Текст книги "Долина забвения"
Автор книги: Эми Тан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)
– Мы уже связывались с офисами компании Лу Шина, – сказал Тиллман. – Компания больше ему не принадлежит. Два месяца назад ее подмяла под себя японская корпорация. Мистер Лу Шин – банкрот. Он оставил страну. Последнее сообщение, которое он отправил своему бывшему управляющему, пришло из США.
– Скажите ей, что мы знаем, как она зарабатывает на жизнь, – вставила миссис Лэмп.
– Мы узнали, что вы были куртизанкой. В Международном сеттльменте это не является незаконным. У нас нет к вам юридических претензий. Однако мы можем поставить под вопрос вашу моральную пригодность и окружение, в котором вынуждена будет жить Флора, если вы решите оспорить наши притязания и оставить ее себе.
Волшебная Горлянка кричала, что я должна вызвать полицию и отправить этих хулиганов за ворота пинком под их иностранные задницы.
– Подумайте хорошенько, мисс Минтерн, – продолжил Тиллман. Он даже знал, как меня зовут. – Семья Айвори готова сделать вам крайне щедрое предложение. Они отзывают все свои обвинения и не будут взыскивать с вас возврат денег с банковского счета, если вы откажетесь от Флоры. Вскоре у вас не будет ни дома, ни денег. У вас нет юридических оснований бороться с нашими обвинениями. Вы проиграете и отправитесь в тюрьму за воровство. И тогда Флору все равно отдадут семье Айвори. Если вы попытаетесь сбежать, вас ждет обвинение в похищении ребенка, принадлежащего семье Айвори. За воротами уже ждет полиция. Однако если сегодня вы отдадите Флору, вы сделаете ей только лучше. Она будет жить привилегированной жизнью в Штатах. У нее будут законные права и шанс на достойную жизнь в приличной семье.
Волшебная Горлянка продолжала возмущаться, повторяя, что пора выставить незваных гостей. Она еще не поняла, какая катастрофа нависла надо мной и малышкой Флорой.
– Возможно, я бы всем сердцем согласилась с вами, что это было бы наилучшей жизнью для Флоры. Но я спрашиваю себя, как я могу оставить нашего ребенка с теми самыми людьми, которых так презирал Эдвард? Он сбежал сюда, в Китай, чтобы скрыться от вашей бездушности. Ты, Минерва, обманом заставила Эдварда жениться на себе, заявив, что беременна, – только для того, чтобы получить деньги и престиж его семьи. Твоя мать приказала тебе имитировать выкидыш. Вы хитрили, манипулировали, лгали, заставили Эдварда сделать то, что, по вашему мнению, было правильным для вас и нерожденного ребенка. Он хотел быть честным и добропорядочным, а когда вы сказали, что обманули его, сделали из его доброты посмешище. Вы сделали все, чтобы он вас отверг. Однако вы продолжали свои манипуляции, чтобы заставить его к вам вернуться. Но он никогда бы не прикоснулся к тебе.
Мистер Тиллман посмотрел на женщин. Минерва была потрясена. Миссис Лэмп торопливо, пытаясь прекратить поток обвинений, выпалила:
– Это ложь, и мы не намерены больше слышать ни слова! Минерва, не слушай! Возьми Флору, и мы уйдем!
Минерва застыла на месте. Нижняя губа у нее дрожала.
– Ты знаешь, что я говорю правду. Он бросил тебя и своих родителей, потому что вы допекли его своим эгоизмом, своими манипуляциями. Вы хотите украсть у меня Флору, и это доказывает, что вы – воплощение всего, что он ненавидел. У вас есть ваши бумажки, свидетельства с вашими именами и ненавистными фактами. Но это всего лишь слова на бумаге, а все остальное – ложь. Эдвард никогда бы не пожелал, чтобы его дочь жила с теми людьми, которых он презирал, от которых пытался сбежать. Этот ребенок родился от нашей любви друг к другу. Вы хотите завлечь ее в свои сети и опутывать ложью до тех пор, пока ее душа не задохнется. Я не отдам ее вам. Вы можете арестовать меня. Бросить в тюрьму. Но я никогда добровольно не отдам ее вам!
