Текст книги "1632 (ЛП)"

Автор книги: Эрик Флинт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)

Последние слова были сказаны немного мрачно. Улыбка Майка исчезла. Несколько дней назад Майк принял принципиальное решение. И теперь из-за этого он застрял на месте.

Но если суеверным вшивым господам, попам и прочим ублюдкам не нравятся наши обычаи, пускай подавятся до смерти. Не отступать, не сдаваться. Это американская земля!

Эта озорная мысль заставила его снова улыбнуться. В течение трех лет в колледже Майк и сам с удовольствием изучал историю. В отличие от Мелиссы, с ее широкими интересами, внимание Майка было узко ориентировано на американскую революцию и первые десятилетия республики. Отцы-основатели, особенно Джордж Вашингтон, занимали важное место в его личном списке героев.

Он взял молодого шотландского офицера за руку и повел его к кафе. Рядом с ним он казался великаном. Следующие слова Майка были произнесены достаточно громко для всех.

– Могу сказать, что у нас есть определенные фундаментальные политические принципы. Один из них провозгласил наш первый исторический лидер, когда наша молодая республика была атакована бандитами.

Кафе было уже всего в нескольких шагах. Майк остановился у входа, выпустил руку молодого офицера и повернулся ко всей толпе шотландских солдат и собравшихся здесь американцев.

– Миллионы для обороны, но ни цента на дань!

Американцы в коридоре залились бурными аплодисментами. Джули Симс сразу же начала импровизировать с ее помпонами.

– Врежем Д!

Ее команда чирлидеров и баскетболисты засмеялись и начали с ревом: – Обороны, обороны!

Через мгновение вся толпа присоединилась к скандированию.

Шотландские солдаты вздрогнули немного от буйного веселья. Все, кроме офицера и его помощника-ветерана.

Унтер-офицер, взглянув вокруг, посмотрел затем на Майка. Он, казалось, в полной степени оценил его шестидюймовое преимущество в росте.

– Я вижу и гордость и похвальбу. А есть ли у вас, чем обеспечить их?

Майка, улыбаясь, не замедлил с ответом.

– Хотите проверить?

Медленно, унтер-офицер выдавил ответную улыбку. Кривые зубы сверкнули под роскошными усами.

– Нет. Судя по вашему тону, проверять не стоит. Я лучше предпочту э-э, дружбу и взаимопонимание.

Майк кивнул. И обратился к офицеру:

– А вы?

Но офицер почти полностью пропустил их разговор. В течение всего этого времени его внимание было целиком приковано к Джули Симс. Частично, конечно, его внимание было связано с красотой девушки и стройностью ее фигуры. Но в основном он был поражен ее неистовой энергией и атлетизмом. Он никогда не видел девушки с такой раскрепощенностью.

Но частью отвлеченного на нее сознания он уловил суть вопроса. Настолько, что рожденный и воспитанный в духе кальвинизма, он даже впал в богохульство.

– Кто вы такие, во имя Бога?

***

За обедом, Майк попытался объяснить. Насчет этого он уже принял решение несколько дней назад. Правда, вся правда и ничего, кроме правды. Не прикрываться суеверными сказками, и не пытаться обходить острые углы. Лучшее – это просто рассказать все, что он мог, хотя американцы и сами знали не так уж много.

Разговор длился несколько часов. Задолго до его окончания, по инициативе Эда Пьяццы,  шахтеры доставили в кафетерий всех религиозных лидеров Грантвилля. Не пешком – на автомобилях – этот вопрос квалифицировался, как важный и стратегический.

Городские проповедники и священники начали прибывать постепенно и сразу включались в обсуждение. Майк заметил медленное ослабление возникшей было вновь напряженности в шотландцах. Да, христиане, но какие-то необычные. В большинстве даже протестанты. Странно, как умудряются жить вместе – католики, евреи, мавры и свободомыслящие люди – без ссоры. И даже в согласии...

Многие из шотландских солдат, воочию уже познакомившись с псами войны и резней религиозной розни, и сделавшие свои собственные немудреные выводы, согласно кивали. Весьма разумно устроенная жизнь, когда уже почти сам дошел до этого.

