Текст книги "1632 (ЛП)"

Автор книги: Эрик Флинт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

Мелисса вздохнула. Гретхен внимательно посмотрела на нее.

– Но вы считать энто важно? Для Джефффа?

Мелисса кивнула.

– Это будет иметь значение для него больше, чем что-либо другое, Гретхен. Поверь мне. Пока он думает, что ты его любишь, он будет в состоянии справиться с чем угодно.

Неуверенная, что ее слова дошли, Мелисса попыталась перевести все это на немецкий. Но Гретхен отмахнулась.

– Я понимаю.

Нахмурившееся было лицо просветлело.

– Ваще энто не проблема. Я буду работать над энтим. Очень усердно. Я хорошо уметь работать. Очень... – Она на секунду замялась, прежде чем подобрать слово. – Ja. Точно. Не лентяй.

Мелисса не могла удержаться от смеха. С оттенком грусти.

– Это уж несомненно, девочка!

Она осмотрела молодую женщину, стоящую перед ней.

– Это несомненно, – повторила она. И улыбаясь, покачала головой: – А ты знаешь что, Гретхен Рихтер, которая скоро станет Гретхен Хиггинс? Я уже верю, что ваш брак будет прочным.

Мелисса снова рассмеялась.

– Работать над этим! Какая прелесть!

Глава 30

В итоге, свадьба прошла без сучка и задоринки.

Вилли Рэй появился вовремя. И хотя он явно не был абсолютно трезвым, жизненный опыт, как говорится, не пропьешь. И в таком состоянии он сумел довести Гретхен к алтарю без происшествий. Правда, ей понадобилось довольно много времени для этого. Но она ни разу не споткнулась, а органист был не против поиграть ввволю.

Такое событие почтили вниманием многие. Церковь была переполнена. Люди стояли и в проходах и на улице снаружи. По крайней мере, половина города явилась на свадьбу, забив все окрестные тротуары.

Огромная толпа была в весьма приподнятом настроении. Не сравнить с большинством других свадеб. Для всех этих людей, как американцев, так и германцев, эта свадьба произвела впечатление взрыва солнечного света. Слова Квентина Андервуда повторяли тысячи. После того кошмара, в котором мы все оказались, клянусь, моя душа просто тает, когда я представляю себе, как молодая женщина идет вниз по проходу в свадебном платье к алтарю.

***

Это впечатление было общим для всех. Но во многом другом, точки зрения расходились.

Для германских участников и гостей свадьба явилась надеждой. Или, может быть, придала им уверенности. Хотя теперь они составляли больше половины этого нового общества, куда их вроде как доброжелательно приняли, все же германцы – бывшие беженцы, наемники, обитатели обоза – отчетливо ощущали свое подчиненное положение в нем. Они как бы брели в нем наощупь, мало что понимали, их чувства не могли принять того, что их считают равными.

Их сдерживали вековые привычки. Концентрированная кислота наследственных привилегий разъела их души. Даже не сознавая того, германские новички автоматически реагировали на американцев, как простолюдины на дворян. Не имело значения, что американцы сказали им. Слова вообще дешевы, тем более обещания аристократии своим подданным.

Важно было то, что всегда имело значение и сразу бросалось в глаза – поведение, манера держаться. И американцы – это было ясно видно – были дворянами. Это сквозило во всем: в разговоре, в делах, в молчании, в отдыхе. Ясно, как Божий день.

Если бы им сказали об этом, американцы были бы озадачены. Их собственные века также сформировали их, исцелив аналогичные раны. Каждый американец, подсознательно принял фундаментальную истину, само собой разумеющуюся теперь.

Я важен. Драгоценен. Я личность. Моя жизнь полноценна.

Это так и выпирало из них, неважно, знали они об этом или нет. И это было то невысказанное, бессознательное отношение, которое немецкие новички почувствовали сразу. Они реагировали автоматически и мгновенно, как Гретхен недавно, предположив, что американская учительница была герцогиней. Или как Ребекка, сразу предположившая, что шахтер был идальго.

Укоренившиеся привычки, вбитые в людей веками угнетения и жестокости, не могут быть искоренены только словами. Необходимы дела, особенно дела запоминающиеся, наглядные.

