Текст книги "Королева войны"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 49 страниц)

18

Сказать о Кесе, что она худая и старая, мог только К. Б. И. Денетт или кто-нибудь со столь же изысканным вкусом. Тридцатичетырехлетняя блондинка была, вне всякого сомнения, самой красивой Жемчужиной Сей Айе – но, увы, это относилось только к ее лицу. Прекрасная когда-то фигура была изуродована беременностью и родами; пытаясь вернуть себе прежний вес, Кеса добилась чересчур многого, став худой и хрупкой – и так, к сожалению, осталось навсегда. Невольница, обладавшая властной и гордой внешностью, очень пропорционально сложенная, все еще могла считаться необычно красивой женщиной, но уже не среди других Жемчужин… Тем более что у нее были скрытые изъяны, и притом весьма серьезные – беременность оставила страшное клеймо на ее животе, ягодицах и бедрах. Князь Левин когда-то забрал Кесу за долги, вместе с табуном лошадей и какой-то бедной деревушкой на краю света. Предыдущий хозяин, гуляка и мот, не заботился ни о чем – чему Кеса была печальным доказательством. В уважающем себя Доме невозможно было представить, чтобы такая драгоценность ходила с раздутым животом; многочисленные способы изгнания плода позволяли избежать худшего. Но Кеса доносила плод до конца, ребенка сразу же продали; хозяин же, окончательно разорившись, вскоре вынужден был раздать почти все свое имущество многочисленным кредиторам.

Войдя в спальню Эзены, Жемчужина прежде всего заметила, что горят все свечи, и в удивлении остановилась. Сразу же после она увидела на постели княгиню, которая, накрывшись простыней, спала как ребенок, подтянув колени к груди, возле кровати же – Хайну, первую Жемчужину, которая, дыша слегка приоткрытым ртом, тоже спала, положив на постель голову и одну руку.

Кеса нахмурила красивые брови, и губы ее изогнулись в гримасе, в которой смешалось недовольство, легкая зависть и очень много грусти. В Сей Айе ей было хорошо, как никогда и нигде прежде, – и тем не менее Жемчужина уже знала, что все лучшее в жизни выпало на долю других.

Ей не приказывали разбудить ее высочество в определенное время. У нее, правда, имелось несколько вопросов… но они могли и подождать, впрочем, она имела право решать сама. Немного подумав, она бесшумно обошла комнату, гася свечи. Потом еще раз посмотрела на постель, дольше всего разглядывая каштановые волосы княгини, которые до этого видела лишь несколько мгновений. Задумчиво покачав головой, она вышла так же тихо, как и появилась.

Посланник хотел, чтобы его разбудили поздним утром. Кеса поручила эту задачу молодому невольнику, но потом отменила распоряжение. Мудрец-посланник заслуживал особого к себе отношения. Она пошла к нему сама.

– Ваше благородие, – мягко сказала она по-громбелардски, раздвигая шторы на окне, – светит солнце, и одновременно идет прекрасный летний дождь. Взгляни, ибо это не продлится долго.

Разбуженный Готах приподнялся на локте, откашлялся и протер глаза.

– Я Жемчужина Дома, меня зовут Кеса. Прости, ваше благородие, но ты не сказал, чтобы тебя будил мужчина. Я пришла… из любопытства.

Готах не был соней и мог прийти в себя за несколько мгновений.

– Самое приятное пробуждение из всех, какие у меня были… когда-либо, – сказал он. – А уж по пути сюда… Ты не поверишь, госпожа, что вытворяют солдаты, когда пора вставать.

К Жемчужине в доме ее хозяина или выступающей где-то от его имени можно было обращаться как к женщине чистой крови. Но с тем же успехом ее можно было называть просто «Жемчужина». Готах выбрал первое, доставив удовольствие невольнице.

– Ты угадала, госпожа, я громбелардец… Прошу тебя, сядь и поговори со мной, если тебя не ждут другие обязанности.

