Текст книги "1632 (ЛП)"

Автор книги: Эрик Флинт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

   Кардинал медленно двинулся по саду. Сервьен шел рядом с ним.

   – Они никак не смогут скрыть свои терции, – заметил интендант. – Только не на протяжении всего марша из Испанских Нидерландов.

   Ришелье пожал плечами.

   – Это дела не меняет. Судя по донесениям, я полагаю, испанцев все равно разгромят. Пожалуй, будет даже лучше если их движение будет обнаружено – это отвлечет внимание от настоящего удара.

   Сервиен распахнул глаза.

   – Валленштейн тоже согласился?

   – Да, я получил письмо три дня назад. Он вскоре завязнет в драке со шведами. Скорее всего – в Нюрнберге. Осада займет несколько месяцев – времени более чем достаточно, дабы задействовать его хорватскую конницу для этой цели.

   Гримаса вернулась на лицо интенданта.

   – Монсеньор, я видел эти их сооружения. В частности, объект, который они называют "силовая станция", построен подобно замку. Кавалерийское подразделение никак не сможет повредить такие сооружения. Лишь незначительно – и совершенно точно – не в набеге.

   Ришелье бледно улыбнулся.

   – Меня это не заботит. – И покачав головой добавил: – Ты слишком беспокоишься о военных машинах и фортификации. А это мелочи. Деньги, Этьенн – вот что существенно. Я могу спокойно смотреть на шведского короля, вооруженного новым причудливым оружием. Я даже могу стерпеть богатую новую республику – маленькую республику – в центральной Германии. В конце концов, мы ухитряемся сосуществовать с голландцами. Дайте срок, и если они останутся маленькими, я думаю, что мы вскоре проглотим их.

   Прежде чем продолжить, он сделал несколько шагов.

   – А вот чего я снести не могу, так это шведов, господствующих в центральной Европе, с прочным финансовым фундаментом. Нищие шведы никогда не будут опасны. Неприятными – будут, а опасными – нет. Богатые шведы – богатые из-за связи с этими странными Соединенными Штатами – это совсем другое дело. Лучше могущественные Габбсбурги, чем это. Как бы то ни было – Габбсбурги никогда не славились единством.

   Он внезапно остановился и уставился на безобидный розовый куст.

   – Я не могу достать Абрабанелей в Турции. И даже, как тебе известно – в Вене.

   Сервьен кивнул, это было частью его задания – убедить Фердинанда Второго выгнать своих придворных евреев и казнить Абрабанелей, в частности. В этом, интендант не преуспел.

   Тем не менее, в словах Ришелье не было упрека Сервьену. Он и не ожидал, что император Габбсбург, разгонит своих придворных евреев посреди войны – и уж явно не по подсказке своих французских противников.

   Кардинал продолжил.

   – Я, возможно, могу уничтожить итальянскую ветвь. Трудно сказать, особенно имея дело с венецианцами. Но, в любом случае, те не так важны. Ключевой момент – уничтожить их в Тюрингии.

   Интендант опять попытался что-то сказать – еще одно возражение, судя по выражению его лица – но кардинал жестом остановил его.

   – Да-да, – я знаю, что хорваты не смогут убить их всех за то время что у них будет. Это не важно. Зато они так разорят это место, что те Абрабанели, которые выживут, вскоре перенесут свои дела подальше. – Он поджал губы. – Это же евреи, ты понимаешь.

   Сервьен кивнул.

   – Половина жадных немцев тоже уедет. По меньшей мере половина. – Он опять поджал губы. – Торговцы. Фабриканты. Крысы в горящем амбаре.

   – Да, – Ришелье наклонился и понюхал розы. – Точно.

   – Но нам потом ещё придется разбираться и с испанцами, – пробормотал Сервьен. – Мы же сами пустим их в Германию.

   – Умоляю, Этьенн! – кардинал продолжал нюхать розы. – Дай мне хоть минутку насладиться Божьим творением, прежде чем ты испортишь мне остаток дня.

***

   Через несколько недель, в укрепленном лагере рядом с Нюрнбергом, Валленштейн смял письмо.