(И, о эти милые энергичные девушки!)

И никакого колдовства. Причем тут колдовство вообще?..

Просто мастера механики и хорошие ремесленники. И что? Шотландцы всегда таких уважали. Колдовство – это град вне сезона, загадочные болезни и скисшее молоко прямо из-под коровы. А здешнее молоко было настолько чистым и вкусным – все равно что пить нектар. А что у этого народа с болезнями? Поголовное здоровье. Даже пожилая женщина-учитель выглядит на диво здоровой.

(И, о эти милые энергичные девушки!)

Тогда, значит, Божья воля. А не проделки сатаны. Господь-вседержитель счел нужным призвать этих людей сюда. Разве это не ясно само по себе? Ясно как день, даже для простых солдат!

(И, о эти милые энергичные девушки!)

Глава 12

Когда Ребекка привела шотландского офицера в дом семьи Рот, она была очень удивлена, увидев отца, сидящим в одном из кресел в главном салоне. У них это называлось 'гостиная'. Странное название, весьма характерное для американцев, подумала Ребекка. При всех их сказочных возможностях, они во многом были наиболее практичным народом, который она когда-либо встречала. Более даже, чем твердолобые купцы из Амстердама.

Она с облегчением увидела, что он сидит уверенно, впервые с момента его сердечного приступа. В данный момент Бальтазар Абрабанель оживленно беседовал с обоими американскими врачами, Джеймсом Николсом и Джефффри Адамсом. Моррис и Джудит Рот присутствовали тоже.

– Ребекка! – воскликнул он весело, повернув голову к своей дочери. – У меня самые чудесные новости. – Бальтазар указал на врачей. – У них есть просто...

Он замолчал, увидев офицера, который стоял позади Ребекки. Его лицо, только что так оживленное, замерло в маске. Ничего враждебного в выражении. Просто лицо опытного дипломата.

Губы Ребекки задергались. Дипломата? Лучше сказать – опытного шпиона.

Она знала историю своего отца. Ветвь Абрабанелей, к которой он принадлежал, жила в Лондоне уже более ста лет, со времен изгнания сефардов из Испании. Их существование там было юридически незаконным – евреям было официально запрещено появляться на острове еще веком раньше. Но английские власти не предпринимали никаких попыток для обеспечения соблюдения этого запрета до тех пор, пока евреи сохраняли свои сообщества небольшими и разрозненными. Кроме того, английские монархи и высокая знать предпочитали еврейских врачей всем другим.

С восшествием на престол королевы Елизаветы, в 1558 году, как говорят христиане – anno Domini – от рождества Христова, положение евреев стало более прочным. Личный врач Елизаветы, доктор Родриго Лопес, был сефардом. Королева стала советоваться с ним в какой-то степени и по политическим вопросам, а также привлекать к шпионажу под видом медицинских консультаций другим монархам, особенно в связи с опасностями, исходившими от Филиппа II в Испании. Доктор Лопес, выступая в качестве ее посредника, привлек несколько членов семьи Абрабанель на службу английской короне, как шпионов. Абрабанели, одно из великих семейств разобщенных сефардов, вполне могли следить за деяниями испанцев.

Дед Ребекки, Аарон так и служил вплоть до своей смерти, и передал мантию своим двум сыновьям, Бальтазару и Уриэлю. Ребекка, по воспоминаниям раннего детства, знала, что ее отец часто встречался в лондонской гавани с португальскими моряками и торговцами, многие из которых были маранами.

После смерти Елизаветы и коронации Якова I, политический климат, к сожалению, изменился. Король Яков был неравнодушен к испанцам и часто шел у них на поводу. Он даже казнил сэра Уолтера Рэли, чтобы успокоить испанцев, хотя официально тот был обвинен в измене. Евреям больше не были рады при английском дворе, даже как врачам, и давление на сефардские общины усилилось. В 1609 году Яков снова приказал выслать их.

