Текст книги "Тайна доктора Авроры (СИ)"

Автор книги: Федулаева Александра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Глава 73

Лоример вернулся в Элдорн поздним вечером. Холодный ветер гнал по пустынному двору клочья тумана, а свет фонаря у главного крыльца дрожал, словно от страха. Генри Арлингтон с лордом Грэхемом уехали ещё утром в деревню под Бриммором – искать ответы у леди Армбридж. Графиня Элдермур уже несколько дней как покинула особняк. Теперь в доме царила тяжёлая, вязкая тишина, и каждое движение эхом отзывалось в коридорах.

Кроули, с которым они встретились в таверне, рассказал странную деталь: незадолго до трагедии в доме появился новый слуга, которого никто из охраны прежде не видел. И всё же он свободно перемещался по всем помещениям, словно был здесь своим человеком. Это требовало объяснений.

Он сразу направился к миссис Дейвис. Домоправительница встретила его в своём кабинете, маленькой, аккуратной комнате с полками, уставленными учётными книгами и вазами с засохшими розами. Женщина, обычно спокойная и собранная, сегодня выглядела уставшей.

– Миссис Дейвис, – начал Лоример, садясь напротив, – мне нужно, чтобы вы рассказали всё, что знали о новом слуге. Тот, с разными глазами. Когда он появился в доме? Кто его привёл?

Она нахмурилась, придвинула к себе чашку остывшего чая.

– Видите ли, сэр… формально он не был нанят мною. Его привёл мистер Джарвис. Сказал, что это просьба родственника.

Лоример почувствовал, как в груди нарастает тревога.

– Джарвис? Личный камердинер Его Милости? Вы ничего не путаете?

– Да. Память у меня отличная, и я никогда ничего не путаю. Он всегда был человеком чести. Поэтому я… не усомнилась. Хотя теперь жалею, – её голос дрогнул.

Через несколько минут Лоример уже стоял у двери комнатки Джарвиса. Старик сидел в кресле у окна, согнувшись, с дрожащими руками. Его глаза, красные от слёз, поднялись на гостя, и в них читалась мучительная вина.

– Мистер Лоример… – начал он хрипло, – я знаю, зачем вы пришли.

– Тогда расскажите, – тихо, но твёрдо произнёс Лоример, – как этот человек оказался в доме?

Старик опустил голову, долго молчал, а потом заговорил, будто каждое слово давалось с болью:

– Это… моя вина, сэр. Я был в городе по делам. Там ко мне подошёл мой дальний родственник… мы с ним лет двадцать не виделись, с ним был парнишка. Рассказал, что он из нашей деревни и его семья бедствует, родители того юноши тяжело больны, и он – единственный кормилец. Платят ему мало, работы почти нет, а ещё… с детства его дразнили, не хотели брать на службу из-за болезни глаз.

– Разных глаз? – уточнил Лоример.

– Да… это потом я разглядел, что один серый, другой почти чёрный. Он часто прикрывал их рукой или опускал голову, я сперва думал, косоглазие или какое несчастье. Сказал, что будет благодарен за любую работу – хоть в конюшне, хоть на кухне. Мне его стало жаль, и я попросил лорда позволить оставить парня мне в помощь. Я ведь сам, когда мальчишкой был, упал с дерева и стал хромать. Тогда меня дразнили, никто не хотел иметь дела с хромым. Ни одна девушка не хотела связывать жизнь с калекой. Многое пришлось пережить. С трудом получилось уехать в город, работать приходилось тяжело. И только уже ближе к старости, по рекомендации удалось поступить на службу к покойному лорду Сеймуру. Так вот… Я узнал в судьбе этого парня – свою, сэр. Хотел помочь.

Голос Джарвиса дрогнул, и он отвернулся, вытирая глаза дрожащей рукой.

– Вы не сказали охране, кто он, – продолжил Лоример, – и позволили ему свободно ходить по дому? Как его имя?