   – Идиот. – прошептал он и бросил письмо в огонь. Ревущее пламя в огромном камине – Валленштейн, как обычно, занял крупнейший особняк в округе – мгновенно поглотило бумагу.

   Высшие командиры имперской армии держались от камина подальше, насколько могли, чтобы еще оставаться в пределах досягаемости голоса Валленштейна. Они считали, что растопленный жарким июльским вечером камин угнетающ, даже абсурден. Но Валленштейн настаивал на огне вне зависимости от времени года.

   Идиот! – повторил Валленштейн, сложил руки за спиной и посмотрел на офицеров. Затем он, явно пародируя голос сказал: – Убейте всех евреев в городе!

   Пикколомини рассмеялся.

   – Ха! Легко сказать – кардиналу-то. Этот придурок считает – мы с кем имеем дело? С безоружными обывателями в застенках инквизиции?

   Рядом с ним усмехнулся генерал Шпарре.

   – А как, во имя Господа Нашего, он думает хорваты будут их искать? – поинтересовался он. – Особенно в этом нелепом месте! Читать уличные указатели? Эти невежественные ублюдки грамоте-то не обучены.

   – Да даже если бы и обучены были, – пробормотал генерал Галлас и повел массивными плечами, будто отгоняя назойливых насекомых. – Ришелье, серьезно думает, что вы можете хорватской коннице приказать убивать выборочно? – Он хмыкнул. – Они, может быть, пощадят собак, а может, и не пощадят. В конце концов, евреи – не собаки, спросите у любого хорвата.

   Зал наполнился грубым хохотом. Огромные портреты на стенах, посредственные во всем, кроме размеров и дорогих рам, смотрели вниз неодобрительно. Наверное, это неодобрение, было странным. Блеклый род мелких баронов, который предоставил – вынужденно – своё родовое гнездо Валленштейну, мог похвастать лишь немногим, кроме неотесанности. Но такие люди, когда позируют для провинциального художника, практически всегда хмурятся. Возможно – в попытке выглядеть значительнее, или просто пытаясь совладать с ноющим мочевым пузырем.

   Валленштейн подошел к столу в центе зала. Стол сильно выбивался из интерьера комнаты – это был большой, массивный кухонный стол, который приволокли в зал солдаты в тот день, когда Валленштейн завладел особняком. Вычурные и хрупкие стулья и диваны, привезенные из Вены, находились зале и раньше. Теперь они стали еще более хрупкими, хоть и менее роскошными – пребывание офицеров Валленштейна, задевавших их шпорами и проливавшими на них вино, не прошло для них даром.

   А вот стол обладал достаточным запасом прочности, и спокойно сносил закинутые на него ноги в кавалерийских сапогах, бутылки с вином, а также огромную карту, занимавшую большую его часть.

   Достигнув стола, Валленштейн оперся на него руками и склонился над картой. Офицеры собрались вокруг него. Где-то через минуту Валленштейн длинным костлявым пальцем указал точку на карте.

   – Здесь! И лишь демонстрация.

   Это будет задачей Пикколомини. Итальянский генерал наклонился и глянул на указанную местность.

   – Ну если только демонстрация, пожалуй. А что-то большее...

   Валленштейн кивнул.

   – Умоляю. Я же не кардинал, и не думаю, что война просто может быть измерена монетой. Он может плевать на свидетелей, а я нет. Любая армия, которая пойдет в открытую на американцев, сломается как гнилая соломинка. И это мнение исходит от ветеранов Тилли, а не от кучки вонючих монахов и попов. – Он продолжил изучать карту. – Я не рассчитываю, что вы и впрямь возьмете Зуль. Это только отвлекающий маневр, чтобы оттянуть часть их сил.

   Генералы вокруг стола расслабились. Не последней причиной, по которой Валленштейн стал крупнейшим деятелем в имперской армии было то, что его люди были ему преданы – по крайней мере за то, что он не требовал от наемников невозможного. Все офицеры лично слышали донесения. Непробиваемые стальные повозки, не имеющие лошадей, которых можно было бы убить, невероятная скорострельность, винтовки, безошибочно разящие на треть мили, даже какая-то пушка, извергающая целый ливень пуль.

