Текст книги "Тайна доктора Авроры (СИ)"

Автор книги: Федулаева Александра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Глава 34

Я замерла. Слово «брак» ударило неожиданно резко, но он не дал мне уйти в тревогу – сразу продолжил:

– Это необычный брак, Аврора. Это фиктивный союз. Лорд Сеймур предложил это сам, в разговоре с дядей, зная, что ты не похожа на других леди. Он не станет навязываться, не станет претендовать ни на твою жизнь, ни на сердце. Он… – Генри помедлил, – он сказал, что хочет помочь тебе. Это был своего рода обет перед отцом.

Я смотрела на Генри, и сердце стучало где-то в ушах. Слишком много мыслей нахлынуло разом: завещание, лорд Сеймур, свобода, фиктивный союз… Но ни одна из них не была пугающей. Просто… неожиданной.

– Отец хотел, чтобы я… – прошептала я, но недоговорила.

Генри кивнул.

– Он знал, как тяжело женщине оставаться одной, особенно в нашем кругу. Он знал, что тебе не по нраву светские браки. И он понимал, что ты не простишь себе зависимости. Потому он предусмотрел выход. Лорд Сеймур – человек чести. Он не только не будет претендовать на твою независимость, но и поможет использовать земли, которые принадлежали твоей матери. Да. Они перейдут тебе. В полном праве.

Моё дыхание сбилось.

– Мамино наследство. Родовые земли Данверсов?.. – прошептала я.

– Они давно были отделены, и отец специально оставил их нетронутыми. Если ты согласишься – они станут твоими. Твоими по праву крови. Сеймур поможет с юридическим оформлением, но не станет касаться владения. Он не тот человек, поверь. И он немолод – ты знаешь. Его здоровье… оставляет желать лучшего. Но он твёрдо сказал: этот союз – не ради него. Ради тебя. Ради слова, данного другу.

Я сидела молча. Не от страха. Не от гнева. А потому что сердце моё впервые за долгое время билось как-то спокойно. Будто туман в мыслях начал рассеиваться.

– И он… он знает, что я… невеста только на бумаге?

– Знает, – твёрдо ответил Генри. – Более того, он настаивал, чтобы ты сама приняла решение. Без давления. Он просил дать тебе время. Но он также хочет поговорить с тобой. Наедине. Потому что, по его словам, у него есть нечто, что он должен тебе сказать. Лично. Не через меня.

Я кивнула. Не отдав ещё ни одного внутреннего согласия – но уже не сопротивляясь.

– Хорошо, – тихо сказала я. – Я поговорю с ним.

Генри подошёл ближе и осторожно коснулся моей руки.

– Аврора. Что бы ты ни решила – это твоё решение. И я приму его. И останусь рядом.

В глазах защипало, и я отвернулась, чтобы скрыть слабость. Но всё же выдохнула:

– Спасибо тебе, Генри.

Брат кивнул и пошел к двери. Он тихо сказал что-то слуге, вероятно, чтобы тот сообщил лорду Сеймуру о моей готовности к разговору.

За окном уже опускался вечер, и последние солнечные лучи золотили пол, словно осторожно закрывая дверь в прошлое.

Я поднялась, чтобы встретить его.

Дверь отворилась, и в кабинет вошёл лорд Сеймур. Он выглядел, как всегда, сдержанно, но я уловила в его походке лёгкую нерешительность – будто он обдумывал каждое слово ещё до того, как оно сорвётся с губ. Генри чуть кивнул ему и, поймав мой взгляд, спокойно вышел, оставив нас наедине.

Я осталась у камина, а Сеймур приблизился, предлагая мне присесть. На мгновение он замер, сложив руки за спиной, затем, с лёгким вздохом, начал говорить.

– Леди Аврора… Позвольте мне говорить с вами без лишней церемонии. Мы оба слишком многое пережили за последнее время, чтобы прятаться за притворной учтивостью.

Я молча кивнула. Он опустился в кресло напротив, и его голос стал мягче, почти задумчивым:

– У вашего отца было завещание. Оно не только о землях и имении. Он просил меня, если вы будете не против, предложить вам союз – брак. Не ради чувств, хотя я испытываю к вам глубокое уважение. А ради вашей свободы… и его последней воли.