– Не ждут.

– Я действительно громбелардец. Но не все посланники родились в Громбеларде, – улыбнулся он.

– Я думала, что все, – честно ответила она. – Прости мне, ваше благородие, слабое знание языка. Я очень многое забыла. Прошли годы с той поры… с тех пор… – Она запнулась и рассмеялась. – Ну вот видишь, господин. Сам видишь.

– Хотел бы я, чтобы в Громбеларде хотя бы каждый десятый житель этого края разговаривал как ты, госпожа, – сказал Готах, и это была истинная правда. – Мне уже приходилось видеть Жемчужин, но, не поверишь, я ни разу не общался ни с одной из вас. Я примерно знаю, откуда берутся столь необычные драгоценности, но больше догадываюсь, чем знаю на самом деле. Не думал, что вас столь хорошо обучают языкам. Если, по твоим словам, ты говоришь по-громбелардски впервые за много лет…

Кеса кивнула.

– Но это зависит от хозяйства, ваше благородие, – пояснила она. – Везде хотели бы научить всему, но это нигде не удается, так что каждое хозяйство по-разному обучает невольниц. В некоторых хозяйствах Армекта предлагают скорее прекрасных телохранительниц. – Она не сумела скрыть превосходства в голосе. – Они получают хорошее образование, но прежде всего их учат убивать – столь же умело, как и специально предназначенные для этого невольницы. Они получают сертификаты Жемчужин, однако стоят намного дешевле, чем дартанские Жемчужины.

– Но ты не такая, госпожа.

– Нет. В этом доме – только Хайна.

– Та симпатичная девушка с каштановыми волосами?

– Та симпатичная девушка, ваше благородие, получила свой сертификат на два года раньше других. Князь Левин не покупал что попало.

– Вижу.

Он хотел сделать Жемчужине приятное, а в итоге лишь обидел… Однако она ничего не сказала, понимая его намерения.

– Я ничем не ценнее Хайны, ваше благородие. Языки, имперские и местные законы, история и политика… Но, например, о тактике и стратегии я все забыла, да никогда слишком много и не знала. Хайна же превосходно в этом разбирается, она могла бы заменить коменданта Йокеса. Естественно, если бы не отсутствие опыта.

– Девушка-воин.

– Ну нет, ваше благородие, не только. Финансы, математика… впрочем, и языки тоже. Она все-таки Жемчужина, ваше благородие, – мягко напомнила она. – И свой сертификат не во дворе подобрала.

Разговор о Хайне подсказал Готаху вопрос, который он давно хотел задать, но не знал, как и кому.

– Меня вчера удивило, что у княгини и первой Жемчужины совершенно одинаковые волосы. Длина, цвет… и прическа такая же, до мелочей. Обе прекрасно выглядят, но – это что, какая-то местная традиция? Первая Жемчужина должна быть похожа на свою госпожу? Я не посмел вчера спросить, к тому же боюсь, что, чего-то не понимая, могу сморозить глупость, – объяснил он.

Она даже глазом не моргнула.

– Это трудно назвать традицией.

Проницательная невольница превосходно понимала смысл вопросов. Готах ждал, но дальнейших пояснений не последовало. Оба начали понимающе улыбаться друг другу одними глазами, хотя каждый пытался прервать этот обмен взглядами. Она посмотрела на потолок, он на стену. Готах уже понял, что Жемчужине о чем-то нельзя говорить. Она тоже понимала, что посланник об этом догадался. Но эта смешная тайна готова была стать явной при первом же невинном вопросе…

Некоторое время оба молчали. Потом Жемчужина снова улыбнулась. Гостю, а не потолку.

– Каковы твои утренние привычки, ваше благородие? – спросила она. – Принести чего-нибудь выпить? Поесть? Мы тут завтракаем поздно. Анесса… предыдущая первая Жемчужина не была ранней пташкой. В Доме до сих пор царят установленные ею порядки. Некоторые.

