Текст книги "Вершина мира(СИ)"

Автор книги: Евгения Прокопович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 69 страниц)

Дальше мы шли молча, Влад еле поспевал и мне пришлось тащиться медленнее черепахи. Сказывалась неприятная ночь. Уж не знаю, о чем думал он, а я просто наслаждалась пешей прогулкой и ласковым солнцем, которого так не хватает жителям космических станций. Был виден каждый лучик солнца, пробивающийся сквозь зеленый потолок, создавая причудливые узоры на стройных стволах сосен. Теплый воздух напоен терпким запахом леса, в котором перемешивались смолистый хвойный аромат, запах лесных цветов, ягод и сырость мха, предвещающая скорое появление грибов.

До первого привала мы прошли примерно полпути, я об этом я могла судить потому, что среди стройных хвойных деревьев начал появляться густеющий подлесок и уже кое-где проглядывали белые стволы молодых березок. Я немножко отклонилась от намеченного пути, заслышав поблизости журчание ручейка, на его берегу мы и устроили короткий привал.

Идти до затерянного в лесу большого озера на берегу, которого расположился домик Сахи еще далеко. День на Боре длится около десяти часов, и если будем долго отдыхать, то до темноты не успеем. А ночевать в лесу даже мне не хотелось.

День уже давно перевалил за полдень, приятную прохладу сменила удушающая лесная жара. Мошкара, привлеченная запахом пота, лезла в глаза и безжалостно кусала открытую кожу. Влад уже изрядно устал и чуть передвигал ноги, я сначала пыталась его торопить, но потом поняла, что от моих окриков он быстрее идти не будет, и нам пришлось сделать очередной привал.

Парень привалился спиной к шершавому стволу и закрыл глаза. Я подала ему фляжку с водой, он не открывая глаз, принял у меня воду и, сделав глоток, скривился – не слишком приятно пить теплю воду, отдающую запахом железа. Он уселся поудобнее, обхватив колени руками.

– Можно спросить? – Влад вырвал травинку и принялся крутить ее между пальцами.

– Спрашивай, – разрешила я, перевернувшись на живот и, подперев щеку рукой, приготовилась внимательно слушать.

– А насколько часто теперь будет эта... – он пощелкал пальцами, – как ее там...

– Ломка? – подсказала я, он кивнул, – это зависит от наркотика и от степени привыкания организма. Приступы абстинентного синдрома повторяются иногда в течение трех недель, могут больше, могут меньше. А к чему ты спрашиваешь? Что уже?

– Да, потиху начинается, если мне будет так же худо, как и ночью, я никуда идти не смогу, – предупредил он.

– Сможешь, – пообещала я, подтаскивая к себе свою сумку, – я тебе сейчас кое-что уколю, ты у меня не только пойдешь, ты у меня побежишь. – Я порылась рюкзаке, выискивая нужные ампулы, – Хотя, честно говоря, тебе не витамины колоть надо, а скипидаром зад намазать, тогда ты как живой побежишь.

– Какая ты не чуткая, – упрекнул он меня, настороженно наблюдая, как я выгоняю пузырьки воздуха из шприца, – и шприц взяла как на слона.

– И чуткая я, и ласковая, – отмахнулась я, прикрывая иглу колпачком, – только вести себя надо соответственно. И чего ты спрашивается, сидишь? Давай, заголяйся, времени нет, – Влад расстегнул ремень, но потом остановился.

– Ты руки не помыла, – он попытался оттянуть приятный момент, – вдруг заразу какую занесешь.

– Поучи еще, – буркнула я, толкая его на траву, – расслабься и получай удовольствие.

– Ох, мама моя, – захныкал он, натягивая штаны и массируя место укола, – со зла уколола, нога аж отнялась.

– Ничего, – авторитетно заявила я, – больно – не смертельно, от этого еще никто не умирал.

Я посмотрела на часы, мы сидели уже двадцать минут, надо вставать и идти дальше.

– Подъем! – Я шлепнула его по мягкому месту. – Надо идти, нечего разлеживаться. – Влад тяжело поднялся и поплелся за мной.

