Текст книги "1632 (ЛП)"

Автор книги: Эрик Флинт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

      Чудесато! Wunderbar!

***

      Когда они собрались уезжать из города, один из, теперь уже подобострастных, йенских нотаблей набрался смелости задать Майку вопрос. Генрих перевел.

      Майк посмотрел на флаг, на БТРе. Это была модификация американского флага. Тринадцать красно-белых полос. Но голубое поле в углу содержало только одну звезду. Слишком маленькую, для всего расположенного в верхнем левом углу пространства.

      – Мы называем себя Соединенные Штаты, – пояснил он. Нотабль обменялся парой слов с Генрихом, убедившись, что и тот не понял множественного числа. После чего опять задал вопрос.

      – О, есть только одно государство. На данный момент. – Майк указал на одну звезду. – Это Грантвилль, и его окрестности.

     Он улыбнулся нотаблю:

     – Мы ожидаем, что добавятся и другие. Я думаю, Баденбург с округой присоединятся к нам в ближайшее время. Во всяком случае, надеюсь на это!

     Он опять указал на флаг.

     – Тогда будет две звезды.

      И снова с сияющей улыбкой:

      – Понятно и логично, правда ведь?

     Он оставил нотабля глазеющим на флаг и медленно удалился прочь.

Глава 40

      Когда они прибыли обратно в Грантвилль, городок гудел от слухов.Так же, как Баденбург и окрестности.

      Только что тут проследовала огромная армия. Шведы Густава Адольфа, промчавшиеся, словно ветер.

      – Он прошел прямо через Тюрингию, – объяснила Майклу и Алексу Ребекка. Она ждала их около школы, где вот-вот должно было начаться заседание чрезвычайной комиссии. – И без боя захватил Эрфурт 2-го октября. Этот город является владением Майнцского курфюрста, вообще-то.

      – Похоже, больше не является, – размышлял Майк вслух. Он взволнованно нахмурился. – Меня тревожит, что нас вот так вот могут поймать врасплох, как сейчас. Сильно тревожит. Тут я дал маху. Большая часть нашей армии была вне города. И если бы...

      Маккей прервал его.

      – А что ты еще мог сделать, Майкл? С наемниками, надвигающимися на Йену, нужно было разобраться. Поступить иначе мы не могли.

      Шотландец укоризненно покачал головой.

      – Такова война, парень. Ты думаешь, что можешь предвидеть все? Предусмотреть все возможные опасности? Ха! Ты будешь считаться величайшим полководцем, если окажешься прав хотя бы в половине случаев.

      Алекс смотрел на юг. Его собственное лицо не выражало ни капли беспокойства и самоосуждения, проявившихся на лице Майка. Наоборот, полная противоположность.

     – Король, как всегда, поймал всех врасплох, – сказал он восхищенно. – Маневрировать так быстро противоречит всем прежним обычаям. Особенно, после большой победы. Большинство армий провело бы месяцы, почивая на лаврах.

      Майк, однако, все еще хмурился. Маккей какое-то время смотрел на него, прежде чем мягко добавить: – Ты должен осознать один непреложный факт, Майкл Стирнс.

      Взгляд Майка переместился на него. Маккей продолжал.

      – У вас просто нет достаточного количества людей, Майк. Вот он, тот непреложный факт. По крайней мере, так будет ещё долгое время. Вы можете, конечно, победить войско намного большее вашего – в любом сражении, к которому вы заранее подготовитесь. Но...

      Его рука описала дугу. Широкий жест обозначал не просто холмы поблизости, но как бы всю область. Неровная, холмистая, в большой степени лесистая Тюрингия.

      – Вы не сможете предпринять меры против всех неожиданностей. Особенно, против неприятеля, который может быстро передвигаться. Я говорил тебе это и прежде, но я повторюсь. Даже не думай, что эти медленные и неуклюжие терции – это все, с чем вы когда-либо столкнетесь. Или что все ваши враги аккуратно выстроятся в линию, превратившись в мишени для ваших винтовок. Я бы точно не стал. Финны не стали бы. Хорваты не стали бы.