   – Просто демонстрация, – повторил Валленштейн и бросил короткий взгляд на Пикколомини. – Убедительная демонстрация, вы понимаете? Будет подозрительно, если они не вступят в соприкосновение. Должны быть умеренные потери.

   Пикколомини пожал плечами.

   – Я могу разменять пару сотен. Использую этих швабских мудаков, все равно от них ничего кроме геморроя, с тех пор как они здесь появились. Будет лучше если они сдохнут.

   Валленштейн кивнул. Держа правый указательный палец на Зуле, он сдвинул второй на запад по карте, и остановил его на точке подписанной "Айзенах".

   – Испанцы должны ухитриться взять Айзенах. Если они не преуспеют – пусть отходят в замок Вартбург.

   Генерал Галлас шмыгнул носом.

   – До сих пор поверить не могу, что американцы не разместили гарнизон там. Пусть и старый, но Вартбург до сих пор мощнейший замок в Тюрингии. Идиоты.

   Валленштей покачал головой.

   – Я не разделяю вашего мнения. Боюсь, что если Соединенные Штаты не разместили там гарнизон – в таком очевидном месте! – то этому есть причина. И я считаю глупым предполагать, что причиной является простая некомпетентность.

   – Возможно, недостача войск, – задумался Пикколомини. – Все шпионы, которых мы туда посылали, сообщают, что они содержат только небольшую постоянную армию. – Он тоже втянул воздух. – Торговцы и банкиры – и спаси Господи, фабриканты. Вот они кто – и не более. Мне неважно, какое у них там оружие – они не думают как солдаты.

   Валленштейн выпрямился во весь рост. Он был высоким, хоть и очень худым, К сорока пяти он слегка облысел ("вдовий пик"). Длинный, торчащий нос соседствовал с высокими скулами и обрамлялся тонкими усами и козлиной бородой. Рот, чья нижняя губа была изрядно мясистой и выступающей, вызывал слухи о том что его владелец – внебрачный сын кого-то из Габбсбургов. Вобщем, довольно неприглядное лицо, холодное и невыразительное. В сочетании с фигурой оно делело его довольно похожим, на общепринятое изображение Мефистофеля.

   – Я тоже не думаю, как солдат, – сказал он и осмотрел своими темными глазами офицеров вокруг себя. – И поэтому вы работаете на меня, а не я на вас.

   Офицеры не отреагировали на это резкое замечание. Частично, от того, что это была правда, но в основном – потому, что одергивать Валленштейна было себе дороже. Богемский генерал – хотя термин "военный подрядчик" подошел бы лучше – мог стерпеть дискуссию, спор, даже ссору, но с офицерами не уважавшими его главенство он был скор на расправу. И в том что касалось "скорой расправы", Валленштейн тоже не думал, как солдат – его душа была душой убийцы, а не дуэлянта.

   – Неважно, – властно заявил он, – какой бы там ни была причина – некомпетентность, нехватка людей, или, как я подозреваю, то, что американцы знают что-то, чего мы не знаем – пусть это выясняют испанцы, а не мы.

   Его офицеры кивнули в унисон. Этот коллективный жест вобрал в себя всё: удовлетворение наемников, собравшихся получить свои деньги, и пусть умирают другие.

   Валленштейн снова склонился над столом и снова широко развел указательные пальцы.

   – Испанцы, крупными силами, идут на Айзенах. Пикколомини, вы проводите убедительную демонстрацию на Зуль. Этого будет достаточно, чтобы оттянуть всё значительное сопротивление. И тогда...

   Он отвел пальцы и хлопнул по карте ребром правой ладони.

   – Хорваты – прямо через чащу леса. Охотники, которых мы наняли, заверили меня, что там есть хорошая тропа, идущая через ненаселенную местность. Хорваты выйдут на расстояние удара даже раньше, чем их обнаружат. И им не сможет преградить путь никто, кроме городских констеблей.

   Он наклонился над столом, вытащил карту поменьше и положил ее поверх большой.

