Текст книги "Тайна доктора Авроры (СИ)"

Автор книги: Федулаева Александра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Глава 31

Когда обсуждение лорда Эштона закончилось, в комнате повисла напряжённая тишина. Генри, задумавшись, стоял у камина. Лорд Сеймур вернулся на своё место и сел в кресло. Только тётя Агата оставалась сидеть с прямой спиной и строгим выражением лица.

Я молчала. Мысли путались, эмоции смешались – злость, тревога, стыд, облегчение. Я гладила пальцами шов на подлокотнике кресла, стараясь не думать о том, что произошло, и как близко я была к беде.

– Есть ещё кое-что, – неожиданно произнёс Генри. – И на этот раз новости куда приятнее. Настолько хорошие, что, признаться, я сам до конца не осознал, насколько это меняет всё.

Я подняла на него взгляд. В его голосе зазвучала та самая знакомая тёплая нотка, в глазах играло торжество.

– Лорд Сеймур настоял, чтобы я сообщил сразу, не откладывая, – продолжил он, повернувшись ко мне. – Это касается дяди… и его долгов.

Я почувствовала, как напряглась тётя Агата, и сама непроизвольно выпрямилась. Каждый из нас знал, как тяжким грузом легли на плечи семьи те самые долги. С тех пор как умер отец, не было ни одного дня, чтобы я не думала о них с болью и тревогой.

– Лорд Сеймур сумел найти то, что мы давно искали. Свидетелей. И документы. О судьбе лорда Уитби.

– Лорда Уитби? – я встала и подошла к столу. – Того самого, из-за которого отец…

– Именно. – Генри сел напротив, в его голосе прозвучала сталь. – По документам из центрального банка Эвервуда, Уитби в своё время получил огромную ссуду, под которую дядя выступил поручителем. Все думали, что Уитби исчез, уехал в колонии, бросив обязательства. Но лорд Сеймур не верил, что человек с таким положением мог просто сбежать. И был прав.

Он развернул на столе свиток, извлечённый из кожаной папки.

– Лорд Уитби погиб. Достоверно установлено. Его карету остановили мятежники в Астелийской провинции, и всех внутри перебили. Было три свидетеля, двое из них живы, и один уже дал письменные показания перед нотариусом.

– Боже мой… – выдохнула леди Агата, закрывая рот рукой. – Значит, он не бежал?

– Нет. И значит, лорд Рэдклифф не обманутый идеалист, поручившийся за мошенника. Он просто не знал. Тело Уитби было захоронено местными, только недавно всё это вскрылось, когда один из участников каравана вернулся в Аргенту и рассказал об этом лорду Сеймуру. Он же нашёл свидетелей. И вот ещё что. – Генри постучал пальцем по папке. – Согласно банковским законам, долг не может быть передан третьему лицу без добровольного согласия. А я, как вы понимаете, никакого согласия не давал. Ни единой бумаги.

– Как давно он мёртв? – прошептала я.

– Почти семь лет назад, – ответил Сеймур спокойно. – Он покинул страну, как вы знаете, сразу после получения ссуды, а потом бесследно исчез. Нашли двоих свидетелей, бывших военных, что сопровождали караван по восточной границе. Они видели, как кареты Уитби были атакованы. Они все подтвердили, что видели его тело.

Я медленно вдохнула. В голове не укладывалось, что вся эта история могла вот так закончиться. Семь лет. А отец всё это время продолжал платить – за мертвеца. Я вспомнила, как иногда, по вечерам, он сидел в кабинете в темноте, не зажигая лампы. Я тогда думала, он просто устал. А он, оказывается, тонул в долгах, взятых не по своей воле.

– Но почему об этом никто не знал? – спросила тётя Агата. – Почему никто не сообщил официально?

– Потому что Уитби был в розыске, – пояснил Сеймур. – Он подозревался в мошенничестве ещё до отъезда. Он не был вхож в дипломатические каналы. Его исчезновение посчитали бегством от обязательств. Только теперь, спустя годы, люди, что знали правду, осмелились заговорить. Полагаю, смерть лорда Эдварда подтолкнула их к этому или пробудила чувство вины.

