Текст книги "Сладострастие. Книга 2 (ЛП)"

Автор книги: Ева Муньос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

86
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ АККОРД

Рэйчел

6 ноября 2017

День первый

Потеря Гарри – одно из самых сильных потрясений в моей жизни, и я вспоминаю об этом каждый раз, когда у меня начинается галлюцинация. Я вижу его тело в своих руках, потому что потеря любимых людей – одно из самых страшных для меня событий, страх, от которого я, как солдат, не могу избавиться.

Я повторяю этот момент в голове: он и я на мосту.

– Проснись, – говорит он мне, и я не понимаю, о чем он говорит. – Ты должна познакомиться с Мини-Гарри и сказать Бренде, что я люблю ее так же, как в первый раз.

Я открываю глаза. Я не очень хорошо узнаю окружающее пространство, свет тусклый, и я вижу, что передо мной включен экран.

– Недавнее нападение уничтожило центральную больницу Лондона и государственную клинику Челси. Неизвестно, что они ищут, но они уже напали на несколько медицинских центров, – сообщают по телевизору. – Нам подтвердили, что это преступление было совершено итальянской мафией.

Я прихожу в себя, услышав последнее слово, не понимая, реально ли то, что я вижу, и... Мне на ум приходит Фиорелла, наркотики, пытки, мучения, которым подвергла меня Изабель Ринальди.

– Я все еще похищена, меня накачали наркотиками, – думаю я. Я пытаюсь снять трубку с руки, но две медсестры крепко держат меня, и я настолько слаба, что не могу вырваться.

– Успокойтесь. Вы больше не в опасности, – уверяют они. – Вас спасли, и вы находитесь в военном госпитале в Лондоне.

Глаза наполняются слезами, наверное, я галлюцинирую. Я не помню, чтобы меня кто-то спасал, успокоительное действует быстро, и я снова засыпаю, пока яркий свет не ослепляет мои глаза.

–Рэйчел, проснись. —Я не вижу ничего. —Рэйчел, открой глаза.

Я чувствую, как массируют мне руки и ноги. Я медленно открываю глаза, привыкая к изменению освещения.

– Где я? – спрашиваю я.

– В Лондоне.

Я качаю головой.

– Я доктор Фредерик Кинг. – Он садится на край кровати. – Я веду ваш случай.

Я чувствую, как будто мой мозг наполнен водой, мне трудно думать.

–Вас спасли в Позитано неделю назад, вы были тяжело ранена. После сложной реанимации нам пришлось ввести вас в кому.

Медсестры продолжают массировать мне ноги.

–Моя семья... Они в порядке?

–Да, они в порядке, но вы не можете их видеть. Сейчас вам нужно сосредоточиться на выздоровлении.

Он проверяет мои жизненные показатели, прежде чем уйти.

День проходит между медицинскими процедурами и исследованиями, я снова и снова подвергаюсь одним и тем же упражнениям. Я не могу ясно мыслить, мой мозг не может воспроизвести ничего, кроме смутных воспоминаний о моем пребывании у Маскерано.

Я не могу выйти из палаты, я не знаю, действительно ли меня спасли, или это еще одна уловка Антони, или я окончательно сошла с ума.

Часы идут, я не могу заснуть, к тому же все тело болит.

Я в тревоге, полна отчаяния, не могу ничего есть, и в час ночи чувствую, что мир давит на меня странными симптомами, которые угрожают лишить меня рассудка.Конечности тяжелеют, гнев окрашивает меня, стены окружают, и я не могу дышать. Мой разум блуждает, пот стекает по спине, а я, дезориентированная, пытаюсь найти выход. Я начинаю плакать без причины, с абсурдной потребностью в HACOC в моем организме. Я нажимаю красную кнопку, чтобы медсестра пришла мне на помощь, когда спазмы скручивают меня в постели, судороги настолько сильные, что заставляют меня кричать.

–Успокойся. —Входит доктор.

–Я плохо себя чувствую, мне нужно... —Мой мозг отключается.

–Успокойся. —Он берет меня за плечи. —Это нормально, что ты так себя чувствуешь: потливость, беспокойство, учащенное сердцебиение...

Я отказываюсь слушать диагноз.

–Это синдром абстиненции, Рэйчел. —Он укладывает меня на кушетку. —Просто успокойся и постарайся не терять контроль.

