Текст книги "1632 (ЛП)"

Автор книги: Эрик Флинт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

Гретхен держала продовольственную дисциплину железной рукой. Мелисса поморщилась несколько раз, наблюдая методы поддержания дисциплины Гретхен. Она была против телесных наказаний всю свою жизнь. Но протестовать не стала.

Мелисса Мэйли переживала своеобразную переоценку своего внутреннего мира. Ее ум был в смятении, хотя она невозмутимо ела еду.

Она по-прежнему не одобряла телесных наказаний. Но Мелисса Мэйли далеко не дура, и может оценить реальность, столкнувшись с ней. Ее глазам было больно, но она не будет закрывать их.

Гретхен, а не она, видела, как люди едят траву, чтобы остаться в живых. Гретхен, а не она, видела, как те же самые люди обжираются, когда неожиданно появляется много еды. А потом видела их умирающими от переедания, корчась в агонии. Она смотрела, как Гретхен вразумляет еще одного ребенка, засовывающего еду в рот обеими руками, заставляя его сидеть с руками на коленях в течение трех минут, прежде чем он повторит процесс. Она вздрогнула – личико ребенка будет в синяках завтра, и он горько плакал – но она не протестовала. Гретхен удерживала этого мальчик живым в том кошмарном мире, в котором Мелиссу Мэйли забили бы, как курицу. А ведь мальчик даже не ее. Ребенок Гретхен сидел у нее на коленях и счастливо сосал грудь. Ее собственный ребенок, ублюдок насильника. Или еще кого-нибудь, кто знает? Никто. Очередной благородный или не очень мерзавец, исчезнувший в облаке пыли под копытами конницы, 'осчастлививший' мимоходом обитательницу обоза с грязными ногами.

Мелисса вздрогнула, увидев взгляды, которыми то и дело обменивались Гретхен и Джеффф, сидящий на другом конце стола. Взгляды были скромными, на вид. И вместе с тем достаточно откровенными. Джеффф был хорошо воспитанный американский мальчик. И смотреть, как он искоса бросает взгляды на, по-сути, обозную шлюху, было страшно. Молодая женщина в халате, достаточно взрослая, уверенная в себе. Кормящая грудью ребенка и руководящая одновременно остальной семьей. Стреляющая глазами – нежными, блестящими, обещающими – в мальчика двумя годами моложе. Мелисса чуть не рассмеялась. Вот же чертовка!

Итог предопределен. Учитывая то, что в настоящее время, Джеффф был просто огромной массой бушующих гормонов. Сжигаемый желанием. Воспользуется ли он предложением? Ха!

Мелисса внезапно представила себя, стоящей на пляже, по щиколотку в морской воде. Королева Мелисса – властная недотрога, всегда готовая дать отпор.

Мелисса была против сексуальных домогательств. Она была категорически настроена против мужчин, использующих слабую позицию женщин в обществе, чтобы удовлетворить свою похоть. Была.

И она оставалась такой по-прежнему. Но сейчас ее охватило отчаяние. Мир, в котором она нынче оказалась, был настолько далек от того, который она знала, что ответов на многие вопросы не было. Как она могла  теперь судить? Как она могла укорять? И, самое главное, что она теперь может посоветовать?

Мальчик, получивший тумаков от Гретхен, уже не плакал. Напротив, он улыбался. Глядя на Гретхен, желая поймать ее взгляд. Совершенно не обращая внимания на синяк, уже формировавшийся на его щеке. Мелисса поняла, что введенные Гретхен временные ограничения, закончились. Гретхен, как будто руководствуясь внутренним чувством времени, встретила его взгляд, одобряюще улыбнулась и кивнула. Мальчик сунул горсть еды в рот. Потянулся к другому, остановился и осторожно посмотрел на Гретхен. Ясное дело, она наблюдает за ним. Нахмурившись.

Ангелы никогда не спят. Мальчик вздохнул и положил руки на колени. Ангел улыбнулся. Его глаза переместились на другого ребенка, затем на одну из женщин – совсем изможденную по сравнению с ней – а потом, многозначительно, на американского мальчика на другом конце стола. Обещание в этих глазах было далеко не ангельским.