– А что это значит для нас? – спросила я. – Для Генри?

Генри улыбнулся и медленно закинул руки за голову.

– Это значит, что формально, – сказал он, – я не обязан платить. Я не подписывал никаких обязательств, и долг не может перейти по наследству без добровольного согласия. Мы обратимся в суд, чтобы признать долг безвозвратным. И тогда банк официально откажется от притязаний к нашему дому. Кроме того, мы с лордом Николасом готовим ещё один иск к банку, о признании платежей ошибочными и подлежащими возврату.

Я вскочила. Меня накрыло – волной радости, облегчения, благодарности. Слёзы подступили к глазам, но я не позволила им пролиться. Подошла к Генри и обняла его.

– Спасибо, – выдохнула я. – За то, что боролся. За отца. За нас.

– Это не только моя заслуга, – тихо ответил он. – Без Николаса всё это не состоялось бы. Он сражался, словно за свою семью.

Я обернулась к лорду Сеймуру. Он, как всегда, сидел сдержанно, но в его глазах читались эмоции: теплота, понимание и забота.

– Вы дали нам надежду, – прошептала я. – И, возможно, спасли память моего отца.

– Он был мне другом, – ответил Сеймур. – И я дал ему обещание – защищать вас.

Леди Агата встала, посмотрела на Николаса с глубокой благодарностью.

– Господь, благослови вас, лорд Сеймур! Я так вам признательна! Этот долг – как петля на шее. Он не давал покоя ни нам, ни Генри, ни моему бедному брату...

Генри горестно покачал головой.

– Он знал, что это разрушает его. Но был человеком чести. Платил всё до последней копейки. Теперь справедливость восторжествует. Если бы он только мог это услышать...

Я снова села, на этот раз ближе к тёте Агате. Она крепко сжала мою руку. Несколько минут мы сидели молча, каждый в своих мыслях. И вдруг тишина стала иной – не тягостной, как раньше, а наполненной. Как будто в ней поселилось светлое ожидание.

– Теперь мы справимся, – сказала я, – правда ведь?

– Мы уже начали, дитя, – ответила тётя Агата. – Мы уже начали.

– Сегодня вечером, – мягко произнёс Генри, – мы устроим ужин и отпразднуем эту новость. Пусть траур и продолжается, но мы вправе почувствовать облегчение. Мы – семья, и нам позволено благодарить Бога за это.

Я кивнула. Это прозвучало не как вызов памяти отца, а как забота о тех, кто остался. Генри взглянул на слугу, стоявшего у двери.

– Попросите леди Мэриэн и Фелисити спуститься в кабинет. У нас будет семейный разговор.

Слуга поклонился и бесшумно покинул комнату.

– Я откланяюсь, – мягко сказал лорд Сеймур, вставая с кресла. – Семейный разговор, очевидно, не требует моего участия. После долгой дороги мне необходим отдых. Увидимся за ужином.

Мы поблагодарили его, и он, сдержанно кивнув, вышел из кабинета. Тётя Агата осталась сидеть рядом со мной, спина прямая, подбородок слегка вздёрнут. Генри же встал у камина, сцепив руки за спиной, и молчал, как будто подбирая слова.

Глава 32

Я смотрела в окно, наблюдая, как солнце опускается за сад и заливает луг тёплым светом. Генри медленно прошёлся по комнате, остановился у портрета отца и задумчиво посмотрел на него.

Наконец, раздались шаги. В комнату вошли Мэриэн и Фелисити. Мачеха, как обычно, была безупречно одета, но её лицо выражало раздражение и сдержанность. Фелисити следовала за ней, опустив глаза и напряжённо сжав плечи.

– Здравствуйте, лорд Рэдклифф, – произнесла Мэриэн, слегка приподняв бровь и сделав акцент на титуле. – Вы просили нас прийти?

– Да, – кивнул Генри. – Присаживайтесь.

Он говорил ровно, почти холодно, и даже я почувствовала, как в комнате стало зябко.

