Текст книги "Лоцман кембрийского моря"

Автор книги: Фёдор Пудалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

– Вы! Отлично! Понимаете! Что я не могу, это невыносимо – сидеть в теплой избе, когда все девушки на морозе трое суток без сна работают на молотилке! И вы! Нарочно! И сознательно! Устроили скандал!.. Вы пошли на отвратительное самопожертвование для моего удобства, воображаемого вами. Посмейте отрицать это!

– Это вы сами принесли жертву ради коллектива, все в этом убедились, – пробормотал он удрученным голосом.

– Значит, вы признаете, что все это вы разыграли?..

В ее сознании медленно возникала какая-то новая обида, вытесняя старую, – еще более важная, чем старая. Он лжет сейчас!.. Он просто – слишком просто – рисуется сейчас картиной чувств, которую она перед ним нарисовала! А их у него не было на. Усть-Илге, вся эта сложная рефлексия была ему неведома и недоступна… Но сейчас он уловил ее! Мужицким умом смекнул.

А в Усть-Илге он поступал не более как с первобытной мужественностью – дикарь берег свою самку… Положим, не его… но которой он намерен завладеть.

Мама ошиблась в своей заочной оценке.

Лидия увидела боковым зрением лицо дикаря – похудевшее за несколько минут, – забыла гнев и Усть-Илгу.

– Сказать вам мнение моей мамы об Усть-Илге?.. «Он вовсе не чудище, а необузданные чувства не получили воспитания…» – Все-таки она пропустила мамины слова: «Он хороший».

Он быстро поднял глаза – уже победоносные, и гнев с такой же быстротой вернулся в сердце Лидии, но она не успела высказать.

– Это значит, вы хорошо рассказали обо мне! Оправдали меня!

Он кинулся к двери и без оглядки закрыл ее за собой. Бежал! Словно страшась: опять окликнет – и отнимет.

И отняла бы – негодующая!

Дверь открылась, всунулась голова Зырянова. Сказала ликующим голосом:

– У мамы я сам попрошу разрешения! – Исчезла.

И больше он не приходил. И не позвонил по телефону.

– Ты что-то странно посматриваешь на меня, – сказала мать.

– Может быть, показалось?

– Лучше бы ты сказала, чего тебе хочется от мамы, девочка.

И Лидия не выдержала, сдалась. Рассмеялась.

– Мне хочется по твоему лицу узнать, не приходил ли в мое отсутствие пожилой студент…

– Пожилой? Нет, не был. Может, не застал никого. А он придет просить твоей руки?

– Мама! У тебя одно на уме – чтобы я не засиделась в старых девах.

– Двадцать четыре года – без одной недели старая дева. Какое же повеление от ученой дочери? Чтобы претенденту отказала мать, что ли?

– Кажется, я до сих пор не затрудняла тебя этим, – обидчиво сказала Лидия.

– Неужто никто не сватался?

– Конечно, сватались! Отказывать я сама умею… Ах, что я сказала! – засмеялась, быстро покраснела.

– Это серьезно, Лидочка? Ты хочешь, чтобы я разрешила ему объясниться с тобой? Но зачем тебе пожилой муж?

– Мама, неужели ты думаешь, что современные молодые люди идут к родителям за разрешением?..

– Но ты сказала, что он пожилой? Конечно, если он пожилой…

– Он придет… Впрочем, он может и не прийти… Он намерен просить твоего разрешения, чтобы ты разрешила мне… Вот видишь, ты меня смутила, я совсем запуталась!

– И что же я должна разрешить?

Но Зырянов не приходил к маме за разрешением.

Глава 10

ОН ПРИДЕТ… ВПРОЧЕМ, ОН МОЖЕТ И НЕ ПРИЙТИ

«Невоспитанный, некультурный, нисколько не обтесался! – сердилась Лидия. – Но если я не всегда и не во всем согласный пласт – он больше не интересуется мною». Не могла же она угадать, что он проводил ночи в Землеустроительном отделе Моссовета за вычерчиванием планшетов… Вместе с дневным заработком это давало ему около пятидесяти рублей в сутки. Он не запускал занятия в институте и ухудшил питание, чтобы ускорить накопление денег для дороги.

Вечером в Землеустроительном отделе он отдыхал несколько минут, прежде чем мог приступить к работе.

