Текст книги "Тайна доктора Авроры (СИ)"

Автор книги: Федулаева Александра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

Глава 22

– Побудьте здесь, леди Аврора. Позвольте себе немного покоя. Я скоро вернусь.

Лорд Сеймур подвёл меня к бархатному гарнитуру и мягко усадил на изящный стул с резной спинкой. Мэриэн присоединилась к нам, устроившись на диване и обмахиваясь веером. Мы расположились на краю галереи, где воздух был прохладнее и музыка звучала уже не так громко. Здесь, вдали от праздного гула, можно было хоть на мгновение перевести дух.

Я кивнула. Его голос успокаивал, как и уверенность в движениях. Казалось, рядом с ним невозможно бояться по-настоящему.

Он оглянулся, взгляд его скользнул по залу. Затем подошёл к Генри, что всё ещё стоял неподалёку, нахмуренный, явно не отойдя от недавней встречи. Они обменялись несколькими фразами. Я не слышала слов, но интонации были серьёзными. Генри кивнул. Сеймур положил руку ему на плечо – скорее как знак доверия, чем дружбы, – и оба, не сказав никому ни слова, направились в сторону бокового выхода из зала.

Я проводила их взглядом и вновь осталась с мачехой, которая, как всегда, принимала позу благожелательной матроны, наблюдая за залом с видом хозяйки бала. Явно что-то прикидывала в уме.

Через несколько минут к нам впорхнула раскрасневшаяся Фелисити. Щёки её пылали, причёска чуть растрепалсь от танца, глаза блестели.

– Ах, Аврора, если бы ты знала, как он танцует! – почти запела она, плюхаясь на соседний стул. – Просто парит! Но... – она замялась, пригладила перчатку, – лорд Грэхем так и не появился. Я была уверена, что он приедет. Мы ведь почти договорились о вальсе!

– Возможно, что-то задержало его, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри всё сжалось.

Фелисити хотела что-то возразить, но тут к нам приблизилась леди Агата, как, всегда безупречная и собранная. Она держала в руках веер, но не пользовалась им, взгляд её был сосредоточен, губы плотно сжаты. Я сразу почувствовала, что она знает что-то важное.

– Девочки, – начала она негромко, – я только что услышала весьма печальную весть. Мне сообщили, что сегодня в местной газете опубликован некролог. Маркиз Грэхем, отец Эвана, скончался прошлой ночью.

Фелисити прикрыла рот рукой:

– О... Боже…

Мэриэн побледнела и медленно подняла глаза на дочь.

– Значит, вот почему он не приехал, – проговорила она, прищурив глаза. В её голосе звучала холодность, а самообладание впечатляло. – Это всё-таки случилось. Бедный лорд Эван... Но какое неудачное стечение обстоятельств. Мы все так ждали его появления.

Я сдержала вздох. Неудачное стечение? Для кого – для него или для тебя?

Фелисити откинулась на спинку кресла, всё ещё потрясённая, но в глазах читалось разочарование, которое она не смогла скрыть.

– Мама, вы ведь говорили, что он, возможно, сделает предложение...

– Я говорила, что он благоволит тебе, – тихо и почти сухо поправила её Мэриэн. – Надеялась, что сегодняшний бал станет переломным моментом. Он должен был увидеть, какая ты... зрелая, достойная. А теперь...

Она не договорила. Сжала веер в руках. Я смотрела на неё и не могла поверить: мачеха не сочувствует Эвану. Она оплакивает упущенную возможность.

Покачав головой, я не сдержалась и тихо произнесла:

– Как вы можете так говорить? Человек умер. Лорд Грэхем сейчас в горе.

– Он был болен давно, – продолжила леди Агата, садясь рядом со мной и накрывая мою руку своей. – И всё же… смерть – это всегда неожиданность. Особенно для сыновей. Сейчас, вероятно, лорд Эван в поместье. Его ждёт множество обязанностей и дел. Ему не до балов.

Я кивнула, ощущая лёгкую грусть. Весь вечер я надеялась увидеть его, поговорить или хотя бы на расстоянии встретиться взглядом. А теперь всё изменилось. В груди защемило странное чувство – нечто между тревогой и сожалением.

