Текст книги "Вершина мира(СИ)"

Автор книги: Евгения Прокопович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 69 страниц)

– Ясно, – я сосредоточено вязала узлы, – Саха, как ты думаешь, ты с братом своим справишься?

– Смотря, на каких условиях, – пожал Саха левым плечом.

– Здесь у тебя.

– Ну, здесь, я, пожалуй, его уложу, а к чему эти вопросы? – подозрительно сощурился он.

– Только не дергайся, – попросила я, – папа приедет где-то в конце недели, он обещал тебя убить.

– Димка не медведь, – философски заметил Саха и расслабленно откинулся, – одолею как-нибудь. Я уж думал серьезное что.

Дальше я работала молча. С егерем я провозилась не менее сорока минут. Какой бы медвежонок не был маленький, а продрал до кости. Закончив зашивать, я взяла приготовленный заранее шприц и спрятала в карман. Так просто Саха уколоть себя не даст. Тем более снотворное. Больному нужен покой, а зная Саху, ни о каком покое речи не пойдет. Я помогла мужчине сесть, замазала швы заживляющей мазью и принялась туго бинтовать. Конечно, можно прикрыть салфеткой, закрепив по краям пластырем. Но Саха убьет меня, когда придет время снимать повязку, а вместе с ней выдирать добрый клок шерсти с его исполинской груди.

– Ты закончила? – поинтересовался он, видя, что я надежно закрепила повязку, и собрался сползать со стола, уже прихватив свежую рубашку.

– Подожди минутку, остался последний штрих, – попросила я.

– Что еще? – недовольно буркнул он.

– А вот что, – я сделала быстрый укол в его плечо.

Обманывать нехорошо, а что делать? Заставить Саху повернуться на бок, да еще при мне заголиться и несколько секунд полежать спокойно, это утопия.

– Это еще что такое? – заревел егерь на всю округу, гневным взглядом сверля шприц в моих руках.

– Ничего, – пожала я плечами, – всего-навсего снотворное.

Саха с минуту буравил меня свирепым взглядом, а потом изрек заплетающимся языком:

– Я тебе ноги повыдергиваю, пигалица.

– Обязательно, – не стала я спорить, – а теперь поднимайся и шагай в свою комнату, пока идти можешь.

– Я его провожу, – вызвалась Васена, всеми силами старающаяся сдержать улыбку.

Убедившись, что они благополучно достигли второго этажа я вернулась к Владу, все это время сидевшему на подоконнике и со скучающим видом и качающего ногой.

– Ну что, молодой человек, теперь вы, – я указала ему на кресло.

Влад переместился на указанное место, с тревогой глядя на две оставшиеся упаковки с нитками.

– Ань, а тебе ниток хватит? – высказал он вслух свои опасения.

– Не волнуйся на тебя достаточно, – я повернула лампу, – здесь всего четыре аккуратные царапинки.

Я старалась шить как можно аккуратнее, чтобы не осталось потом сильно заметных шрамов. Да еще и Влад мешал, как мог.

– Аня, – взмолился, наконец, он, – может, можно побыстрее, а? Я не обедал, есть охота.

– Еще минутку, – пробормотала я, накладывая последний шов и призывая себя к терпению.

– Все. Можешь идти кормиться, – разрешила я, заклеивая швы пластырем, – Как поешь, сразу наверх в постель и отдыхать до завтра. Если увижу хоть какую-то активность, вкачу снотворное, как и Сахе.

– Как скажешь.

...Влад, так долго мечтавший об отдыхе и неожиданно получивший его, едва не свихнулся от безделья. По словам Ани, ему можно только есть, и спать, ну, еще выходить на улицу и как старому деду сидеть у дома на лавочке. От нечего делать Влад все чаще присматривался к своему рюкзаку. Его не тянуло, нет. Просто, как и любому другому не в меру любопытному человеку было интересно – уколись он сейчас, что будет? Ведь это всего один раз. За раз-то привыкнуть не успеет.

Повинуясь желанию и, совершенно не думая о последствиях, Влад, воровато оглядываясь, порылся в своем рюкзаке и извлек из него пару ампул и шприц. Завернув все это в большое полотенце, отправился в ванную комнату.