      Майк вздохнул.

      – Я знаю, Алекс. – Он глубоко и протяжно вздохнул. – Мы слишком склонны считать, что с нашим современным оружием мы можем уделать кого угодно. Или, по меньшей мере, с новым, которое мы могли бы спроектировать и производить, если бы мы посвятили этому достаточно много сил и ресурсов. Но ты прав. Такая дорога ведет в дурдом.

      Он слабо улыбнулся.

      – Впрочем, это так или иначе не сработало бы. Нам было бы неплохо не забывать о месте под названием Литтл Биг Хорн. Не говоря уж про Вьетнам. Крутые железки могут помочь только до определенной степени.

      Лицо Маккея не отразило никаких эмоций. Эти названия для него ничего не значили. Но Ребекка кивнула. Она буквально пожирала книги по американской истории в течение последних нескольких месяцев.

      Расслабленность исчезла с лица Майка вместе с улыбкой. Оно построжало.

      – И, даже если бы это действительно сработало...

      – То стало бы еще хуже, – заявила Ребекка, заканчивая его мысль.

      – Да, – сказал Майк твердо. – Выигрывая сражения, мы проиграем войну. Этому миру не нужны ещё одни конкистадоры. Я хочу принести сюда Америку – мою Америку – а не некую англоговорящую версию Пруссии.

      Лицо Маккея выразило непонимание.

      – Пруссия? Пруссаки вовсе не...

      Майк хмыкнул.

      – В данное время, Алекс, нет. Сегодня и в этом мире – это самые жалкие из германцев. Но вы только подождите несколько сотен лет. – Уныние в его лице усугубилось. – Если мы не преуспеем – вы достаточно скоро увидите всю Германию под каблуком прусского сапога.

      – И это еще не самое плохое, – прошептала Ребекка. Ее отец так и не набрался мужества закончить чтение книги Морриса Рота о Холокосте. Она смогла.

      Майк встряхнул головой, как лошадь стряхивает мух.

      – Только через мой труп, – пробормотал он. – Нам необходимо политическое решение.

      Он кинул проницательный взгляд на Маккея.

      – Полагаю, в ближайшее время ты будешь отчитываться перед Густавом Адольфом?

      Офицер шотландцев кивнул.

      – Да. Правда, когда точно, не знаю. Не вижу смысла метаться по окрестностям в поисках места, где королю вздумается разбить лагерь. Но вскоре, да.

      – Замолви за нас доброе словечко, Алекс, если не сложно. Я бы предпочел избежать неприятностей ещё и со шведами.

      Макей улыбнулся.

      – Сделаю, – ответил он твердо. – Самое доброе слово, какое только смогу. – Его губы шевельнулись, как будто язык пробежал по зубам. – У меня просто нет выбора, – усмехнулся он. – У вас есть единственный известный мне стоматолог.

      Эд Пьяцца показался в дверях.

      – Сейчас начнется заседание, – заявил он.

      Маккей отвернулся. Хотя он часто присутствовал на этих заседаниях, сегодня он туда не пойдет. Американцы, как он понимал, приближались к моменту истины. Как и любая семья, они нуждались сейчас в уединении.

      – Всего вам доброго, – сказал он.

***

      – О чем это он? – спросила Ребекка, когда она и Майк шли по коридору в зал заседаний комитета. – У Алекса что, какие-то проблемы с зубами?

      Она поморщилась. Собственные зубы Ребекки были в прекрасном состоянии, по меркам ее времени. Но она все же провела несколько часов в этой стоматологической камере пыток. К счастью, она озаботилась этим вопросом почти сразу – ещё до того, как были исчерпаны запасы лекарств для анестезии.

      – Бедняга, – посочувствовала она.

      Майк рассмеялся.

      – Бедняга, как бы не так! У него нет проблем с зубами, Бекки, кроме разве что чисто косметических. Все проблемы с его сердцем.

      Испугавшись, она взглянула на него. Майк широко ухмылялся.

