Текст книги "Вершина мира(СИ)"

Автор книги: Евгения Прокопович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 69 страниц)

Влетела в гостиную, ага, вся мужская половина семейки в сборе. Ой, а рожи-то, рожи! Я обвела собравшихся долгим взглядом.

– Значит так, господа, чтоб не было лишних вопросов, я ставлю всех в известность – я только что выпорола своего раба, до крови, – на меня взирали с явным осуждением, я покривила губы в усмешке. – Кое-кто здесь считает совершенное Владом, детской шалостью, за которую нельзя наказывать так жестоко. Молчать! Пока я здесь говорю. Я не считаю попытку свернуть себе шею детской шалостью, ну, проблемы у меня с чувством юмора! И смею вам напомнить, что никто из вас не возьмется вывозить из-под него дерьмо и менять под лежачим больным простыни. Влад сейчас зализывает раны в амбаре, предвосхищая ваши возражения, скажу, я его туда не отправляла. Ему, видите ли, стыдно идти в дом, потому что все увидят его поротую задницу! И нечего на меня так смотреть! Если кому что не нравится – пишите заявление!

Высказав все это, я круто развернулась и взбежала по лестнице, пролетела коридор и от всей души хлопнула дверью. Рухнула на кровать, зарывшись головой в подушку. Господи, как же я устала... Тихо всхлипывая, потерлась щекой о подушку, смаргивая набегающие слезы. И чего они все так, а? Да, я понимаю, я далеко не идеальна, но могли бы хоть понимание проявить! И Влад тоже хорош! Сначала гадости устраивает, а потом в гордость играет. Стыдно ему видите ли! А меня доводить до обморока не стыдно!?

И родственнички тоже хороши! Стоит сделать хоть шаг в сторону и задавить готовы, своим неодобрением. А стоит им об этом сказать, станут таращить удивленные глаза и мямлить, мол, мы ж против тебя и слова не сказали! Как будто об этом говорить надо, как будто их постных рож недостаточно!

В комнату на мягких лапах пробрались сумерки, стирая очертания предметов и окрашивая окружающий мир в желтовато-серые тона. Успев успокоиться, теперь остро сожалела о содеянном, и старалась убедить себя, что сделала все правильно. Получалось не очень. Да нет, не так – совсем не получалось. Я не должна была так поступать, он же глупый, он не знал, какой опасности себя подвергает.

В дверь тихонько поскреблись. Я настороженно приподнялась на локтях, глядя на закрытую дверь, а потом, решив, что видеть никого не хочу, отвернулась к стенке. Если дорогие родственники все-таки решат заглянуть без разрешения, пусть думают, что я сплю. В этом случае остается вероятность, что меня оставят в покое. Ну, не готова я в данный момент разговоры с ними разговаривать и смотреть на них не готова...

Тихонько прошуршала, приоткрываясь, дверь, я закрыла глаза, чтоб не выпадать из образа. Скрипнули половицы.

– Ань, – позвал Макс. Я молчала, мысленно посылая дорогого друга по известному адресу. Парень помялся, не зная, что делать дальше.

– А-а-аньк! Я же знаю, что ты не спишь.

Вот и молодец, что знаешь, а теперь пошел вон! К моему великому сожалению, Макс читать мысли не умел. Он переминался с ноги на ногу, сопел и шумно вздыхал. Парламентера прислали, мать их за ногу! Папаня не пошел, побоявшись вполне справедливо нарваться, Саха тоже с его советами не сунется...

– Ань, ты, конечно, можешь на меня злиться, но скоро ночь, а твой хм... подопечный до сих пор из амбара нос не показывал.

Я закатила глаза под закрытыми веками, ну не показывал, и что!? Я ж изверг, чего ко мне ходить? Матрас тихо скрипнул, прогибаясь под мужским весом, когда Макс уселся рядом.

– Ань, я понимаю, мы сегодня повздорили, но все же, сходила бы ты, посмотрела, как он там и в дом привела, ночи-то уже холодные.