– Мой худший страх стал реальностью.

9 ноября 2017

День третий.

Я чувствую себя хуже, чем раньше; раздражительная, тревожная, мне трудно контролировать приступы гнева, печаль и боль.

Я не перестаю потеть и дрожать, чувствую постоянную усталость, иногда не могу дышать, потому что мышцы сдавливают горло. Отчаяние настолько сильное, что я начинаю наносить себе порезы и разбивать все, что попадается под руку.

Я жажду этого, моя психика кричит об этом. Ничто не приносит мне удовлетворения, успокоительное больше не действует, и, в довершение ко всему, боль становится все сильнее. Как будто HACOC – часть меня. Я чувствую, что без него я умру в любой момент.

Я не выношу уколы и вопросы. Единственное, чего я хочу, – это найти решение своей проблемы.

11 ноября 2017 года

Пятый день

Симптомы усилились в тысячу раз, я не перестаю ходить по комнате, воздух душит меня, и я боюсь, что мое сердце остановится. Мне трудно успокоиться, лекарства не действуют.

Я блюю все, что ем.

– Доброе утро, – приветствует одна из уборщиц, таща за собой тележку, полную простыней.

Офицеры начеку, так как раньше ее не видели.

– Ваш удостоверение, – требует солдат, стоящий на посту.

– Спокойно, – она поднимает руки, – я новенькая, не нужно грубить.

Она показывает удостоверение и пропуск. Солдат проверяет у охранников, прежде чем пропустить ее.

– Не закрывайте дверь, – предупреждают они.

–Ее охраняют лучше, чем первую леди.

Я поворачиваюсь к окну, мне не до шуток и разговоров, я хочу только одного – вонзить нож себе в горло.

–Как будто рядом знаменитость. —Сменяет простыни на кровати. —Никогда не видела, чтобы кому-то уделяли столько внимания.

–Закончи свою работу и убирайся.

–Вам не идет изоляция. —Оглядывается по сторонам—. Я, кажется, знаю, кто вы... Вы девушка мафиози, верно?

Отступает, когда я встаю.

–Уходите! —угрожаю в защитной позе—. Бегите, пока вас не посадили.

–Я не хочу вам навредить...

–Это он сказал, прежде чем похитить меня.

Я направляюсь к двери.

– Подождите! Если вы сообщите о том, что я сказала, меня посадят в тюрьму.

– Вы должны были подумать об этом, прежде чем приходить.

– Я не опасна, я просто выполняю роль курьера, – нервно отвечает она. – Меня остановили у входа и предупредили, что если я не доставлю сообщение, меня убьют.

–Она достает из-под груди желтый конверт и оставляет его на кровати, прежде чем убежать.

–Все в порядке? —Три солдата заглядывают в дверь.

Я прикрываю конверт своим телом.

–Да.

–Собирайте вещи, вас собираются выписать, и вас должны перевести в штаб.

– В команде не будет успокоительных, которые помогут мне сохранить рассудок, – думаю я. Я держу конверт и прячу его под толстовку, когда солдат уходит. Я так взволнована и напугана, что единственное, что приходит мне в голову, – это запереться в ванной и молить Бога, чтобы в конверте было что-нибудь успокаивающее.

Это шкатулка и письмо. Я разворачиваю бумагу и читаю содержимое.

Принцесса:

Ты бредишь, тебе трудно дышать, успокоиться, заснуть... Стены сдавливают тебя, и мир кажется тебе маленьким, потому что мое творение течет в твоих венах. Ты отчаянно нуждаешься в небольшой дозе, хочешь попробовать ее снова, чтобы покончить с мучениями, которые причиняет тебе твое тело.

Я посылаю тебе решение, просто открой шкатулку, и ты получишь то, чего так хочешь. Считай это доказательством моей любви. Для меня очень важно, чтобы ты знала, как ты важна в моей жизни и что у меня есть то, чего ты так жаждешь.

В FEMF ты больше ничто, но со мной ты можешь быть всем.

Найди меня на улице Writher, 69-44.

Просто отправь мне сообщение, и мои люди придут за тобой.

Я не готов проиграть, обладать тобой – это обещание, которое закончится только тогда, когда мы окажемся в аду, иначе ты останешься моей.