Он на миг замолчал, давая словам осесть в тишине. Я почувствовала, как дыхание стало чуть неровным – не от страха, но от веса этой внезапной серьёзности..

– Завещание позволяет заключить брак до окончания траура, – продолжил он. – Есть лишь одно условие. В течение месяца после большого поминального обеда, каждое воскресенье в церкви нужно зачитывать объявление, как предписано волей покойного. Только после этого брак будет признан законным и морально допустимым. Мы соблюдём все правила.

Я смотрела на него – седые пряди в висках, чёткая линия губ, ясные глаза. Не юноша, не рыцарь из девичьих грёз, а мужчина, в котором чувствовалась надёжность.

– Я не претендую ни на ваши земли, ни на ваше сердце, – продолжал он, – но я могу гарантировать вам свободу, защиту и независимость от тех, кто захочет использовать вас. Ваш отец знал, что времена меняются. И он не хотел, чтобы вы стали пешкой в руках мачехи или кого-либо ещё.

Он выпрямился, и в его голосе появилась личная нота:

– Ваш отец… спас мне жизнь. Много лет назад, во время охоты, я угодил в трясину на северной границе болот. Остальные всадники не заметили, что я исчез. Он – заметил. Вернулся, рискуя собой. Я был уже по грудь в воде, когда он протянул мне поводья. Он едва не погиб сам. С тех пор я дал себе слово: если ему или его семье понадобится моя помощь – я не отвернусь.

Он говорил это не с пафосом, а с той прямотой, которой, наверное, учит только долг дружбы.

– Мы с ним обсуждали это не раз. Он знал, что моя жизнь будет необычной. Во время одной экспедиции в Восточную Индирию я заразился редкой лихорадкой. Она уже не передаётся другим, но оставила след. Мои внутренние органы очень пострадали во время болезни, силы не безграничны, и я не жду появления наследников.

Он опустил взгляд на руки, будто на мгновение растерялся.

– Я решил, что лучше оставить всё вам. Вам – не как супруге, но как человеку, которому доверял ваш отец. Вы станете полноправной владелицей моих земель после моей смерти. Если, конечно, вы согласитесь на этот брак. Я не прошу любви. Только согласия и понимания.

Я не знала, что сказать. Всё внутри будто замерло – слишком много перемен, слишком неожиданно. Но при этом, в глубине души, не было страха. Была… тишина. Спокойствие.

– Это будет союз, в котором вы будете свободны распоряжаться своими землями, – тихо добавил он. – И будете защищены моим именем. Можете путешествовать, продолжать заниматься тем, что вам дорого. Никто не посмеет приказывать вам. А я… буду рядом. Не как тень, а как союзник.

Я встала. Слова не приходили. Только взгляд – прямой и ясный, как у отца, когда он что-то просил без лишних слов.

– Мне нужно немного времени, – наконец сказала я. – Я не отказываюсь. Но мне нужно подумать. Это… очень важно.

Он поднялся, чуть склонив голову.

– Конечно. Я и не ждал ответа сразу. У нас есть время – ровно месяц. Если вы согласитесь, я отдам распоряжения, и начнутся церковные объявления. Всё будет сделано строго по закону.

Он уже был у двери, когда вдруг обернулся:

– Я всегда считал, что честь – это не то, что мы носим в петлице. Это то, что мы храним за других, когда они сами уже не могут. Ваш отец был моим другом. А вы – его наследие.

Когда он ушёл, я опустилась в кресло и надолго застыла в тишине. Солнце почти скрылось за горизонтом, превратив свет в комнате в мягкий серый оттенок. Снизу доносились приглушённые голоса слуг, а в саду ветер сорвал несколько листьев, которые упали на подоконник.

Я думала о матери. О её шёпоте над травами в башне. О том, как недавно отец держал меня за руку во время прогулки по саду. О том, как жизнь меняется – не сразу, а постепенно, шаг за шагом. Когда кто-то протягивает руку и говорит: «Ты не одна».

Возможно, это и была моя настоящая свобода. Неожиданная, но искренняя.

