Текст книги "Рута (СИ)"

Автор книги: Элина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Ратиол подошел к ней, накинул плед на плечи, помог подняться и усадил в кресло, сам сел на кровать.

– Я думал у тебя с ним все по согласию, – растерянно проговорил он. – Дружинники постоянно обсуждают, как вы…как он…ну, в общем, что происходит на ночных оргиях.

Девушка снова залилась краской и, закрыв лицо ладонями, затряслась в беззвучном рыдании. Арден толкнул друга в плечо и покрутил у виска указательным пальцем, тот виновато развел руками.

– Не плачь, Сеза – ласково прошептал он. – Расскажи, как ты здесь очутилась и где твоя семья.

* * *

В дверь кабинета, в котором барон проводил большую часть своего времени, проверяя хозяйственные книги, составляя деловые письма или просто подремывая в любимом кресле, осторожно постучались. Барон поднял голову и, посмотрев на дверь, сказал:

– Войдите!

– Ваша светлость! Прибыл королевский гонец с поручением! – произнес, вошедший в кабинет длинный и худой пожилой слуга.

Ливрея сидела на нем, так, как будто была с чужого плеча, но поскольку человек он был обязательный и исполнительный, душою предан своему хозяину и его семье, барон назначил его дворецким не смотря на такой не представительный вид.

Барон Максиль Вельмон, вообще, был очень мягким и добрым человеком. Его семья, состоящая из жены, двух дочерей и маленького сынишки и вся дворовая челядь питали к нему большое уважение и теплые чувства. За всю свою жизнь он не сделал не одного гнусного поступка, считал главным человеческим достоинствами: порядочность и честность. Это сильно мешало ему в жизни, потому как, имея такие принципы, сложно переживать полное отсутствие таких качеств у большинства людей, тем более среди знати.

Будучи молодым, он пробовал устроить придворную карьеру, но буквально через несколько дней понял, что абсолютно не обладает нужными для этого качествами. По настоянию своего родителя, пытался заводить нужные знакомства и связи, и тут потерпел неудачу, потому что плохо разбирался в людях. Ему казалось, что если человек правильно рассуждает и осуждает других за подлые и безобразные поступки, то сам он на такие деяния не способен. Для него стало открытием, что люди частенько надевают на себя маску порядочности и носят ее до тех пор, пока натура не возьмет свое, и как только понимают, что разоблачили себя, начинают вести себя естественно, ни чего не скрывая, тем самым, удивляя его своей радикальной переменой к худшему. Каждый раз сильное разочарование, просто выбивало почву у него из-под ног, он даже заболевал от подобных переживаний.

С возрастом он набрался мудрости и опыта, уже не пытался изменить мир и просто постарался по возможности обособиться и окружить себя только близкими и приятными ему людьми, с остальными оставив только деловые отношения. Продав все свое имущество в столице, он купил поместье в самой глуши Темерии и благополучно жил там, будучи уверен, что вдали от двора он сможет воспитать в своих детях только те качества, которые считал самыми важными в жизни. И надо сказать, что это ему удалось! Две его дочери: тринадцатилетняя Сереза и одиннадцатилетняя Натин, были похожи на ангелочков воплоти и не только внешностью. Не смотря на столь юный возраст, они помогали всем нищим и убогим, вместе с детьми простолюдинов работали в огороде, выполняли работу по дому и мечтали о простых детских радостях и тихом семейном счастье.

Барон считал, что раз он покинул Вызиму и перестал посещать двор, то про него в королевском окружении уже и не вспоминают. Потому сообщение о том, что прибыл королевский гонец, ввергло его в оцепенение.

– Ваша светлость! – подождав немного, повторил слуга. – Прибыл королевский гонец! Прикажите пригласить?

– Да, да, конечно, Оливен! – пришел в себя барон. – Зови немедленно!

Слуга церемонно поклонился и вышел, через минуту в дверь вошел невысокий коротко стриженный молодой человек, в запыленной, но дорогой одежде. Отвесив барону небрежный поклон, не дожидаясь приглашения, подошел к столу и уселся в кресло.

– Я прибыл сообщить, что королева Адда с принцем, следуя из Вызимы в Элландер, решила почтить вас честью и остановиться в этом замке на ночлег. Ее величество с их высочеством прибудут к вечеру, вам велено подготовить им надлежащий прием.

Это сообщение было для барона, как гром среди ясного неба. Вместе с растерянностью появилось предчувствие, чего-то нехорошего, но противиться королевской воли он не мог.