Они привыкли к тому, что немногие люди действительно ценны. Большинство нет.

Хорошая кровь. Плохая кровь. Это простое, порочное разделение преследовало Европу на протяжении веков. За эти десять с небольшим лет, в настоящее время, оно превратило центральную Европу в кладбище. Дворянство, как обычно, не заботясь о цене мяса, выступило в роли мясника по отношению к простому народу. Почему бы и нет? Жизнь этих людей ничего не стоит. Им неведомо чувство боли, как нам.

Хорошая кровь, плохая кровь. А сейчас американцы давали понять своим новым братьям. Это не важно. Для нас это ничего не значит.

***

Для американских участников и гостей свадьбы все смотрелось под несколько другим углом. 'Кровь' вообще не обсуждалась. В конце концов, приличное их количество и само имело немецкое происхождение. Дело было в тонкостях общественного положения, класса.

Независимо от плебейского Аппалачского 'рода' Джефффа, он считался одним из городских приличных парней. Все это знали, хотя некоторые и подтрунивали над ним, называя 'зубрилой' или 'фанатом'.

Ну а Гретхен в глазах многих еще до объявленной свадьбы была 'отбросом общества'. А после этого некоторые стали выражаться еще хуже. Потаскуха, дорожная шлюха.

Но, как верно подметил Майк, правильно сформированное общественное мнение сметает все на своем пути. Так что, грязные слова произносились только в узком кругу. И даже в нем не так часто. Шли дни, общественное мнение менялось. К концу свадьбы осуждающих практически не осталось, кроме маленькой горстки людей. Американцев в Грантвилле несла приливная волна романтики.

Да, да, да – все это было очень странно. Ну так что? В тысячах сказок бывало еще и не так. С Джефффом Хиггинсом было, в конце концов, все понятно. Все знали историю о том, как он и его друзья стояли с ружьями, сдерживая толпу головорезов. Если по правде, настоящий рыцарь в сияющих доспехах. В аппалачском стиле, разумеется, а что в этом неправильного?

Гретхен? Ну ей Богу, Рапунцель, с фигурой, лицом и длинными белокурыми волосами, прям точь-в-точь. Да забудьте же, наконец, о грязных ногах. И если история о том, как она спрятала своих сестер в уборной, была ужасной, она была вместе с тем и героической по-своему. Для горцев, по крайней мере.

Достаточно скоро, облагороженный вариант этой истории уже жил своей жизнью среди населения, добавив сюда окровавленный гламур. О-о-о ... такие ужасы! Горные ужасы!

История, конечно, исказилась. Людвиг и Диего сплавились в один образ. Отчаянная молодая женщина и ее новый любовник в смертельной схватке покончили с препятствиями к их любви. Ужас, ужас, чистый ужас. С другой стороны, тот человек был настоящим дьяволом. Монстр, злодейство которого росло от рассказа к рассказу. Да и выглядел он внешне, как дьявол. Неужели доктор Адамс рассказывал об этом сам? (Этот известный сплетник. Но вот слухи о том, что он сам вбил осиновый кол в сердце трупа, явно уж были ложными.)

В общем, к концу свадьбы, американская половина выросшего вдвое общества, приняла новую версию событий. И близко к сердцу, по правде говоря. Один из маленьких парадоксов истории состоит в том, что простой народ заимствует романтическую мифологию дворянства и приспосабливает ее под себя. Что-то новое ковалось здесь, в этом месте, под названием Тюрингия. Что-то важное и драгоценное. Их собственная кровь будет смешиваться с другой. Как и положено, как и должно быть. Добрые крови объединятся. Так возникают великие народы.

***

Венчание состоялась в католической церкви города, как самой большой. Но службу вел пастор методистской церкви, к которой относил себя Джеффф. Это было необычно, но все согласились на это. Хотя ни Джефффа, ни Гретхен, не волновало то, чтобы свадьба была 'правильной'.