Глава 35

Возвращаясь в комнату, я словно ступала сквозь туман. Мои шаги гулко отдавались в пустынном коридоре, и даже ставшие привычными гобелены казались чужими. Когда я вошла, Марс сидел у окна. Мягкий свет заката золотил подоконник. Его глаза блестели, а хвост изящно обвивал лапы. Увидев меня, он прищурился и лениво махнул хвостом.

– Ты будто привидение увидела, – прозвучало в моей голове. Его голос, знакомый, ироничный, словно ласковый ветер, скользнул по сознанию.

– Николас… Он сделал мне предложение, – прошептала я вслух, подходя ближе.

Марс не удивился. Только посмотрел в окно, как будто это было давно ожидаемо.

– Фиктивное? – отозвался он мысленно, голос его звучал отчётливо, как если бы он говорил вслух.

Я кивнула и села на край кровати.

– Да. По завещанию отца. Мы можем заключить союз до окончания траура, если в церкви каждое воскресенье объявлять об этом прихожанам. Всё законно. Всё прилично.

Он повернул голову, его уши чуть дёрнулись:

– И ты не знаешь, что делать?

– А ты бы знал? – сказала я, обхватив колени руками. – Он добрый человек. Благородный. Болен. Одинок. Но ведь он мог бы жениться на ком-то подходящем. Кто бы ухаживал за ним. Кто бы… любил его.

Марс фыркнул и выдал вслух:

– Любовь, говоришь? Ты думаешь, он ищет любви? Я слышал разговоры мужчин в библиотеке. Они говорили о завещании графа и о тебе. Он давно всё решил. С тех пор, как понял, что смерть, которую одолел там, всё равно преследует его. Он ждал подходящего момента и твоего согласия. Не потому, что не мог найти жену. А потому, что не хотел. Ему надоело притворяться и играть в глупые игры.

Я опустила взгляд. Мысли кружились, как листья на ветру.

– Он сказал, что отдаёт мне всё. Земли, титул, имя. Потому что у него нет наследников и не будет. А я… Я даже не знаю, имею ли право принимать это.

Марс спрыгнул с подоконника и мягко приземлился на пол. Он подошёл ко мне и сел у ног.

– Если не выйдешь замуж, будешь жить с братом, – сказал он, лизнув лапу. – Скоро он женится. И тогда в доме появится новая хозяйка. Со своими правилами и порядками. Ты будешь как гостья в собственном доме. Будешь ходить по струнке. Будешь стареть в комнате, где хранишь свои дневники и важные вещи. Потом начнёшь мечтать о замужестве, чтобы хоть как-то скрасить свою жизнь, и нянчить племянников. Тебе этого хочется?

Я покачала головой.

– Сеймур даёт тебе не просто брак, – продолжал Марс. – Он даёт тебе свободу. Ты дашь ему покой, общество, дружбу. Он даст тебе имя, власть, возможности. Твои земли, сады, травы. Право лечить, писать, ездить. Он не ищет страсти. Он ищет мира. И тебя. Потому что доверяет.

Я вздохнула, чувствуя, как напряжение в груди уходит.

– Думаешь, мне стоит?.. – прошептала я.

Марс посмотрел на меня с прищуром.

– Я думаю, ты уже решила, – проговорил он. – Просто ждёшь, чтобы я одобрил. И да, забыл сказать: его аура тёплая и золотистая, как августовский вечер.

Я улыбнулась и встала. Лёгкий озноб пробежал по спине, но внутри всё было ясно.

– Тогда я скажу это сама.

За ужином собрались все. Леди Агата в чёрном кружевном капоре, сидела молча. Фелисити выглядела задумчивой. Генри сосредоточенно резал мясо. Лорд Сеймур, как всегда, расположился в торце стола. Он был сдержан и почти незаметен, но его присутствие ощущалось отчётливо, как набат. Марс устроился у камина, свернулся клубком, но его зелёные глаза внимательно следили за каждым моим движением.

Даже леди Мэриэн пришла. Она сидела с видом оскорблённого достоинства, спина прямая, губы поджаты, взгляд устремлён в пустоту. Но никто особо не обращал на это внимания.

Когда подали чай, я встала. Ложки замерли, взгляды обратились ко мне.

