в каком дошли до края леса. Этого она им не приказывала… Йокес слушал их тяжелое дыхание и смотрел на уставшие, покрытые потом лица проходящих мимо солдат, которые догоняли и опережали свою подсотницу, готовые упасть за первыми же деревьями – но не сейчас, пока он их еще видел. Ему тоже кое-что сказали, а может быть, только напомнили о чем-то важном…

Он смотрел, как клин лучников армектанской гвардии углубляется в лес. Потом взмахнул рукой над головой, отдавая тяжеловооруженным команду «Назад!», развернул коня и поскакал туда, откуда пришел. Ему нужно было сделать еще одно дело.

Рысью и галопом попеременно комендант войска Сей Айе скакал в сторону постоялого двора, где держали разоруженных солдат его благородия Денетта. Не доезжая до дворца, он свернул на боковую дорогу, огибавшую старый замок. Вскоре он уже был на развилке у мельницы, где снова пустил коня рысью и вскоре спрыгнул с седла на площади перед придорожной корчмой. Навстречу выбежал корчмарь, вместе с ним появилось несколько солдат.

– Хозяин, я хочу побыть один в большом зале, – сказал он. – Солдат, приведи туда командира отряда. Освобожденного от пут и с мечом.

Не говоря больше ни слова, он вошел в корчму, огляделся по сторонам и, выбрав один из столов, сел на широкую скамью, положив руки на стол и сплетя пальцы.

Вскоре солдат привел Ранезена. Командир отряда Денетта не выглядел особо измученным двухдневным пленом – впрочем, плен этот был весьма относительным. Разоруженных солдат связали кое-как и развязывали перед каждым приемом пищи. Йокес уже на лесной поляне мог оценить командира отряда и знал, что это не какой-то сумасбродный юнец. Ранезен понимал, что против двадцати пяти вооруженных до зубов арбалетчиков у его подчиненных нет ни малейших шансов. Он постоянно требовал встречи с комендантом Сей Айе, но – по крайней мере до сих пор – не намеревался предпринимать никаких необдуманных действий.

– Ваше благородие, – сказал армектанец.

Йокес показал на место – не перед собой, но рядом, у короткой стороны стола. Ему не хотелось разговаривать с Ранезеном как с врагом, лицом к лицу.

Командир отряда сел.

– Его благородие К. Б. И. Денетт мертв, погиб и его благородие Халет, – сказал Йокес. – Ты ничем не мог бы им помочь, господин. Твоих солдат разоружили, так как я боялся беспорядков во владениях ее высочества.

Старый солдат молчал, уставившись в стол. Он ожидал дурных вестей, но не настолько. До сих пор он полагал, что его господин по каким-то причинам стал нежеланной персоной в Сей Айе. Он был молод и порывист… возможно, он не пожелал добровольно покинуть земли княгини, и потому его солдат разоружили. Но правда оказалась хуже. Намного хуже.

– Это все, господин? – после долгого молчания спросил он.

– Тела будут выданы его благородию К. Б. И. Эневену. Завтра утром ты позаботишься о… перевозке. Я мало что могу сказать, господин. Но могу заверить в одном: его благородие Денетт погиб не по приказу, с разрешения или даже с ведома княгини К. Б. И. Эзены. Если ты желаешь, чтобы я подтвердил это торжественной клятвой, ты ее получишь, ваше благородие.

Ранезен долго смотрел в лицо сидевшего рядом дартанского рыцаря, ища подтверждения в его глазах. Он заметил какую-то тень… но не нашел фальши. Возможно, комендант Йокес не все мог сказать, но то, что он сказал, наверняка было правдой.

– Это был какой-то… несчастный случай? С тем, о чем ты рассказал мне, господин, я не смогу вернуться к его благородию Эневену с телом его сына. Сына, которого должен был оберегать. Я могу узнать что-нибудь еще, ваше благородие?

– Да, но уже не от меня. Ее высочество не примет тебя, господин, но от ее имени с тобой поговорит Жемчужина Дома. – Йокес тяжело поднялся со скамьи, давая понять, что сказал все, что мог.

