Текст книги "Лоцман кембрийского моря"

Автор книги: Фёдор Пудалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

– Зырянов же разыграл всех своими известняками! Когда ты ушла на капитанский мостик, Бернардик стал издеваться и сказал, что одни известняки не указывают на нефть. Зырянов сказал: «Значит, вы теперь признаете, что я был прав, когда не советовал искать нефть в вилюйской впадине, основываясь на одних известняках?» А Бернардик покраснел и ничего не мог ответить.

Лидия холодно ждала.

– И вот тут-то Зырянов… Нет, ты подумай, какой хитрый!.. «А вот такого, сказал он, академик Архангельский не видел в вилюйской впадине и вы не видели». Небель посмотрел и заявил: «Это тоже известняк». Но я-то видела, что это настоящий битум. И поэтому Небель никогда не простит твоих слов, – закончила Таня с торжеством. – Он ведь принял битум за известняк! Он так и понял, что ты на это намекаешь!

Лидия молчала. У нее мелькнула мысль, что Таня, восхищаясь ею и немного завидуя, влюбилась в Небеля.

Таня заглянула осторожно сбоку в глаза ей и перестала болтать.

Лидия пристально вглядывалась в ровно-беспрерывную рябь льдинок вдоль борта и наблюдала за собой – за тем, как началось и усиливалось головокружение. Пароход поднимался навстречу ледяной ряби, но в то же время он уходил от тяжелой шуги. Лена замерзала снизу – от Ледовитого моря. Шуга, плывшая сверху, на самом деле надвигалась и нарастала от устья реки. Внизу она уже вымостила просторы Лены крепким льдом. Она гналась за пароходом, загоняя его на юг, в сужающиеся верховья, и запирала за ним путь назад. А вверху не было надежного затона для большого парохода… Лидия уже плохо чувствовала железные высокие поручни, навалилась на них. Сейчас она улетит в широкую, ровно бегучую, бесконечно стремящуюся рябь… Она испуганно схватилась за железо.

Пусть он невиновен перед наукой, зато он виновен перед Лидией Цветаевой. А в чем он виновен?

Но все льдинки стали крупнее, их стало гораздо больше, теперь просто много было их. Теперь уже было очень холодно.

Глава 24

ЛОВУШКА

День за днем тянулись известковые горы. На северном берегу они сменялись низменностями и пашнями.

«Наблюдателю с парохода кажется, что река течет по обширной горной стране», – вспоминала Лидия из Обручева. На самом деле это слабоволнистая плоскость, сплошь покрытая лесом, – если взобраться на одну из этих кажущихся гор. Ей так хотелось взобраться и увидеть!

Быть здесь, так далеко забраться – и все оставить неувиденным на всю жизнь?.. Невозможно!

В одном месте капитан показал Лидии редкость в Якутии – ключ. Хрустальная жилка билась на ложе из чистого льда.

– Когда же успел намерзнуть лед, да еще в таком количестве?

– Он не успел растаять, – сказал капитан, – это прошлогодний лед. Вернее – прошлых лет. Лед ни в одно лето не успевает растаять. Холодный ключ прикрывает его от солнца.

Капитан заметил дурное настроение пассажирки и старался развлечь ее. Однажды он постучался в ее каюту и пригласил Лидию подняться наверх. Лидия вышла.

Пароход входил в ущелье. Почти отвесные утесы поднимались метров на полтораста.

– Вы не боитесь револьверного выстрела? – спросил Алексей Лукич. – Маленький браунинг, пустяки.

Он выстрелил в воду. Почти немедленно со всех сторон поднялась стрельба. Лидия вздрогнула. Стреляли уже не из револьверов, а из ружей.

Выстрелы следовали быстро один за другим и сливались в оглушительные залпы. На палубах появились помощники капитана, успокаивавшие пассажиров. Стрелявших не видно было, и так же не видно было дыма, хотя откуда-то из-за скал начала стрелять легкая батарея, а вслед и вторая. Стреляли оба берега. Артиллерийские залпы сотрясали ущелье. Пароход напрягал все силы своей машины, чтобы уйти поскорее подальше отсюда. Сражение утихло так же внезапно, как началось.

– Наше эхо! – гордо сказал Алексей Лукич. – Стоствольное.