Занимаясь приготовлениями к встрече высоких гостей, он с грустью и тревогой наблюдал, как его милые дочурки, не понимая и не чувствуя опасности, радуются приезду королевы и юного принца. Баронесса же, полностью разделяла опасения мужа, поэтому провела с детьми долгую беседу, заставив их пообещать, что не отойдут от нее ни на шаг.

К вечеру, королевское семейство в сопровождении многочисленной свиты, заполнило замок барона полностью. Был торжественный прием, потом ужин, перешедший в ночную пьяную оргию. Бесцеремонные подвыпившие придворные вели себя отвратительно, с молчаливого позволения принца, высокомерно относились к хозяину, много чего поломали и испортили, но под утро все же угомонились, заснув, где и как попало.

Во время всей этой суеты и пиршества, королева выглядела так, как будто находилась в подчинение у своего четырнадцатилетнего чада. На удивление, если учитывать ее прошлое, она была человеком тихим и покладистым, не способным перечить даже собственному сыну, который, похоже впитал в себя все особенности ее прежней сущности.

Испорченные вещи барона беспокоили гораздо меньше, чем живой интерес наследника престола к старшей дочери Серезе. Наивная, воспитанная вдали от интриг, девочка представить себе не могла, какие отвратительные мысли бродят в голове этого глуповатого на вид подростка. Она весело смеялась его шуткам и непосредственно отвечала на его, только ей кажущиеся безобидными вопросы.

К полудню следующего дня этот кошмар семьи барона Вельмона окончился, с отъездом королевского двора. Ощутивший несказанное облегчение барон, решил, что беда обошла его дом стороной, только заглянув ненадолго, но когда через месяц он вновь увидел на пороге своего замка принца в сопровождении крепких парней, только что набранной им дружины головорезов из самых отъявленных негодяев золотой молодежи, то понял, как сильно ошибался.

На счастье его жена с младшей дочкой и сынишкой, в этот момент находились в соседней деревушке на детском празднике, который устраивали там каждый год, когда начинали цвести вишни. И к несчастью, приболевшая в тот день Сеза осталась дома.

Отец отчаянно защищал свою дочь, многие слуги пришли ему на помощь. Многие из них погибли, многие были покалечены. Барона жестоко избили, но оставили жить, предупредив, что если он будет искать свою дочь, то лишится всего своего семейства.

Сезу принц за волосы вытащил из постели и изнасиловал на глазах отца, ревущего, словно раненый лев, с трудом удерживаемого несколькими мерзавцами. Потом, находящуюся в шоке бедную девочку, словно тряпичную куклу, перекинули через седло и увезли далеко от дома, прихватив все ценное, что попалось на глаза.

* * *

– Вот уже более трех лет я живу в этом аду, – продолжала свой рассказ девушка. – За все это время вы первые, имеющие человеческое лицо и выжившие здесь люди. Обычно принц жестоко расправляется с такими как вы сразу же. Он терпеть не может ничего хоть сколько-нибудь светлого и хорошего. Подобно дикому зверю, за милю чующему добычу, он чувствует и ненавидит это в человеке. Единственное, что для него имеет значение это знатное происхождение. Будучи сам рожден от бывшей упырицы и какого-то никому не известного графа, он чтит голубую кровь, так как будто это самое святое на свете. Поэтому, господин Арден, он не убил вас сразу и поэтому, он держит меня здесь…для себя. Ведь постоянно его дружина привозит сюда девушек из окрестных деревень, но он считает унизительным для себя такую связь.

Она притихла и закрыла глаза, все переполняющие ее чувства отразились на ее хорошеньком припухшем личике: и ненависть, и страдания, и боль…боль… много боли.

– Прошу вас! Сделайте то, о чем я вас просила! – взмолилась она. – Потратьте несколько часов своего драгоценного времени! Даруйте мне возможность избавиться от этого кошмара!

Арден, проглотив подступивший к горлу ком, сел на край кровати, взял теплую, маленькую ручку Сезы в свою ладонь и поцеловал ее.

– Я сделаю все, что в моих силах, баронесса Вельмон, что бы спасти вас и вернуть домой! – торжественно произнес он.

– Сделайте, только то, о чем я просила, – прошептала она. – Большего мне не надо!

Она встала, присела в реверансе и направилась к двери, взявшись за ручку, обернулась.

– Прощайте, – тихо сказала она. – И спасибо за надежду!

После ее ухода юноши долго молчали. Комнату наполнил тусклый свет восходящего зимнего солнца, и вместе с ним в душе Ардена рождалась решительность и желание действовать. Теперь от него зависела судьба еще одного человека, и он не мог позволить себе раскисать и потакать своим слабостям. Чувство ответственности за жизнь стольких небезразличных ему людей придало ему силы и уверенности.