– Он назвался Каспером, мистер Лоример. Фамилию я не знаю. Я… я думал, он тихий, скромный, даже благодарный. Поначалу он и был таким, всё делал быстро, бесшумно, даже помогал другим. А потом… стал исчезать на часы. Я спрашивал, где он был – отвечал, что выполнял поручения. Никто из охраны не останавливал его, потому что я сам сказал, что он из доверенных. Я… пустил в дом врага… Но в ночь, когда была гроза, я его не видел. Думал, что он где-то с остальными на кухне. А теперь… теперь всё ясно.

Старик вновь замолчал, но теперь его плечи дрожали, и было ясно, что он плачет.

– Джарвис, – тихо сказал Лоример, – вы поняли, кто он на самом деле?

Камердинер медленно поднял голову, и в его взгляде была смесь ужаса и раскаяния.

– Теперь понимаю. Это был не человек… сам дьявол, сэр. Он пришёл сюда, чтобы убить лорда Николаса. И я ему в этом помог… – он закрыл лицо руками. – Я не хотел…

Миссис Дейвис стояла в стороне, крепко прижимая к груди связку ключей, словно те могли защитить её от правды.

Лоример внимательно смотрел на Джарвиса. Он знал, что старик не лжёт. Но каждое его слово было как нож – ведь именно эта жалость, эта человеческая слабость открыла дверь убийце.

В коридоре завывал ветер, где-то хлопнула ставня, и в доме стало особенно тихо. Лоример понимал, что теперь у него есть важная ниточка, но она вела на край бездны, где каждый шаг мог обернуться новой угрозой. Ему оставалось только встать, поблагодарить обоих и уйти, унося с собой тяжёлое знание – враг вошёл в дом под прикрытием жалости и сострадания.

Он вышел в тёмный холл, где огонь в канделябре мерцал, как тревожный маяк. Теперь он знал, что расследование только начинает потихоньку распутываться, и впереди – ещё много мрачных историй, которые придётся вытаскивать на свет.

***

В полумраке кабинета, где плотные шторы не пропускали ни единого лунного луча, лорд Эштон стоял у камина. Он задумчиво смотрел на угасающее пламя. Красные искры изредка пробегали по чёрным поленьям. Его длинные пальцы неспешно постукивали по резной рукояти кресла, а в воздухе стоял запах табака и пролитого бренди.

Дверь тихо скрипнула, и в комнату вошёл Джаспер. Он двигался так, как всегда – мягко, словно тень, стараясь не поднимать взгляда. Длинная прядь рыжих волос упала на лоб, и он тут же поправил её, прикрыв часть лица. Один его глаз блестел своим обычным серым цветом, а другой, с тёмным оттенком он почти не показывал, чуть склоняя голову вбок.

– Ты всё сделал, как я сказал? – тихо спросил Эштон, даже не оборачиваясь. Его голос был ровен, но в нём чувствовалась сталь.

– Да, милорд, – ответ прозвучал глухо, как будто слова были выдавлены сквозь напряжённые губы. – Никто не видел, и никто не догадается.

Эштон медленно обернулся. Его бледное лицо, освещённое дрожащим отблеском углей, выглядело спокойным, почти усталым, но в тёмных глазах вспыхнула удовлетворённая искра. Он сделал пару шагов к слуге, вглядываясь в него, словно оценивая не только слова, но и саму суть человека, стоя́щего перед ним.

– Хорошо. – Он потянулся к небольшому ящику в бюро, вынул оттуда увесистый кожаный мешочек. Глухой звон монет внутри был сладкой музыкой для тех, кто привык считать медяки. – Возьми. Это за твою работу… и за молчание.

Джаспер аккуратно взял кошелёк, но по-прежнему не поднимал головы. Пальцы у него слегка дрожали, однако он быстро спрятал добычу в складки своего плаща.

– Исчезни на время, – продолжил Эштон. – Когда шум уляжется, я жду тебя там, где мы договаривались. Ты знаешь это место.