Члены экспедиции занимались разбором собранных образцов и ссорились. Зырянов тоже без конца развертывал бумажки и показывал доломиты с Полной. Все его образцы оказывались раздетыми: бумажки с указаниями места, где взят был образец, лежали ворохом, Таня наблюдала с негодованием, а Лидия – с тревогой.

– Товарищ Зырянов, – не выдержала Таня, – я просто не могу этого больше видеть! Мне жаль вас. Или вы относитесь с полным неуважением к геологии?

– О чем вы?

– Как вы обращаетесь с образцами! Вы все перепутаете. Смотрите, как тщательно Бернард Егорович завертывает каждый образец и не выпускает из рук этикетку, пока не завернет. Все образцы у него лежат на своих этикетках.

– Я уверен, что у Зырянова давно все перепутано, – сказал Сережа. – Но для него это не имеет значения…

Зырянов живо повернулся:

– Хотите попробовать? Перепутайте все образцы. Я не боюсь. Только сделайте на камнях пометки для себя, чтобы вы-то сами не запутались.

– И вы, конечно, обратно приведете их в порядок? – сказал Сергей насмешливо и сразу принялся за работу.

– Не надо, вы все перепутаете! – закричала Таня. – Не позволяйте ему!.. Остановитесь! Довольно!

Зырянов, не задумываясь, определил раздетые образцы. Таня держала этикетки в руках.

– Ни одной ошибки!

– Не верю! – вскричал Сергей. – Покажите!

Он проверил свои знаки на камнях и на бумажках и молча торопливо стал раздевать другие образцы подряд. Таня тревожно следила за ним.

– Готово! – воскликнул Сережа, будто играя в фантики.

Минералы лежали кучей. Зырянов стал брать обломки один за другим и быстро описывать их, указывая, откуда взят образец, остро вглядываясь. Таня едва успевала находить нужную этикетку.

– Все благополучно? – спросил Василий победоносно. Он мог допустить ошибку только у них в нумерации образцов, но никак не у себя в памяти.

О зыряновских образцах нескончаемо спорили и обращались за разрешением споров не к Порожину и Небелю, а к Цветаевой. Лидия сказала, что химический анализ вынесет окончательный приговор зыряновским доломитам, а пока спорить не о чем.

– Они спорят, потому что им холодно, – объяснила Таня.

Геологи начали спорить с утра, чтобы не сразу вылезать из постелей. Они спорили и в то утро, когда пароход подошел к Усть-Куту. Их можно было бы услышать на палубах, но там тоже спорили и кричали: «Обман!»

Пароход стоял. В каютах никто не интересовался этим. Геологи кричали друг на друга, пока не пришел к ним помощник капитана и не предложил срочно вылезть из постелей, так как «Якут» через полчаса пойдет вниз.

На палубах кричали: «Обман!» На сходнях толкались и страшно ругались. Лидия, втянутая толпой, старалась не оказывать ни малейшего сопротивления потоку, подчинялась внезапным его броскам и с некоторым запоздалым страхом думала об этой грозной толпе, в которой она прожила такое долгое время. Десять минут назад это был такой веселый народ, готовый обшутить любую неприятность. Никто бы не догадался…

Кто бы мог предугадать эти беспощадные лица мужчин и необыкновенно злые лица женщин? Все они попали в ловушку и винили того, кто предвидел и не предупредил их честно. Теперь им была «крышка». Они не хотели «крышки». Потерянные женские голоса спрашивали:

– Господи! Да где же это мы?..

– До Смоленска далеко?..

И над всей ужаснувшейся толпой раздался трубный возглас веселого бородача, насмехающийся над «крышкой»:

– Организация убийственной картины!..

Над берегом кучилось не особенно большое деревянное село.

Полчаса спустя пароход бежал вниз, чтобы успеть укрыться в ближайшем затоне до ледостава. Пассажиры сидели на мешках и чемоданах на заснеженном берегу, окруженные младшими жителями Усть-Кута.

Благоразумные сразу ушли в поселок устраиваться жить до наступления зимнего пути или до лета. Менее опытные смотрели с надеждой на баржу и два буксира, тихонько дымившие у пристани. Но баржа была нагружена слюдой, а буксиры только потому стояли, что еще не решили, тянуть ли им баржу обратно или бросить здесь на погибель и самим бежать вниз. Капитаны запросили Якутск и ждали ответа.

Все это сообщил Лидии Небель, чтобы похвастаться своей осведомленностью и распорядительностью.