– Совершенно очевидно, что в одиночку мне не справиться, – произнес он в слух. – Как бы мне ни не хотелось этого делать, но я вынужден просить о помощи.

– Кого? – удивился Ратиол.

– Друга! – ответил Арден, в котором гордость боролась с радостью, что он вновь увидит ее. – Мне надо, во что бы то ни стало попасть в город и отправить послание!

* * *

Проснувшийся только к обеду принц зашел к больному, когда дело шло уже к ужину. Измучившийся в ожидании Арден, встретил его искренне радостной улыбкой и как только он появился в дверях, возбужденно воскликнул:

– Ваше величество! Мне не терпится побыстрее выполнить ваше поручение! Но что бы все прошло удачно и без промедления, нам с вами кое-что надо сделать!

Троян удивленно уставился на него, оттопырив нижнюю губу и выпятив вперед свой огромный круглый живот. Потом удивление в его взгляде сменило недоверие, усаживаясь в кресло, он спросил с ухмылкой:

– Откуда это, вдруг, у тебя такое рвение?

Арден понял, что морочить принцу голову не удастся. Проницательный взгляд маленьких поросячьих глазок, казалось, проникает в самую глубину его души и читает его мысли, как раскрытую книгу.

– Вы сказали, что я смогу, сам тогда выбрать себе награду, – уточнил он, решив по возможности говорить правду.

– Раз я сказал, то так тому и быть! – высокомерно заявил принц. – Нарушить королевское слово, значит, осквернить кровь своих предков!

– Тогда могу я вас попросить о небольшом авансе?

– Об авансе?! Ну, герцог, твоя наглость не знает границ! – недобро усмехнулся толстяк. – Твоя жизнь и жизнь твоего заморыша – разве этого аванса тебе не достаточно?

– Это не аванс, а залог успешного завершения вашего поручения! – потеряв всякий страх, ответил Арден.

– Ладно, – немного подумав, согласился Троян. – Чего ты хочешь?

– Отпустите Сезу.

Принц словно подброшенный пружиной вскочил на ноги, уперев руки в кровать, склонившись над юношей, произнес так, что казалось, будто это не человеческая речь, а шипение василиска:

– Я превращу ее у тебя на глазах в кучу кровавого дерьма, а твоего пса просто подвешу за ноги на частоколе. Успеешь съездить в Хаггу и обратно, пока он не сдохнет, значит, повезло; не успеешь – подвешу рядом!

Арден даже сам удивился, что ненависть и презрение полностью стерли страх перед этим чудовищем из его сознания. Он смело посмотрел принцу в глаза и твердо сказал:

– Тогда, ваше величество, я лучше умру вместе с ними, радуясь, что очень скоро вы последуете за нами, а не на трон!

Принц резко выпрямился и стремительно направился к двери, но, переступив через порог, остановился, постояв немного в задумчивости, вернулся обратно в комнату.

– Значит, эта мерзавка приходила плакаться на свою судьбу, нашла, так сказать, жилетку, – он тряхнул головой так, что затрепыхались все его многочисленные подбородки. – Плевать мне на нее, но отпущу только, когда все будет кончено. А сейчас в качестве аванса, могу предложить только свое королевское слово, что до твоего возвращения не притронусь к ней.

– Благодарю вас! – Арден сел и склонил перед принцем голову. – Тогда давайте перейдем к делу. Мне надо заглянуть в свой банк, отдать кое-какие распоряжения и написать отцу, что собираюсь вернуться. Мы расстались с ним не очень хорошо, что бы он принял меня обратно, я должен сперва получить его прощение. Затем вам следует подобрать у ювелира подарок для Тины, зная свою сестру, могу сказать совершенно точно, что только хороший алмаз, заставит ее услышать хотя бы слово из того, что я намериваюсь ей сказать.

Принц тяжело вздохнул, явно, подавить в себе гнев ему стоило невероятных усилий.

– Хорошо. Как только сможешь сидеть в седле, отправишься в Каррерас. Сделаешь свои дела и выберешь подарок для моей невесты, а Хлой тебе поможет. Но учти: сделаешь какую-нибудь глупость – скормлю девку с этим, – он указал пальцем на насупившегося Ратиола, – своим сторожевым псам.

Как только Троян покинул комнату, Ратиол подбежал к другу и сев рядом на кровать, возбужденно зашептал:

– Ты что с ума сошел? Я думал он прямо здесь порвет нас на части! С чего ты взял, что он отпустит Сезу?