Ранезен тоже встал… и сразу же снова сел. Йокес понял, что у старого солдата только лицо было каменным. Сердце в его груди истекало кровью; командир отряда, знавший Денетта с детства, не мог устоять на ногах.

– Сиди, господин, – сказал комендант. – Я подожду тебя перед корчмой. Пожалуй, я должен тебе сказать кое-что еще, – добавил он, идя к двери, и остановился, положив руку на дверной косяк. – За порядок в Сей Айе отвечаю я. Нет таких несчастных случаев, ответственность за которые я мог бы переложить на кого-то другого. Если ты потребуешь от меня сатисфакции – ты ее получишь.

– Спасибо, ваше благородие. Сейчас я выйду.

Йокес вышел из корчмы и долго смотрел на небо, где постепенно сгущалась ночь.

Готах-посланник наконец смог как следует поесть.

Обычный распорядок дня оказался нарушен настолько, что еду ни разу не подали в положенное время. Никто за это не отвечал. Первая Жемчужина Дома сперва спала вместе с княгиней до полудня, потом повсюду ее сопровождала, наконец ее освободили от обязанностей первой Жемчужины. Кеса занималась только урядниками Имперского трибунала; на вопросы о еде она раздраженно отвечала: «Позже!» или «Не сейчас!» Так что нетронутый завтрак убрали со стола, и такая же, даже худшая судьба постигла и все остальное, поскольку ужина не было вовсе. Только еду для прислуги давали с кухни в обычное время.

Гости Сей Айе справлялись по-разному. Подсотница гвардии даже не думала унижаться до просьбы о еде в доме, где ее принимали со столь необычным гостеприимством. Поданную в комнату еду она приняла безразлично, удостоверившись лишь, что не забыли и о лучницах в соседней комнате; вскоре после этого она уехала с Йокесом. Мудрец Шерни тоже получил угощение, но он любил хорошо поесть и вечером в отчаянии грыз фрукты, найденные в корзине, стоявшей в нише в коридоре (так что кто-то все же оценил распоряжения Хайны…) Наступила поздняя летняя ночь, когда его наконец позвали к столу. Идя следом за невольницей, он проделал долгий путь по дому и… оказался в саду.

Поблизости от дворца, на каменистой площадке, окруженной живыми изгородями, возле фонтана горело несколько больших факелов, свет которых бросал бесчисленные отблески на потоки шумящей воды. По приказу княгини из дворца вынесли стол и поставили под открытым небом. Между блюдами горело множество свечей.

Княгиня сидела за столом, теребя скатерть, – видимо, ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. Но она была отнюдь не одна. В нескольких шагах от нее у фонтана собралась небольшая группа людей, разговаривавших на какие-то легкомысленные темы; то и дело слышался смех. Ее высочество обычно ужинала в обществе первой Жемчужины и Йокеса (если комендант не был в своем лагере) или кого-то из придворных высокого ранга. На этот раз подобная честь выпала конюшему (по стечению обстоятельств посланник уже успел с конюшим познакомиться, совершенно случайно, во время суматохи после неудавшегося покушения), но пригласили также и коменданта гвардии. Были и Кеса с Хайной. Ждали лишь гостя, и когда княгиня жестом предложила ему занять место за столом, все сразу же сели. Только Хайна немного замешкалась, давая какие-то короткие указания солдату дворцовой стражи, который появился из темноты и вскоре ушел.

Ужин подали обильный, но не слишком изысканный – подобные блюда Готах уже пробовал в доме наместника Ваделара, хотя там предлагали значительно меньше дичи. Так что это был стол, что называется, армектанский, и он столь же по-армектански красноречиво говорил: дорогой гость, еда для нас не важнее, чем разговор с тобой, к тебе относятся как к своему, а доказательство этому – отсутствие каких-либо приготовлений, связанных с твоим визитом. В Армекте именно таким образом демонстрировали доброжелательность и уважение, а крайним их проявлением была знаменитая армектанская нагота, столь смущавшая прибывших из других краев Шерера. Нагота символическая, иногда в большей, иногда в меньшей степени, чаще же всего лишь некоторая небрежность в одежде, подчеркивавшая то же, что и небогатый стол. «Дорогой гость, ты у себя дома, мы относимся к тебе как к своему и ведем себя как всегда, ты не доставляешь нам никаких хлопот». Но это уже было бы слишком по-армектански; Готах сомневался, что княгиня стала бы сидеть в подоткнутом для прохлады платье или позволила бы груди выглянуть из расстегнутого лифа… Комендант дворцовой гвардии тоже не собирался стаскивать мундир, пугая всех волосатым торсом из-под расстегнутой рубашки.