С любовью,

АНТОНИ

Я сжимаю лист, чувствуя тяжесть в груди. Мои пальцы открывают футляр, и действительно, в серебристом шприце находится HACOC.

Симптомы усиливаются, как будто они чувствуют запах химического вещества, горло пересыхает, руки потеют, а сердце замирает. Осталось всего несколько секунд, чтобы покончить с мучениями.

Дрожащими руками я беру шприц. Один укол избавит меня от боли, тревоги и отчаяния.

– Лейтенант, вас вызывают. – В дверь стучат.

Я не отвечаю, просто смотрю на свое отражение в зеркале. Мне нечего бояться зависимости, потому что я уже зависима. Моя жизнь уже разрушена, я – лишь пепел того, чем была раньше.

–Лейтенант Джеймс, вы там? —настаивают.

Я открываю руку со слезами на глазах. – Да, я здесь, но я больше не лейтенант Джеймс, – отвечаю я про себя. Я втыкаю иглу в кожу.

Я не знаю, за что я хочу бороться, если я уже давно сдалась. Моя сила воли осталась в Позитано после того, как я увидела смерть Фиореллы.

– Лейтенант, откройте дверь!

Холодная игла входит в мою кровеносную систему. Я закрываю глаза, чувствуя себя полным отбросом, когда мой мозг возвращает воспоминания о том, кем я была, о борьбе, которую я вела, стремясь быть лучшей, а теперь...

Я позволила себе погрузиться в пике, я подвела себя, своих родителей, свои мечты. Я вижу, как получаю медали, которые стоили мне столько усилий, моя спина касается стены, пока я борюсь с морем слез, наполняющих мои глаза, вспоминая счастливое лицо моего отца, повторяющего, каким хорошим солдатом я была.

Я вспоминаю своих сестер и желание быть для них гордостью.

Я вижу Гарри с его типичной фразой: – Мы сделаем это, потому что мы лучшие.

Мой подбородок дрожит, когда я сжимаю шприц, который выскакивает из рук и разбивается на куски на полу. – Я не наркоманка, – повторяю я себе, я подвела всех, но я не могу подвести себя.

Да, я устала, но усталость не означает поражение. Я снова и снова наступаю на остатки HACOC, испачкав обувь жидкостью. Плач овладевает мной, и я падаю на пол, не обращая внимания на то, что они продолжают стучать и в конце концов выбивают дверь ногой.

– Рэйчел! – Доминик входит в сопровождении двух мужчин. – Ты в порядке?

Не знаю, откуда я нашла силы, чтобы подняться и броситься ему в объятия, плача у него на плече и позволяя ему крепко обнять меня.

– Нет, я не в порядке, – рыдаю я.

– Успокойся. – Он поднимает меня, чтобы я оказалась на одном уровне с ним. – Мы все здесь, чтобы помочь тебе.

Я прячу лицо у него на шее, все еще помня момент ужаса, который я пережила, когда думала, что его убьют.

–Я не хочу оставаться одна. —Я протягиваю ему письмо Антони. —Он не оставит меня в покое.

Он пробегает его глазами.

– Я займусь этим.

– Он придет за мной.

– Никто не позволит этому случиться. Нам запрещено общаться, мне разрешили только сопроводить тебя в штаб.

Я киваю, осознавая, что меня ждет. Столько ограничений означают, что меня считают виновной. Паркер выводит меня в сопровождении семи солдат и уводит через аварийный выход.

На меня надевают бронежилет, а внедорожник с открытыми дверями ждет нас. Машина трогается, и я узнаю мотоциклы и автомобили, которые следуют за нами в замаскированном виде.

– Сколько человек меня охраняют? – спрашиваю я.

– Более сорока, лейтенант, – отвечает один из солдат.

Я без энтузиазма улыбаюсь.

– Как будто я принцесса Уэльская.

– Приказ полковника, – отвечает водитель.

– Полковник, – я уже не знаю, что чувствую, когда думаю о нем. Мое единственное приятное воспоминание о Позитано – это то, что я видела его перед алтарем, если это был он. Я до сих пор не уверена, было ли это галлюцинацией. Ни пытки, ни травмы не способны стереть воспоминания о нем...

Фургон покидает город, а водитель постоянно получает звонки с требованием сообщить о своем местонахождении. Я стараюсь сохранять спокойствие, не дать тревоге и беспокойству затмить разум. Я прислоняюсь головой к сиденью, когда стальные двери фургона закрываются.