– Надеюсь, он справится, – тихо сказала я.

– Он сильный, – твёрдо ответила леди Агата. – Но ему понадобится время. Титул и наследство – тяжкое бремя. Это огромная ответственность.

Словно в подтверждение, где-то в зале заиграла новая партия музыки, но теперь она казалась мне чуждой. Всё веселье поблёкло на фоне известий. И тень, отбрасываемая Гарольдом Эштоном, тоже никуда не исчезла.

***

– Это просто немыслимо. Лорд Эштон здесь… среди гостей… рядом с Авророй. – Голос его дрожал от возмущения. – Вы понимаете, кто он такой?

– Расскажите мне, – спокойно попросил Сеймур.

Генри стиснул кулаки:

– Он похоронил уже третью жену. Первую, кузину, он женился на ней, когда той было едва семнадцать. Через месяц она умерла от лихорадки, официально. Но слухи ходили… Потом вторая – дочь виконта, утонула при загадочных обстоятельствах во время прогулки на лодке. Третья – леди Бренда Сомервиль, упала с лестницы и сломала шею. И знаете, что говорят? Что он сам присутствовал при каждой из этих «трагедий».

– А следствие?

– Бездействует! Потому что он родственник герцогини Уэстморленд. Она замяла всё под предлогом скорби. Аристократы уже перешёптываются, не желая отдавать ему своих дочерей. Он стал как чума, но всё равно появляется в обществе как ни в чём не бывало… И вот теперь – Аврора. Он смотрел на неё, как хищник на добычу.

Сеймур помолчал, сжав губы. В его взгляде мелькнула тень.

– Спасибо, Генри. Вы поступили правильно, что рассказали мне это. Я сам всё выясню. Но уже сейчас могу сказать с уверенностью – он не получит доступа к леди Авроре. Я дал обещание её отцу и выполню его.

– Будьте осторожны, – предупредил Генри. – Он опасен. Если герцогиня действительно его защищает, вам нужно действовать продуманно. Мне срочно нужно отправить послание лорду Рэдклиффу, чтобы он был в курсе.

– Я справлюсь. У него не будет ни шанса. Но Аврору нужно оградить от такого поклонника. Мне показалось, или леди Мэриэн намеренно представила ему Аврору? Неужели она так сильно ненавидит свою падчерицу?

Генри скорбно покачал головой.

– Мэриэн, к сожалению, интересуют лишь деньги и положение в обществе. Она мечтает попасть в окружение герцогини. А также надеется извлечь из этого брака выгоду. Эштон – крупный землевладелец. Я уверен, он положил глаз не только на Аврору, но и на её приданое. Земли на юге плодородны, и их стоимость значительно выросла.

Постояв ещё немного в тишине, они обменялись коротким кивком. Генри первым направился обратно в зал, а Сеймур задержался ещё на несколько секунд, задумчиво глядя в темноту сада за окнами. Затем он тоже направился внутрь, с той самой твёрдой решимостью, которая позволяла ему выигрывать дуэли, переговоры и сражения.

Глава 23

Бал подходил к концу. Музыка постепенно затихала, гости расходились, и в воздухе витала усталость. Я сидела рядом с леди Агатой, ощущая, как туфли натёрли ноги, а спина затекла от долгого сидения. В этот момент к нам подошёл Генри.

– Думаю, на сегодня достаточно, – сказал он устало, но твёрдо. – Я распоряжусь насчёт кареты. Собирайтесь.

Мэриэн кивнула и поднялась, поправляя шаль. Фелисити выглядела понурой, но молча встала. Я с усилием поднялась с дивана – тело словно налилось свинцом. Я ещё раз оглянулась, это место уже не вызывало никаких эмоций – поскорее хотелось вернуться домой.

У выхода мы попрощались с лордом Сеймуром. Я поблагодарила его за вечер, чувствуя неловкость от того, насколько искренним он был в отличие от других. Генри обменялся с ним коротким взглядом – что-то в нём было недосказанным. Мы вышли в прохладную ночь. Карета уже ждала у подъезда. Швейцар открыл дверь, и мы по очереди заняли места. Лошади нетерпеливо били копытами, словно чувствовали моё напряжение.