А что насчет пастора и священника? Ну, они давно были хорошими друзьями. Их дружба с годами выросла, благодаря взаимному интересу к богословским дискуссиям, зарубежным фильмам, и прежде всего благодаря общему хобби. Оба они были заядлыми автомеханиками, в свободное время. Довольно часто они трудились вместе, восстанавливая хорошие автомобили из хлама. Пусть другие беспокоятся о тонкостях и деталях церковной службы.

Правда, отца Маззари кое-что все же беспокоило.

– Меня волнует не свадьба, а... – Он взмахнул гаечным ключом. – Общая ситуация.

Преподобный Джонс хмыкнул. Его голова была наполовину спрятана под капотом автомобиля.

– Вы все еще думаете о Папе?

Он протянул руку. Отец Маззари передал ему ключ. Голос пастора звучал наполовину приглушенно: – Я тут почитал немного, так вот, догмат о папской непогрешимости не был провозглашен до 1869 года, так что вы спокойно можете почти четверть тысячелетия спорить с ним. – Он снова хмыкнул. – О кей, здесь готово.

Его лицо снова появилось из-под капота, ухмыляясь при виде хмурого облика своего друга.

– Все дело в указах, и вы это знаете, – проворчал отец Маззари.

По-прежнему ухмыляясь, преподобный Джонс пожал плечами.

– Да, конечно. Ну и что? На то есть адвокатские конторы.

Отец Маззари все еще хмурился. Преподобный Джонс вздохнул.

– Ларри, что еще вы можете сделать? Если вы одобряете текущую ситуацию, вам скорей нужно позвонить в инквизицию и потребовать исполнения эдикта папы о реституции. – Он прокашлялся. – Но боюсь, что я должен буду предпринять ответные меры, если вы попытаетесь захватить мою церковь. По крайней мере, настаивать, чтобы вы вернули мне мою копию фильма Куросавы 'Расёмон'.

Маззари улыбнулся.

– Ну хорошо, – пробормотал он. – Будем поступать, как лучше. Тем не менее, я был бы рад, если бы на завтрашнем церковном венчании, вы бы отказались от очередного упоминания 'Римского Блудника'.

Джонс поморщился.

– Опять вы об этом! – И затем, посмеиваясь про себя: – Не то, чтобы нынешний Папа не заслуживал такого наименования, судя по всему, что я слышал, но вот невеста сама из католической семьи, и она и так уже прошла через такое...

Он перешел к другому двигателю.

– Вас не затруднит подать мне ключ на четверть дюйма и торцевик на три восьмых?

Когда Маззари зарылся в ящичке с инструментом и деталями, Джонс продолжил.

– Как вы думаете, они действительно это сделали?

– Это между ними и Богом, – пришел ответ, вместе с торцевым гаечным ключом. – Я не буду говорить, что не сплю из-за этого. Я слышал, что тот человек выглядел, как вампир.

– Не удивлюсь, если он им и был, – пробормотал Джонс, окунаясь в работу. – Как на городских складах с чесноком, кстати?

***

Вот время и пришло.

Стоя у алтаря, с друзьями по бокам, Джеффф изо всех сил пытался не ерзать. Джеймс Николс, собиравшийся занять свое место, остановился и вернулся к нему.

Он говорил очень тихо, так чтобы слышал только Джеффф.

– Ты все еще можешь отказаться.

Джеффф тут же отрицательно мотнул головой.

– Нет, не могу. Вы знаете это так же хорошо, как и я.

Николс посмотрел ему в глаза.

– Просто проверка, вот и все.

Джеффф улыбнулся. Немного грустно, чуть-чуть.

– Да и не хочу. Меня волнует не свадьба, доктор Николс. Просто...

Его рука шевельнулась. Как бы нащупывая что-то.

– Все последующие годы...

Джеффф опустил голову. Николс положил руку на его плечо и наклонился.

– Послушай меня, мой мальчик. Никто не знает, что там впереди будет или не будет. Не имеет значения, на самом деле, до тех пор, пока ты делаешь свою работу. И забудь все глупости, что ты когда-либо слышал о героизме. Героизм – это лишь следствие плохой работы начальства. А твоя задача создать твоим людям, твоей жене, твоим детям – пространство, где они смогут строить свою жизнь. И частью его является крыша над их головами и еда на столе. Как и собственная кровать для стариков, в которой они смогут спокойно умереть. Как и многое другое, что ты можешь сделать для них. Просто старайся. И если ты сделаешь это, только тогда можешь называть себя человеком. Все остальное фигня. – Он сжал плечо Джефффа. – Ты понял?