Хорошенько запер дверь, пустил воду, чтобы никто не мог подслушать, чем он занимается. Закатал штанину, решив, как и в прошлый раз колоться в щиколотку. Остроты ощущениям прибавляло еще и осознание, что все находятся дома. Совсем рядом, за тонкой перегородкой двери. Сделав укол, сразу спрятал шприц-пистолет и ампулы в карман. Не дай Бог забыть здесь что-то из этого. Посидел с минуту, не шевелясь и ожидая, когда накатит. И накатило... но совершенно не то, что ожидалось. Никакой легкости и в помине не было.

Сознание заволакивал липкой паутиной страх. Черный, непролазный, как лес ночной порой. Все внутри похолодело и, кажется, оборвалось, падая неизвестно куда, будто и границ тела Влада не существовало больше. Комната, противореча всем законам физики, полетела в тартарары вслед за внутренностями. Он попытался ухватиться за что-нибудь рукой, но руки у него уже не было. Не было ничего, только черная пустота вокруг. Пустота начала сжиматься, обещая раздавить малюсенькую песчинку, именуемую Владиславом Романовым, не понятно как затесавшуюся в этот строго ограниченный вакуум. Влад зажмурился, стараясь не заорать благим матом.

Открыл глаза. Все было на своих местах, и падать никуда не собиралось. Парень вжался спиной в стену, хрипло, прерывисто дыша. Приступ страха прошел так же внезапно, как и начался, оставляя неприятное ощущение, будто кто-то темный и страшный продолжает стоять за левым плечом, поминутно стараясь заглянуть в лицо.

В сопровождении неотвязного незваного гостя, упорно маячившего за плечом, Влад добрел до своей комнаты. Повалился на кровать, зажав меж коленями дрожащие руки, зарекаясь больше никогда и близко не подходить к наркотикам. Когда дрожь немного унялась, стянул с себя одежду, сбросив ее, как попало на пол, забрался под одеяло, укрывшись с головой...

Болеющие мужчины это стихийное бедствие. И если Влад, тяготившийся излишним вниманием, проблем почти не доставлял, то Саха вдохновенно изображая умирающего, мастерски изводил окружающих капризами.

Медвежонка Васька хоть и грозилась прогнать, но оставила и принялась выкармливать из соски. Зверь быстро освоился, определив Ваську в мамки, везде таскался за ее юбкой. Единственное чем досаждал так это своими проказами, чуть зазеваешься, оставив неплотно закрытой дверь в комнате, и... все пропало. Мелочь просачивалась в щель и устраивала кавардак.

От нечего делать я еще раз провела ревизию в чулане на чердаке и обнаружила там старинный медицинский справочник с рисованными вручную картинками, я примерно прикинула, что стоимость этого куска бумаги обтянутого первоклассной кожей с инкрустацией, на межгалактическом аукционе исчисляется цифрой с пятью, а то и с шестью нулями. Я показала свою находку Сахе. Но он был не в духе из-за вынужденного бездействия и находку не оценил, предложив отправить на растопку камина.

Я пролеживала дни напролет, в гамаке на веранде и разглядывала полуистершиеся от времени иллюстрации. Читала текст, написанный странными витыми буквами, смеясь над ним, как над сборником анекдотов, поражаясь наивности далеких предков. С каждым днем книга забавляла меня все меньше. Сидеть на месте хорошо, но надо дела делать. Нужно за Сенькой идти, а как это сделать, что бы ни Саха, ни Влад не увязались? У Влада уже рука поджила, я вчера сняла швы, и он мается от безделья, слоняясь, то по дому, то по двору.

Саха из-за швов сидит дома и в лес не ходит. Засядет возле окна с неподвижностью древнего Сфинкса и зыркает по сторонам глазищами, как филин из дупла. Соберешься куда, так вопросы сразу ненужные возникают куда, да зачем. Черт бородатый, никуда от него не скроешься, надоел пуще редьки пареной! Назойливо посещала мысль, что его надо чем-то отвлечь, а как это сделать, ума не приложу.

На дворе послышались звонкие удары топора, меня как ветром снесло с кровати, для Олега время еще раннее, значит это Саха, или Влад и кому-то из них я сейчас отверну голову.