Дорога домой прошла в молчании. Фелисити задремала, Мэриэн смотрела в окно нахмурившись. А я никак не могла забыть взгляд Гарольда Эштона – пристальный, холодный, словно изучающий. Меня бросало в дрожь.

Когда мы вернулись домой, Бетси уже ждала меня. Она помогла мне подняться, сняла плащ, перчатки, бережно расправила волосы. Лунный свет проникал сквозь шторы, делая мою комнату почти нереальной.

– Миледи, вы сегодня были так хороши, – сказала она, но в голосе сквозило беспокойство. – Только… вы не выглядите счастливой. Что-то случилось?

Я опустилась на стул и обняла себя руками:

– Да. Один мужчина… Гарольд Эштон. Он представился мне. Смотрел так… будто выбирал трофей. Мне стало не по себе. Я не могу это объяснить. Он меня напугал.

Бетси побледнела:

– Гарольд Эштон? Высокий, с бакенбардами? Тёмный взгляд?

– Да…

Она нервно сжала руки:

– Господи… Это он. Про него шепчутся все. Леди Аврора, это тот, про кого говорят, что его жёны умирали. Первая – от лихорадки, вторая – утонула, третья – с лестницы. И всё при странных обстоятельствах.

– Неужели это правда… – тихо сказала я, глядя на колеблющееся пламя свечи. – Он казался… опасным.

– Будьте осторожны, – предупредила Бетси. – Это очень дурной человек. Говорят, он приносит смерть. Господи милосердный…

Бетси перекрестилась.

– И он смотрел на вас, вы говорите?

Кивнув, я почувствовала, как внутри всё сжимается. Её беспокойство лишь усилило моё.

– Не думаю, что он проявляет ко мне интерес. Но… он подошёл к мачехе. Они о чём-то говорили. Она нас представила.

Бетси нахмурилась.

– Мне это всё не нравится, миледи. Но что бы ни случилось, я буду с вами.

Я слабо улыбнулась.

– Спасибо, Бетси, за всё. Я просто валюсь с ног.

Бетси отошла от меня, начала поправлять шторы и тихо бормотать молитвы. Я смотрела на неё, понимая, что в её словах скрывается горькая правда. Наконец, она выдохнула и сказала:

– Постарайтесь отдохнуть, миледи. Я принесу вам горячее молоко.

Я лишь слабо кивнула. Она поспешно вышла, оставив меня одну в полутёмной комнате.

Когда дверь закрылась, я подошла к подоконнику. На улице лил дождь. Капли стучали по стеклу размеренно, будто отмеряя время. Марс спрыгнул с кресла и потёрся о мои ноги, затем прыгнул на подоконник.

– Ты слышал всё? – спросила я шёпотом, не столько ожидая ответа, сколько надеясь, что мои мысли не ускользнули в пустоту.

Марс повернул голову ко мне, вытянул лапу и невозмутимо начал умываться, будто размышляя, стоит ли отвечать сразу.

– О да, слышал. И, смею заметить, это, судя по всему, именно тот человек, с которым твоя обожаемая мачеха вела переговоры… Как бы это назвать... о сделке под названием «брак». – наконец, изрёк он лениво.

Я вздрогнула. Услышать это вслух было неприятно, даже от Марса. Он говорил с привычной ироничной интонацией, но за ней таилась серьёзность.

– Несмотря на то, что в душе я взрослая женщина, он пугает меня… – прошептала я. – А ты уверен? Моя интуиция кричит, что этот граф тот ещё маньяк.

Марс кивнул, устроившись поудобнее.

– Слишком многое совпадает. Я, конечно, его не видел, но имя, по-моему, слышал, когда подслушивал разговор твоей мачехи. И вот это – про трёх жён. Похоже, он и есть тот старый, невезучий коллекционер. Увы, моя дорогая Аврора, мне не нравятся её планы. Но…

Он сделал паузу, наклонился и ткнулся носом в мою руку.

– ...Но твой отец никогда не допустит подобной глупости. Он слишком тебя любит.

