Текст книги "Долина забвения"
Автор книги: Эми Тан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)
Волшебная Горлянка расстроилась, но не упала духом.
– Если у него сотни стихов, как он говорит, возможно, он может дать нам их все, а мы выберем лучшие. Поэты часто сами не видят, какие стихи у них лучше, а какие – хуже. Вы знакомы уже больше месяца. К этому времени ты должна быть способна выудить из него стихотворения получше. О любовной тоске и грусти, о счастливой любви – только не о трагической. Я думаю, самый подходящий для этого способ – допустить его до постели. Дай ему свежий приток вдохновения, чтобы заменить надоевшие образы его бывшей жены.
– Я чувствую, как увядает мое сердце, – сказала я Вековечному после его очередного возвращения в Шанхай – предположительно из деловой поездки. – Сможешь ли ты давать мне уроки каллиграфии? Может, я смогу попрактиковаться, переписывая твои стихи? Такое занятие поможет мне дисциплинировать свой ум и вернет вдохновение.
Как я и думала, ему польстило мое предложение, и он сразу согласился помочь. Я уже купила кисти, чернила и запас рисовой бумаги. Он крайне серьезно отнесся к роли учителя и сказал, что мне нужно настроить свой разум, припасти чернила и приготовиться рисовать каждый иероглиф, тщательно следя за правильными мазками кисти.
Я же приготовилась его соблазнять.
– Ты не можешь написать иероглиф так, будто его разбили на части, а потом склеили, – сказал он, изучив мою первую попытку. – Рука должна плавно двигаться в определенном ритме. Она не должна ни дрожать, ни становиться зажатой, – он показал мне, как держать кисть – перпендикулярно к бумаге, – но я специально наклонила ее. Он обхватил своей теплой ладонью мою руку и показал, как вести кисть. Я специально напрягла руку, чтобы она подергивалась, и ему пришлось встать у меня за спиной, чтобы направлять движения руки. Я покачивала бедрами в ритме его движений, и терлась о его бедро. Большинство мужчин к этому моменту уже бы напряглись и немедленно приняли мое едва заметное приглашение продолжить урок в постели. Но Вековечный, верный вдовец, просто отодвинулся.
Стихотворение «Весь Шанхай в нашей власти!», которое я копировала, было напыщенной, обличающей речью из сборника, который он называл «Город двух миллионов жизней». Вековечный сказал, что истинная любовь проистекает из принятия общих, высших идей, а это стихотворение содержит в себе значительное их число. Придется притворяться, что они мне тоже интересны, если я хочу выиграть у его мертвой жены, которая уже вдохновила его на пять лет воздержания.
– Люди должны стремиться к высшей добродетели – к альтруизму, самопожертвованию, чести и прямодушию. Они не должны сдаваться и говорить: «Ой, это невозможно, пойду-ка я лучше стану таким же жадным, как все остальные».
– Но люди должны быть практичными. Идеи не накормят голодные рты и сами по себе не вызовут прогресс.
Мои слова вдохновили его на то, чтобы объяснить, что он имеет в виду. Через десять минут я уже перестала его слушать. Но он продолжал говорить еще час. Мой план по соблазнению провалился. Он находился в состоянии восторга… но не того восторга, который я ожидала. Я предложила ему на сегодня остановиться и продолжить на следующий день.
– Наше сегодняшнее занятие очень поддержало меня. Как же хорошо поговорить об этих идеях! Мы с женой все время о них разговаривали.
После встречи я призналась Волшебной Горлянке, что приток вдохновения, который я могла бы ему обеспечить, не сравнится с силой его высоких идей вкупе с любовью к мертвой жене. Мои усилия были бесполезны – и довольно дороги, учитывая, как любил он лакомиться закусками к чаю. Когда Вековечный позвонил мне в следующий раз, я сказала, что после обеда у меня встреча с новым клиентом и что я дам ему знать, когда мы сможем возобновить занятия каллиграфией. Он не смог скрыть своего разочарования.