Именно в эти минуты отдыха ему пришло в голову подсчитать, сколько он заработает всего, если продолжать до первого мая. И все стало ясно. Денег не хватит платить Лидии Цветаевой жалованье по ставке, а если недоплатить, она догадается, что Зырянов платит из своего кармана, а не из государственной кассы.

Ему уже не хотелось приниматься за планшет. Ни к чему.

Он взглянул на часы. Через полчаса в Нефтяном институте начнется доклад Порожина об экспедиции в ленско-вилюйскую впадину. Интересно! Но какое дело Моссовету до кембрийской нефти? Студент взялся за работу в Землеустроительном отделе и обязан ее выполнить.

Вздохнув, студент прикрепил лист ватмана. Он ничего не потеряет, если не будет слушать Порожина. Это само собой, что единственный интерес доклада заключается в том, что он дает повод Зырянову лишний раз выступить о кембрийской нефти.

Он тщательно вычерчивал планшеты и вполне мог представить себе доклад Порожина.

Порожин говорил с солидностью и осторожностью очень строгого ученого: «Если даже допустить, что нефть была когда-то в некоторых слоях по правым притокам Лены, то эти породы метаморфизировались, как это должно быть ясно каждому студенту, начиная со второго курса…»

«Ясно!» – закричали второкурсники и шепотом спрашивали у соседей: «Почему они метаморфизировались?..» – «А черт их знает почему», – отвечал сосед.

Василий тщательно вычерчивал бессмысленные планшеты. То есть они не вели к кембрийской нефти. Для Моссовета в них был, конечно, смысл, но другой.

Когда рассвело, Василий пошел в общежитие института поспать часа три. На тумбе возле кровати он увидел извещение о посылке. Адрес отправителя:

«От Алексея Никифоровича Петрова. Из Алексеевки. ЯАССР».

Сон сняло. Но он заставил себя лечь и проспал четыре часа как заведенный, без снов. В восемь он был в почтовом отделении.

Василий содрал обшивку. Дощечки сделаны были без пилы – выструганы ножом из чурок.

В ящике не было ни одного железного гвоздика, и крышка прибита деревянными шпильками. Василий с трудом вогнал лезвие ножа под крышку и нетерпеливо рванул. Наверху лежал крохотный кусочек бумаги, которой так дорожили на Полной, а под бумажкой – куски доломитов с темно-коричневыми, черными вкраплениями битума величиной со сливу и вишню в щелях и отверстиях известняка.

Таких превосходных образцов у него еще не бывало. Ну что за молодчина Женя!

Василий любовался образцами и перечитывал письмо:

«Уважаемый Василий Игнатьич! Вашу жидкость использовали и склянку, жалко, разбили. Нашли на урочище Повешенного Зайца. Надеемся, они вам подойдут и вы приедете к нам опять».

Он едва дождался прихода Ивана Андреевича в институт. Аграфена Васильевна уставилась на ящик, затем демонстративно отвернулась, и Зырянов прошел без помех и без зазрения совести.

– Она была права, – сказал Иван Андреевич, – опять самовольно и на этот раз со всеми ископаемыми.

– Иван Андреевич, вы велели прийти через две недели!

– Не помню. Не хочу помнить. Покажи, что принес.

Он осмотрел образцы и покидал обратно в ящик.

– Это заявка от местного человека, на это надо обратить внимание! – воскликнул Василий.

– Ах, извините, я не знал, – сказал Иван Андреевич.

Василий покраснел.

– Сколько ты заработал?

– Пять тысяч, – тихо сказал Василий.

– С такой суммой ты сорвешь экспедицию в нынешнем году. Советую заказать по телеграфу самолет в Иркутске прямо к месту разведок, стоимость переведи по телеграфу сегодня. Желаю удачи. Ну, уходи! Почему ты не уходишь? Завтра получишь в кассе семнадцать тысяч.

Глава 11

ЕЩЕ ОДИН ДОБРОВОЛЕЦ СО СВОИМИ СРЕДСТВАМИ

Сеня шел береговой улицей над Иркутом и небрежно поглядывал на деревянные домики и на женщин, спускавшихся к воде косой тропинкой и поднимавшихся с полными ведрами и корзинами мокрого белья на коромыслах. Если в каждой корзине считать не больше трех ведер мокрого белья, то все же они тащат от трех до шести пудов, размышлял Сеня. Вот здоровые кобылы. И стремительно обернулся.

Необычайно сильный мужской голос возле домиков сказал:

– Главное – не барантратить.

