Текст книги "Тайна доктора Авроры (СИ)"

Автор книги: Федулаева Александра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Глава 70

Прощание тянулось бесконечно. Казалось, само время в нашем доме замерло в трауре – замедлилось, потемнело, словно пропиталось гарью и пеплом. Всё происходило как в затяжном кошмаре, из которого я не могла выбраться.

Уже в полдень того же дня гонцы увезли первые карточки, отпечатанные на чёрной бумаге с серебром – извещения с указанием даты и временем панихиды, церемонии прощания, последнего шествия. Умер лорд Сеймур. Эту фразу я слышала от десятков людей, произнесённую тихо, со скорбным придыханием или сухо, почти официально, как будто повторяли известие о падении державы. Иногда мне казалось, что не его хоронят, а весь наш дом, всю мою прежнюю жизнь.

После вскрытия, проведённого доктором Лэнгтоном в присутствии судебных экспертов, причина смерти перестала быть вопросом. Эвервуд шумел, как потревоженный улей. Все знали. Все говорили. Он умер не своей смертью. Его убили. Умер ночью, у себя в кабинете, в собственном доме, в центре герцогства.

Я не помню, как протекали те первые дни. Мимо меня проходили люди – бесконечные, одетые в чёрное, перешёптывающиеся, кивающие, с цветами, со взглядами. Кто-то пытался меня обнять, кто-то осуждающе вздыхал. Помню, как однажды утром я застыла у окна и только спустя, когда мимо прошли шесть человек в траурных повязках, поняла, что стояла там, не двигаясь, больше часа.

Особняк Элдорн был украшен в соответствии с высочайшими стандартами траура. Все зеркала, стеклянные и блестящие поверхности были задёрнуты чёрной тканью. Шторы опущены. Даже люстры потускнели – свечи в них были заменены на воск холодного серого цвета. Часы на всех этажах остановили в час его смерти. Дом погрузился в церемониальную скорбь, которая делала даже тиканье шагов чем-то неуместным.

Катафалк остановился у ворот на третий день. Слуги выстроились в два ряда, стоя с факелами. Из городского суда прибыли представители тайной канцелярии и управления лордов. Длинный чёрный гроб, украшенный серебряными гвоздями и родовым гербом, внесли в зал. Там, в библиотеке, его выставили для публичного прощания. Комната, где когда-то звучал его голос, стала усыпальницей.

Поток гостей был нескончаем. Его коллеги по политике, дипломаты, юристы, научные деятели, магистры университетов, даже враги – все приходили. Герцог лично распорядился об организации, и, как всегда, всё происходило безупречно. Был напечатан официальный некролог, опубликованный в утреннем выпуске Эвервудская Газета и Хроники города: « Скончался Его Милость Лорд Николас Сеймур, граф Элдермур, советник герцога, дипломат, государственный реформатор, основатель Северальского общества стратегического развития, кавалер ордена Белой Розы ». Я держала этот текст в руках, но в глазах стояла одна только строка: Скончался .

Он был не только моим мужем. Он был эпохой.

На пятый день тело лорда Сеймура было перевезено в палату лордов. Публичное прощание длилось с рассвета до заката. Толпы людей проходили мимо постамента, где лежал он – всё тот же, но теперь мёртвый. Я стояла рядом – как символ, как вдова, как маска благородной печали. Внутри всё было сухо. Слёз не было. Ни на одну из сотен рук, пожимавших мои пальцы, я не ответила. Леди Агата крепко держала меня под локоть. Генри стоял чуть поодаль, наблюдая за всем с видом, в котором проступала сдержанная ярость.

На седьмой день было шествие.

Четыре экипажа: почётный экскорт, друзья семьи, священники и я с родными. Город опустел, все улицы перекрыты. Люди стояли с обеих сторон в молчании, слезах и благоговении. Музыка, похожая на плач, сопровождала кортеж. Хор из кафедрального собора исполнял «День гнева» под орган. Гроб везли медленно, на чёрной платформе, запряжённой шестёркой вороных лошадей, их упряжь была обвита траурными лентами.