– Ты была слишком добра ко мне и потратила на меня столько времени, – сказал он с холодной учтивостью.
Но вечера проходили без клиентов. За это время я успела прочесть один роман, потом другой. Слуга приносил мне газеты – одну на китайском, другую на английском. Несмотря на то что меня утомляли рассуждения Вековечного о политике, я обнаружила, что воспринимаю новости с его точки зрения. Прогресс вызывал у меня раздражение: больше кораблей, больше зданий, больше разрезанных ленточек, больше рукопожатий двух богачей, стремящихся сделать друг друга еще богаче. Я вспомнила, как моя мать говорила каждому клиенту: «Именно вас я так надеялась увидеть», и эта фраза являлась прелюдией к созданию союзов между власть имущими. И во время чтения новостей я спрашивала себя, чья точка зрения более верная – матери или Вековечного? Какая из них более эгоистична? Какая из них разрушительнее для тех, кто не обладает ни властью, ни богатством?
Вековечный вернулся через две недели, и я искренне обрадовалась ему. Мне было одиноко без него. Он торопливо объяснил, что знает, что я очень занята, и просто хочет мне сообщить, что я вдохновила его на новые стихи, больше похожие на те, что он прочел мне в день нашей первой встречи.
– Поэзия рождается от силы чувства, – сказал он. – Мои стихи родились от нашей разлуки. Я обнаружил, что скучаю по тебе, потом стал тосковать, и спустя некоторое время начал страстно желать общения с тобой, и из меня безостановочным потоком полились стихи о любовной тоске. Поэтому я благодарен за нашу разлуку. Но я еще должен признаться в том, что может тебя шокировать. Я не был с тобой честен. Я сказал, что скорбь по жене отбила у меня всякое желание к другим женщинам. Но вскоре после того как я тебя встретил, я перестал представлять рядом с собой тело жены. Теперь рядом со мной была ты. Так что и моя тоска по тебе, и моя постыдная лживость создали самые сильные произведения за многие годы творчества. Они всё еще несовершенны, я в этом уверен, но если ты захочешь, я предложу их тебе в награду за вдохновение и за ожившее чувство любви, которое, как я думал, никогда уже не испытаю. Уверяю, что я ничего не ожидаю взамен. Я останусь твоим молчаливым обожателем, ведь я слишком беден, чтобы претендовать на большее. Боль безответной любви со временем приведет к еще более сильным стихам.
Из всех застенчивых поклонников, что у меня были, он определенно выбрал самый странный способ признаться, что хочет затащить меня в постель. Только представьте: я была для него более желанна, чем труп жены! Но я все равно с нетерпением ожидала стихов, на которые я его вдохновила.
– А если я дам тебе то, чего ты так жаждешь, – спросила я, – утратишь ли ты вдохновение?
На лице его отразилось еле сдерживаемое желание:
– Стихи станут другими… но не менее сильными. Возможно, они станут даже лучше от силы моей любви.
Я замолчала, обдумывая перспективы: если я допущу его до постели, у меня появится возможность заполнить разговорами свои вечера. И я получу поток поэзии, из которого смогу выбрать лучшее. Двух причин было уже достаточно, но была еще и третья. Я утолю свою жажду любви – и я не говорю о любви к нему. Я просто хотела снова почувствовать себя с человеком, который страстно желает меня.
– Я бы очень хотела взглянуть на стихи о любовной тоске, что ты уже написал, – сказала я, – и на другие тоже.
Я легла на постель и позволила родиться новой поэзии.
@@
Стихи о том, как он тоскует обо мне, были неплохими, однако все еще не годились для выступлений. Но в них, по крайней мере, не было ни слова о политике. Он навещал меня по вечерам три-четыре раза в неделю. После того как прошел месяц, но ни одного хорошего произведения так и не родилось, Волшебная Горлянка предположила, что, должно быть, Вековечный из тех поэтов, которые, будто фейерверк, сначала ярко выстреливают, а после не могут выдать ничего, кроме слабого шипения. Она жалела о том, что посоветовала мне его соблазнить.