Подлесок становился все гуще, цеплялся за ноги, не давая и шагу ступить. Приходилось прикрывать лицо локтем, пробираясь сквозь особо высокие кусты, так и норовящие ветками вынуть глаза зазевавшимся туристам. По моим подсчетам мы должны были пройти не менее двадцати километров от места посадки, значит, вот-вот появятся первые зарубки, оповещающие о границах земель Сахи. Я внимательно осматривала ствол каждого дерева. Ничего.

Подняв голову, посмотрела на небо в редких просветах раскидистых крон, оно уже выцвело и потеряло яркие краски в преддверии вечера. Влад спотыкался на каждом шагу, я оглянулась на молчаливого спутника и только вздохнула. Парень вымотался и передвигает ноги на одной силе воли, идти еще километров десять. Еще пару километров и дальше он идти не сможет, придется заночевать в лесу. Свет еще есть, так что ночевку устроить успеем.

Вот если бы сейчас найти хоть одну маленькую зарубочку. Неужели мы заблудились, испуганно подумала я, чутко прислушиваясь к голосам вечернего леса. Без паники, доктор, только без паники! Да какая к черту, паника! Место для ночлега искать надо и обустраиваться. Черт, а так хотела дойти...

– Все, привал! – скомандовала я. Влад как подкошенный рухнул на траву.

Я позавидовала ему, мне тоже хотелось упасть и не о чем не думать, но я переборола себя и сделала небольшой круг, осматривая стволы деревьев в поисках отметин. Не найду, придется навигатор включать, а это нежелательно. Мой навигатор по давнему договору был завязан на генерала. Чтоб отец мог найти непутевую дочь, где бы она ни была.

Отдыхая, прислонилась к шероховатому, нагретому за день, стволу, когда заметила белую полоску зарубки, почти скрытую в смолянистых оплывах. Я обрадовалась ей как ребенок неожиданному подарку, и почти вприпрыжку вернулась к Владу.

– Эй, вставай, – тронула я его за плечо, – пошли, совсем чуть-чуть осталось.

– Я больше не могу, – пробормотал он, не открывая глаз, – я никуда не пойду.

– Вставай, кому сказано! – Ледяным тоном приказала я, – Или ты собрался здесь ночевать? Я бы не советовала.

– Можешь орать, можешь бить, – он облизал пересохшие губы, – по мне хоть убей, но я никуда не пойду.

– Твое дело – подыхай, на себе не потащу! – Я подхватила свой рюкзак и пошла вперед.

– Аня, – послышалось сзади, – подожди, я с тобой, – я притормозила, Влад нагнал меня и мы пошли прежним порядком.

– Давай, шевели ногами, нам топать еще не меньше пяти километров, – поторапливала я парня, то и дело поглядывая на небо, окрасившееся в сиренево-розовые закатные тона.

Сбоку послышался легкий хруст сухих веток и возня в кустах малинника, я остановилась и сделала Владу знак замереть и молчать. Хруст и возня повторились, слева появилась огромная медвежья морда.

– Стой спокойно, – одними губами предупредила я, еле заметным движением беря его за руку, – как только отвернется, падай, только тихо и прикинься трупом, если побежишь, прикидываться уже не придется.

Медведь особого внимания на нас не обратил, занятый добыванием сладких ягод. Нам еще крупно повезло, что оказались с наветренной стороны. Я прислушалась, черт, их двое. Вот сейчас будет весело. Один сзади, другой впереди – круто! Я спиной почувствовала чье-то присутствие и напряглась, уговаривая себя не побежать, стоять не шевелясь. На мое плечо что-то тяжело опустилась 'Лапа!' – пронеслось у меня в голове. Я осторожно скосила глаза: рука, человеческая рука! Только большая. Я медленно повернулась, передо мной стоял здоровенный, бородатый мужик с длинными до плеч волосами, одетый в кожаные рубаху и штаны, обшитые бахромой. Приходилось здорово напрягать глаза, чтоб в сгустившихся сумерках разглядеть его лицо. Тщетно. Пару секунд мы пялились друг на друга. О чем думал гигант, сказать не берусь, я же стояла перед дилеммой: упасть мне в обморок сейчас или немного с этим подождать. Пока я решала этот вопрос, создание раскрыло рот и ласково пророкотало:

– О, Аська!

– Саха! – выдохнула я и бросилась на шею, уже не обращая никакого внимания на присутствие медведя.