– Какие это буксиры? – рассеянно спросила Лидия, сама не зная зачем.

– «Повстанец» и «Верхоленец», – с удовольствием сказал Бернард Егорович.

– Очень жаль, – сказала Лидия, чтобы отравить ему удовольствие.

Бернард Егорович поднял брови и побежал дальше собирать информацию, а Лидия вспоминала: молодой капитан Николай Алексеевич, сын бородатого гостеприимного казака, гордого тем, что его отец имел кое-какое отношение к Чернышевскому…

– Кажется, вам пора подумать, как выбраться отсюда, – злопамятно сказала она подходившему Зырянову.

– Я ищу Порожина, – ответил он доверчиво и, очевидно, принял как должное, что она возлагает на него, Зырянова, ответственность за положение экспедиции.

Ему незачем было вспоминать самонадеянные речи в устье Иннях.

– Можно пойти с вами?

Вдвоем они подошли к начальнику экспедиции.

– Вы должны принять меры, Александр Дмитрич, – сказал Зырянов, – не будем мы здесь ждать санного пути.

– Что я могу сделать? – спросил Порожин с вежливой грубостью.

– Вы можете просить правительство Якутии дать приказ буксирам, чтобы они повезли экспедицию на барже.

– Говорят, баржа нагружена доверху слюдой.

– Слюду мы выгрузим и спасем. Без нас она вероятнее всего погибнет.

– Я отказываюсь делать такие предложения правительству.

– Пойдемте в поселок, – предложил Василий Лидии.

– Зачем?

– Чтобы найти помещение. Еще через пятнадцать минут все дома будут забиты до потолков и нам останется рыть землянки.

Глава 25

«ДАЙ БОГ, НО УМЕРЕННО»

Зырянов всматривался в деревянные домики.

– Итак, вы придумали, – медленно начала Лидия, – получить подпись у Порожина. Ни мало ни много!

– Только подпись, – подтвердил Зырянов, – все остальное и разгрузку баржи я беру на себя.

– Только подпись Порожина! – передразнила Лидия. – Вы, следовательно, ничего не придумали для того, чтобы Порожин сел и поехал.

Василий угрюмо спросил:

– Вы согласны пойти пешком?

– Согласна! – с вызовом сказала она.

– И потащите свой багаж?

– И потащу, – сказала она с тайным страхом.

– До Жигалова?

– До Жигалова, – неуверенно повторила она за ним, точно слова клятвы, все значение которой от нее скрыто.

– Пришли! – неожиданно сказал он. – Это подходящий домик.

– Пришли?.. – недоуменно спросила Лидия.

Хозяйка так быстро открыла, словно дожидалась их.

– Только двое вас? – разочарованно спросила она.

– Нас девятнадцать.

– По мне, хоть и все двадцать, всех приму! – обрадовалась.

– Давай задаток, – сказал Зырянов, протянув руку.

И, к удивлению Лидии, хозяйка безропотно положила в его руку пятирублевую бумажку.

– Чтобы не сдала квартиру другим, – объяснил Зырянов Лидии тут же, при хозяйке.

Василий так же быстро договорился с хозяевами двух соседних домов.

– Кажется, мы не спешим идти пешком до Жигалова, – сказала Лидия с неотвязной иронией. – Или Жигалова – это фамилия нашей квартирной хозяйки?

– Сейчас я пошлю телеграмму.

– За чьей подписью?

– Экспедиция Геологического института Академии наук.

– Должна быть подпись ответственного лица, без этого не примет телеграф.

Зырянов молчал.

– Подпишете сами? – спросила Лидия, сдерживая волнение.

– Это я могу, но в Совнаркоме Якутии мою фамилию не знают. Телеграмму бросят в корзину.

– Все равно же ничего больше сделать нельзя… – сказала она и не утерпела, язвительно добавила: – А вам всегда везет!

– Я на телеграф, – сказал он быстро и сразу ушел.

Она пошла на берег звать товарищей на квартиру и, грустя и смеясь над собой, чтобы утешиться, принялась мечтать о том, что произойдет в Совнаркоме Якутии. Помощник председателя Совнаркома доложит о телеграмме…

«Кто это Зырянов? – спросит председатель. – Ко мне приходил начальник экспедиции, профессор, с какой-то другой фамилией».

