Текст книги "Тайна доктора Авроры (СИ)"

Автор книги: Федулаева Александра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Глава 52

Ханна посмотрела на меня пристально:

– Потому я и позвала тебя. Моё время уходит. Мне осталась неделя, может, чуть больше. Я знаю, когда приходит конец. И хочу передать тебе всё, что у меня есть. Всё, что собирала. Все записи, настойки, травы, знания. А ты обещай, что позаботишься об Эдит. Сделаешь её частью своей жизни. Ты сможешь.

Я почувствовала, как внутри что-то сжалось – и расправилось. Как будто я ждала этих слов всю жизнь. И теперь, наконец, нашла свою дорогу.

– Я обещаю, – произнесла я, глядя ей в глаза. – Обещаю позаботиться о ней. И о тебе – пока ты с нами.

Ханна кивнула, удовлетворённая. Она поднялась, подошла к полке и вынула оттуда свёрток с тетрадями, перевязанными бечёвкой.

– Это первое. Потом покажу остальное.

Я взяла свёрток, прижала к груди.

– Ханна... – вдруг спросила я. – А что случается с Проводниками? Когда их время уходит?

Ханна посмотрела на Марса, который всё это время будто дремал, но уши у него были направлены на нас.

– Они возвращаются туда. В тот мир, откуда всё началось. Где ищут следующую чистую душу. А потом снова приходят сюда. В другом обличье. Но всегда с той же задачей: охранять, оберегать, вести. Иногда возвращаются к тем же людям. Иногда – к другим. Но всегда – на помощь.

Я посмотрела на Марса и вдруг ощутила к нему такую нежность и благодарность, как никогда прежде. Он не просто мой кот. Он мой страж.

– Спасибо, – прошептала я. Ханна мягко улыбнулась.

– Не мне. Ему.

Марс открыл один глаз, зевнул и тихо буркнул:

– Ну наконец-то дошло. А теперь пошли, дорогая, а то танцы без тебя не начнутся.

Ханна засмеялась – громко, впервые за вечер.

– И правда, как ведьминский шабаш. И разговор, и кот. Но ты не ведьма, Аврора. Ты – Целитель. И ты нужна этому миру.

Прикрыв глаза, я прислушалась к ощущениям внутри себя. Когда открыла их, Ханна улыбалась, глядя на меня.

– Как тебя звали в той жизни, Аврора?

Пожав плечами, я погладила Марса по голове.

– Ничего особенного. Елена…

Знахарка снова громко расхохоталась.

– Да уж… – сказала она. – Ничего не происходит просто так. Елена – светлая, сияющая, избранная. Избранница богов, судьба. Тебе суждено было стать Авророй. Ты – утренняя заря, начало, светлое будущее.

Я вышла из дома, унося с собой свёрток, знания и чувство, будто внутри меня распустился цветок, о котором я даже не подозревала.

Марс шёл рядом, и его хвост касался моей ноги, как напоминание: он рядом. И я была благодарна ему за это.

***

Десять дней в поместье пролетели как один миг, насыщенный событиями и открытиями. Эти дни стали для меня временем погружения не только в прошлое Ханны, но и в будущее Эдит.

Я познакомилась со многими семьями из округи – простыми, честными людьми, которые встречали меня с удивлением, но постепенно открывались, рассказывали о своих заботах и нуждах. Мы сидели на скамьях у домов, за длинными столами, на крылечках, в небольших хижинах, пахнущих ржаным хлебом и сушёными травами. Я слушала, делала записи, иногда – давала советы. Постепенно я почувствовала, как становлюсь частью их жизни. Я запомнила каждого, кто помогал нам: Молли, энергичная хозяйка пекарни с пятью детьми, принесла старую школьную скамью. Том, кузнец, изготовил ручки для дверей больничных палат. Миссис Винслоу, вдова аптекаря, бесплатно передала нам сундук с банками и склянками.