Глаза двинулись дальше. Смотрели, наблюдали. Укрывали, защищали. Стальные глаза, выкованные в таких горнах, о которых Мелисса не имела ни малейшего представления. Такой тип ангела мог существовать только в таком мире.

Мелисса была как будто в столбняке. В душевых, она твердо решила поговорить с Джефффом. Предупредить его в недвусмысленных выражениях! Запретить ему общаться с ней...

Запретить? Почему? На каком основании?

Ответ укусил ее ядовитой змеей или скорпионом. Лечение тут стало бы вреднее, чем болезнь. Благие намерения обрушатся, реальность будет совсем другой. Запретить американским мальчикам совокупляться с немецкими девушками – которые будут просто бросаться на них, чтобы выжить – и вы сделаете первый шаг на пути к кастовому обществу. Совокупление же случится в любом случае. Украдкой, в темноте. На черной лестнице, в закутках. Между благородными американцами и немецким быдлом. Шлюхи шлюхами и останутся.

Все это Майк – и она – должны предотвратить.

Так что же делать? Есть ли свет в этой тьме?

***

Внезапно, Мелисса перестала есть. Мысли о телесных наказаний и сексуальных домогательствах были изгнаны в сторону волной тошноты. Она закрыла глаза, пытаясь контролировать себя.

Тошнота была не от еды. Та была обычной высококачественной едой школьной столовой, которую она ела бесчисленное количество раз. Питательной, вкусной.

Тошнота была вызвана накатившимся ужасом. Ужасом, вдруг снова всплывшим из памяти.

На время она забыла о нем. Занятая уговариванием женщин и их детей придерживаться азов санитарии во время еды. Тупо беспокоясь о том, как справиться с ситуацией, складывающейся между Гретхен и Джефффом. Ими сегодня; со всеми другими девушками, она знала, в течение недели – с другими американскими парнями с оружим, которые могут защитить их – все это держало ее ум занятым. Привычка школьного учителя, выкованная на протяжении десятилетий – поддержание приличия и дисциплины – крепко въелась в нее.

Но теперь недавнее снова перед глазами. Память напомнила. Напомнила трех мальчиков, которым было не более, чем четырнадцать лет, сидящих на корточках у ее ног, как зверьки – с пустыми глазами, и онемевшими лицами. В то время как их матери, сестры и тети вопили, завывая, как баньши. Все они, за исключением Гретхен, были совершенно уверены, абсолютно уверены!..

Что Мелисса Мэйли пришла, чтобы убить их.

***

Она почувствовала, что ее вот-вот вырвет.

Только не здесь! Они подумают, что еда отравлена.

Стремительно, она вскочила и быстро зашагала прочь от стола. Она отмахнулась от обеспокоенного взгляда Джефффа. Пусть думает, что мне нужно срочно что-то сделать, вот и все. Джеффф, она знала, успокоит других. На него можно было положиться. Хороший мальчик.

Выскочив из кафетерия она повернула налево и проскочила через большие двери, ведущие на другую сторону здания. Мелисса почти бежала. Она не могла больше сдерживаться и была полна решимости оказаться подальше от поля зрения беженцев. Ночь уже почти наступила, но слегка фиолетовое небо еще позволяло разглядеть площадь.

Она повернула направо, подальше от окон кафетерия. Здесь, в полутьме, она ускорилась. Ее босые ноги гулко шлепали по дорожке, по которой она часто шла в школу.

Она не могла сделать это в кустах возле технического центра. Там могли заметить.

А здесь уже достаточно далеко.

Она сошла с дорожки и упала на колени. Несчастная еда из кафе вылетела на невинную траву. Вместе с ней из нее ушли убийства, изнасилования, пытки. Все жестокости, о которых она знала, теперь покрыли землю. Ужасы прошли, тоска осталась. Едкий запах вытравленного был таким зловонным, таким гадким, что ему трудно было подобрать название.

К этому времени, внутренний мир Мелиссы Мэйли полностью изменился.

***

Она откинулась назад и глубоко вздохнула. Чистый воздух наполнил ее легкие. Она яростно начала исследовать свой разум.

Это по-прежнему я, поняла она с облегчением.