Серединой улицы по траве шел Зырянов с девушкой богатырского телосложения, со сказочной косой до колен. Старый, памятный рюкзак – солдатский «сидор» – торчал на плечах у Зырянова. Девушка несла рюкзак поновее и смеялась.

Она говорила, Василий Игнатьевич очень внимательно слушал и смотрел под ноги.

– Я почти подумала, что это наш Савватей, – говорила она, – до чего похожий голос!

– Этого человека я видел в позапрошлом году, в Танхое, – припомнил Василий.

Сеня медленно перешел дорогу:

– Виноват!

Зырянов поднял глаза:

– Тарутинов!

– А, товарищ Зырянов, я вас приветствую!

– Сеня! – бурно закричал Зырянов и в третий раз – изумленно: – Сеня, здравствуй!

Его внимание успело все оценить: и новый синий костюм, купленный, несомненно, в закрытом распределителе высшей категории, и – черт возьми! – орден?!.

Сеня сжал протянутую руку изо всей силы и не выпустил.

– Я думал – не вспомните…

Но он думал: «Не захотите узнавать».

Он обратился к девушке:

– Позвольте ваш рюкзак.

– Спасибо, не надо, – сказала девушка, но рюкзак уже был в его руках. Она засмеялась и освободилась от ремней. – Вы попортите ваш прекрасный костюм!

– Куда вы теперь, Василий Игнатьевич? – спросил Сеня, вздев рюкзак лихо на одно плечо.

– Опять на Полную, Сеня. А ты в Иркутске работаешь?

– Возьмите меня с собой, Василий Игнатьевич.

– К сожалению, Сеня, у меня деньги отпущены в обрез.

– Не важно! – сказал Сеня. – Денег у меня хватит на все лето.

– За свой счет будешь работать? Кто же так делает?

– Товарищ Зырянов, – сказал Сеня с удовольствием.

Девушка расхохоталась. Сеня вслушался. Ее смех накапливался в нем, как пение. Он даже не предполагал, что есть такие емкости в сердце для накопления певучего смеха. Он заговорил смело, решительно:

– Мы с Василием Игнатьевичем работали на Байкале. Товарищ Зырянов все свое жалованье всадили в общий котел. Они думали, что никто не разбирается в их финансовой самодеятельности.

Девушка смеялась нисколько не обидно для Зырянова, и Сене захотелось, чтобы его тоже она вот так осмеяла.

– Другая закавыка происходит, дорогой Сеня, оттого, что у нас на завтра заказаны два места в самолете.

– И я могу получить билет на самолет.

– Я вижу, ты стал богат, Сеня!.. Настоящий синий шевиот!.. Но мы заказали билеты полтора месяца назад, – продолжал Василий. – Вряд ли есть свободные места не только на завтра, но и на все лето… Когда ты успел получить орден?.. Я еще такого не видел…

Сеня оглянулся на домики, на улицу в оба конца. Может быть, вон тот хорошо одетый бочонок с портфелем?.. Еще не поздно догнать его. И попросить подать голос для опознания. Сейчас он завернет.

– Тогда прощайте. Извините, я должен спешить. Может, еще увидимся! – Сеня помог девушке надеть рюкзак и сразу исчез.

– Вот так Сеня! – воскликнул Василий. – Мне, наверно, еще лет пять, не меньше, наживать ревматизм, пока я орден наживу.

– Почему он так внезапно простился? Он не обиделся?

– Как бы не с милицией у него свидание, – сказал Василий. – Обижаться ему незачем, а ушел действительно… Этот парень у меня всегда вызывал сомнение.

Утром гидросамолет поднялся с Ангары. Пилот посмеялся по поводу требования геологов сбросить их на парашютах над Полной. Он с нескрываемым неудовольствием подчинился приказанию начальника порта высадить двух человек у Чуранской базы. Садиться на Лене у Черендея летчик отказался наотрез.

Лидия взлетела над Байкалом – и от неожиданности у нее захватило дыхание. Все привычное, нормальное стало незнакомым до нереальности, наново узнаваемым. Колоссальная мощь и тяжесть земных стихий, всю жизнь подавлявшая, умалилась внезапно, стала отвлеченной, лишь геологу известной; а воздух стал видим, приобрел цвет и плотность наравне с нижележащими красками воды и гор, смешался с ними, полупрозрачными, светящимися. Акварельные оттенки небесно-голубого и зеленого, жемчужные тона невесомо плыли внизу долго, несколько часов.