Арден сладко потянулся, усмехнулся, видно было, что он очень доволен собой.

– А я и не думал, что он ее отпустит. Просто я поступил так, как всегда делает моя сестра, когда хочет получить что-то у родителей. Надо просить как можно больше, тогда тебе сами предложат то, что ты и намеривался получить.

– В этом случае, могли и голову оторвать! – укоризненно проговорил Ратиол.

– Ничего он нам не сделает, хотя, конечно, руки у него чешутся, – успокоил его юноша. – Ему важно, что бы союз с моей сестрой был совершенно законным, то есть по обоюдному согласию и с благословения родителей. Что бы знать не смогла потом найти причин отказать ему в троне. Но сильно злить его тоже не следует, в следующий раз, он может не и сдержаться!

* * *

Белое снежное покрывало укрывающие серые обшарпанные здания, грязь и редко убираемые помойные кучи, прихваченные морозом, а посему не источающие зловония – делает Венгерберг зимой гораздо привлекательнее, чем в другое время года. Всегда разбитые и ухабистые дороги города, в зимнее время выравниваются и становятся гладкими, укатанные полозьями саней. Город, в эту пору как будто преображается, неизменной остается только его рыночная площадь. Здесь всегда, не зависимо от времени года, шумно, грязно и смердит. Запах копченостей и выпечки, смешивается с вонью клозета и протухших овощей и рыбы, сваливаемых здесь же и никогда ни кем не убираемых. Поэтому первые несколько минут, люди, пришедшие на рынок, старательно прячут носы в рукавицы и меховые воротники, но потом привыкают и уже не обращают на ужасный запах никакого внимания.

Лютик терпеть не мог этого места и конечно, никогда бы не стал ходить сюда ежедневно, если бы вдовушка, у которой он остановился на зимовку, не была так увлечена стряпней. Каждый день в ее голове рождался новый кулинарный шедевр, для которого требовались всегда новые ингредиенты, и поскольку сама она с утра сразу же бежала в кухню, и начинала подготовку к стряпне, то в обязанности Лютика входило доставлять необходимые продукты.

Сперва поэту все это очень нравилось, за исключением походов на рынок, но сильно прибавив в весе за небольшой срок, он серьезно начал опасаться за свою фигуру. Просьбы умерить свой кулинарный пыл, не возымели на вдовушку никакого воздействия, а отказ от ужина или обеда она воспринимала, как самое страшное оскорбление. Бороться с ней было совершенно бесполезно, оставалось либо искать себе другое прибежище, либо терпеть. Лютик выбрал второе, потому что хоть и опасался за свою комплекцию, и частенько от переедания у него случалось несварение, на душе появилось давно не посещавшее его спокойствие и умиротворение.

За последнее время он перепробовал все, что только мог, но хандра и тоска никак не хотели от него отвязаться. В борделе, почему-то, становилось еще хуже: остро чувствовалось меркантильное отношение проституток. Вино только все усугубляло, особенно утром с похмелья. Пробовал серьезно влюбиться, но тянуло все время к юным девам, которые считали его стариком и без всякого уважения сообщали ему об этом. И когда поэт уже совсем отчаялся и измучился, вдруг избавление пришло в таком примитивном виде: наелся, как клоп и сидишь не двигаешься, полностью занятый пищеварительным процессом. Не хочется ни писать, ни страдать, ни любить, ни творить, только спать и больше ничего. Конечно, он не собирался потратить на это свою жизнь, только до весны, а там опять на большак. Бродяжничество самый лучший способ похудения, только бы Пегас смог его поднять, когда сойдет снег!

Лютик шел по маленькой улочке, разглядывая окна и, думая о том, что каждый прожитый в этом городе день, как две капли воды похож на предыдущий. Можно совершенно точно предсказать, что произойдет в следующую минуту. Вот сейчас он свернет на площадь и тут же стоящий с краю здоровенный детина с бритой головой, в заляпанном кровью фартуке улыбнется, завидя его, своей лошадиной улыбкой и спросит: «Какой кусок мяса сегодня желает господин?»