Плечо под его рукой расслабилось.

– Да, док. Да.

– Вот и прекрасно.

Николс остался с ним. Через мгновение заиграл орган. В задней части церкви, опираясь на руку Вилли Рэя, появилась Гретхен.

***

Джеффф смотрел, как она идет, разинув рот. Он не замечал ее семенящих, неуверенных шагов на коварных каблуках. Он просто весь отдался на волну этой древней церемонии. И открыл для себя, как и многие миллионы молодых людей перед ним, что нет ничего в мире прекрасней своей приближающейся невесты.

Сомнения, беспокойства, страхи, тревоги – все исчезло. Я живу. О да, я живу.

Глава 31

Вот они и одни. Впервые одни, поняла Гретхен. К двери трейлера семья сопровождала Гретхен и ее мужа. Затем она на остаток дня и ночь разместилась в  двух других отделениях комплекса.

Гретхен молча взяла своего мужа за руку и повела в спальню. Та когда-то принадлежала родителям мужа. Теперь это будет их спальня.

Войдя в комнату, она закрыла дверь и начала раздеваться. Но, взглянув на мужа, замерла. Такой застенчивый и нервничающий. Гретхен намеревалась провести это дело как можно быстрее. Теперь же, увидев его лицо, она поняла, что такое может нарушить их отношения. Мысль была невыносимой. Как бы там ни было, а она всем обязана доброте этого человека.

Тогда, улыбаясь, она убрала руки с одежды и протянула их ему навстречу. Мгновением спустя ее муж обнял ее своими собственными.

Первоначальная настороженность, с которой Гретхен приняла эти объятия почти мгновенно превратилась во что-то еще. Ведь это не был Людвиг, чьих медвежьих объятий стоило избегать. Она, не колеблясь, подняла голову, подставляя Джефффу губы. Ее губы были мягкими, приоткрыто ищущими; не каменной защитой, как в прошлом. Она почувствовала его язык и ответила тем же, следуя его примеру. Получилось даже более неуклюже, чем у него, потому что у Гретхен не было никакого опыта в поцелуях.

Она полностью расслабилась, возвращая ему поцелуи и ласки. Руки, исследующие ее тело, становились все более и более настойчивыми. Она чувствовала это. Но не боялась страсти Джефффа. Ничуть. Скоро, очень скоро, она удовлетворит его.

Ей ли привыкать? Конечно, удовлетворение похоти человека было занятием муторным, рутиной. Но не сравнить с другими хлопотами и обязанностями. С рутиной очистки от крови разграбленной кучи трофеев. С рутиной бритья насильника, с трудом удерживая свою руку с острой сталью от того, чтобы с криком души кровью пролить свою жизнь и жизни своей семьи на землю, вместе с ним.

Затем рутина пеленания ребенка. Рутина вытирания его слюней. Рутина утепления зимней одежды бабушки. Легкие, трудные, семейные дела.

Теперь не будет никаких синяков на ее теле от страсти мужа, она знала это. Никогда не будет. Можно не опасаться. Но она также осознавала, что ей придется удовлетворять эту жажду чаще, гораздо чаще – чем это требовалось Людвигу. Осознание этого не принесло страха, наоборот, только тихое удовлетворение. Это тоже являлось одним из проявлений семейных дел. Главным.

Что ее муж хотел, Гретхен даст. С удовольствием, если не с нетерпением. Закончив с обычной семейной рутиной, почему бы ей не развлечься, насмехаясь над памятью людоеда. Иронизируя над его призраком.

 ***

Наконец, Джеффф оторвался от нее. С неохотой, подумала она. К своему удивлению, Гретхен чувствовала то же самое. Такая реакция озадачила ее. Вроде обычные семейные хлопоты, ничего больше. Она, как правило, быстро управлялась с ними.