Главной моей задачей стало создание лечебницы. Здание, которое давно собирались снести, теперь служило отделением. После ремонта и тщательной уборки оно сияло в центре деревни, как светлый маяк надежды. Осталось лишь завезти мебель, устроить склад для лекарств, оборудовать палаты. Ханна с азартом, несмотря на слабость, обсуждала каждую деталь. Её глаза сияли. Даже боль не могла потушить этот внутренний огонь.

Мы с другими женщинами, которые собирались там работать, обсуждали план будущих процедурных кабинетов. Говорили о травах, выбрали ткани для занавесок, чтобы сделать приём людей более удобным и уютным.

Ханна с Эдит переехали в поместье через два дня после нашего разговора. Комнаты на втором этаже были уже готовы – просторные, светлые, с окнами на сад. Эдит устроилась, будто была дома с рождения. Она водила меня за руку, показывала, как рассадила цветы, рисовала мелом на дощатом полу солнце и птиц. Я не спрашивала, как она чувствует себя – я знала. Она чувствовала всё. Но делала вид, что ничего не происходит. Как будто хотела подарить матушке последние радостные дни без слёз.

По ночам мы собирались в маленькой гостиной при свете свечей. Ханна делилась со мной всем, что накопила за долгую и удивительную жизнь: записями, сборниками, старинными рецептами, личными дневниками. Она диктовала, я записывала. Элла помогала нам, а Бетси заботилась об Эдит, иногда уговаривала её лечь спать, как ребёнка. Иногда мы просто молчали, но даже в тишине был свой смысл. Я ловила каждое слово Ханны, понимая, что это последние дни и мы не можем их повернуть назад.

Однажды она протянула мне свёрток с бумагами. Они были аккуратно сложены, перевязаны тёмно-зелёной лентой.

– Это документы на Эдит, – сказала она тихо. – Я оформила их в Локстоне ещё до переезда. Много лет назад.

Я развернула их – и замерла. Там были выписки, разрешения, печати и, главное, свидетельство: «Эдит Варвара Норрингтон, баронесса по праву рождения».

– Я всё устроила, когда она только появилась у меня, – сказала Ханна. – Я записала Эдит как свою дочь – она якобы родилась спустя девять месяцев после смерти моего мужа. Никто не задавался лишними вопросами: я умело изображала беременность, носила накладную подушку, почти не выходила в свет. Эдит росла вдали от посторонних глаз, я берегла её, как сердце, и никому не позволяла приблизиться. А когда настало время, мы покинули город и вернулись сюда – туда, где всё началось. Теперь у неё есть не только имя, но и шанс быть кем-то значимым, а не просто сиротой или «странной девочкой». Пусть у неё будет возможность получить образование, уважение и место в обществе. Даже если она никогда не будет такой, как все. Даже если останется в своём мире. Она станет леди. Это даст ей защиту и репутацию. Вы с мужем станете её опекунами. Лорд Сеймур знает об этом. Он обещал мне позаботиться о моей Эдит. Теперь я могу спокойно уйти.

Она замолчала, но через миг, чуть помедлив, достала из кармана длинной вязаной накидки ещё один свёрток – меньше, аккуратнее. Подала мне, словно что-то тайное.

– А это... – Ханна тяжело вздохнула. – Кулон. Он был в люльке, когда Эдит подбросили мне. Просто лежал там, на белом платке. Я тогда подумала, что он как-то связан с девочкой, и не ошиблась. Когда Эдит была ещё малышкой, она иногда странно на него реагировала: брала в руки и вдруг начинала говорить взрослым голосом... холодным, чужим. Это пугало меня до дрожи. Она могла назвать вещи, о которых не знала, а потом забывала, что говорила. Я решила, что пока ей нельзя его носить. Спрятала.