Слуга кивнул.

– Я помню, милорд.

– Я не ошибся в тебе, Джаспер, – тихо добавил Эштон, и в этой фразе не было ни капли лести, лишь сухое признание холодной надёжности. – У тебя есть талант… Редкий талант. И если ты будешь также послушен и осторожен, то станешь для меня незаменимым.

Джаспер чуть заметно улыбнулся уголком губ, хотя в этой улыбке не было тепла. Он сделал короткий поклон, развернулся и бесшумно вышел из кабинета.

Эштон ещё несколько секунд вслушивался в тишину, будто прислушиваясь к удаляющимся шагам, а потом снова повернулся к камину. На его лице появилась тень усмешки. Всё шло именно так, как он планировал.

Глава 74

К середине осени, когда дни становились всё короче, а утренний туман держался в полях до полудня, я поймала себя на мысли, что календарь уже почти перевалил за октябрь. Воздух был пропитан запахом сырой листвы, сад у дома наполняли тяжёлые, багряные оттенки. Прошло больше месяца с тех пор, как мы похоронили Николаса. За это время и город, и его люди начали постепенно забывать подробности случившегося. Сначала о смерти мужа говорили много, с пересказами и домыслами, но в Эвервуде хватало других происшествий, которые быстро отвлекали внимание, то внезапный визит иностранных послов, то пожар на складских улицах, то скандал в одном из аристократических домов. Каждая новая сенсация жила не дольше недели, сметая прежнюю, и мне оставалось лишь молча благодарить судьбу за то, что имя Сеймура постепенно переставали шептать на перекрёстках.

Чтобы не засиживаться в комнатах, и хоть как-то разнообразить повседневность, я стала чаще выезжать в больницу. Со мной всегда была Элла и Эдит, которая, к моему удивлению, не просто проводила всё время с детьми, как бывало раньше, а проявляла неподдельный интерес к тому, что мы делаем. Лоример, ставший свободным человеком после событий последних месяцев, попросил меня оставить его при себе – пусть и не в должности начальника охраны, так хотя бы личным телохранителем. Я не возражала. После всего, что произошло, мысль о том, что он рядом, казалась надёжной опорой. Теперь из дома ни одна из нас не выходила без его сопровождения.

С Эдит происходили тихие, но заметные перемены. Они шли не вдруг, а медленно, как смена времён года. Мы всё чаще вели с ней серьёзные разговоры – о книгах, о том, что она читала в газетах, о правилах приличий. Её рассуждения уже не напоминали детские – исчезала та наивная прямота, с которой она раньше могла спросить что-то неловкое в присутствии посторонних. Всё больше времени она проводила в библиотеке, и, когда я проходила мимо, видела, как она с упоением вчитывается в страницы, подперев щёку ладонью. Леди Агата, обычно скупая на похвалу, теперь отзывалась о ней с уважением:

– Девочка очень способная, Аврора. Схватывает на лету, – говорила она, не скрывая удовлетворения. – Выйдет из неё достойная молодая леди.

Я и сама это понимала. Эдит с младенчества жила в этом мире, среди определённых правил. Пусть она тоже была перемещённой, но усваивала их легче, чем я в своё время. Мне пришлось учиться всему: от рассадки за столом до сложных тонкостей знания этикета, словно второму языку.

Ещё одно, что я замечала: её отношение к Генри менялось. Если раньше она смотрела на него с тем же восторгом, с каким дети разглядывают рождественскую ёлку, то теперь, встречаясь с ним в коридоре, она краснела и опускала глаза. Леди Агата, сидя за своим неизменным вязанием, тоже видела это и бросала на меня быстрые взгляды, в которых читалось понимание. Не только Эдит смущалась, но и Генри становился особенно галантным в её присутствии: открывал двери, подавал стул, ловил каждое её слово.