Дальше самолет полетел над Леной. Первую посадку он сделал в Усть-Куте, чтобы заправиться горючим и сдать почту.

Как только самолет пришвартовался, заведующий почтовым отделением подскочил на легкой лодке. Помощник пилота открыл дверцу багажника и стал доставать небольшую усть-кутскую почту. Любопытный почтовик, заглядывая через его плечо, спросил:

– Кто это там?

Помощник пилота захлопнул дверцу. Он тоже увидел человека в багажнике. Неужели заяц на самолете?.. Но то, что он попал на глаза постороннему, было самое неприятное для летчиков. Случай вообще, черт возьми, необычный, и надо было доложить пилоту.

Помощник объявил пассажирам, что заправка займет не меньше двух часов, и предложил всем съехать на берег. Все отправились искать обед, и помощник с пилотом тоже.

Василий повел Лидию к той самой хозяйке, что приютила их прошлой зимой. Лидия оглядывала село и вдруг вскрикнула: рядом шагал Сеня.

Но этого не могло быть! Она посмотрела на человека в упор. Какое поразительное, пугающее сходство! И этот шикарный шевиотовый костюм… Но ордена нет на пиджаке. Человек смотрел в сторону, избегал ее взгляда… Да не может быть – это Сеня и есть! Она приложила пальцы ко лбу. Василий тоже видел Сеню и не удивлялся!

– Здравствуйте, Сеня! – сказала она со страхом. – Где ваш орден?..

– Здравствуйте, Лидия Максимовна, – ответил он обыкновенно.

Конечно, он первый должен был поздороваться, но где уж думать об этом. Сеня вынул орден из кармана, показал и спрятал.

– Вы прилетели другим самолетом? Но когда?

– Вместе с вами. Другого не было.

– Неужели… Но где же вы были?.. На поплавках? – пыталась она сострить. – Почему орден в кармане?

– На поплавках невозможно. Вообще очень неудобная машина. Например, под железнодорожный вагон никто не заглянет на ходу. А самолет показывает свое пузо всему свету, и весь мир будет смеяться над зайцем, а на ближайшем аэродроме встретят с музыкой. Делегация от неорганизованных ребят, от ГПУ и от взрослых несознательных граждан. Кому это нужно? Чтобы меня загепеучили? Пришлось ехать с комфортом: в багажнике. Орден пришлось снять, потому что некрасиво для ордена: красоваться на зайце. А билета не дали.

– Эй! Хозяюшка! – закричал Василий. – Принимай гостей, старых знакомых!

– Не забыли меня, – сказала хозяйка, с достоинством кланяясь. – Спасибо.

– Накорми нас, как на крыльях, через час летим дальше. Поняла?

– Поняла. Все на жару, будто ждала вас. Поелозьте, дорогие гости!

Гидросамолет осторожно спрямлял изгибы Лены, не теряя из виду серебристо-голубую непрерывную посадочную дорожку.

Вторую посадку они сделали в Витиме, чтобы ночевать. Лидия поспешила первой сойти в лодку и сейчас же обернулась к самолету, во все глаза уставясь на багажник.

Помощник пилота выдал витимскому почтовому служащему его долю и захлопнул дверцу багажника. Лидия жалобно воскликнула:

– А наш Сеня?

Помощник оглянулся на нее:

– А Сеня, оказывается, ваш?

– Да!

– И вы надеетесь получить его обратно?

– Да, безусловно! – твердо сказала Лидия. К ним подошел пилот.

– Что такое? – зарычал он и обратился к Лидии: – Почему вы беспокоитесь о багаже? В Черендее получите все, что сдали. С самолета не украдут, не беспокойтесь. Пойдем, Дима!

Помощник негромко сказал, чтобы слышала только пассажирка:

– Нас засмеют на всем Севере: зайцевозы. Придется уйти с Севера.

– Но что вы сделали с Сеней? Где он? – умоляющим шепотом спросила она.

– Имейте терпение.

– Я уплачу стоимость билета за Сеню, – предложил Василий.

– Не в этом дело… Зато высадим вас в Черендее, там уже подготовились принять самолет. – Он повернул обратно к берегу.

Глава 12

СЕНЯ, ДОБРЫЙ ВЕСТНИК, ПОНЯЛ ЦЕЛЬ СВОЕЙ ЖИЗНИ

Лидия и Василий пошли улицей и выбирали домик на глаз.