– Слушай сюда, яхонтовый мой, – не выдержала я, резко садясь на кровати и заставляя Макса от неожиданности отпрянуть и пересесть со всего маху на пол, – я не собираюсь подтирать сопли этому строптивцу, в очередной раз, прошу заметить. Он уже достаточно большой, что бы решать самому и отвечать соответственно за свои решения. А если вам всем так уж невтерпеж, и жалко безвинного страдальца – идите, и сами его оттуда выковыривайте! Можете его облизать с ног до головы и даже на ужин сварить – мне все равно... Слушай, Макс, – не удержавшись, протянула я, – если тебе так жалко Влада, забирай его себе, вот прямо сейчас! На халяву, то бишь даром! Давай, а? Я даже за нотариусом сгоняю и все счета проплачу. Хочешь? Ой, а что это с тобой? Тебе нехорошо? Водички?

Макс ошарашено смотрел на меня снизу вверх и бессильно хватал ртом воздух, у него даже сил не хватало, что б отказаться от такого... хм... слишком заманчивого предложения. Очевидно, дорогой друг представил, на какую каторгу я собираюсь его обречь.

– Не юродствуй, – чуть продышавшись и опять обретя возможность говорить, прохрипел Макс, – ты чего это надумала? Куда я его дену!? У меня же практика и... и Ланс у меня, пусть мы с ним сейчас в ссоре, но как я ему объясню!? Он же мне глаза выцарапает!..

– А вот как хочешь, – расплывшись в улыбке, промурлыкала я, – так я вызываю нотариуса? Я уверена, что ты будешь лучшим хозяином Владу, чем я. Более терпимым и ласковым...

– Аня! Прекрати! – в панике заорал Макс.

Я фыркнула и опять улеглась носом к стене, показывая, что разговор окончен. Макс, охая, поднялся, я чуть повернула голову и, приоткрыв глаз, могла видеть, как мужчина страдальчески морщась, потирает ушибленный зад. Хорошо, но мало!

– Ань, я понял, я дурак. Но Влада все равно нужно в дом... мы уже пытались, – тихо проговорил Макс. – Он ни с кем не разговаривает, только лежит, калачиком свернувшись, даже головы не поднимает. А генерал сказал, что бесполезно, что кроме тебя никого не послушает...

Я обеспокоенно прикусила губу, если Влад уперся, то да, пожалуй, кроме меня его никто не свернет, а ночи действительно уже холодные. Хотя в амбаре и не так холодно, как на улице... А если заболеет? Кто будет возиться с лечением, и думать нечего, и так все понятно. Обида обидой, но и ответственности никто пока не снимал. Я поднялась, и молча вышла из комнаты. Опять этот стервец, пусть и невольно, заставляет всех скакать вокруг себя любимого!

В сенях я столкнулась с Васькой, она поймала меня за руку, притянула к себе и чмокнула в макушку.

– Ты молодец, – похвалила меня тетка, – все правильно сделала. Жаль, меня дома не было, а то б я ему еще и сверху добавила! Ишь, чего удумал, шельмец! И мужики тоже хороши! – Васька только махнула рукой, – Ладно, иди его из амбара выгоняй – околеет к утру.

– Вась, пусть Саха баню растопит...

– Не волнуйся, я уж час назад, как пришла, их с Митей топить отправила.

В амбаре было прохладно и темно. Посидеть здесь с пару часов и вполне можно замерзнуть до зубовной дроби. Я похлопала по стене, нащупывая выключатель. Где-то высоко под потолком вспыхнули несколько тусклых ламп, осветив просторное помещение, разгороженное на закрома, доверху забитые заготовленными к зиме овощами и зерном. На стеллажах, свободной от закромов стены ровными рядами выстроились пузатые банки под жестяными крышками, под потолком, тихо позвякивая от слабого сквозняка, висели косы, цепи и еще что-то, безусловно, нужное в хозяйстве.

Влад обнаружился за буртом с картошкой, он действительно лежал, свернувшись калачиком прямо на голых досках пола. Я мельком осмотрела спину парня и болезненно поморщилась – рубцы сильно опухли и почернели. Долгонько мне еще с этим возиться... Била, как неродного...

– И долго ты будешь свой характер демонстрировать? – поинтересовалась я, сложив руки на груди. – И нервы всем трепать? А ну, вылазь!

– Ничего я не демонстрирую, – с какой-то странной, натянутой интонацией процедил Влад, покладисто выползая в проход.