Я не могла даже смотреть на них, понимая, что скоро малышка Флора неизбежно попадет в их руки. Я прижала к себе Флору, и она уткнулась своим личиком в мое плечо. А потом я побежала. Волшебная Горлянка бросилась бежать вместе со мной. Я слышала, как миссис Лэмп что-то крикнула. Тиллман ответил:
– Пусть бегут. Их перехватит полиция.
– Мне страшно, – прошептала малышка Флора.
– Не бойся, родная, – ответила я прерывающимся голосом. – Не бойся.
Я побежала к задним воротам и услышала голос, приказывающий полицейским обогнуть дом. Я знала, что бежать бесполезно. Куда я отправлюсь? Где смогу спрятаться? Но я буду бороться за дочь, пока могу.
Я добралась до ворот и выбежала на улицу. Но тут двое полицейских-сикхов схватили меня за плечи, и малышка Флора вскрикнула, когда ее руки оторвали от моей шеи. Ее подняли и вытащили из моих рук, а она все смотрела и смотрела мне в глаза.
Полицейский, забравший ее, быстро удалялся, а другой крепко держал меня. Я уже не видела ее лица. Но слышала всхлипы:
– Нет! Пустите меня! Мама! Мама!
Я закричала ей вслед:
– Малышка Флора! Малышка Флора!
Она давно уже скрылась, а я все выкрикивала ее имя.
Не знаю, сколько я простояла там, пока Волшебная Горлянка не потянула меня в сторону дома. Я была в полнейшем замешательстве и могла только стоять и ждать. Волшебная Горлянка привела меня в дом, и я сразу направилась в комнату малышки Флоры. Меня охватила безумная идея, что Маленький Рам спас ее и сейчас она окажется в моих объятиях. Комната казалась пустой, в ней не было воздуха. Тяжело дыша, в детскую вошла Волшебная Горлянка. Маленький Рам сказал, что видел, как миссис Лэмп и Минерва сели в черную машину и поехали по Нанкинской улице. Машину Эдварда остался охранять полицейский, поэтому они бросились бежать за черной машиной, пока она не скрылась из виду. Волшебная Горлянка ходила по комнате малышки Флоры, кусала губы и плакала. Она нашла серебряный браслет, который подарила Флоре в день ее рождения. Он должен был связывать ее с землей.
– Я должна была заставить ее носить браслет…
Только недавно малышка Флора лежала, положив голову мне на колени, а я гладила ее по волосам. Миссис Лэмп и Минерва никогда не посмотрят на ребенка глазами матери. Для них малышка Флора будет значить не больше, чем документ, подтверждающий их юридические права. Я была такой глупой, что не осознавала опасности. Она была дочерью Эдварда, его единственным ребенком. А Эдвард, в свою очередь, был единственным ребенком семьи Айвори, их обожаемым сыном, который не мог поступить неправильно. Малышка Флора сейчас являлась законной дочерью Эдварда и Минервы и наследницей состояния семьи Айвори, которое Минерва с радостью поможет ей растратить. Малышка Флора займет свое место в генеалогическом древе семьи Айвори – как и ее фальшивая мать.
Войдя в комнату Эдварда, я закрыла за собой дверь. Я проклинала американские законы, глухого Бога, слепую судьбу и людскую жестокость. Я просила Эдварда заверить меня, что эти монстры не ранят сердце малышки Флоры. Я ходила по комнате, взывая к нему, будто он был Богом, знал обо всем, мог обещать мне и что-то решить.
– Не позволяй малышке Флоре потерять свою любознательность. Не позволь Минерве одурманить ее разум. Порази молнией миссис Лэмп. Верни мне малышку Флору! Позволь мне найти ее! Скажи мне, как ее найти!
Я провела ладонью по мягкой щетине кисточки для бритья, которая когда-то каждый день скользила по челюсти Эдварда. Мне нравилось наблюдать за ним в этот момент. Как могло случиться, что его кисточка здесь, а самого его нет? Я подняла золотые карманные часы Эдварда на тяжелой цепочке, нашла застежку, которую он прятал в карман жилета. Он одновременно был и аккуратным, и небрежным.