Я высунулась из окна. Ну, конечно! Влад как раз замахнулся топором над очередным поленом, повязка на руке съехала до локтя и едва зажившие рубцы ничего не держало. Вот зараза, я же сказала никаких физических нагрузок! Я дождалась, пока топор опустится на поленце, и оно развалиться на две ровные части.

– А ну, положь топор, – рявкнула я, – и иди сюда, живо!

– Что такое? – Влад быстро поправил повязку и удивленно уставился на меня.

– Бить тебя буду!

Он растерянно воткнул топор в чурку, через минуту уже нарисовался в комнате.

– Что я опять не так сделал? – поинтересовался он.

– И ты у меня еще спрашиваешь? – зашлась я в праведном негодовании, – Я тебя что просила?

– Руку сильно не поднимать, на озеро не ходить, на деревья за орехами не лазить, к медвежонку не подходить, Арка не злить, – заунывно принялся перечислять он, – я ничего не забыл?

– А ты что сейчас делал, окаянный?

– Дров решил наколоть, – пожал плечами он, – ты же вчера швы сняла.

– Снимай бинт и если, не дай бог, разошелся хоть один шов, – погрозила я пальцем, – живым ты отсюда не выйдешь.

– Анька, да у меня от безделья скоро крыша поедет. А у тебя органическое неприятие физического насилия, – напомнил он.

– Для тебя я сделаю исключение, – пообещала я, наступая на него, Влад проскочил мимо меня и кинулся к окну.

– Помогите! Убивают! Карау-ул! – Противно запищал он, чем, естественно, вызвал у меня взрыв смеха. Он повернул ко мне серьезное лицо и придушенно прошептал, – не убивай меня, я тебе еще пригожусь.

– И что ты орешь как потерпевший? – все еще смеясь, осведомилась я.

– А ты когда смеешься не опасная, – удовлетворенно хмыкнул он, усаживаясь на подоконник.

– Ладно, живи, – смилостивилась я, – только окажи мне небольшую услугу.

– Предлагаешь выкуп за спокойствие? – он лукаво глянул на меня из-под длинных ресниц.

– Примерно, – согласилась я, – так вот, мне нужно кое-куда отлучиться, суток на двое. Дело у меня образовалось небольшое и мне надо, чтобы мое отсутствие, оказалось, по возможности незаметным. Ты меня прикроешь и Саху временно отвлечешь. Мне главное, что б он не потащился за мной следом. Если будет спрашивать, куда я делась, скажешь, к примеру, что я к старцу пошла, к отшельнику, Никанором его зовут. Запомнил?

– Ладно, – он почесал нос, – попробую. Ты, когда уходить собираешься?

– Завтра с рассветом.

– Осталось только решить один вопрос, – он свел брови у переносицы, изображая крайнюю сосредоточенность, – ты от меня отстанешь авансом или только после того как завтра утром уйдешь?

– Авансом, авансом, – пообещала я.

Уходя с Олегом в город Влад, по своей расхлябанности, неплотно закрыл дверь, и медвежонок, забравшись в нашу комнату, перевернул все верх дном, разорвал мой рюкзак, а рюкзак Влада утянул. Когда я поднялась наверх и увидела разгром, то единственным желанием было все-таки пристрелить парня. Но, помня свое обещание оставить его в покое, не стала донимать нотациями.

Вечером, когда мы пили чай в ожидании ужина, в дом ввалился злой Саха. Не сняв ботинки, что было опасно для жизни, подошел к столу и кинул на самую середину то, что осталось от рюкзака Влада.

– Твой? – грозно спросил дядя, хмуро наблюдая за парнем.

– Мой, – подтвердил Влад и почему-то напрягся.

– Значит и это твое? – в голосе Сахи послышались металлические нотки, он извлек из рюкзака упаковку с ампулами, в ней не хватало несколько ампул, и три электронных походных шприца.

– А... – замялся Влад.

– Дровалл, – прочитала я на упаковке, меня обдало горячей волной, – Влад, что это? Откуда?

– Ты колол? – с деланным спокойствием поинтересовался егерь. Я едва удержалась, чтоб не втянуть голову в плечи. – Я тебя спрашиваю, ты колол!?

– Да, – тихо прошелестел Влад.

– Ты идиот!!! – все спокойствие Сахи мигом слетело, выпуская на волю леденящую ярость. – Ты понимаешь, что подохнуть мог?!