   – Вот, – сказал он, указывая. И кивнул Галласу, которому подчинялась хорватская легкая кавалерия. – Убедитесь, что хорваты поняли. Главный удар должен прийтись сюда.

   Галлас посмотрел на указанное место на карте. Это была очень хорошая, детальная карта городка – теперь уже небольшого города – называвшегося Грантвилль. Ее составили на основании дюжин шпионских докладов за последние несколько недель.

   Галлас слегка нахмурился.

   – Не сам город?

   Валленштейн кивнул.

   – Нет. О, разумеется – убедитесь чтобы порядочного размера конный отряд погромил и город – так хорошо, как только сможет. – Он коротко кашлянул. – Если они сумеют зарубить пару евреев – тем лучше. Но главный удар должен прийтись сюда.

   Он подался назад и снова встал прямо.

   – Кардинал Ришелье может нести чушь о деньгах, банкирах и еврейских финансовых чудотворцах. Но сердце Соединенных Штатов находится там. Я пришел к этому выводу на основании всех докладов. Именно там – это новое змеиное гнездо и именно там оно производит своих отпрысков.

   Он снова наклонился и повторно указал своим дьявольским пальцем.

   – Здесь. Сжечь всё дотла. Всех убить, всех зарезать. Даже собак если они там есть.

   Когда раздался его собственный хохот, он был таким же грубым, как и смех его офицеров.

   – Кто их знает? А вдруг это замаскированные евреи?

Глава 50

      – Мне это не нравится, – проворчал Густав Адольф негромко. Он слегка помахал в воздухе письмом, которое сжимал в своих толстых пальцах. – Абсолютно не нравится.

      Он поднял глаза и впился глазами в Торстенссона.

      – Леннарт, ты можешь придумать хотя бы одно правдоподобное объяснение, почему Бернард начал такой маневр? Так далеко на юг?

      Молодой генерал артиллерии хотел было начать какое-то саркастическое замечание типа «он хотел полюбоваться своим отражением в Женевском озере», но сдержался. Он чувствовал, что король был здорово обеспокоен. Леннарт кивнул в сторону письма в руке Густава.

      – А у Акселя есть какие-то идеи по этому поводу?

      Густав покачал головой.

      – Нет, но он беспокоится, это очевидно.

      Стоя на стенах земляного укрепления, которое шведы построили там, где речка Редниц втекает в Нюрнберг, Торстенссон повернулся и вгляделся на северо-запад. Король скопировал его движение. Оба мужчины напряженно пытались представить себе рельеф Рейнланда. О чем только думал Бернард Саксен-Веймар? У него не было никаких логических оснований для того, чтобы отвести войска так далеко на юг, до самого Кельна.

***

      Их взгляды скользнули по огромному комплексу укреплений, окружавших город, но и король, и его генерал не остановились на этом зрелище. В большинстве своем там были грубо сооруженные земляные укрепления, и большинство из них были новыми. Как и тот редут, на валу которого они стояли – всё это было наспех построено за последний месяц.

      Как только он вошел 3 июля в город, Густав мобилизовал жителей Нюрнберга на земляные работы для постройки этих укреплений. Горожане совершенно не жаловались на такое принуждение. Нюрнберг был в союзе с королем Швеции, и они были почти в экстазе от вида того, что король выполняет свое обещание: Нюрнберг не станет ещё одним Магдебургом.

      Густав Адольф появился здесь в самый последний момент. Огромная армия, которую Валленштейн собрал в Богемии, была уже на подходе к городу. Насчитывающая примерно шестьдесят тысяч человек, его армия была крупнейшим войском, когда-либо выводимым в поле в ходе этой долгой и жестокой войны. Баварские войска Тилли, в настоящее время находившиеся под прямым командованием курфюрста Максимилиана, шедшие на соединение с Валленштейном, насчитывали ещё примерно двадцать тысяч человек. И Паппенхайм, Черные Кирасиры которого провели весну и раннее лето в Вестфалии, как сообщалось, тоже шел на соединение с ними. Маршрут Паппенхайма был неясен, но шведы предполагали, что он воспользуется уходом Густава в Нюрнберг для того, чтобы совершить марш по Франконии. Если это так, Нюрнбергу угрожали с трех сторон: Валленштейн с северо-востока, Максимилиан с юга, Паппенхайм с запада. Армия в сто тысяч человек вот-вот должна была подступить к Нюрнбергу, готовя ему участь, постигшую Магдебург.