Она помолчала, затем заговорила снова, глядя в сторону:

– А однажды мне приснился сон. Я стояла в белой комнате, вся словно залитая светом, без стен. И кто-то – голос, не мужской, не женский – сказал: «Береги её. Жди Проводника и Утренний рассвет. Они вернут ей разум. И любовь. На всё своё время.»

Я держала кулон в ладони. Камень в нём – гладкий, округлый, молочно-сияющий. Когда мои пальцы коснулись его, мне показалось, что он слегка потеплел. Или, может, засиял изнутри... Я не была уверена. Но знала: это не простая вещь. Этот камень словно жил.

– Он принадлежит ей, – сказала Ханна. – Я чувствую это. Но не мне решать, когда он вернётся к ней. Это будет... на воле высших. Ты поймёшь. А пока – храни его. Он важнее, чем может показаться.

Я кивнула. Не доверить словам Ханны я не могла. И хотя сердце моё сжалось, в груди жила ясная уверенность: кулон действительно для Эдит. Но путь к нему – ещё не начат. Я спрятала его в шкатулку в своей комнате и назвала про себя «лунным камнем». Название пришло само собой – как будто кто-то вложил его в сознание.

Оказалось, Николас знал о том, что девочка не дочь знахарки. Она сама рассказала ему много лет назад. Тогда, в отчаянии, она просила его пообещать, что Эдит не останется без опеки и поддержки. И он, верный слову, сдержал обещание. Теперь я понимаю, почему он так упорно хотел, чтобы я познакомилась с Ханной. Но это должно было случиться. Он не знал, что наша встреча была предначертана судьбой.

Ханна угасала. Мягко, медленно, как солнце в осеннем небе. Без боли, но с каждым днём всё тише. В последний вечер мы сидели у окна, и я держала её руку. Эдит устроилась рядом, положив голову маме на колени. Та гладила её по волосам, почти не глядя.

– Ты скоро уйдёшь, но я не забуду, – произнесла девушка со слезами на глазах.

Ханна с трудом улыбнулась. Её дыхание стало хриплым, но она выпрямилась, собрав последние силы.

– Я всегда буду рядом, моя девочка. Помни, кто ты. Помни – ты свет.

Эдит кивнула. Потом вдруг порывисто обняла её, уткнувшись лицом в её платье.

– Я не хочу, чтобы ты умирала.

– Все мы уходим, Эдит, – тихо сказала Ханна. – Но любовь остаётся. И память. А главное – дело. Помогай людям. Смотри им в глаза. И никогда не позволяй себе злиться понапрасну.

Эдит только кивала, крепко сжимая её руку.

Я обняла женщину. Она прижалась ко мне щекой, и я услышала едва уловимый шёпот:

– Я не боюсь. Я всё успела. А ты… ты справишься.

Марс, сидевший в стороне, подошёл ближе, встал на задние лапы и мягко ткнулся в её колени.

Ханна улыбнулась.

– Береги их. Всех. Я ухожу спокойно, – хрипло сказала она. – Я вижу, вы рядом. И ты, Аврора, не бойся своего дара. Ты сильнее, чем знаешь. Ты сможешь сделать то, на что я не решалась всю жизнь.

Она замолчала и больше не сказала ни слова.

Глава 53

Погребение было скромным. Мы похоронили Ханну в её саду, под белой грушей, которую она посадила сама. На камне только имя и дата. И строка: «Свет тем, кто идёт во тьме». Эдит стояла тихо, не плакала. Потом подошла и положила на холмик свою любимую куклу. И ушла, не оглядываясь.

Утро отъезда было ясным, как слеза. Воздух пах лавандой и утренней росой. Бетси и Элла уже собрали вещи. Марс сидел на сиденье, недовольно ёрзая, он не любил долгие поездки. Лорд Сеймур ждал у ворот, опираясь на трость, лицо его было напряжённым. Слуги стояли молча, кто-то утирал слёзы, миссис Хенли передала Элле корзину с провиантом в дорогу. Я обняла Эдит и повела её к экипажу.