– Я не...

– Ты помнишь, о чем мы говорили в первый день? – не давая Владу оправдаться или объяснить, егерь схватил его за волосы и резко дернул, что позволило заглянуть парню в лицо, – я тебя спрашиваю: ты помнишь?

– Да, – прохрипел Влад, жмурясь от боли, – я все помню.

– Хорошо, – Саха так же резко отпустил парня, и он, не удержавшись, ткнулся лицом в стол.

– Аня, я не... – забормотал Влад, вытирая рукавом кровь, текущую из разбитого носа.

Саха не дал ему договорить, схватил Влада за шиворот, вытащил из-за стола и толкнул к двери. Я дернулась, пытаясь подняться, но на мои плечи легли Васькины руки и удержали на месте. Я вопросительно подняла на нее глаза, она лишь молча покачала головой. Конечно, я понимаю, что она права, но... Как разорвавшийся снаряд хлопнула входная дверь, а я бессильно откинулась на спинку стула.

– Саха его запорет, – я закрыла лицо руками, – почему ты меня остановила?

– Саха хоть и дурак, но не до такой степени. К тому же, за все надо платить, – пожала плечами Васена, – Влад прекрасно знал, на что идет, храня у себя эту дрянь. Тем более, твой дядя не преувеличивал, говоря, что парень мог попросту умереть. Саха его травами все это время выпаивал.

– Наверное, ты права, – неуверенно ответила я, хотя и считала слова тетки достаточно жестокими.

– Так, значит ужинать, как я понимаю, никто не будет, – Васька собрала со стола недавно выставленные тарелки.

Я оставила ее реплику без ответа, и потянулась к нагрудному карману, нащупывая там полупустую пачку сигарет.

...Егерская лапа крепко держала Влада чуть выше локтя. Захотел бы – не вырвался. Саха волок провинившегося молодого человека на конюшню. Ни о каких смешных боях уже и речи не шло. Влад покосился на Аниного дядю, и внутренне содрогнулся от холодной ярости плещущейся у того в глазах. И хотя Влад понимал, что то, что должно произойти справедливо, был готов наизнанку вывернуться, лишь бы отдалить неизбежное. Если егерь возьмется за него в таком состоянии – живым Владу из конюшни никак не выйти. Он прекрасно помнил, что случается, когда тот, кто имеет право, берется за подобное дело с этим блеском в глазах.

Саха затолкнул его в один из пустых денников, где хранили сено. Влад, не устояв на ногах, ткнулся лицом в не успевшую еще толком высохнуть траву. Дальше все произошло настолько буднично, что парень не успел ни испугаться, ни опомниться, оказавшись плотно прижатым к полу, посыпанному желтым песком, с задранной на голову рубахой, да так умело, что и руками не пошевелить, а пояс брюк опустился гораздо ниже положенного. 'Стыдобища-то какая!' – безразлично промелькнуло в голове. На него обрушился первый удар, от которого перехватило дыхание и из глаз помимо воли брызнули слезы, вытесняя из головы все мысли и заставляя сосредоточиться на том, чтобы не заорать и малодушно не запросить пощады у этого гиганта, со всей своей медвежьей силой охаживавшего Влада хлыстом.

Спустя несколько минут все было кончено, Саха отшвырнул хлыст, с некоторым сожалением оглядывая творение своих рук. По мере того, как уходила злость, ее место занимало сочувствие, граничащее с жалостью. Мальчишка оказался крепче, чем того можно было предполагать, и не проронил ни звука, чем вызвал еще большее уважение. Влад лежал неподвижно и о том, что ему действительно больно можно было догадаться только по иногда вздрагивающим плечам и сдавленным, еле слышным, всхлипам. Саха досадливо покрутил головой, злясь на себя за несдержанность – можно ведь было и не так сильно. Но что сделано, то сделано и назад не воротишь. Егерь присел на корточки и, приподняв голову парня, заставил посмотреть на себя.

– Эй, малец, – тихо позвал Саха, – ты, там как, живой?

– Не знаю, – шмыгнув носом, выдавил Влад, меньше всего ему сейчас хотелось вести светские беседы, – скорее всего – да.