– Ох, какая ты большая выросла! – Рассмеялся Саха, подхватывая меня и поднимая на вытянутые руки, он прекрасно знает, что я этого терпеть не могу.

– Саха!!! – завопила я, – Поставь меня, немедленно! Что за дурная привычка!

– Трусиха! – еще громче засмеялся Саха, вспугивая своим хохотом птиц, успевших устроиться на ночлег.

За радостью встречи совсем забыла про Влада, но он сам напомнил нам о себе глухим стуком падающего тела. Мы с дядей обернулись и увидели парня лежащего без сознания, а над ним огромного бурого медведя. Все, у парня нервы сдали, слишком длинные сутки.

– Топтыгин! – начал распекать Саха лесного жителя, – Как не стыдно, любопытник, к тебе человек в гости пожаловал, а ты напужал. Смотри, какой слабак, как девка, сразу в обморок.

Медведь закачал огромной головой и тихонько заревел. Саха присел на корточки около Влада и, перевернув его на спину, легонько пошлепал по щекам. Парень слабо дернулся и открыл глаза, но, узрев над собой склоненного Саху, а рядом любопытствующего Топтыгина, усевшегося на задние лапы и покачивающегося из стороны в сторону, со слабым стоном закрыл глаза и снова провалился в беспамятство. Представляю, как этот сюрреализм со стороны смотрелся.

– Так, значит, ножками мы не пойдем, – подытожил дядя и, повернувшись к медведю, проговорил, – придется тебе Михайло Иваныч перевозчиком поработать, уж извиняй, ты его первым напужал, тебе и тащить.

Медведь выразил свое несогласие глухим ворчанием, но все же опустился на четыре лапы. Саха с легкостью поднял Влада, и закинул его поперек лохматой медвежьей спины.

– Пошли, Аська, – пробасил Саха, – в лесу стало не безопасно – браконьеры повадились, да и Васька ужо, небось, к ужину заждалась.

Настроение сразу улучшилось, и я уже почти не чувствовала усталости. Путешествовать по лесу в Сахиной компании было совсем не страшно. Он здесь хозяин и ни одна живая тварь, перемещающаяся на четырех лапах, не посмеет тронуть. Саха – хранитель леса на этой части планеты. Он следит за зверьем и деревьями, не позволяя браконьерам опустошать леса. За многие годы работы он научился понимать лесных обитателей. Некоторые люди называют его говоруном, или шаманом.

Насчет общения с духами не скажу, не знаю, а вот лекарь из него хороший. Лечиться к нему едут со всех уголков ближайшей галактики, он никому никогда не отказывает и не делает различий между своими пациентами. Как-то к нему привезли одновременно какого-то богатого молодого балбеса из хорошей, высокопоставленной семьи, упавшего с лошади и серьезно повредившего ногу, и военного, сильно пострадавшего в бою. Так Саха, недолго думая, разместил их в одной комнате. А когда юный повеса возмутился такому положению вещей, давя на свое положение, дядя просто посоветовал ему не лезть со своим уставом в чужой монастырь. Хочешь лечиться, пожалуйста, но приказывать не смей. В итоге, два молодых человека подружились и уехали вместе.

– Бежишь от кого али просто экскурсию другу устроила? – поинтересовался Саха, – что-то ты в этот раз не как все нормальные люди – окольными путями, не через город.

– Ты прав, – покаялась я, – вот только я не бегу, а прячусь, от братца вашего. Мне совсем не хочется, чтобы он прознал о нашем месте расположения, а через порт сам знаешь как. В порту регистрироваться надо, а так сел кораблик посреди леса и отчитываться не надо. Кстати, вы получили мою посылочку?

– Да, спасибо, все получили. А как братец мой, здоров ли?

– Спасибо, все здоровы, у нас все нормально. Папа все собирается взять отпуск и приехать к тебе порыбачить, да служба не пускает. И я не приезжала давно, тоже работы много. Да и к тебе ни позвонить, ни написать, а в город ты ходишь редко.

– Ну, это да, – согласился дядя.

Некоторое время мы шагали молча, я уцепилась за бахрому на Сахином рукаве. Когда-то давно маленькая Аня спросила у егеря, зачем ему такие висюльки, ведь с ними неудобно – за кусты цепляются. Дядька рассмеялся и, щелкнув любопытную по носу, объяснил, что неудобные висюльки помогают скрываться в лесу. Это уже позже я узнала, что егерь не шутил и бахрома дробит силуэт охотника.