– Только подумай, сколько времени ты потеряла! А он даже не заплатил за чай и закуски, не считая тех вечеров, когда он наслаждался в твоей постели.
Меня, естественно, расстроило, что я не смогла извлечь из него лучших стихов. Это стало делом чести. Но мне не казалось, что наши совместные вечера – просто потеря времени. Во-первых, я преуспела в занятиях каллиграфией. То, что у меня получалось, он назвал «стилем расплывчатой молнии». Мне также нравилось, что во время наших споров он относился ко мне как к равной, пусть даже я слабо разбиралась в критике феодализма, соцреализме, особенностях крестьян как класса и тому подобных темах. Но когда я стала с ним увлеченно спорить, скучные темы оказались совсем не скучными. Я также чувствовала удовлетворение от того, что смогла соблазнить его после пяти лет его воздержания и отправила в небытие труп его жены. Как известно, любая куртизанка лучшим завершением карьеры считает возможность выйти замуж и стать первой женой. Но если я выйду замуж за Вековечного, то буду жить где-то в провинции Аньхой (я никак не могла добиться от него ответа, где именно находится дом его семьи – в пятидесяти милях от Шанхая или в ста пятидесяти). Кроме того, он все так же продолжал скрывать свое финансовое положение, заявляя лишь, что крайне беден. Между тем Большой Дом утверждал, что у него деловое предприятие где-то за пределами города. Скорее всего, оно не было связано с международной торговлей, но, по крайней мере, он мог на чем-то зарабатывать. К тому же я была уверена, что семья с десятью поколениями государственных служащих за долгие годы смогла накопить некоторое состояние.
Если бы я глубоко и страстно его любила, расстояние от Шанхая до его деревни не имело бы значения. Но я его не любила. Чувство, которое я к нему испытывала, лишь напоминало любовь. Оно было далеко от буйной, головокружительной страсти, которую я испытывала к Верному, и от того глубокого чувства, которое было у нас с Эдвардом. Это же чувство напоминало нарастающее удовлетворение от того, что меня будут обожать до конца моих дней. И не важно, что секс с Вековечным не был волнующим. Я решила, что ему просто не хватает опыта – ведь за всю свою жизнь он спал лишь с одной женщиной. Я могла постепенно и незаметно обучить его любви. С другой стороны, меня вполне устраивали ночи с менее изысканным сексом. После долгих лет работы отдых от него сулил свои прелести, как и чарующие слова «десять поколений успешных чиновников», которые в моем понимании означали власть десяти поколений важных и уважаемых людей.
@@
Мы с Вековечным вели очередной спор о высоких идеях, когда услышали крик привратника:
– Ублюдки! Они его застрелили!
Мы побежали к переднему двору, где уже собрались почти все обитатели дома.
– Он умер? – спросила Красный Цветок.
– Никто точно не знает, – ответил слуга.
Далекий шум голосов становился все громче. Волшебная Горлянка сказала, что люди почти обезумели, потому что британские полицейские из отделения в Лоуцза стреляли в толпу студентов, которые окружили участок и требовали отпустить их лидера, организовавшего протесты против иностранцев. Никто из нас не знал, сколько человек там погибло или ранено, было лишь известно, что наш слуга, Маленький Бык, пошел с поручением, но до сих пор не вернулся, хотя обещал быть гораздо раньше. Пять минут назад слуга из дома напротив сказал Старому Дереву, что Маленький Бык лежит на дороге. Но он не знал, мертвый он или еще живой. Старое Дерево – дядя Маленького Быка, который растил его с младенчества, – причитал:
– Он, должно быть, свернул на Нанкинскую улицу, чтобы поглазеть на демонстрацию. С чего бы еще ему там оказаться? Ублюдки!
Он открыл ворота и выглянул наружу. По дороге неслась толпа скандирующих лозунги людей. С каждой секундой шум становился все оглушительней.