Я могла только гадать, какие из моих привычек приобрела бы Флора, если бы осталась со мной. Через какой калейдоскоп чудес она бы смотрела на мир? Унаследовала ли она от Эдварда его совесть, скромность и чувство юмора, его способность выражать более глубокую, всеобъемлющую любовь? Меня разъедало желание знать, какой она станет через десять лет. Пусть она будет любопытной, пусть у нее будет сильная воля. Если я и дала ей то, что она может сохранить, пусть это будет уверенность в том, что ее любят, чтобы и она сохранила способность любить.
Я поставила ее фотографию рядом с фотографией Эдварда и долго смотрела на нее. А потом я заметила, что на ней надет золотой медальон в виде сердца, который мы с Эдвардом купили ей вскоре после ее рождения. Внутри были крохотные фотографии – Эдварда и моя. Медальон был запечатан, чтобы, когда малышка Флора его носила, наши сердца всегда были бы рядом и их нельзя было разъединить. Девочка очень любила его. Она станет громко кричать, если кто-нибудь хотя бы попытается его отнять. Я надеялась, что она будет кричать и злиться на свою фальшивую мать.
Я поцеловала фотографию Эдварда и поблагодарила его за любовь и за малышку Флору. Потом поцеловала фотографию Флоры и поблагодарила и ее за то, что она показала мне, как сильно и свободно я могу любить. Я повторила слова Уитмена, которые часто цитировал Эдвард – обещание, которое позволило ему оставить семью и найти себя: «Всегда сопротивляйся, никогда не подчиняйся».
@@
Мы получили требование о выселении через несколько дней – без сомнения, делу дала ход семья Айвори, согласно своему тщательно организованному плану, по которому меня вырвут, как сорняк, и вышвырнут из их жизни. Представитель «Торговой компании Айвори» конфисковал машину. Кто-то из японской компании сделал опись всего, что находилось в доме. Когда они попытались забрать себе и картины Лу Шина, которые хотела сохранить Волшебная Горлянка, она ткнула в посвящение на оборотной стороне холста, которое ясно выражало, что картины были подарены моей матери.
Я нашла, куда пристроить няню, Маленького Рама и Умницу: добрая женщина из Американского клуба порекомендовала их в качестве слуг только что приехавшим из Сан-Франциско иностранцам. Мы с Волшебной Горлянкой взяли с собой все ценности, которые нам принадлежали: драгоценности, платья, резные фигурки – все, что могли продать, и составили список, в каком порядке будем с ними прощаться. Мне не хотелось расставаться с вещами малышки Флоры и Эдварда. Я никогда не решилась бы их продать, но я не могла и оставить их в доме, чтобы кто-то другой продал их или выкинул.
– Когда придет время, – сказала Волшебная Горлянка, – я найду им применение, и ты даже не узнаешь об этом.
Одну из вещей Эдварда мне хотелось оставить себе больше всего: его дневник в кожаной обложке, сохранивший слова и мысли, его видение мира и самого себя. Я искала дневник со дня смерти Эдварда, и сейчас я просто обязана была его найти. Вместе с Волшебной Горлянкой мы перебрали всю его одежду, заглянули под кровать, на которой мы с ним спали и на которой он умер. Мы искали за мебелью и даже отодвинули от стены тяжелый гардероб. Мы перебрали все книги в библиотеке и обшарили стены за книгами. Коричневая кожаная обложка делала дневник почти неотличимым от тысячи других книг. Что, если мы его не найдем?! Мне становилось плохо от одной этой мысли. Я уже отложила его автоматические ручки, карандаши, промокательную бумагу, прекрасное издание сборника «Листья травы» в обложке из зеленой кожи, которое он подарил мне в качестве извинения после нашей первой встречи, и самое главное – потрепанную версию той же книги, которую он купил себе, чтобы заменить подаренную мне книгу. Я взяла ее в руки. Он гоже когда-то держал ее. Я открыла ее – и вскрикнула, увидев, что находилось внутри. Страницы были вырезаны, чтобы создать в книге секретное место для хранения дневника. Он лежал прямо передо мной: с его словами, мыслями и чувствами. Я открыла его, стала листать страницы, и грусть покинула меня: я с удовольствием вспоминала время, когда он читал мне отрывки из дневника. Вот история о его героических деяниях, которые закончились для него падением лицом в грязь. Он так радовался, когда я смеялась над ней. В конце дневника я увидела другую запись. Я не помнила ее, и мне стало страшно: неужели были причины, по которым он скрыл ее от меня?
