
Текст книги "1632 (ЛП)"
Автор книги: Эрик Флинт
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц)
Герцоги Саксен-Веймарские и ландграф Гессен-Кассельский сухо кивнули. Их напряженность ослабла. Причем, очень быстро. При всей своей аристократической знатности, они были более чем готовы сразу принять извинения Густава. Эти три дворянина были немецкими властителями, которые словом и делом доказали свою преданность протестантскому движению. Кроме того, в значительной степени их привязанность к Густаву была связана с простым и понятным юношеским преклонением перед героем. Итальянцы уже начали добавлять к титулу Густава II Адольфа словосочетание 'il re d'oro' – золотой король. Вильгельм и Бернард Саксен-Веймарские и Вильям Гессен-Кассельский полностью одобряли подобную постановку вопроса. Насколько понимали эти молодые люди, Густав-Адольф – широко известный и за пределами своей страны – был единственным европейским монархом, достойным этого имени.
Таким образом, они с огромным с облегчением приняли его извинения. Их расслабленность передалась и всем остальным. Вспышка гнева у Густава, даже такая, как сегодня, как всегда длилась недолго.
Король Швеции выдавил улыбку. Он окинул взором внутреннюю часть большого шатра. Осталось только два целых кресла.
– Распорядись занести еще несколько стульев, Аксель, – пробормотал он. – Я, кажется, превзошел себя сегодня. Начнем военный совет.
Аксель Оксеншерн улыбнулся в ответ королю. Он повернул голову и кивнул офицеру, прижавшемуся к стене шатра. Молодой швед выскочил наружу со скоростью газели.
Густав надул щеки. Его глаза пробежались по комнате, как бы оценивая способности всех двенадцати мужчин, собравшихся в ней. Что, на самом деле, он и делал.
Это была быстрая и точная оценка. Интуитивно точная. Ни один из этих людей не был бы сейчас здесь, в шатре, если бы король не возлагал на них большие надежды.
– Что ж, хорошо, господа, давайте работать.
Взгляд Густава немедленно устремился к Вильгельму и Бернарду.
– Теперь войска империи двинутся на Саксен-Веймар. Это факт. Вы двое, и Вильям, единственные мои надежные союзники в Германии. Император Фердинанд не простит вам этого.
Вильгельм, старший из двух герцогов Саксен-Веймарских, поморщился.
– Я боюсь, что вы правы, Ваше Величество. – Тень надежды мелькнула по его лицу. – Хотя услуги Тилли оплачивает Максимилиан Баварский, а не и император, так что возможно...
Вильям Гессен-Кассельский фыркнул. Густав махнул рукой.
– Отбросьте эту надежду, Вильгельм. И вы, Бернард. Максимилиан даже более жаден, чем сам император. Он уже потребовал Пфальц за поддержку династии Габсбургов и католичества. И он, конечно, захочет добавить к нему Тюрингию и Гессен. По крайней мере, хоть что-то из их земель. Император вряд ли сможет отказать ему. Поскольку Фердинанд отказался от услуг Валленштейна, в его распоряжении основной силой останется только армия Тилли.
Вильгельм вздохнул.
– Я не смогу остановить Тилли, – сказал он, морщась. – Он так и будет опустошать Тюрингию и захватывать каждый из ее городов. Веймар, Айзенах и Гот, в первую очередь. Эрфурт, возможно, откупится от него.
Лицо дворянина было настолько измождено, что трудно было признать в нем молодого еще человека.
– Население пострадает очень сильно.
Густав стиснул руки за спиной и расправил плечи. Его лицо было суровым.
– Я ничем помочь вам не могу. Прошу прощения и горько сожалею, но это сущая правда.
Слова падали в тишине, как свинец. С гневом. И со стыдом.
– Я не буду давать обещаний, которые не смогу сдержать. Особенно сейчас. После Магдебурга. У меня просто не хватит сил для защиты Тюрингии от Тилли. На его стороне даже география. Он ближе, и может использовать горы Гарц для защиты своих флангов.
Бернард кивнул.