      – О, да. Шотландец поражен в сердце. Я-то знаю. – Он обнял её за талию и привлек ее к себе. – Мне знакомы эти симптомы.

      Ребекка потратила не более двух секунд, чтобы правильно понять ответ. Она обвила рукой талию Майка и ухмыльнулась вслед за ним.

      – Бедняга, – согласилась она. – Знаешь, я немного удивлена. Я думала, что он сдаст назад, когда начнет думать о чем-то еще, кроме тех великолепных колен.

      Майк покачал головой.

      – Только не Алекс. Он весьма основательный мужик.

      – Так ты думаешь...

      – Кто знает? Ее дядя весьма высокого мнения о нем. И, кажется, даже ее отец. Но не дай Бог, если вдруг девушка прислушается к гласу мудрости и зрелости.

      Ребекка фыркнула.

      – Какая женщина в здравом уме будет к этому прислушиватся? – Она лукаво улыбнулась. – Этот вопрос требует женского хитроумия.

      Они подошли к дверям и разомкнули объятия. Ребекка остановилась перед входом.

      – Я потолкую с дамой, о которой идёт речь, – объявила она.

      Майк посмотрел на нее скептически.

      – И что ты ей скажешь? Сама будешь выступать в роли гласа мудрости и зрелости?

      – Чепуха, – ответила она. Ее пальцы рассеянно играли с обрамляющими её лицо локонами. – Я ничего не сказала о мудрости. Только о хитроумии.

      Она устремилась в дверь. И добавила через плечо: – Ты не поймешь, Майкл, ты недостаточно много читал поэзию.

      – Точнее, вовсе не читал, – пробурчал ее жених. Таким образом, совершенно того не желая, подтверждая её мнение.

***

      Войдя в комнату, Майк придвинул стул и занял место во главе стола. Оглянувшись, он увидел, что весь комитет был уже в сборе, кроме Фрэнка Джексона.

      – Фрэнк будет попозже, – пояснил он остальным. – Как и Гретхен Хиггинс. Они занимаются новыми пленными. – Он повернулся к Ребекке, которая заняла свое обычное место рядом с Мелиссой. – Я хотел бы начать заседание с доклада о передвижении шведов.

      Ребекка сложила руки на столе, как всегда, когда она делала отчет, и начала:

      – Густав Адольф оставил гарнизон в Эрфурте – после того, как очистил городскую казну от имеющихся там денег – и устремился прямо на юг. Он прошел через Арнштадт седьмого. Вчера. Однако, и там не остановился. По сообщениям местных охотников, он гонит своее войско с максимальной интенсивностью. К настоящему времени они должны быть к югу от Тюрингенвальда.

      Лицо Ребекки исказилось от волнения.

      – Шведы очистили всю центральную часть провинции от запасов провианта. Причем платили за это, точно. Не грабили. – Она жестко расссмеялась. – За исключением золота архиепископа в Эрфурте, разумеется, которое они собственно и использовали, чтобы заплатить за провиант.

      Вилли Рэй Хадсон фыркнул.

      – Просто великолепно! Получается, что все в центральной Тюрингии сейчас с полными карманами денег и пустыми закромами. Кроме нас и Баденбурга. Мы, по-видимому, слишком далеко к востоку для шведских интендантов, чтобы они могли успеть добраться до нас за это время.

      А зима уже на носу... – пробормотал Нат Дэвис.

      Майк поднял руку.

      – Об этом позже. В первую очередь, я хочу получить информацию о политической ситуации. Кого Густав поставил во главе Тюрингии?

      – Ну, большинство этих земель официально принадлежит братьям Саксен-Веймар, – проговорила Ребекка. – Но Бернард, согласно последним сообщениям, остался со шведской армией. – Опять тот же жесткий смех. – Похоже, он зарабатывает себе что-то вроде репутации профессионального военного, и считает, что это занятие интереснее, чем забота о тех, кем он якобы правит.

      – Какой сюрприз, – издевательски прокомментировал Андервуд. – Чертовы дворяне!