Но несколько еврейских семей остались, семья Ребекки среди них. В их защиту выступила часть британской власти, и, прежде всего, пуритане. Пуритане, растущая сила в английском обществе, были гораздо более благосклонны к евреям, чем официальная церковь. Многие из их ученых были глубоко заинтересованы в изучении текстов на иврите, как части их усилий по 'очищению' христианства.

Шотландский офицер вошел в комнату и произнес свои первые слова. Как только Бальтазар услышал этот безошибочно узнаваемый акцент, его напряженное лицо смягчилось. В течение нескольких секунд Ребекка увидела, как обычное добродушие отца и его остроумие вернулись к нему.

Она также почувствовала всю прелесть этого северного варианта английского языка. Не сам по себе акцент, а то, что лежало глубоко под ним. Дважды, когда ей было двенадцать лет, и еще раз, когда ей было четырнадцать, Ребекка сопровождала своего отца и дядю в Кембридж, который был очагом пуританства. И дважды она знакомилась с еврейскими врачами-изгнанниками, которым на иврите и по-гречески было предложено уточнить некоторые темные места в библейских текстах.

– Я передаю вам приветствие от Густава Адольфа, Бальтазар Абрабанель.

И опять этот акцент напомнил Ребекке тех простых и искренних ученых-пуритан, с уважением встречавших их. Семья Абрабанелей все-таки была вынуждена покинуть Англию вскоре после этого. Уриэль, любитель приключений, решил искать счастья в Германии. Ее отец, обремененный болезненной женой и дочерью-подростком, выбрал Амстердам. Там, среди голландских родственников пуритан, они и нашли убежище.

Бальтазар Абрабанель кивнул.

– Прошу передать мое глубочайшее уважение Его Величеству, э-э-э?..

– Маккей, сэр. Александр Маккей, капитан Зеленого Полка короля Швеции, к вашим услугам.

Кальвинисты были твердыми и непреклонными – а их холодное чувство юмора было недоступно сефардам –  но они имели уважение к людям Библии, не всегда разделяемое католиками и даже лютеранами. Бог дал людям Авраама свое место в мире. Куда ведет их воля Его?

За спиной Ребекка почувствовала, как в комнату вошел Майкл. Он подошел и встал сзади. Совсем рядом. Чуть ближе, чем допускали приличия.

Ребекка обнаружила, что ее губы изгибаются в улыбке, и усилием воли заставила ее исчезнуть со своего лица.

Соблюдение этических норм. Но чьих, собственно говоря? Не американцев же! Они, кажется, вообще не обращают на это внимание. Самым бесстыдный народ, который я когда-либо встречала. Она вспомнила заботу и лечение, которые получили они с отцом. А может, не стоит так зацикливаться на этике?

Майкл стоял очень близко. Она чувствовала почти непреодолимое желание прислониться к нему. Затем, увидев направленные на нее глаза ее отца, она выпрямилась.

Глаза были все понимающими. Ребекка пыталась сдерживать свои эмоции в ежедневных беседах с отцом. Особенно осторожна она была, во всяком случае, так она думала, при упоминании Майкла и его дел, стараясь не допустить особой теплоты в голосе.

Внутренне она вздохнула. Нет сомнений в том, что ее ухищрения были напрасны. Бальтазар Абрабанель был проницательным человеком, как никто другой. Она никогда не была в состоянии скрыть что-либо от своего отца. По правде говоря, она никогда и не пыталась раньше.

Предстоит строгое отеческое внушение, подумала она мрачно. Очень строгое.

Глаза Бальтазара покинули ее и вновь сосредоточились на шотландском офицере. Маккей был усажен в мягкое кресло суетящейся Джудит Рот и ожидал продолжения разговора.

Шотландец быстро оглядел комнату. Было совершенно ясно, что присутствие американцев заставляло его осторожничать.

– Вы можете говорить совершенно свободно, капитан Маккей, – сказал Бальтазар. – Наши хозяева хорошо осведомлены о ценностях, которые я вез с собой.

Он пристально посмотрел на Майкла. Ребекка с облегчением увидела, что в глазах отца не было и следа гнева. Просто благодарность и уважение.

– В самом деле, если бы не они, особенно Майкл, серебро бы оказалось в руках этих монстров Тилли.