– Мы знаем это, Ваше Величество. – Он выпрямился, сжимая рукоять меча. – Мой брат является моим наследником, и он должен оставаться здесь, с вами. Но я вернусь в Веймар, и буду делать все, что смогу. Я установлю с вами курьерскую связь, как только доберусь, но...
– Нет.
Недоумевающие глаза Бернарда переместились на Акселя Оксеншерна. Шведский канцлер развел руками, извиняясь.
– Простите мою резкость, ради бога. Но это очень плохая идея.
Аксель поднял руку, предвосхищая бурную реакцию протеста герцога.
– Погодите, пожалуйста, Бернард! Я, конечно, восхищаюсь вашим мужеством. Тем более что мужество среди немецких аристократов более редкий товар, чем золото.
Шведские офицеры разразились грубым, язвительным смехом.
Аксель продолжил: – Это был с вашей стороны очень романтический жест, Бернард. Но вместе с тем, это откровенная глупость. В Тюрингии вас не ждет ничего, кроме гибели или плена. У вас совсем немного собственных сил, и ... – Аксель выразительно посмотрел на молодого дворянина. – И у вас нет никакого военного опыта.
Он чуть не добавил, "вы еще девственник, по правде говоря", но удержался.
Лицо Бернарда Саксен-Веймарского окаменело. Его глаза умоляюще уставились на Густава Адольфа.
Густав глубоко вздохнул. Затем, шагнув вперед и положил свою огромную руку на тонкое плечо Саксен-Веймара.
– Он прав, Бернард. – Лицо короля озарилось внезапной веселой улыбкой. – Оставайтесь лучше здесь. Со мной. Я был бы рад добавить вас в ряды моих соратников, вместе с Вильгельмом. Я уверен в вашей полезности для нас, – Густав проигнорировал едва скрываемый скептицизм на лицах шведским офицеров, – и вдобавок ко всему, я полагаю, что мог бы научить вас кое-чему в искусстве войны.
Последняя часть фразы сделала свое дело, как и ожидал Густав. Саксен-Веймар, еще подростком восхищавшийся воинской доблестью короля, вновь превратился в несовершеннолетнего смущенного юношу.
Взгляд Бернарда переместился на других мужчин. Все – заслуженные ветераны. Мужчины, которые доказали свою доблесть. Глядя на них, молодой человек засомневался в своих возможностях. Его взгляд скользнул по шатру и остановился на молодом шведском офицере. Это было Леннарт Торстенссон, блестящий командир шведской артиллерии.
Торстенссон усмехнулся.
– Не бойся, Бернард. Пусть имперцы сейчас смеются над вами. Достаточно скоро, не пройдет и года – им уже будет не до смеха.
Смех, охвативший присутствующих, на этот раз не был ни зол, ни едок. Просто дикий и безудержный смех. Так воют северные волки, услышав, что олени усомнились в их храбрости.
Ободрения Торстенссона и сопровождающего его веселого смеха было достаточно. Кивок Саксен-Веймара превратился в глубокий поклон королю.
– Моя честь к вашим услугам, Ваше Величество.
Густав хлопнул в ладоши.
– Отлично! А теперь ...
Он повернулся к одному из своих кавалерийских военачальников, Юханну Банеру.
– Тот небольшой гарнизон по-прежнему находится в Баденбурге, верно?
Банер склонил голову.
– Вы имеете в виду шотландцев? Отряд кавалерии под командованием Маккея?
– Да, их. Александр Маккей, насколько я помню. Многообещающий молодой офицер.
Оксеншерн, рассудительный, как и всегда, воздержался от комментариев по поводу этого последнего замечания. Хотя ему и не терпелось сказать что-то вроде: – Вы пообщались с ним меньше часа, Густав. На основании чего вы называете его 'перспективным молодым офицером'?
Но он оставил эти слова только в своем уме. Король, он был уверен, и сам не питал никаких иллюзий. Он просто отчаянно хотел внушить хоть какую-то уверенность и хорошее настроение в этот день мрака и ужаса. Кроме того, в отличие от Банера, Аксель знал о реальной миссии Маккея.