– Я буду жить с вами? – спросила она почти шёпотом.

– Да, милая, – я кивнула. – Всегда.

– А матушка будет в саду?

– Да. Мы будем навещать её. Она теперь часть нас. Здесь, – я коснулась её груди, – и здесь, – приложила ладонь к её голове.

Эдит кивнула. Потом вдруг прижалась ко мне и прошептала:

– Я её чувствую. Она сказала, что я свет. И что теперь вы моя семья, а ты – моя звезда.

У меня защипало в глазах, но я улыбнулась и протянула ей руку.

– Тогда держи крепко, ладно? Чтобы я никогда не исчезла.

Когда мы уезжали, Эдит смотрела в окно экипажа не моргая. В её глазах стояла не детская тоска, а глубокое, взрослое понимание. Я обняла её, поцеловала в висок. Она не отстранилась. Просто положила голову мне на плечо. За нами стелилась дорога, по обочинам которой стояли цветущие кусты, будто сама природа провожала нас.

Лорд Сеймур молчал, глядя в сторону. Но я видела, как он провёл рукой по лицу – будто стирал слёзы. Я взяла его за руку, крепко. Он сжал мою ладонь и долго не отпускал.

Теперь действительно всё изменилось.

Мы вернулись в Эвервуд под вечер, когда город уже начинал затихать. Гостевые фонари в саду мягко мерцали сквозь листву, воздух был прохладным и немного терпким – как будто осень на миг обняла лето за плечи, прежде чем отпустить. Экипаж замедлил ход, и ворота особняка распахнулись почти бесшумно. Я почувствовала, как сердце сжалось – не от тревоги, а от понимания: теперь всё будет иначе.

Эдит притихла. Она вглядывалась в окна, в фасад, в фигурные балюстрады – и будто впитывала в себя каждую деталь. Лорд Сеймур первым вышел из экипажа, подал мне руку, потом помог Эдит. Она не боялась. Просто крепче сжала мою ладонь.

Миссис Дейвис уже приготовила для неё комнаты в моём крыле, ближе к Элле, чтобы та могла быть поблизости. Вечером за чаем Николас обернулся ко мне, подвинув кресло ближе к огню.

– Думаю, будет разумно нанять для Эдит гувернантку. Кого-то терпеливого, мягкого… и при этом она должна уметь держать язык за зубами. Ей нужны учителя. Не только чтение и письмо, но и музыка, рисование, основы этикета. То, что позволит ей чувствовать себя уверенно среди других.

Я кивнула. Мысли о будущем Эдит уже несколько дней не давали мне покоя.

– Я займусь этим, – пообещала я.

– А ещё… – Николас потёр виски, голос его стал тише. – Мне бы хотелось поговорить с доктором Лэнгтоном. В его практике бывали случаи… подобных людей? Таких, как Эдит. Не сумасшествие, не болезнь – что-то другое.

– Вы думаете, он сможет помочь?

– Думаю, стоит попробовать. Она не опасна. Наоборот, она добрая и рассудительная. Иногда она говорит разумные вещи, которые сложно сформулировать ребёнку. Но при этом она явно не взрослая. Это необычное сочетание требует понимания.

Я положила ладонь на его руку.

– Я обо всём позабочусь. Поговорю с доктором, найду гувернантку и учителей. Завтра хочу отвезти её в больницу. Думаю, детям будет с ней уютно.

– Отличная мысль. Она всегда любила детей, и это поможет ей легче справиться с переменами. Завтра начну готовить документы для суда на опекунство. Нужно всё сделать по закону, чтобы её приняли как подопечную семьи, а не как сироту.

Мы разошлись по комнатам. Я вдруг заметила, что муж снова начал подкашливать, как только мы вернулись в город.