Я думала, что больше никогда не вернусь сюда. Меня выводят, и вскоре появляются камеры: это представители СМИ FEMF (газеты и телеканалы, которые подробно освещают события в нашей организации).

– Я Брайан Солер, мой лейтенант, – представляется один из кадетов. По приказу Совета я должен отвести вас в комнату для допросов, где вы будете находиться до дальнейших распоряжений.

Я киваю и позволяю себе проводить в комнату. Проходит час, и никто не приходит, я полагаю, что они наблюдают за моим поведением, убеждаясь, что я не веду себя подозрительно.

Через два часа входит женщина. Она невысокого роста и одета в форму, по которой можно определить, что она работает в отделе внутренних расследований. За ней следуют члены Совета, все, кроме Хосета, Марты и моего отца.

– Здравствуйте, Рэйчел. – Незнакомая женщина садится напротив меня. – Я Йохана Кардона, я работаю в Программе защиты свидетелей и внутренних дел.

– Я не ожидала такой публики, – признаюсь я.

– Я знаю, что это неудобно, но это необходимо. Английский Совет должен прояснить некоторые моменты, прежде чем передать вас регентам, которые будут проводить аудит военного суда.

Регенты на суде означают, что мое дело имеет международный резонанс, следовательно, Лондон – не единственный, кого затрагивают мои действия.

–Спрашивайте.

–Мне нужно знать все, что произошло с Антони Маскерано. За вами следят, так что будьте осторожны в высказываниях.

–Мне нечего скрывать.

–Слушаю.

В течение полутора часов я рассказываю о том, что произошло в Москве, о попытке похищения, угрозах и расследованиях.

Я подробно рассказываю о том, что произошло в день похищения, об угрозах со стороны Брэндона и Изабель. Я рассказываю о попытке побега, пытках, смерти Фиореллы, планах Антони и о том немногом, что я помню о дне свадьбы. Я заканчиваю рассказ, сдерживая слезы и нервничая. Ты знаешь, что тебе конец, когда даже воспоминания причиняют боль.

Она бросает папку на стол, открывает мою медицинскую карту и читает вслух. При слове «наркоманка» у меня все сжимается.

– Мы несколько дней расследовали ваше дело, – говорит она. – Мне трудно поверить, что после всего, что вы пережили, вы не предали нас и не вернулись в качестве их агента.

– Давайте проясним, что Маскерано не ищут информацию о нас, – вмешивается Олимпия Мюллер. – Их главная цель – полковник Морган.

– Тем более мы должны сомневаться, она одна из самых близких ему агентов, – говорит самый старый из членов Совета. – Антони пообещал не трогать ваших друзей.

Что нам говорит то, что ты не согласилась? Кто нам гарантирует, что ты не отдала голову полковника в обмен на свою?

–Я бы уже умерла, если бы так было. Если бы я согласилась, я бы сейчас была рядом с ним, как его правая рука, а не здесь, с абстинентным синдромом после семнадцати дней пыток.

–Ты меня не переубедишь, Джеймс. —Он становится передо мной. Никто не выдерживает столько ради другого, ты наверняка что-то скрываешь.

– Она ничего не скрывает, мистер Джонсон, – говорит женщина из внутренних дел. – Это вы не прочитали все дело.

– Мы вернулись на несколько месяцев назад, – объясняет Олимпия. – Мы проследили твою прошлую жизнь, изучили твои входы и выходы, твою социальную жизнь, а также места, которые ты часто посещала.

Я понимаю, о чем вы.

–Я полагаю, вы нашли объяснение моему молчанию.

–Конечно, поэтому вы здесь, а не в тюрьме. Вы хороший солдат, Рэйчел, но было нелегко поверить, что вы могли бы прикрыть человека с таким грузом на душе.

– Я не понимаю, – сердито отвечает Джонсон. – Мы не можем руководствоваться именами и внешностью, она должна была что-то сказать. Вы поверите в сказку, что она рисковала жизнью ради начальника?

– Она не рисковала жизнью ради начальника, – объясняет представительница внутренней службы. – Она рисковала жизнью ради своего любовника.

В комнате воцарилась тишина.