Посланник, как и каждый ученый, был человеком неизмеримо любопытным. Он охотно расспросил бы еще о Хайне, об Анессе, которая уже не была первой Жемчужиной Дома (судя по всему, недавно), а больше всего – о самой Кесе. Однако он сдержался.

– У меня нет никаких утренних привычек. Но… дождь уже кончился… Есть тут недалеко озеро или ручей, где можно было бы искупаться? Я об этом уже много дней мечтаю! – с тоской проговорил он. – Такая жара!

Жемчужина Дома добродушно рассмеялась.

– До озера довольно далеко, но возле мельницы можно ополоснуться, хотя поплавать сложно – вода там самое большее по колено. По другую сторону мельницы, до колеса, уже утонуло несколько человек, поэтому купаться там не советую. Так что, ваше благородие, тебе предстоит довольно долгая утренняя прогулка. Я пришлю кого-нибудь со всем, что нужно. Невольницу или невольника? – спросила она.

– Невольника, – попросил посланник, запоздало с чувством легкого стыда подтягивая выше простыню и почти краснея под взглядом красивой женщины, которая, сдерживая смех, все выше поднимала гордые брови.

– Если бы только я могла, ваше благородие… я влюбилась бы в тебя без памяти, с первого взгляда, – сказала она, вставая. – Прости мне мою дерзость. Ты не знаешь… не можешь себе представить, господин, как много для меня значил этот разговор. В последний раз я так разговаривала с князем…

Опасаясь, что скажет слишком много, она быстро вышла из комнаты, прежде чем застигнутый врасплох посланник успел произнести хоть слово.

Агатра этой ночью спала мало. Проснувшись на рассвете, она быстро, по-военному собралась и отправилась на разведку. Примерно к тому времени, когда Жемчужина шла будить посланника, подсотница уже побывала на развилке у мельницы, прошла немного в сторону придорожного постоялого двора и с вершины небольшого холма посмотрела на отдаленные строения. Когда-то ее зоркость считалась среди лучников чуть ли не легендарной – и с тех пор ничего не изменилось… Наконец она вернулась. Еще ночью она кое-что узнала в городе – в основном в корчме с большой вывеской.

Никогда в жизни она не чувствовала себя столь беспомощной и сбитой с толку.

Она служила Вечной империи. Ей казалось, что она понимает, на чем основывается ее – империи – сила. Но, много лет проведя в Кирлане, она видела все преувеличенным, ненастоящим. В столице принимались решения, рассылались распоряжения и приказы, а имперские гонцы развозили их по всем сторонам света. Агатра привыкла к мысли, что всей империей можно управлять из императорского дворца, дергая за соответствующие ниточки. Когда возник вопрос о Буковой пуще – малозначительный вопрос о непослушной невольнице в каких-то отдаленных владениях, – ей казалось, что Кирлан в очередной раз тянет за очередную ниточку. Причем тянет чересчур сильно, посылая эмиссара с чрезвычайными полномочиями, во главе солдат, военное значение которых на фоне всей империи было ничтожным, но политическое – сокрушительным. Лучники. Армектанская гвардия. Символ имперских войск, знак воли императора.

За время долгого похода она многое узнала. С ниточками происходило нечто странное: натянутые в столице и удерживаемые там надежной рукой, они с каждой милей слабели, измочаливались, рвались… В Армекте все еще как-то работало, и даже вполне неплохо. Но уже Тройное пограничье Агатру попросту поразило. Тереза не сотрудничала с Ваделаром, ниточки едва натягивались, к армектанским гвардейцам относились как к обременительным гостям… Гостям! Армектанские солдаты были гостями в ими же завоеванном краю! В конце концов их отругали и поставили в угол. И сделала это… армектанка. Наконец, еще через несколько миль пути, гвардейцы империи стали гостями попросту непрошеными. И им сразу же дали это понять.