– Да, Марс, я помню, – вздохнула я, гладя его по голове. – Ты тогда говорил, что он старый. Но ему на вид всего около сорока пяти лет. Для этого мира это уже возраст, конечно, но он не выглядел дряхлым. Скорее, опасным. И те истории...

– Сорок пять? – фыркнул он, и этот звук был скорее забавным, чем презрительным. – Ты слышишь себя? Моему прадеду было двадцать человеческих лет, когда он до сих пор гонялся за бабочками. А ты говоришь о сорока пяти!

Он поднял на меня свои проницательные глаза, и в них не было и тени цинизма, только глубокая, непоколебимая уверенность.

– Я уже сказал это и повторю снова. Отец. Он тебя любит, слышишь? Любит больше всего на свете. Он тебя оберегал всю твою жизнь, после ухода твоей матери. Он никогда не позволит, чтобы тебя отдали в руки тому, кто не достоин, кто не сможет дать тебе настоящего счастья. Твой отец – не такой, как другие лорды, которые продают своих дочерей ради выгоды. Он не сделает этого. Он ценит тебя, твоё благополучие.

Я вздохнула, потерев лицо руками.

– Но ведь он болен, Марс. Он ослаб, и я не уверена, что он знает, что творится в доме.

– Болен – не значит слеп, – отозвался кот потянувшись. – Даже если он будет на краю могилы, поверь мне, твой отец не отдаст тебя хищнику вроде Эштона. Он скорее эту мачеху выставит за дверь, чем даст ей продать тебя. Да и ты не ягнёнок на торгу.

Я улыбнулась сквозь тревогу. Его голос был как тёплый чай с мёдом – немного терпкий, но успокаивающий.

– Спасибо. Ты умеешь подбирать слова.

– Конечно, – самодовольно промурлыкал он. – Я же твой советник, напарник и официальный представитель здравого смысла.

Я засмеялась тихо, впервые за вечер. Марс поднял уши.

– Вот! Так лучше. И вообще, если уж и думать о женихах, то не о таких, от кого стынет кровь в жилах. В конце концов, на балу было немало достойных молодых людей. Почему бы не обратить внимание на какого-нибудь симпатичного молодого человека, скажем, на лорда Грэхема?

Я подняла брови.

– Ты предлагаешь мне написать ему письмо, в котором я попрошу его жениться на мне? «Ваня, я ваша навеки»? Тем более он теперь – маркиз и вступает в наследство в связи с печальным событием.

– Я предлагаю тебе перестать думать о тенях и сосредоточиться на людях, которые могут принести тебе свет. И ты, кстати, отличная партия для маркиза.

Дверь открылась и вошла Бетси с подносом. На нём стоял небольшой кувшинчик тёплого молока и тарелка маленьких пирожков с яйцом. Она аккуратно поставила всё на столик, присела в реверансе и быстро удалилась. Мы перекусили в тишине. Затем я потушила свечу и улеглась в постель. В темноте слышался только мерный стук дождя и спокойное дыхание кота. Мир, хоть и на миг, казался менее пугающим.

Я не заметила, как заснула. Сначала был мягкий полумрак – будто я просто закрыла глаза и оказалась в саду. Родной, знакомый, но каким-то образом не такой, как всегда. Цветы казались слишком яркими, листья на деревьях – застывшими, будто нарисованными. И тишина… давящая, без ветра, без птиц, только собственное дыхание, глухое и чужое.

Я шла по тропинке босиком. Земля была холодной и влажной, словно после дождя, но на коже чувствовалось что-то иное – липкое, словно кровь. Я опустила взгляд – под ногами были не лепестки роз, как казалось, а опавшие красные лоскуты, напоминавшие порванную ткань платья… или кожи. Я вздрогнула и попятилась, но тропинка исчезла. Вокруг стояли деревья – голые, чёрные, словно выжженные молнией.

Вдруг из-за одного из стволов выступила фигура. Высокая, в чёрном. Гарольд Эштон. Его лицо словно сливалось с тенью, а глаза были без зрачков – два чёрных пустых провала.

– Красивое место, – сказал он, и голос эхом разнёсся по пустому лесу. – Думаешь, отсюда можно сбежать?