      В то время как горожане, под руководством шведского инженера Ханса Олафа, отчаянно строили укрепления, Густав снова вывел свою армию в поле. В течение нескольких дней шведы маневрировали вокруг приближавшегося противника, замедляя его продвижение и выигрывая время для Нюрнберга. Но 10 июля баварские и имперские войска, наконец, объединились в Ноймаркте.

      Хоть у него и было вчетверо меньше сил, Густав продолжал посылать Валленштейну вызовы на бой в открытом поле. Валленштейн отказывался. Богемский военный подрядчик предпочитал более верные, пусть и более медленные, методы осадной войны. Неуклонно, уверенно, неизбежно, как подступающий ледник, его огромная армия заняла позиции, угрожающие городу. Но, к тому времени лихорадочная программа строительства укреплений привела к появлению новой оборонительной линии вокруг Нюрнберга, заменявшей старые внутренние стены города. Полоса обороны, сооруженная инженерами Густава, была спешно возведенной, но хорошо спроектированной. Она была слишком велика для того, чтобы даже Валленштейн мог окружить ее целиком.

      Таким образом, богемец был вынужден "осадить" Нюрнберг, воздвигая то, что можно было бы назвать "контркрепостью". Остаток июля люди Валленштейна провели, сооружая гигантский укрепленный лагерь в нескольких километрах к юго-западу от города. Используя реку Биберт в качестве главного источника воды для армии, Валленштейн соорудил полевые укрепления протяженностью не менее дюжины миль. Ключевым пунктом укреплений Валленштейна был лесистый холм на севере, прямо напротив шведских позиций. Это холм назывался Бургшталь. Он возвышался над рекой Редниц, протекающей вдоль его восточноого склона, приблизительно на двести пятьдесят футов. По сути, Редниц служил рвом для лесистого холма, увенчанного развалинами древнего замка, называвшегося Альте Весте. Валленштейн превратил Альте Весте и весь Бургшталь в крепость. Палисады и рвы росли на холме, как грибы, а расположенные на склонах тяжелые орудия, могли стрелять в прямой видимости.

      Потом наступила пауза. Раз за разом Густав совершал вылазки из Нюрнберга, бросая тем самым Валленштейну вызов на открый бой. Валленштейн не принимал вызов.

    – Хватит сражений, – сказал он своим генералам. – Я покажу им, что есть и другие методы ведения войны.

      Метод хладнокровного, безжалостного, как никакой другой представитель своего времени, Валленштейна был прост. Через короткое время после начала осады голод и болезни начнут бить по обеим армиям. Люди начнут умирать тысячами, а затем десятками тысяч. А у него было гораздо больше людей, чем у короля Швеции.

***

      – Измена, – прошептал Густав. – Это может быть только измена.

      Торстенссон нахмурился. Он терпеть не мог младшего герцога Саксен-Веймар, это правда. Но – измена?

      – Я не вижу... – молодой генерал колебался. – Боюсь, что я не вижу логики в таком поступке, Ваше Величество. – Он указал на запад. – Это правда, что Бернард оставил дверь открытой для испанцев, если они захотят в неё войти. Но даже если в этом и была его цель, какой в этом смысл? Нижний Пфальц до сих пор заблокирован. Чтобы испанская армии могла угрожать нам, они должны...

      Он запнулся, замолчал, его глаза расширились.

      Король кивнул.

      – Пройти по Тюрингии, – заключил он мрачно. – Что, конечно, было бы невероятно окольным путем для того, чтобы угрожать Нюрнбергу. Но что, если они и не намерены идти так далеко? Что делать, Леннарт, если их цель состоит не в походе через Тюрингию, а просто в том, чтобы напасть на именно на нее?"