– Вот большой дом, – сказала Лидия.

– Значит, хозяину надо много денег. Обдерет.

– Вот чистенький домик.

Они вошли в палисад, и с ними вошел Сеня.

– Фу, вы всегда пугаете! – обрадованно сказала Лидия.

– Больше не буду!

– Вы были опять в багажнике? Как это вам удалось, Сеня?

– Секрет изобретателя.

– А что, если здесь набьют полный багажник почтой в Якутск и вам некуда будет влезть?

– Для меня местечко найдется, – скромно сказал Сеня.

Хозяин уже вышел на крыльцо и с достоинством приглашал войти. Хозяйка сейчас же захлопотала у печки. Гостей усадили в красный угол. Хозяин завел с ними беседу. Василий охотно отвечал ему и сам задавал вопросы.

Лидия тихо сказала Сене:

– Все-таки я беспокоюсь. Вдруг он не возьмет вас дальше?

– Возьмет, – шепотом сказал Сеня. – Он ничего парень. Допытывался, верно ли, что я с вами вместе до Черендея; а может, только до Витима?..

Хозяйка приготовила гостям летнюю половину дома, постелила на своей кровати, а Сене на полу и сильно озадачилась, когда Зырянов потребовал две постели на полу. Оставила огарок свечи, просила загасить, как только разберутся. Лидия сразу погасила, как только хозяйка затворила дверь за собой.

Хозяйская дочка закрыла ставни на окнах.

– Сеня, почему вы убежали от нас в Иркутске?

– Надо было человека догнать.

– Я подумала, что вы обиделись.

– Зачем?.. – тем же словом, что и Зырянов в Иркутске. – Я ведь увидел вас нечаянно. Я шел… и вдруг услышал голос. Это такой голос, какого нет больше в мире. Я помчался за ним.

– Вы тоже обратили внимание?.. Я даже подумала, что это один знакомый с Лены.

– Как он выглядит?

– Вы, может быть, увидите его в Черендее.

– Напрасные ожидания, – сказал Василий.

– Ну, не надо так говорить, Василий! – воскликнула Лидия. – Мне бы так хотелось, чтобы он исполнил свое слово и был с нами все лето!

– Как я понимаю, – сказал Сеня напряженным голосом, – ваш знакомый бесплатный доброволец на Полной? Вроде меня?

– Вы угадали.

– Зачем сравнивать его с Сеней, – сказал Василий. – Какой он доброволец и друг! Бродяга он.

– Посмотрим на него, – сказал Сеня с угрозой. – А впрочем, если он окажется в Черендее, значит, он наверняка не тот, кого мы слышали вчера в Иркутске.

– Почему?

– Потому что в багажнике я – единственный заяц.

– Какой у вас характер, Сеня! Вы летите зайцем на гидросамолете, чтобы работать бесплатно целое лето в самой дикой глуши! Вы бегаете за человеком, потому что вам понравился его голос!..

– Голос у него завидный. Но я не стал бы за голосом бегать. Хотите, расскажу.

– Спать надо, – сказал Зырянов с неудовольствием.

– Это недолго, Сеня?

– В двух словах. Один чудак на Байкале нанялся вместе с нами копать ход в геенну огненную.

Лидия сквозь смех сказала:

– Для двух слов этого достаточно!

– Честное слово, я не шучу. Николай Иванович совсем не был так прост, не верил он, что мы за один месяц докопаемся… Но потом мы узнали, что бог закрестил все выходы из ада. Из-за крестов невозможно из подземного царства выйти в СССР. Теперь представьте, что мы с Василием Игнатьевичем копаем новый ход, не сотворенный богом и незакрепленный. Вы поняли?..

– Через этот ход сатана может выйти на дневную поверхность, – сказал Василий.

– Какой дивный фольклор!

– Ах нет, Лидия Максимовна, вы недооцениваете. Вы думаете, сатана выйдет на дневную поверхность для того, чтобы побывать на футбольном матче? Вам, конечно, неверующей, геенна огненная – все равно что рыбке дождик. Русскому жильцу, однако, приходится остерегаться.

– Русскому жильцу? – испуганно переспросила Лидия.

– О господи! – сказали за дверью и завздыхали.

– Ну, хватит контрреволюционной пропаганды, – сказал Василий.