Я попятилась, но ноги отказывались двигаться. Он приблизился.

– Ты станешь моей. Твоя мачеха дала согласие. Брак, Аврора. Всего лишь сделка. И ты – её цена.

Он протянул руку, и с его пальцев капала густая тьма, словно чернила. Я закричала, но звука не было. Рот открыт – и тишина. Ни звука, ни воздуха. Я не могла дышать.

Вдруг за его спиной вспыхнул свет – тёплый, золотистый. В нём стоял мой отец. Он выглядел осунувшимся, но в глазах был прежний огонь.

– Нет, – сказал он твёрдо. – Я не позволю. Не отдам. Убирайся.

Эштон исчез, словно его сожгло изнутри. Только тень от него осталась на земле, как отпечаток. Я кинулась к отцу, но он отступал. Я бежала, звала его, но он отдалялся всё больше.

– Папа! Пожалуйста! Папа!

Он обернулся в последний момент и прошептал:

– Береги себя, девочка. Не всем можно верить.

И растворился в воздухе, как дым.

В этот момент земля под ногами разверзлась. Я падала в бездну, в пустоту, где были только лица – мёртвые, безмолвные. Они тянули ко мне руки, и среди них я увидела… маму. Мама стояла на краю обрыва, не спускаясь в бездну, с глазами, полными слёз.

– Проснись, Аврора, – сказала она тихо. – Проснись.

Я вскрикнула и подскочила на постели.

В комнате было темно, только слабый свет от окна просачивался сквозь шторы. Я судорожно хватала ртом воздух, стиснув простыню. Всё внутри дрожало, сердце бешено колотилось.

Марс поднял голову и внимательно на меня посмотрел.

– Ну вот, – пробормотал он зевая. – Сказал же – не думай о мрачном. А ты опять включила воображение. Теперь что, утешать?

Я притянула его к себе, как ребёнок игрушку, и уткнулась носом в шерсть. Марс фыркнул, но не стал вырываться.

– Это был просто сон, – прошептала я, пытаясь в это поверить. – Просто ужасный, страшный сон.

Глава 24

Следующие дни после бала оказались куда более утомительными, чем сам бал. Оказалось, что пара часов на паркете с перерывами на лимонад – сущий пустяк по сравнению с бесконечным парадом женихов, прибывающих к нам в особняк с тем же видом, с каким знатные торговцы осматривают породистых жеребцов на ярмарке.

Каждое утро начиналось одинаково. Едва я успевала позавтракать и попрощаться с последней надеждой на спокойствие, как Бетси уже стояла в дверях с серьёзным лицом и отчётливым намерением превратить меня в «достойную будущую супругу». Щипцы для завивки, ароматная пудра, жемчужные заколки и терпеливое «ещё немножко, миледи» – всё это стало частью моего утреннего ритуала. Фелисити, впрочем, переносила происходящее с куда большим энтузиазмом – она даже однажды заявила, что была бы не против выйти замуж сразу за троих, «если бы так можно было».

Первые гости появились уже на следующий день. Молодой виконт с идеальными зубами, которые он неустанно демонстрировал при каждом удобном и неудобном случае, рассказывал о своих лошадях, охотах и, кажется, один раз – о погоде в Локстоне. Мачеха слушала, кивая с одобрением, а леди Агата тактично уточняла, какой именно банк управляет его состоянием. Когда виконт в очередной раз попытался блеснуть остроумием, сравнив Фелисити с лилией в цветении, а меня – с лесной нимфой, я едва не подавилась чаем.

На следующий день явился барон с красным носом и столь же красным лицом. Он явно считал, что лучший способ произвести впечатление на даму – это рассказать, как он однажды «спас фазана от собаки». Правда, чуть позже он оговорился, что пёс был его собственным, а фазан – не совсем живой. Зато у него был внушительный титул, несколько старинных замков и совершенно нелепая трость с ручкой в виде черепа. Леди Агата, посмотрев на неё, пробормотала:

– Череп весьма символичен. Особенно если подумать о перспективах брака с ним.