Мэриэн опустилась в кресло, не скрывая раздражения. Фелисити осталась стоять. Я чуть придвинулась и осторожно коснулась её руки. Она слабо улыбнулась, но не сказала ни слова.

– Хочу донести до вашего сведенья, – начал Генри, – мы получили важные новости. Долг, который висел над нашей семьёй, будет признан безвозвратным. Мы сможем сохранить поместье и восстановить положение рода. Это огромная победа, и она, безусловно, изменит будущее всего семейства.

Фелисити облегчённо вздохнула, но мачеха даже бровью не повела.

– Поздравляю, – Мэриэн натянуто улыбнулась. – Это, конечно, отрадно, но разве для этого нужно было собирать всех нас?

– Это больше, чем отрадно, – Генри выдержал паузу. – Это спасение. И теперь, когда первый шок после смерти дяди отступает, когда финансовые оковы ослабевают, мне, как главе дома необходимо навести порядок. Настоящий порядок.

Он говорил чётко, без резкости, но с такой властной уверенностью, что я ощутила: сейчас всё изменится.

– Леди Мэриэн, я долго наблюдал за тем, как вы обращаетесь с Авророй. Но сегодня речь пойдёт не только о ней.

Мачеха медленно выпрямилась.

– Простите, вы позвали меня только ради этого? Чтобы обсудить мои методы воспитания?

– Да, – спокойно ответил он. – Потому что это касается всей семьи и её будущего.

Он подошёл ближе, остановился перед креслом мачехи.

– Леди Мэриэн, – его голос стал твёрже, – мне стало известно, что вы настойчиво подталкиваете Фелисити к союзу с лордом Эштоном. Даже после того, как стало известно, что этот человек повёл себя неподобающим образом по отношению к Авроре.

Мэриэн резко повернулась ко мне, и её губы скривились.

– Не стоит преувеличивать. Девушки в её возрасте склонны драматизировать. Возможно, Аврора...

– Хватит, – резко перебил Генри. – Не смейте бросать тень на честь моей сестры.

Молчание стало гнетущим. Мэриэн отвернулась.

– Ваше влияние на дочь беспокоит меня. Я считаю ваше поведение недостойным. Вместо того чтобы заботиться о её спокойствии, вы толкаете её в руки мужчины, которому давно следовало бы быть отлучённым от общества. Фелисити – юная девушка, которую вы должны были наставлять в духе благородства, честности, сдержанности. Вместо этого она стала отражением ваших амбиций и ваших взглядов. Уверен, дядя тоже это замечал, но молчал ради мира в семье. Этого больше не будет…

Мэриэн вспыхнула:

– Я действовала ради семьи! Ради положения...

– Ради амбиций, – резко перебил её Генри. – А не ради Фелисити и не ради достоинства нашего дома. После поминального обеда вы отправитесь в Бринкли – наше поместье в провинции. Там вы проведёте год в трауре. Я назначу вам ренту. По истечении траура вы сможете выйти замуж повторно, и тогда ответственность за вас ляжет на вашего мужа.

– Это несправедливо! – возмутилась она. – Я не позволю вам оскорблять меня в присутствии дочери. Вы не имеете права...

– Я – лорд Арлингтон, виконт Рэдклифф. И глава этой семьи. Имею полное право. И я не оскорбляю. Я констатирую. Вы вели себя недостойно. Особенно в последние недели. И теперь я вынужден принять меры.

Он подошёл к Фелисити и сказал уже мягче.

– Ты останешься здесь. Под присмотром леди Агаты. У тебя будет спокойствие и защита. Ты заслуживаешь большего, чем жизнь, в которой тобой торгуют. Я сам найду тебе достойного мужа, но только после твоего согласия.

Фелисити кивнула, тихо и быстро, словно боялась, что он передумает. Я почувствовала, как слёзы подкатывают к горлу.

Мэриэн поднялась. Её лицо побледнело от гнева, но голос оставался спокойным.

– Вы меня обидели, лорд Рэдклифф. Но раз уж вы взяли верх, я подчиняюсь.