И эта интонация заставила насторожиться гораздо больше, чем, начни Влад хамить по своему обыкновению. Нахмурившись, дотронулась до мужского плеча. Ну, конечно! Еще б не цедил слова! Раскрой он рот и я непременно услышу, какую звучную дробь отбивают его зубы.

– Бог мой! Да ты ж ледяной весь! Где твои мозги?

– Мне не холодно, – упрямо возразил Влад, – если ты не против...

Парень попятился, намереваясь просочиться обратно в свой закуток и продолжить измываться над собой.

– Я – против! А ну, марш, в баню! Греться! – рявкнула я так, что Влад аж подскочил и все возражения попросту застряли у него в глотке. – Когда отогреешься чтоб домой шел. О твоих выходках мы с тобой наедине поговорим после ужина. Ясно?

– Да, Ань, как скажешь, – пробормотал Влад бочком пробираясь к выходу из амбара.

...Влад лежал ничком на нагретом широком пологе, рассматривая золотистое дерево стен. В каменке едва слышно потрескивали отполированные булыжники, распространяя сухой жар. Сладко пахло травами, нагретым деревом и березовым веником, связки которого отмачивались в деревянном ведерке в углу у двери в парилку. Основательно замерзшее тело медленно отогревалось. Холод и озноб неохотно отступали перед банным жаром. Тихо жаловалась обласканная плетью спина. Влад старался не шевелиться, чтоб не растревожить, и страшно было думать, что придется вставать. Сейчас или позже, но придется в любом случае. Думать вообще не хотелось, хотелось, чтоб пришла Аня, погладила по пылающей щеке прохладными пальцами, взъерошила волосы, пожалела. Но она не придет, уж слишком он ее разозлил, раз взялась плеткой вразумлять. На душе было тоскливо, что он все испортил, что ничего уже не вернешь, и тех легких отношений больше не будет.

Тихо скрипнула дальняя дверь и по помывочной протопали тяжелые шаги. Саха. За долгий месяц Влад научился слышать егеря. Ругать пришел, отстраненно подумал Влад, прикрывая глаза.

– Ну, что, горемыка, отогрелся? – широкая ладонь легла на лоб, пробуя температуру.

– Да, спасибо за баню, – голос скрипучий, совсем не свой. Влад открыл глаза и посмотрел на егеря. Полуголый и босой Саха с перекинутой через плечо кожаной сумкой, попервости нагонявший на Влада страх, сейчас напоминал добродушного медведя. Медведь копался лапой в сумке, в которой что-то стеклянно позвякивало.

– Не за что, – ухмыльнулся Саха, вытащил из сумки темную склянку, отвернул крышку, понюхал содержимое, недовольно подергав носом, снова прикрыл. – Митька, ты там застрял?

– Да иду я, – отозвался тот, боком протискиваясь в дверь. Вид у генерала был не менее живописный, чем у Сахи. Дмитрий Петрович осторожно нес перед собой таз с водой, прижимая локтем к боку стопку полотенец.

– А ты чего глазами хлопаешь? Вишь, какие у тебя няньки нынче – целый генерал и егерь, гроза округи. Поворачивайся.

Влад только хмыкнул, осторожно укладывая себя на живот. Да уж, многое было у него за последние месяцы, но что б братья Романовы собственноручно спину обмывали, да дрянью всякой ссадины мазали, это уж как любит выражаться Наташа – сюрреализм какой-то. Ой-йой! А мазь-то, какая... пекучая! Аж слезы на глаза наворачиваются! По спине текла лава, заливая обжигающие потоки в трещины на коже и нет никакого способа остудить огонь.

– Митька, руки мне слей, да воды-то не жадничай, а то я тебя этими руками за нос потаскаю!

– И что будет? – поддел брата генерал, старательно поливая тому руки из ковшика.

– Да ничего, – Саха плечом оттер пот со лба, – глаза только вылезут и все.

– Да иди ты! – Дмитрий Петрович повесил егерю на шею свежее полотенце, собрал все грязное и, покидав в таз с водой, вышел прочь.

– Квасу захвати, – крикнул Саха вслед.

– Да иди ты! – донеслось из-за двери.

– Давай, поднимайся. Сейчас Митька квасу принесет. Ты сидеть-то можешь?