Густав продолжал: – Так вот, следует отправить курьера к Маккею с приказом остаться в Тюрингии. Я не ожидаю, конечно, что он сможет удержать Баденбург при серьезном нападении. Просто пусть отступит в леса Тюрингии. Я хочу, чтобы он сообщал нам обо всех передвижениях Тилли. – И кинул на Оксеншерна быстрый взгляд. – Перед отправкой – курьера ко мне. Я дам ему более подробные инструкции.
Банер кивнул. Король обратился к ландграфу Гессен-Кассельскому.
– Вильям, я не могу предоставить вам никакой конкретной помощи сейчас. Но ваша ситуация и не столь отчаянна. Во-первых, Тилли будет и дальше углубляться в Тюрингию, а не в Гессен. И ...
Гессен-Кассель фыркнул.
– И Тилли движется не так быстро, как пуля. Великий и могучий Генерал Улитка.
Густав улыбнулся, но улыбка исчезла очень быстро.
– Не стоит недооценивать этого человека, Вильям, – сказал он, мягко и серьезно. – Он может, и улитка, но помните: Иоганн Церклас, граф Тилли, был профессиональным солдатом всю свою жизнь, и большую часть этого времени в качестве командующего войсками. Сейчас ему уже более семидесяти лет, и он до сих пор не проигрывал крупных сражений.
Лицо короля стало напыщенным.
– В конце-концов, он, пожалуй, самый великий из всех полководцев со времен Гонсало де Кордова.
– Магдебургский мясник, – прорычал Торстенссон.
Густав взглянул на офицера-артиллериста. Когда он заговорил, его голос был печальным. – Да, Леннарт, пожалуй, именно так Тилли и будет известен потомкам. А все остальное будет забыто. – Король расправил плечи. – Заметьте, я не говорю, что это несправедливо. Полководец полностью несет ответственность за поведение своих войск. Но все донесения из Магдебурга говорят о том, что Тилли пытался сдерживать своих солдат. Хотя, конечно, не было никаких оснований предавать город огню.
Торстенссон, привыкший к тому, что с монархом Швеции Густавом не возбраняется спорить, не отступал.
– Ну и что? – спросил он. – Тилли предводитель этой армию. Он же не подал в отставку после всего этого. Его армия – это армия подонков. Он не может оправдываться тем, что его черти вырвались на свободу. – Гнев молодого артиллериста сменился восхищением. – А ваша армия, Ваше Величество, совсем другое дело. Она никогда не опозорит свое знамя. Ни при каких обстоятельствах.
Густав улыбнулся, затем нахмурился. И покачал головой.
– Я полководец старой школы, Леннарт, – ответил он мягко. – И все еще уверен в некоторых ее достоинствах. Как бы там ни было.
Затем добавил, криво улыбаясь: – Но я полагаю, что уже начал воспитывать полководцев новой школы. По крайней мере, я надеюсь, что так.
Несколько офицеров усмехнулись. Шведский канцлер был невозмутим.
– Ну, да, – пробормотал Оксеншерна. – Новое поколение. Но Валленштейн делает то же самое, друг мой Густав. Не забывайте об этом. Скоро вы возьмете верх над Тилли с его старым наследием. И останетесь лицом к лицу с Валленштейном. Как и вы, он презирает старые методы. И, как и вы – он до сих не признает каких-либо авторитетов в искусстве войны.
Упоминание о Валленштейне заставило смолкнуть все разговоры. Великий полководец Богемии удалился в свои поместья после того, как император послал его в отставку по требованию дворянства Австрии. Католические властители Священной Римской империи презирали этого человека за его низкое происхождение и опасались его богатства и влияния. Но Валленштейн в любой момент мог вновь быть призван в войска.
Лицо Густава слегка покраснело, но голос его был спокоен.
– Вы ошибаетесь, друг мой Аксель. Для меня всегда был только один авторитет, как в вопросах война, так и мира. Его имя Иисус Христос. – Глубокая вера этого заявления не ставилась под сомнение ни одним из присутствующих. – А Валленштейн? Только он сам знает, кто для него авторитет.
Торстенссон посмотрел вниз, себе под ноги. – Я догадываюсь, кто ... – пробормотал он тихо. Офицеры, стоявшие по обе стороны от него, усмехнулись.