– Мы должны его найти! – закричал Старое Дерево и нырнул в бурлящую толпу.
– Я пойду за ним, – решил Вековечный. Он посмотрел на меня – и я поняла, что он спрашивает, пойду ли я с ним. Это мгновение олицетворяло все, о чем мы говорили: справедливость, честность, единство в стремлении к переменам. Я колебалась всего секунды три, затем взяла его за руку.
– Не ходи! – крикнула Волшебная Горлянка. – Дурочка! Хочешь лежать на дороге рядом с Маленьким Быком?
Мы с Вековечным добрались до места, где толпа была такой плотной, что никто не мог даже двинуться, и оказались заключены в теснину, со всех сторон которой полыхал гнев.
– Пропустите нас! – крикнул Вековечный. – Моего брата застрелили!
Мы с трудом протолкались вперед.
Я первая увидела Маленького Быка, лежащего лицом вниз на дороге. Я узнала его по серповидному шраму на затылке. Мы увидели, как к нему пробрался Старое Дерево, упал рядом с ним на колени, повернул его голову, чтобы заглянуть в лицо – и завыл от горя. Толпа загудела – кто-то ругался, кто-то сокрушенно вздыхал. И в эту минуту земля под ногами сотряслась от близкого взрыва, а через мгновение меня подхватила и понесла охваченная паникой толпа демонстрантов. Я почувствовала на спине чью-то руку. Волшебная Горлянка кричала:
– Только не падай! Не падай!
Я не могла оглянуться из страха, что со мной случится именно то, от чего она меня предостерегала, и тогда меня растопчут. Так что я просто позволила толпе увлечь себя туда, куда бежало большинство. Меня окружали студенты с повязками на рукавах, голые до пояса работяги, слуги в белых формах, рикши и бродяги. Я отстранение подумала, что могу умереть в этой толпе незнакомцев, и ощутила покорное оцепенение и странное сожаление, что меня найдут мертвой в платье, которое мне никогда не нравилось. Только тогда я поняла, что поблизости не было видно Вековечного.
Протестующие вдоль тротуаров бросали камни в витрины магазинов с японскими иероглифами, а затем врывались внутрь, чтобы разграбить их.
– Долой японцев! Долой британцев! Выставим янки вон!
Толпа приблизилась к «Дому Красного Цветка», и я с облегчением увидела недалеко от ворот Старое Дерево. Он смотрел вверх, на горящее чучело, на котором висела табличка: «Комиссар полиции».
– Они преподали ублюдку последний в его жизни урок!
Зрение его с годами сильно ухудшилось, и с расстояния в три метра он не смог бы отличить сикха в белом тюрбане от седовласого миссионера. Его удручила моя новость о том, что комиссар еще поживет, чтобы ему смогли преподнести еще несколько уроков. Добравшись до ворот, мы принялись колотить в них до тех пор. пока за ними не раздался испуганный голос Красного Цветка. Она спросила, кто мы, а потом открыла запор. Мы вбежали в большой зал для приемов. Мои цветочные сестры сбились в угол. Я уже собиралась рассказать им печальные новости о Маленьком Быке, когда в окно влетел камень. Все побежали в заднюю часть дома. Снаружи раздавались крики с угрозами и ругательствами. Как объяснил Старое Дерево, протестующие решили, что наш дом – жилище британского дипломата. И теперь они собирались ломать ворота. Два дня назад дипломат избил тростью продавца булочек, когда тот отказался уступить ему дорогу, и разъяренная толпа набросилась на него и в отместку сломала ему ноги. И когда разошелся слух, что продавец булочек умер, негодование дошло до предела. А теперь еще и это – слух о том, что чертов дипломат живет в нашем доме!
Девочки разбежались по комнатам, чтобы достать из тайников свои драгоценности – на случай, если придется в спешке оставить дом. Куда они пойдут? Что с ними станет, если их поймают с заработанными тяжким трудом безделушками? Я была рада, что мои сокровища спрятаны под фальшивым настилом кровати. Только Волшебная Горлянка знала, где шкатулки с украшениями и какие доски нужно сдвинуть первыми, чтобы открыть тайник. И тут я заметила, что Волшебной Горлянки рядом нет. Я была уверена, что она успела укрыться в доме.