– С трудом, – Влад, кряхтя, уселся на пологе, стиснув зубы, чтоб не завыть нечаянно.

– Вот и будет тебе наука, что б головой думал, а не другим каким местом, – назидательно пророкотал Саха, опускаясь рядом и прикрывая подрагивающего парня простыней. – Как ты думаешь, за что тебя Анна Дмитриевна так приголубила?

– За ее страх и за мою глупость, – неохотно отозвался Влад.

– Так, да не так. Если б ты Аньку просто напугал, отделался подзатыльником. А так чуть башку свою шальную не свернул, вот за это и наказали, чтоб охоту отбить, этакими забавами заниматься. Понял, парень?

– Понял, – буркнул Влад, низко опуская голову, стараясь не смотреть на Аниного дядю.

– Болит сильно?

– Терпимо.

– Поплакать хочешь?

– Нет, – хохотнув, мотнул головой Влад, удивляясь подобному предложению.

– А то давай, пока начальство не видит. Митька за квасом в дом пошел, так что минут пять у тебя есть. Жилетку не обещаю, а вот свое широкое плечо подставить очень даже...

– Да не собираюсь я плакать! – возмущенно фыркнул Влад. – Вот еще! В жизни и посильнее били!

– Сильнее может быть, но обиднее вряд ли, – Саха легонько щелкнул по носу, чтоб взъерошенный воробей, которого очень напоминал Влад, особо его не задирал. – Руку покажи.

Саха бесцеремонно ухватил молодого упрямца за прокушенную конечность, почти насильно поворачивая к свету. Покачал головой, поцокал языком и, подтянув поближе сумку, принялся шарить в ней свободной рукой. Вытянув из кожаного нутра пузырек, вытащил зубами пробку. Вытряхнул на ладонь несколько белых шариков.

– Подержи!

Саха, не глядя, сунул ему бутылочку. Пальцами, растерев шарики в порошок, егерь осторожно высыпал белое крошево на открытую рану. Сперва показалось, что на запястье капнули расплавленного железа. Через секунду комок принялся жарко пульсировать, разрастаться и потек вверх по руке, пару ударов сердца и уже не только рука, но и плечо превратились в сосредоточие боли, так что спина показалась сущей мелочью.

– Терпи, шалопай, – ворчал егерь, ловко бинтуя раненное запястье, – сейчас легче станет. Грязь в лапу занес, вот и болит.

Вернувшийся генерал сунул Владу глиняный кувшин с квасом и посоветовал не засиживаться. Не задерживаться, так не задерживаться, парень с сожалением передал Сахе нетронутый кувшин и принялся натягивать одежду на влажное от пота тело...

Храбрая рабовладелица малодушно отсиживалась в кухне, пока Васька встречала вернувшихся из бани мужиков и кормила их ужином. Я отчаянно боялась, что своими необдуманными действиями поломала парня. Страшилась увидеть в его глазах того загнанного зверя, что смотрел на меня несколько месяцев назад, его и еще и усталую ненависть. Если это так, я себя в жизни не прощу! Он ведь больше никому никогда не поверит. Да что ж я вокруг себя все рушу-то постоянно?! Я уперлась лбом в холодное стекло окна. Хотелось выть.

– Эй, ты чего это? – В кухню вошла Васена, я видела ее встревоженное лицо в отражении темного стекла. – Ты что, плачешь что ли?

Сердито прошуршала юбка, и теткины руки обняли за плечи.

– Что ты там себе напридумывала? Успокойся!

– Вась, я ж его обманула... – всхлипнула я, – я ему обещала... я не должна была его трогать... я...

– Я – последняя буква в алфавите! – Жестко отрезала тетка. – Что ты себе попусту нервы мотаешь?!

– Он же глупый... Он же теперь меня бояться станет... С ним же всю жизнь хозяева так делали... а он только мне верить начал и я его вот так!

– Ой, ой! Не поверит он ей, бояться станет, – передразнила меня мать двоих сыновей, повернула к себе и фартуком грубовато обтерла слезы. Спасибо хоть нос сморкать не заставила, как пятилетнюю! – Это ты себе нервы тянешь, а он твою трепку нормально воспринял. Наказали, так наказали. Перетерпел и ладно! Да, больно, да, стыдно и не более. Пойми ты, он к этому легче относится и никакими лишними переживаниями голову не забивает. Тем более перепало не просто так, а за дело. И Влад твой это хорошо понимает. Вот только волнуется, что ты теперь в его сторону смотреть не будешь.