Фелисити, к слову, наслаждалась вниманием. Она хихикала, румянилась и кокетливо наклоняла голову под каждым взглядом. Я же научилась сохранять неизменную вежливую улыбку, которой пользовалась, как щитом, – чем шире она становилась, тем дальше хотелось сбежать. Марс, кстати, вёл себя гораздо честнее: при виде особенно назойливых гостей он театрально зевал, разворачивался хвостом и покидал комнату, не скрывая презрения.

Мачеха и леди Агата часами обсуждали визиты.

– Его бабка была родом из Шоландии, – задумчиво произносила мачеха, глядя в окно. – Это может объяснить странную форму ушей.

– Зато имение прибрежное, – возражала леди Агата. – И, говорят, там чудесная устрица. Это важнее ушей.

Я молча жевала бисквит, мечтая, стать этой устрицей и зарыться поглубже в ил. Тем временем Генри практически исчез из дома. Он уходил рано и возвращался лишь к ужину, под предлогом важных дел, которые никому не приходило в голову уточнять. Появлялся он только тогда, когда нужно было сопровождать нас на прогулку или кланяться в сторону особо уважаемых гостей. В остальное время – пустота. Я подозревала, что он просто прятался в библиотеке, поглощая романы в тишине и полном одиночестве. Умный человек.

– Что бы ни говорили, – однажды вздохнула леди Агата, снимая очки, – но выбрать жениха – это шахматная партия. Главное – не дать себе поставить мат.

Я кивнула, хотя чувствовала, что нахожусь на той самой клетке, где вот-вот окажусь под шахом. И, судя по взгляду мачехи, она уже примеряла мне фату.

Вечерами я писала в дневник, записывая не имена, а прозвища: «Улыбчивый лорд», «Красный нос», «Череп с тростью», «Фазанолюб»… Список удлинялся, а моё терпение сокращалось.

И только Марс, растянувшись на кровати, лениво произносил:

– Достойных всё меньше. Может, сбежим? Я – на кухню, ты – куда подальше?

Звучало заманчиво.

Когда дни становились невыносимо однообразными – приёмы, разговоры, визиты, реверансы, улыбки – я начинала мечтать о спасении. И оно приходило каждый вечер, тихо, почти незаметно. Когда мачеха запиралась у себя с леди Агатой, обсуждая титулы, состояния и «брачные перспективы», а Фелисити погружалась в чтение очередного сентиментального романа, я переодевалась в простое платье, накидывала тёплый платок и ускользала вниз, на кухню.

Кухня в особняке была особым миром. Тепло от печей, запахи свежего хлеба, лука и трав, тихие голоса, треск дров – всё это создавало ощущение уюта, которого не хватало в парадных залах. Здесь правили не графы и виконты, а повара, горничные и лакеи. Здесь царила моя Элла – полная, румяная, вечно занятая, но с добрыми глазами.

Поначалу, когда я появлялась у двери, разговоры замирали. Слуги поднимались, кланялись, прятали руки, испачканные в муке. Но я махала рукой и просила продолжать, а потом однажды принесла мазь, которую мы приготовили с Эллой по рецепту из блокнота матери. Она предназначалась для старого камердинера с больными коленями. Он сначала посмотрел на меня, как на сумасшедшую, но потом, попробовав средство, прослезился от облегчения.

Через пару дней ко мне подошла молодая кухарка, с опаской держа руки на животе:

– Миледи, простите... У меня сыпь... и дышать трудно… это после рыбы...

Я приготовила отвар из крапивы, мяты и тысячелистника. Через два дня её щёки порозовели, дыхание стало свободным, а на мою тарелку начали чудесным образом попадать самые аппетитные пирожки, булочки и даже кусочки марципана.

Слуги начали относиться ко мне иначе – без страха, с уважением и, что тронуло меня до слёз, с заботой. Теперь, когда я приходила, мне тут же стелили подушку у очага, ставили кружку горячего молока с мёдом, а Бетси – вечно настороженная, но верная, как цербер в переднике с кружевами, – садилась рядом, грозно поглядывая на каждого, кто подходил ближе, чем на два шага.

– Это не балаган, а кухня, – шептала она мне в ухо. – А вы – леди Аврора, их госпожа. Помните об этом, миледи.