Возможно, там было какое-то откровение, может быть, он испытывал ко мне совсем другие чувства?
@
Вайолет ехала медленно. Она в первый раз села за руль, и глаза ее напряженно следили за дорогой, пока я наслаждался окрестными видами. Мы миновали ряд деревень, и я заметил, насколько мрачны лица фермеров: они никогда не видели, чтобы что-то ехало с такой скоростью. Мы излучали жизнерадостность и веселье. Но потом я заметил выбеленные известью стены домов, где яркие краски жизни побледнели от смерти. Я наблюдал за похоронной процессией людей в белом, медленно поднимающейся на холм. Болезнь распространялась, будто моровое поветрие. Я попросил Вайолет ехать быстрее, чтобы вдохнуть ветер жизни, который приносила скорость. Я не хотел думать о горестях в тот день, который проводил с любимой.
@
Значит, он уже тогда любил меня! Он был так осторожен, скрывая от меня свои чувства! Я перевернула страницу, но в глазах все расплывалось от слез. Между страниц, ближе к концу дневника, были вложены два письма. Они были от Лу Шина. Эдвард пообещал положить их туда, где их никто не найдет, пока я не скажу ему, что готова их прочитать. Я открыла одно из них. Оно было адресовано «Вайолет». Именно в нем он предлагал мне дом. Здесь также говорилось, что для этого понадобится внести изменения в завещание, для чего мне нужно позволить ему признать меня своей дочерью. Он просил моего разрешения. Но я ему так и не ответила. Второе письмо было тем, что я в свое время отказалась читать.
@
Моя дорогая Вайолет!
Я много лет хотел сказать тебе эти слова. Мне стыдно за то, что они дошли до тебя так поздно. Я дам тебе ответы в виде покаяния, а не объяснения: нет оправданий моему пренебрежению твоим счастьем и безопасностью.
Со дня твоего рождения я любил тебя – но не так, как должно. Точно так же я любил твою мать. Из-за того что у меня не хватало силы характера и смелости, я не смог противостоять семье. Я уступил их требованиям и стал исполнять все обязанности старшего сына. Когда твоя мать родила нашего сына, семья отняла его у нее. Он был первым представителем следующего поколения. Она не знача, где его искать, и я не мог ей сказать, потому что родные угрожали мне: они предупредили, что если я ей сообщу, то и сам никогда больше его не увижу.
Когда в тысяча девятьсот двенадцатом году умер мой отец, я наконец смог сообщить твоей матери, что ее сын находится в Сан-Франциско. Она ничего не знала о том, что с тобой случилось. Обманом ее заманили на борт судна. Обманом заставили поверить в то, что ты погибла.
И сейчас я готов признаться тебе в величайшем зле, что я совершил. Пять лет назад я был на приеме, организованном моим другом Верным Фаном, когда ты рассказывала свою первую историю. Именно тогда я узнал, что ты жива. Меня ужаснуло, что мои действия привели тебя к подобной жизни. Но потом я увидел, как ты влюблена в Верного, и услышал, как несколько мужчин говорили, что никогда не видели, чтобы Верный был кем-то так увлечен, и что неудивительно, если он станет твоим попечителем или даже мужем. Как я мог лишить тебя этой возможности? Это был твой мир, ты знала его изнутри, но если бы я взял тебя во внешний мир и сказал, что ты моя дочь, ты была бы потрясена. Я действительно верил, что с Верным тебя ждет счастье.
Я счел это жалкое оправдание достаточным, чтобы снова избежать ответственности. Я никогда никому не говорил, что я твой отец, вплоть до отъезда из Шанхая.