– Помощник предложил мне: «Хочешь лететь до Якутска?» Я ответил: «Спасибо, мне не надо».

– Сеня, вы же не договорили о геенне?!

– Он говорит: «Все-таки еще пятьсот километров». – «Я, говорю, и тысячу не возьму». – «Значит, от двух тысяч ты не откажешься?..» Вот как искушают, Лидия Максимовна! Две тысячи километров! Вижу, они меня ценят. Я стал запрашивать: «В багажнике?» Помощник переглянулся с пилотом: «В кабине». А пилот сказал с насмешкой: «Увидишь все побережье, до Индигирки. Знаешь, где это?» Он был уверен, что я не знаю. Но я даже всхлипнул, честное слово. «Кто же не знает про знаменитое и преславное Русское жило!» – говорю. «Какое еще там знаменитое и преславное? Что он сказки рассказывает?» – сказал пилот. Но помощник у него грамотный: «Это – старинное название Русского Устья». Тогда пилот ко мне с подозрением: «Откуда ты знаешь? Ты тамошний?» И тут мне открылся их коварный план.

– Какой? – прошептала Лидия.

– Им надо доказать, что никаких зайцев. Концы в воду: выкинуть меня в самое большое в мире болото.

– Как это тебе открылось? – насмешливо спросил Василий.

– Какой ужас! Василий!..

– Самое большое в мире болото не на Индигирке, а на Оби, – хладнокровно сказал Василий. – Так и называется: Море-болото.

– Вы не должны возвращаться на самолет! Вы доедете отсюда пароходом до Черендея и догоните нас на Полной! Слышите, Сеня!

– Он же дал слово вернуться, – сказал Василий с насмешкой. – У беспризорников есть свои правила честной игры. Любишь кататься…

– Слышу, Лидия Максимовна. А вы чувствуете случай?.. Можно мигом попасть в Русское жило. Василий Игнатьевич, вы помните, что рассказал тот человек на Байкале?.. Такой случай пропустить?.. Последний человек буду!.. Ну, словом, произошла и совершилась роковая схватка между сибирской нефтью и Берестяной Сказкой в моей душе… Откровенно говоря, я понял цель моей жизни.

Лидия смеялась в подушку.

– Пилот спросил: «Что тебя тянет в болото? Мечтаешь мох драть и золото брать?» – «Наплевать на золото, – сказал я. – Там спрятано наследство моих предков, Берестяная Сказка…»

Лидия смеялась:

– Что он говорит?.. Что-то невообразимое!

– Не принимайте всерьез. Это его манера, – сказал Василий.

– Вот-вот, – сказал Сеня. – В этом духе летчики тоже отнеслись к моей откровенности, и помощник предложил выкинуть меня на Дороге Мертвецов. Это ближе, болота подходящие.

– Но что такое Берестяная Сказка? Расскажите, Сеня.

– Это слишком долго сейчас, – сказал Зырянов, – в другой раз.

– Я очень коротко. Будто бы русские люди в шестнадцатом веке прошли Северным морским путем до Индигирки и об этом записана длинная летопись на берестах. Писали добрые вестники. И я тоже – добрый вестник… Добуду Сказку! За троевысокими ледяными горами!.. Как Василий Игнатьевич: на дне жизни…

Лидия ахнула:

– Настоящая летопись?.. И я об этом ничего не знаю!.. Василий, это же для науки может иметь значение не меньшее, чем ваши поиски теоретической нефти в кембрии! И вы этого не поняли?!

– Лидия Максимовна, вы вправду считаете, что это стоящее дело? – спросил Сеня смущенно.

– Но это неправда, напрасно я взволновалась! Берестяная летопись не могла сохраниться. Сырость смыла письмена, а морозы разрушили и самую бересту.

– В том-то и дело, что нет, Лидия Максимовна! Меншик Николай Иванович в детстве сам видел эту летопись; а ему теперь не больше чем пятьдесят лет. Письмена не смыты, потому что писаны без чернил – резцом, резаные буквы.

– Я много читала о древних рукописях, но ничего подобного.. Постойте! Сказочнику вашему пятьдесят лет?.. Эта удивительная летопись на берестах действительно существовала, это правда!

– В самом деле? – подал голос Зырянов. – От кого вы слышали? А я не поверил Меншику…

– Я об этом читала в прошлом году, готовясь к первой экспедиции в Якутию. В одном старинном казачьем селении на Ледовитом побережье существовал архив на берестах… Ваш рассказчик был последним, кто его видел! Этот удивительный архив больше не существует. Его сожгли лет сорок назад.