На следующее утро, едва свет пробился сквозь тяжёлые портьеры, я уже была на ногах. День обещал быть долгим и важным. Вчера мы только обустроились, Эдит успела освоиться в своих новых комнатах, а сегодня предстояло позаботиться о её внешнем виде и здоровье. Лорд Сеймур был уже в кабинете, с чашкой чая и разложенными перед ним документами. Увидев меня, он улыбнулся чуть уставшей, но тёплой улыбкой.

– Я составил список – гувернантки, учителя, вопросы опеки… Но прежде всего, – он поднял глаза, – может быть, начнём с простого. Одежда. Образ будущей леди должен соответствовать.

– Конечно, – кивнула я. – А после – больница. Доктор Лэнгтон должен взглянуть на Эдит. Не с медицинской точки зрения… скорее, с человеческой. Его мнение будет важным.

***

Магазины в центре Эвервуда были по-деловому оживлены. Возницы перекликались, модистки в окнах укладывали новые коллекции, а в воздухе витал аромат свежеобжаренного кофе и духов. Эдит шла рядом со мной, держась за руку – не так, как испуганный ребёнок, а скорее, как доверившийся спутник. Она внимательно рассматривала витрины, особенно те, где были куклы, кружева и ленты, и временами сдержанно улыбалась.

В лавке миссис Альбрехт нас встретили с почтением. Я заранее отправила записку, и для Эдит уже отобрали несколько скромных, но изящных платьев, соответствующих её возрасту и положению. В одном из зеркал я увидела, как она смотрит на себя, не с восторгом, как девочка, а с удивлением. Словно впервые поняла, что это – её отражение.

– Нравится? – спросила я, подойдя ближе.

Она кивнула.

– Я теперь настоящая?

– Ты всегда была настоящей, милая, – прошептала я.

Я смотрела, как она улыбается, разглядывая ткани, как касается бархата и шёлка, как чуть наклоняет голову, рассматривая отражение. Она была нежна и красива и в эти моменты совсем не казалась ребёнком. Иногда её жесты и выражение лица напоминали взрослую, тихую женщину, живущую в своём внутреннем мире.

После обувной лавки мы зашли в аптеку за сиропами для больницы. К полудню корзины были полны, а Эдит немного утомилась. После магазинов мы отправились в больницу. Лорд Сеймур остался в экипаже – усталость давала о себе знать, и он предпочёл не тратить силы, особенно в душных коридорах лечебницы. Эдит шла тихо, но с любопытством осматривала здание: окна с цветами, чистые полы, строгие белые стены.

Доктор Лэнгтон встретил нас у входа в своём неизменном сером сюртуке и с добродушной улыбкой. Мы прошли в его кабинет, и я, пока Эдит рассматривала гербарий на подоконнике, рассказала ему всё: про Ханну, про её просьбу, про особенности Эдит. Он слушал внимательно, не перебивая. Потом кивнул и подозвал Эдит:

– Подойдите ко мне, юная леди. Хочу с вами немного поговорить.

Она подошла неуверенно, но не испуганно.

– Скажите, – он улыбнулся, – вы любите помогать людям?

– Да, – серьёзно кивнула она. – Особенно если они плачут.

– А почему?

– Потому что… если кто-то плачет, значит, ему очень одиноко.

Он посмотрел на меня и кивнул одобрительно, потом достал яблоко и предложил его ей. Она взяла – вежливо, с улыбкой, словно знала правила, и сказала:

– У вас такие добрые глаза, как у матушки.

Я замерла.

Доктор мягко улыбнулся, задал несколько простых вопросов: о любимых занятиях, о Ханне, о доме. Эдит отвечала спокойно, иногда путалась, но всегда искренне. Она не боялась и не пряталась. Когда беседа закончилась, он предложил ей выйти в коридор, проводил взглядом и повернулся ко мне.