– Я хочу сказать нечто важное, – начала я. Сердце билось гулко. – Лорд Сеймур… Я обдумала ваше предложение. И принимаю его.

Он поднял взгляд. Мгновение – и в этом взгляде отразились благодарность, облегчение и какая-то почти нежная теплота. Он встал и склонил голову в вежливом поклоне.

– Я рад, – просто сказал он.

Генри ободряюще улыбнулся, в его глазах была поддержка. Леди Агата перекрестилась. Фелисити смотрела на меня с непониманием, но промолчала. Леди Мэриэн тихо вскинула брови, но ни слова не сказала.

Я снова села, и тяжесть в груди исчезла. Стало легко, спокойно, и появилось тёплое предчувствие. Казалось, я сделала шаг не в неизвестность, а туда, где всегда была.

Лорд Сеймур поднял чашку:

– За исполнение воли достойного человека.

И тут я поняла: начинается что-то новое. Марс, не открывая глаз, прошептал мне в сознание:

– Умница. Посмотришь, это будет хорошая жизнь, полная открытий.

***

К вечеру день сжался в тишину. Ветер стих, хлопоты улеглись, и я, укутавшись в шаль, взяла свечу и спустилась вниз, туда, где пахло хлебом, дымом и сушёными травами. Бетси без слов шла за мной, стараясь ступать тише.

Комната Эллы находилась на нижнем этаже, рядом с кухней. Здесь всегда было тепло – от очага, от чайника, от самой Эллы. Когда я приоткрыла дверь, старая женщина уже сидела за деревянным столом, укутанная в коричневую кофту, с которой, казалось, никогда не расставалась. Над ней колыхался пучок лаванды.

– Я вас ждала, – сказала Элла без удивления, как будто мы договаривались заранее. – Проходите, дети. Чайник только вскипел.

Бетси пропустила меня внутрь и зашла следом. Я села на табурет, чувствуя, как напряжение дня покидает меня.

– Чай с чабрецом и липой, – Элла разлила его по кружкам. – Ещё немного варенья. Придётся смириться: клюквенное. Ягод в прошлом году было мало.

Мы пили молча. Бетси держала кружку обеими руками, как ребёнок. Я чувствовала, как она глядит на меня украдкой, будто решается на что-то важное. Элла же, напротив, смотрела прямо и спокойно. В её взгляде всегда было слишком много правды и тепла.

– Ну что, дитя, – наконец произнесла она. – Будешь женой лорда Сеймура.

Я вздохнула. Это не вопрос – утверждение. В этом весь Элла.

– Да, – сказала я. – Я дала согласие сегодня. Похоже, это нужно нам обоим.

Элла кивнула, будто этого и ждала. Поставила кружку.

– Это разумно, девочка. Ты, наверное, мечтала о другом, но сейчас не до мечтаний. Он порядочный, умный человек и уважает тебя. Это большая редкость для мужа. И он не так уж стар – многие женщины хотели бы оказаться на твоём месте.

– Он добрый, – тихо сказала я. – Я могу быть собой рядом с ним, но всё равно страшно.

– Страшно, – сказала Элла, – но не переживай. Ты не одна. Я помогу чем смогу. Я ведь помогала твоей матери, а ты – её кровь.

Бетси тихо всхлипнула. Я обернулась и увидела её глаза, полные мольбы.

– Миледи, – прошептала она, – вы скоро уезжаете… возьмите меня с собой, пожалуйста. Я не смогу здесь остаться без вас. Вы – единственный человек, с кем я чувствую себя живой.

Я растерялась.

– Бетси…

Но она уже всерьёз начинала дрожать. Губы её подрагивали, а глаза блестели так искренне, что ни один театр не передаст.

– Я ведь служанка, я понимаю. Я даже слова не должна была говорить. Но я росла рядом с вами, я знаю ваши привычки, я знаю, как вы сердитесь, когда чай холодный, и как улыбаетесь, когда находитесь рядом с животными. И я… я хочу быть рядом. Всегда. Хоть на кухне, хоть в чулане, хоть на чердаке – но с вами.