На кладбище нас встретил герцог с супругой в окружении многочисленной свиты. Он выступил с речью – про честь, государственную службу, реформы. Я хотела закричать, что он не имеет права. Что Николас хотел быть похороненным в Элдермуре. Что там его род. Там – покой. Но я знала, что он не позволит. Он уже всё решил. Почётное место, центральная аллея, мрамор, статуя во весь рост.

Я поняла тогда: даже после смерти, он не желал дать ему покой там, где Николас хотел. Прах будет заключён в городскую память, не в родовую землю.

– Граф Элдермур заслуживает уважения, пусть люди помнят, кем он был, – сказал герцог.

– Но он не хотел этого, – прошептала я.

Он сделал вид, что не услышал. Возможно, и правда не услышал. А может, просто не посчитал нужным.

Панихида продолжалась больше часа. Молитвы, проповеди, речи. Кто-то снова перечислял его заслуги, кто-то называл его другом, кто-то – братом. Я не слышала ни одного слова. Мне казалось, что сейчас земля под ногами разойдётся, и я упаду в пустоту. Единственным якорем был взгляд Эвана Грэхема. Он стоял чуть позади, и, когда я почти пошатнулась, он шагнул вперёд. Его пальцы коснулись моей спины – короткое прикосновение, едва ощутимое. Но этого хватило, чтобы я осталась на ногах.

Позже мне сказали, что гроб опустили под музыку «Останься со мной», и кто-то становился на колени. Я этого не помню. Я только видела, как земля засыпает крышку. Как исчезает последнее.

Почти всю неделю я существовала в полуобморочном состоянии. Ни на минуту не оставалась одна. Генри, он взял на себя всё. Говорил, распоряжался, решал. Я спала по два часа в сутки. Ела – по приказу.

Мне нельзя оставаться одной. Я это понимаю. Я на грани.

Леди Агата, Фелисити, Элла, миссис Дейвис, даже Грэхем ходили за мной следом. Эдит почти не выходила из комнаты, и Бетси не оставляла её ни на минуту. Я подписывала бумаги, принимала посетителей, отвечала на вопросы, держала лицо. Пыталась не думать о том, как душа разбивается о молчание осиротевшего дома. Но однажды вечером, когда все посторонние ушли, я не выдержала и заплакала. Сорвалась в дрожащей тишине кабинета. Рука коснулась письменного стола… его любимого дерева. Там, где он писал, где мечтал, где трудился.

Внутри что-то сломалось. Это невыносимое осознание: его больше нет…

Город затих. Аллея утопает в траурных цветах. Огонь на могиле ещё не погас. А мне надо научиться жить дальше. Как – я ещё не знаю.

*****

Жаркий огонь полыхает в камине,

тень моя, тень на холодной стене.

Жизнь моя связана с вами отныне…

Дождик осенний, поплачь обо мне.

Сколько бы я ни бродила по свету,

тень моя, тень на холодной стене.

Нету без вас мне спокойствия, нету…

Дождик осенний, поплачь обо мне.

Все мы в руках у молвы и фортуны.

Тень моя, тень на холодной стене.

Лютни уж нет, но звучат ее струны.

Дождик осенний, поплачь обо мне.

Жизнь драгоценна, да выжить непросто.

Тень моя, тень на холодной стене.

Короток путь от весны до погоста.

Дождик осенний, поплачь обо мне.

*** Булат Окуджава.

Глава 71

После похорон всё решалось слишком быстро, Генри настоял, чтобы мы с Эдит переехали в городской особняк Рэдклиффов. Аргумент у него был один: оставаться в Элдорне после убийства Николаса было не просто небезопасно, но и безрассудно.

– Здесь слишком много вопросов без ответов, – сказал он. – И слишком много людей, которые могли бы прийти ночью.

Я не спорила. Мне самой каждый скрип половиц напоминал о том утре, каждое движение штор в пустых коридорах вызывало холод в груди. В доме стало слишком много тишины. Даже Элла, всегда находившая слова утешения, теперь говорила вполголоса, словно боялась потревожить чью-то память. Эдит ходила по комнатам как потерянная, порой задерживалась у дверей кабинета, будто ждала, что Сеймур вернётся. Переезд казался единственным разумным выходом.

Мы выехали ранним утром, без лишнего шума. Повозки с вещами уже отправились в путь, а мы с Эдит ехали в карете Генри. Он задумчиво смотрел в окно, но я видела, насколько он напряжён. Тем не менее брат сохранял спокойствие, и я была признательна ему за эту стойкость.