Он наклонился вперед и вытянул руки. Растопыренные пальцы были унизаны драгоценными кольцами.

– А это бы оторвали вместе с пальцами. – И резко: – А уж что бы стало с моей дочерью... -

Бальтазар кивнул в сторону потолка. – Сундук с деньгами для вашего короля наверху, в моей спальне. Там все, вплоть до каждого гульдена. У меня есть и расписка, конечно.

Маккей махнул рукой. Как бы и не сомневаясь.

– В этом нет необходимости, Бальтазар Абрабанель. Ваша честность не вызывает сомнений.

Как ни странно, в реакции Ребекки при этом жесте, было больше гнева, чем гордости. Конечно, вы доверяете евреям с вашими деньгами. А потом, когда настроение меняется, вы обвиняете нас в грязных преступлениях, потому что мы получаем прибыль без обмана. В отличие от ваших собственных банкиров. Христиане!

Но ее гнев был кратковременным. По правде говоря, в данном случае и необоснованным. Различные ветви кальвинистской веры отнюдь не были свободными от нетерпимости по отношению к евреям. Но у них были свои твердые убеждения в ценности упорного труда и бережливости, они уважали грамотность и были склонны рассматривать людей, которые нажили богатство, больше с восхищением, чем с завистью.

В конце концов, не кальвинисты же заставили нас покинуть еврейский квартал Амстердама. Мой отец был изгнан ортодоксальными раввинами, а не христианскими проповедниками. Она собрала все усилия, чтобы сосредоточиться на данном моменте. Отцу могут понадобиться ее советы и мнения. Особенно сейчас, в этих глубоких и неизведанных водах.

Она увидела, как Маккей смотрит на Майкла. В его взгляде было уважение с примесью замешательства.

– Почему? – вдруг выпалил шотландец.

– Почему что? – переспросил Майкл. Но вопрос был явно риторическим. Американец положил руки на плечи Ребекки, осторожно обошел ее и вышел в центр комнаты. Там он встал прямо, положил руки на бедра и посмотрел вниз, на Маккея. Взгляд был почти пронизывающим.

– Почему мы не насильники и воры?

Маккей опустил голову и затряс ею.

– Я не это имел в виду.

Шотландец провел пальцами по густым рыжим волосам, его лицо напряженно нахмурилось. Было видно, что он пытается подобрать правильные слова.

Отец Ребекки нашел слова за него.

– Это просто их образ жизни, капитан Маккей.

Бальтазар посмотрел на американцев в комнате. Его взгляд на мгновение задержался на чернокожем враче.

– Вместе с тем нельзя назвать американцев и ягнятами. – Он улыбнулся. – Кое-кто из них, как я тут узнал, даже совершил вооруженное ограбление. Пытался, во всяком случае. Джеймс Николс усмехнулся.

И снова глаза Бальтазара пробежались по американцам. На этот раз они остановились на Майкле.

– И другие тоже не ангелы. Драки, например. Пьянство, хулиганство. Неуважение к государственной власти.

Теперь усмехнулся Майкл. Ребекка не понимала почему, но она ощущала, как напряжение уходит из комнаты – и у нее, и у других.

Улыбка Бальтазара было довольно теплой, когда он повернулся к Маккею.

– Но они также те люди, которые дорожат своими законами и принципами. Как вы уже, наверное, поняли, они не питают уважения к титулам и знатности. Из того, что моя дочь говорила мне, они являются самыми заядлыми республиканцами со времен древних греков.

Бальтазар развел руками, как бы демонстрируя очевидность.

– Вот почему, я думаю, их инстинктивной реакцией было защитить нас, вместе с нашими ценностями. Они увидели, что нарушается закон. Их закон, а не короны.

Еврейский врач кинул на Майкла еще один взгляд, указывая на него пальцем.

– Спросите его, Маккей, спросите его снова, но не 'почему'. Просто спросите: вы хоть на мгновение задумались, прежде чем начали действовать?

Маккей посмотрел на Майкла. Американец усталым жестом снял руки с бедер. Но в его больших сжавшихся кулаках усталости не было.