–Лейтенант Джеймс и полковник Морган уже несколько месяцев имеют внебрачную связь. —Она смотрит на меня. —Я ошибаюсь, лейтенант Джеймс?

Я отрицательно качаю головой. Мне стыдно признаться.

–Все стало ясно, когда мы узнали об этом: страх изгнания и настойчивость полковника спасти ее. Я убедилась, что он способен на все, когда посмотрела видеозапись из военного госпиталя, – начинает она. – Это ты столкнулась с капитаном Льюисом в день «предполагаемого покушения в отделении интенсивной терапии. – В тот день не было никакого покушения, это ты боролась, чтобы тебя не обнаружили.

Я киваю, признавая свою вину.

–Ее накачали наркотиками, потому что она не заговорила, ты сбежала, и тогда начались пытки, —завершает Джоанна. – Антони защищался, как мог, но так и не смог найти слабые места в нашей армии.

–Я не предала бы ни его, ни мою организацию, ни кого-либо еще, в моей семье таких нет.

–Доказательства говорят сами за себя, —завершает Олимпия.

На данный момент у нас нет других обвинений.

В этот момент двери распахиваются и входит Доминик. Его лицо не предвещает ничего хорошего, когда он зовет Олимпию в сторону.

Совет расходится, окружая капитана, а Джоанна остается передо мной. Мне не нравится, когда на меня смотрят с жалостью, а Совет делает это постоянно.

–Займись этим, – приказывает Олимпия, указывая Паркеру, чтобы он уходил.

Капитан не смотрит на меня, просто уходит, оставив меня с замиранием сердца. – Что же произошло, что все выглядят так трагично?, – спрашиваю я себя.

–Антони Маскерано установил периметр наблюдения за твоими сестрами, – сообщает Олимпия.

Они окружены, и выход может означать для них смерть или похищение.

Эта новость ударила меня как сильный удар по голове.

–Адрес. —Ноги подкашиваются, когда я встаю. —Где письмо с адресом? Я снова сдамся ему, я не хочу, чтобы моя семья в это была вовлечена.

–Там солдаты охраняют...

–Он справится, он наверняка все продумал!

–Ты не можешь вернуться. —Они пытаются меня удержать.

–Он убьет моих сестер! —Я отталкиваю их. —Он сделает все, чтобы я вернулась к нему.

–Уже развернут еще один блок охраны, успокойся.

Я направляюсь к двери, но мне закрывают выход.

– Я должна спасти своих сестер. – Я пытаюсь обезоружить кого-нибудь, но даже на это у меня не хватает сил.

– Мы не рискнем потерять тебя, – предупреждает Олимпия. – Проводите ее в комнату. Защищать вас – наше дело.

–Не обещайте, если не уверены, что сможете выполнить, – говорю я твердо. – Антони не обычный преступник.

Меня выталкивают наружу. В центре царит хаос, люди бегают в разные стороны, разбредаясь по всему городу. Насколько я слышала, все входы и выходы закрыты.

Меня запирают в комнате, изолируя от всего.

Я включаю телевизор, новости только ухудшают мое настроение, поскольку английские каналы сообщают о различных преступных группировках, входящих в город. Это заставляет меня хотеть выйти, это то, чего они хотят. Я выключаю телевизор, бегая по комнате в отчаянии, я даже не понимаю, сколько времени прошло, часы или минуты, я не знаю, отчаяние не дает мне сосредоточиться.

–Рэйчел. —Открывают дверь.

Это моя мама бежит обнять меня, позволяя мне растаять в ее объятиях.

–Прости меня... —я рыдаю у нее на груди. —Я не хотела, чтобы все это случилось.

–Не беспокойся. —Она целует меня. —Это не твоя вина, моя любовь.

–Это моя вина, —признаю я. —Из-за меня они в опасности.

–Не вини себя, девочка моя. —Она ведет меня к кровати.

–Если с ними что-нибудь случится...

–Рик, Алекс и Братт все контролируют. Мы должны просто верить, что они больше не будут под прицелом.

Я толкаю половину мира в пасть волка, ведь из-за меня могут погибнуть сотни людей.

–Почему ты не с ними?

– FEMF укрыла меня в одном из объектов системы защиты свидетелей, – объясняет она. – Совет настаивает, чтобы я дала показания о том, что мне известно, поэтому они оставили их в доме и привезли меня одну.