– Знаете, леди Сеймур, иногда я встречал женщин с изысканными манерами и благородным происхождением, но их мысли были пусты, как шелест листьев. А здесь – чистота, смысл. У Эдит нет аналитического мышления, но у неё есть душа. Добрая, отзывчивая. Она может стать замечательной женой, матерью… другом. Не всем суждено блистать умом. Но быть хорошим человеком – гораздо ценнее.

Я неожиданно ощутила, как напряжение, пронесённое со мной с самой смерти Ханны, немного ослабевает. Его слова были просты, но в них не было снисходительности, только уважение и надежда.

– Спасибо вам, доктор, – сказала я чуть тише, чем собиралась. – Это многое для нас значит.

– Составьте опекунские документы, указав имя лорда Сеймура и приложив письмо матери. Я готов оказать любую медицинскую поддержку, если это потребуется. Но, честно говоря, ей нужно не столько лечение, сколько любовь и чёткий распорядок. И меньше тех, кто её жалеет. Пожалейте лучше тех, кто проявляет жесткость.

Я кивнула. Мы с Эдит простились с доктором и направились к детским комнатам.

Там, в большой светлой палате, пахло ромашкой и мятным настоем. Маленькие пациенты играли на ковре, кто-то рисовал у окна. Как только мы вошли, дети обернулись. Я сделала несколько шагов вперёд, но первая к ним пошла Эдит.

– У тебя медвежонок? – спросила она у мальчика с повязкой на глазу. – А как его зовут?

– Томми, – ответил он. – А у тебя есть?

– У меня была кукла. Она теперь живёт в саду… Если хочешь, я могу сшить тебе подушкчку для Томми.

– Правда?

– Правда. Только нужно выбрать ткань. Я умею шить. Мама учила.

Я стояла в дверях и не могла оторвать глаз. Эдит сидела среди детей, словно всегда была одной из них, но одновременно выглядела их старшей сестрой. Она смеялась, рассказывала истории и гладила кого-то по голове. Одна девочка крепко держала её за руку.

– Вот, – тихо сказала я, чувствуя, как доктор Лэнгтон подошёл ко мне сзади. – Вот её стихия.

– Её предназначение, – добавил он.

Глава 54

Сумерки начали окутывать улицы Эвервуда, когда Генри Арлингтон вошёл в клуб «Леонард и К». Этот элегантный и строгий клуб, с полированной латунью и тяжёлыми шторами, был одним из немногих мест, где аристократия чувствовала себя в безопасности, словно стены самого здания охраняли их спокойствие. Генри не стал снимать перчатки, пока не заметил знакомую фигуру у камина.

– Ты всё-таки приехал, – произнёс Генри, подходя к Эвану Грэхему. – Я уже начал думать, что герцог держит тебя в золотой клетке.

Маркиз повернулся и слегка улыбнулся, но его лицо уже не было таким беззаботным, как прежде.

– Не клетка, а тюрьма с паркетом и печатями, – с усмешкой сказал он. – Герцог Кентонский настойчиво советовал прислушаться к его указаниям. Умеренный деспотизм – так он это называет.

Они прошли в уединённый кабинет на втором этаже. Здесь никто не мешал разговорам, а камин потрескивал ровно и уверенно, будто специально создавая фон для откровенности. Прислуга принесла бренди, закрыла двери, и мужчины остались наедине.

– Ты, Грэхем, выглядишь так, будто только что сошёл с иллюстрации к аргентским законам, – усмехнулся Генри.

– Ну, раз уж меня назначили Заменяющим магистром, приходится соответствовать, – с иронией ответил Эван, но глаза его оставались серьёзными.

– Твой отец гордился бы тобой, – сказал Генри, нарушая тишину. – Ты стал именно тем, кем он всегда тебя видел.

Эван хмыкнул, откинувшись в кресле.

– Он хотел, чтобы я делал карьеру в судебной системе. Но я всегда мечтал вернуться на границу. Там, где мятежники, пыль и чёткие приказы. А теперь... Я под мантией. Под покровительством герцога. Он настоял.