– Саха, мне твоя помощь нужна. Точнее даже не мне, а ему, – я кивнула на Влада, – понимаешь, он в очень неприятную ситуацию попал. Сначала ему пулей позвоночник перешибло, но ничего, вроде собрали. Я к нему специалиста хорошего вызвала, а специалист дерьмом оказался – на иглу парня посадил, так, ради эксперимента. Я об этом только вчера узнала.

– Так ежели он на игле, его не ко мне, его в больницу надо, а специалиста в камеру, – убежденно высказался дядя.

– Здесь все немного сложнее, чем ты думаешь, – замялась я.

– Он твой жених? – догадался Саха.

– Хуже – он мой раб, – Саха аж присвистнул от такого заявления.

– Да, красавица, – протянул он, – от тебя я такого не ожидал. Ты, значит, тоже поддалась влиянию моды и завела себе двуногую игрушку-зверушку?

– С каких это пор ты делаешь выводы на пустом месте? – обиделась я.

И потершись носом о его рукав, пересказала Сахе предысторию нашего с Владом здесь появления, не забыв поделиться сведениями, раздобытыми генералом, изредка бросая косые взгляды в сторону парня, все еще висевшего поперек спины медведя. Боялась, как бы Влад не услышал то, что слышать не положено.

– Теперь-то ты понимаешь, почему нельзя в больницу?

– Да уж, ситуация, – Саха поскреб бороду огромной лапищей, – ты, Аньк, того, не серчай на меня. Помогу я тебе, это не вопрос. Просто у меня в последнее время голова кругом идет.

– А что случилось?

– Да, вот, сынок мой старшенький, Арсений, проблем подкинул. Жениться удумал.

– Так в чем беда? – не поняла я.

– Да-х... – Хранитель махнул рукой, – вырастил сына-урода, где просмотрел, понять не могу, – пожаловался он.

– Да объясни ты нормально, – взмолилась я, – я же только одиннадцать часов как с корабля слезла и ничего еще не знаю.

– Ну, в общем, дело такое, – начал Саха, легко перепрыгивая ствол поваленного дерева и помогая мне перебраться, – жил-был Сенька-дурак и влюбился он в девку Варьку и порешили они пожениться. А отцу Варькиному Сенька не по вкусу пришелся и что б, значит, свадьбе помешать и с дочерью не поссориться папаша потребовал от Сеньки сто тысяч кредов, Варьке на приданое. Знал, шельмец, что у мальчишки таких денег отродясь не было и, наверное, никогда не будет. Да и к чему нам деньги эти, в лесу же живем. Вон Топтыгину, – он кивнул на лениво переваливающегося рядом медведя, – плати не плати, а меду за деньги не допросишься. Правда, есть у меня на счету кое-какие сбережения, но я сказал сынку: 'Хочешь жениться, сам и собирай такие деньжищи'. Думал, отступится. А он – нет, упертый получился.

– Это наследственное, – прокомментировала я, – беда семьи Романовых – все мужики с головой не дружат.

– Такие уж уродились, – довольно ухмыльнулся Саха. – Так вот, говорит, не дашь денег, я их сам добуду. Я только рассмеялся, где, говорю, добудешь, коли ты и образования-то толком не имеешь? Да и пока ты их заработаешь, твоя невеста скончается в девках. Сенька психанул, и ушел на два дня в лес, на третий появился, веселый такой. Говорит, я-де на Вареньке все равно женюсь, и в город ушел. Мне это подозрительным показалось, и я за ним подался. Оказывается, этот гаденыш, белфа изловил, и продавать повез...

– Белф это такой бурундук с изумрудным мехом, которого разговаривать научить можно? – Уточнила я.

– Он самый, – подтвердил Саха и продолжил, – Сенька в город пришел и белфа этого за сотню и сбыл. Ну, я его выследил, Сеньку-то, в подворотню затащил и пару раз по морде дал и пока этот оболтус сопли утирал, я пошел к покупателю и забрал животину, а деньги вернул. Потом мы домой пошли, только разными дорогами. Сенька напрямик рванул под материну юбку прятаться, а мне подумать надо было, вот я и пошел в окружную. Дома мы появились с разницей в два часа, дело вечером было, когда я домой пришел Васька-хитрюга, сынка ужо спать отправила, что б я его не тронул. Утро вечера мудренее. Но у меня настроение было не то, и я его из кровати вытащил.