Эван Грэхем бывал у нас часто. Формально – по делам расследования, но за ужином мужчины больше не говорили об этом. Они предпочитали уединяться в кабинете, куда я не заходила. Но иногда, когда он сидел за столом, напротив, я ловила его рассеянный взгляд на себе. Он будто забывался, а потом, словно спохватываясь, начинал рассказывать что-то из последних новостей или о людях, которых мы оба знали.

По ночам я оставалась наедине со своими мыслями. Лёжа в темноте, я плакала в подушку – не только о том, что потеряла Николаса, но и о том, что утратила прежнюю жизнь. Мне казалось, будто какой-то огромный, неподвижный пласт моей души навсегда ушёл в землю вместе с ним. Я вспоминала его с благодарностью, иногда с тихой, горькой улыбкой. И я знала: в моём положении траур должен длиться как минимум год. Нарушить этот срок – значило бы дать пищу для новых сплетен. Любое неверное движение могло бросить тень не только на моё имя, но и на репутацию всей семьи.

В доме стало тише. Элла, обычно любившая по вечерам, рассказывать длинные истории на кухне, теперь говорила вполголоса, даже когда ругала слуг за нерасторопность. Осенние сумерки приходили рано, и мы зажигали свечи в гостиной уже к шести. За окнами стучал по стеклу дождь, ветер гнал по двору опавшие листья. Я сидела в кресле, держа на коленях вышивку, и ловила себя на том, что всё чаще думаю не о прошлом, а о том, как пережить зиму – долгую, холодную, полную неизвестности.

Однажды, когда дни стали казаться одинаковыми, словно кто-то смешал их в один бесконечный, затянувшийся вечер, всю эту серость разбавило известие от Генри. Он сообщил, что к нам приедут гости, и, как всегда, преподнёс новость с тем самым выражением лица, в котором угадывалось лёгкое лукавство. Я решила не расспрашивать, но сердце всё же ёкнуло – мы так давно не принимали никого, кроме ближайших друзей семьи, что сам факт визита казался почти событием.

Гости прибыли после полудня, когда в камине уже вовсю потрескивали поленья, а воздух в гостиной наполнился запахом горячего чая с корицей. Это был состоятельный аристократ, лорд Себастьян Хейл, виконт Аштемор, известный банкир с безупречной репутацией, вместе с женой и взрослым сыном. Мужчина держался с таким достоинством, словно каждая складка его сюртука была продумана до мелочей, а взгляд – измерял расстояние между словами. Его супруга, элегантная дама с мягкими чертами лица, напомнила мне портреты из старых альбомов – благородство и спокойная уверенность в каждом движении.

Но, признаться, главным предметом внимания оказался их сын. Ричард Хейл. Высокий, с прямой осанкой, ясным, открытым взглядом и лёгкой улыбкой, в которой таился намёк на озорство. Я невольно вспомнила слова Фелисити, сказанные в Рэдклифф-холле. Генри пересказывал их нам во время визита, когда был гостем в доме Сеймура. Она произнесла: «Он интересный». Тогда я только усмехнулась, думая, что в её устах это означает не больше, чем любопытство к новому знакомому. Теперь же, увидев их взгляды при встрече, я поняла – для неё это слово имело куда более глубокий смысл.

После обеда, который Элла, вдохновлённая предстоящим приёмом, превзошла сама себя, произошло то, чего я никак не ожидала в разгар этого холодного и тихого сезона. В присутствии всех, молодой человек поднялся, подошёл к Фелисити, и, сдержанно, но с очевидным волнением, сделал ей предложение. Его слова были просты, но в них звучало столько искренности, что я почувствовала, как у меня перехватило дыхание. Он попросил у нас, её семьи, благословения на помолвку и последующий брак, как только завершится траур по её отцу, лорду Эдварду Рэдклиффу.

Полгода – именно столько оставалось до конца траурного срока. Полгода, чтобы привыкнуть к мысли, что наша малышка Фелли, ещё недавно почти девчонка с колким языком, станет чьей-то женой.