Она развернулась и вышла, её шаги эхом раздались в коридоре. Фелисити на мгновение замерла, затем тихо спросила:

– Могу я вернуться в комнату?

Леди Агата подозвала её к себе, поцеловала в лоб и мягко разрешила:

– Иди, дитя, и обязательно спускайся к ужину. Ты должна понять, что твоя мать больше не имеет над тобой власти.

После её ухода в кабинете повисла тяжёлая тишина. Генри обернулся к нам и только тогда позволил себе немного расслабиться.

– Всё, – тихо сказал он. – Одно завершено. Теперь мы можем начать заново.

Я смотрела на него с благодарностью и уважением. Он взял на себя груз, который другие боялись поднять. И сделал то, что действительно хорошо. Ради моего отца, ради Фелисити, ради всех нас.

***

Вечер спустился на поместье мягко, будто сам воздух устал от всех потрясений и теперь желал только покоя. Дом впервые за долгое время не сжимался под тяжестью напряжения – наоборот, будто выдохнул. И в этот выдох мы все вписались, каждый по-своему, но вместе.

Ужин прошёл в малой столовой, по настоянию Генри. Мэриэн, разумеется, не присутствовала. Слуга лишь сообщил, что леди отказалась от еды и просила не беспокоить. Никто не настаивал. Впервые за эти недели её присутствие не повисло в воздухе тяжёлым облаком. Напротив – оно словно открыло пространство для чего-то по-настоящему живого.

За столом сидели леди Агата, Генри, Фелисити и я. Рядом со мной устроился лорд Сеймур, а у моих ног лежал Марс. Когда он вошёл в столовую, гордо подняв хвост, мужчины встретили его аплодисментами. На столе не было роскоши – но было изобилие простого, душевного угощения: томлёная говядина с пряностями, запечённая репа и морковь, хлеб, испечённый ещё утром, кувшины с яблочным сидром. И по инициативе Генри, особый пирог с ягодами и тёплой сливочной заливкой, приготовленный для всех, кто работал в поместье.

– Я распорядился, чтобы сегодня приготовили ещё один такой ужин, для слуг, – сказал он, когда мы расселись. – Они перенесли многое вместе с нами. И я хочу, чтобы они знали: впереди всё будет спокойно. Никого больше не уволят. Редклифф-холл остаётся домом не только для нас, но и для них.

Леди Агата чуть приподняла подбородок – в знак одобрения. Фелисити улыбнулась. Я ощутила тёплую волну благодарности: и к брату, и к судьбе, которая снова дала нам опору.

А потом слово взял лорд Сеймур. Он налил себе сидра, приподнял кубок и проговорил с той особой теплотой, которая, казалось, рождается только из воспоминаний:

– Я хочу, чтобы этот вечер стал чем-то большим, чем просто тихий ужин. Пусть он станет напоминанием. Лорд Эдвард был не просто хорошим хозяином, но и настоящим другом. Мудрым, упрямым, иногда до раздражения справедливым, – он слегка улыбнулся. – Но он всегда умел слушать, даже если не соглашался. Мы спорили о философии, политике, женщинах – и неизменно заканчивали на лошадях. Ни один джентльмен не был так уверен в превосходстве чистокровных жеребцов!

Смех пробежал по столу. Генри слушал с живым интересом, и свет ламп отражался в его глазах.

– А однажды, – продолжил Сеймур, – мы поспорили на бочонок портвейна, что сможем переплыть озеро у Элдермура в середине октября. Вода была ледяной, и он в тот год сильно простудился. Но всё равно победил. «Николас, – сказал он, дрожа, – честь важнее здоровья».

– Похоже на отца, – пробормотала я, улыбаясь сквозь щемящее тепло.

Лорд Сеймур наклонился ко мне:

– Вы – его отражение, леди Аврора. Он гордился вами. И я рад, что могу держать данное ему слово – и быть рядом.