Бунт, мятеж – ладно. Агатра знала, что подобное порой случается. Но пока что никакого бунта не было. Бунта не было, и, несмотря на это, в Добром Знаке, где сидели имперские урядники, сборщики собирали налоги, а купцы торговали, как и везде, невозможно было выяснить, насколько многочисленно личное войско. Никто не в состоянии был проверить что бы то ни было уже много лет, а может быть, и вообще никогда. Никто! Сам император ничего не мог поделать! Особая посланница Кирлана, даже если бы сообщила о своем истинном звании и о том, что она – высокопоставленный урядник трибунала, не получила бы никаких сведений, в лучшем случае ей лгали бы прямо в глаза. Она могла демонстрировать свою власть и полномочия перед ничтожным шпионом, но лишь перед ним. Правящая в Сей Айе титулованная невольница действительна готова была рассмеяться при виде документа, подтвержденного печатью императрицы и судей трибунала из двух провинций. Раньше точно так же мог смеяться князь Левин – не смеялся же лишь потому, что предпочитал строить серьезный вид, разрывая лошадьми тайного урядника империи. Во имя торжества закона, под окнами у урядников Имперского трибунала и с их молчаливого согласия. Что еще можно было совершить в Сей Айе? Безнаказанно вырезать клин гвардейцев? Ибо не согласиться на их присутствие вполне можно было и без каких-либо печальных последствий. Где были ниточки, связывающие эту поляну с Кирланом? Неужели так же обстояли дела и в остальной империи? Агатра разозлилась по-военному – и взялась за дело с крестьянским упрямством, тем самым, которое привело сироту из бедной деревни в покои императрицы. Пока существовала хотя бы тень шанса на наведение порядка в Сей Айе, она не собиралась сдаваться. Наместник Ваделар, если бы мог услышать о всем том, что она предприняла в Сей Айе, схватился бы за голову, но вместе с тем у него был бы повод удовлетворенно сказать: «Я знал! Я предвидел!» Тайная посланница трибунала, не разбиравшаяся в людях и склонная воспринимать каждого как лучника, который должен исполнить приказ, пока что делала одни лишь глупости. Всю жизнь прослужив в армии и много лет командуя отборными солдатами, она вообще не понимала, что означает слово «нет». Она пользовалась полным доверием и поддержкой Кирлана, но императрице, обычно столь проницательной и рассудительной, на этот раз не удалось удержать дистанцию: ее фаворитка наверняка могла припугнуть дерзкую невольницу и выяснить, что происходит в Сей Айе, но ей ни в коем случае не следовало давать столь широких полномочий и прав. Десять таких, как Агатра, разосланных по всем краям Шерера, за полгода развалили бы весь Трибунал.

Вернувшись во дворец, Агатра остановила какого-то слугу и потребовала разговора с Жемчужиной Дома. Вскоре в ее комнате появилась Кеса.

– Ваше благородие?

– У меня дело к ее высочеству. Когда она сможет меня принять?

– Вряд ли скоро. Ее высочество спит. Какое у тебя к ней дело, ваше благородие?

– Слишком серьезное для невольницы.

– Сомневаюсь, ваше благородие. Не стоит мною пренебрегать. – Кеса слегка улыбнулась. – Я замещаю как мою госпожу, так и первую Жемчужину Дома. Нет таких дел, которые я не могла бы решить. По крайней мере, мне о таких делах ничего не известно.

Самоуверенность невольницы с внешностью и взглядом королевы начала раздражать Агатру.

– Правда? Так может, примешь решение, могу ли я здесь остаться еще на три дня?

– Только до вечера. Если только ее высочество не решит иначе.

– Но она ничего не решит, если не проснется и не поговорит со мной. Именно это я и пробую тебе объяснить.