Он смотрел на Саху мутными глазами и вздохнул с облегчением, когда его отпустили. Егерь ненадолго ушел, а когда вернулся, на Влада обрушился поток ледяной воды, безнадежно промочив одежду. Влад, не ожидавший ничего подобного и просто лежавший с закрытыми глазами, выгнулся и завыл, как иной ночью воет Арк, уставившись на зеленоватый шар Крека. Саха сдернул с рук парня ненужную рубашку, оттащил Влада из образовавшейся лужи на сено и вышел, тихо притворив дверь денника.

Оставшись в одиночестве Влад первым делом вернул на место штаны и поглубже зарылся в мягкую траву, надеясь, что никто не увидит его в таком жалком состоянии. Но очень хотелось, что бы пришла Аня, хотелось спрятать лицо на ее коленях, рассказать, как ему жаль, что все так получилось. Раздираемый этими противоречивыми чувствами Влад прислушался к звукам снаружи, надеясь услышать ее легкие шаги, но до него долетели лишь обрывки разговора.

– Олег, ты меня слышал? – грозно спрашивал Саха, – Я тебе сказал, не смей туда ходить!

– Но, батя, – возражал ему Олег, – ты же сам сказал починить седло.

– Попозже починишь.

– Попозже стемнеет, – не сдавался Олег, очевидно сильно желая попасть на конюшню.

– Значит завтра сделаешь, – рявкнул Саха и добавил сбавляя тон, – я понимаю почему ты хочешь туда попасть, но Владу сейчас меньше всего хочется видеть кого-то сочувствующего возле себя. Дай ему придти в себя. Не забывай, он только что пережил несколько не сильно приятных минут в обществе твоего отца.

– Ты хотел сказать – паршивых минут, – поправил его Олег. – Зная твою тяжелую руку, я просто хочу убедиться, что он в порядке и по-прежнему жив.

– Про порядок не скажу, – хмыкнул Саха, – а что жив, так за это ручаюсь.

– Ох, и влетит же тебе от Аньки, – заметил Олег, – она сидит, на огонь таращится и курит уже, наверное, третью сигарету.

– От нее я как-нибудь отобьюсь, – устало ответил Саха, – пошли в дом, мне надо что-нибудь выпить.

Голоса стали удаляться, послышался приглушенный смех Олега. Влад немного расслабился, мысленно поблагодарив Саху, что тот избавил его от визитеров...

Вытряхнув из пачки очередную сигарету, я прикурила ее от предыдущей, кинув тлеющий окурок в камин. Васька зорко следила, что бы я на время экзекуции не выскользнула из дома. Это, пожалуй, было излишним. На меня навалилось оцепенение и сил хватило только на то, что бы сидеть и пялиться на огонь, слушая, как потрескивают угли. Тишину разорвал протяжный вой, как бритвой полоснувший по натянутым нервам. Мне показалось, что прошло несколько часов, пока хлопнула дверь, и на пороге показался хмурый Саха.

– Где Влад? – Спросила я, вскакивая со своего места, получилось почему-то испуганно.

– На конюшне, – дядя прошел к шкафчику заменяющему бар и плеснул себе рома в высокий бокал, – не смей туда ходить, – предупредил он, видя, как я двинулась к двери, – дай парню очухаться, ему и так досталось, дай ему побыть одному.

– Печешься о его душевном спокойствии? – Почти выкрикнула я, – ты, который только что... – задохнулась я от негодования.

– Да я, – спокойно прервал Саха, готовую начаться истерику, – ты считаешь, я был не прав? Ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? – он испытующе оглядел меня.

– Сань, можно было обойтись и без этого, – встала на мою сторону Васька.

– Я тебя, Аня, что-то не пойму, чего ты хочешь? – Дядя прищурившись уставился на меня, – Ты хочешь, что бы он никогда больше не прикасался к дури?

– Да, – всхлипнула я.

– Значит, не мешай мне, хорошо? Ты прекрасно знала, когда везла его сюда, что у меня свой взгляд на вещи и некоторые методы не отличаются гуманностью, ведь так? – спросил он, я кивнула соглашаясь. Конечно, я все знала, но надеялась, что до этого не дойдет. – Ну, вот и договорились, – удовлетворенно проговорил дядя, – вы как хотите, а я пойду спать. – Саха тяжелой поступью поднялся наверх.