– Я не знаю, что за мир вы, здешние люди, создали здесь, капитан Маккей, – прорычал Майкл, – Но мы не будем его частью. Никогда, вы меня понимаете? Там, где хватит наших сил, закон будет выполняться. Наш закон.

– И как далеко вы собираетесь распространять его? – спросил Маккей.

Ответ Майкла был мгновенным.

– Насколько сможем.

Маккей откинулся на спинку кресла.

– Позвольте, несколько вопросов. Вот первый.

Он указал на револьвер на бедре Майкла.

– Ваше оружие действительно так хорошо, как думаем мы с Ленноксом?

Майкл взглянул на свое оружие.

– Из винтовки я могу попасть в дюймовый круг на двести ярдов. На триста ярдов чуть с меньшей точностью. И я у нас я не лучший стрелок, стрелял не часто.

Он посмотрел в окно, как будто изучая город.

– Кроме того, есть многое другое, что мы можем сделать.

Майкл перенес свои глаза обратно на Маккея. Синие и холодные.

– Ваш следующий вопрос, – потребовал он.

Маккей мотнул головой, указывая на потолок, намекая на вышерасположенную комнату.

– Там наверху, целое состояние, Майкл. Оно принадлежит королю Швеции, но он уполномочил меня распоряжаться им, как я посчитаю нужным. Встанете ли вы за плату под знамена короля?

– Нет. – Густо синие и ледяные глаза. – Мы не наемники. Мы будем бороться под нашими собственными знаменами, и никакими другими.

Маккей погладил бороду, размышляя.

– Не могли бы вы принять участие в нашем альянсе, тогда? – И торопливо: – Это не обязательно должно быть что-то очень формальное, вы понимаете, просто соглашение между джентльменами. Теперь у меня есть средства, и я мог бы покрыть расходы...

Молодой шотландец вскочил и подошел к окну. Он сжал свои кулаки на мгновение. И в его зеленых глазах появился тот же блеск, что и у Майкла.

– Думайте о нас, что хотите, американец. Но я лично получаю удовольствие не больше, чем вы, в том, что фермеров и их детей убивают, а женщины подвергаются мерзкому насилию.

Его правый кулак разжался, и палец обвиняюще указал через окно на север.

– Звери Тилли все больше наполняют Тюрингию. Они будут захватывать крупные города в ближайшее время, а затем грабить сельскую местность, как саранча. Я не могу остановить их с моими несколькими сотнями кавалеристов. Но...

Его глаза остановились на револьвере Майкла. Внезапно Майкл громко хлопнул в ладоши.

– А, так вы про такой альянс! – воскликнул он. Майкл улыбался от уха до уха. Выражение добродушия на его лице после недавней свирепости, было как яркое солнце.

– Конечно, Александр Маккей. Такой альянс мы принимаем.

***

Менее чем через минуту Майкл вышел на улицу, где десятки его шахтеров дружелюбно болтали с шотландскими кавалеристами. Маккей шел рядом с ним. Вокруг собралась большая толпа, в основном школьники, который последовали за шотландцами в город.

Ребекка, наблюдая через окно, увидела, как губы Майкла шевелятся. Она не слышала слов, но знала, что он обращался к шахтерам. Мгновением спустя, толпа на улице бурно ликовала и хлопала в ладоши. Джули Симс и ее группа поддержки вновь начали этот странный небольшой танец. И вновь школьники ответили ревом распева.

Два-четыре-шесть-восемь!

За кого хвалу возносим?

За шотландцев! За шотландцев!

Пение было достаточно громким, чтобы быть услышанным через окно. Даже более чем громким. Какое странное это их пение, подумала Ребекка, хотя она и не могла отрицать его хриплого очарования.

Когда чирлидеры начал заводить толпу другим распевом, она была полностью озадачена.

Нахмурившись, она повернулась к Джеймсу Николсу. Доктор, стоя на ногах и глядя в окно, хлопал в ладоши в такт пению и бормотал одни и те же странные и бессмысленные слова себе под нос.

– Пожалуйста, – попросила она, – объясните мне. Что это значит, точно? – Ее губы неуверенно выдавили незнакомые слова. – На Висконсин! На Висконсин!