В особняке нас встретили слуги. Они быстро и молча забрали багаж. Марс выпрыгнул из корзины и, нервно подёргивая хвостом, направился к лестнице. Леди Агата поочерёдно обняла нас, а Фелисити, не произнося ни слова, взяла Эдит за руку и повела её в комнату, расположенную рядом с моей. Старинный особняк был уютным и тёплым. Он словно хранил память о нашей семье. Каждый уголок напоминал о первом бале, когда мы с сестрой впервые вышли в свет. Запах яблочного пирога из кухни, скрип лестницы на втором этаже, старые картины в гостиной – всё это оживало в памяти. Но теперь дом стал не просто местом воспоминаний, а убежищем. Мои прежние тревоги казались ничтожными по сравнению с тем, что я чувствовала сейчас. Слишком много горя обрушилось на меня за короткий срок.

Впереди был ещё целый месяц до вступления в наследство. По закону завещание открывалось публично, при свидетелях и представителях суда. После этого – подача заявления, рассмотрение дела, выдача официального разрешения на управление имуществом. Всё это время наследство оставалось как бы в подвешенном состоянии: расходы шли, но решения принимать было нельзя.

Женщины редко управляли крупными владениями без опеки мужчины. Я знала, что если не назначу доверенное лицо, всё пойдёт в руки вре́менного управляющего от короны, а это могло обернуться потерей части доходов и хаосом в хозяйстве. Поэтому решение назначить Генри моим официальным представителем было не просто вынужденным, а стратегическим.

Я понимала, что передача формальной власти Генри – не умаляет меня как наследницу. Это была мера предосторожности, политический манёвр, который позволял мне сохранить контроль, оставаясь при этом в рамках приличий.

Мы оформили доверенность у нотариуса. Генри получил право действовать от моего имени, подписывать документы, распоряжаться средствами, вести переписку с арендаторами и представителями поставщиков. Всё это оформлялось в присутствии свидетелей и с печатью, подтверждающей подлинность.

В суде нам помогал Эван Грэхем. Он посоветовал опытного адвоката – мистера Холбриджа, который, казалось, знал все закоулки правовой системы. Холбридж лично составлял ходатайства, встречался с чиновниками и добивался того, чтобы процесс оформления прошёл как можно быстрее. Каждое письмо, каждый документ мы согласовывали втроём – я, Генри и он.

Я старалась держаться отстранённо, но всё же ощущала, что шаг за шагом меня втягивают в мир, в котором Николас был как рыба в воде, а я – лишь гостья. Бумаги, счета, налоги, инвентаризация имущества… Даже мебель в некоторых комнатах нужно было внести в опись для последующей оценки. Всё это было тяжёлым и сухим делом, в котором не оставалось места ни скорби, ни воспоминаниям.

Вечерами мы с Генри обсуждали предстоящие шаги. Он объяснял мне, какие налоги придётся оплатить, чтобы вступить в полноправное владение, и какие расходы следует сократить, пока дела не улягутся. Его холодная деловая хватка казалась мне спасением: там, где я видела хаос, он видел план.

Но в глубине души я понимала: всё это лишь внешний порядок. За ним всё ещё стояли вопросы, на которые никто не давал ответа. Кто убил Николаса? Почему именно теперь? И самое страшное – смогу ли я когда-нибудь снова чувствовать себя в безопасности в собственном доме?

Эдит в это время жила как в тени. Она не мешала, но и не радовалась ничему. Иногда я ловила её взгляд – долгий, задумчивый, как будто она хотела что-то сказать, но не находила слов. Она часто сидела у окна, наблюдая за происходящем во дворе, и едва ли не вздрагивала, когда кто-то из слуг проходил слишком близко.

***

Тот осенний вечер выдался тихим. В камине в столовой потрескивал огонь, отбрасывая тёплый свет на стол, сервированный к ужину. Мы уже начали трапезу, когда в дверях появился Эван Грэхем. Он, как всегда, вошёл без лишней помпы, но в его лице я сразу заметила усталость и сосредоточенность.

– Простите за вторжение, – сказал он, садясь рядом с Генри. – Дорога была длинной, но мне показалось, что откладывать разговор не стоит.