      Майк улыбнулся.

      – Эй, Квентин – а по мне, так все нормально. Чем меньше дворян болтается в окрестности, тем лучше, насколько я понимаю.

      Ребекка откашлялась.

      – С другой стороны, Вильгельм – старший брат – остался тут. Он разбил свою штаб-квартиру в Веймаре. Но, по слухам, задерживаться здесь не собирается. Предполагается, что он наберет одиннадцать тысяч новобранцев. Фельдмаршал Банер должен навербовать такое же количество в Эрфурте. Вместе с теми силам, что уже есть у Банера, по мнению шведов, этого должно быть достаточно, чтобы выступить против Паппенхайма, в то время, как сам король продолжает преследовать Тилли на юге. Паппенхайм, по-видимому, сейчас действует независимо.

      Майк не давил на Ребекку требованиями раскрыть источники ее информации. Ему это было не нужно. Ее отец и дядя были опытными шпионами – и к настоящему моменту они создали разведсеть по всей центральной Германии. На самом деле, их сеть покрывала ещё более обширную территорию. Действуя через евреев, разбросанных по всей Европе, два брата располагали информаторами, проникшими в значительную часть всей Священной Римской империи.

      Он постучал пальцами по столу.

      – Действительно, всё выглядит так, будто Вильгельм вскоре тоже покинет эти места.

      Ребекка кивнула. Легкое постукивание пальцев Майка превратилось в решительную барабанную дробь.

      – Итак. Из всего этого вырисовывается следующий расклад.

      Его глаза медленно сканировали комнату, в то время как он сжал кулак и начал разгибать пальцы по одному.

      – Первое. Война теперь двинулись на юг Тюрингии, на другую сторону Тюрингенвальда. Второе. Официальный 'порядок' только-только был восстановлен в Тюрингии – и вот-вот снова исчезнет. Третье. Большинство дворян в окрестностях – по крайней мере, те из них, кто принимал активное участие в местной политической жизни – либо убрались отсюда, либо собираются это сделать. Католикам точно придется бежать, а протестанты ищут славы и известности в рядах шведской армии. Четвертое. Экономическое положение провинции станет просто отчаянным в течение ближайших нескольких недель. Пятое. С другой стороны, окрестности наводнены деньгами.

      Он повернулся к Ребекке.

      – Таково краткое описание ситуации, на мой взгляд.

      Она опять кивнула.

      Майк неожиданно хлопнул ладонью по столешнице. Громкий резкий звук подчеркнул его голос.

      – Великолепно! Я не мог бы и пожелать ничего лучшего!

      Все сидящие вокруг стола недоуменно воззрились на него. Майк весело засмеялся.

     – Если бы вы только могли себя видеть сейчас! – заметил он. – Проблемы, одни проблемы – вот и всё, что вы видите.

      Он сжал кулак и приподнял его.

      – Сейчас самое подходящее время, – заявил он твердо. – Кот ушел – мышам раздолье. Война прошла по этим краям и ушла, как минимум, до следующей весны. Вероятнее, до лета следующего года. С этой минуты и до того момента – от шести до восьми месяцев – единственное, что будет иметь значение – кто может сохранить в живых население провинции. Живыми и, клянусь Богом, здоровыми!

      Квентин Андервуд был первым, кто осознал идею Майка. Это было неудивительно. После многих столкновений между ними, произошедших на заседаниях комитета, Майк обнаружил, что бывший управляющий шахтой, как правило, осознавал экономические реалии быстрее кого бы то ни было другого. Более того, здравый смысл Квентина хранил его, в отличие от большинства американцев, от полетов фантазии по поводу американского военного превосходства. Прослужив молодым парнем на борту авианосца в Южно-Китайском море, он получил хороший урок, касающийся ограниченности технического превосходства. Технологический разрыв между самолетами, совершавшими налеты с борта авианосца, и людьми, которых они бомбили в лесу, не так уж существенно отличался от разрыва между американцами из Грантвилля и германцами семнадцатого века. Однажды, в другой вселенной, Квентин Андервуд видел, как машины потерпели поражение от людей. В этом новом мире, он намеревался быть на другой стороне этого уравнения.