Фелисити ответила согласием, и я видела, как её глаза сверкнули чем-то новым – радостью, надеждой, а может, облегчением. Мужчины, соблюдая все приличия, удалились в кабинет, оставив нас в гостиной. Молодые люди, ещё не освоившиеся в своей новой роли жениха и невесты, сидели рядом, смущённо перебрасывались короткими фразами и бросали друг на друга быстрые, почти украдкой, но нежные взгляды.

Я улыбнулась, глядя на них. Жизнь шла своим чередом, несмотря на все трудности. Она продолжалась, даже когда казалось, что мир застыл в осенней тишине. Иногда она возвращалась – мягко, осторожно, через смех, румянец на щеках и тихие мечты о будущем.

Глава 75

В последние недели я всё чаще ловила себя на том, что взгляд мой сам собой ищет в комнате двух человек – Генри и Эдит. Сначала я думала, что его внимание к ней – это простое проявление вежливости, но со временем стало очевидно: между ними возникло что-то большее, чем дружеское расположение.

Он, всегда общительный и живой, словно становился мягче и тише рядом с ней.

Она, впрочем, тоже менялась – из настороженной, молчаливой девушки становилась молодой женщиной, с той самой робкой, но искренней улыбкой, что появляется только для одного человека. Я наблюдала, как она ждёт его шагов в коридоре, как оживляется, когда он обращается к ней. Даже в моменты, когда он просто проходил мимо, она будто расцветала.

Я замечала, что они часто оставались наедине. Порой, проходя мимо библиотеки, я слышала негромкие голоса, тихий смех – и это была Эдит, которая обычно предпочитала молчать. В саду они могли бродить среди дорожек, и Генри с готовностью подхватывал её за локоть, если та спотыкалась о корни старых лип. Он умел слушать её, не перебивая, и, кажется, умел понимать её молчание лучше, чем слова.

Я долго колебалась, стоит ли поднимать с ним этот вопрос, но случай представился сам.

В тот день я вышивала в гостиной, когда вошла леди Агата. Она села в кресло напротив, поправила кружевной воротничок и, бросив на меня внимательный взгляд, спросила:

– Аврора, дитя моё, ты ведь тоже видишь, что происходит между Генри и нашей девочкой?

Я улыбнулась краешком губ.

– Вижу. И давно.

– Вот и я вижу, – леди Агата чуть наклонилась вперёд, её тон сделался заговорщическим. – Думаю, нужно поговорить с ним напрямую. Пора обсудить их будущее. Дальше откладывать не стоит.

Я кивнула, мы поднялись и отправились искать Генри. Нашли его, как и ожидала, в кабинете – он стоял у окна, задумчиво глядя на парк, держа в руках раскрытую, но явно не читаемую книгу.

– Генри, нам надо поговорить, – сказала я, пропуская вперёд тётушку и закрывая за нами дверь.

Он обернулся, увидел мою серьёзность и слегка нахмурился.

– О чём?

– Об Эдит, – сказала я прямо. – Через год ей исполнится двадцать один. Она станет совершеннолетней, и нам нужно решить, как быть дальше. Я думаю, стоит вывести её на первый бал, устроить дебют… возможно, там она встретит достойного мужчину.

Леди Агата, которая до этого делала вид, как будто рассматривает картину с акварелью, повернула голову:

– Аврора права. Дебют для девушки её возраста – важнейший шаг. Это возможность найти мужа, установить нужные связи… Да и пора уже.

– Вы считаете, что Эдит… – Генри чуть запнулся, – должна выйти замуж?

Я мягко улыбнулась.

– А что в этом удивительного? Она красивая, милая, с хорошим воспитанием. Думаю, на балу ей не будет отбоя от поклонников.

Видимо, мои слова задели в нём какую-то глубинную струну, потому что он побледнел и вдруг сказал:

– Аврора. Матушка… Я и сам хотел поговорить с вами об этом.

– Серьёзно? – спросила я, краем глаза заметив, как леди Агата чуть подалась вперёд, явно ожидая важного признания.