Мы переглянулись. Генри кивнул, подавая слуге знак поставить перед Грэхемом приборы.

– На днях я беседовал с герцогом, – начал Эван. – Он интересовался, как продвигается расследование по делу… – он замолчал, и в наступившей тишине отчётливо прозвучало потрескивание поленьев. – По делу убийства лорда Сеймура.

Я почувствовала, как сжались пальцы на столовом ноже. Генри медленно поставил бокал на скатерть.

– И что же? – спросил он.

Грэхем чуть наклонился вперёд.

– Я намекнул ему, – голос Грэхема был ровным, но в глазах мелькнула тень напряжения, – что в городе ходят упорные слухи. Будто бы Эштон причастен к смерти Сеймура. Более того, якобы есть свидетели, что он следил за ним… и за вами, – он посмотрел прямо на меня, – ещё задолго до трагедии.

Вилка дрогнула в моей руке, я положила её на край тарелки.

– Слухи, – тихо сказал Генри. – Они никогда не возникают на пустом месте.

– Он спросил, откуда у меня такие сведения, – продолжил Эван. – И ещё он сказал, что герцогиня лично видела письмо, отправленное Эштоном маркизе Роксбери. В нём он писал, что уезжает и не желает даже слышать имени графини Элдермур.

В столовой послышался тихий вздох. Эдит подняла голову от тарелки и посмотрела на Грэхема широко раскрытыми глазами.

– Герцог всё же предостерёг, что подобные догадки слишком серьёзны, чтобы ими разбрасываться, – добавил он. – И что обвинения такого рода требуют доказательств, а не домыслов.

Эван говорил бесстрастно, его голос был лишён эмоций. Он лишь сухо пересказывал факты. В воздухе повисла напряжённая пауза. Слуги бесшумно переставляли блюда, словно стараясь не нарушить натянутую тишину.

– И всё-таки, – задумчиво произнёс Генри, – мы так и не знаем, кто вошёл в дом в ту ночь.

В этот момент я заметила, что Эдит сидит необычно прямо, будто вся внутренняя энергия сосредоточилась в ней. Её взгляд стал отрешённым, губы чуть приоткрылись, словно она слушала что-то невидимое.

– Это был человек с разноцветными глазами, – тихо сказала она.

Все мгновенно замерли. Тишина за столом стала почти осязаемой. Никто не шелохнулся.

– Я вспомнила, что видела его раньше в особняке, – продолжила Эдит. – И потом в коридоре… в ту ночь, когда была гроза. Он шёл тихо, но я испугалась и побежала к вам, – она повернулась ко мне, – в покои.

В столовой можно было услышать, как падает ложка на фарфор. Сердце у меня колотилось так, что казалось – его стук раздаётся на всю комнату.

– Эдит… – начала я, но слова застряли в горле.

Я поднялась, обошла стол и взяла её за руку.

– Простите, – произнесла я в сторону Генри и Грэхема. – Нам нужно выйти.

Она послушно поднялась, и я быстро увела её в сторону от чужих глаз. Когда мы оказались в моей комнате, Марс – свернувшийся на кресле, поднял голову и уставился на нас своими янтарными глазами.

«Дар пробуждается», – прозвучало в моей голове его привычное глухое мурлыканье, которое слышала только я. «Она видит. Но об этом никто не должен знать… пока».

Я прижала Эдит к себе, чувствуя, как её хрупкое тело всё ещё дрожит. Теперь я знала – в ту ночь она видела больше, чем могла понять. И это знание было опаснее любых слухов.

Глава 72

Таверна стояла на перекрёстке двух дорог, подальше от людских глаз и шумных трактов. Её фасад казался уставшим от времени: потемневшие доски, облупившаяся краска на ставнях, выцветшая вывеска с силуэтом совы, который был едва различим под дождём. Внутри пахло хмелем, копчёным мясом и чем-то затхлым – будто воздух не менялся здесь годами.

Генри Арлингтон и Эван Грэхем приехали первыми. За ними, спустя десять минут, подошёл Лоример, подняв воротник и молча кивнув остальным в знак приветствия. Мужчины заняли стол в углу, подальше от окон. За стеклом дождь барабанил по крыше, приглушая общий гул голосов.