      – Ты прав! – воскликнул он возбужденно. – И время самое подходящее, с нашей точки зрения. И мы готовы.

      Андервуд начал загибать свои собственные пальцы.

      – Во-первых, мы полноценно запустили электростанцию. Уголь начал поступать на прошлой неделе.

      Билл Портер кивнул.

      – Во всяком случае, в количестве, достаточном на ближайшее время. Как только паровоз будет достроен, мы сможем получать столько угля, сколько требуется. Мы не должны ожидать особых проблем до следующего лета, когда критические части механизмов могут начать отказывать. А к тому времени наша новая электростанция должна быть готова к вводу в эксплуатацию.

      Андервуд продолжал.

      – Во-вторых, к нам поступает больше провианта, чем может понадобится нам самим. – Он сухо засмеялся. – Это что-то удивительное, как много маленьких ферм было спрятано во всех этих холмах и лесах. Каждая из которых, в настоящее время, стремится продавать свою продукцию, так как мы восстановили некоторую безопасность и стабильность в юго-восточной Тюрингии.

      Вилли Рей фыркнул.

      – Что в этом удивительного? Думаете, фермеры идиоты?

      Квентин проигнорировал шутливое замечание.

     – В-третьих, механические мастерские вкалывают на полную мощность. Три смены круглосуточно, семь дней в неделю.

      Нэт Дэвид ухмыльнулся.

      – Я хотел было начать найм немецких подмастерьев и чернорабочих. Обучение их всему, что должен знать современный станочник, заняло бы чертову уйму времени. Но теперь я нанимаю только людей с опытом работы по металлу, и их немало оказалось в этих краях. Так что моя самая большая проблема – нехватка металла.

      Эд Пьяцца перехватил нить разговора.

      – Потерпи ещё немного, Нэт, недолго осталось. Уриэль Абрабанель только что сказал мне, что у него есть по крайней мере четыре поставщика, готовых начать поставки сырья, как только мы сможем найти деньги для оплаты. – Он сухо рассмеялся. – В этот исторический период кредит не очень-то развит в Германии.

      – Мы это исправим, – проворчал Андервуд. Он вопросительно взглянул на Майка.

      Майк улыбнулся и лениво посмотрел на Ребекку. Она выпрямилась в кресле и тихо сказала:

      – Таким образом, экономическая ситуация выглядит многообещающе. С учетом гарантированного электроснабжения и запущенных на полную мощность промышленных производств города, нашей единственной проблемой остается нехватка твердой валюты и первобытное состояние банковского и кредитного дела в Европе в это время. Что касается этого...

      Она села очень прямо.

      – Моя семья обсудила этот вопрос – весь наш семейный клан – и они пришли к решению. Мой дядя Уриэль останется в Баденбурге, так как он там хорошо устроился. Ну и, некоторые из моих родственников в ближайшее время появятся здесь, в том числе три моих кузена дальней степени родства. Их зовут Самуил, Моисей и Франциско. Отец Самуила – видный банкир в Италии. Отец Моисея – финансовый советник императора Фердинанда в Вене. А дед Франциско, Дон Иосиф Наси, был раньше...

      Майк рассмеялся.

      – Неофициальным, но полновластным министром иностранных дел Османской Империи! И он – племянник донны Грации Мендес, которая перевела свой бизнес – крупнейший банковский и ювелирный концерн Европы – из Португалии в Турцию после изгнания марранов. Вполне успешно, как я понимаю.

      Все, кроме Ребекка, выпученными глазами уставились на Майка. Он пожал плечами.

     – Я весьма прислушиваюсь к моему советнику по национальной безопасности, дамы и господа. Вот почему я провожу так много времени с ней.

      Ребекка скромно сложила руки .

      – Он ещё и хороший ученик. – Она улыбнулась. – Очень внимательный.

      При виде последовавших смешков улыбка Ребекки заледенела.