– Почему не буду? – шмыгнула я носом.

– Потому что он все испортил, потому что он не человек, а сплошная проблема. Как-то так, – усмехнулась Васена. – Короче, маетесь вы дурью, молодые люди. Одна тут стоит, рыдает, другой там, – она ткнула пальцем в потолок, – места себе не находит. Он-то ладно, ему пострадать полезно, раз виноват, а ты завязывай! Выпорола, и правильно сделала! Риск дело хорошее, и для мужика даже полезное, но головой иногда полезно и думать, а не только совать туда, где оттяпать могут! И оболтусов всяких слушать не всегда стоит. Пусть знает, что твои нервы проверять, тоже опасно для здоровья, что ты живой человек, а не робот бездушный! Успокоилась? А теперь марш наверх и скажи, что простила охламона.

Понукаемая Васькой я, умылась холодной водой, и потопала наверх. Тетка права, это я сама себе проблем навыдумывала, а Влад действительно ко всему проще относится и никакого душевного надлома из-за этой порки не испытывает. Ну, доктор, и кто кого наказал?! Я хмыкнула и покачала головой, радуясь, что возвращается обычный для меня сарказм.

Дверь в нашу комнату была приоткрыта, я тронула ее кончиками пальцев, собираясь открыть, но в последний момент остановилась. В комнате слышалось невнятное шевеление.

– Что я тебе говорил, – тоном прорицателя спросил Арсений, – нечего перед ней выпендриваться, вон чего вышло!

Ой, доооктор, подслушивать нехорошо! Нехорошо, нехорошо, а хочется!

– Ага, – согласился Влад, – думал, убьет.

– Вот– вот, – кивнул Сеня, – и от мамани тумаков отхватил. Кстати, зря ты все это затеял.

– Мне хотелось, что бы она на меня посмотрела, – признался Влад, – а то все со своим Максом носится. Максюшенька то, Максюшенька это, – начал кривляться он, подражая мне.

– Подожди, – остановил его пораженный Сенька, – ты что ж, действительно Аньку к Максу ревнуешь?

– Не ревную я никого, – обозлился Влад до того, что почти выкрикнул последние слова, но потом захлопнул рот, и продолжил почти шепотом, – просто мне не нравится, когда этот хлыщ вертится вокруг нее.

– Если он крутиться вокруг нее, это ничего, а вот если он закрутится вокруг тебя, вот это будет беда, – хохотнул Сеня.

– Что ты этим хочешь сказать? – не понял Влад.

– Макс, как бы тебе это сказать, ну... он не любит женщин.

– А кого же он любит? – совсем зашел в тупик Влад.

– Он любит мужчин, – разъяснил Сенька с таким видом, будто это было всем известно и только у Влада хватало тупости не понять.

– Так он что...

– Ага, – обрадовался Сенька, что до нового друга все-таки дошло.

– А с виду нормальный мужик, – вроде бы разочаровался Влад в Максе.

– А он и есть нормальный, – вступила я в разговор, распахивая дверь и заставляя сплетников подпрыгнуть, – в отличие от некоторых, – я красноречиво глянула на Влада.

– Кажется, мне пора убираться отсюда, – Сенька легко спрыгнул со стола, – а тебя, кажется, ожидает еще одна разборка.

– Иди уже, балабол, – буркнула я на Сеньку.

Сенька выскользнул из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Стоило нам остаться наедине, как с Влада тут же слетела вся уверенность, плечи поникли, а руки вытянулись по швам. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, разглядывая колышущуюся под легким ветерком штору и ожидая нового начала пыток.

Я молчала, не спеша раскрывать рта. Со стороны это могло показаться форменным издевательством, но я впервые не знала, что следует говорить. Что же мне делать?! Нельзя сказать слишком много, но он должен понять... Ну, доктор, что он должен понять!? Что стал важнее всего? Что перепугалась за него до обморока? Черт, да ему досталось много больше тебя! Мне стало стыдно за свое бешенство. И чего так разошлась? Живой – и хорошо! Радуйся, дура! Я медленно выдохнула. Но, раз уж взялась играть в хозяйку, доигрывай до конца. Чтобы до кое-кого дошло окончательно нужно не только хворостиной помахать.