Спустились вниз, поговорить надо было. Спокойного разговора не вышло, мы с Сенькой повздорили, он гадостей мне наговорил, ну ты же знаешь, я на сынов вспыльчивый, схватил ружьишко и погонял сынка по дому, ежели бы ни Васька пристрелил, наверное, уж сильно злой был. Она чадушко свое двух метровое грудью закрыла, на ружьишко легла. А Сенька в окошко выскочил и тикать. Как был в одних портках, босой и без рубахи, – Саха усмехнулся и покачал головой.

– И где он сейчас? – глухо спросил Влад, оказывается, он уже очнулся и успел устроиться поудобнее, и ехал теперь сидя на медведе.

– А бес, его знает, – Саха бросил быстрый взгляд на Влада, – где-то по лесу шастает. В городе он точно не появлялся, я бы знал, у меня там начальник полиции знакомый.

– А что ты с ним сделаешь, когда найдешь? – осторожно спросила я.

– Не знаю, – признался егерь, – может, пристрелю, а может, просто шкуру спущу, не решил еще.

– Ну, тогда он точно домой сам не явится, кому ж хочется головы лишиться, – сделал Влад разумный вывод.

– Ладно, – вздохнула я, – это все позже. Давайте я вас лучше познакомлю, вот это, – я ткнула пальцем в Саху, – Саха, егерь, лекарь и по совместительству мой дядя. Шутить с ним не советую, рука у него больно тяжелая. А это Влад, мой друг, – Влад с Сахой пожали друг другу руки.

– Я не друг, – возразил мне Влад, и, обращаясь к Сахе, добавил, – я ее раб, абсолютно бесправное существо.

– Слышь, бесправное существо, слазь тогда с медведя и топай ножками, – приказала я, у него прямо-таки талант обижать меня.

– Да ладно тебе, Аська, пущай едет. Темень, хоть глаз коли, споткнется еще за корягу ноги и руки переломает.

В лес действительно пришла непроглядная ночь, а я и не заметила, настолько легко шагалось в обнимку с Сахой. В просветах плотного потолка из веток и листьев проглядывали звезды. Мне пришлось согласиться с доводами дяди. У Влада нет никаких навыков в хождении по дневному лесу, а уж по ночному и подавно.

Неожиданно лес кончился, и мы оказались на пригорке, с которого, как на ладони, была видна вся долина, раскинувшаяся под ногами, на ее дне огромным черным зеркалом лежало озеро, переливающееся в ровном свете Крека. Легкий ветерок обдал прохладой и принес с собой запах воды, нагретого песка и ночных цветов. Почти у самой кромки озера стоял огромный бревенчатый дом, во всех окнах которого горел приветливый уютный свет, обещающий усталому путнику горячий ужин и ночной приют.

– Ну, вот мы и дома, – проговорил Саха, – вы потиху спускайтесь, а я чуть подзадержусь, надо травички кой-какой набрать, сейчас баньку истопим.

Саха скользнул в сторону, растворившись в темноте, словно его и не было, ни одна веточка не шелохнулась. Мы почти спустились по склону, когда во тьме послышалось какое-то движение, и черная тень метнулась к Владу, сбив его с медвежьей спины. До меня долетали только звуки возни и приглушенные ругательства. Я кинулась на звук, на ходу скидывая рюкзак и пытаясь отыскать в боковом кармане небольшой фонарик. Нашла. Желтоватый лучик света выхватил из темноты две мужские фигуры, катающиеся по земле. Влад, оказавшийся прижатым к земле, извернулся и с силой ткнул нападавшего в лицо. Незнакомец хрюкнул и отключился. Влад скинул его с себя и быстро поднялся на ноги.

– Что здесь за дурдом творится? – недовольно поинтересовался он, сердито стряхивая с себя песок и сухую траву, – сначала ненормальный дядя с медведем, напугавший до смерти, потом вообще какой-то парень психованный! Полудурок! – Влад зло сплюнул в сторону и вытер рукавом разбитую губу, – а если бы у меня пистолет был? Пристрелил бы, ни задумываясь. Кретин! Кто это такой, мать его за ногу?