...Влад приподнялся на локтях и, превознемогая боль, оглянулся на спину, до предела выворачивая шею. Открывшееся зрелище впечатляло, а может просто отвык видеть на себе подобные украшения. Приходилось признать, избили его жестоко, но не так уж и сильно, как это могло быть. По здравому разумению, если уж быть до конца с собой честным – окажись Влад на месте Сахи, поступил так же, если не хуже. Так что злиться или обижаться, смысла нет. Обидной оказалась не сама порка, а воспоминание, как унизительно и обидно ткнули носом сначала в стол, (на Аниных глазах!), а потом в песок на полу. Можно было и без этого обойтись.

Влад напрягся, услышав тихое шуршание песка за спиной, обернулся, наткнувшись на большую треугольную голову Арка.

– Чего тебе? – проворчал недовольно, – Напугал, зараза!

Волк лег на пузо и подполз к лежащему парню, склонил голову набок, рассматривая его, а потом, забавно и жалобно вздохнув, ткнулся холодным мокрым носом в человеческое плечо. Влад протянул руку и обнял Арка за шею, зарылся лицом в пыльную, жесткую шерсть, пахнущую солнцем и лесом. Арк шевельнулся, высвобождаясь из-под его руки и, заглянув в глаза, поднялся, принявшись вылизывать Владу спину. Парень вздрагивал каждый раз, когда ссадин касался прохладный волчий язык, но даже не думал прогонять.

Когда же волк принялся вылизывать Владу лицо, тот шутливо оттолкнул серую морду. Волк уходить не пожелал и попытался затеять возню. Владу его идея пришлась не совсем по душе – в его теперешнем состоянии не сильно поиграешь. Внезапно Арк насторожился, оставив Влада в покое, пригнул уши и ворчливо зарычал на дверь. Почти сразу в поле зрения Влада появился виновник случившейся беды – медвежонок шел боком, забавно переваливаясь с ноги на ногу.

– Чего пришел? – неприветливо проговорил парень, наблюдая, как медведь приблизился к нему вплотную и уселся на задние лапы, – Видишь, что со мной из-за тебя сделали? Сильно тебе мой рюкзак нужен был, а?

Топтыжка на эту гневную тираду жалобно заревел и принялся тереть лапами нос.

– Так ты жаловаться мне пришел, негодник? – хмыкнул Влад, догадавшись о причине его появления, и добавил со вздохом, – Где у тебя совесть? – медвежонок захныкал и пододвинулся еще ближе. Влад понял – злиться на проказника нет никакой возможности и протянув руку обвалил того на бок, – Что и тебе досталось? Получил от Василисы Андреевны веником, да?

Топтыгин, почувствовав перемену в голосе человека, подкатился к нему пушистым шаром и затих, прижавшись к боку. Влад, морщась от боли, почесал медвежонка между ушей. Полежал еще немного, собираясь с духом, прежде чем показаться кому-то на глаза. Но лежи, не лежи, а идти-то все равно надо, тем более, что опустившийся на Бору вечер уже дышал прохладой. Влад встал на колени, на ощупь, отыскивая в темном деннике свою мокрую рубаху. Найдя, кое-как натянул на себя, застегивать не стал – что толку, до дома только дойти.

Встречаться с Аней очень не хотелось. Зная девушку, мог сказать точно – она тоже устроит ему нагоняй, а ее гнев перенести сложнее, чем Сахину порку.

Каждое движение причиняло почти нестерпимую боль и голова начала противно кружиться. Влад схватился рукой за перегородку, постоял немного, ожидая, когда в голове чуть прояснится, а потом, пошатываясь, побрел к дому.

Уже берясь за ручку двери, понял – сегодня выслушивать Анино ворчание никаких сил нет, да и в глаза смотреть стыдно. Так что ему остается только одно – как можно незаметнее проскользнуть в комнату и когда она поднимется сказаться спящим, авось будить не станет. А с утра она должна куда-то уйти на несколько дней...

Я опять опустилась на кресло у камина и уставилась на огонь. Через некоторое время меня кто-то нерешительно тронул за плечо. Я подняла глаза, возле меня стоял Олег.

– Чего тебе? – немного неучтиво спросила я.