– Так, так, так, – я обошла парня кругом, он стоял, не шелохнувшись, не решаясь поднять на меня глаза. – Мне бы очень хотелось знать, ради чего ты сегодня пытался свернуть себе шею? Нет, я понимаю, своей жизнью ты не дорожишь, считая ее чем-то не заслуживающим внимания, я понимаю, что на меня тебе наплевать тоже...

– Нет, – перепугавшись, вскинулся он.

– Что – нет?! Что нет, я тебя спрашиваю?! Нет, мне наплевать на свою жизнь? Нет, мне наплевать на тебя?

– Мне на тебя не наплевать, – судорожно сглотнув, выдавил он.

– Наплевать, – упорствовала я, – потому что если бы тебе было не наплевать, ты не позволил бы себе так глупо рисковать собой! Если бы было не наплевать, ты не стал бы вести себя, как сопливый мальчишка! Ты бы вспомнил, что совсем недавно я сутками сидела у твоей кровати, боясь в сортир отойти! Но нет! Зачем!?

– Я ожидала от тебя многого, – тихо и безмерно устало продолжила я, – но я не думала, что ты способен на такое...

...Каждое слово, сказанное ею в странно напряженной тишине комнаты, впивалось острыми шипами в незащищенный костями мозг. Так, что виски сдавило тяжелой болью. Выходит, Саха прав, и она не злилась? Выходит, она перепугалась настолько сильно, что забыла обо всем, даже об обещании не поднимать на него, Влада, руку? В это верилось с трудом. Ну не может, не должна хозяйка так испугаться за раба!

А так же хозяйка не может сидеть сутками у кровати больного, не может закрывать собой, не может рисковать тем, что ей дороже всего, своей обожаемой работой, чтобы вывезти раба подальше в попытке защитить! Ну, чего еще хозяйка не может? Насмешливый вопрос заданный самому себе, заставил щеки залиться мучительным румянцем и еще ниже опустить голову. Боги, как же стыдно!

Любые слова, любые мольбы о прощении, показались глупыми и недостаточными. Не было таких слов. Но он должен их найти, должен вспомнить, потому что эта девушка она больше, чем... Он сделал единственное, что мог, медленно опустился на колени.

– Прости, – выдохнул мужчина, сквозь непослушные губы, чувствуя, как глотку сжимает болезненная судорога, а глаза начинает странно жечь...

Ну, что – доигралась?! Да что же это ты делаешь, черти бы тебя побрали?!

– Владушка... – позвала я, парень молчал, только плечи едва заметно подрагивали.

Я подошла к нему осторожно, почти невесомо, потрогала по волосам.

– Владка, как же ты меня напугал! Я же думала, с ума сойду, когда увидела, как ты упал, а Гром чуть не растоптал тебя. Я же чуть не умерла на этом чертовом выгоне... – я обняла его, притянула к себе, успокаивающе гладя короткий ежик волос над самой шеей. – Не надо так больше делать. Слышишь меня? Никогда. Чтобы ни случилось оно тебя не стоит, не стоит твоей жизни.

– Ты... ты меня простишь? – он медленно поднял голову, глядя на меня снизу вверх, и его глаза подозрительно блеснули.

– Конечно, глупый, – я сморгнула непрошеные слезы, горячая капля скатилась по щеке и упала ему на лоб. Сильный мой, смелый, безрассудный. И такой...

На сосне за окном гулко ухал филин. Я смотрела в темноту, слушая мерное дыхание спящего мужчины. Надо спать. Завтра будет трудный день. А сон все не шел. Стоило закрыть глаза, я видела Влада, распластанного на жесткой, изрытой копытами траве. Тихий стон с соседней кровати заставил подскочить.

– Тшшш, – я присела рядом, положив руку на горячее плечо.

– Ань? – полусонно спросила темнота.

– Я здесь.

– Не уходи...

– Не уйду, спи.

Я забралась под его одеяло, обняла, привычно погладив по животу. И наконец-то смогла уснуть.

Глава 11.