Я начинаю задыхаться, и появляются побочные эффекты HACOC. Это непроизвольные эпизоды продолжительностью от пяти до десяти минут, когда я теряю контроль над своим телом.

–Ты в порядке? —с беспокойством спрашивает мама. —Хочешь, я позову медсестру?

–Нет. —Я встаю, не хочу, чтобы она видела меня такой. —Найди капитана Патрика Лингуини, спроси, что нового в ситуации. У него есть контакты с руководителями, он быстро даст тебе ответ.

Она спешит к двери.

–Офис на третьем этаже административной башни.

Она кивает, прежде чем выбежать. Мои мышцы не выдерживают веса моего тела, я начинаю задыхаться, и лицо настолько краснеет, что мне приходится бежать в ванную, чтобы облить себя водой.

Мать не спешит, новостей нет, и мне становится еще хуже. – Какое отчаянное дерьмо, которое вот-вот доконает меня, – говорю я себе. Я пью воду, пытаясь заполнить пустоту, вызванную тоской, и с последними силами ищу, где бы принять душ, вытираю лицо в ванной и...

– Ваша свекровь хочет вас видеть, лейтенант, – говорят снаружи.

Звук каблуков сообщает мне, что она уже вошла.

– Сейчас не подходящий момент. – Я выхожу, не глядя на нее.

– Оставь нас наедине, – приказывает она солдату.

Я остаюсь на месте, отказываясь показаться ей, я не видела ее с момента инцидента в больнице. Каблуки звенят, когда она приближается, заставляя меня посмотреть на нее. Наши глаза встречаются, и ее рука с силой ударяет меня по лицу.

– Это за Братта! – кричит она с яростью.

Кожа горит, ей этого недостаточно, и она с еще большей силой бьет меня по другой щеке. Еще один сильный удар, от которого кожа горит.

– А это за Сабрину! – Она толкает меня. – Я открыла тебе двери своего дома! И так ты мне платишь? Развратничаешь с моим зятем?

У меня нет права возражать или защищаться, она права. Моим поступку нет оправдания.

– Отвечай! – Она снова толкает меня. – Это так сильно ты любила Братта?

Слезы застряли в груди, когда он снова ударила меня.

– Ты заслуживаешь всего, что с тобой происходит! Если бы я знала, что ты сделала, я бы заплатила этому проклятому психопату, чтобы он избил тебя, как грязную шлюху! – кричит она. – Я надеюсь, что твои сестры заплатят за боль моих детей!

Она поднимает руку, чтобы ударить меня, но на этот раз ей мешает моя мать.

– Что с тобой, черт возьми?! – Она смотрит на нее.

Марта не спускает руки.

– Что, черт возьми, со мной?! – отвечает она в ярости. – Ты серьезно меня спрашиваешь? Она трахается с мужем моей дочери! – Она показывает на меня. – Она издевалась над моим сыном, изменила ему с его лучшим другом, а Сабрина из-за твоей дочери пыталась покончить с собой.

–Нет! —Мама заставляет ее отступить. —Она обожает Братта!

–Обожает? —издевается Марта. —Да ладно тебе, она раздвинула ноги его другу, когда он уехал в Германию. Они валялись в постели, когда мы были на Гавайях, и валялись все это время.

– Ты лжешь...

– Я не лгу, Лучиана. Я никогда не была так уверена в чем-либо. Все это знают, спроси своего мужа, если не веришь мне.

Я опускаю глаза, когда мама смотрит мне в глаза.

– Скажи, что она лжет, – требует она, – потому что та Рэйчел, которую я воспитала, не способна на такое!

– Я не лгу! – продолжает Марта. Она была настолько низкой, что залезла в постель другого мужчины, когда была с моим сыном, – ее голос дрожит, – зная, что Братт отдал ей все и что Кристофер для нее как брат. Ты сделала это и не позаботилась о том, что разрушила брак моей дочери. Ты довела ее до самоубийства, и сейчас ее собираются перевести в психиатрическую лечебницу.

– Она лжет? – настаивает моя мать. – Говори, Рэйчел.

– Нет, – я глубоко вздыхаю. – Она не лжет.

Ее лицо меняется в мгновение ока.

– Я ничего не знала, – говорит она Марте.

– Конечно, нет, потому что помимо того, что она шлюха, она еще и манипуляторша.