– Если ее высочество не проснется до вечера, я приму решение от ее имени. Я до сих пор не понимаю, почему я должна будить ее сейчас. Прошу привести веские причины, ваше благородие. – Жемчужина Дома снова улыбнулась, вежливо, но коротко.

И в самом деле – как просительница перед королевой… Агатра была сыта этим по горло.

– Неужели сну твоей госпожи не смеет помещать ни одно дело и ни один человек?

– Я все еще не вижу никакого дела, ваше благородие.

– А человек? Человека видишь? – спросила Агатра со столь зловещей ухмылкой, что любой из ее солдат тотчас бросился бы бежать.

Кеса не была солдатом.

– Я вижу гостя, который пытается навести свои порядки в доме хозяина.

Агатра готова была вскочить с кресла, но уже понимала, что эту стену ей не пробить. Она глубоко вздохнула раз и другой, после чего сложила оружие.

– Я хотела спросить о других гостях Сей Айе. Вчера я слышала в городе, что такие есть.

– К сожалению, уже нет, ваше благородие.

– Что это значит?

– Его благородие К. Б. И. Денетт, ибо, как я понимаю, ты спрашиваешь о нем, госпожа, уже не гость княгини. Вчера его закололи.

– Что?! – Агатре показалось, что она ослышалась.

– Его благородие Денетт мертв. Он пал жертвой покушения, ваше благородие.

Подсотница медленно встала, чувствуя, как сильнее забилось ее сердце.

– Почему об этом никто не знает?

– Как это никто? А кто должен знать, ваше благородие?

– Ну, хотя бы урядники трибунала.

– Их известили.

– Когда?! – крикнула Агатра.

– Сразу после покушения. Еще вчера. Возможно, тебе следует поехать в город, госпожа, и поговорить с ними. Ты получишь все необходимые тебе сведения, по крайней мере те, которые они сочтут нужным сообщить. Это уже меня не касается.

Агатра чувствовала, что если разговор продлится еще несколько мгновений, то дело дойдет до рукоприкладства. Жемчужина Дома была неприступна, словно хрустальная гора. Зацепиться было не за что, можно было только соскальзывать. Все ниже и ниже.

– Похоже, однако, что подсотник имперских войск имеет право по такому делу разбудить ее высочество.

– По какому делу? По этому? Нет, госпожа. Ее княжеское высочество не занимается такими делами.

– Ее не касаются дела об убийствах под ее собственной крышей?

Жемчужина вздохнула, впервые дав понять, что и ее утомил этот разговор.

– Она госпожа этого Дома, – сухо ответила она. – Ваше благородие, ты думаешь, кто она? Следователь трибунала? Для поиска преступников есть имперские урядники, для преследования их – Дартанский легион, поскольку мы находимся в Дартане, ваше благородие. Нет, госпожа, сейчас говорю я… Княгиня не ищет преступников и не преследует их. От ее имени я ответила на все вопросы, которые до сих пор задавали урядники трибунала, и если этого недостаточно, я готова отвечать дальше. Княгине незачем делать это самой, поскольку она купила себе невольниц в том числе и для этой цели. Она не подсудимая и ни перед кем не обязана являться лично. А теперь говори, ваше благородие.

Агатра готова была лишиться чувств от гнева и унижения. Жемчужина немного подождала.

– Итак, это все, ваше благородие? Мое время мне не принадлежит, это время моей госпожи, и я не могу тратить его впустую. Прошу спрашивать дальше или позволить мне уйти.

Йокес встал немногим позже Агатры, и с самого утра у него оказался забот полон рот.