      – Когда испанцы изгнали евреев, большинство из них отправилось в Стамбул. Османы приветствовали их в своих владениях, тем более, что многие из новоприбывших евреев были экспертами в области науки и техники. В производстве огнестрельного оружия тоже, кроме всего прочего. Султан Баязид, по рассказам очевидцев, сказал: – И вы еще называете Фердинанда мудрым царем? Того, кто ведет к обнищанию своей страны и обогащает мою собственную?

      – Это должно стать для понимающих уроком, – пробормотал Пьяцца.

      Ребекка перевела на него взгляд.

      – Но, как вы понимаете, есть условия...

      Пиацца фыркнул.

      – Надеюсь, понимаю! Гражданство, права, свободы, и так далее, и тому подобное.

      – Больше, чем это, – проговорила Ребекка твердо. – Мы, евреи, должны иметь возможность вырваться из экономического гетто, в которое нас загнала Европа. Ростовщики могут богатеть, но живут они лишь по милости владык.

      – Не проблема, – проворчал Андервуд. – На самом-то деле, если у кого-нибудь из ваших родственников найдется некий стартовый капитал, за который они получат акции и партнерство в бизнесе – если они хотят этого – то имейте в виду, что я, и Олли Рирдон, и Грег Феррара уже думали о...

      Билл Портер встревоженно посмотрел на него.

      – Квентин, в первую очередь нам нужен уголь.

      – Расслабься! – отрезал Андервуд. – Сам я мало что из этого буду делать. У меня тоже есть родственники, знаете ли. Например, мой зять...

      Тут его прервал Феррара.

      – Я тоже буду мало что делать, кроме предоставления консультаций по технологическим вопросам. Но нам действительно нужно начинать строительство химического завода. Серная кислота почти такая же основа современной промышленности, как и сталь – на какой-то момент его лицо выразило глубочайшую скорбь – даже если большинство людей этого не понимают, и...

      Майк постучал по столу пальцами, как учитель первого класса. Мелисса ухмылнулась.

      – Обо всем этом позже! – сказал он. – Хватит!

      Гомон затих.

      – Боже, если мы позволим всем вам, шустрикам, начать работу над вашими любимыми проектами, мы никогда ничего не сможем завершить!

      Его улыбка смягчила остроту слов. По правде говоря, Майк поддерживал большинство этих предложений. Но, в то же время, он свято веровал в старую мудрость: «Есть первоочередные дела, и самые первоочередные дела».

      – Первоочередной и, на самом деле, ключевой момент, – сказал он решительно, – это решение политических вопросов. Я думаю, что сейчас самое подходящее время для созыва учредительного собрания, а затем для еще одних выборы. Эта наша 'временная чрезвычайная комиссия' уже прожила отведенное ей время.

      Комнату окутала тишина. Нэт Дэвис надул щеки.

      – Готовы ли мы к этому? – спросил он неуверенно. – Я, честно говоря, не очень много времени об этом размышлял.

      Мелисса фыркнула. Но саркастическое замечание, готовое сорваться с ее губ, было прервано Джеймсом Николсом.

      – Мы готовы, Нэт. – Джеймс посмотрел на Мелиссу, Эда и Вилли Рея. – На самом деле, подкомитет закончил составление проекта еще на прошлой неделе. Всё это было приостановлено из-за кризиса в Йене. Но – да, мы готовы.

      Хадсон кивнул. Пьяцца полез в портфель и начал вытаскивать подшитые вместе листы бумаги. Он вопросительно посмотрел на Майка.

      – Раздай им, Эд. Пора.

***

      Шум начался задолго до того, как кто-либо дочитал проект до конца. Майк не был удивлен – помяни чёрта, и он тут как тут – тем, что Андервуд возглавил атаку.

      – Мне не нравится все это дерьмо! – сорвался Квентин. – Ни на грамм! Зачем вы тратите наше время на эту тупорылую хрень о пропорциональной избирательной системе? Почему бы, черт возьми, нам не...