– Сожгли? – вскричал Сеня.

– Тише! В казенной избе не хватило топлива. Культурное начальство приказало топить архивом.

– Безобразие! – пробормотал Зырянов. Ему очень хотелось спать.

– Этого не могло быть, – убежденно сказал Сеня, – потому что мокрая береста не горит.

– А почему архив должен быть мокрый? Какой вы чудак, Сеня!

– Меншик говорил, что Сказка неопалимая, потому что мокрая береста не горит. Значит, она у них мокрая.

– В таком случае ее просушили.

Сеня промолчал, потом огорченным голосом спросил:

– Лидия Максимовна, вы не помните, как называлось в той книге казачье селение?

– Оно так и называлось – село Казачье.

– Есть такое, – пробормотал Зырянов, – только это на Усть-Яне, а не на Индигирке.

– Ах, верно! Я вспомнила…

– В таком случае спокойной ночи, – заявил Василий.

– Но какая может быть спокойная ночь, когда я теперь буду думать о Берестяной летописи!.. И до самого Черендея не узнаю, что станет с Сеней!.. Почему же вы добрый вестник?..

– Лидия Максимовна, возьмите это!.. Я записал часть Сказки…

Глава 13

ГОЛОС ИЗ БАГАЖНИКА: «ЭТО ОН!..»

В Черендее при свете «чуда» всю зиму само собою продолжались разговоры о разведке Зырянова. У жителей появилось выражение «наша экспедиция». Уже в отдаленных наслегах рассказывали о Зырянове, который нашел на Полной каменное черное масло. Но одного только имени недостаточно для образа человека. Поэтому рассказывали о Зырянове, что он замечательный охотник, родом из Алексеевки, он эвенк. Григорий Иванович сказал, что Зырянов – орел и его подстерегает удача орла. Зырянов учится вываривать керосин из каменного масла. Весной он вернется…

Первую весть в Черендее о возвращении Зырянова получил милиционер по телеграфу из Якутска и по долгу службы утаил ее, горюя о том, что нельзя никому сказать, а все равно узнают.

Телеграмма извещала, что на гидросамолет, вылетевший 24 мая 1934 года из Иркутска, проник неизвестный без билета, с неизвестной целью, ввиду чего следует соблюдать особую осторожность: не обнаруживать наблюдение, не обыскивать самолет, а в случае попытки неизвестного сойти и скрыться задержать и сообщить телеграфно о задержании. Перечислялись все пассажиры самолета, в том числе Зырянов.

Милиционер плохо спал ночь, рано встал и вышел на береговую и единственную улицу Черендея. Первый человек, увидевший милиционера, почел своим долгом сообщить ему новость: Зырянов летит из Москвы с женой.

Огорченный милиционер спросил только:

– Как ее фамилия?

– Зачем тебе фамилия? Достаточно, что она жена Зырянова. Еще летит помощник Зырянова Сеня.

– Фамилия? – спросил милиционер.

– Неизвестно. Сеня летел верхом на самолете до самого Витима.

– Этого нельзя, – сказал милиционер и вкрадчиво добавил: – В таком случае его должны были арестовать в Витиме.

– Не арестовали! Это помощник самого Зырянова.

– Если не арестовали, значит, он сам свалился в Лену.

– Сеня не упал, потому что держался за хвост, люди видели!

– Из самого Иркутска не слезал с хвоста? Это орленок! – сказал восхищенный милиционер.

Скоро стало известно, что почта везет письмо от Зырянова Кулакову Григорию Ивановичу. Люди собрались на берегу и ждали почтаря. Он примчался в сопровождении десяти человек верховых, присоединившихся по пути. Все интересовались письмом Зырянова.

В лавку эвенкийской кооперации письмо доставили двадцать человек и сам почтарь, желавший тоже немедленно ознакомиться с содержанием письма, которое было послано из Москвы месяц назад самолетом.

Григорий Иванович вскрыл конверт и громко прочитал: «Здравствуй, дорогой Григорий Иванович!» – и дальше прочитал весь список продуктов, заказанных Зыряновым для экспедиции на Полную, на Эргежей и Нымаан-Тогойо, на пять едоков на целое лето.