Его разбудил солдат из городской стражи. В Сей Айе кроме регулярного войска, лесной стражи и дворцовой гвардии была еще городская стража, солдаты которой патрулировали также дороги и деревни. Точнее говоря, это не были солдаты в полном смысле этого слова, а всего лишь три дюжины мужиков с окованными железом дубинами. Именно такой вояка, запыхавшийся и взволнованный важностью вверенной ему миссии, явился в дворцовые «покои» коменданта, куда его проводили слуги. Комендант приказал его впустить без каких-либо церемоний – в вопросах, касавшихся его прямых обязанностей, он вообще не знал шуток и не думал об удобствах. Возбужденный городской парень, впервые вблизи увидевший военного командира, настоящего рыцаря, к тому же ошеломленный размерами и богатством дома княгини, протянул руку, подавая какое-то письмо.

– Что это?

Солдат рассказал. Вскоре после полуночи в городскую сторожевую башню стал ломиться какой-то человек. Когда его впустили, он начал что-то лепетать, пытаясь объяснить, что снимает комнату у какого-то домовладельца. Таинственный домовладелец по какой-то причине не мог выйти из дому и лично появиться в сторожевой башне. Однако он прислал два письма, одно из которых предназначалось командиру стражи.

– И что в том письме? – спросил Йокес, выбираясь из постели и ища одежду, поскольку чувствовал, что посыльный прибежал не без причины.

– Только то, ваше благородие, чтобы обязательно и как можно быстрее отнести второе письмо его благородию коменданту Йокесу, а если не получится, то отдать кому-нибудь важному во дворце… Потому что дело очень важное и касается ее княжеского высочества. Так там было написано. Шестерник сперва не осмелился кого-то посылать в дом ее высочества посреди ночи, но потом подумал и сказал: иди, пусть будет, что будет.

Йокес, еще без сапог, но уже более или менее одетый, сел на постели, снова взял отложенное в сторону письмо, развернул его и начал читать. Наблюдавший за этим крайне трудным процессом стражник медленно багровел, изо всех сил пытаясь помочь командиру. Комендант все больше хмурился, наконец поднял взгляд и задумчиво посмотрел на солдата.

– Дыши, а то помрешь, – сказал он. – Иди и спроси, где кухня. Если не встретишь никого в коридорах, спроси часовых у дверей. Съешь, сколько пожелаешь, и отнеси что-нибудь своим товарищам. Шестернику скажи, что он правильно сделал, не став ждать до утра. Учись. Твой шестерник умеет принимать решения.

Обрадованный солдат ушел.

Йокес стал читать дальше. Потом снова с начала.

– Ну, если это правда… – наконец пробормотал он.

Найдя сапоги, он надел их и вышел, не выпуская письма из руки. Второй рукой он застегивал пояс с мечом – с той же рутинной ловкостью, как это делала тысячница Тереза. С ловкостью конника, который сперва распускал пояс, чтобы во время марша вздремнуть в седле, а потом точно так же, продолжая держать в руке поводья, просыпался и свободной рукой приводил снаряжение в порядок.

Комната Охегенеда, начальника дворцовой стражи, находилась там, где жили все высокопоставленные придворные княгини – в северном крыле, неподалеку от пристроенных к нему дворцовых казарм.

– Вставай, – сказал Йокес, бесцеремонно встряхивая подчиненного за плечо. – Вот, съешь, приди в себя. – Он протянул яблоко, взятое из корзины у встреченной по пути девушки; последние два дня, по распоряжению Хайны, каждое утро невольница разносила фрукты по всем комнатам, где бывала или могла бывать ее высочество.

– Что это? Тьфу, цыпленка бы принес… Я что, княгиня, чтобы это жрать? А?.. – бормотал полусонный гвардеец, протирая глаза.

– Уже рассвело. Жри или пей что угодно, лишь бы соображал, что я говорю. – По отношению к старому легионеру, исходившему громбелардские горы, Йокес вел себя совершенно иначе, чем по отношению к княгине или даже Жемчужинам Дома. – Я получил письмо от шпиона трибунала, который сегодня намерен совершить покушение на Эзену. Разве это тебя не касается, гвардеец ее высочества?