– А это мы сейчас узнаем, – пообещала я. Я перевернула поверженного врага на спину и посветила ему в лицо фонариком. – Опаньки, – усмехнулась я, – Олег Александрович, собственной персоной, прошу любить и жаловать. Этот, как ты выразился, полудурок, младший сын Сахи. Утверждать пока не берусь, но ты, кажись, ему нос сломал, глянь, как кровища хлещет.

– Я не хотел, – заволновался Влад, – он первый на меня напал.

– Я бы ему вообще морду раскроил по новой, – критически заметил Саха, появляясь около нас и разглядывая сына. Саха отстегнул от пояса фляжку и побрызгал в лицо Олежке водой. Парень замотал головой и сел, затравлено оглядывая стоящих над ним людей.

– Ну, здравствуй, Олег Александрович, – беззлобно ухмыльнулась я, – значит так теперь принято на Боре гостей встречать? – Я уперла руки в бока и начала наступать на подростка, – кто это вас, милейший, такому обучал, неужто ж матушка ваша, Василиса Андреевна, или отец Александр Петрович?

– Я-то учил, да видать плохо. Сейчас домой придем, и у него будет много времени, чтобы припомнить все правила хорошего тона, под замком в своей комнате, целая неделя, вспоминай не хочу, – мрачно пообещал Саха, грубо поднимая Олежку за шиворот и ставя на ноги.

– Но, батя, – залепетал Олежка басом, – это же мой медведь...

– Две недели, – поправился Саха, – а будешь еще возражать, я тебя и ремешком благословлю, – и спокойно пошел к дому, уже не обращая внимания на несчастного Олега.

– Саха! Подожди, – я бросилась вслед за ним, – ну зачем портить вечер. Олежка и так уже наказан, по носу он все-таки получил, в следующий раз подумает, прежде чем кидаться.

– Ладно, – после некоторого раздумья неохотно согласился Саха, – будь сегодня по-твоему. Слышь, Олег Александрович, кланяйся Анне Дмитриевне в ножки, она меня уговорила. И нос утри, рубаху всю залил.

Мы уже подходили к дому, когда под ноги Владу бросился ощетинившийся серый шар.

– Это волк? – с паникой в голосе спросил Влад, вытягиваясь по стойке смирно.

– Да, волк, – подтвердил Саха, и потрепал серого по холке, – его зовут Арк, он уже старый и подслеповат малек, но дразнить не советую, у него еще осталось достаточно сил и проворности, что бы откусить задницу сильно любопытным представителям человечества.

Арк подскочил ко мне, поставил лапы на мои плечи став враз со мною ростом и принялся нализывать лицо.

– Арк, Аркуша, – я почесала грозному зверю шею, мягко отстраняясь от его шершавого языка, – отстань, баловник, залижешь же до смерти.

Я толкнула добротную дверь, и мы оказались в сенях, там было тепло, пахло медом и яблоками, к этому запаху примешивалось что-то еще, еле уловимое, от чего становится тихо и спокойно, наверное, так пахнет детство.

Разувшись, мы прошли в просторную, уютную комнату, служащую гостиной. Весело потрескивал живой огонь в камине, сложенном из неотесанных камней. Посередине комнаты массивный стол, застеленный белой скатертью. На самой середине стола возвышался древний самовар, поблескивая начищенными желтыми боками. На открытых окнах чуть покачивались похожие на легкую паутинку занавески, связанные умелыми руками Васены.

Сама хозяйка дома хлопотала на кухне у печи, готовя в чугунке что-то необыкновенно вкусное. Высокая и статная с толстой русой косой и рыжими глазами рыси, Василиса, из тех женщин, о которых писал древний поэт, что-то о том, что они коня запросто останавливали и по горящим избам шлялись, точнее не скажу, не помню. Нраву Васена сурового, и ежели, не дай-то Бог, всерьез осерчает, от нее даже Саха уходит в лес, предпочитая там пережидать бурю на семейном горизонте. В гневе Васька невоздержанна на язык и распускает руки. Так что ей ничего не стоит пройтись по спинам своих мужиков оглоблей или чем-нибудь еще попавшимся под руку. А какой же ей еще иметь нрав ежели у нее в доме три мужика разного возраста? Муж, да два сына и за всеми надо смотреть. Но при всем, она моментально становится на защиту своих великовозрастных оболтусов. Васена ловко подхватила ухватом чугунок, сунула его в печь и только после этого обратила на нас внимание.