Может, это остатки чувства страха, сопровождавшего ее при этом раньше? Какое-то странное ощущение сжигало ее. Это тоже было непонятно. Почему она должна чувствовать сожаление, теперь, когда страх исчез? В страхе не было ничего, чтобы им дорожить.

Джеффф улыбался. Она чувствовала, как к нему пришли расслабленность и уверенность, и была рада этому. Гретхен обещала герцогине – так она всегда будет думать об этой женщине – что она будет упорно работать над этой странной вещью, которую американцы называют 'любовь'. Происходившее, как она поняла сейчас, было частью этого. Муж не насильник. Муж должен чувствовать себя уверенным в обществе своей жены. Уверенным в себе, в своем праве, но не власти.

Джеффф сел на кровати и похлопал рукой, приглашая ее сесть рядом с ним. Гретхен повиновалась. Затем, запинаясь, начал говорить. Она переводила исковерканные слова достаточно легко. Гораздо труднее было понять смысл его предложения. Это было последнее, чего она ожидала.

Подождать? Из-за того, что мне пришлось пережить? Пока мне не будет удобно и естественно? Не готова к этому сама?

Гретхен была глубоко поражена. Предложение мужа, она поняла это сразу, не вытекало из-за отсутствия у него пыла. Вовсе нет. Она ощущала, что он едва сдерживается. Желание пылало в нем, она прекрасно это знала, и она не думала, что найдется человек, желающий ее больше, чем тот, кто сидел сейчас рядом с ней на постели.

Ее ум вроде нащупал смысл. Почти сразу, но такое очевидное и простое она проигнорировала, не задумываясь. Затем она вернулась к промелькнувшему ранее и осмотрела его внимательнее.

Да. Это правда. Он просто проявляет заботу о ней.

Ее глаза наполнились слезами. Волна нежности, настолько мощной, которую она никогда не ощущала в своей жизни, нахлынула в ее сердце. Инстинктивно, без всякого расчета, она обняла Джефффа и, упав на спину, привлекла его сверху. Ее губы приникли к его губам, мягким и открытым, ее язык проскочил в его рот.

Внезапно она почувствовала прилив жара и покраснела. Она оттолкнула Джефффа, мягко, но настойчиво, затем села, и попыталась снять с него одежду. Ее пальцы завязли в неподатливой вещи, которые американцы называли 'молния'.

Напрасно. Ее муж решил сам сделать это за нее. Она улыбнулась в ответ на его улыбку. Почему бы и нет? Как ему будет угодно. И можно не бояться, что он порвет ее одежду. Не такой это человек.

Переваливаясь и изгибаясь, она помогла Джефффу в процессе снятия одежды. Сначала своей, затем его. Когда они оба остались без нее, она поерзала немного на огромной кровати, как они называли 'королевского размера' – будто сами были королями! – продвигаясь к ее центру. Она чуть не рассмеялась, увидев, как он отреагировал на ее телодвижения. Гретхен знала, что ее тело быстро заводит мужское, но она никогда не видела, чтобы Людвиг отреагировал так мгновенно, как ее муж.

На секунду вид его восставшей плоти обдал ее старым холодом. Она почувствовала, что ее разум отгородился от окружающего и ждет в пустоте.

Нет! Нельзя притворяться перед мужем. Я обещала герцогине. Я обещала ему.

Борьба была короткой и нетрудной. Все оказалось просто. Гораздо легче, чем она могла себе представить. Она рассмеялась. Не с издевкой, а с симпатией. Гретхен всегда с привязанностью относилась к своей семье. А происходившее было ее частью. Разве можно бояться расчесывать волосы сестры или кормить ребенка.

Джеффф лег рядом с ней и начал медленно целовать и ласкать ее тело. Еще одна волна неги прошла через нее. Затем, неожиданно, всплеск удовольствия. Она была поражена этому. Гретхен привыкла ласкать других, сама не получая ничего подобного.

На мгновение она погрузилась в свои ощущении. Так мало чистого удовольствия было в ее жизни.

А тут его было чересчур. Она заслонилась от удовольствий, вспомнив свои обязанности. Настало время, чтобы удовлетворить своего мужа. Мужчинам нужно только одно. Неохотно, но не из-за прежних причин, она попыталась затащить мужа на себя.