Помощник положит перед ним номер «Комсомольской правды» и укажет на корреспонденцию: «Экспедиция «Не найди того, знай чего». «Инициатора экспедиции комсомольца Зырянова, энтузиаста – разведчика сибирской нефти, руководство экспедиции вовсе отстранило от участия…» Фамилию Зырянова помощник подчеркнул красным карандашом.

«Имеются о нем сведения, кроме этих?» – спросит председатель.

– Лида, куда ты пропала? – кричала Таня и бежала ей навстречу. – О чем ты замечталась? И даже не видишь – я машу тебе…

Домики Усть-Кута ждали невольных постояльцев. В Усть-Куте привыкли к ежегодному доходу от последнего пароходного рейса. Нынче пароход выбросил небывало много пассажиров. Поселок приютил всех, кто мог уплатить за приют.

На берегу худо одетые люди, не внушавшие доверия хозяевам, устраивали ночлег под открытым небом. Им это было не впервые, конечно.

Весь этот день в Усть-Куте было шумно и всю ночь было беспокойно. Хозяева Усть-Кута не спали, сторожили свое добро.

Утром Василий зашел в домик, занятый девушками. Лидии не было.

– Посмотрите, как у нас хорошо, товарищ Зырянов, – быстро-быстро застрекотала самая маленькая Надежда, – получше, чем в общежитии института!

– Хорошо, – признал он, – так можно жить.

– Конечно, можно!

– Ну, живите, девушки. Счастливо!

– Что это значит?..

– Зашел проститься. Еду в Москву догонять свой курс.

– Девочки, быстро складываться! – скомандовала самая маленькая Надежда.

– Видели баржу? Со слюдой. Тот, кто разгрузит ее, поедет на ней.

– Мы ее разгрузим!

– Девочки, надо зайти за мальчиками! Жалко оставлять их, – сказала Таня.

Они зашли в соседний домик и с энтузиазмом пригласили мальчиков разгружать баржу.

Сережа Луков недоверчиво взглянул на Зырянова:

– Я не бандит. Я такими делами не занимаюсь.

– Сережа, миленький, – сказала Таня, – конечно, вы не бандит, вы геолог! Вам придется иметь дело со слюдой…

– Я помню вашу товарищескую услугу, – сказал Зырянов, – я спешил тогда, вы уступили мне место в лодке. Разве я не понимаю, что вы могли не уступить?

– Конечно, я мог, – сказал Сережа.

– Теперь я предлагаю вам целую баржу. Буксиры получили приказ тащить нас до Жигалова.

– Это замечательно! Я и не знала, – воскликнула Таня – А Лидия знает?

– Еще не знает.

– Как это нехорошо с вашей стороны! Я побегу скажу ей.

– От кого приказ? – недоверчиво спросил Сережа.

– От Совнаркома Якутии. Вы подготовьте всех, товарищ Луков, но к барже не подходить, пока я не скажу.

Люди лежали на своих узлах и взглядывали на экспедиторских без любопытства.

– Граждане! – крикнул Василий. – Кто голова семьи, подойдите. Имею важную новость.

Все триста или четыреста голов окружили его, ибо каждый был главой семьи, состоявшей из него самого, и никто не желал узнать новость с опозданием, да из вторых, корыстных рук.

– Ну, говори! – уже кричали нетерпеливо и грубо.

Василий не спешил. Не они должны командовать, по его плану, а он.

Он неторопливо сказал:

– Я вижу вас всех. Как вы одеты. – Он обвел глазами толпу и сказал: – Посмотрите сами.

И вот многие стали осматриваться с усмешкой, а другие закричали:

– Видели! Говори к делу!

– Как вы обуты. – Василий взглянул на ноги ближайших. – Ясно, что вам надо отсюда выбираться… Выбираться – это не выбирать!

– Это – куль дыму, – сказали наиболее самостоятельные, подошедшие последними.

Они стали отделяться от толпы и уходить.

– Выбирать не из чего. Надо, граждане, запрягаться.

– Дай бог, но умеренно, – сказал одинокий голос среди напряженного внимания.

Стали смеяться, и настороженное недружелюбие к оратору смягчилось.

– Тут едет экспедиция. Буксирам приказано отвезти их в Жигалово на барже.

– Мужики! – внезапно и звонко закричала женщина. – Не отдавайте баржу! Не пускайте от себя!..

В толпе возникло движение, бабы готовы были ринуться со своими пожитками на баржу.