До моего возвращения прошло несколько лет. Как ты знаешь, семья Айвори попросила меня позаботиться об их сыне, Эдварде, который никого здесь не знал и не говорил по-китайски. Я представил его Верному, который немного знал английский. Он познакомил его с тобой. Остальное ты знаешь. Я несказанно рад, что ты нашла свое счастье, которое всегда заслуживала. Однако я также знаю, что твое счастье не освобождает меня от ответственности за свое аморальное поведение.
Я не видел твою мать и не разговаривал с ней со времени нашей встречи в Шанхае. Она не встретилась со мной в Сан-Франциско, как мы планировали. После того как я написал ей множество писем, я получил в ответ только одно. Она написала, что не желает видеть ни меня, ни своего сына, и что у нее только один ребенок и она будет оплакивать его каждый день. Она говорила о тебе. Если ты захочешь с ней связаться, я приложу для этого все усилия. Но пока я не буду ей ничего говорить, если ты не захочешь отворить двери, которые однажды закрыла, возможно, навсегда. Я надеюсь, что в этом письме ты нашла все необходимые ответы, но боюсь, что они могли вызвать у тебя еще большее смятение.
Прошу тебя, дай мне знать о своем решении. Я готов служить тебе как твой отец и твой должник.
Твой Лу Шин
@
Письмо было скучным кратким изложением его собственных духовных мучений. Несмотря на заявления, что он не заслуживает прощения, письмо он закончил на радостной ноте. Как он сможет вернуть мне долг, если я даже не имею возможности с ним связаться? Единственной неожиданностью оказалось то, что мать отказалась встречаться со своим сыном. Подумать только, она бросила меня совершенно зря! Лу Шин дал мне ответы на вопросы, которые мучили меня долгие годы. Но несмотря на эти недостаточные сведения, я узнала суть двух людей, которых проклинала много лет. Они просто были слабые, эгоистичные, их не заботили чужие чувства. Мне хотелось выбросить их из головы. Горе не оставило для них места, тем более что теперь мне нужно было быстро решить, что делать дальше. В первый раз с тех пор, как мне было четырнадцать лет, я могла выбирать. Теперь я могла оценить свои способности и сравнить их с имеющимися возможностями. Я была умнее многих и настойчивей.
Но вскоре я поняла, что эти качества не заставят мир вертеться в другую сторону. Я искала работу учителем английского в школе для китайских переводчиков. Все студенты там были мужчинами, и школа не могла принять на работу женщину. Я предлагала свои услуги в качестве гувернантки. Но по Американскому клубу прошел слух, что я была куртизанкой, которая выдавала себя за чью– то вдову. Они были в ужасе от мысли, что их детей будет учить проститутка. Я справлялась о вакансиях для учителей в канадских и австралийских школах, надеясь, что до них еще не дошли слухи о моем прошлом. Если они и слышали что-то, то никак этого не показали, сказав просто, что не могут нанять на работу человека без педагогического опыта.
Единственной возможностью для меня оставалось вернуться в мир цветов. Но сейчас я чувствовала себя так же, как и в четырнадцать лет. Мне казалось, что я оскверню себя, если буду предлагать тело мужчинам. Я чувствовала, что этим предам Эдварда. К тому же, если я вернусь в цветочный дом, я смогу прожить в том мире только несколько лет. А что потом? У меня было ужасное чувство, что выбора у меня нет. Мне пришлось признать поражение.
Волшебная Горлянка считала, что мы сами можем основать небольшой цветочный дом и назвать его «Приватным чайным домом», чтобы нас не путали с опиумными домами. Подразумевалось, что это будет более респектабельное место, где принимают мужчин с хорошими манерами и где требуется хоть какой-то период ухаживания – возможно, не такой долгий, как в первоклассном цветочном доме. В любом случае, как мы слышали, даже в первоклассных домах время ухаживаний очень сильно сократилось. Мы могли снять четыре комнаты: одну для Волшебной Горлянки, которая станет мадам, одну для меня – куртизанки, которая будет развлекать гостей. Две другие комнаты мы отдадим куртизанкам, которых планировали нанять. Я уныло выслушала ее план и сказала, что об этом слишком рано думать. Волшебная Горлянка предложила мне пойти отдохнуть, пока она поищет подходящее место для аренды. Она записала на отдельном листе, сколько нам предстоит заплатить за «защиту» Зеленой банде и какие налоги потребует с нас Международный сеттльмент. Позднее мы подсчитали, во сколько обойдется обстановка в респектабельном чайном доме. Потом получили от мистера Гао лист с оценкой наших драгоценностей и поняли, что чайная чашка – это все, что в итоге мы можем приобрести.