Эти слова тронули меня до глубины души. Я почувствовала, что горечь утраты слегка отступила, оставив место нежной благодарности. Я не знала, что сказать, поэтому просто кивнула, надеясь, что он увидит в этом всё: и уважение, и доверие, и тёплую привязанность, которую я уже испытывала к этому человеку.

Ужин продолжался неторопливо. Фелисити немного болтала – в основном о саде, о любимом лимонном дереве, которое начала беречь ещё больше после смерти отца. Генри рассказывал, как во время поездки в Эвервуд его остановил старый знакомый лорда Эдварда и с искренним участием пожелал ему сил. Марс лениво наблюдал, но, когда все смеялись, он тоже довольно фыркал.

Не было тяжести. Не было недосказанности. И в этом – было настоящее чудо.

Когда на стол подали ягоды с мягкими лепёшками и сливками, леди Агата произнесла:

– Я думаю, что это был один из тех вечеров, которые запоминаются. Не из-за блеска, не из-за гостей, а потому что здесь было сердце.

Я посмотрела на неё и увидела, что она помолодела. В её осанке, голосе и взгляде читалась живая энергия. Казалось, мы, наконец, вернулись к самим себе.

Когда все начали расходиться, я осталась в комнате, словно не хотела, чтобы этот момент закончился. Генри, проходя мимо, коснулся моего плеча.

– Сегодня я понял одну вещь, – сказал он. – Ты – сердце этого дома, Аврора.

Я не ответила, но слегка сжала его руку.

Мы были семьёй. Настоящей.

Глава 33

Солнце ещё только поднималось над садом, когда Генри и лорд Сеймур выехали из поместья. Прощаясь, Генри задержал на мне взгляд, словно хотел сказать: «Всё будет хорошо». Я кивнула ему в ответ, веря, что он выполнит обещанное. В нём чувствовалась уверенность, сила нового титула и самое главное – искренняя забота.

Дом после их отъезда погрузился в размеренную, почти уютную тишину. Леди Агата с Фелисити сели в кабинете с управляющим, и я, проходя мимо, слышала их спокойные голоса. Тётушка с терпением объясняла, как распределять расходы, планировать закупки и составлять список приглашённых на званый ужин. Фелисити старательно вела записи и иногда задавала вопросы. Агата, сохраняя достоинство, направляла её. Я испытывала странное и радостное чувство, наблюдая, как моя младшая сестра берёт на себя роль леди и рачительной хозяйки. Эту роль с добротой и знанием передавала женщина, которой я действительно доверяла.

Я же с Бетси и Эллой отправилась в сад. Мы взяли корзины и ножницы – день был тёплым, солнечным, и пение птиц сопровождало наши шаги. В высокой траве под яблонями росла зверобойная трава, а ближе к живой изгороди – календула. Мы искали мяту, шалфей, тысячелистник. Элла учила меня различать травы по запаху, а не только по листьям. Марс, развалился на каменной скамейке, наблюдая за нашими хлопотами, временами лениво облизывая лапу – следы от ушибов уже не беспокоили его.

Когда корзины наполнились, мы направились в старую башню. Место, некогда принадлежавшее маме, теперь хранило пыль и молчание. Мы открыли ставни, впустили свет, вытерли паутину, смахнули пыль с полок. Мама хранила здесь не только травы, я нашла ещё записи, и старые банки с надписями, и мешочки, от которых всё ещё пахло полынью. Я ощутила лёгкий укол тоски, но он сменился теплом. Мы заново развесили пучки шалфея, ромашки и душицы, поставили керамические банки в порядок. На столе мы разложили сушёные лепестки, начав сортировку. Вскоре помещение снова стало тем самым укрытием, каким оно было при жизни матери.

Когда солнце начало клониться к западу, во двор въехали лошади. Мы бросили друг на друга взгляды и поспешили к дому.

Генри первым вошёл в холл, скинул перчатки и пожал плечами.

– Ну что ж, – начал он, – лорд Гарольд Эштон снова подтвердил своё звание отвратительного труса. Он сбежал в своё провинциальное поместье на юге. Его старая тётушка – весьма разговорчивая дама – сообщила, что он отбыл три дня назад, ни слова не сказав, где был до этого и когда собирается вернуться.