Джеффф сопротивлялся. Нет, не яростно, но твердо. Он перенес свой открытый рот на ее груди, и дальше, вниз по животу. Медленно, не торопясь, в то время как его рука гладила внутреннюю поверхность ее бедер. Руки были горячими и ласковыми. Влажный рот съехал ниже.

Когда его пальцы достигли своей цели, Гретхен ахнула. Частично от удовольствия, но в основном от удивления. Так нежно. Так...

Тогда она поняла, что он был не очень опытным. Он блуждает наугад, догадалась она. Немного знающий что-то, но совсем-совсем неопытный.

Но это не имело никакого значения. Он был единственным человеком, который когда-либо пробовал делать это с ней. Почти случайно, пальцы Джефффа нашли свою цель. Гретхен застонала. И почувствовала удовлетворение, исходящее от мужа. Пальцы вернулись снова, пытаясь повторить найденное.

Стон. О-о-о!

Впервые в своей жизни, Гретхен почувствовала, что она вот-вот дойдет... Ей захотелось этого, но только на мгновение. Ее тело, как оказалось, имело свой собственный разум. Она взяла его в поводья и натянула их. Пытаясь прибрать к рукам. Нельзя же получать удовольствие раньше мужа.

Когда острый всплеск наслаждения появился снова, она прикусила губу. Тем не менее, тихий стон вырвался опять. После всех ужасов первого дня, она поклялась, что никто не услышит ее стон. Она все снесет молча. Но этот стон был законной собственностью ее мужа. Он принадлежал ему, а не ей – и это был его подарок.

Теперь своей цели достиг рот Джефффа, и Гретхен снова ахнула. На этот раз, это был настоящий взрыв. Что он делает? Он с ума сошел?

Она схватила его голову, собираясь оттолкнуть ее. Но ее руки застыли. Джеффф отреагировал на давление пальцами противоположным усилием. Его рот прильнул и открылся. А его язык пошел по пути, найденному пальцами. Невероятное наслаждение парализовало ее.

В голове Гретхен все закружилось. Наслаждение, беспорядок в мыслях, радость, страх – все отразилось во вздохах и стонах, слова куда-то исчезли.

Что делать?

Страх и смятение восторжествовали. Ее ум свернул на другой путь. На привычную, хорошо знакомую, ненавистную колею.

Просто удовлетворить его, и дело сделано.

Со всей своей недюжинной силой, Гретхен захватила плечи Джефффа и подтащила его повыше. Прямо сейчас! Давай! Сюда, где ты там возишься! Она обвила ногами его бедра, прижав необходимое к нужному месту.

Ну наконец-то, нашел. Даже его заминка и неловкость принесли новую волну нежности. При всей охватившей ее страсти, Гретхен поняла, что Джеффф все еще пытается быть осторожно ласковым. Вспышка за вспышкой в ее сердце сияли так ярко, что она подумала, что, возможно, сейчас сгорит.

Все, теперь он в ней. О да! Она засмеялась легкомысленно, весело, счастливо. И в этом ее муж заставляет забыть обо всем. О да!

Мысли о долге исчезли под древними инстинктами. Она почувствовала, что ее тело реагирует таким образом, о котором она и не подозревала. Ее мышцы ликовали, нервы оголились, мысли разбежались. Пустота, заполненная калейдоскопом цветов. Ничего не отделяло ее сейчас от мужа. Ничего, кроме кожи и влаги. Ничего не существовало, кроме обоюдного желания, ох!

Еще одна волна наслаждения вырвала стон из горла. Она исступленно начала целовать Джефффа. Его дыхание заполнило ее губы, язык, рот. Она почувствовала, что ее муж отвечает ей: нетерпеливо, жадно, гордо.

Гретхен, наконец, поняла цель Джефффа. На мгновение она застыла. Полнейший шок.

Она отвела лицо в сторону, упершись затылком в подушку. Джеффф бережно приподнял ее голову. Они всматривались друг в друга. Светло-зеленые глаза в светло-карие.

Зеленые ликовали; карие сомневались.

Разве такое бывает? Прямо не верится ...

Зеленые обдавали уверенностью; карие поддавались.