– Васька! – во всю глотку рявкнул Саха, – выдь, подивись, каку я неведому зверушку в лесу поймал. Не в жисть не догадаешься кого.

– А я и гадать не стану, – проворчала Васька, повернулась к нам и с удивлением уставилась на меня, – Здравствуй, Аннушка, душа моя заблудшая, – улыбнулась Васька, обнимая крепкими руками, – как живешь-то дитятко?

– Да, вроде, как и ничего. Все спокойно, – отрапортовала я.

– Так я тебе и поверила, – засомневалась Васька, – вы же с Митькой жить не можете без приключений. А это кто? – Она оценивающе осмотрела Влада, – познакомь с другом.

– Это Влад, – представила я парня, – а это Васена, тетка моя.

– Ну-ка, милок, подсоби, сходи на двор и набери воды в колодце, самовар согреть надо. Саха, поди, баню растопи, чего стоишь, рот разинувши, – в ответ Саха только хмыкнул, покрутил головой и вышел из дома. Васька сунула в руки Владу два ведра. Дождавшись когда он, громыхая ведрами, исчезнет за дверью, Васька повернула ко мне горящие от любопытства глаза, – ну колись, племяшка, женишок твой?

– Я же тебе сказала, что у нас все спокойно, как болото в лесу, кроме... – я вывалила на Ваську все новости, которые накопились у меня за те два года, что мы не виделись.

– Вот подтверждение тому, что я всегда права, – довольно высказалась тетка, – я же знаю, что вы б приключений жить не можете.

– На себя посмотри, – усмехнулась я, – Сенька с дома сбег, у Олежки крыша едет, на всех кидается, у вас, что здесь у всех бурное помешательство случилось?

– Ой, и не говори, – Васена нахмурилась, – повырастали мои мальчишки. Ну, Арсений, там понятно – жениться приспичило. А вот чего Олежка бесится, разобрать не могу.

– А может тоже влюбился? – подначила ее я.

– Какое там влюбился, мал пока, усы еще не растут. Просто у друзей и то новое, и это. И в городе живут, и работать им по дому не надо. Говорит, над ним все в школе смеются, говорят, что он в своей одежде как вахлак выглядит.

– Что за дурь? – Удивилась я, – ладно, попробую поговорить с Олегом, может он меня послушает, все нормально будет.

– Эй, Аська, – на окне качнулась занавеска и появилась растрепанная голова Сахи, – я баньку-то растопил, поди, первая помойся, только всю воду не выплескивай, а то ж мы, мужики, поболе тебя будем.

– Уговорил, – я села на подоконник и свесила на улицу ноги, – ты Влада не видал? Васька его за водой послала, не утопился бы в колодце.

– А вон они, – Саха махнул рукой в сторону озера, – с Олегом на озеро пошли, разговаривают.

– Вот зараза, – проворчала я, спрыгнув на улицу, и крикнула в темноту, – Влад! – Через минуту возле меня возник запыхавшийся Влад.

– Звали, хозяйка? – Влад позволил себе немного подурачиться.

– Да, – кивнула я, – тебя за водой посылали, а ты шляешься незнамо где.

– Извините, хозяйка, – он склонил голову в почтенном поклоне.

– Если ты еще раз назовешь меня хозяйкой, я тебя пристрелю, – процедила я сквозь зубы.

– Да, хозяйка, – хрюкнул Влад, пытаясь не рассмеяться.

– Влад, – серьезно попросила я, – не афишируй, пожалуйста, кем ты мне приходишься, здесь тебе не база, и не все это поймут.

– Ты думаешь, твой дядя не возьмется за меня? – улыбка сползла с его лица.

– Саха не в счет, он-то все поймет, – я застегнула пуговку на его рубашке, – но у Сахи бывают разные люди и некоторым может это не понравиться.

– Я все понял, – шмыгнул он носом, – значит, мне придется носить ошейник.

– До этого, я думаю, не дойдет, ты просто помалкивай об этом и все. А теперь, пойди и принеси Васене воды, и не забудь вытереть ноги, прежде чем зайдешь в дом, если не хочешь получить веником, – я проводила взглядом его поникшую фигуру и, тяжело вздохнув, пошла в баню.