Густав повернулся к ландграфу Гессен-Кассельскому.
– Вильям, ваши войска гораздо сильнее, чем у Саксен-Веймаров, и у вас есть несколько месяцев, чтобы подготовиться к обороне. Так что я думаю, что вы сможете еще нагнать на Тилли страха.
У входа в шатер стало шумно. Группа солдат притащила новые стулья.
Король взглянул на них, улыбаясь.
– Вообще-то, я думаю, что они уже не нужны. Вряд ли у нас есть еще что-то серьезное для обсуждений. Не сегодня, по крайней мере.
Густав посмотрел мимо входящих солдат вдаль, на равнины центральной Германии. Его зубы сжались.
– В данный момент, Вильям, лучшую помощь, которую я могу вам оказать, это вставить стальные шипы в задницы некоторым протестантским правителям. А начнем мы с принца Бранденбургского.
– Стальную занозу в задницу? – переспросил Торстенссон. – Георгу Вильяму? – Он усмехнулся. – Не может быть!
Улыбка Густава проявилась на губах сквозь все еще стиснутые зубы.
– Ничего, – прорычал он. – Он мой двоюродный брат, в конце концов. Он все поймет правильно. Особенно после того, как дать ему простой выбор. Сталь под лопатку – или сталь в задницу.
Все в шатре так и покатились со смеху. Тонкая улыбка Густава переросла в оскал акулы. Он повернул голову к Торстенссону.
– Готовься к походу, Леннарт. Я хочу увидеть свои пушки, нацеленные на Берлин, как можно скорее.
Офицеры в палатке восприняли это как сигнал, чтобы разойтись. Гессен-Кассельский и братья Саксен-Веймарские на минуту задержались. Во-первых, чтобы просто пожать руку королю. Во-вторых, чтобы уточнить свои конкретные действия теперь. Густав отправил их сопровождать Торстенссона.
Вскоре в шатре остался только Оксеншерн. Густав подождал, пока все не ушли, прежде чем заговорить.
– От Маккея никаких известий?
Оксеншерн покачал головой. Король нахмурился.
– Мне нужны голландские деньги, Аксель. В настоящее время наши финансы почти полностью зависят от французов. От кардинала Ришелье. – Его хмурое лицо стало кислым. – Я верю этому двуликому паписту столько же, сколько бы я верил сатане.
Аксель пожал плечами. Он попытался выдавить обнадеживающую улыбку. Но без успеха, несмотря на свое мастерство дипломата.
– Франция в лице Ришелье имеет свои собственные веские причины, чтобы поддерживать нас, Густав. Они, конечно, католики, но их намного больше беспокоят династические амбиции Габсбургов, чем восстановление власти Папы в северной Германии.
Король не был успокоен этими словами.
– Я знаю это! – рявкнул он. – И что? Единственное, что Ришелье хочет – так это долгой, затяжной и разрушительной войны в Священной Римской империи. И пусть половина немцев умрет при этом – да пусть хоть все сдохнут! Ришелье не хочет нашей победы, Аксель – совсем нет! Он просто хочет, чтобы мы постоянно теребили австрийских Габсбургов. И испанских Габсбургов, если уж на то пошло. – Он сурово нахмурился. – Чтобы шведское пушечное мясо работало на французского казначея, который выдает средства скупо, как скряга.
Он ударил тяжелым кулаком в ладонь.
– Мне нужно больше денег. Я не могу получить их от Ришелье, и мы уже опустошили шведскую казну. Остается только Голландия. Голландцы богаты, и у них есть свои собственные причины ненавидеть Габсбургов.
Худое и аристократическое лицо Оксеншерна закаменело.
– Голландия – республика, – пробормотал он кисло.
Король посмотрел на своего друга и усмехнулся.
– Ох, Аксель! Ты истинный дворянин!