– И ты не смог отказать. Ну что ж, поздравляю.

– Скорее, сочувствую, – холодно ответил Эван. – Я просил отправить меня обратно в лагерь и гарнизон. Там остались мои люди, которые нуждаются во мне. Но герцог решил, что здесь я нужнее.

– Возможно, он прав.

– Может быть. Но всё это лишь бумажная паутина. Пока ты борешься с врагом, ты жив. А здесь можно увязнуть в бесконечных документах и доносах от комнатной прислуги.

Генри откинулся в кресле, пристально вглядываясь в друга:

– Ты и сам понимаешь, почему именно ты получил это назначение. Ум, решительность, опыт. И преданность делу.

– Или, быть может, из-за моего отца, – спокойно сказал Грэхем. – У герцога с ним была долгая история. Почтительная, но сложная.

Он сделал глоток и добавил, не глядя на Генри:

– И всё же у меня есть цель. Причина, по которой я принял это место.

Генри догадался ещё до того, как услышал имя.

– Эштон?

– Да. Точнее – то, что стоит за ним.

– Я тоже не сплю спокойно, – тихо признал Генри. – С того самого дня, как он снова появился в Эвервуде. Он слишком настойчив. Слишком уверен в своей правоте. Меня это тревожит.

– И не только тебя. – Грэхем поднял на него взгляд. – Теперь, когда я в магистрате, у меня есть доступ к записям.

Они выпили. Тепло алкоголя будто развязало языки, но темы, которые хотел обсудить Грэхем, не терпели неточностей.

– Я слежу за Эштоном, – сказал он вдруг.

Генри слегка нахмурился:

– И ты не один.

– Да, я знаю. Вы с Сеймуром держите его под наблюдением. Его люди – те, кто дежурит на Грей-стрит и у загородного дома.

– Лорд Сеймур не прощает угроз, – мягко сказал Генри. – Особенно тем, кто стал его семьёй.

– Я не осуждаю. Более того – теперь у меня есть возможность получить доступ к архивным делам. По старым расследованиям.

– Жёны Эштона?

Эван кивнул. Его лицо потемнело.

– На первый взгляд всё было чисто. Несчастные случаи, болезни. Но теперь, анализируя эти документы как судья, я замечаю то, что следователи упустили или не хотели видеть. Нет ни одного полного отчёта о вскрытии. Свидетельства о смерти – шаблонные. И только одна семья, родители последней жены, продолжают добиваться пересмотра дела.

– Ты думаешь, он…

– Я думаю, он убивал или доводил до смерти. Аврора могла стать следующей. Это не страсть, а мания. Он контролировал своих жертв. Он выбирал уязвимых девушек, в семьях которых были проблемы, и у всех были земли в приданном. И каждую он терял или избавлялся от неё.

Генри крепко сжал стакан, прежде чем поставить его на стол.

– Поэтому мы следим за ним. Он не должен приблизиться. Я не доверяю стенам и замкам, если речь о таких, как Эштон. Что ты собираешься делать?

– Я собираюсь допросить дальнюю родственницу последней из его жён. Она живёт в Скриншире. Нашёл по старой переписке – сестра погибшей упоминала какую-то ссору. Всё это может быть ниточкой. Затем – поговорить с родственниками погибших жён. У некоторых остались братья, кузены, старые подруги. Кто-то должен был видеть знаки. Догадаться, что за фасадом идеального супруга скрывается хищник.

– И если докажешь?

– Я добьюсь пересмотра дел. И если понадобится – сам поведу обвинение. Теперь у меня есть для этого полномочия.

– Ты знаешь, что это может вызвать скандал?

– Лучше скандал, чем похороны, – жёстко сказал Грэхем. – Эштон опасен. И он не остановится, пока не добьётся своего.

Наступило молчание. За окнами опустилась ночь. В камине потрескивали дрова, мир казался чуждым и опасным, но теперь у них был план. А главное – решимость действовать.