Возле бани на скамейке сидел Саха, около него аккуратно сложенной стопочкой лежали два полотенца, на них мыло, сваренное Васеной. Саха держал во рту трубку, задумчиво наблюдая, как в небо уплывают клубы дыма, теряясь в ночной мгле.

– Посиди со мной, – дядя хлопнул ладонью по лавочке. Я присела рядом и уставилась на звезды.

– Страшно ему, – после недолгого молчания то ли спросил, то ли просто сказал Саха.

– Есть немного, – кивнула я головой. – Саха, можно тебя попросить?

– Попробуй.

– Отнесись к нему снисходительно.

– Это почему? – Безмерно удивился он.

– Понимаешь, – я принялась ковырять землю носком ботинка, – парню и так досталось в этой жизни. Того, что он прошел на троих хватит. Да и мне было очень трудно привести его в нормальное состояние...

– Сколько ты на него потратила?

– Черт его... – Я пожала плечами, – кажется, уже восемь месяцев.

– А другие на него потратили не менее двадцати лет, – заметил Саха, – и ты должна понимать, что за сутки человек не меняется. Знаешь в чем твоя ошибка? – Он испытывающе посмотрел на меня и тут же сам ответил на свой вопрос, – в том, что ты дала ему слишком много свободы. Сразу. У тебя будут еще не такие проблемы. Его большую половину жизни содержали как скота, наказывали, причем, я больше чем уверен, очень жестоко, за каждый лишний поворот головы. Ты же, естественно, захотела сделать из него нормального свободного человека, и все к чему он привык, и с чем освоился, в одночасье изменилось. Сломать оно завсегда проще, чем построить. И ты не подготовив ни черта, выдернула привычное, а другого взамен не дала.

Парню сейчас куда тяжелее, чем раньше. Раньше все понятно было, а сейчас что? Новые правила, объяснить которые некому. Ты ж не объяснишь! Для тебя-то это все понятно, а парня за руку вести надо.

Для него это не более чем игра в свободу, занимательная, увлекательная, но все же игра. И передышка. Парень привык подстраиваться в той или иной мере к изменениям внешней среды. Он разрешил навязать себе эти правила, потому как они ему нравятся, но ни на минуту не забывает, кто он таков на самом деле и тебе не дает об этом забыть. Одного ты, конечно же, добилась, твой Влад попробовал свободы, хоть и не полной, но попробовал, а это как первая кровь и подчиняется тебе еще, но уже больше по инерции, до конца не понимая, что именно ты от него хочешь. А ты захотела изменить его сущность, нутро. Понимаешь, за столь короткое время это не получится. На это нужны многие годы, а, иногда, и целой жизни мало. Вот у парня и получается раздрай и нервы он тебе треплет неслабо. Но и это не главная твоя ошибка. А главная твоя ошибка состоит в том, что к свободе его надо было приучать постепенно. Ты можешь соглашаться со мной, можешь – нет, но ему нужна хорошая сильная рука, и держать его надо в ежовых рукавицах и когда никогда, как бы тебе не было противно, браться за ремень, ты этого, естественно, не делала и Димке не давала.

– Саха!!! – Возмутилась я.

– А зря, – Саха выбил погасшую трубку о подошву мокасина, – пару раз перетянула бы его ремешком хорошенечко, так и сюда лететь бы не надо было, потому, как мальчик знал бы свое место. Пока он тебе подчиняется, потому что ему это, как бы это сказать, приятно, что ли. А потом его рабское нутро все равно вылезет, это неизбежно, и он начнет против тебя протестовать. К чему это может привести, мне и подумать страшно. Как бы ты не хорохорилась, а девочка ты у нас ранимая. – Я открыла рот в желании возразить, но Саха меня остановил, – я знаю, что ты мне сейчас скажешь. Все протестуют, у всех развит детский негативизм. Парню надо пройти за год, то на что его сверстники потратили по двадцать лет жизни. Это, конечно, правильно, но я хочу, что бы ты поняла одно – нельзя в корне изменить человека за короткое время. Я хочу, что бы ты это осознала и не сильно расстраивалась, когда подобранный тобой в лесу волчонок, подрастет и искусает протянутую руку.