Я встала и крепко обняла её. Такая маленькая, хрупкая, упрямая Бетси. Как я могла бы её оставить?

– Ты и правда думаешь, что я позволю тебе остаться здесь одной? – прошептала я ей в волосы. – Ты поедешь со мной. Конечно, поедешь. Мне самой будет страшно без тебя.

– А я? – Элла поставила кружку на стол. – Кто будет готовить лорду отвары, если не я? Его здоровье хрупкое, как осенний гриб: снаружи крепкое, а внутри слабое. Ему нужна кухарка, которая приготовит особую кашу и целебный чай. И я именно такая кухарка, нравится это кому-то или нет.

Я рассмеялась, вытирая глаза.

– Элла, ведь это нелегко – покидать привычное место…

– Я уже не молода, но ещё не настолько стара, чтобы отпускать тебя в чужой дом без присмотра. Твои волосы вечно растрёпаны, а шаль болтается на боку. Кто за вами присмотрит, если вы все уедете?

Бетси улыбнулась сквозь слёзы:

– Мы как настоящая семья. И ещё мистер Марстен.

Мы долго обсуждали планы: каким будет дом лорда Сеймура, как обустроить небольшой садик с розмарином и мятой, и найдётся ли место для Рози, к которой Бетси часто приходила на конюшню и привязалась к этой энергичной щенячьей леди.

Я поднялась, зевая, и прежде чем пойти к дверям, сказала:

– Спасибо вам. Обеим. Вы частичка моего дома. А дом всегда должен быть со мной, куда бы я ни пошла.

И когда мы с Бетси шли по тёмному коридору обратно, я вдруг поняла: страх никуда не делся. Но теперь он был не один. С ним рядом шло что-то другое – крепкое, как свежий хлеб, и тёплое, как руки Эллы.

Глава 36

День поминального обеда начался с тишины. Такой особенной, звенящей тишины, когда даже шаги по ковру кажутся неуместными. С самого утра весь дом был погружён в траурную торжественность. Я надела тёмно-синее платье с высоким воротом, застегнула брошь матери на груди и долго смотрела на своё отражение в большом зеркале.

Гости начали прибывать к полудню. Я видела, как во двор въезжают экипажи с гербами, как слуги кланяются, открывая двери, и как люди в тёмных костюмах с каменными лицами входят в дом, чтобы сказать несколько слов и покивать с важным видом.

Мэриэн встречала гостей с выражением лица, достойным вдовствующей королевы, едва заметно кивала в ответ на слова соболезнования.

Генри оставался невозмутимым, а я всё больше удивлялась его изменениям. Из задорного, улыбчивого юноши он превратился в зрелого молодого человека, соответствующего своему положению. Его сдержанность придавала мне уверенности. Он лично приветствовал каждого гостя, знакомил их со мной и лордом Сеймуром, который стоял рядом – высокий, статный, но заметно уставший. Мы почти не разговаривали весь день. Лишь однажды наши взгляды встретились, и он кивнул, словно напоминая, что я здесь не одна. Это было важно.

Когда в зал вошёл лорд Эван Грэхем, у меня остановилось дыхание. Его лицо, которое я так часто вспоминала, вдруг показалось мне чужим. Он не сразу посмотрел на меня. Сначала поклонился Генри, обменялся несколькими словами с Сеймуром, а потом медленно поднял на меня взгляд. Его глаза были серьёзны, и мне показалось, что он вот-вот что-то скажет. Но не сказал. Я с трудом удержалась, чтобы не отвернуться первой.

Обед проходил в парадной столовой, украшенной живыми цветами и траурными драпировками. Люди ели мало, говорили негромко. Отец всегда ненавидел пустую болтовню за столом, и, кажется, даже после смерти сумел добиться тишины.

Когда в зале наступила короткая пауза, Генри поднялся. Его голос был чётким и спокойным:

– Сегодня мы чествуем не только память лорда Эдварда, но и его волю, выраженную в завещании. Он хотел, чтобы его дочь, леди Аврора, вступила в союз с человеком, которого он считал достойным её руки. С великой честью объявляю о помолвке леди Авроры и лорда Николаса Сеймура.