      Как всегда, Мелисса бросилась в драку – так же охотно, как Андервуд, и так же прямо.

      – Шел бы ты знаешь куда! Пропорциональная избирательная система эффективнее, чем мажоритарная – в нижней палате, по крайней мере.

      Майк вмешался до того, как обычный скандал между Мелиссой и Квентином получил шанс достичь термоядерных пропорций.

      – Угомонитесь! Оба!

      Угрюмое молчание воцарилось в комнате. Майк подавил вздох. Каждый по-своему, Квентин и Мелисса были бесценны, но иногда...

      Он решил начать с Мелиссы, так как, хоть он в основном и соглашался с ней, это могло помочь целенаправленно обсудить предмет разногласий. Конкретно, а не вообще говоря.

      – Вопрос о том, лучше ли пропорциональная избирательная система мажоритарной, для нас, по большому счету, несущественен. Это не конституция для тринадцати колоний, разбросанных на половине континента. Это конституция для одного, географически ограниченного поселения, примерно так же плотно набитого людьми, как Голландия. Или Калькутта. И мы не в той ситуации, в которой были отцы-основатели США в 1789 году. Мы пока еще в 1776 году. Наша революция только начинается.

      Итак, это по поводу теорий и абстракций. Теперь пора перейти к реальной проблеме, которую поставил Андервуд.

      – Квентин, вы позволяете сентиментам мешать практичности. Я, в значительной степени, реагировал так же, когда впервые услышал об этой идее. Но чем больше я думал о ней потом, тем больше она мне нравилась. Мы сейчас находимся в подвешенном состоянии. Люди постоянно перемещаются с одного места на другое. Вы знаете это так же хорошо, как и я. Как вы можете регистрировать кого-то голосовать в центре для беженцев? Когда, возможно, они будут через несколько недель жить где-то еще? Вот тогда-то и проявляется большое преимущество пропорциональной избирательной системы...

      Не тут-то было. В эту самую минуту Нэт Дэвис и Грег Феррара вломились в разговор, выкрикивая доводы в пользу того того, что Майк назвал «сентиментами». Попытка Майка оставаться утонченным вашингтонским политиком продлилась около трех минут. После этого уже орали все, и он вместе с ними.

***

      Все, кроме Ребекки, разумеется. Занятую ей позицию можно было бы назвать шекспировской. Или оксфордской. По крайней мере, такой вывод можно было сделать, интерпретируя её приглушенные ремарки:

      Завтра, завтра и завтра. . . последний слог протокола. . . шум и ярость, не значащие ничего. . .

      – Вы все выговорились?" – спросила она примерно через полчаса. Неприветливость ее тона – что было неслыханно со стороны Ребекки – заставила всех замолчать на полуслове.

      – Дети! – отрезала она. – Ссорящиеся из-за игрушек!

      Она обвела взглядом комнату.

      – Какая разница, в конце концов? У вас есть этот ваш Билль о правах – никто с этим не спорит. У вас есть критерии получения гражданства – и тут все согласны. У вас есть выборы и все другие атрибуты демократии – никто не хочет поспорить?

      Тишина.

      – Так о чем же тогда этот разговор? – И передразнила, немного нараспев: – Я думаю, мы должны регистрировать избирателей в поселении в целом. А я думаю, мы должны регистрировать их по месту жительства...

      Она сделала глубокий вдох и вдруг выпалила:

      – Вам не насрать?

      Мертвая тишина. Ребекка никогда не использовала такие слова...

      – Ха! Я же уже сказала, дети.

      В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Фрэнк Джексон. За ним шла Гретхен.

      Ребекка резко указала на вновь прибывших.

      – Спросите еще их! – скомандовала она. – Ну, давайте же!

***

      После того, как обсуждаемый вопрос был разъяснен новоприбывшим, Фрэнк заговорил первым.

     – Мне по барабану, – сказал он, пожимая плечами. – Что в лоб, что по лбу. Так что я полагаю, раз уж Майк управляет нашим цирком – и в любом случае он может рассчитывать на мой голос – пусть решает сам.