Оксеншерн немного напрягся под этой насмешкой. Оксенштерны были одним из самых знатных семейств шведского дворянства, и Аксель, при всей своей гибкости ума, был заядлым сторонником аристократических принципов. Как ни странно, единственный человек в Швеции, который стоял над ним в соответствии с этими же принципами, был значительно более скептически настроен к ним. Густав II Адольф, король Швеции, провел годы в борьбе с польской аристократией, прежде чем скрестил мечи со своими немецкими коллегами. Этот опыт заставил его набраться глубокого презрения к так называемому 'дворянству'. Поляки были неплохи в бою, но совершенно по-скотски относились к своим крепостным. Немцы, за некоторыми исключениями, не обладали и той толикой польских достоинств. Большинство из них, во время этой долгой войны, отсиживались с удобствами в своих дворцах и замках, а реальные боевые действия вели наемники. Чьи услуги оплачивались, естественно, за счет налогов, которые вымогались у обедневшего, охваченного болезнями, полуголодного крестьянства.
Но не было никакого смысла возобновлять этот старый спор с Акселем. У Густава и без этого сейчас хватало проблем.
– Если от Маккея нет сообщений, это означает, видимо, что голландские курьеры еще не добрались до него, – сказал он. – Что там могло случиться?
Аксель фыркнул.
– Случиться? С курьерами много чего случалось по всей Германии за тринадцать лет войны.
Густав нетерпеливо покачал головой.
– Голландцы должны были отправить еврея, – заметил он. – С охранной грамотой. И Фердинанд, в свою очередь, издал указы, касающиеся обращения с евреями в Священной Римской империи. Он не хочет отпугивать их, его интересуют их деньги.
Оксеншерн пожал плечами.
– Тем не менее могло случиться что угодно. Люди Тилли разбойничают там по всей территории. Они не находятся на императорской службе. Не прямо, по крайней мере. Разве эти наемники вспомнят об указах Фердинанда, если их банда поймает курьера и захочет его пограбить? И еще меньше их волнуют голландские охранные грамоты.
Король нахмурился, но спорить не стал. Он знал, что Аксель, скорее всего, прав. Германия представляла собой сейчас сплошной шабаш ведьм. Любое преступление было не только возможно, но уже происходило бесчисленное количество раз.
Густав вздохнул. Он переплел толстые пальцы обеих рук, вывернул их и щелкнул суставами.
– Я иногда боюсь, Аксель. Я тревожусь.
Он повернул голову, голубые глаза встретились с карими.
– Я молюсь милосердному Богу. Почему он допускает такое бедствие, как эта война? Я боюсь, что мы совершили ужасные грехи, чтобы понести такое наказание. И когда я смотрю на все эти царства и княжества, я даже думаю, что могу назвать этот грех. Гордыня, Аксель. Безмерное, безудержное высокомерие. Чистое торжество плоти, а не духа.
Оксеншерн не пытался ответить. По правде говоря, и не хотел. Аксель Оксеншерн, канцлер Швеции, был на одиннадцать лет старше своего короля. Старше, а часто он думал, что и мудрее. И мудрость давно привела этого человека к определенным и окончательным выводам.
Первый из этих выводов заключался в том, что Густав II Адольф, вполне возможно, был самым великим монархом, из всех, правящих когда-либо в Скандинавии.
Другой заключался в том, что у этого монарха была поистине великая душа.
И где канцлер мог бы поспорить с королем, человек не будет спорить с такой душой. Оксеншерн просто склонил голову.
– Ваши слова не нуждаются в ответе, господин мой, – были его единственные слова.
Густав признал его верность кивком.
– А теперь, друг мой, – сказал он мягко, – Мне нужно побыть одному какое-то время. Выражение властности исчезло с его лица. Его место заменила боль.
– Это была не твоя вина, Густав, – прошептал Оксеншерн. – Там не было ничего, что ты мог бы сделать.
Но король не слушал. Он был глух ко всем доводам разума и любым аргументам сейчас.
Тем не менее, Аксель попробовал: – Вы ничего не обещали народу Магдебурга, они поддержали нас добровольно, Густав. Во всем виноваты наши так называемые 'союзники'. Георг Вильям Бранденбург, который не стал поддерживать вас, и Иоганн Георг!.. Саксонцы преградили нам путь. Что вы могли сделать ..?
Он замолчал. Безнадежно. Король и воин на некоторое время оградился от людской реальности и ушел в свой внутренний мир.