Другая. Но все-таки я.

***

Майк и Ребекка нашли ее спустя несколько минут. Они, как обычно, приехали на заседании комитета. Необычным было то, что они шли рука об руку. Вид этих нежных соприкосновений помог Мелиссе выйти из отчаяния.

Майк встал на колени рядом с ней.

– Вы в порядке?

Он посмотрел на остатки пищи, блестящие в свете восходящей луны.

Мелисса кивнула.

– Я в порядке.

И понимая абсурдность такого заявления, она жестко усмехнулась.

– Физически, по крайней мере.

Ее глаза наполнились слезами.

– О, Боже, Майк, они думали, что я собираюсь приказать их убить.

Мгновением спустя, когда он прижал к себе ее голову, она начала рассказывать. Ребекка опустилась на колени рядом с ней, прислушиваясь.

Когда Мелисса закончила, она сделала еще один глубокий вдох.

– Вы знаете, я теперь как будто в каком-то другом мире. Мысленно, я имею в виду. Никогда не думала, что со мной такое будет.

Она сжала челюсти. Следующую фразу она выдавила со сжатыми зубами.

– Я чувствую сейчас, что я бы каждого человека в этой армии – обеих армиях – выстроила у стены и расстреляла. Прямо сейчас.

Майк улыбнулся и погладил ее волосы.

– Успокойтесь, леди. Это говорит ваш юный радикализм, а не вы.

Мелисса попыталась удержаться от смеха. Не смогла, а потом поняла, что и не хочет. Юмор очищает.

– О Боже, неужели это правда? – спросила она. – Ничего нет хуже, чем самодовольный новообращенный адепт.

Майк тоже улыбался.

– Господь спасет нас!

Улыбка исчезла. Он покачал головой.

– Мелисса, я только что разговаривал с Джеймсом. Он провел последние два часа, обследуя пленных. Шотландцы отвели захваченных протестантских наемников в Баденбург. А католиков мы разместили под охраной на ярмарочной площади.

Он нахмурился.

– И знаете, что он сказал мне,? Он сказал, что эти люди напомнили ему  тех жестоких детей и молодых зверят, с которыми он рос. Он же выходец из гетто, Мелисса. Вы этого не поймете. Человек с жизненным опытом Джеймса понимает все намного лучше, чем мы все, про таких людей. Поставьте любого в такие обстоятельства – жестокие обстоятельства – и вы получите тот же результат. Некоторые из них являются настоящими чудовищами, с которыми бесполезно разговаривать. А остальные? Большинство из них?

Он пожал плечами.

– Обычные люди, вот и все. Затраханные в затраханном мире.

Она хихикнула. Окружающие всегда были осторожны, удерживаясь от использования ненормативной лексики в ее присутствии. Учителя! Из Бостона! Как освежающе было услышать это. Правда была в том, что при всей своей чопорности – и строгом внешнем виде – Мелисса Мэйли была далеко не ханжа.

Упоминание о Джеймсе увело ее мысли в сторону, на мгновение. Она посмотрела в темноту, вспомнив его лицо. А теперь впервые поняла, что сразу, как встретила его, она влюбилась в это лицо.

Безумно. Эти грубые, жесткие, черты лица, возможно, показались бы ей отталкивающими у другого человека. Но интеллект и юмор Джеймса покорили ее, это был настоящий мужчина.

Эти мысли, должно быть, выплыли на поверхность, прежде чем она спохватилась.

– Джеймс, – пробормотала она. Вырвавшийся звук был многозначительным.

Она не заметила быстрый, наполовину удивленный взгляд, которым обменялись Майк и Ребекка. Ребекка откашлялась.

– Очень привлекательный мужчина, – тихо сказала она.

– Вдовец, – добавил Майк.

Мелисса фыркнула.

– Майкл Стирнс, вы как-то нелепо выглядите в качестве свахи для своего бывшего учителя.

Майк улыбнулся.

– Да уж, – признался он. – Ну и что? Джеймс Николс – не худший выбор, миссис Мэйли.

– Худший у меня уже был, – сказала Мелисса. – Мои чертовы мужья...