Невольницы ловко прислуживали за столом; невольников-мужчин в Сей Айе было немного. Готах знал почему. Невольников всегда не хватало, так как они требовались на шахтах, в каменоломнях – одним словом, на тяжелых работах. Мальчиков из невольничьих хозяйств обучали боевым приемам для службы в личной охране или для выступления на аренах. Но почти никогда не случалось, чтобы свободный мужчина, даже умирающий с голоду, добровольно продался в неволю. Можно было почти не сомневаться, что он попадет на каторжную работу, которая убьет его за полгода. Женщинам ничего подобного не грозило.

Легкомысленные разговоры за едой не утомляли посланника, но вряд ли они его интересовали; в Сей Айе его волновало нечто совершенно иное, чем летняя жара и вызванная ею засуха. Он задал пару коротких вопросов, дал несколько подобных же ответов, пошутил… Никто ему не навязывался, хотя, с другой стороны, следует признать, что к нему относились весьма по-особому, ибо именно рядом с ним выделили место Жемчужине Дома. Хайна ела рядом с самой княгиней; Кеса заботилась о госте, иногда предлагая более достойное блюдо или попросту заменяя ожидавшую за креслом невольницу. Готах вежливо протестовал, поскольку Жемчужина выглядела смертельно уставшей, хотя и пыталась это скрыть; наконец он сам ей услужил, долив вина в золотой кубок, прежде чем это успела сделать девушка в коротком платьице. Кеса вопросительно посмотрела на него – и несколько мгновений эти двое почти полностью чужих друг другу людей обменивались взглядами. Посланник неожиданно наклонился и тихо сказал несколько слов. Она спросила. Он ответил. Она рассмеялась и слегка укоризненно покачала головой.

Эзена, погруженная в размышления и участвовавшая в общем разговоре примерно так же, как и мудрец-посланник, услышала короткий смех Жемчужины и, несколько удивившись, посмотрела на нее внимательнее. Кеса улыбалась часто, отгораживаясь от мира вежливым выражением лица, поднятыми изогнутыми бровями – короткой королевской улыбкой, которая скорее смущала, нежели наоборот. Но она никогда не смеялась. Даже когда шутила, будя госпожу по утрам или раздевая ее перед сном.

– Кеса, ты уже разговаривала с комендантом Йокесом?

Вопрос потонул в разговоре конюшего с Хайной и гвардейцем, но Кеса расслышала его без труда.

– Да, ваше высочество. С командиром того отряда тоже. Комендант Йокес сейчас вернулся с ним в корчму, чтобы отдать распоряжения солдатам.

– Он придет сюда?

– Как только вернется, – сказала Жемчужина.

– Хорошо.

Невольница убедилась, что ее высочество ни о чем больше спрашивать не собирается, после чего вернулась к разговору с посланником. Заинтригованная Эзена поглядывала на них, ведя ничего не значащую беседу с Охегенедом.

«Нет, нет… – подумала она. – Еще раз».

Долго ей ждать не пришлось. Посланник что-то объяснял, ноздри Жемчужины слегка дрогнули. Она приложила руку ко рту, словно сдерживая смех, искоса посмотрела на княгиню… и испугалась, встретив ее испытующий взгляд и не зная, как себя вести.

Эзена не отводила взгляда. Вместо этого она улыбнулась с теплой женской иронией и наклонила голову, словно спрашивая: ну, что ты?.. Подмигнув зеленым глазом, она тут же демонстративно повернулась к коменданту гвардии, поддерживая разговор столь оживленно, словно он рассказывал невесть о чем.