Гвардеец ее высочества смотрел на него, раскрыв рот. Йокес сел в ногах кровати и протянул ему письмо. Охегенед читал, потирая то один, то другой опухший глаз. Наконец он закончил читать, отдал письмо и задумался.

– Вот ведь… – пробормотал он. – Чтоб его, во имя всех шлюх Дартана…

Йокес кивнул, видя, что громбелардец действительно пришел в себя.

– Но какая тут может бьггь ловушка или интрига? – размышлял Охегенед, и без лишних вопросов догадываясь, какие именно сомнения беспокоят его друга и командира. – Шпион пишет, что он шпион. Это раз. Он оправдывается, объясняет, что он шпион, но не убийца… ну, дальше и так понятно, он честный человек и мухи не обидит… Этого я не считаю. Он пишет, что посланница из Кирлана приказывает ему убить княгиню, угрожая перерезать ему горло. Это два. Он пишет, что вынужден попытаться, иначе с ним будет покончено. Три. Он просит, чтобы его поймали с большим шумом, так, чтобы трибунал знал, что он пытался исполнить приказ. Четыре. И пять: он просит, чтобы его сослали на галеры или еще куда-нибудь, лишь бы подальше от Сей Айе, а если нет, то запереть в подвале, закрыть люк и поставить на нем десять вооруженных стражников. – Охегенед несколько преувеличивал, излагая содержание письма, но не слишком. – От этого письма на милю несет мочой. Какая в том может быть ловушка? – повторил он.

– Не знаю, – сказал Йокес. – Почему он не попросил защиты у следователя в городе? Не может быть, чтобы те двое урядников знали об этом покушении, шпион должен был получить приказ… не знаю, из самой Сенелетты.

– Ты попросил бы защиты у тех двоих дряхлых стариков?

– Один из них нашего возраста…

– Издеваешься?

– Нет, не попросил бы, – признался Йокес. – Меня несколько ошеломило это письмо.

– Тут есть все: время и место, где он будет ждать с арбалетом… если мы ему позволим, поскольку сам он туда не доберется. Он пишет, что заплатит за окно, которое разобьет стрелой… – все еще сидевший на постели Охегенед рассмеялся, глядя на письмо, – и просит… уфф… и просит, чтобы там, то есть в комнате княгини, никого не было, так как он мог бы… уфф… мог бы случайно кого-нибудь ранить. Я знаю, Йокес, что дело серьезное, – объяснил он, – но я просто уже не могу удержаться… Сейчас пройдет. Уфф… Дальше он просит, чтобы его схватили солдаты и как следует поколотили, чтобы его отволокли во дворец, чтобы посланница поняла… – Неожиданно он замолчал и действительно посерьезнел. – Погоди… Посланница? – спросил он.

– Именно, я тоже об этом думаю. Мне даже верить не хочется. Офицер гвардии… прислуживает трибуналу?

– Но все сходится, – сказал Охегенед. – Она приехала вчера. В город выбиралась?

– Выбиралась.

– Ты точно знаешь?

– Точно.

– Не будем столь наивными, – сказал Охегенед. – Ты думал, у трибунала никого нет в легионах?

– Ясное дело, что есть. Но знать – одно, а встретить… Подсотница гвардии, солдат… – с сожалением проговорил Йокес. – В лесу она неплохо погоняла моих арбалетчиков… У меня уже есть такие друзья, Охегенед. А теперь мне и грустно, и радостно оттого, что, возможно, у меня будут такие враги. Не алерская падаль, а офицеры и солдаты, сражаться с которыми – честь и почет. Вчера я подавал ей руку, а она подсылает наемных убийц? Тебе придется справляться самому, я поговорю с Эзеной и забьюсь куда-нибудь подальше в угол, – сказал он, вставая. – Анесса мне когда-то говорила, что я совершенно не умею притворяться. И это правда, Охегенед. Если я случайно встречу эту змею в коридоре, не знаю, что я ей скажу или что с ней сделаю.