–Я понимаю твою боль, —собирается с духом моя мать, – и сожалею о Сабрине, нет слов, которые могли бы унять твою ненависть, но я прошу тебя уйти. Так же, как это не лучший момент для твоей семьи, это не лучший момент и для моей.

Марта подчиняется.

–Я рада всему, что с тобой случилось, —признается она у двери. – Это мало по сравнению с тем, что ты заслуживаешь.

Они оставляют нас наедине, и я наполняю легкие воздухом.

–Прости, —шепчу я, не в силах посмотреть на нее.

В двадцать два года я никогда не видела ее с другим мужчиной, кроме моего отца, и она всегда была для меня примером для подражания. Я ненавижу ее разочаровывать, потому что часть того, кто я есть, – это благодаря ей.

– Прости, – повторяет она. – Это все, что ты можешь сказать?

Она смотрит мне в глаза.

– Что бы я ни сказала, ты все равно будешь разочарована, так зачем мне говорить, что я не хотела этого, что я старалась этого избежать, – признаюсь я. – Все это бессмысленно, потому что я хотела этого.

–У тебя было все. Как ты могла так бросить свою жизнь ради какого-то ничтожества?! —кричит она на меня—. Как ты могла бросить шестилетние отношения ради какого-то заносчивого парня, который приносит тебе одни проблемы?!

–Я уже месяцы задаю себе тот же вопрос! И ответа нет, мама, потому что нет оправдания тому, что я чувствую к нему.

–То, что ты чувствуешь?

–Да, то, что я чувствую, я не сделала это просто так. Я зашла так далеко, потому что люблю его...

Ты прерываешь меня пощечиной.

–Кто ты такая?! —кричишь она в ярости. – Моя дочь не принимает глупых решений, моя Рэйчел не разрушает браки и не ставит под угрозу чью-то жизнь.

Боль от трех предыдущих ударов окончательно доводит меня до крайности.

– Я та же самая, которую ты воспитала с любовью и хорошими ценностями, только... Я влюбилась в того, в кого не должна была. Я люблю Братта, нет ни одного дня, когда я не сожалею о том, что подвела его, но это случилось и... что я могу сделать? Моя единственная ошибка была в том, что я не ушла, когда должна была.

– Я предупреждала тебя, тысячу раз умоляла держаться подальше от Морганов, – упрекает она меня.

Я держу слова при себе.

– Посмотри на себя. – Отойди. – Мы – отражение любви, которую получаем, Рэйчел. Теперь я понимаю, почему в твоей жизни столько несчастий. Нельзя расти на токсичных отношениях, потому что Кристофер Морган – это токсичный человек. Он и его отец – просто свиньи, которые любят давить женщин, – продолжает она. – Я знаю это, потому что видела своими глазами, я была свидетелем, я видела, как Сара страдала из-за несчастного, который никогда не давал ей того места, которого она заслуживала.

Она направляется к двери. Она такая, упрямая, особенно когда права.

–Я поговорила с твоим отцом. —Она поворачивается ко мне, прежде чем переступить порог. —Операция, развернутая Браттом, отпугнула людей, которые следили за твоими сестрами, и их везут в штаб.

Она уходит, хлопнув дверью, и я сажусь с покрасневшим лицом, позволяя времени идти. Думаю, от долгого плача слезы когда-нибудь закончатся.

–Лейтенант, —сообщают через полчаса, – суд будет через два часа, и вам дали час, чтобы поговорить с близкими.

Душ не уменьшает отвращение, которое я испытываю к себе. Я обрабатываю раны: рана на ноге почти зажила, рана на ребрах – не так хорошо, но утешает то, что рано или поздно они затянутся полностью. Надеюсь, раны души тоже заживут. Я одеваюсь. Когда меня похитили, я так мечтала оказаться здесь, а теперь спрашиваю себя: – Зачем? Чтобы вспомнить весь тот вред, который я причинила?. – Мое стремление к свободе привело лишь к тому, что под угрозой оказались жизни невинных людей.

Я собираю волосы и разглаживаю складки на платье руками. Вскоре за мной приходят, и луч надежды загорается, когда я вижу своих коллег в зале.

–Райчил! —Луиза бежит и бросается мне в объятия. —О, дорогая, я так тебя люблю...

Она плачет у меня на плече.

– Я так боялась, – рыдает она.