      Торстенссон повернул голову. Теперь он смотрел на север, а не на запад.

      – Такое вполне допустимо, – размышлял он вслух. – Это, по крайней мере, делает маневр Бернарда понятным, если предположить, что он действительно совершает предательство. – Торстенссон прищурился. – Но, даже если это так, какой в этом смысл?

      Плечи артиллерийского генерал дернулись. Жест выражал больше раздражение, чем недоумение.

      – Я никогда не видел американцев на поле боя. Но, судя по всем полученным нами докладам и по личному отчету Маккея, который я слышал собственными ушами, они могут вдребезги разнести любую армию, наступающую на них в лоб. Особенно эти неуклюжие испанские терции.

      Король фыркнул.

      – Так, да. Но спроси себя, Леннарт – кто-нибудь сообщил испанцам об этом?

      Теперь глаза Торстенссона были широко открыты. Как и весь высший шведский генералитет, Торстенссон был посвящен в сложные и извилистые дипломатические маневры, которыми был вынуждены заниматься их король в течение последних двух лет.

      – Ришелье, – пробормотал он.

      Густав кивнул.

      – С большой долей вероятности. У Ришелье достаточно денег и влияния, чтобы предложить Бернарду эксклюзивную цену за предательство. Эльзас, возможно – в замену его драгоценной Тюрингии. Или Лотарингию. Дальше пара слов испанцам – которые в течении многих лет пытались найти любой предлог для того, чтобы вторгнуться в германские земли – и готово. Открытая дорога для испанской армии из Габсбургских Нидерландов для того, чтобы нанести удар по Тюрингии.

      – Но Ришелье пытался не допустить появление испанцев в Германии с того самого момента, как занял свой пост, – запротестовал Торстенсон. Протест, однако, был слабым и неуверенным. Сообразительный артиллерийский генерал уже раскручивал логическую цепочку. Он начал, поглаживая бороду, размышлять вслух: – Враждебность по отношению к Испании была краеугольным камнем его внешней политики, это правда. Но теперь, когда ваши позиции в Центральной Европе стало настолько сильны, он не может не думать о противовесе.

      – Совершенно верно. А спроси-ка себя, почему моя позиция стала настолько сильна? – Густав пренебрежительно махнул рукой. – Причина не в моей армии. Ришелье – делец и финансист, а не солдат. По его же словам, миром правит золото.

      Торстенссон ещё энергичнее начал дергать себя за бороду.

      – Да. Да. Тюрингия – ключ и к этому. Пока американцы прочно удерживают её, у нас есть надежная база снабжения и гарантированный источник денежных средств. Это сделало нас полностью независимым от любых иностранных спонсоров. – Он поджал губы. – По правде говоря, я должен был бы сказать 'сделает'. Для того, чтобы всё устоялось, понадобится несколько месяцев. Но Ришелье – это человек, привыкший думать на перспективу в гораздо большей степени, чем большинство живущих на этом свете.

      Он опустил руку и посмотрел прямо на своего короля.

      – Но я все еще не понимаю, чего же надеется достигнуть Ришелье. Если не предполагать, что он просто хочет увидеть испанскую армию избитой и окровавленной.

      Густав невесело ухмыльнулся.

      – Он наверняка не расстроится из-за этого. – Король пожал плечами. – Я и сам не понимаю логики происходящего, Леннарт. Но я что-то ощущаю. Какую-то возню.

      Он замолк на несколько секунд. Затем, не спеша, хулиганистая улыбка начала расползаться по его лицу. Его голубые глаза, казалось, танцевали и искрились.

      – Решено! – воскликнул король. Он упер руки в бока и, улыбаясь, сказал Торстенссону: – Я считаю, что мы должны отправить в Тюрингию небольшую экспедицию, чтобы разобраться во всём этом. И я знаю человека, который должен будет возглавить ее!

      Торстенссон нахмурился.

      – И кто же? Один из ваших шотландских полковников? Или, возможно... – смысл хитрого блеска глаз короля, наконец-то дошел до сознания генерала. Глаза Торстенссона почти выскочили из орбит. – Не хотите же вы сказать...