У Жемчужины порозовели щеки.

Никто уже ничего не ел, шла лишь ленивая беседа. Во время короткой паузы в разговорах где-то далеко раздался мрачный вой.

– Волки? – спросил Готах.

– Здесь их нет, – ответил конюший. – Собаки, господин. Примерно в полумиле отсюда, может, чуть дальше, за дворцом – псарня. Из моей комнаты, из северного крыла, их слышно намного громче.

– К сожалению, да, – подтвердил Охегенед.

– Охотничьи собаки? Я никогда еще не участвовал в охоте с собаками.

– О, случай наверняка представится, ваше благородие! Ты ведь не уезжаешь уже завтра?

– Собственно… не знаю, – ответил Готах.

Княгиня задумчиво покачала головой, нахмурив брови.

– Нет, господин. Разве что ты от меня сбежишь. Я хочу тебя попросить, чтобы ты остался в Сей Айе, пока… как можно дольше.

– Спасибо, ваше высочество.

– Есть книга, которую я очень хочу прочитать, господин.

– Понимаю, ваше высочество. А потом мы ее сожжем?

– Это зависит от того, что в ней будет.

Никто из присутствующих не имел понятия, о чем княгиня разговаривает с посланником.

– Уже поздно, – заметила ее высочество.

Конюший и гвардеец первыми встали из-за стола и пожелали княгине доброй ночи.

– Кеса, пришли ко мне в спальню Энею. Не жди, пока я лягу, ты заслужила отдыха как никто другой. Сегодня я очень многое о тебе узнала.

Жемчужина встала из-за стола, поклонилась княгине и гостям.

Ее высочество отпустила и вторую Жемчужину. Но Хайна не пошла во дворец. Стоя у дверей и опираясь о стену, она смотрела в усыпанное звездами небо.

Княгиня и посланник остались за столом одни. Мудрец Шерни не ушел, так как его остановил взгляд княгини.

– Ваше высочество, – сказал он, – нам предстоит много долгих разговоров, разговоров очень трудных, в том числе и потому, что я… взял с собой не ту книгу. – Он многозначительно кивнул. – Не этого я ожидал в Сей Айе. Я хотел бы поговорить прямо сейчас, но уже ночь, и лучше будет, если мы оба обуздаем свое любопытство. Завтра снова будет день.

Она на мгновение опустила взгляд, но посланник отгадал все ее мысли.

– Я не настаиваю. Хорошо, поговорим утром, – сказала она. – Когда ты уже будешь кое-что обо мне знать, господин, ты согласишься исполнить мою просьбу? Пока только комендант Йокес… а вот, похоже, и он… – Она повернулась к входу во дворец, где пришедший разговаривал с Хайной. – Только комендант Йокес знает, кто я. Я бы хотела, чтобы кто-нибудь поговорил об этом с моими Жемчужинами. Лучше будет, чтобы они не терялись в догадках.

– Ты справедливо заметила, княгиня, что я сам еще мало что о тебе знаю. Но конечно, я с тобой согласен.

Йокес и Хайна о чем-то тихо спорили. Наконец невольница махнула рукой. Йокес, в запылившейся одежде, но, похоже, не слишком уставший, подошел к столу и по-военному сдержанно поклонился княгине. Потом посмотрел на посланника.

– Ваше благородие…

– Комендант, – ответил Готах.

Йокес открыл было рот, но княгиня запротестовала.

– Нет, никаких подробностей. Все хорошо?

– Да, ваше высочество.

– Этого достаточно.

Вдали снова раздался вой собак. Княгиня прикусила губу.

– Ваше высочество, у меня есть еще одно дело.

– Очень важное?

– Ну тогда… слушаю.

– Ваше высочество, я должен спросить про Анессу.

Посланник насторожился.

– Не сегодня, комендант.

– Сегодня, ваше высочество. Ты мне уже несколько раз отказала – прямо или давая понять, что об этом нельзя спрашивать. Но сейчас я хочу знать.

– Я немного устал… Могу я попрощаться, ваше высочество? – спросил Готах.

– Нет, – отрезала она и снова посмотрела на коменданта. – Я ясно сказала: не сегодня.