Врач усмехнулся.

– Это означает, юная леди, что эта кучка самодовольных хулиганов готовится к уроку истории. В преддверии, так сказать.

Он повернулся к ней, все еще улыбаясь.

– Позвольте мне познакомить вас с еще одним незнакомым американским выражением. Белые зубы, сияющие на черном лице, напомнили Ребекке какой-то из геральдических щитов.

– Мы называем это Д – День.

Глава 13

В последующие часы дом семьи Рот стал центром бурной деятельности. Майкл и Александр Маккей, вместе с Эндрю Ленноксом и Фрэнком Джексоном, провели весь день за большим столом в кухне, планируя предстоящую кампанию. Американские шахтеры и шотландские солдаты часами ожидали распоряжений. Время от времени им отдавали команды на патрулирование. Шотландцы тут же отправлялись их выполнять, но многие из американских шахтеров задерживались, яростно отстаивая свои собственные предложения и мнения.

Джули Симс появилась, подпрыгивая, на кухне, чтобы поздороваться с ее дядей Фрэнком и воспользоваться тем самым для удовлетворения свого неуемного любопытства. Маккей немедленно потерял сосредоточенность на военных делах. Полностью. Хотя Джули и сменила наряд чирлидера на блузку и синие джинсы, но стройная фигура и энергия, переполнявшая ее, никуда не делись.

Затем, увидев ухмылку, затаившуюся в глазах Леннокса, Маккей покраснел и старался не пялиться на девушку. Но у него это плохо получалось, пока Фрэнк не прогнал Джули с кухни.

Маккей размышлял о крайней неупорядоченности в структуре американской команды -если ее вообще можно было так назвать – что казалось ему, военному человеку, чрезвычайно странным. Но в этих американцев все было чрезвычайно странным, если вдуматься. Тем не менее, не было никаких сомнений, что Майкл и Фрэнк имели право принимать окончательные решения. Таким образом, через некоторое время, два шотландских профессиональных солдата просто расслабились и, как говорится, поплыли по течению.

Остальные в доме собрались в гостиной вокруг Бальтазара и Ребекки. Два врача и Моррис Рот. Джудит изредка подключалась к их разговорам, но в основном она была занята обеспечением воинов едой и питьем. Ребекка предложила помочь ей в этих хлопотах, но Джудит не позволила.

– Мелисса может зайти к нам в любой момент, – пояснила она и улыбнулась. – Я и так получу от нее нагоняй за то, что кормлю мужчин. А уж если она увидит, что это делаете вы, советник по национальной безопасности, – она вообще перестанет разговаривать со мной. Зная Мелиссу, я, думаю, она, вероятно, начнет пикетировать мой дом.

Непонимающий взгляд Ребекки вызвал у Джудит приступ смеха.

– Вы никогда не слышали об эмансипированных женщинах, насколько я понимаю?

Джули Симс стояла рядом и прислушивалась к их разговору. Джудит улыбнулась ей и сказала: – Почему бы тебе не объяснить ей это?

– Запросто! За кусок пирога!

Джудит пошла на кухню. Улыбаясь, Джули начала растолковывать Ребекке основные принципы женской эмансипации. И если версия восемнадцатилетней девочки в ее изложении вызвала бы у схоластов эмансипации обморок, то уж на энтузиазм презентации они пожаловаться бы не могли. К тому времени, как Джули закончила, взгляд непонимания исчез с лица Ребекки. Ее лица покраснело, и она была на грани шока.

– Ты, должно быть, шутишь.

– Вовсе нет! – был ответ Джули. Через секунду ее глаза зацепили кого-то на улице за окном, и Джули пулей выскочила из дома. Ребекка на слабеющих  ногах села на диван и стала прислушиваться к разговору между врачами.

Но ее ум был в другом месте. Освобождение женщин? Абсурд! Но тут, уловив тему обсуждения, все посторонние мысли выскочили у нее из головы.

Она не верила своим ушам и снова была на грани шока.

Ее отец улыбнулся ей.

– Да, дочь. Это то, о чем я собирался сказать тебе сегодня, когда ты только вошла. Так что ты думаешь об этом предложении?