      – Хочу! Именно он! – весело воскликнул король. – Капитан Гарс! – Он хлопнул в ладоши. – Он будет в восторге от такой перспективы, могу тебя в этом уверить. Капитану Гарсу ничуть не меньше, чем мне, надоела эта несчастная осада. И есть достаточно времени для того, чтобы он сходил в разведку и вернулся, прежде чем случится что-нибудь важное.

      Король повернул голову и посмотрел на видневшийся вдали Бургшталь.

      – Ты знаешь не хуже меня, Леннарт, что Валленштейн не намерен вызывать меня на открытый бой. Это паук намерен просто сидеть там ещё несколько месяцев, если понадобится, пока люди умирают вокруг него. Он ценит людей не больше, чем пьяный матрос – гроши. – И ещё раз хлопнул в ладоши. – Да! Вполне достаточно времени для того, чтобы капитан Гарс выполнил свою задачу и вернулся. Более, чем достаточно.

      К этому моменту Торстенссон уже свирепо хмурился.

      – Ваше Величество, – запротестовал он, – но вы ведь уже многие годы не использовали капитана Гарса для чего-либо подобного!

      Король ответил еще более хмурым и свирепым взглядом.

      И что? – потребовал он. – Ты смеешь утверждать, что не уверен в этом человеке?

      Торстенссон, оправдываясь, залепетал: – Ну... нет. Конечно же нет!

      Веселое настроение короля вернулось.

      – Ну, значит, решено! – и он добродушно похлопал Торстенссона по плечу. – Значит, это будет капитан Гарс.

      Приняв решение, Густав мгновенно перешел на другую тему. Он повернулся к своему телохранителю, Андерсу Юнссону.

      – Ты слышал?

      Юнссон солидно кивнул. Король продолжал: – Обеспечь капитану Гарсу отряд кавалеристов, Андерс. Наш добрый капитан неравнодушен к Вестготам, как все знают. И проверь, чтобы у него было достаточно и финнов и несколько саамов.

      Густав весело ухмыльнулся.

      – И я думаю, что приставлю и тебя к капитану, Андерс. – Он потыкал толстым пальцем в сторону Нюрнберга. – Там для меня явно не будет никакой опасности, в самом центре этих великолепных укреплений. Не так ли?

      Юнссон солидно покачал головой.

      – Вот и отлично, – сказал король. Он быстрым шагом направился к лестнице, ведущей вниз с вала. Казалось, он почти подпрыгивает от радости. И через плечо: – Капитан Гарс будет в восторге!

      Когда он ушел, Юнссон и Торстенсон посмотрели друг на друга.

      – Капитан Гарс, – пробормотал Юнссон. – Чудеса.

      Лицо Торстенссона выражало смесь беспокойства и удивления от создавшейся ситуации.

      – Присмотри там за ним, Андерс, ладно?

      Ответ был предельно флегматичен.

      – За этим сумасшедшим? Невозможно.

Глава 51

   – Что, чёрт побери, они делают, Генрих? – потребовал ответа Том Симпсон. Величественно возвышаясь над всеми, капитан американцев смотрел поверх вала, возведённого поперёк дороги, ведущей к южной стороне города Зуль. Спешно выстроенные полевые укрепления были расположены у северного края большого луга. Луг был около двух сотен ярдов в длину, и чуть меньше в ширину. Маленький ручей бежал посреди луга, пересекая дорогу.

   Его командир пожал плечами. Бинокль висел на шее Генриха, но он им не воспользовался. Приближающиеся наёмники уже выходили на луг, причём, на самое открытое место.

   Том поднял бинокль и осмотрел луг. Через несколько секунд он поднял окуляры выше и начал медленно изучать лес, покрывавший холмы поодаль.

   – Мне это не нравится, – проворчал он.

   Генрих, рядом с ним, улыбнулся. Если он и имел какие-то критические соображения насчёт своего молодого и неопытного офицера, то они, вобщем, относились к тому, что Том настаивал на поисках сложностей там, где их не было. И куда чаще, чем наоборот.

   – Слишком много футбола, – пробормотал он.