Похлопав гвардейца по колену, он вышел из комнаты, но тут же вернулся и снова приоткрыл дверь.

– Да, забыл… Княгиня поменяла цвет волос. Не удивляйся.

– Что?

– Не удивляйся, – повторил Йокес и пошел по главному коридору, потом свернул в боковой. Он не знал, что Агатра уже не спит, но считался и с такой возможностью. Йокес ни единым словом не солгал – он действительно опасался, что ее встретит.

Летом, когда очень быстро становилось светло, прислуга вставала довольно рано. Спешащие куда-то невольники, традиционно одетые в белое, приветствовали коменданта Сей Айе. Он не отвечал им даже взглядом, мрачный, словно грозовая ночь. Однако он остановился, увидев мужчину с ворохом купальных простыней, ибо у него мелькнула в голове страшная догадка… Эзена до сих пор была склонна к неожиданным поступкам.

– Кто и куда идет в такое время купаться?

– Гость княгини, ваше благородие. По распоряжению Жемчужины я должен его сопровождать.

На слуге был халат с красными вставками. Вольнонаемный. Таких в доме было немного. Князь вознаграждал таким образом – беря к себе на службу – лишь немногих жителей Сей Айе, оказавших ему какие-то услуги. Этот мог быть братом дворцового гвардейца; по крайней мере, так казалось Йокесу.

– Мужчина? Этот гость – мужчина? Он идет один?

– Да, ваше благородие.

Брови Йокеса поползли вверх. Вольнонаемный слуга, которому обычно поручались дела поважнее… должен был вытирать голого мужчину возле ручья? Кто из Жемчужин решил оказать посланнику столь исключительные почести? Даже княгиню купали невольницы.

– Ладно, иди, – сказал он.

Без Анессы в доме все переворачивалось вверх дном… Йокес уже забыл о слуге, еще больше мрачнея. Он боялся… ему стыдно было спросить Охегенеда, что с Анессой. Он принес письмо о покушении – и должен был спрашивать о своей… любовнице? Спросить он просто не мог, хотя очень хотел знать, что, собственно, произошло. Почему Эзена решила наказать первую Жемчужину? И притом столь сурово! Что на самом деле совершила Анесса? Дикое нападение плохо обученной телохранительницы было достойно сожаления (он уже избавился от всех стражниц из этого хозяйства), но Жемчужина Дома была в том виновата не больше, чем он сам… Невольницы для охраны подчинялись коменданту Сей Айе.

Свернув еще несколько раз, он наконец миновал гвардейцев, охранявших личные покои княгини. Поспешив прямо в спальню, он вошел, не посылая никого с докладом. У него до сих пор было право посещать ее высочество в любое время и в любом месте. Этой привилегии она его не лишала.

При виде двух крепко спящих женщин… девушек… лицо коменданта несколько разгладилось. Ему было столько же лет, сколько им двум вместе. Какое-то время он стоял, прислушиваясь к их глубокому дыханию.

Тихо подойдя ближе, он дотронулся до плеча Хайны – довольный, что ему не приходится трясти за плечо саму княгиню. Он предпочитал, чтобы ее разбудила Жемчужина.

Однако Жемчужина, плечо которой опиралось на постель, а голова на плечо, спала столь крепко, что он даже улыбнулся. Он тряхнул сильнее, а потом еще раз; Охегенед после такого свалился бы с кровати…

Хайна тоже свалилась. Плечо и голова сползли вдоль края… и первая Жемчужина безвольно опустилась на пол, дыша ровно и размеренно.

У Йокеса волосы на голове встали дыбом. Он посмотрел на Эзену, потом снова на Хайну и протянул руку, чтобы дотронуться до княгини.

– Ваше высочество?

Он встряхнул ее.

– Ваше высочество… Ваше высочество!

Она слегка улыбалась во сне.

Йокес выбежал из комнаты, едва не вышибив двустворчатые двери.