Местная служанка молча принесла кружки с элем и тарелку с нарезанным хлебом и сыром. Арлингтон, отламывая корку, посмотрел на Эвана.

– Он придёт? – спросил Генри, разглядывая разношёрстную публику.

Лоример едва заметно кивнул в ответ.

– Если сказал, что будет, значит, будет. Кроули – не тот, кто бросает слова на ветер.

Словно подтверждая его слова, за их спинами раздался хрипловатый голос:

– Особенно если на кону, правда.

Джеймс Кроули стоял у порога, не снимая плаща и шляпы. Его фигура сливалась с тенью, а взгляд, привыкший к темноте, быстро оценил каждого в зале. Подойдя, он сел к ним за стол, опершись на костяшки пальцев, будто был готов в любую секунду вскочить.

– Надеюсь, ты не притащил нас сюда ради слухов, – бросил Лоример, глядя прямо ему в лицо.

– Глупо было бы звать вас из-за слухов, – спокойно ответил Кроули и положил на стол плотный конверт, перетянутый шпагатом.

Грэхем взял папку и развязал её. Внутри лежали наброски, обрывки писем, короткие записки, списки маршрутов, отчёты и имена. Он увидел, кто сопровождал Сеймура в разные дни, с кем тот встречался и кто приходил к нему в Элдорне перед смертью.

Генри молча читал через плечо.

– Это то, о чём я думаю… – наконец нетерпеливо спросил он. – Эштон?

Кроули покачал головой.

– Один из его людей, чьё имя пока неизвестно, передавал ему информацию о передвижениях Сеймура, – сказал он. – В Элдорне есть свидетель – мальчик, который помогал камердинеру. Он видел, как слуга передавал записки незнакомцу. По словам мальчика, у нового слуги были рыжеватые волосы, соломенная шляпа с полями и глаза разного цвета.

Эван нахмурился. Этот факт был ему неизвестен, хотя слуг уже несколько раз допрашивали.

– Внешность достаточно приметная, но никто из опрошенных не соответствует этому описанию. Где вы это нашли? – спросил он.

– У меня остались свои каналы. Связи. Этот человек действовал осторожно, но всё же допустил ошибку. Слуга, нанятый якобы по рекомендации, исчез со дня смерти Сеймура. Больше его никто не видел.

Лоример тихо выругался и посмотрел на остальных.

– Сам Эштон? Где он сейчас?

Кроули пожал плечами.

– Уехал в Доррингтон, якобы навести порядок в поместьях. Но пробыл там меньше недели. Сейчас его нет ни в городе, ни в поместье. По последним сведениям, он мог направиться на север. Один. Без охраны. Как тень.

– Он что-то ищет, – сказал Генри.

– Или кого-то, – добавил Лоример.

– Или заметает следы, – тихо произнёс Грэхем.

Кроули откинулся на спинку скамьи и сделал глоток эля. Его лицо оставалось непроницаемым, почти равнодушным. Но взгляд выдавал сосредоточенность.

– Я не стремлюсь к мести или деньгам, – произнёс он. – Лорд Сеймур предоставил мне шанс. Просто так. Без лишних вопросов. Он увидел во мне человека, когда другие видели лишь позор. Я действую в память о его справедливости и поддержке. Мои люди наблюдают. Но если Эштон действительно причастен, он действовал не один. Его связи глубже, чем вы думаете.

Молчание повисло за столом. Дождь всё так же стучал по крыше, но внутри стало ощутимо тише.

– Мы едем в деревню под Бриммором, – сказал Генри. – Там живёт кузина Бренды Сомервиль, леди Абигайль Армбридж. Она может рассказать, что происходило в доме Эштона в Холтсдейле, когда Бренда была его женой.

Кроули прищурился, склонил голову и надвинул шляпу на глаза.

– Тогда поспешите. Если Эштон ищет что-то, он может искать именно её. Честь имею, лорды. – Он бросил на стол несколько монет. – Лоример… Ты знаешь, где меня найти.

Он ушёл первым, будто его здесь и не было. Мужчины проводили его взглядами, а затем каждый погрузился в свои мысли. Разговор прокладывал новую линию – тонкую, хрупкую, но уже заметную между прошлым и неопределённым будущим.