Григорий Иванович тут же дал распоряжение хлебопеку и кладовщику, а сам поспешил на берег проверить состояние лодок для экспедиции. Владик поспешил за отцом.

Берегом с верху реки приблизился человек невысокого роста, очень широкий в груди, с темным от загара лицом, с бородой светлее лица и очень светлыми голубыми глазами.

Он неожиданно гулко сказал:

– Капсе!

Владик, маленький сын Кулакова, вскрикнул от восторга:

– Еще раз, дядя!

Дядя захохотал. Его хохот раскатился по берегу и по реке, и за Леной горы хохотнули в ответ.

– Мне надо председателя эвенкийской кооперации, – прогремел дядя.

– Я председатель эвенкийской кооперации, – сказал Григорий Иванович.

– Вот это ладно. А я Савватей Иванович, первый друг и помощник Зырянова Василия Игнатьевича. Ты все ли приготовил, Григорий Иванович? Письмо от него получил ли?

– Только что получил, сейчас готовлю весь заказ.

– Молодец! – оглушительно похвалил Савватей Иванович.

Кулаков отступил и почтительно оглядел первого друга Зырянова. Голос друга обладал замечательной полнотой и полетностью звука, и Савватей Иванович пользовался им без стеснения. Дети и взрослые собирались вокруг неслыханного крикуна.

– Скоро Василий Игнатьевич прилетит, – сказал Савватей. – А ну, пошли в лавку!

Он сам пошел без колебаний впереди хозяина и впереди всей толпы. Он превосходно чувствовал толпу и вел ее безошибочно в том направлении, которое она давала ему своим движением.

Владик открыл дверь перед ним.

– Это приготовили? – Савватей Иванович увидел два ящика, вытащенных к двери.

– Кто вы будете? – спросил Григорий Иванович.

– Савватей Иванович Меншик. Я же сказал.

– Кто вы будете для Зырянова? У вас есть от него удостоверение?

– Ты что же, не веришь мне? Я знаю все дела Зырянова. И что в письме сказал – все могу пересказать тебе.

– Как я могу не верить! Вы знаете то, что известно малым детям на сто километров вниз и вверх по Лене, а завтра будет известно на четыреста километров. Почему не доверить? Я доверяю. А ты мне доверяешь, Савватей Иванович?

– Доверяю, Григорий Иваныч!

– Снимай «сидор». Будешь моим гостем вместе с Василием Игнатьевичем, а после проводим честь честью.

– Что ты, что ты! Василий Игнатьевич прилетит – и по лодкам, я его знаю. Гостевать не будет.

– Василий Игнатьевич не пролетающий путник, не проплывающий человек. Он добрый конь в броду. Оглянись, посмотри, Савватей Иванович: люди съехались издалека, три дня живут. Белка просит стрелу, слыхал? Пайщик просит доклад.

– Твое дело – зови в гости, проси доклад, – сказал Савватей Иванович, – а я буду мое дело исполнять.

– Его рот – кузнечные мехи, – сказал по-якутски Григорий Иванович и закричал по-русски: – Жена! Приготовьте для гостьи, для жены Зырянова, звонкоголосную постель!

– Вот это правильный почет, – одобрительно сказал Савватей Иванович.

Он удобно взял два ящика по центнеру и вышел из лавки. Григорий Иванович поспешил за ним, стараясь не отстать, И вся толпа сопровождала их. Милиционер тоже пришел на берег.

Савватей Иванович столкнул одну лодку на воду и привязал веревкой к ящику, оставленному на берегу. Другой ящик снес в лодку и сложил на него свой мешок.

Он сел на веслах и закурил «дюбек, от которого сам черт убег», – самосадную сибирскую махорку страшной силы, настоящую отраву. А «Дюбек» – это было название фирмы самых тонких табаков.

– Я дружка знаю, верь. Все усмотрит разом: лодка не течет; провиант и прочая на месте! Весной плавко ехать, поплыли!.. По теплой воде. – Он пояснил: – Ваша, конечно, вода холодная, а у нас так говорят: по теплой воде… Потому что наша река теплая.

Григорий Иванович поверил. Он уселся на второй ящик, оставленный Меншиком на берегу, и сказал коротко:

– Будете ночевать. Доклад сделает.

Оба смотрели, по привычке, в широкую, стекающую к ним даль голубой ленской дороги, потом спохватились и запрокинули глаза в зенит, не мигая, и проследили небо до западного горизонта. И все на берегу стерегли западный горизонт.