Огромная, мощная фигура, стоящая в центре шатра, казалось, сейчас разорвется напополам. Через мгновение Густав Адольф уже стоял на коленях, опустив голову и сложив руки в молитве. Его пальцы были белыми, руки дрожали.
Канцлер вздохнул и отвернулся. Король Швеции на время исчез для всех. На много часов, знал Аксель. Эти многие часы он проведет в молитве за души убитых в Магдебурге. Оксеншерн не сомневался, что если бы его друг Густав знал имена десятков тысяч людей, убитых в этом демоническом месте, он бы помянул каждое из них, и за каждого молил бы Господа. Вспоминая все те обращения, которые они посылали к нему, прося о помощи. Помощи, которой он не был в состоянии оказать им вовремя.
Эти многие часы молитвы и покаяния покажутся ему вечностью.
***
Выйдя из шатра, Оксеншерн обвел взором расстилающиеся перед ним равнины центральной Европы. Миллионы уже погибли на этих равнинах за самую ужасную войну в веках, начавшуюся тринадцать лет назад. Миллионы, по всей вероятности, еще погибнут на этих же равнинах до ее конца. Всадники Апокалипсиса вырвались на свободу и ликовали.
Печаль была и в его собственных глазах, но не такая глубокая. Канцлер не претендовал на величие души своего короля. Он просто осознавал это, и отдавал взамен ему всю свою непоколебимую преданность.
Так что его взгляд был суровым и твердым. С холодной и сухой уверенностью в будущем, а не с теплым и влажным знанием прошлого. Лучше, чем любой из ныне живущих, Аксель Оксеншерн понимал эту душу, стоящую сейчас на коленях в молитве. Это понимание и было главным в его чувствах и в его планах.
Головорезы Германии обойдутся без его проклятий. В этом нет необходимости. Скоро нечто большее – намного большее – принесет им что-то гораздо худшее, чем просто проклятия.
Новое поколение пришло в мир, владыки Германии.
Трепещите. Трепещите!
Глава 7
Школа при строительстве была рассчитана на 1500 человек. Оглядываясь вокруг, Майк оценил количество собравшихся, как в два раза большее. Присутствовало почти все население округа Грантвилль, за исключением горстки людей, обслуживающих электростанцию, и около двух десятков шахтеров Майка.
Катаклизм, который все уже привыкли называть Огненным Кольцом, произошел три дня назад. С тех пор Союз горняков стал, волей-неволей, во главе сил обороны района. Просто не было никакого другого органа вооруженных и хорошо организованных людей, способных патрулировать район. Полиция Грантвилля состояла из пяти офицеров, в том числе ее руководителя. Даже если бы Дэн Фрост не был ранен, она не смогла бы справиться с проблемой общей защиты района. Полиции Грантвилля хватало только на поддержание порядка в самом городе.
В принципе, не было никаких серьезных проблем с самими горожанами, за исключением первоначального ажиотажного спроса на товары и продукты, который мэр города быстро и решительно укротил, закрыв все магазины. Департамент полиции патрулировал город, чтобы убедиться, что указ мэра выполняется, но оппозиции, как таковой, не было. Почти все признавали, что решение мэра было разумным.
Реальной проблемой, которая развивалась очень быстро, был приток беженцев с окраинных районов Грантвилля. Оказалось, что вся сельская местность подверглась разорению бандами наемных солдат. До сих пор ни один из этих солдат не появился поблизости от города, но мужчины Майка внимательно наблюдали за любым признаком беды.
Майк стоял в спортивном зале, рядом с одним из ярусов сидений возле входа. Фрэнк Джексон, вместе с небольшой группой других шахтеров, держался неподалеку. Сразу справа от него, на крайнем месте нижнего яруса, сидела Ребекка Абрабанель. Беженка-еврейка все еще не могла прийти в себя при виде странных людей и необычной обстановки вокруг нее.