– Где Волшебная Горлянка?! – закричала я, выбегая из комнаты. – Она вернулась? – Я кинулась к Старому Дереву. – Ты ее видел?
Он покачал головой. Ну конечно нет – он же почти слепой!
– Открой ворота! Я должна ее найти.
Он отказался – слишком опасно.
– А ну пошли вон отсюда! – раздался вдруг по ту сторону ворот голос Волшебной Горлянки. – Вы такие слепые или тупые, что не видите табличку на доме?! Читайте! «Дом Красного Цветка». Вы все неграмотные, из глухих деревень приехали? Вот ты! Ты похож на студента. Ты знаешь, что это за место, или у тебя еще материнское молоко на губах не обсохло? Это первоклассный цветочный дом! Где тут сказано, что это дом британского дипломата?! Покажи! – Мы услышали стук в ворота. – Старое Дерево, теперь можешь меня впустить.
Когда ворота распахнулись, за ними стояли всего несколько робких юношей. Они вытянули шеи, чтобы заглянуть во двор.
Из-за ворот неожиданно вынырнул Вековечный. На его лице застыло мученическое выражение. Он обхватил меня и прижал к себе так сильно, что я испугалась, как бы он не переломал мне ребра.
– Ты в безопасности! Я уже готов был покончить с собой, уверенный, что ты погибла, – он отпустил меня. На лице его отобразилось недоумение. – А ты разве за меня не волновалась?
– Разумеется, волновалась, – ответила я. – Я почти обезумела от страха, – но про себя я гадала, почему же ни разу не вспомнила о нем.
Я погладила его порванный рукав и продолжала стоять, опустив голову. Я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Когда я подняла на него глаза, он смотрел на меня тяжело, почти со злобой. Мы оба знали, что при виде него я должна была разрыдаться от радости, что с ним все хорошо.
Всю неделю, пока продолжались протесты. Вековечный не возвращался. Я рассудила так, что в это время было опасно передвигаться по улицам – в любой момент в неожиданном месте могла возникнуть стихийная забастовка. Стало известно, что комиссар полиции оставил на участке в Лоуцза своего подчиненного и уехал наслаждаться вечерним приемом в Шанхайском клубе и скачками. Подчиненный запаниковал, когда в дверь участка ворвались студенты. Он приказал стрелять. Двенадцать человек были убиты, многие получили ранения. Требовалось время, чтобы тревога улеглась.
Все приемы были отменены. Красный Цветок обзвонила наших самых верных клиентов, каждого по очереди, и заявила, что все спокойно и что она организует грандиозный банкет, чтобы отпраздновать наступление мира. Мои цветочные сестры тоже звонили своим клиентам и бывшим покровителям. Каждый из них сказал, что не сможет прийти. Никто не постучал к нам в ворота. Только утром на ступеньки к нам положили труп старика. Красный Цветок не хотела, чтобы его призрак поселился в нашем цветочном доме.
– Пусть живет в «Доме врат наслаждения», дальше по улице, – сказала она. Все рассмеялись, кроме Старого Дерева, которому приказали убрать тело.
Он отказался:
– Не хочу, чтобы его призрак завладел моим телом и трахал девчонок моим членом.
Я увидела в переулке бродягу:
– Эй, дедушка! Дам тебе десять центов, если ты уберешь отсюда это тело!
– Иди к черту! – отозвался мужчина низким, пропитым голосом. – Я был мэром этого города. Дай мне доллар.
Мы немного поторговались, но все же заплатили ему доллар.