Я попробую. Муж мой, я постараюсь.

Она совсем запуталась, но решила следовать за ним по этому пути. Просто их тела нашли общий ритм. Но ее ум, достаточно скоро, нашел способ перенести старую колею на новое место. Главное безопасность, безопасность для своей семьи и себя, а для этого ее мужчина должен быть доволен. И он, кажется, хотел этого же, как ни странно. Это просто ответная реакция на желание Джефффа доставлять ей наслаждение. И волны наслаждения снова показались на горизонте, о чем она не замедлила просигнализировать ртом, руками, своим голосом. Ее муж не замедлил ответить ей. Ближе, ближе. Волны подошли вплотную и стали еще выше.

Она была почти испугана их высотой, но долг победил страх. Мой муж хочет этого. Моя ответная реакция способствует этому. Дать ему то, что он хочет. Вот путь к безопасности.

Сверкнула молния. Внезапно стали неважными и безопасность, и долг, и 'ответная реакция'. Ничего не осталось, кроме самой Гретхен. Волны сменились ревом прибоя в нахлынувшем приливе. Почти цунами. Когда пришел эмоциональный врыв, Гретхен даже удалось принять его. Обнять его. Ощутить, как нечто личное, важное и драгоценное.

Купаясь в его славе, как если бы она была сама герцогиней.

Беженка-сефардка нашла свои залитые солнцем легенды в этом месте, а шотландский кавалерист своих смертельно опасных сказочных фейри. А теперь, молодая женщина из разрушенной Германии обнаружила здесь и свои детские сказки. Они оказались верны, в конце концов. Все, что в них рассказывалось. Даже те, в которые Гретхен и тогда не верила – сказки про благородных рыцарей.

Новая жена осознала новую, надежную и, чего уж там говорить, приятную реальность. Она осыпала мужа лихорадочными поцелуями, и со слезами на глазах и голосом навзрыд закидала обещаниями.

***

Ты пролетел, Сатана, смеялась она. Триумфальное, ликующее издевательство, казалось, отскакивало от стен спальни и эхом падало в кровать.

Полностью вымотанный Джеффф лежал рядом и смотрел на нее. Слегка озадаченный ее смехом, возможно, но не пытающийся выяснить его причину. Он все еще был полон только что произошедшим, довольным собой, более того, гордящимся своим успехом. Будучи не в состоянии понять бурно веселящуюся жену, он просто наслаждался радостью на ее лице и теплом ее рук, поглаживающих его тело.

Наконец-то Гретхен осознала всю степень своей победы. Безоговорочной, полной. Она отлупила Дьявола. Вздула его, как шавку.

Она спасла все из его темного царства. Даже то, что она думала, потеряла навсегда. Свою единственную ценностью, отданную Зверю при торговле за жизнь своей семьи. Теперь, на пороге новой жизни, она прокралась через его железные ворота и выкрала назад свою девственность. Как здорово, что она ограбила Грабителя, и подарила свое сокровище тому, который это заслужил. Потому что Женщиной она стала только что.

Невольно навернулись слезы, но это были слезы радости и благодарности. И смех не исчез. Далеко внизу, в бездне, она могла слышать вой ярости Сатаны.

Меня кинули! Надули!

Она все смеялась, смеялась и смеялась. Не переставая все это время целовать и ласкать мужа. Такой молодой, чистый, славный, и такой хороший, такой замечательный. Гретхен не удивилась, увидев, как быстро он восстановил свои силы и обнял ее. С радостным рвением она снова слилась с ним.

Она побила Дьявола. Теперь она будет мучить монстра.

***

Сатане пришлось мучиться всю ночь. Снова и снова, Гретхен злила его своей радостью. Не только своей, она дарила радость и мужу. Долгие часы Дьявол бесчинствовал среди своих казематов из раскаленного камня. Крушил рогами стены и расчищал завалы хвостом, топча насильников копытами.

Когда ее муж поплыл в череде экстазов – превысивших даже любовные восторги жены – Дьявол бежал в отчаянии. Из своих казематов он помчался вниз, в недра Ада.

Гретхен нырнула за ним, как такса в нору барсука.