– Сегодня, ваше высочество. Здесь и сейчас.

Непреклонность коменданта удручала княгиню. Впервые он демонстрировал открытое неповиновение, и притом не с глазу на глаз (хотя свидетель присутствовал по ее собственному желанию…) Но в этом неповиновении скрывалось нечто… правильное. Более того, это ей даже льстило. Эзена поняла, что она уже действительно никакой ни для кого не узурпатор. Дартанский рыцарь мог ссориться со своей госпожой, с высоко поднятой головой напрашиваясь на ее гнев и даже наказание. Он никогда не стал бы устраивать ссору с занимающей неподобающее ей место прачкой…

– Ваше высочество? – не уступал Йокес.

– Хорошо, – раздраженно бросила она. – Иди на псарню и… забирай ее себе. Отныне она твоя невольница, я отдаю ее тебе, и делай с ней что хочешь. Мне больше не нужна эта… вещь. Ну? Ты получил, что просил, теперь иди. Я хочу еще поговорить со своим гостем о важных делах.

Йокес поклонился, повернулся и пошел к дворцу.

Вой собак не мог доноситься до спальни ее высочества – и тем не менее она слышала его постоянно. Она никогда не была на псарне, но знала, что именно там держат провинившихся. Когда-то, еще во времена князя Левина, она слышала, что туда отправили девушек с кухни. Беспечные кухарки приготовили для прислуги обед из несвежего мяса; отравился весь дом.

Княгиня ходила от стены к стене, от окна к двери и обратно.

– Энея!

Девушка явилась тотчас же. Эзена дала знак, что хочет раздеться. Она нетерпеливо притопывала ногой, дожидаясь, пока разойдутся завязки на спине. Вскоре невольница забрала платье и вышла.

Княгиня, по своему обычаю, подошла к зеркалу. Она хотела сесть в кресло, но до этого увидела каштановые волосы, освобожденные от золотой сетки и ровным кругом рассыпавшиеся вокруг головы. Схватив тяжелое кресло за спинку, она швырнула его в хрустальную пластину.

Энея вбежала в комнату. Княгиня замахнулась креслом. До двери оно не долетело, но она схватила другое, стоявшее значительно ближе. Высокая и отнюдь не хрупкая госпожа Сей Айе была когда-то бойкой деревенской девчонкой, а потом прачкой, таскавшей корзины с мокрым бельем. Энея убежала. Кресло загрохотало на мраморном полу. Снова посыпалось стекло – ее высочество разбивала о стены все зеркала, которые были в комнате.

Из сада раздавался вой собак.

Была еще кровать с балдахином. Мрачный голый демон сорвал занавески и с яростью начал раздирать их в клочья. Комок тряпок приземлился под окном. Таща за собой последнюю занавеску, которая еще могла пригодиться, княгиня ходила от стены к стене, от окна к двери и обратно.

Тяжелое дыхание постепенно успокаивалось.

За дверью послышалась какая-то суматоха. Женский голос протестовал, ему отвечал мужской. Княгиня посмотрела исподлобья, завернулась в измятую занавеску и направилась к дверям, словно желая вынести их головой.

Двери с грохотом распахнулись, прежде чем она успела до них дойти. Комендант Йокес ударил в них плечом и спиной, развернулся кругом и вошел в комнату, неся нечто похожее на брошенный под окном спальни комок тряпок. Он окинул взглядом госпожу Сей Айе, но не заметил ни ее одежды, ни разгрома в комнате. Йокес долго стоял неподвижно, а потом сделал едва заметное движение, словно собираясь отдать княгине то, что держал в руках. Эзена попятилась, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание.

– Это твоя Жемчужина, госпожа. Это была твоя Жемчужина.

Голос Йокеса, хриплый от усталости, вполне соответствовал его покрасневшему лицу. Он нес Анессу почти четверть мили, а потом еще по коридорам дома.

– Ты получил ее от меня, – сказала она с отчаянно бьющимся сердцем. – Ты мог с ней сделать, что хочешь.

– Я хотел сделать только одно – принести ее сюда, тебе.