– Уплывут, а нам здесь могила!..

– Тихо, бабы! – грянул голос выстрелом.

Рядом с Василием встал бородач, загорелый под цвет окладистой каштановой бородки. Лицо у него было богатырское. Он с небрежностью оглядел толпу и сказал Василию ободряюще:

– Глаголай.

– Пока экспедиция разгрузит баржу, Лена встанет, – сказал Василий.

– Ясное дело, – заговорили обрадованные мужские голоса, – в полчаса разгрузить надо.

– У них на это зубов не хватит, – сказал бородач на весь берег, на всю Лену. – Они без нас – как мы без них.

Глава 26

ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ НА ЖИЗНЬ

Буйноголосый принял командование над толпой, разбил ее на пятнадцать бригад под началом у геологов. Сотни грузчиков торопливо выносили слюду с баржи. Бригадиры-геологи наблюдали за бережной выгрузкой и переноской слюды и заботливой укладкой ее в безопасности от весеннего половодья.

Несколько часов спустя люди вселились в темный и холодный трюм, отделявший их от ледяной воды всего доской. Бородач сумел заставить толпу внести на баржу багаж экспедиции и выгородить для геологов лучшее место – на середине.

Глухую тьму в трюме вызвездило мерцающими папиросами-самокрутками, и оттого темнота стала еще слепее.

Ворчание реки наполнило трюм. Баржа пошла.

– Урр-ра Зырр-рянову-у! – закричала Таня, стуча зубами.

И четыреста человек во тьме прокричали глухо, но охотно:

– Ура!

И стучали зубами.

Водолей встал на работу.

К ночи буксиры прибили баржу к берегу. Все население поспешно выбралось из плавучего погреба. Несколько сот человек кинулись в крутизну горного берега наперегонки собирать древесную падаль.

Почти немедленно стали загораться костры, но лишь в немногих местах слышен был топор. Владельцы этого инструмента неожиданно приобрели очень важное значение и уже не развязывали свои мешочки с провизией, снисходили к чужому угощению, а сами растягивали огненную линию подлиннее, чтобы привлечь ночлежников побольше. Костер был частной собственностью, и тот, кто не имел топора, должен был купить себе место у чужого костра, чтобы попить кипятку: немного тепла и продление жизни.

Под утро берег посветлел раньше неба. Люди с ругательствами или стонами вытряхивались из пухлого снега и, с трудом разогнувшись, шли на баржу. Снег продолжал падать.

Снег накрыл баржу и накапливался на льдинках, густо заселявших реку; они разрастались на бегу.

Тайга на горах помертвела и притихла. Мегафон с буксира велел пассажирам на барже сбросить снег с палубы, чтобы не тащить лишнюю тяжесть. Плавание возобновилось.

Окоченевшая Таня в отчаянии спросила:

– Но как мы сюда попали, Лида?..

– Я сама не знаю, – устало сказала Лидия.

Четвертая ночь застала их у голого, безлесного берега.

– Ну, давай ночь делить, – провозгласил бородач, – кому больше достанется.

Люди остались на барже, зарылись во все пожитки и все-таки спали, а под их боками, под настилом, хлюпала вода и водолей во тьме выплескивал. Это были привычные к невзгоде люди.

Удушливая и вонючая морозная сырость лишала дыхания. Лидия ушла бы на палубу, если бы не боялась. Под утро она услышала шепотный разговор:

– Друг, эй! Запрягать пора.

Она узнала поразительный голос, усмиривший буйную толпу в Усть-Куте. Бородач говорил, может быть, во сне? Но кто-то проснулся.

– А?.. Кого запрягать?

– Людей.

– Сбежали? – яростно спросил разбуженный Зырянов.

– «Повстанец».

Оба замолчали. Потом Зырянов сказал:

– Теперь «Верхоленец» побежит. Одному ему не вытянуть.

У Лидии застыло сердце.

– Нипочем одному «Верхоленцу». Одно, как ты говорил: запрягаться самим.

– Самим тут не пройти, – сказал Зырянов, – щеки[12]12
  Щеками на сибирских реках называют отвесные скалы на берегах.


[Закрыть] не пропустят.

– Промазали, – сказал бородач. – Был капитан «Верхоленца» в руках, когда он на берег сходил. Подержали бы его до Жигалова, никуда бы не ушли оба.

– Василий Игнатьевич, – тихо позвала Лидия.