   Том опустил бинокль и посмотрел на него с подозрением.

   – Ты это о чем?

   Хитрая улыбка Генрих стала шире.

   – Это значит, мой друг, что ты все еще продолжаешь думать, будто ты на игровом поле. Вместе с врагами, которые прикрываются затейливыми правилами игры.

   За исключением английских фраз 'игровое поле' и 'правила игры', Генрих произнёс последние две фразы по-немецки. На этой смеси языков английские спортивные термины звучали особенно нелепо, на что, собственно, Генрих и рассчитывал.

   Том фыркнул.

   – Да что ты знаешь о правилах игры? Каждый раз, когда я пытался растолковать вам про футбол, вы либо погружались в сон, либо в очередную кружку пива.

   Как и Генрих, сейчас Том говорил по-немецки. Его владение языком улучшалось быстрее, чем у любого взрослого американца в Грантвилле. Это не значит, что Том уже говорил свободно – пока ещё не совсем – но он уже был способен поддержать любой разговор.

   – Это потому, что игра слишком сложная, – возразил Генрих. Его руки изобразили зигзаг туда-сюда. – Этот бежит в ту сторону, тот бежит в эту сторону. – Он покрутил указательным пальцем. – Другой бегает кругами, запутывая противника – ха! Удивительно, как вы не падаете от головокружения.

   Том усмехнулся: – Это не моя проблема. Я никуда не бегаю, кроме как прямо вперёд – прямиком в парня передо мной.

   – Великолепно! – усмехнулся Генрих. Он хлопнул Тома по плечу левой рукой, одновременно показывая на луг правой. – Тогда у тебя не будет никаких трудностей с этим. Они сейчас подойдут прямо к нам – хорошие солдаты! – и мы их раскатаем. Что тут сложного?

   Улыбка Тома исчезла, сменившись хмурым взглядом. – Чёрт возьми, Генрих это же не имеет смысла. Они уже должны знать...

   Генрих перебил его.

   – Нет, не знают! Том, послушай меня. У тебя нет опыта с наёмными войсками. Те люди, – он мотнул головой в сторону луга, – скорее всего, не имели связи с Тилли. А если и имели, то проигнорируют всё, что им сообщили тупые баварцы.

   Он видел, что слова не убедили Тома. Генрих усмехнулся. Кивнув, он указал на лес за лугом.

   – Что? Ты думаешь, в том лесу прячется кавалерия? Собирается довести до конца свой хитрый манёвр? И ожидает лишь подходящего момента для внезапной атаки?

   Том заколебался. Генрих улыбнулся.

– Двойной обратный финт? Так вы это называете в футболе?

   – Ладно, – проворчал американец. – Возможно, ты прав. – Он снова поднял голову над бруствером и мягко сказал: – Скоро мы всё узнаем. Они начали пересекать ручей.

   Генрих лениво поднял свою голову и всмотрелся в порядки врага.

   – Швабы, я думаю. Жалкие, невежественные ублюдки.

   Губы Тома дрогнули.

   – Все они?

   – Каждый урождённый шваб, – пришёл твёрдый ответ. – Затем губы Генриха шевельнулись. Возможно, тоже дрогнули. – Я из Верхнего Пфальца, ты знаешь.

   – Как будто ты не рассказал мне это уже достаточно много раз. Забавно, однако, – тяжёлые брови Тома нахмурились. – Я тут недавно говорил с вестфальцем, и он клянётся, что каждый из Пфальца, и Верхнего и Нижнего, причем в один голос утверждают это – все урождённые...

   – Вестфальцы! – фыркнул Генрих, – ты не должен верить словам этих людей. Для начала, они все скотоложцы – любители позабавиться с козами. Короче, все ублюдки.

   Том хотел было сказать в ответ какую-нибудь колкость, но промолчал. За всей расслабленной небрежностью позы и манер собеседника, Том осознал неожиданный прищур его глаз. Пока они трепались, немецкий ветеран ни разу не оторвал взгляд от врага. Том позавидовал его расслабленному самообладанию. Сам Том, лично, чувствовал себя натянутым, как барабан.