– Это моя спальня.

– Я могу видеться с тобой, когда пожелаю, госпожа. Этой привилегии ты меня не лишала.

Бледная Эзена не могла оторвать взгляда от опухших ступней, покачивавшихся ниже плеча Йокеса. Лица Анессы, скрытого спутанными волосами и лежавшего на плече коменданта, она не видела. Йокес подошел к постели и мягко уложил на нее свою ношу. Он коснулся рукой грязных волос, а потом быстро провел рукой по щеке, убирая с лица влажное пятнышко.

– Оставляю ее тебе, ваше высочество. Ты велела мне делать с ней, что захочу… вот я и сделал. Завтра явлюсь с рапортом.

Он повернулся, еще раз посмотрел на княгиню и вышел.

На ладонях лежащей девушки виднелись узкие белые шрамы, окруженные красным. Только два… Быть может, Жемчужина после разговора с урядником трибунала тихо надеялась, что вечернее наказание ее минует. Когда надежда оказалась тщетной, отчаяние и боль победили гордость. Избиваемая девушка пыталась закрываться руками, пока их не придержали. Она поняла, что прощения ей не будет. Эзена подошла к кровати и присела на самый ее край. Испуганный и измученный комок перед ней дрожал, как побитая собака… Молчание в спальне длилось очень, очень долго.

– Проси, – тихо сказала княгиня.

Невольница слегка пошевелила головой и с трудом открыла слезящиеся глаза. Размытое лицо госпожи Сей Айе было и близко, и далеко сразу.

Прокушенные от боли губы и язык не давали говорить.

– Прошу тебя… Эзена…

Всего два дня. И даже меньше, поскольку еще во второй половине дня Жемчужина могла разговаривать со следователем. Но потом ее лишили надежды. Глаза ее снова наполнились слезами, и на этот раз не из-за собачьей шерсти. Анесса не могла уже даже просить. Всего два дня, но на псарне время шло по-другому… Оглушенная болью и непрерывным собачьим лаем невольница с трудом могла вспомнить лицо княгини, ее разноцветные глаза… иссиня-черные волосы и смелые очертания губ… подбородок…

– Погиб мой гость, сын Дома К. Б. И., – сказала княгиня Эзена. – Ты явишься к его отцу и признаешься в собственном легкомыслии. Явишься… такой, как сейчас. Я хочу, чтобы его благородие Эневен узнал, как княгиня Сей Айе поступает с невольницей, которая сопровождала его сына на вечерней прогулке и осмелилась не погибнуть вместе с ним. Ты признаешься в собственной трусости. Опишешь нападавших. И понесешь наказание, которое тебе назначит отец этого мальчика. Потом, если будет возможность… а я уверена, что будет… вернешься ко мне, в Сей Айе.

Заплаканная Жемчужина не могла ничего ответить. Она лишь закрыла лицо ладонями и кивнула в знак того, что понимает.

– Ты плачешь в последний раз, – сказала княгиня, вставая и раздраженно отбрасывая волосы за спину. – Я уже не умею, разучилась… и ты тоже. Понимаешь? Ты разучишься.

– Эзена…

– Я слушаю.

– Я люблю тебя, – плача, сказала Жемчужина. – Я твоя собственность, и я сделаю все… что прикажешь…

Она разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку.

– Но я думаю и чувствую… помни иногда об этом… Я не вещь, Эзена…

Княгиня почувствовала, что все же… чему-то не разучилась. Откинув голову назад, она какое-то время смотрела вверх, хотя в спальне не было ветра, который высушил бы ее глаза… Потом она по очереди коснулась ноздрей костяшками пальцев и машинально откинула со лба прядь волос. Все так же завернутая в сорванную с кровати занавеску, она вышла из спальни и прошла мимо Энеи, которая при ее виде широко раскрыла глаза.

– Пусть Сева и Аяна приготовят мне другую спальню, – сдавленным голосом сказала ее высочество, направляясь в свою любимую комнату с четырьмя окнами, выходящими в парк. – Найди их. Потом вернешься сюда и прислужишь первой Жемчужине Дома.