Собеседники замолчали.

– Я могу поговорить с капитаном «Верхоленца».

Зырянов зажег спичку. Бородач могучей рукой поднял люк. Они вышли на свежий мороз и вдохнули его, как жизнь.

В незаметном рассвете стал проявляться корпус «Верхоленца». Буксир менял очертания и как будто приближался к барже, зеленый огонек двигался.

– Хочет взять канат, – тихо сказал Зырянов.

Лидия дрожала от холода. Бородач внезапно заорал на всю реку, и воздух дрогнул между гор:

– Эй! На «Верхоленце»!

– Что надо?

– Капитана давай!

– Со мной говори, – сказал мегафон.

– Как звать тебя? – быстро спросил бородач, обернувшись к Лидии.

Бородач закричал так необычайно гулко, что капитан должен был проснуться, если он спал в недрах буксира.

– Боярышня Лидия свет Максимовна с капитаном побеседовать желают!.. Пускай подойдет, – зашептал он, – и ты беседуй, Лида, беседуй! А я с ним справлюсь, как повар с картошкой.

Буксир стал приближаться, и мегафон заговорил другим голосом:

– Лидия Максимовна? Здравствуйте. Кто там на палубе, кроме вас?

– Два товарища. Здравствуйте, Николай Алексеевич.

– Скажите им, чтобы не двигались с места, когда вы будете переходить, – быстро проговорил мегафон, – буду стрелять.

– Смышленый, – свободно сказал бородач и засмеялся.

– Не трогайте его, – сказала Лидия.

– Да отсохни мои рукава…

Глава 27

НАДО ЗАПРЯГАТЬСЯ

Буксир принял Лидию на борт. Николай Алексеевич по ее просьбе допустил также Зырянова. Буксир сейчас же отошел от обреченной баржи. Лидия снова почувствовала холод этой обреченности. Капитан буксира знал, что четыреста человек должны бороться за жизнь.

– Я не знал, что вы на барже, – сказал Николай Алексеевич.

– Мы вас не осуждаем, если вы ничего не можете сделать.

– Без «Повстанца» я один не вытяну.

– Правительство рискнуло обоими буксирами, – сказал Зырянов. – В Жигалове вы должны вмерзнуть.

– И прощай мой «Верхоленец», – сказал капитан буксира.

– Вы имеете право и даже обязаны идти поэтому до конца.

– Я и шел до конца. Без «Повстанца» я не могу идти.

– Мы заменим «Повстанца», – сказал Василий, Николай Алексеевич взглянул без выражения.

– Каждому легче унести на себе свои пожитки, чем тянуть баржу.

– А багаж экспедиции? Погибнет. Это обойдется государству дороже нового буксира.

– На обоих берегах есть щеки, – сказал капитан, – нет сквозного прохода лямщикам.

– У вас хватит каната на оба берега? – спросил Зырянов. – Там, где один берег непроходим, будем перебрасываться на другой берег.

– А там, где оба непроходимы? – спросил Николай Алексеевич и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Это правда, что вы нашли нефть на Полной, товарищ Зырянов?

– Правда, – сказал Зырянов. – Я за это голову положу.

– Он за это голову положит, – сказала Лидия, пытаясь улыбнуться, – это правда. Мы собрали большие коллекции, которые имеют важное научное значение и будут изучаться в Москве.

Николай Алексеевич думал. Лидия и Василий молча ждали.

– Сейчас высылайте лямщиков на правый берег. Потом на левый.

Они вышли на посветлевшую палубу.

– Дайте ему мегафон, – сказал Николай Алексеевич помощнику. – Подайте команду отсюда, – сказал он Зырянову.

Василий поднял трубу и повернулся к барже. На палубе стояло все ее население, и все глаза устремлены были в эту минуту на Зырянова.

Он опустил трубу.

– Пока я не в их руках, они не поверят моим приказам и не исполнят их.

– Как только я подойду к барже, они утопят буксир, – сказал Николай Алексеевич усмехаясь.

– Отправьте канат с нами на берег, – сказал Василий. – Потом скомандуйте им всем на берег. Через час перебросите половину на другой берег.

– Лидия Максимовна, пожелаете остаться на буксире? – робко пригласил сын казака.

– Спасибо, Николай Алексеевич, теперь я сама стану буксиром! – Лидия засмеялась. – Не хочу, чтобы люди меня осудили.