На миг всё замерло. Даже ложка, падающая в тарелку, прозвучала бы как гром. Я встала, склонила голову. Изучающе посмотрела на лица гостей. И увидела, как побледнел Эван. Наши глаза встретились, и я увидела в них что-то похожее на растерянность. Он не сказал ни слова. Я же – не дрогнула. Только отступила на шаг в сторону, ближе к Сеймуру.

Когда обед закончился и гости начали уходить, Эван подошёл к нам. Я, поддерживаемая лордом Сеймуром, стояла рядом, стараясь сохранять достоинство.

– Поздравляю вас с обещанной судьбой, – сказал он, глядя нам в глаза. – Пусть этот союз будет крепким и принесёт вам обоим спокойствие.

Сеймур сдержанно кивнул, но я заметила, как дрогнула его рука.

– Спасибо, милорд, – ответила я ровно. Всё, что хотелось сказать, осталось где-то глубоко внутри.

Я не помню, как добралась до комнаты. Сняла перчатки, расстегнула платье и отпустила Бетси, обеспокоенно наблюдавшую за мной. Вечер за окнами казался сине-серым, выцветшим, с едва слышным шорохом листвы и тишиной после насыщенного дня.

Устроившись у окна, подтянула колени к груди. Марс куда-то исчез, не выдержав суеты, и его отсутствие особенно остро ощущалось сейчас. На моих коленях лежала салфетка с лавандовым ароматом, взятая со стола. В голове вихрем проносились мысли: бокалы, шёпот, долгие взгляды, поздравления и те несколько слов от него – сдержанные, ровные, но острые, как лезвие. «Поздравляю вас»…

Я не заплакала сразу. Только когда за окном мелькнула какая-то птица, и в комнате что-то чуть качнулось – будто ниточка оборвалась в груди. Тогда я уткнулась лицом в подол и позволила слезам течь, беззвучно и глупо. Я не плакала по отцу, с ним я уже попрощалась. Я плакала по себе. По той части меня, которая, кажется, осталась за тем длинным обеденным столом.

Когда дверь тихо скрипнула, я даже не подняла головы.

– Аврора, – прозвучал голос, полный мягкости, немного хрипловатый. – Можно?

Я обернулась – леди Агата стояла на пороге, не в вечернем платье, а в простом тёмном шёлке, с платком в руках и усталым лицом, в котором светилась тревога. Она вошла и села рядом, не дожидаясь приглашения. Положила руку мне на плечо.

– Ты плачешь не оттого, что согласилась на брак, – сказала она негромко. – А потому что, возможно, сердце твоё хотело другого.

Я не ответила. Только сжала пальцы, будто хотела удержать в ладони что-то невидимое, ускользающее, как тепло.

– Я женщина, дитя моё. И я была молодой. И, может, не такой упрямой, как ты, но тоже знала, каково это – заглушать чувства ради долга, ради чести, ради покоя других, – она усмехнулась, горько. – Ты думаешь, мне не знакомо это выражение – «поздравляю», когда в груди пылает всё, кроме радости?

Она обняла меня, когда я снова всхлипнула. Сухо, осторожно, но по-настоящему.

– Ты поступила правильно, – продолжила она. – Мудро, благородно, решительно. Ты отказалась от чего-то, что могло бы стать... другим. Но я обещаю тебе, Аврора: это не был твой последний шанс на счастье.

Я оторвала лицо от её плеча. Она вытерла мне щёку своим кружевным платком и посмотрела так внимательно, что мне стало тепло – будто кто-то действительно видел меня насквозь, и всё равно не отворачивался.

– У тебя будет ещё весна, – сказала она. – Ты всё равно будешь счастлива. Не сейчас, нескоро может быть, но обязательно. Потому что ты умеешь любить.

Мы долго сидели в тишине, пока за окном не вспыхнула первая звезда. Леди Агата поднялась, поправила платок и сказала перед тем, как уйти:

– А пока… не прячь слёзы. Они признак не слабости, а силы. Верь мне. Я тоже плакала. Но потом – смеялась. И ты будешь.

И я поверила.