      Гретхен была ещё лаконичнее.

      – Я согласный, что он сказал, – заявила она, указывая на Фрэнка.

      Заявления Гретхен и Фрэнка, в сочетании с неожиданной грубостью Ребекки, сломали напряженность, царившую в комнате. Члены комиссии несколько мгновений смотрели друг на друга. Затем, все вместе, они вздохнули и расслабились.

      Майк откашлялся.

      – Послушайте, я не пытаюсь проповедовать абстрактные политические принципы. Я просто пытаюсь выстроить политическую систему, которая наилучшим образом работает в нашей текущей ситуации. Мы всегда можем провести еще один конституционный конвент позже, когда изменятся обстоятельства. Помните, что я сказал. Мы находимся в эквиваленте 1776, не 1789 года. Конституция, принятая нашими старыми Соединенными Штатами, родилась из многолетнего опыта и многолетних же обсуждений. После революции, а не в начале ее. Так что не надо гнать пургу, лучше остановиться и подумать. А сейчас я хочу обратить ваше внимание на то, что нам предстоит уже вскоре. Сегодня. Прямо сейчас.

      Майк кивнул в сторону Гретхен. Подчиняясь негромким настояниям Фрэнка, молодая немка заняла место за столом.

      – Я попросил Гретхен присоединиться сегодня к нам – и, между прочим, я намерен добиваться включения её в комиссию на постоянной основе – потому что хочу, чтобы мы, чуть позже по ходу заседания, заслушали её доклад. Насколько я могу судить, в долгосрочной перспективе то, что делает Гретхен, будет намного важнее любых побед, одержанных нами на поле битвы. Или того, будут ли избиратели голосовать по пропорциональной или мажоритарной системе.

      Он чуть не рассмеялся, увидев, как выражение дискомфорта одновременно появилось на лицах Мелиссы и Квентина. Каждый по-своему, они были ошеломлены тем, как Майк и Ребекка переформулировали первоначальное предложение Мелиссы. Мелисса была расстроена, потому что практика, на поверку, оказалась гораздо грязнее, чем теория. И она уже поняла, что практика будет и много кровавее. Ее романтический идеализм о «подполье» был теперь в твердом хвате женщины, которая относилась к этому совершенно неромантически. Она просто-напросто была полна решимости победить и обладала железной волей.

      Квентину, разумеется, идея Мелиссы не нравилась изначально. Силой обстоятельств он оказался среди ближайших помощников лидера революции – той задачи, которой он, по своим убеждениям, совершенно не сочувствовал. По происхождению и привычкам Квентин Андервуд был представителем истеблишмента.

      Майк посмотрел на него. Квентин и Мелисса образовывали противоположные полюса комитета. Оба они часто были недовольны тем, как Майк пропихивал быстрые решения сквозь комиссию. Но поддержка Мелиссы, по крайней мере на данный момент, была чем-то гарантированным. Как минимум, потому, что у нее нет альтернативы Майку Стирнсу. Квентин, с другой стороны...

      Андервуд вздохнул.

      – О, черт. Ладно, Майк. Я смиряюсь с идеей пропорциональной избирательной системы, какой бы извращенной она мне не казалась.

      Победа была победой лишь наполовину. Майк бросил внимательный взгляд на Андервуда.

      – Этого недостаточно, Квентин. Меня такой ответ совершенно не устраивает. 'Я смиряюсь' – это одно, а 'я поддерживаю это предложение' – совсем другое. Мы уже приняли решение объявить о новых выборах делегатов на учредительное собрание, так как предыдущие 'открытые выборы' на собрании через несколько дней после Огненного Кольца были слишком поспешными, и ситуация с тех пор поменялась слишком сильно. Вы обречены быть избранным одним из делегатов, Квентин. Но на какой платформе вы собираетесь выдвигаться? – Майк указал на проект конституции перед ним. – Основываясь на этом проекте? Или чьем-то еще?

      Он не стал указывать, "чьём еще". В этом не было необходимости.