– Ань, хочешь, я на конюшню схожу, посмотрю как он там?

– Не знаю, – честно призналась я.

Скрипнула входная дверь и в дом проскользнул Влад и, ни на кого не глядя, проковылял к лестнице. Я посидела еще некоторое время, борясь с желанием кинуться следом, и поднялась наверх.

Влад лежал на кровати поверх одеяла, уткнувшись лицом в сложенные под головой руки. Я, не включая свет, прошла к окну и распахнула его, впуская в комнату ночную прохладу, постояла немного, глядя на озеро, с ровной полоской голубоватого света.

– Владка, – тихо позвала я, подсаживаясь к парню, он не шевельнулся и ничего не ответил. – Влад, – повторила я и осторожно положила руку на его плечо, – тебе очень больно? – я осеклась оттого, что спросила очевидную глупость, но и молчать сил не было.

– Нечего меня жалеть, – он дернул плечом, сбрасывая мою руку, – я сам виноват и сам ответил. Все, и хватит об этом.

– А я и не собиралась тебя жалеть, – фыркнула я, и, отворачиваясь нечаянно задела его бок.

– Поаккуратней нельзя? – раздраженно процедил он сквозь стиснутые зубы.

– Нельзя, – ехидно ответила я, – ты же сам приказал тебя не жалеть.

Я встала и отошла снова к окну. Пора ложиться спать, завтра предстоит тяжелый день, надо встать до зари. Все! И пусть Влад с его проблемами катиться ко всем чертям, которых только смогли выдумать многочисленные религии.

...Влад повернул голову и уставился на ее хрупкий силуэт у окна, сотканный из темноты и бледного света. И чего, спрашивается, взбесился? Ему бы прощение просить, а он наорал! Вот и как понимать этих женщин? Ей сейчас положено злиться и ругать его, что он, подлец, подвел ее, доверия не оправдал и вляпался в очередную неприятность, а она ж нет! Жалеет, сочувствует! Очень ли больно, спрашивает! Вопрос-то какой идиотский, и как на него ответить? Нет, Аня, мне очень приятно. Так что ли? А с другой стороны – радуйся дурак, хоть кому-то нужен. И задела она тебя рукой, так потерпи, она ж не специально, случайно вышло. А ты...

Влад лежал, не зная, как поправить недавнюю грубость, чувствуя себя последней сволочью. Интересно, а если попросить принести воды не откажет? Тем более, что пить действительно очень хочется. Влад слабо шевельнулся, видя, что она собирается отойти от окна...

Вставать завтра рано, в очередной раз напомнила я себе, но почему же тогда я продолжаю стоять у окошка, наблюдая, как ветер раскачивает верхушки деревьев, слушаю, как вздыхает озеро и жду, что Влад позовет, ища сочувствия, и пожалуется? Неужели я все-таки влюбилась в этого глупого непутевого мальчишку? Или это синдром привыкания? Когда врач настолько сживается со своим пациентом... даже думать не хочется! Отогнав эти ненужные и опасные мысли, я переоделась и уже собиралась ложиться, как услышала из темноты:

– Если тебе не трудно, принеси, пожалуйста, воды, – чуть слышно попросил он.

– Хорошо, – с готовностью откликнулась я, – может еще чего-нибудь? Ты, наверное, есть хочешь? – и тут же одернула себя, ну кто после такого вечера захочет есть?

– Нет, спасибо, только воды.

Я сходила вниз, налила в кувшин воды и уже собралась нести, но передумала. Вернулась на кухню, сварила грог, сделала несколько бутербродов с колбасой, солониной и сыром, сложила все в маленькую корзинку, и потащила добычу наверх.

– Вместо воды я грога сварила, ничего? – спросила я, выставляя содержимое корзинки на табуретку возле его кровати.

– Ничего, – эхом отозвался Влад, поворачиваясь и приподнимаясь на локте.

– Держи, – я подала ему чашку, – только аккуратно, горячий.

Он поблагодарил меня кивком головы и, сделав несколько осторожных глотков, отставил ее.

– Здесь еще бутерброды, будешь? – неизвестно чему радуясь, быстро проговорила я, снимая с тарелки салфетку.

– Давай, – согласился Влад.