Я взглянула на него с немым вопросом.

– Мы посетили его поместье, – продолжил Генри. – Дворецкий мямлил, будто не знает, где его господин. Но старая леди – его тётка, явно недолюбливает племянника. По её словам, он уехал в спешке, не оставив никаких распоряжений.

– Он бежал, – подытожил лорд Сеймур, входя следом. – Это говорит о многом. Достойный человек так не поступает.

Генри сжал кулаки.

– Пусть и сбежал, но слухи уже начали ползти. Мы сделали всё, что могли, по-честному. Его трусость – лучшее доказательство вины. Я уже сказал несколько слов в клубе и... – он бросил взгляд на лорда Сеймура, – я уверен, дальше молва сделает своё.

– Главное – вы не поторопились с дуэлью, – сказал Сеймур, сев в кресло. – Это было бы ошибкой. Но теперь ни один родитель в здравом уме не захочет доверить ему дочь.

Я почувствовала, как на меня накатывает волна облегчения. Не триумф, нет. Просто спокойное понимание, что угроза миновала и мой брат не пострадал. Дуэль действительно могла иметь катастрофические последствия.

Мы постояли немного в тишине, и Генри повернулся ко мне. В его взгляде не было ни строгости, ни напряжения – только сосредоточенность и какая-то внутренняя серьёзность.

– Аврора, – произнёс он спокойно, – мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Пройдём в кабинет?

Я чуть напряглась, но тут же кивнула. Мы уже были в этой комнате не раз за последние недели, но каждый раз в ней рождалось что-то новое: тревога, горе, облегчение… и сейчас – предчувствие перемен. Я последовала за ним, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.

Он открыл передо мной дверь, пропуская вперёд, и, когда я вошла, аккуратно прикрыл её за нами. В комнате царил мягкий полумрак – солнце уже клонилось к горизонту, и свет из окна окрашивал обивку кресел в янтарный цвет. Генри жестом пригласил меня сесть в одно из кресел у камина, а сам встал напротив, не торопясь садиться.

– Я не хочу, чтобы ты волновалась, – начал он сразу, – и это не связано ни с долгами, ни с новыми тревогами. Напротив.

Он слегка улыбнулся, но улыбка эта была усталой – не от печали, а от всех прошедших недель.

– С тех пор как... как дядя ушёл, многое изменилось. Ты это знаешь лучше всех. И ты была рядом, Аврора. Ты держалась так стойко, как мало кто мог бы на твоём месте. Я это видел.

Я опустила взгляд, чувствуя, как в горле поднимается ком. Он сделал шаг ближе, и теперь в его голосе появился оттенок совсем иной – не просто деловой, а почти личный.

– Я хотел бы поговорить с тобой о будущем. О твоём будущем.

Он замолчал на миг, давая мне перевести дыхание.

– Но перед тем как я скажу дальше... я хотел бы знать: ты доверяешь мне, Аврора?

Я подняла глаза и увидела в его взгляде всё: и уважение, и заботу, и ту самую чуткость, которой так не хватало многим вокруг. И я поняла: что бы он ни хотел сказать дальше – это будет не требование, не приказ, а искреннее предложение.

– Да, Генри, – тихо ответила я. – Я доверяю тебе.

Он кивнул, будто этого ответа ждал – не как чего-то само собой разумеющегося, а как решения, за которое благодарен.

– Тогда я скажу прямо. Есть завещание. Завещание дяди, написанное им незадолго до… – он не произнёс это слово, лишь сделал короткую паузу. – Там есть пункт, касающийся тебя. Он обсуждал это со мной, обсуждал и с лордом Сеймуром, несколько раз. Всё в той сдержанной, осторожной манере, в какой он всегда говорил о самом важном. Он хотел, чтобы, если ты согласишься, твою судьбу устроили… с честью. Чтобы ты получила свободу и защиту, не став пленницей чужой воли. Его воля – чтобы в случае твоего согласия ты вступила в брак с лордом Николасом Сеймуром.