Она покачала головой с сожалением. Второй брак Мелиссы не удался – быстро и катастрофически, впрочем как и первый. А с романтическими воздыхателями она иногда, очень редко, еще встречалась. Обычно подальше от города. В группе других учителей на конвенциях профсоюза. Далеко, случайно, безопасно. Ей было пятьдесят семь лет, и все это было уже в прошлом. Она была поражена. Так давно? Пять лет?

Старые, знакомые, полузабытые ощущения стали возвращаться. Очень напористо. Мелисса даже не пыталась остановить затянувшуюся улыбку на своем лице. Нисколько.

Бог с ней. Кто знает? В конце-концов, я не такой уж высохший чернослив.

Ее настроение стало быстро подниматься, новые мысли окончательно вытеснили недавний ужас.

– Там посмотрим, – прошептала она. И сказала, посмеиваясь: – Я заметила, что вы двое, кажется, перестали танцевать на расстоянии.

Ребекка, кажется, слегка покраснела. Трудно было определить в полумраке на ее смуглом лице. Но когда она заговорила, ее голос был ровным.

– Да, у нас есть отношения. – Она замялась. – Я надеюсь, что мой отец...

– Я бы не беспокоилась об этом, – прервала ее Мелисса. Опираясь на плечо Майка, она встала на ноги.

– Лично я рада. И я не думаю, что Бальтазар будет чувствовать себя иначе.

Майк и Ребекка тоже поднялись с травы. Медленно, все трое, направились к школьному входу. Прежде, чем они дошли до него, Мелисса вдруг свернула к стоянке. Ей захотелось увидеть что-то яркое и чистое. Луна для этого была в самый раз. Майк и Ребекка последовали за ней.

– Какое странное ощущение, – сказала она, оглянувшись. – Как будто мы опять в Огненном Кольце.

Ее глаза упали на окна кафетерия. За ними, она могла видеть Гретхен и ее семью. Они поели и теперь смотрели на флуоресцентные лампы на потолке. Не отрывая глаз. Все они встали, чтобы поближе рассмотреть эти новые чудеса.

Все, кроме Гретхен. Она возвышалась выше любого из них, но она не смотрела на огни ламп. Она смотрела на Джефффа и улыбалась.

– Страсть витает вокруг нас, – пробормотала Мелисса. Она снова заглянула внутрь себя. Ярости почти не осталось, и она сразу нашла то, что искала.

Снова пришла уверенность, а с ней возникло и четкое понимание. Она знала, что делать теперь. Мелисса Мэйли была учителем, а не палачом. Созидать, руководить. Человек, открывающий путь, а не цензор, закрывающий дверь.

Она вытянула руки. Стройные, с длинными пальцами. Элегантные руки, несмотря на то, что ногти были коротко подстрижены.

– Как вы думаете, Майк? Вот эта моя правая рука подходит, чтобы держать меч возмездия? Осуществлять закон? Запрещать то, запрещать, это?

Майк фыркнул.

– Вот уж вряд ли. – Он сделал глубокий вдох. – Почему бы вам не оставить, все это мне, Мелисса? Как у бывшего профессионального боксера, у меня есть одно преимущество – я знаю, как и когда нанести удар и как уйти от него. – Он посмотрел на ее аристократические руки – А вы нет.

Она опустила руки.

– Я пришла к такому же выводу.

Слова были определенным итогом. Она взяла Майка и Ребекку за руки и повела их к двери.

– Мудрость начинается с осознания своих ограничений. Я знаю свои. Я знаю, что я могу сделать и что не могу.

Майк внезапно остановился. Мелисса посмотрела на него, затем – вслед за его глазами.

Гретхен было хорошо видно через окно. Она ругала одного из детей, грозя пальцем. Судя по всему, мальчик начал карабкаться на одному из стендов кафетерия для того, чтобы получше разглядеть освещение. Стремительность, с которой он спустился вниз, была совершенно забавной. Так повинуются богине.