Я пододвинула к нему тарелку, а сама устроилась на своей кровати, чтобы не мешать. Комнату заливал свет Крека, его едва хватало, различать предметы вокруг, но мне было достаточно. Я словила себя на том, что улыбаюсь, наблюдая как Влад, почти не жуя, глотает еду, запивая обжигающим грогом.

– Как же это тебя угораздило? – поинтересовалась я через некоторое время.

– Ругать будешь? – вместо ответа спросил он, запихивая в рот последний кусок.

– Нет, – покачала я головой, – не буду, – я пересела к нему, – Владушка... – он тихо засмеялся, – что я смешного сказала? – смутилась я.

– Ты меня так ласково называешь, каждый раз, как со мной какие-нибудь гадости случаются.

– Ты находишь это смешным? – еще больше смущаясь пролепетала я, даже не подозревая, что он это запоминает.

– Нет. Просто я вот о чем подумал, может почаще влипать в серьезные неприятности? Что бы ты мурлыкала 'Владушка'. Ты знаешь, я готов даже побои ради этого терпеть.

– Что за разговорчики, глупый мальчишка, – нахмурилась я, – давай лучше посмотрю, что там Саха наворотил.

– Переводишь стрелки? – Опять засмеялся Влад, – и чего ты так со мной возишься, понять не могу. Я и не из таких передряг живым выходил. Помнишь тот шрам от ноги через весь живот?

– Это тот, который по ребрам уходил на спину? – из вежливости уточнила я, хотя это было излишним, я его помнила.

– Так вот, – Влад отодвинул тарелку и улегся, – было это на арене. Мне достался тогда очень сильный противник, может и не сильный вовсе, но я провел к тому времени около девяти боев, так что на меня хватило. Если бы я выиграл и в тот раз, мне бы дали свободу. В общем, я его уже почти уходил, но тут он выхватил маленький ножик, на нем кожаные доспехи, а на мне, смех сказать – набедренная повязка. Ну, выхватил он нож и чиркнул мне по животу и разрезал все не хуже твоего скальпеля. Надсмотрщики решили, что я сдох и выкинули в яму для мусора. Значит, лежу я там, кишки наружу...

– Без подробностей, пожалуйста, – прервала его я, зная их все наизусть и не желая выслушивать это еще раз на ночь глядя, – я ночью спать хочу.

– А как же ты на работе? – подначил меня он.

– На работе, это на работе. У меня после нее кошмаров не бывает, не то что от твоих рассказов, а под бок мне бежать не к кому.

– Так ко мне беги, – расхрабрившись, великодушно разрешил он, – этому мы завсегда рады.

– Ну и зараза же вы, Владислав Дмитриевич, – прошипела я, – вот так бы и дала бы вам по заднице.

– Не, по заднице сегодня нельзя, – заныл он, – она у меня многострадальная.

– Вот-вот, я о том же, давай я тебя осмотрю. У меня где-то мазь должна быть, синяки за пару дней сгонит и рубцы подживит. Скоро папаня приедет и мне надо, что бы ты имел товарный вид, – я включила ночник и принялась расковыривать свой саквояж, отыскивая нужный тюбик.

– Ничего твоя мазь не сгонит, – заворчал Влад, стаскивая с себя одежду, – насколько я помню, Саха твой меня хлыстом отходил, а эти отметины иной раз по месяцу держатся. Уж поверь мне, я знаю.

– Это мы еще посмотрим, знаток, – усмехнулась я, поднимая над ним лампу, – ишь как тебя Александр Петрович оприходовали, как не родного, места живого нет. – Присвистнула я, рассматривая его спину покрытую багровыми полосками и ржавчиной размазанной запекшейся крови. К глазам против воли подступили слезы. Я почувствовала острое желание придушить Саху.

– То, что места живого нет – сам дурак, – безразлично высказался Влад, будто это не его егерь ткнул носом в стол, а после шкуру попортил.

Влад положил руки под голову и закрыл глаза, предоставляя мне делать все что, заблагорассудится. Я сходила в ванну, притащила таз с теплой водой, пару мягких полотенец и принялась обмывать его.

– Надо было еще в первый вечер ему все отдать. – Продолжил рассуждать он, – А так огреб за все и сразу и за вранье, и за хранение, и за употребление.