– Эти люди? – Николай Алексеевич чрезвычайно удивился. – Да что вам от их осуждения? Какие же они судьи вам?

– Я не знаю, – искренне сказала Лидия.

Они съехали на берег. Лидия присела на круге каната на снегу.

На барже кричали и спорили, затем гулко прокатился голос бородача, сбивая весь шум, и словно толкнул толпу с палубы. Люди стали сходить по длинной пружинящей доске.

Они сходили с баржи и бежали к Зырянову с решительными, опаленными лицами, сверкая глазами.

– Они не убьют вас? – тихо спросила Лидия.

– Нет. – Василий подумал и повторил более уверенно: – Нет.

Ей казалось, что они сразу собьют его с ног многоголовой, но сливающейся и страшно осмысленной волной.

Они мчались и набегали на худощавого и напрасно такого спокойного юношу возле девушки, сидящей на бунте каната, и обрушились бешеной пеной крика:

– Завел?! Хозяин!

Лидия с облегчением увидела, что к ним бежал буйноголосый.

Василий легко глянул в глаза крикунам и продолжал считать людей на доске, сходивших с баржи. Не отрывая глаз от баржи, он сказал заурядно:

– Посторонитесь, чтобы я видел трап.

Они посторонились и продолжали ругаться так же устрашающе громко, но гораздо спокойнее. Подошли Порожин и Небель.

– К чему эта высадка? – спросил Бернард Егорович.

– «Верхоленец» сам вытянуть не может, – сказала Лидия.

И Василий с облегчением промолчал. Она почувствовала его успокоение и ощутила на себе враждебное ожидание толпы. Это и был момент наибольшей опасности для Зырянова, если бы он принужден был сам ответить на вопрос Небеля.

Она с ненавистью взглянула на Небеля и улыбнулась ему, готовая отразить его дальнейшие бессмысленно страшные выпады. Бернард Егорович воскликнул, издеваясь над Зыряновым:

– Но в таком случае надо спешно возвращаться в Усть-Кут и в ударном порядке грузить слюду на баржу!

Бородач шагал махом и уже слышал их разговор.

– Что вы, Бернард Егорович! Разве народ позволит вам отнять баржу обратно под слюду! – Она говорила это весело и с ужасом подумала: «На что я способна!»

– Вот именно, у тебя на это зубов не хватит, – весело прогремел буйноголосый и встал рядом с Зыряновым.

Толпа угрожающе загудела, послышались возгласы:

– Голову отломаем!

– Отправить самого в Усть-Кут, самоплавом!

Небель побледнел.

– При чем же я? – сказал он мрачным лицам, надвинувшимся вокруг. – Ведь я сыронизировал.

– А я пять лет сыра не зыривал! – заорал обросший человек. – Отходи, пока цел!

Бернард Егорович, не споря, быстро ушел к барже.

Глава 28

НА ПЛЕСУ БУЯНЫ

– У меня к вам несколько слов, товарищ Зырянов, – холодно сказал Порожин. – Пройдемся.

– Нельзя ли вам говорить при всех? – попросил Василий.

– Потому что мы любим шепоток во весь роток, товарищ начальник, – сразу поддержали из толпы.

– Пожалуйста. Я узнал, что вы телеграфировали из Усть-Кута Совнаркому Якутии с безответственной просьбой предоставить для экспедиции баржу, фактически на погибель. Меня поражает подобный поступок.

– Я подписал телеграмму своим именем.

– Не верю, чтобы в Совнаркоме обратили внимание на телеграмму, подписанную каким-то Зыряновым, – перебил Порожин с раздражением.

– Вам в тот день нездоровилось, Александр Дмитрич… Надо было смело принять решение и дерзко, без колебаний, провести в жизнь.

– Верно! – воскликнул бородач.

Порожин, морщась, прикрыл ухо.

– Но я не вижу возможности двигаться вперед. Наоборот, вы завели четыреста человек в пустыню, где они принуждены ждать зимнего пути! – Он неловко взмахнул рукой в сторону толпы, заискивая у нее.

– Ох! – сказали в задних рядах.

– Зачем ждать? – весело сказал буйноголосый. – В Жигалове он нас догонит.

– Но «Верхоленец» не тянет.

– Так мы его потянем! – сказала Лидия и вскочила. – Я во главе лямщиков. Кто размотает канат?..