Она и выглядела, как богиня. Тевтонская богиня, подумала Мелисса. Еще этот халат, будь он проклят. Роскошные белокурые волосы. Ослепительная блондинка. Длинные локоны, обрамлявшие лицо, усиливали красоту неимоверно. Грозивший палец на стройной, но мощной руке, крепившейся к такому же стройному и мощному плечу. Все в ней было гармонично. Ее грудь, достаточно большая и ясно видная под тонким халатом, выглядела каменной. Мелисса, вспоминая обнаженное тело Гретхен, знала, что и все остальное соответствует этому.

– Кто это? – спросила Ребекка. – Ее глаза расширились. – Та самая женщина?

Мелисса кивнула.

– Да, это она. Вы уже слышали эту историю, как я понимаю?

Ребекка кивнула.

– Майкл рассказал мне. Женщина, которая спрятала своих сестер в выгребную яму, а потом гордо стояла, ожидая нападения. – Она вздрогнула. – Я с трудом могу представить себе такую ​​смелость.

Майк еще смотрел на Гретхен через окно, прежде чем добавить: – Господи, настоящая валькирия.

Мелисса покачала головой.

– Нет, Майк. Вы не правы. – Она нахмурилась. – Валькирии! – Слово прозвучало почти как проклятие. – Оставьте это болезненному воображению Рихарда Вагнера, воспевшему валькирию.

Она снова взяла их за руку и повела к двери.

– Валькирия – это просто стервятник. Поклоняющийся смерти. Конструкт из убитых тел. Чем тут можно гордиться?

Она резко остановилась, притормозив и их. Ее палец указал на Гретхен.

– Это молодая женщина совсем другая, она по-настоящему достойная и храбрая и заслуживает уважения. Это женщина, олицетворяющая жизнь.

Она вздохнула.

– Я знаю, что я могу сделать, и что не могу. Я знаю, что нам нужно, и то, что я могу дать для этого. Я могу помочь. Я могу научить. Я могу руководить, надеюсь. Но я не могу сделать того, что сделала она. – И слегка пожала стройными плечами. – Даже если бы я не была слишком стара, я все равно не смогла бы этого сделать. Я не из этого мира, и даже если я бы я была из него...

Она повернула голову, глядя на север. Там, за холмами, осталось поле боя. Ее следующие слова были произнесены шепотом.

– Я никогда не была слишком мужественной или смелой. Я не трусиха, но у меня бы ничего не получилось. Я бы погибла, не сумев спасти никого другого.

Мелисса улыбнулась. Это была улыбка твердой удовлетворенности – улыбка человека, находящегося в мире с самим собой.

– Так что этот наш новый мир не по зубам радикалу шестидесятых. За исключением, может быть, в качестве историка-консультанта. Мы вернулись к истокам, когда вся наша борьба только начиналась. Подпольная борьба за равенство. Два века до Сенека-Фоллз, первой конвенции за равноправие женщин.

Ее улыбка стала грустной.

– Мелисса Мэйли знает, как должно быть, но она не тот человек, который может этого добиться. На самом деле, нам нужна новая Гарриет Табмен.

[прим. переводчика: Сенека-Фоллз – город в США, штат Нью-Йорк, где в 1848 году прошел  Первый конгресс по правам женщин.]

[Гарриет Табмен – американская аболиционистка, борец против рабства и за социальные реформы в США.]

Она взглянула на женщину в окне.

– И, возможно, я ее нашла.

Гретхен снова смотрела на Джефффа. Он больше не избегал этих взглядов. О, нет. Он смотрел на нее, как агнец, готовый к закланию.

– И первое, что нужно сделать, это остановить ее от продажи себя другому солдату, чтобы сохранить своих детей живыми. Нельзя начинать свою новую жизнь в качестве обозной шлюхи. Заново.

Теперь Мелисса шла к двери. Ее босые ноги шлепали по тротуару, как сапоги.

Майк усмехнулся.

– Интересно посмотреть, как это у вас получится.

– Что за Сенека-Фоллз? – спросил Ребекка. – И кто такая Гарриет Табмен?

К тому времени, как они подошли к двери, Мелисса начала свои объяснения. Она только успела лишь вкратце осветить тему, до начала совещания. Но ее слов было достаточно, чтобы Майк и Ребекка вникли в суть. И этого хватило. Политические умы понимали трудности, с которыми им придется столкнуться, но заложить зародыш будущего стоило попытаться.