Уходи! – вскрикнул Зверь. Оставь меня в покое!

Но она была безжалостной и беспощадной. Смотри, монстр. Она загнала его в угол темной, сырой и грязной пещеры.

Сатана съежился. Остановись, хныкал он. Мне больно!

Смотри. Ее тело – теплое, влажное, нежное – легко  проникало сквозь мерзкие камни. Смотри.

***

Итак, с Сатаной она разобралась. Разобралась навсегда. Гретхен была удовлетворена. Любовь мужа наполняла ее, смывая все следы прошлого. Прошло, все прошло. Ушло навсегда.

Сейчас Гретхен верила в любовь. Это был дар небес. Раньше она ожидала от жизни лишь плохого. Теперь – лишь хорошего.

Сюрпризы, понятное дело, еще будут в их жизни, она это знала. Многие из них, из-за процесса 'притирки' друг к другу. И некоторые из этих сюрпризов будут неприятными, конечно. Может и мелкими, но, вероятно, противными, злобными. Что ж. Она и сама далеко не ангел.

Неважно. Никаких сюрпризов не будет в сердцевине их брака. В этом Гретхен была совершенно уверена.

Она погладила лицо Джефффа, всматриваясь в его глаза. Зеленые глаза выделялись, как набухшие почки весной. Мягкие, молодые, полные надежды. Влажные, теплые, полные жизни.

***

Гретхен была очень довольна собой. Она сдержала свое обещание герцогине.

И засмеялась. Это оказалось так просто! Она ожидала, что для этого предстоит много лет тяжелого труда и борьбы.

А было так просто. Это и есть семья, поняла она теперь. Все это. Семью крепит любовь. Разная любовь, естественно. Все члены семьи разные, но все любимы и важны. Каждому что-то свое, особенное. Для ребенка грудь. Для детишек уход и ласки. Для бабушки комфорт и внимательное выслушивание жалоб.

Для мужа ...

Так просто! Та же семейная любовь. Впридачу оргазмы от нее.

Ничего из ряда вон выходящего. На самом-то деле ...

Практичным умом Гретхен работала над этими проблемами, в то время как ее рука двинулась вниз – работать над любовью к мужу. Чтобы сделать очевидный вывод, много времени не понадобилось. Ей-то, тем более.

Оба чувствовали готовность. Эмоции росли, становились все сильнее.

– Я люблю тебя, – прошептала она. И, счастливо улыбаясь, отправилась работать над этим.

***

Все тревоги предыдущих дней Джефффа к утру покинули его.

Он проснулся раньше и теперь смотрел на нее. И обнаружил, как многие миллионы людей до него, что жена еще более прекрасна, чем невеста.

***

Первым делом, понятно, они снова занялись любовью. После этого Джеффф приготовил им завтрак. Это были просто овсяные хлопья, чуть ли не единственная, по-прежнему доступная в городе, пища. Для этого ему потребовалось некоторое время. Уж слишком у Гретхен было игривое настроение.

Когда каша была готова, они буквально заглотили ее и сразу вернулись в спальню. Остаток утра прошел там. Это было счастливое утро, полное открытий. Метод проб и ошибок, как некоторые издевательски могли бы назвать его. Но Гретхен и Джефффа это не волновало. Они радовались достижениям и смеялись над ошибками, но, прежде всего, просто наслаждались самим процессом. Любовь, как и все, что растет, нуждается в поливе. Кого когда-нибудь останавливало, сколько ведер понадобится опустошить для этого?

***

Наступил полдень, и детей уже трудно было сдерживать, особенно маленьких. Они были взбудоражены уже почти сутки. Волновались, опасались, беспокоились. Стены трейлеров были хоть и хорошо изолированы, но тонки. Звук легко передавался через них.

Никто из детей не слышал такого шума от Гретхен раньше. Никогда. Только не от Гретхен!

Они пришли в совершенный ужас – все, кроме бабушки. Старуха успокаивала их, заверяла, что все хорошо и волноваться не надо. Не о чем беспокоиться, дети. С трудом уложила спать. Сама она не спала всю ночь, а просто слушала. Улыбаясь, как она не улыбалась много лет.