***

Особняк Элдорн утопал в вечернем спокойствии: за окнами шелестела липовая аллея, с кухни доносился стук посуды, а в кабинете лорда Сеймура горела настольная лампа, единственное пятно света на фоне сгущающегося полумрака. Он сидел за столом, наклонившись над письмом, когда в дверь постучали.

– Войдите, – негромко сказал он, не поднимая глаз.

Вошёл Лоример – один из его доверенных людей, хранивших верность ещё с Восточной кампании. Он почтительно склонил голову и, подойдя ближе, понизил голос:

– Милорд, пришло подтверждение от наблюдателей. В течение трёх дней за домом и передвижениями графини ведётся скрытое наблюдение. Люди опытные, осторожные, явно не случайные.

Сеймур отложил перо и откинулся на спинку кресла. На лице его не было ни страха, ни удивления – лишь усталое сосредоточение.

– Кто?

– Мужчина, зовущий себя Кроу. Мы проверили. Раньше служил в армии. Капитан. Настоящее имя пока не установлено. Работает не сам, у него несколько человек в подчинении. Очень осторожен, не выказывает враждебности, но это не уличные шпионы. Он обучен.

Сеймур поднялся, прошёлся к окну и посмотрел на вечерний сад. Голос его был глух:

– Я знал одного Кроу. Так его называли солдаты, которые служили под его началом.

Лоример не удивился. Он только молча выжидал.

– Его звали Джеймс Кроули, – продолжил Сеймур. – Младший сын виконта из Кентербери. Мы были знакомы – не друзья, но шли рядом на Востоке. Хороший солдат, незаурядный ум, чуть резковат. Его уважали, хотя он не слишком ладил с начальством.

Сеймур замолчал, наблюдая за тем, как солнце, окрашенное в золотисто-красные оттенки, стремительно скрывается за горизонтом.

– Всё пошло прахом после той истории на перевале Мэлджар. Он тогда не подчинился приказу. Убедил своих людей отступить, не дождавшись команды. Спас больше тридцати человек, но старший офицер счёл это изменой. Его судили. Семья от него отвернулась. Я не видел его с тех пор.

Он взглянул на Лоримера и провел рукой по подбородку. Легкая тень усталости скользнула по его лицу:

– Я думал, он мертв.

– Может, он решил, что честь больше ничего не значит, – тихо произнес Лоример. – Похоже, он ввязался в темные дела. Вероятно, выполняет заказы для одного из ваших врагов.

– Нет, – покачал головой Сеймур. – Думаю, он работает на себя. Или, что еще хуже, за деньги. Скорее всего, платит ему Эштон или кто-то в его духе. Те, кому не нужна правда. Только давление и страх.

Он вернулся к столу, собрал документы и посмотрел на Лоримера:

– Не трогайте его. Пока. Он осторожен, не подставляется. Но пусть знает, что мы его заметили. И пусть знает, что я его помню.

– Есть, милорд.

– Удвой охрану на заднем входе. И скажи миссис Дейвис, чтобы не выпускала Эдит одну в сад. Я поговорю с леди Авророй. Нельзя больше держать её в неведении. Если Эштон уже начал использовать таких людей – значит, он близко. Ближе, чем мы думали.

Лоример кивнул и скрылся в коридоре.

Графа Элдермура внезапно охватил сухой кашель. Он был глухим и надсадным, лишив его сил. Прижав платок ко рту, он заметил тревожное пятно на ткани. На мгновение всё внутри сжалось от тревоги.

– Не сейчас… – тихо прошептал он, переводя дыхание.

Он оперся о подлокотник кресла и прикрыл глаза. Мысли были ясны: нельзя больше медлить. Документы на наследство для Авроры и опека над Эдит – всё должно быть завершено как можно скорее. Если что-то случится внезапно, они должны быть защищены. Всё, что он ещё может дать – это безопасность. И он должен успеть.