***

Когда они пришли, Мелисса Мэйли уже полностью отошла от того ужаса, ставшего причиной тошноты и последующей рвоты. Из этой тошноты в ее душе вызрела надежда – и теперь предстояло заронить надежду в души тысяч других.

Инквизиция, конечно, считает по-другому. Как и множество баронов, епископов, и прочих охотников на ведьм в Европе.

Глава 24

Выводы Мелиссы относительно Гретхен были, конечно, спорными. В конце концов, сама она решила в эту затруднительную проблему не вмешиваться. Пусть решают другие.

Такое частичное решение одной конкретной проблемы влечет порой неожиданные последствия. И, как это часто бывает, такое полурешение открыло дверь для многих других проблем. Не напрямую, не сразу. Но свою роль сыграло. Такую же роль, как хорошие педагоги – а уж она-то точно к ним относилась – всегда играют в обществе. Такую же роль, но по-другому, играют и родители. Родители, дяди, тети, бабушки и дедушки, не чающие души во внуках. Или незнакомый парень в очереди за содовой, начавший вдруг излагать, каким должен быть настоящий пацан.

Хорошие мальчики, как и плохие, не возникают на пустом месте. Процесс становления личности не является совершенным и сбивается то и дело. Если выразить это графиком формулы на языке математики, то такой график часто ведет себя совершенно неожиданно, со всплесками вверх и вниз.

Название формулы для Джефффа Хиггинса было – Грантвилль, Западная Вирджиния. И этим было все сказано.

***

Теперь представьте себе самого юношу. Сидящего в одиночестве за столом столовой и глядящего в окно. Там уже ничего не было видно. Обычная ночь в обычной сельской местности.

Все ушли. Мелисса открыла Гретхен и ее семье школьный классе, которые все в настоящее время временно были заняты как минимум четвертью беженцев. Пол был покрыт матрасами и одеялами, собранными жителями города. Она показала Гретхен, как работают туалеты недалеко от них, а затем поспешила на заседание совета.

Друзья Джефффа тоже ушли. Недалеко – не дальше, чем на несколько ярдов. Они зашли в библиотеку школы. Библиотека, как и многое другое в школе, была открыта двадцать четыре часа в сутки. Такой ценная структура могла потребоваться в любое время. Они сидели там вместе, сгорбившись над книгами, изучая учебники немецкого языка. То и дело заглядывая в школьные германо-английские словари.

При других обстоятельствах, Джеффф был бы там, с ними. Но сегодня он был занят гораздо более насущной проблемой. Самой германкой, не ее языком. Ему предстояло принять решение, и быстро. Гретхен, конечно, может немного подождать его решения. Но долго ждать не будет. У нее есть, о ком заботиться, и это для нее главное. Такая роскошь, как ожидание, не для нее. Так, по крайней мере, ему казалось. По правде говоря, она вступила в такой мир, в котором старые методы поведения не были необходимыми, но Джеффф знал, что она сейчас в это не поверит. Еще нет. Не скоро.

Джеффф Хиггинс был далеко не дурак. Опыта уверенного общения с противоположным полом у него практически не было, но наивностью он не страдал. Ну, в известной степени.

Как и у всех мальчиков-подростков, у него были свои увлечения. Игра в 'Подземелья и Драконы', другие военные игры, компьютерные игры, книги, мотоспорт. Но все, что было связано с женским полом – происходило, в основном, в его уме. У него было богатое воображение. Настолько, что оно иногда казалось реальностью.

Но он легко отделял правду от вымысла. При всех своих фантазиях о Гретхен, которые бушевали в его насыщенной гормонами крови, с тех пор, как он впервые встретил ее сегодня –  он понимал реальность.

Джеффф не был девственником. Два его кратких опыта в этой области дали ему понять, что неотразимым он не был. Он прекрасно знал, что красивая молодая женщина не бросится ему в объятия в одно мгновение. Несмотря ни на что. Правда, здесь его фантазии дали себе волю – ведь он встретил ее в довольно драматических обстоятельствах. Спас ее, практически в одиночку, от пресловутой 'судьбы хуже, чем смерть'. Классический пример из сказок!