Но Ребекку в общем, больше беспокоило состояния здоровья отца, чем все остальное. Большинство других беженцев по-прежнему скрывались в лесах, окружающих город, и не реагировали на любые попытки уговорить их выйти из укрытия. Но Майк, кроме того, подозревал, что психологическая устойчивость девушки была от природы. Да и интеллект Ребекки автоматически защищал ее от ошеломления перед высокими технологиями и беспомощной растерянности. Он усмехнулся, со стыдом, вспоминая их разговор в библиотеке. Он не понимал почти ни слова, когда она погрузилась в философские дебри. Сейчас он уже не удивлялся этому. Майк решил, что ему самому не помешало бы такое философское спокойствие.
Тем не менее, Ребекка вряд ли полностью осознавала все происходившее. Майк смотрел, как в десятый раз за несколько минут, Ребекка одергивала свою длинную складчатую юбку, поправляла лиф, касалась платка, который укрывал ее волосы. Он находил весьма забавным, что при всех необычных обстоятельствах, она так беспокоится о своей внешности.
Сидящая рядом с Ребеккой седая шестидесятилетняя женщина взяла ее за руку и ободряюще сжала. Ребекка ответила быстрой нервной улыбкой.
Веселое настроение Майка исчезло. Он понимал страхи Ребекки относительно ее иудейского происхождения и именно поэтому попросил Морриса и Джудит Рот принять Ребекку и ее отца в своем доме. Единственная еврейская пара в городе с готовностью согласилась. Бальтазар Абрабанель до сих пор находился в постели. Сердечный приступ прошел, но и Джеймс Николс, и Джеффф Адамс, грантвилльский врач, оба твердили, что ему нужен длительный постельный режим. Бальтазар, по-сути, выжил чудом.
На следующий день, когда Майк ненадолго заглянул к ним, Ребекка выглядела спокойной и почти расслабленной. Но Джудит сказал ему по секрету, что девушка разразилась бурными слезами, когда увидела менору, стоящую на каминной полке. Она провела последующие полчаса, рыдая на диване в объятиях Джудит, как беспомощный котенок.
Майк снова взглянул на Ребекку. Женщина внимательно слушала то, что говорил мэр города. Он с облегчением увидел, что выражение ее лица было спокойным. Слегка любопытным. Она слушала с интересом. Но без следа паники.
Майк пробежался взглядом по морю лиц в школе. Право же, она держится намного лучше, чем половина людей здесь.
Полезли мысли, не поддающиеся контролю. Суровый характер и гордость Майка заставляли его избегать очевидной истины. Его чувств к этой девушке, ее месту в его жизни. В голове возник образ безудержно мчащихся коней, вырвавшихся из разрушенного загона.
Только этого тебе и не хватало, Стирнс. Как будто у тебя не было достаточно неприятностей! Но несущиеся кони так же мало обращали внимания на его уговоры, как если бы это были полевые мыши. С первого момента, как он увидел ее, экзотическая красота Ребекки притянула его магнитом. Некоторые мужчины, возможно, нашли бы недостатки в ее темных глазах и раскритиковали бы ее полные губы.
Майк вздохнул. Но не я. С трудом он заставил себя отвести взгляд и сосредоточиться на заключительных словах мэра.
– Так что вот, ребята, – говорил Генри Дрисон. Мэр кивнул в сторону небольшой группы людей, сидящих на стульях возле трибуны. – Вы слышали, что Эд Пьяцца и его учителя сказали нам. Каким-то образом, никто не знает, каким – мы все перенеслись куда-то в Германию и почти на четыреста лет назад. И вернуться невозможно.
На одном из нижних ярусов поднялся мужчина.
– Вы уверены в этом, Генри? Я имею в виду, насчет возвращения? Может быть то, что случилось, повторится. В другую сторону.
Мэр взглядом дал слово одному из учителей, сидящих рядом с директором. Грег Феррара встал и пошел к микрофону. Школьный учитель естественных наук был высоким стройным мужчиной в возрасте между тридцатью и сорока годами. Спокойные манеры и четкая дикция сопровождались явной уверенностью в себе.
Грег покачал головой, прежде чем достиг трибуны и взял микрофон.
– Я не думаю, что у нас есть такой шанс. Как говорится, проще отыскать снег в аду. – Он схватился за края трибуны и наклонился вперед, как бы подчеркивая дальнейшие слова. – Что бы ни случилось, это почти наверняка было какой-то природной катастрофой. Если вы спросите меня, то нам невероятно повезло, что мы вообще выжили. Никто серьезно не пострадал, и повреждение имущества было минимальным.