Вылетали, когда на Бору опустилась ночь. 'Беркут', перегнанный из леса и уже готовый к старту, поблескивал обшивкой в лучах мощных прожекторов. Генерал с Максом улетели еще вчера, увозя с собой равнодушного ко всему Олега.

Растерянно прощальным взглядом обвела комнату, тщетно вспоминая, не забыла ли чего. На душе было пакостно, впрочем, как и всегда, когда приходилось улетать. Может оттого, что Сахина семья хоть как-то походит на нормальную, в отличие от нашей, но скорее оттого, что это единственный дом, который знала. Я присела на кровать и с силой прижала ладони к глазам, стараясь унять подступившие слезы.

– Ань, нам пора, – в комнату заглянул Влад.

– Да, сейчас иду, – кивнула я, не отнимая ладоней от глаз.

– Эй, ты чего? – забеспокоился он и, подойдя, присел передо мной на корточки, осторожно отнял мои руки от лица. – Ты плачешь, что ли?

– Нет, совсем нет, – я выдавила слабое подобие улыбки.

– Конечно, нет, – мягко согласился он, стирая пальцем предательскую влагу с моей щеки.

То, чего я боялась, так и не случилось. Все четыре дня, что прошли с того злополучного вечера, я с тревогой заглядывала в глаза Влада, до влажных ладоней опасаясь увидеть отголоски прошлого страха или отчуждения. Ничего. Мудрая тетка оказалась права. Парень перестал вспоминать об учиненной над ним расправе, едва смог ходить прямо и не морщиться, вставая, восприняв все происшествие с философским спокойствием. Еще и утешать пытался, когда мои душевные терзания заходили слишком далеко, искренно недоумевая, из-за чего я так переживаю. А я, как ни старалась, не сумела объяснить непонятливому, что не имела права так поступать. На что Влад неизменно фыркал – имела, не имела, какая разница, если все уже прошло и даже почти не болит. Толку изводить себя из-за прошедшей грозы!?

– Ань, пора, – напомнил Влад, вырывая меня из тяжелых мыслей, и потянул за руку, вынуждая подняться.

Провожать вышли только Саха с Васеной. Сенька, неловко попрощался у порога, сказав, что не силен в кривлянии у задраенного люка.

– Ты, парень, держись, – напутствовал Влада Саха, хлопая того по поджившей спине и заставляя едва заметно морщиться, – и попытайся не влипать в неприятности и Аську не дергай. Если я узнаю, что ты ее обидел, то приеду и голову тебе отверну. А я свои слова на ветер не бросаю.

– Я помню, – хмыкнул Влад, поведя плечами.

– Вот и хорошо, – рассмеялся дядя, сильно сжимая большими ладонями его плечи.

– Только, – Влад лукаво глянул на Саху, – вам придется вставать в очередь за Дмитрием Петровичем, да и поторопиться придется шкура-то у меня одна, а охотников за ней тогда будет много.

– Ты посмотри, – весело кивнул Саха жене, – он уже шутить пытается. Иди сюда, – Саха притянул его к себе, крепко обнял.

– Поди прочь, лешак! – оттеснила Васька егеря, погладила Влада по волосам, – Ты обещаешь приехать к нам еще раз?

– Да, – шмыгнув носом, несмело улыбнулся, непривыкший к столь бурным проявлениям чувств, Влад.

– И только попробуй не сдержать обещания, – шутливо пригрозила тетка и повернулась ко мне, – А ты Анька, держись. И помни, ты моя самая любимая девочка. Слышишь? Все, пошли вон противные дети, иначе я вас не отпущу.

Я кивнула и взбежала по трапу, где уже ждал Влад.

– Ань! – окликнула меня Васена. Я обернулась. – Ты за Олежкой там пригляди, хорошо? Я что-то волнуюсь.

– Конечно, пригляжу, Вась, все будет в порядке, – я тряхнула головой и, напоследок помахав рукой, задраила люк.

Я устроилась в кресле пилота, а Влад привычно занял место штурмана. Пристегнувшись, щелкнула тумблером и несколько минут слушала, как прогреваются двигатели, плавно потянула на себя штурвал. 'Беркут' чуть вздрогнул, повинуясь моей команде и начал медленно подниматься вверх. Я сделала прощальный круг над домом Сахи, Влад не удержался и прилип к иллюминатору, чтобы в последний раз глянуть на две фигурки, освещенные яркими лучами прожекторов.