Она слышала себя, громкий свой голос и вызов – и не верила своим ушам.

– Вот это девка!

Лидия взяла конец каната на плечо. Несколько парней бросились к бунту и покатили канат по затоптанному снегу. Сотни рук схватили размотанный канат и подняли. Теперь назовут его бечевой, как принято у бурлаков.

Буксир загудел. На барже привязали буксирный канат-бечеву. Течение оторвало баржу от берега, бечева натянулась и отвердела струной. Внезапная сила шатнула людскую длинную цепь, все начали оступаться на скользких под снегом камнях. Буксир угрожающе-жалобно запищал.

– А ну, взяли-и! – загудел буйноголосый, перехватив бечеву на плечо следом за Лидией. Он желал перенять на себя ее долю тягости, оставить на ее плече только вес одного метра плетеной пеньки.

Но это зависело и от нее тоже! Лидия продолжала больно сминать плечо канатом. Крепкие ноги уже устали. Она не могла оглянуться, но она знала, что тяжесть баржи почти полностью переняли четыреста плеч, а она тянет самый неподатливый, невесомый груз отсталого, косного сознания, четырехсоткратно одушевленный только единоличной своей нуждой. Четыреста недовольных человеческих душ навалились на ее плечо.

– Лидия Максимовна, ты у нас шишка!

В цепи нашелся знающий бурлацкую терминологию.

– А вы чувствуете, как я тяну вас?

– Чувствуем!

– Тяни-и! – кричал ей мегафон с буксира. – Тяни-и, а не то я тебе… вытяну-у-у! – и ругался.

«Верхоленец» пыхтел и не щадил котла, видимо считал себя все равно потерянным. Из высокой трубы клокотал дым.

– Давай, давай! – покрикивал буйноголосый. – Какая натуга, такая заслуга!

Движение ободрило людей. Работу они любили подстегивать веселым словом, и они уже не унывали.

– А что, Лидия Максимовна, испугали мы вас? – интересовался за ее спиной буйноголосый.

– Я думала, сейчас вот убьют, – откликнулась Лидия, не отказываясь, и ее слова покатились по цепи, доставляя всем необыкновенное удовольствие.

Смех укатился к хвосту и оттуда снова догнал Лидию.

– Слышишь, Лидия Максимовна, что говорят, – сообщил голосистый дядя: – «Дома бурлаки – бараны, а на плесу – буяны».

И опять смех пробежал с его словами назад и вернулся с другими. Кто-то прокричал высоким голосом:

– Сказано собаке: не тронь бурла́ка! Он сам собака.

– А ну, поехали, не бойся! – крикнул буйноголосый.

– Да вить конь езды не боится, а корм боится, – ответили ему.

Бурлаков не то буянов было слишком много в этой цепи, и характер у них был неартельный. Они делали вид, за смехом, что отирают пот со лба, и тайно ослабляли усилие, сберегая свой корм, охотно сваливали тяготу на других. И вот уже вся цепь топталась на месте, а в следующую секунду попятилась. Буксир сердито запищал, но далеко не все поняли, какая им грозила опасность: потерять и баржу и буксир.

Зырянов побежал вдоль бечевы вперед, грозя глазами и ругаясь. Геологи отирали настоящий, бесхитростный – интеллигентский – пот со лба и с любопытством взглядывали исподлобья. Другой Зырянов, незнакомый, жестокий начальник жестокого, нечеловеческого транспорта, помыкал ими.

Он вырвал канат у Лидии с криком:

– Голосина, за мной! – и замотал конец вокруг лиственницы.

Люди сразу сели где попало, радуясь отдыху. Баржа и буксир медленно склонились к берегу. Лиственница дрогнула, Зырянов закричал:

– Все прочь от бечевы!

– Все прочь от каната! – удесятеренным эхом грянул Голосина.

Лиственницу вырвало с корнем и потащило. Свисток «Верхоленца» опять заволновался. Зырянов бежал за деревом, на бегу обрубая канат, затем кинулся к лесу и охватил канатом несколько деревьев сразу. Буйноголосый подхватывал каждое его действие.

Баржу прибило к берегу. Буйноголосый привязал ее другим коротким канатом, постоянно служившим для этой цели, а бечеву освободил и бросил на снег. Вдвоем с Зыряновым тут же присели у деревьев.

– Приходилось бурлачить? – спросил голосистый с уважением.