Тогда Волшебной Горлянке пришла в голову другая мысль.
– Верный Фан обещал, что если тебе когда-нибудь понадобится помощь, если ты окажешься в беде – ты можешь обратиться к нему.
– Это было семь лет назад, – заметила я, – Он наверняка уже не помнит, что обещал одной из своих девушек.
– Он дал тебе большое кольцо в знак того, что обещание истинно.
– Он многим цветам дарил кольца в знак того, что на тот момент было истинным. Ты сама мне говорила: когда пройдет время, кольцо из обещания превратится в обычный сувенир.
– Ты помнишь, я спрашивала тебя, сохранить ли кольцо или продать его с другими ненужными украшениями? Я видела, как ты при этом на меня посмотрела. Ты слишком долго колебалась, прежде чем сказать «да». Поэтому я не продала его.
– Тогда ты должна прямо сейчас его продать.
– В тебе говорит гордость, поэтому ты не хочешь обращаться к нему. Но тебе не нужно просить у него денег. Попроси его найти нам место в первоклассном цветочном доме. Нам всего-то нужно забежать к нему, и все. У него уйдет на это не больше пары минут: телефонный звонок и несколько комплиментов мадам.
Я так и не поблагодарила Верного за то, что он познакомил меня с Эдвардом. Сначала мне вообще не за что было благодарить. Он сам извинялся передо мной за грубость Эдварда. Позже мне пришло в голову, что, наверное, стоило бы подружиться с Верным и его женой, пригласить их на ужин. Но я не стала этого делать, потому что он напоминал бы мне о моем прошлом. Я сказала об этом Эдварду, и он меня понял. Если я пойду к Верному, он напомнит мне не только о прошлом, но и о времени, когда я безутешно страдала по нему. Он слишком хорошо меня знал – и в интимном плане, и в эмоциональном. Он знал все мои слабости, знал, как заставить меня сдаться. Я никогда не любила его так глубоко, как Эдварда. Но если я его увижу, одно только выражение его лица, которое когда-то заставило меня поверить, что он меня любит, может привести меня в ярость или напомнить о наших с ним ночах. Волшебная Горлянка права: я слишком гордая. Но будет глупо не встретиться с ним только потому, что я не хочу напоминаний о совместном прошлом. Худшее, что он может сделать, – забыть о своем обещании. В этом случае я почувствую себя униженной… но и все. Я не могу сейчас позволить себе гордость.
Когда я наконец подняла телефонную трубку и позвонила Верному, я прежде всего извинилась, что за прошедшие годы ни разу его не поблагодарила. Я честно сказала ему, что хотела забыть о своей прошлой жизни, а потом кратко сообщила ему о смерти Эдварда.
– Когда я услышал об этом, мне стало очень больно за тебя. Правда. Я представляю, насколько велико твое горе, – сказал Верный Фан.
Затем я рассказала ему, как у меня отобрали малышку Флору. Он застонал:
– Об этом я не знал, и у меня нет слов, чтобы описать, насколько мне жаль. Я могу только сказать, что если бы такое случилось с моим сыном, я нашел бы тех, кто это сделал, и оторвал бы им руки и ноги. Я рад, что с тобой до сих пор рядом Волшебная Горлянка. Она на протяжении стольких лет была тебе верной подругой.
– Она мне как мать, – сказала я.
– Кстати, у тебя до сих пор живет та кошка, которая пыталась сожрать мою руку?
– Ты уже спрашивал меня об этом семь лет назад. Карлотта умерла, – к горлу подкатил комок.
– Неужели и правда прошло столько лет?
– Так много времени, что ты наверняка забыл то, что сказал семь лет назад. Если так и есть, то я не стану тебе напоминать…
Он перебил меня.
– Я уже догадался, по какой причине ты со мной связалась, – сказал он.
Я подумала, что он хочет меня уязвить.