Тянулись дни, и до нас начали доходить слухи, что некоторые из наших покровителей обанкротились. Банки требовали вернуть свои ссуды. Протестующие поджигали фабрики. Военачальники захватывали оставленные без присмотра предприятия в других провинциях. Ходили слухи, что японцы обернули творившийся хаос себе на пользу и скоро за дверью каждого предприятия окажется владелец-японец. Как будто их сейчас было мало! Что происходит? Мир сошел с ума!
Красный Цветок сделала сводку о состоянии финансов дома, включая список запланированных, а потом отмененных приемов и куртизанок, чьи покровители приносили регулярный доход. Она высчитала, сколько это было в деньгах на каждую из девушек и сколько причиталось ей самой. Я с упавшим сердцем слушала, как она называла имена моих клиентов среди самых неуспешных и ненадежных. Так как все отменили приемы, я не получала приглашений на пение и игру на цитре в стиле банджо. Вековечный больше не приходил. Должно быть, он злился на меня. Но о нем я могла пока не волноваться. Он никак не помог бы мне с деньгами и дал мне всего одно хорошее стихотворение.
Когда наконец беспорядки улеглись и к нам снова пошли клиенты, они оказались совсем не теми могущественными людьми, которые приходили раньше. У новых клиентов были деньги, но они не отличались щедростью. Они все меньше времени тратили на ухаживание и спешили убедиться в наших будуарах, что мы и вправду лучшие куртизанки. И хотя клиентов все еще было мало. Красный Цветок ожидала, что мы будем полностью вносить свою плату за аренду и расходы. Но она быстро обнаружила, что, если выгонит всех куртизанок, у которых не хватило денег на все ежемесячные оплаты, у нее никого не останется. Я отдавала ей часть своих сбережений, чтобы сохранить за собой комнату.
Когда Красный Цветок пришла ко мне с предложением от нового клиента, я почувствовала огромное облегчение. Большой Дом сообщил ей, что он организует у себя частный прием в честь своего гостя, бизнес-партнера – мужчины средних лет по имени Старательный Янь. Гость выказал особый интерес к куртизанкам, искусным в рассказывании историй. Красный Цветок сказала ему, что в области литературных талантов мне нет равных. Я была польщена и поблагодарила ее за то, что она выбрала меня.
Мне, конечно, было интересно, живет ли все еще Вековечный у Большого Дома. Если он будет на приеме, я смогу незаметно выказать ему свои чувства, чтобы он простил меня за недостаток беспокойства за него во время последних крупных беспорядков. На прием я нарядилась в китайскую одежду, несколько видоизмененную в западном стиле – смесь старого и нового, – и взяла с собой цитру. Я заметила Вековечного среди гостей и стала бросать на него нежные взгляды, не забывая оказывать внимание почетному гостю вечера. Когда пришло время для песен, все мои предложения были отвергнуты. Старательный Янь попросил меня исполнить сцену из «Цветы сливы в золотой вазе». Меня это потрясло. «Цветы сливы в золотой вазе» – порнографический роман. Он был популярен в цветочных домах, но куртизанки читали его только тем клиентам, которые уже были приглашены в будуар. Меня никогда не просили исполнить ее перед группой мужчин во время застолья. Вековечный отвел взгляд. Всем налили еще вина. Большой Дом подошел ко мне и мягко успокоил, сказав, что уговорил Старательного Яня согласиться, чтобы я прочитала избранные главы романа у него в комнате.
– Он приехал только на три дня, – сказал Большой Дом. – И я предложил ему оставить эквивалент стоимости подарков за целый месяц – пятьдесят долларов за услугу. Он может попросить тебя, чтобы ты выступила и следующей ночью. Я знаю, что о многом прошу, Вайолет. Прости меня, если тебе кажется оскорбительным это предложение.
Не успела я ответить, как к Большому Дому подошел Вековечный и пожелал ему спокойной ночи. Повернувшись ко мне, он сказал, что рад был меня видеть. Затем он ушел. Я восприняла его уход как знак, что ему не нравится мое поведение. За все прошедшие месяцы этот напыщенный чудак заставил меня ублажать его и ничего не дал взамен за такую привилегию. Я сказала Большому Дому, что с большим удовольствием развлеку его бизнес-партнера. К счастью, Волшебной Горлянки со мной не было и она не видела, на что я согласилась без единого вечера ухаживаний. Я и раньше исполняла сцены из романа, но только перед покровителями. Мое сегодняшнее решение обозначало резкое падение моего статуса.