– Прекрати скакать и пристегнись, – нетерпеливо велела я, – идем на взлет, и будет перегрузка, иначе нам не хватит топлива до станции.

Влад нехотя уселся обратно и, пристегнувшись, отвернулся от меня. 'Беркут' взвыл всеми двигателями и, круто задрав нос, помчался навстречу звездам. Кратковременная перегрузка с силой вдавила в подушки кресла.

Девять минут, корабль выскочил из атмосферы, а Бора стала похожа на огромный изумрудный детский мяч. Выйдя на внешнюю орбиту, отключила двигатели, позволяя 'Беркуту' свободно дрейфовать. Настроившись на маяк станции, уточнила координаты и принялась за навигационные расчеты. Хмурый Влад заерзал в кресле, собираясь вставать.

– Вернись на место, – остановила его я, не отрываясь от приборной доски, – сейчас включим ускорители и полетим домой.

Едва вышли на заданную траекторию парень отстегнул ремни и молча покинул рубку. Я проводила его сочувствующим взглядом, всегда тяжело покидать место, где, несмотря на все трудности, успел прижиться.

Связавшись с диспетчером станции, сообщила предположительное время нашего прилета. Диспетчер зафиксировал данные и ответил, что нас будут ждать на двенадцатой площадке. Заканчивая переговоры, попросила переключить меня на Наташку. На экране появилось недовольное Наташкино лицо, и она уже открыла рот, что бы отчитать позднего визитера, но увидав меня, подруга расцвела искренней радостью.

– Привет! – пропела она, сдувая непослушную прядку со щеки.

– Мы уже вылетели, – обрадовала ее я.

– Как у вас там?

– Все замечательно, – хмыкнула я и рассказала ей, что случилось за последний месяц и почему мы так задержались. Когда речь зашла о том, что папаня сам затеял расследование и пропадал где-то три дня, с удивлением отметила, что Наташкины глаза беспокойно блеснули. Но она быстро придала себе излишне равнодушный вид. Такое поведение подруги меня немного смутило.

– Как Дим-м...митрий Петрович? – поспешно и как-то испуганно поправилась она.

– Нормально все, – медленно проговорила я, более внимательно наблюдая за ней, – что с ним станется. Он прилетит немножко позже нас.

– Да? – раздосадовано подняла она одну бровь.

– У него на корабле больной подросток, – напомнила я, – им нельзя идти слишком быстро.

– Хорошо, я вас встречу, – вздохнула подруга.

Я откинулась на спинку кресла, задумчиво постукивая по губам, умолкшим наушником. Наташка ведет себя в высшей степени странно. Ее никогда не волновал генерал, более того, подруга не упускала возможность побольнее поддеть бравого полицейского. А если вспомнить, как бравый генерал рвался домой и сопоставить эти два явления... Или я дурак, или между ними что-то произошло за время моего отсутствия. Только вот интересно что? Может, она его тогда сковородкой все-таки хватила, и у папани мозги повернулись? Что он там сказал – 'вообще-то она ничего' – так, кажись. Да что же это... да как же!? Я слегка растерялась от озарившей догадки, чувствуя, как ворохнулась потревоженная детская ревность. Как они могли? Мой папа и моя лучшая подруга? Что это вы так всполошились, доктор? Даже если между ними что-то и есть, то вам, собственно, какая разница? В конце концов, ваш папенька и без того потратил свою жизнь на ваше воспитание и теперь имеет право на личное счастье. Имеет, пришлось соглашаться мне со своим сарказмом, здраво рассудив, чтобы ни случилось меж ними, следует воспринимать, как данное. В конце концов, Наташка, как мачеха предпочтительнее, чем какая-нибудь мадама со стороны.

Грохот откуда-то из глубины корабля, заставил позабыть обо всем и подхватиться с кресла, не раздумывая броситься на выручку. Зная Влада вполне можно полагать, что парня завалило встроенной в стены мебелью. Залетев в каюту, я тихо выдохнула, вполне живой и раздраженный Влад запихивал в шкаф обвалившуюся полочку. Я тихонько постучала в открытую дверь, разглядывая наведенный им кавардак и разбросанные по полу вещи.