Грег посмотрел на лампы дневного света на потолке спортзала. По его лицу скользнула улыбка.
– Мы даже запустили электростанцию, так что у нас есть все удобства в домах. На какое-то время, по крайней мере. – Улыбка исчезла. – Но мы, по-сути, в положении пары трейлеров, унесенных торнадо. Как вы думаете, какие шансы, что другой торнадо перенесет нас обратно и поставит на то же место? – Грег сделал глубокий вдох. – И лично мне такой 'заманчивый' шанс не нужен. Будем надеяться, что его и не будет. Еще одно Огненное Кольцо, очевидно, уничтожит нас полностью.
Толпа, заполнившая школу, молчала. Грег сделал еще один глубокий вдох, и закончил простыми энергичными словами.
– Давайте смотреть правде в глаза, ребята. Мы здесь навсегда.
Мгновением спустя он вернулся на свое место. Мэр снова подошел к микрофону.
– Ну, вот так-то, народ. А сейчас двигаемся дальше. Наши планы на будущее. Городской совет проводил свои заседания практически беспрерывно в течение последних трех дней, и теперь у нас есть предложения, которые мы хотим вынести на ваше рассмотрение. – Он сакцентировал паузу, как учитель перед этим. – Мы должны проголосовать за них. Потому что они далеко за пределами полномочий Совета. Таким образом, каждый зарегистрированный избиратель здесь ...
Мэр запнулся.
– Ну, я думаю, здесь все зарегистрированы так или иначе.
Кислое выражение его лица вызвало рябь смеха, пробежавшую по залу. Ибо уже много лет все в Грантвилле знали, что Генри Дрисон то и дело увещевал людей регистрироваться для голосования.
Мэр продолжил.
– Надо определиться со структурой власти. Мы не можем в нынешних условиях сохранять старую, то есть мэр и городской совет. Так что мы хотим предложить вам выбрать чрезвычайный комитет для составления планов для будущего учредительного собрания. Этот же комитет должен принимать и осуществлять решения в промежуточный период. И мы должны избрать кого-то на должность председателя комитета. Он – или она – вправе выносить неотлагательные самостоятельные решения, не требующие согласований.
Кто-то в толпе выкрикнул имя мэра. Дрисон яростно покачал головой.
– Только не я! Горсовет уже предлагал эту идею, и я отказался. Мне уже шестьдесят шесть лет, земляки. И я просто обычный мэр маленького городка, вот и все. – Пожилой мужчина на трибуне выпрямился. – Вроде был довольно неплох на этой должности, если мне позволено говорить за себя, и был бы рад остаться на ней. Но я не тот человек, способный справиться со всем этим...
Он махнул рукой. Жест вроде не был ни вялым, ни безнадежным. Но он, тем не менее, передал ощущение надвигающейся катастрофы.
Движение на краю толпы привлекло внимание Майка. Джон Симпсон, свежеиспеченный свекр его сестры, сделал шаг по направлению к микрофону. Хорошо одетый мужчина взялся за дело с той же уверенностью, с которой он выступал на многочисленных собраниях акционеров. Он не стал отодвигать мэра в сторону, он заставил его уступить ему микрофон своей внушительной властностью.
– Я согласен с мэром Дрисоном, – напористо сказал он. – Мы находимся в чрезвычайной ситуации. И это требует сильного, чрезвычайного управления.
Другой, менее уверенный в себе, человек, замялся бы, прежде чем продолжить. Но не Джон Чандлер Симпсон.
– Я предлагаю себя в качестве председателя комитета по чрезвычайным обстоятельствам. Я понимаю, что я не очень хорошо известен большинству из присутствующих. Но уверяю вас, что я имею лучшую квалификацию для этого, чем кто-либо здесь. Поэтому у меня нет другого выбора, кроме как выдвинуть себя на эту должность. Я был главным исполнительным директор крупной корпорации уже много лет. А до этого я был офицером морского флота Соединенных Штатов. Служил в Пентагоне.