Старательный Янь очень заботился о моем комфорте. Не слишком ли мне холодно? Не желаю ли я чаю? Несколько минут мы с ним беседовали о ничего не значащих вещах, а потом он дал мне книгу. Он хотел, чтобы я начала читать с того места, где героиня Золотой Лотос изменяет своему хозяину во время страстных свиданий с молодым садовником. Он сказал, что будет играть роль и молодого садовника, и хозяина дома. Затем принес щетку для волос с длинной клиновидной рукояткой, которой я обычно наказывала шаловливого, но уступчивого садовника. После нескольких шлепков он поблагодарил меня, а затем вытащил плетку. Теперь он был хозяином дома, а я – Золотым Лотосом. Он гневно обвинил меня в неверности, а я притворилась, что плачу, и в слезах заявляла, что между мной и садовником ничего не было, он просто учил меня садоводству. Но, как было сказано в романе, мои мольбы были тщетны, и Старательный занес плеть. Я издавала необходимые по сценарию вскрики, умоляя его простить меня до того, как он меня убьет. Плеть была такой конструкции, что удары не причиняли боли. Но мне стало больно от унижения, когда Старательный попросил меня извиваться и кричать более реалистично и громко. К концу представления он снова стал очень заботливым и спросил, не холодно ли мне. Затем пожелал, чтобы я пришла к нему и на следующий вечер.
Назавтра мои вскрики были еще более реалистичными. Большой Дом вручил мне дополнительный подарок и рассыпался в благодарностях за мою покорность. Красный Цветок была чрезвычайно довольна тем, как все прошло. Я подозревала, что она с самого начала знала, что мне было уготовано. Только после того как я проработала обе ночи, я призналась Волшебной Горлянке о том, что случилось. Она рассердилась на меня – но только за то, что я ей ничего не сказала. Она была моей наставницей и обязана была за мной следить. Я отняла у нее смысл существования. Так я узнала, что она смирилась с неизбежным.
Спустя два дня, после полудня, ко мне пришел Вековечный. Он ничего не сказал о приеме у Большого Дома. Мы оживленно беседовали на привычные темы. Он вел себя со мной как с равной, и я была благодарна ему за то, что он восстановил мое самоуважение. С ним мне не нужно было унижаться и притворно вскрикивать. Я с радостью приняла его и в постели, и пока я лежала в его объятиях, он прочитал мне свое новое стихотворение, а потом попросил повторить его вслух, чтобы он мог видеть, как слова вылетают из моих прекрасных губ.
@
Бесцветное небо – как дивный нетронутый холст,
Но с касанием кисти на нем вырастают громады гор,
Влажные следы краски на фоне сухих облаков.
Я – лишь рисунок отшельника на древнем обломке скалы,
Что намалеван одним только волосом, каплей чернил,
И вопрошает богов, где таится бессмертия дух.
Но заслонили священное небо громады гор,
И не увидеть его за тенью высоких скал.
@
Я расплакалась. Это были превосходные строки. Его талант вернулся! Я уже начала в нем сомневаться, но теперь все сомнения рассеялись. Я сообщила Волшебной Горлянке хорошие новости и прочла ей стихотворение.
– Оно слишком претенциозное, – сказала она, когда я закончила. – Что ты в нем нашла? У тебя что, так затуманился разум после секса? Оно о том, каким важным он себя считает – великим, как горы и небо, которые, по его мнению, он создает движением кисти. Как он может быть настоящим ученым? Я начинаю думать, что первое стихотворение, которое он тебе прочитал, было не его авторства.
Я возмутилась тем, что она так принижает его талант. Что вообще она понимает в стихах? У нее даже нет образования. А ее предположения о его характере – просто нелепы. Я никогда не встречала более открытого человека. Его рассказы о жене были трогательно искренними.