Она была в растерянности. Они что это, серьезно? Но взгляд на двух американских врачей дал ей понять, что так и есть.

Это неслыханно! Медицинское партнерство между иноверцами и евреями?

Старший врач, которого Ребекка сначала принимала за мавра, откашлялся.

– Вы же понимаете, доктор Бальтазар, что пока вы не можете рассчитывать на полноценную оплату труда врача – максимум одна треть, то – что врачи-практиканты получают, работая на должностях младшего медицинского персонала...

Николс замялся. Он явно пытался быть дипломатичным.

– Какое-то время, конечно, не вечно же...

Бальтазар поднял руку.

– О чем вы говорите, доктор Николс!

Отец Ребекки наклонился и взял книгу, лежащую на столе рядом с диваном.

– Доктор Адамс был так любезен передать мне это вчера. Одну из его многочисленных книг по медицине, учебник, по которому, как он сказал, он сам учился, будучи студентом.

Бальтазар прижал тяжелый том к коленям, почти лаская его пальцами.

– Боюсь, во многом будет трудно разобраться. Так много новых слов, не говоря уж о новых концепциях – но я тщательно изучу каждую страницу.

Ребекка посмотрела на обложку книги. Название как-то скользнуло в ее памяти. Что-то о вступительных принципах медицины. Вместо этого ее глаза зафиксировались на именах авторов.

Джордж Уайт, доктор медицинских наук; Гарольд О'Брайен, доктор медицинских наук; Авраам Коэн, доктор медицинских наук...

Коэн? Ее глаза уперлись в Морриса Рота. Американский еврей, казалось, понял вопрос в ее взгляде. Так, по крайней мере, она расшифровала его улыбку и кивок головой. Да ...

Ее отец говорил: – Я прекрасно понимаю, что мне придется учить все заново.

Доктор Адамс покачал головой.

– Это не так, Бальтазар. Даже в области теории. Ваши представления о миазмах, как о причинах заболеваний, не так уж далеки от истины. И ваши практические знания во многом превышают наши собственные. – Он пожал плечами. – Я действительно думаю, что это мы будем учиться у вас лекарствам, доступным в этом времени и месте.

Николс хмыкнул.

– А я так считаю это просто необходимым! Просто один пример – наш запас антибиотиков уже подходит к концу, и вряд ли фармацевтические компании нам его пополнят. – Его лицо стало озабоченным. – И что тогда? Глаз тритона? Крылья летучей мыши, измельченные с кориандром?

Бальтазар рассмеялся.

– Не утрируйте настолько! Я всегда считал, что Каноны Медицины великого Авиценны упоминают о средствах почти для каждого недуга. Многие из них действительно работают.

Николс и Адамс глядели на него скептически. Доктор Абрабанель развел руками.

– Конечно же, сначала нужно изучить текст самому, прежде чем применять что-либо. – И неуверенно: – Вы читаете по-арабски?

Увидев выражение лиц двух американских врачей, Бальтазар пожал плечами.

– Ну, не имеют значения. К счастью, большая часть Канонов доступна в греческом переводе.

Николс и Адамс посмотрели друг на друга. Адамс закашлялся. Николс смотрел, как тот чуть не задыхается, не в силах остановиться.

– Доктор Абрабанель, – спросил, откашлявшись, Адамс, – можете сказать точно, на скольких языках вы можете читать?

– Свободно? – отец Ребекки зашевелил пальцами. – Не больше, чем на восьми, боюсь. Возможно, и девяти, в зависимости от того, что можно считать 'владением языка'. Иврит, арабский и греческий, конечно, как основные языки медицины. Испанский и португальский являются родными для моей семьи. И английский сейчас, естественно. Я провел большую часть своей жизни на острове. Немецкий, французский. – Он опять зашевелил пальцами. – Мой голландский уже тоже стал довольно неплохим, я думаю. Но было бы хвастовством сказать, что владею им свободно...

Он сделал паузу, раздумывая и поглаживая пальцами ухоженную седую бороду.