При этом сама постоянно подсовывала Марсу всё самое вкусное: кусочки запечённой курицы, сливки, рыбные крошки. Марс ел с достоинством, а потом, довольный, прыгал ко мне на колени и громко мурлыкал.

– Эти люди – чудо, – говорил он мне мысленно, пока я гладила его. – У них, у всех сияющая аура. Особенно у той, что кладёт мне рыбу.

Вечерами Элла садилась у печи, снимала передник, укутывалась в свой старый шерстяной платок, и в кухне воцарялась тишина. Все – от молодых горничных до повара – замирали, ожидая очередной истории. В один из таких вечеров я запомнила сказку особенно. Голос Эллы был чуть хриплым, но в нём звучала такая сила, что казалось – стены кухни исчезали, а перед глазами оживала история.

Элла отхлебнула молока, потёрла руки и глубоко вздохнула. В кухне стало особенно тихо. Даже огонь в очаге потрескивал бережно, будто боялся перебить её голос.

– Сегодня, – сказала она, – расскажу вам историю про любовь, которая умела ждать. Про девушку, чьё сердце было как озеро – глубокое, тихое и терпеливое. Её звали Аделин.

Слуги придвинулись ближе, кто на табурет, кто на мешок с мукой. Марс, сытый и важный, устроился на подоле моей юбки и мурлыкал, будто аккомпанировал Элле.

– Аделин жила в маленькой деревне у подножия гор. Её семья владела мельницей, и каждое утро она вставала до рассвета, чтобы замешивать тесто и провожать братьев на рынок. Она была тиха, не особо красива, и деревенские парни чаще смотрели на её двоюродную сестру – звонкую, бойкую Лету, – но Аделин не жаловалась.

Однажды в деревню пришёл чужак – путник в поношенном плаще и с лютней за спиной. Он играл у фонтана песни, такие, от которых у детей замирали сердца, а у стариков слезились глаза. Его звали Кай. Никто не знал, откуда он. Он не просил приюта, но принимал еду, если её давали. И каждое утро сидел на площади, пока не уходил – туда, где ещё не играл.

– Он странный, – говорили о нём. – Бродяга. И глаза у него – будто грусть поселилась там навеки. Но Аделин молчала. Она приносила ему хлеб и воду, оставляя на скамейке, когда он отворачивался. А он – всегда доедал всё до крошки.

В один из дней Кай исчез. Ни прощальных слов, ни следов. Лишь однажды на площади, где он любил играть, появился небольшой листок с коротким посланием: «Если звёзды будут благосклонны, я вернусь».

Прошёл год. Потом второй. Лета вышла замуж, мельница перешла к братьям, а Аделин осталась одна. Люди жалели её, но она улыбалась, будто знала что-то, что другим неведомо.

А потом пришла зима. Снежная, тяжёлая, такая, что птицы замерзали на лету. Однажды ночью в дверь её дома кто-то постучал.

Это был он.

– Ты вернулся, – просто сказала она, даже не удивившись.

– Я не знал, вернусь ли, – ответил Кай. – Мир большой, и сердце моё искало слишком долго. Но потом я понял: всё, что мне нужно, – уже ждёт меня. Как хлеб, который всегда лежал на скамейке.

Он остался. Не певцом. Не странником. Он стал тем, кто каждое утро топил печь и месил тесто рядом с ней. А вечерами играл только для неё – тихо, в старой кухне с запахом корицы и муки.

Элла закончила, промолчала немного, а потом добавила негромко:

– Любовь не всегда – как молния. Иногда она – как хлеб. Просто – ждёт. И согревает.

В кухне долго никто не говорил. Кто-то утёр глаза краем передника. Даже Бетси на миг ослабила стражу и подпёрла подбородок ладонью, задумчиво глядя в огонь.

– А ты бы так ждала? – мысленно спросил Марс у меня, уткнувшись тёплым лбом в мою руку.

– Не знаю, – прошептала я. – Наверное, если бы точно знала, кого жду.

Он замурлыкал в ответ и добавил:

– Тогда просто не торопись. Может, он уже где-то ест чей-то хлеб. Пока.