***

Дорога к деревне под Бриммором лежала среди холмов, заросших высокой травой, где ветер гнал клочья облаков так низко, что, казалось, можно дотянуться рукой. Генри Арлингтон сидел напротив лорда Эвана Грэхема в карете, которую наняли ещё утром, и молча смотрел в окно. Колёса глухо стучали по камням, изредка проскальзывая в глубоких выбоинах. В экипаже пахло сыростью, пыльной кожей и тревогой, которую не могли развеять даже приглушённые разговоры.

– Лоример решил пока остаться в особняке Элдорн, – произнёс задумчиво Генри, прерывая тишину.

– Да, он хочет снова допросить старого камердинера и миссис Дейвис, – кивнул Грэхем. – Они так и не смогли объяснить, откуда в особняке взялся парень с разными глазами. Слишком много деталей начинает складываться. Всё указывает в одно направление.

Генри кивнул и крепче сжал пальцы.

– Если Абигайль действительно была в Холтсдейле, это может нам помочь. Она знает что-то о Бренде. И, возможно, пыталась кому-то рассказать.

Когда экипаж свернул с основной дороги на узкую просёлочную тропу, дома деревни показались впереди, потемневшие от времени, низкие, с крышами, покрытыми мхом. Поместье Армбриджей стояло немного поодаль – скромное, но сохранившее благородные черты: высокая дверь, обрамлённая камнем, окна с тяжёлыми занавесями, иссохший сад, в котором когда-то, вероятно, росли розы.

Их встретила женщина в вязаном платке, накинутом на плечи, и мальчик лет тринадцати. Высокий, светловолосый, он смотрел на них серьёзно. Это были мать леди Абигайль и её сын Джордж.

– Вы... из Эвервуда? – осторожно спросила женщина, с недоверием глядя на них.

– Мы пришли по делу о смерти Бренды Сомервиль, – мягко ответил Эван, снимая перчатки. – Нам нужно поговорить с леди Армбридж. Она дома?

Пожилая леди слегка наклонила голову и медленно покачала ею:

– Её нет. И, боюсь, уже несколько недель, как нет. Утром месяц назад моя дочь сказала, что едет в город – «на несколько дней», так она выразилась. Мы не придали этому значения... Но она не вернулась. Не написала. Не прислала весточки.

– Вы обращались к местным властям? – нахмурился Генри.

– Да, – кивнула женщина. – Мы показали им записку, которую она оставила. Нам сказали подождать. Мол, взрослые люди имеют право уезжать. Но мы... мы знаем, что она не могла бы вот так уехать и не вернуться...

Она передала Грэхему сложенный вчетверо лист бумаги. Почерк был поспешным, с характерными, слегка наклонными буквами:

«Матушка, Джордж, не беспокойтесь. Мне нужно разобраться с одним делом. Прошу вас, никому не говорите, что я уехала. Я вернусь, как только смогу. Берегите себя. А.»

– Её вещи? – спросил Эван осматриваясь.

– Почти всё на месте. Только дорожный сундук и некоторые бумаги исчезли. Мы думаем, она поехала в Эвервуд. Иногда она туда ездила – у неё были знакомые, которые помогали с бумагами по имению. Я отправила им письма, никто из них о ней не слышал.

Мальчик, всё это время молча стоявший позади, вдруг тихо сказал:

– Её кто-то пугал.

Мужчины повернулись к нему. Генри наклонился, чтобы говорить с ним на равных.

– Кто, Джордж? Вы видели кого-то?

Юноша пожал плечами, опустив глаза.

– Она часто сидела одна в кабинете и писала. Иногда жгла письма в камине. А однажды ночью я проснулся и увидел, как она стоит у окна. Долго смотрела в сад. Когда я спросил – она сказала: «Он не оставит меня в покое». Я не знал, кто «он». Но в ту ночь она не спала до утра.

– Почему вы не рассказали об этом сразу констеблю? – мягко спросил Грэхем.

– Потому что... Я думал, она справится. Она всегда справлялась, с тех пор как не стало отца.

Генри обменялся взглядом с Эваном. Оба понимали: леди Армбридж исчезла не просто так. Или она погибла, или находится в руках тех, кто хотел заставить её замолчать.