– Что еще? Я могу понимать русский и польский, с нетехническими вопросами. Итальянский и латинский, то же самое. Я плотно занимался латынью в свое время, но был вынужден прервать учебу из-за политической конъюнктуры, так что пришлось учить шведский язык. – Он нахмурился. – Это по-своему очаровательный язык, но мне было жаль тратить на него время. Нет пока книг по-шведски, которые недоступны на других языках. Мертворожденных. – Он вздохнул. – Но я чувствовал, что это было бы разумно, учитывая ту роль, которую меня попросили играть...

Он внезапно замолчал и наклонился вперед. Его лицо стало озабоченным.

– Доктор Николс? Вам плохо?

– Нет-нет, – выдохнул Николс, слабо махнув рукой. – Я просто... – И снова закашлялся.

– О, Боже," – прошептал Адамс. – Всемогущий...

Ребекка откинулась на спинку дивана. Ей удавалось – успешно, она думала –  скрывать чувство гордости и удовлетворения на своем лице. Подобно тому, как она любовалась и восхищалась этими американцами, она не могла теперь, в свою очередь, отказать себе в удовольствии увидеть их – на этот раз! – ошарашенных и потерявших свое обычное самодовольство.

Хотя, возможно, ее попытки были не такими уж и успешными, как она думала,. Мелисса Мэйли, как раз вошедшая в этот момент, взглянула на нее и спросила: – Чему это вы так радуетесь?

Ребекка улыбнулась. Скромно, как ей показалось. То есть хотела так, по крайней мере.

– О, оказывается, мой отец более опытный лингвист, чем ваши врачи. В других вопросах он, конечно, не так сведущ, как они.

– Ну конечно! – фыркнула Мелисса. – Американцы вообще неотесанные болваны, когда дело доходит до языков.

Учительница уперла руки в бок и смерила Николса и Адамса  своим знаменитым взглядом, которым приводила в дрожь тысячи школьников на протяжении многих лет.

– Ну что? – спросила она. – Неужели вы, обормоты, на самом деле думали, что умнее этих людей?

А когда Джудит выскочила из кухни с тарелкой еды в руках, Мелисса перевела взгляд на нее.

– А это еще что? Двести лет прогресса пошли насмарку?

Следом взгляд остановился на Ребекке.

– Нам нужно поговорить, юная леди. Немедленно.

Ответ был неизбежен и очевиден: – Да, мэм.

Глава 14

Ближе к вечеру в гостиной уже было тихо и спокойно. В доме остались только Бальтазар, Мелисса, и сами хозяева. Даже Ребекки не было. Майкл настоял на том, чтобы она тоже приняла участие в обсуждении планов сформировавшейся группой, которая стала настолько большой, что ей пришлось переместиться в школу.

Ее отец в данном случае был рад ее отсутствию. Это позволило ему свободно поднять деликатную тему в компании других евреев. Ну, и Мелиссы, конечно. Но Бальтазар уже оценил ее натуру.

– Моя дочь, кажется, увлеклась этим Майклом Стирнсом, – сказал он. Его тон был дружелюбным и мягким, приглашающим начать разговор.

Моррис и Джудит взглянули друг на друга.

– Это достойный молодой человек, – сказала Джудит нерешительно.

– Бред собачий, – отрезал ее муж. Он обратился к сефардскому врачу тоном, в котором извинения сочетались с воинственностью.

– Простите меня за резкость, доктор Абрабанель. Но я не собираюсь танцевать вокруг да около. Майк Стирнс по сути наиболее близок к тому понятию в этом мире, которое можно охарактеризовать одним словом, черт побери, он настоящий принц, и этим все сказано. И неважно, какой он крови.

Моррис наклонился вперед, упираясь локтями в колени.

– Вы читали книгу, которую я дал вам? О холокосте?

Бальтазар вздрогнул, и замахал руками, как бы отгоняя бесов.

– Сколько успел. Не так уж много.

Моррис сделал глубокий вдох.

– Мир, из которого мы пришли, был далеко не раем, доктор Абрабанель. Ни для евреев, ни для кого-либо еще. Бесов в этом мире было в избытке, были и те, кто имел дело с ними.