Но он знал, что Гретхен другая. Ну, не слабая, по крайней мере. Для нее, такая судьба была не хуже, чем смерть. Она уже прошла через это и выжила. И сохранила живой свою семью. Джеффф думал, что она искренне благодарна ему за то, что он сделал. Но он также понимал, что женщина, которая при нем хладнокровно убила раненого, чтобы защитить свою сестру – ее жизнь, а не ее 'добродетель', которую она не считала важной – вряд ли с восторгом бросится в объятия другого бравого солдата.

Он задержался на этом в своих размышлениях. Да, она считает его храбрым. А скорее всего, даже героем. Он удовлетворенно вздохнул.

Гордясь собой, однако, а не тем, что Гретхен думает о нем. Ему было хорошо известно, что мужество всегда было в нем. Очень хорошо. Мужество, в этом новом мире, гораздо нужнее, чем в старом, и оно у него было.

Но он знал, без подробностей, конечно, что человек, который ранее 'обладал' ей, был также храбр, несмотря на прочие черты характера. Джеффф не был одним из тех глупых сентименталистов, кто думает, что мужество – это монополия добродетельных. Как и многие мальчики его возраста, он был страстным поклонником военной истории. Всеми осуждаемые 'эсэсовцы' были почти беспрецедентным явлением жестокости в современной истории. Тем не менее, ни один человек в здравом уме, никогда бы не назвал их трусами. Если честно.

Гретхен же было плевать на храбрость на поле боя. Он знал это точно. Она не была девой из сказок, падающей в обморок в руки ее спасителя. Она была тем, что многие люди называют обозной шлюхой, которая делала все возможное, чтобы сохранить себя и свою семью в живых. И он знал, что она делает это до сих пор. Его фантазии могут бушевать и клокотать при каждом проблеске ее сверкающих глаз, дарящих ему обещание. Его гормоны могут кипеть, как Ниагара, зная, что ее сочное тело в его распоряжении. Но все это было ложью.

Джеффф знал правду. Вид ее открытой груди будоражил его воображение, конечно. Но грудь была правдой жизни. Как и ребенок, сосущий ее. Ублюдок обозной шлюхи, ради которого она будет торговать своим телом. С таким же ощущение, как она убила человека, ради своей сестры.

Он столкнулся с правдой жизни вплотную, и принял решение. В его душе воцарился мир.

***

Он был удивлен быстротой принятия решение. Удивлен, но доволен.

По сути, и колебаний-то не было, понял он. Просто осознание факта, не требующего разъяснений. И никаких умствований. Он был совершенно уверен, что все, кого он знал, стали бы рассусоливать на эту тему многие часы.

Ему это было не нужно. Решение было единственно правильным в этих обстоятельствах. Другие могут думать и говорить, что хотят. А он тот, кто он есть. Сам того не зная, Джеффф руководствовался древним девизом. Делай что должно. И будь, что будет.

Он сделал выбор и не дрогнул в первом бою своей молодой жизни, и смерть не сжала его своими всепожирающими крыльями.

Джеффф Хиггинс сам выбирает свою дорогу в жизни.

***

Приняв решение, он взялся за его осуществление. Это будет трудно, но ничего невозможного нет. Сверхусилия не понадобятся. Ему помогут. Он знал это точно. Гретхен и поможет.

Он встал и пошел в библиотеку. По нахоженному пути. Его большие ступни громко и неромантично хлюпали по коридору. Впрочем, ничего романтического не было и в остальных частях его грузного, неуклюжего тела. Никто никогда не перепутает Джефффа Хиггинса с идеальным военным паркетным шаркуном.

Когда он заявился к своим друзьям, то сразу же попросил словарь. И получил его. В их глазах светился вопрос, но он не стал давать никаких объяснений. Они не стали цепляться к нему, за что он был благодарен. Еще будет время для их насмешек.

Со словарем в руке он шел по длинному коридору к комнате, где Гретхен и ее семья готовились ко сну. У двери он поднял руку. И поколебался секунду, прежде, чем постучал. Осторожно – чтобы не разбудить тех, кто спит – но твердо.