Генри опустил взгляд на книгу, которую держал, а потом тихо сказал:

– Ей не нужен другой… муж…

Я подняла брови.

– А кто же тогда, по-твоему, ей нужен?

Он встретил мой взгляд, и в его глазах я прочитала ту самую решимость, которую ждала.

– Я сам. Аврора, я люблю её и готов сделать предложение.

Я почувствовала, как уголки моих губ сами собой дрогнули в улыбке.

– Ты уверен? Ты же знаешь, она не такая, как другие девушки…

– Знаю, – перебил он. – Но это ничего не меняет. Она – лучшее, что случилось в моей жизни.

Я хотела что-то ответить, но в этот момент леди Агата, подошла ближе, словно знала, что пора.

– Ну? – спросила она, переводя взгляд с меня на Генри.

– Я готов просить её руки, – сказал он твёрдо.

Леди Агата облегчённо выдохнула, села в кресло, откинулась на спинку, сложила руки на коленях и, улыбнувшись, произнесла:

– Я так и знала. И совершенно не против такой невестки. Тем более видно невооружённым глазом, что девочка тоже влюблена.

– Вы правда так думаете? – с надеждой спросил Генри.

– Мальчик мой, – леди Агата покачала головой, – в моём возрасте я разбираюсь в таких вещах лучше, чем в погоде по облакам.

Мне вдруг стало легко. Я не могла не думать о трудностях, что могут возникнуть, но видела и другое: в этой паре есть то самое взаимное притяжение, которое редко встречается даже в самых знатных союзах.

Вечером следующего дня у нас был запланирован скромный званый ужин. Столы в столовой сияли свечами, серебро и фарфор блистали в их свете, в воздухе витал аромат запечённой утки с травами. Гости собрались знатные: Эван Грэхем, лорд Себастьян Хейл с супругой, их сын Ричард, а также доктор Лэнгтон.

Эдит сидела между леди Агатой и мной, тихая и чуть смущённая, но её глаза изредка поднимались к Генри, сидящему напротив. Он казался непривычно сосредоточенным и даже серьёзным.

Когда перешли к десерту, Генри поднялся. Он выглядел как человек, готовый к важному событию: прямо, собранно, но с какой-то почти мальчишеской робостью в глазах.

– Прошу прощения за то, что прерываю ужин, но я не могу больше откладывать.

Он обратился к собравшимся:

– Леди и джентльмены, – начал он, и в голосе его звучала та особая торжественность, которая предвещает важные слова. – Сегодня я хотел бы обратиться к одной очаровательной девушке, чьё присутствие в этом доме стало для меня источником радости и воодушевления.

Он приблизился к Эдит, которая, кажется, даже не дышала от волнения, и встал перед ней. В руках он держал маленькую коробочку.

– Эдит Ньюборн, – его голос стал мягким, – вы сделали мою жизнь ярче и теплее. Я не представляю своего будущего без вас. Прошу… согласитесь стать моей женой.

В зале на миг наступила такая тишина, что было слышно, как потрескивают поленья в камине. Эдит подняла на него глаза, в которых дрожали слёзы. Она, не в силах вымолвить ни слова, просто кивнула и тихо произнесла:

– Да…

Гости зааплодировали, леди Агата всхлипнула от умиления, а я почувствовала, что тьма, висевшая над домом последние месяцы, вдруг стала чуть светлее.

Все за столом улыбались, кто-то заметил, что это прекрасный повод для тоста. Тётушка встала первой и обняла её, а Генри выглядел так, будто готов был перевернуть весь мир, лишь бы сохранить её улыбку.

Эван Грэхем, который сидел напротив меня, наклонился и тихо заметил:

– Похоже, это был самый ожидаемый исход, не так ли?

Я кивнула, наблюдая, как Генри осторожно взял Эдит за руку. Их история только начиналась. Несмотря на все тревоги, опасности и потери, мы уже ощущали робкий свет счастья, проникающий в наш дом.