– Я знаю, что тебе пришлось забыть о гордости и старых ранах, чтобы мне позвонить.
– Ты не обязан мне помогать. Это было много лет назад.
– Ах, Вайолет, ты все еще не принимаешь чужую доброту.
Я с радостью помогу, чем смогу. Говори прямо.
– Мне нужно вернуться к старой работе. Я не знаю, примет ли меня обратно «Дом Красного Цветка». Мне почти двадцать пять, и ты не сделаешь меня моложе, сколько бы ты ни отвешивал мне комплиментов. Горе и беспокойство ухудшили то, с чем еще не справился возраст. Но если ты замолвишь за меня словечко, они хотя бы подумают, не взять ли меня на работу. Я смотрю на вещи трезво. Я с благодарностью приму любую твою помощь, если тебе не придется лгать… или хотя бы лгать не слишком сильно.
Он на несколько секунд затих, несомненно, формулируя вежливую отповедь, чтобы объяснить, почему он не в силах мне помочь.
– Дай подумать, что я могу сделать… Можешь прийти завтра ко мне в офис?
Я решила, что он хочет посмотреть, насколько я постарела, чтобы узнать, в какой из домов меня порекомендовать.
На следующий день он прислал за мной машину, чтобы отвезти в свой офис. Я была удивлена, насколько его кабинет был скромным: рабочий стол, жесткие стулья, небольшой диванчик, кресло и маленькие столики. В нем царил беспорядок.
Он торопливо поцеловал мне руку:
– Вайолет, я всегда рад тебя видеть, – Верный наградил меня своим знаменитым взглядом. – Ты, как и всегда, прекрасна.
– Спасибо. Твои комплименты тоже, как всегда, прекрасны, – я улыбнулась ему – дружески, но не кокетливо. Я видела, что он уже более критически оценивает мою внешность.
Он откинулся в кресле, положил ногу на ногу и закурил – классическая поза дельца.
– Я тут довольно много размышлял, что я могу сделать. И вот мое предложение: я пойду к Красному Цветку – теперь она владеет домом – и упомяну, что ты хочешь вернуться в бизнес и скоро будешь выбирать себе дом. А потом скажу, что горю желанием стать одним из твоих клиентов, а так как «Дом Красного Цветка» – один из моих любимых цветочных домов, я надеюсь, что она сделает все возможное, чтобы убедить тебя вернуться.
– Очень щедро с твоей стороны, – я пыталась понять, чего же на самом деле он хочет.
– В любых переговорах лучше заставить другую сторону считать, что они получат больше выгоды, чем ты. Но не нужно на себя наговаривать, Вайолет. Ты красива, ты понимаешь мужчин и снисходительна к их ошибкам. Я знаю, что ты колеблешься – из-за чувств к Эдварду. Но вообще-то я собирался предложить тебе давать мне уроки английского – в твоем будуаре. Я серьезно. Уже много лет назад мне стоило улучшить свой английский. Этого требует бизнес. Я полагаюсь на переводчиков – и понятия не имею, говорят ли они именно то, что я имею в виду. Я предлагаю тебе следующее: я буду навещать тебя два или три раза в неделю. Мне нужно, чтобы ты была строгим учителем и заставляла меня заниматься. Никаких отговорок. Я буду платить за уроки столько же, сколько тебе платил бы клиент. А если я буду недостаточно старательным, ты можешь налагать на меня штрафы. Ну и так как я не буду твоим настоящим клиентом, я продолжу ухаживать за другими женщинами – конечно, в других домах. Таким образом, ты будешь вольна принимать новых клиентов, когда снова привыкнешь к жизни в цветочном доме. У нас должно быть четкое понимание, что это деловая договоренность. У меня нет скрытых мотивов. Я только хочу помочь тебе как старому другу. И я хочу выучить английский до такого уровня, чтобы мне не пришлось пользоваться словарем, в котором написано, что дом с куртизанками – это бордель со шлюхами за десять долларов.
@@
Верный был неважным учеником и штрафов заплатил мне немало. Через две недели мы не удержались, вспомнили старые времена и воссоединились в постели. Я скучала по теплу и уюту другого человека, а Верный был мне хорошо знаком. Еще через четыре недели мы стали каждую ночь спорить о недопониманиях – что было сказано и как это было понято. Он несколько раз находил отговорки, чтобы не приходить на занятия. Потом я выяснила, что он ходит к другой куртизанке.