Утром третьего дня, после поминального обеда, карета для леди Мэриэн была подана к парадному входу. Кучер терпеливо держал лошадей, а слуги с холодной вежливостью укладывали в экипаж дорожные сундуки. Леди Мэриэн стояла на крыльце в дорожной шляпе с вуалью, сжав перчатки в руке, и разговаривала с Генри.

Я почти не слышала слов, но по взгляду и выражению лица поняла многое. Она пыталась его уговорить. Он стоял, скрестив руки за спиной, выпрямившись, как всегда. Говорил спокойно, но уверенно. Она хотела остаться в Рэдклифф-Холле, но Генри был непреклонен. Он разрешил ей только навещать Фелисити – если она будет вести себя благоразумно. С этими словами он склонил голову, попрощался и ушел не оглядываясь.

Мачеха долго стояла у крыльца, задумчиво оглядываясь на дом. Она будто хотела запомнить каждую деталь, каждый камень. Затем она подозвала к себе Фелисити, которую в этот момент обнимала леди Агата. Мэриэн поцеловала дочь, вытерла ей слёзы и села в карету. Двери захлопнулись, оставляя всех позади. Колёса медленно тронулись по гравию, и спустя несколько минут она исчезла за поворотом, унося с собой слишком много воспоминаний.

Я стояла у окна и не чувствовала ничего. Ни злости, ни облегчения – только усталость. Как будто старая драма подошла к последнему акту, и все роли были сыграны.

Тем же днём уехал и лорд Сеймур. Он направлялся в Элдермур – своё родовое поместье, чтобы подготовить его к моему приезду. Уже совсем скоро я должна была стать его женой, графиней Элдермур, и поселиться под его крышей.

Мы провели вместе два дня – почти случайно, но как-то по-своему естественно. Гуляли по саду, обсуждали книги, он рассказывал о поездках, о людях, которых знал, о местах, где был, с таким ироничным юмором, что я не раз смеялась вслух. И смех мой был не вымученным – он рождался сам, как капля дождя, скатившаяся с листа.

Николас рассказывал о Элдермуре, о своей матери, умершей много лет назад, о друзьях, о детстве, которое провёл среди вересковых полей и вековых деревьев. Он оказался не просто спокойным и уважаемым человеком. Он был живым. Тёплым. Умным. Не из тех, кто бросает красивые фразы, а из тех, кто действительно слушает, когда ты говоришь. Кто не смеётся над твоими страхами, а говорит: «Расскажи ещё».

Я успокоилась рядом с ним. Это не было похоже на влюблённость из южных романов, где сердце трепещет при каждом шаге. Нет, это было нечто иное. Словно в его присутствии можно было дышать свободно, не задумываясь об этом. И это ощущение... Оно было удивительно приятным.

Мы попрощались у кареты. Он взял мою руку в перчатке, склонился над ней, но не просто поцеловал, а задержал на мгновение, будто передавая через прикосновение то, что не мог выразить словами.

На следующий день после отъезда, его управляющий – сухощавый, строгий человек с манерами дипломата – прибыл с особым поручением. Он вручил мне маленькую бархатную коробочку.

– Его сиятельство, граф Элдермур, лорд Сеймур, просил передать вам, миледи, – сказал он, чуть поклонившись, а затем добавил: – Вы наденете его в день вашего венчания.

Внутри лежало кольцо – старинное, из белого золота, с тёмно-синим сапфиром в обрамлении мелких бриллиантов. Оно было не просто драгоценностью – оно принадлежало семье Сеймуров поколениями. Символ рода, доверия, избранности.

Я смотрела на кольцо, и мне казалось, что в его прохладном блеске – всё моё будущее. Надежда, спокойствие, дом.

Венчание назначили в приходской церкви неподалёку от Рэдклифф-Холла. В воскресенье во время службы было оглашено первое публичное уведомление о грядущем браке – как у нас, так и в приходе лорда Сеймура. Я сидела на церковной скамье, чувствуя, как учащённо бьётся сердце. Имя моё прозвучало на весь храм: «леди Аврора Рэдклифф, обручаемая с лордом Николасом Сеймуром, графом Элдермуром». Я слышала, как рядом сдержанно ахнула одна из прихожанок, а Бетси сдавленно вздохнула, сжав мне руку.

Но я уже не боялась.