Дальше торговка овощами пообещает выбрать самые лучшие корнеплоды и сделать хорошую скидку, а сама обязательно засунет в корзину пару испорченных картофелин. Потом пекарь…

С тоски можно умереть! Поэт представил себя почтенным горожанином, который изо дня в день проходит по одному и тому же маршруту пятьдесят-сто шагов до своей лавки, где выполняет монотонную однообразную работу, называя все это стабильностью. И так дни, года, десятилетия! Потом становится старым, и дети подхватывают упавшее знамя, а он сидит в кресле перед камином и вспоминает свою жизнь, состоящую из постоянно повторяющегося с небольшими изменениями, одного дня и пересчитывает свои скромные накопления. Это в лучшем случае! А порой почтенный старец, дабы разнообразить свою жизнь хотя бы на старости лет, с удовольствием попивает кровь своих родственников, зная, что те будут терпеть лишь бы оказаться в числе наследников.

Нет уж, лучше до старости болтаться в седле, постанывая от болячек, не зная, что тебя ждет за следующим поворотом, чем монотонно перелистывать страницы своей бесцветной жизни!

Размышляя и поглаживая живот, Лютик свернул с маленькой улочки на рыночную площадь, привычно прикрыв нос надушенным платочком. Здесь все было, так как он предполагал, то есть так же как всегда. Вот мясник со своей лошадиной улыбкой, вот торговка, вот пекарь, а вот сапожник большой любитель рассказывать неприличные истории, пестреющие интимными подробностями личной жизни родственников, соседей и знакомых. Даже много чего повидавшего Лютика всякий раз начинало коробить от этих безобразных анекдотов, так же как многих других. Но рассказчика это ни сколько не останавливало, ему достаточно было положительной реакции нескольких юнцов из торговой братии.

– Опять травит! – развел руками бакалейщик, улыбаясь подошедшему к его лавке поэту. – Спасу от него нету! Слушая, его я начинаю верить, что в нашем городе живут одни проститутки и извращенцы!

– Думается мне, что именно этого он и добивается, – усмехнулся Лютик. – Тяжело осознавать себя белой вороной, гораздо проще взять всех и выкрасить под себя. Дай-ка мне вон ту…

Следующая произнесенная сапожником фраза, заставила его резко развернуться.

– А помните ведьму Йеннифэр, так вот не далее, как вчера видел я эту шлюху в компании какого-то эльфа. – Растянув в улыбке свою широкую физиономию, тараторил рассказчик. – Похоже, опять загуляла эта кошка, мало, что раньше переспала почти со всем городом, теперь опять взялась за старое! А этот эльф не иначе, как…

– Где ты ее видел? – подбежал к нему с вопросом Лютик.

– Возле ее старого дома и видел! Только зря ты господин поэт так разволновался, говорю ж, уже нашла себе мужичка на утеху, не чета тебе – молодой, красивый, богатый. Уж не знаю, чего он на нее позарился, может, приворожила? – почесывая гениталии и омерзительно улыбаясь, проговорил сапожник. – Шел бы ты лучше к своей толстозадой вдове, а эта штучка тебе не по зубам!

– Теперь понятно где ты оставил свои! – усмехнулся поэт, глядя в почти беззубый рот хама.

Не тратя больше не минуты, Лютик побежал к старому дому Йеннифэр.

«Может быть, она скажет мне, где сейчас Геральт? – думал он, начиная потихоньку задыхаться, сбавляя темп. – Мне так его не хватает, что я готов идти искать на край света!»

Дверь открыла пожилая служанка, оценивающе осмотрев поэта с головы до ног, сообщила, что хозяйки сейчас дома нет. Вдруг со второго этажа дома раздался заливистый смех чародейки.

– Скажи ей, что пришел Лютик!

– Не велено беспокоить! – попыталась закрыть дверь служанка. – Уберите ногу, иначе я сейчас закричу!

– Кричи! Я хочу ее видеть, и увижу! – повысил голос поэт.

– Госпожа Йеннифэр! – заголосила служанка.

– Успокойся Хильта! – произнесла появившаяся на лестнице чародейка. – Пусти его!

Как всегда прекрасная, закутанная в голубой шелковый халат, с гривой непослушных черных волос, спадающих кольцами на узкие плечи, чародейка спустилась вниз и протянула ему руку.

– Здравствуй Лютик! – улыбнулась она. – Только избавь меня от своих вопросов, которые сейчас роятся в твоей голове. Я не знаю где ведьмак!

– Может, ты попробуешь…

– И не подумаю! Пускай пока отдыхает! Осенью, я преподнесу ему шикарный подарок, а пока мы оба можем расслабиться!

– А что за тип…

– У тебя невероятная особенность, всегда оказываться там, где не надо! – глаза Йеннифэр опасно сверкнули. – Есть вещи, которые тебя не касаются, и не смей даже мысленно к ним приближаться!

Она взяла его под руку и подвела к двери.

– Прощай Лютик! И постарайся сделать, так что бы я тебя до следующей осени не видела!