– Не отвечай сразу согласием, если он попросит тебя выйти за него замуж, – предупредила она. – Ты почти ничего о нем не знаешь, кроме его бесконечной болтовни о бесполезных идеях и еще того, что он написал всего одно хорошее стихотворение. Почему он живет у Большого Дома? Где его семья? Он сказал, что он из Аньхоя – но откуда именно? И откуда он берет средства на жизнь?
– У него есть свое дело, – сказала я.
– Это Большой Дом предположил, что у него есть свое дело. А ты говоришь так, будто это точно известно. Где тогда доказательства?
– Он не может быть бедным. Он из семьи, где десять поколений принадлежали к ученым государственным мужам…
– Десять, десять, десять… Вот что ты в нем любишь – число этих поколений. Но у меня насчет него все более нехорошие предчувствия. Трепет, который ты чувствуешь в сердце, я ощущаю в поджилках. Он заявляет, что он человек высших идей. Но идеи – будто воздух. Что он с ними делает? Он высказывает свое мнение, чувствует свою важность, а ты – благодарный слушатель, который аплодирует ему в постели. Он критикует собственные стихи. Однако он предлагает тебе плохие стихи и считает, что они достойны прочтения со сцены. А его траур по жене до встречи с тобой? Он не занимался сексом пять лет – одно это должно было навести тебя на мысль, что у него с головой не все в порядке, хотя скорее всего, это его очередная ложь. И подумай сама: он никогда ничего тебе не давал, ни разу не заплатил ни за чай, ни за закуски. Красный Цветок сказала, что она надеялась на новые стихотворения от него, которые покроют расходы. Но раз ничего хорошего из ее временной щедрости не вышло, она взыщет эти расходы с нас. Хорошо подумай, Вайолет. Не соблазняйся на возможность выйти за него замуж. Он не станет легким решением для твоего будущего.
До того как Волшебная Горлянка подняла против Вековечного бунт, у меня самой были насчет него сомнения. Но каждое высказанное ею подозрение я отметала, и из-за моего упорства любовь становилась только крепче. Я считала, что разговаривать с Вековечным о высоких идеях гораздо лучше, чем выслушивать, как другие мужчины говорят о торговых соглашениях и налогах. Он восхищался моим умом, который всегда будет со мной, тогда как другие мужчины хотели слышать только о том, какие они мужественные. Когда моя красота совсем увянет, эти мужчины больше не захотят испытывать на мне свою мужественность. Но Вековечный будет любить меня всегда, и неважно, буду я спать с ним рядом в постели или покоиться в могиле. Волшебная Горлянка хочет, чтобы я дождалась, пока какой-нибудь мерзкий богатый старик не сделает меня одной из своих наложниц. Ей больше бы понравилось, если бы я исполняла сцены из порнографических романов, а не стихотворения.
На следующий день я получила от Вековечного письмо с очередным стихотворением. И это снова был шедевр:
@
Туманные облака скрывают гору,
Гладь чистого пруда отражает ее величие.
@
В этом стихотворении он сравнивал себя с горой, которую никто не понимает, а меня – с прудом, чья глубина способна показать его лучшие качества. Эти две строчки были признанием Вековечного в любви и предложением стать его женой. Я подождала три дня перед тем, как сообщить Волшебной Горлянке, что я решила выйти за него замуж. Мне не хотелось, чтобы она разрушила обретенное мною счастье своими сомнениями и плохими знаками. Но они неизбежно вскоре последовали.
– Ты готова признать, что его неумелое вранье настолько затмило твой здравый смысл? – спросила Волшебная Горлянка. – Туман, величие? Что это вообще за стихи? Он сделал тебя прудом и решил, что благодаря этому стал великим. Если ты считаешь, что эти строки – шедевр, это доказательство того, что в голове у тебя вместо мозгов облака из слов и думать ты больше не в состоянии.