Он был рад, когда Гретхен сама открыла дверь. Еще большее облегчение он испытал, когда увидел, что в комнате за ее плечами было тихо и темно. Все, должно быть, уже спали. Что было неудивительно, конечно, учитывая все, что испытали эти люди за прошедший день. И все же это было хорошо. Он боялся, что придется подождать, пока Гретхен закончит возиться с ними. Ожидание было бы невыносимым.

Взглянув на ее лицо, он подумал, что видимо, разбудил Гретхен. Но даже если так, выглядела она свежо. Глаза и губы снова блестели обещанием.

Следуя его жесту, она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Джеффф посмотрел вправо-влево по коридору, прежде чем решил, что и здесь вполне неплохо.

Он сел на пол, вытянув ноги. Гретхен точно так же расположилась напротив него. Увидев из-под халата ее длинные обнаженные ноги – он знал, что она это сделала сознательно – Джеффф сразу поплыл. Страсть, бушующая в нем, казалась сейчас сорвет ему крышу.

Но нет. Он сделал глубокий вдох, неловко улыбнулся и открыл словарь. Переходя от одной страницы к другой, он начал излагать свой план.

Когда она поняла, что он хочет, Гретхен чуть не задохнулась. Ее глаза, испуганные от прозвучавших слов, так и сверлили его. Ее рот раскрылся, готовя отказ. Она замотала головой.

Джеффф, увидев ее реакцию, расплылся от уха до уха. Он улыбался, как херувим.

– Да, – сказал он. – Именно так.

Она смотрела на словарь. Казалось, ее парализовало. Джеффф, оттолкнувшись от пола, встал на колени и взял ее голову в свои руки. И уткнулся ей в глаза. Светло-зеленые в светло-карие.

– Да, именно так, – повторил он. – Ja, ich muss.

***

Потом Гретхен начала кивать головой. И все кивала и кивала. Затем она начала вдруг дрожать, у нее потекли слезы, и она обняла Джефффа так сильно, что он начал опасаться за свои ребра. Да черт с ними, с ребрами, подумал он. От наступившего облегчения он и так едва мог вздохнуть.

Объятия ничего не значили для него в данный момент. Все это будет позже, не сейчас. Самый первый ее кивок принес радость в его сердце. Он был готов к любому исходу, но сейчас его сердце пело, зная, что она будет с ним.

Ее первая реакция была инстинктивной. Это мгновенное отрицание, почти бездумное покачивание головой. Ты не должен этого делать!

– А я сделаю, – шепнул он ей прямо в волосы, прижимая ее. – Ja, ich muss.

Он почувствовал теперь, как годы ужаса заставляют это сильное тело в его руках дрожать, как осиновый лист. Ужас, который она так жестко обуздывала в себе так долго, что теперь, когда он, наконец, ушел, она оказалась не готова к этому. При всей нежности момента, Джефффу хотел сжать ее еще сильнее, просто чтобы скорей успокоить ее. Все кончилось. Все кончилось. Обещаю.

Одновременные неверие и надежда на ее лице.

Но для него все уже было ясно – у него появился стержень, который будет поддерживать его в трудные годы впереди. Легко не будет. Он прекрасно понимал это, несмотря на юный возраст. Но по крайней мере, он может теперь как защищать ее, так и доверять ей. Женщина, которой ничего не светило в жизни вообще до сих пор, которая опиралась только на свое мужество, теперь станет его спутницей в жизни.

Да, он в ловушке, попал в сеть, его поймали. Но не обманули. Ягненок готов был к закланию. Но кто мог знать, что даже не увидев жертвенный нож, он добровольно пойдет к алтарю. К другому алтарю, не жертвенному.

Глава 25

Эд Пьяцца подчеркнул последнее слово на доске, по привычке старого учителя, и подошел к столу.

– Вот так вот, – сказал он. – Таков итог. Десять тысяч трудоспособных человек. Готовых работать. Вполне достаточное количество и даже больше.

Он сцепил руки и положил их на стол.

– Среди них крепкие старики и достаточно взрослые дети. У нас несколько тысяч рабочих мест, которые не требуют особо тяжкого труда. Но много и других. Особенно в сельском хозяйстве и строительстве.