– Я в порядке. – Я отталкиваю ее.

– Не ври мне. – Она берет мое лицо в ладони. – Мы обе знаем, что ты не в порядке.

Я вынуждаю себя улыбнуться.

– Я свободна, и это главное.

Она снова обнимает меня.

Лайла, Бренда, Саймон, Патрик, Александра, Скотт, Алан, Анджела и Ирина заполняют комнату.

Все, кроме Бренды, одеты в форму FBI. Они выстраиваются в ряд передо мной и обнимают меня по очереди.

– Не уезжай больше, – просит меня Лайла со слезами на глазах. – И забудь про подпольные миссии.

Бренда берет меня за руку.

–На мгновение я подумала, что...

–Со мной ничего не случилось. —Я поглаживаю ее живот. —Я в порядке.

Они засыпают меня объятиями и вопросами, а Патрик кратко рассказывает мне о текущей ситуации. Итальянцы установили периметр наблюдения, наверное, хотели шантажировать меня, чтобы я сдалась.

–Мы поймаем его, – говорит Лайла. – Теперь это цель всех нас.

–Это нелегкая задача.

–Мы не боимся его, – уверяет Анжела. – Тебе не о чем беспокоиться, единственное, что должно тебя волноваться, – это твое выздоровление.

–Мы должны дождаться решения суда.

–Они вынесут решение в твою пользу, – ободряет меня Скотт. – Доказано, что ты всего лишь еще одна жертва.

–Кристофер будет через пару минут, —говорит Патрик, и все замолкают. – Это будет плюсом для тебя на суде.

Анжела гладит меня по руке.

–Ваш отец и сестры здесь, —сообщает один из кадетов.

–Выйди, —приказывает Саймон. – Тебе нужно побыть с семьей.

–Увидимся на суде. – Лайла целует меня в лоб. – С этого момента будут только хорошие новости.

Я бы хотела иметь хотя бы четверть ее оптимизма. Я остаюсь стоять, уставившись на дверь, когда они уходят.

Сэм появляется первой, на мгновение я забываю обо всем и бегу к ней, крепко обнимая ее; Эмма входит следом и я обнимаю ее тоже, благодарная за то, что они в безопасности.

Я бы себе не простила, если бы с ними что-нибудь случилось, и не смогла бы жить, зная, что из-за меня они пострадали.

– Вы в порядке? – Я стараюсь, чтобы они не видели, как я плачу.

– Мы в порядке. – Они не перестают обнимать меня. – А ты? Мы очень испугались...

– Теперь нечего бояться.

–Мы поедем домой, правда? —спрашивает Эмма. —Папа принимает все необходимые меры.

Я вытираю слезы, возвращение домой будет абсолютным счастьем.

–Рэйчел! —Появляется мой папа.

Эмма и Сэм отступают, чтобы я могла подойти к нему, он обнимает меня, и я чувствую, как будто меня склеили по кусочкам. Неважно, сколько тебе лет и насколько ты несчастен, объятия родителей всегда будут лучшим утешением.

Он покрывает мое лицо поцелуями, прижимая меня к своей груди.

–Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю...

–И я тебя. —Я беру его лицо в ладони.

Он выглядит уставшим, как и мама.

–Прости, столько всего произошло, что...

–Неважно, ты здесь, а остальной мир может пойти к черту, если ему хочется.

–Теперь все будет хорошо. —Сэм поглаживает меня по спине.

Я хотела бы сказать, что да, все будет хорошо, все будет как раньше, и у нас будет спокойная жизнь, но я знаю, что это далеко не так.

–Суд через полчаса, английский Совет подготовил защиту. С тобой разговаривали?

–Да. —Я глажу его лицо костяшками пальцев. —Мне все рассказали.

Братт появляется в дверном проеме.

–Мне нужно привести себя в порядок к суду. —Папа отстраняется. —Увидимся через пару минут, ладно?

Я целую его в щеку, прежде чем обнять сестер.

–Идите, – подбадриваю я их.

Братт остается прислонившись к двери, он выглядит так, будто потерял всякую волю к жизни.

Я подхожу к нему и крепко обнимаю его, ему сейчас очень тяжело, и он один из тех, кого это коснулось больше всего.

–Спасибо, —шепчу я ему на ухо. —Спасибо, что вовремя вмешался.