– Если бы ты узнала об этом раньше, – сказал он раздраженно, – ты бы раньше разозлилась. А благодаря тому, что я ничего тебе не сказал, ты была счастлива со мной на две недели дольше.
– Мне все равно, к кому еще ты ходишь. Но не оскорбляй меня враньем.
– Я не обязан обо всем тебе докладывать.
В прошлом, во времена моей влюбленности, он рождал во мне бурю чувств и опустошение. Сейчас же его шалости вызывали у меня только гнев. Я больше не была в него влюблена, и его эгоизм меня утомлял. Сердце мое бесконечно тосковало по Эдварду и Флоре. Я хотела, чтобы они вернулись ко мне. Тоска по Верному была тоской пятнадцатилетней девочки, которая стала старше, но все так же верила, что выйдет замуж за того, кто лишил ее девственности. Я рада была избавиться от иллюзий.
– Мы никогда не поймем друг друга, – сказала я. Я не испытывала ни печали, ни злости. Я будто повторяла только что выученный урок. – Мы должны признать, что ты никогда не изменишься и я тоже. Мы становимся друг для друга источником несчастья. Пора остановиться.
– Я согласен. Возможно, через месяц мы станем более благоразумны…
– Мы никогда такими не станем. Мы такие, какие есть. Я хочу закончить. И я не передумаю.
– Ты слишком важна для меня, Вайолет. Ты единственная, кто так хорошо меня понимает. Я знаю, что не всегда могу сделать тебя счастливой. Но между нашими ссорами ты бываешь счастлива. Ты сама мне об этом говорила. Давай попробуем меньше воевать и чаще быть счастливыми…
– Я не могу так продолжать. С годами сердце мое стало более хрупким.
– Ты больше не хочешь меня видеть?
– Я буду встречаться с тобой как учитель с учеником на уроках английского.
На меня снизошло спокойствие. Все раздражение, вызванное Верным Фаном, ушло. Много лет я ждала от него доказательств любви ко мне. И никакое терпение не помогло бы их дождаться, потому что я не знала, что такое любовь, знала только, что мне отчаянно ее не хватает. Но сейчас, познав настоящую любовь, я поняла, что не найду в Верном постоянства. Его «вечная» любовь продолжалась, пока я была с ним рядом. Но мне были нужны более глубокие чувства, когда мы не могли бы насытиться друг другом, жаждали лучше узнать наши сердца, наши мысли, видение мира. И это осознание стало моей победой над самой собой.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ГОДЫ – ЗЫБУЧИЙ ПЕСОК
Шанхай, март 1925 года
Вайолет
Верный Фан организовал большой прием в «Доме Лин» в честь пятнадцатилетней девственницы-куртизанки Рубиновое Небо и ее предстоящей дефлорации, которую он купил за гораздо большую сумму, чем мою. Как и в тот вечер, когда я с ним познакомилась, он пригласил семерых друзей, и для них не хватало куртизанок. Естественно, он пригласил меня на прием, и я по достоинству оценила его приглашение.
Последние несколько лет я изо всех сил старалась улучшить свои навыки в игре на цитре и в пении западных песен. Верный Фан расхваливал другим гостям мои музыкальные таланты, чтобы они приглашали меня и на свои приемы. По правде говоря, мои таланты были довольно-таки посредственными. Несмотря на его рекомендации, мой рабочий стол не ломился от приглашений. Кто из более юных клиентов захочет слушать игру на цитре, если можно завести патефон с быстрой мелодией? Молодежь предпочитает модные новинки – ведь сегодня Шанхай становится все более современным. Вот почему я решила исполнять классические песни в мелодичном западном стиле, где цитра служила всего лишь аккомпанементом. Один из гостей, бывавший в Соединенных Штатах, сказал, что моя игра напоминает ему игру на банджо. С тех пор я так и стала представлять свое выступление, добавляя, что такой музыкальный стиль «очень востребован на вечеринках с живой атмосферой».
