Текст книги "Рута (СИ)"

Автор книги: Элина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

– Ну, как ты?

– Как я могу быть? – посмотрев на ведьмака дурным глазом, зарыдал мужик, – Тепереча быть мне оборотнем в первую же полную луну!

Было совершенно очевидно, что объяснять мужику, что это все сказки и на самом деле, самое страшное в его положение то, что он какое-то время просто не сможет пользоваться своим седалищем – абсолютно бесполезно.

– Я дам тебе мазь, будешь мазать ей рану в каждую полночь, пока не закончится, – сказал ведьмак с сочувствием, – Она снимет проклятье, и ты останешься человеком. А теперь скажи мне, что ты делал в лесу?

– Вешаться я пошел! Жена померла, дочка померла! Зачем мне жить? Вот ты знаешь?

Геральт не знал. Поэтому, похлопав мужика по спине, встал, и пошел к дому старосты.

Староста сидел за накрытым столом, не ел, ждал ведьмака. Его жена сегодня расстаралась на славу, чего только не было на столе, а аромат исходил такой, что можно было захлебнуться слюной. Ели молча и с удовольствием, запивая все свежим пивом. Насытившись, Любош закряхтел, погладил круглый, как арбуз живот и спросил:

– Может, изволите еще у нас погостить немного?

– Спасибо. Я уезжаю завтра на рассвете. Оставлю мазь для кузнеца на столе, не забудьте передать.

– Это вам спасибо, милсдарь, от всей деревни, так сказать, благодарствую, – староста положил перед ведьмаком мешочек с деньгами, – уж не обессудьте, коль, что не так. Заезжайте к нам когда хотите, будем рады. Жена соберет вам еды в дорожку и зашьет штаны.

* * *

Только оставшись один, в маленькой, но уютной комнатке, сняв одежду, умывшись и обтерпевшись мокрым полотенцем, Геральт понял, как он устал за сегодняшний день. Обработав рану на ноге, улегся в постель. Постель была мягкой, пахла мылом и чистотой, хотелось зарыться в нее, закопаться и никогда не вылезать. Он блаженно закрыл глаза, и сразу же воображение нарисовало Ванду. Сон обещал быть приятным, но явь оказалась на много лучше. Ветерок внес в открытое окно аромат ванили и еще чего-то очень приятного. Геральт слетел с кровати и подошел к окну, она стояла вся воздушная и прекрасная в лунном свете, с развевающимися на ветру волосами. Он наклонился, поднял ее, как маленького ребенка и втянул в окно. Она обвила руками его шею, заглянула в глаза. Все тут же растворилось в синеве ее взгляда: и прошлое, и настоящее, и будущие. Прошло мгновение или вечность, пока все снова обрело прежние значение.

Геральт гладил лежащую у него на груди голову Ванды и думал:

«Прости меня, Йен, конечно же, я люблю тебя… Так уж получилось… и надо сказать, очень не плохо. Вряд ли когда-нибудь я увижу вновь эту девушку. А жаль!»

Глава 2

Герцог Флокс проснулся сегодня не в лучшем расположении духа. Он вообще, не любил суету и всякие торжества, даже маленький семейный праздник, на который собирались только самые близкие родственники, всего человек пятнадцать-двадцать, был для него неприятностью, а тут свадьба его собственной дочери – это уже не неприятность, а просто катастрофа.

Он встал, оделся, причесался и критически осмотрел себя в зеркале. Из зеркала на него смотрел мужчина средних лет, с темными с проседью волосами, расчесанными на прямой пробор и зачесанными за крупные слегка оттопыренные уши. Слезящиеся круглые немного на выкате глаза, смотрели грустно и надменно, прямой нос был несколько заострен, а аккуратные усики, с закрученными вверх кончиками красовались над узкими губами. Одет он был во все бордовое, исключение составляло невероятных размеров белое жабо, торчащие вперед, как грудь индюка.

«Ну, что ж, – думал герцог, пытаясь придать жабо, еще более пышный вид, – недурственно я выгляжу. Очень даже, можно сказать, привлекательно».

От созерцания собственной неотразимой, как ему казалось, персоны настроение его немного улучшилось, и возможно сохранилось бы еще какое-то время, но дверь его спальни распахнулась, и в комнату внеслась герцогиня Ливида, уже как семнадцать лет, его законная супруга. Это была не высокая женщина лет сорока, с худенькой фигуркой восемнадцатилетней девушки и роскошной гривой каштановых, отливающих медью волос. За все годы их совместной жизни, герцогу не разу не удалось увидеть ее без густо наложенного макияжа, да он и не стремился, догадываясь, что раз даже, такой густой макияж не делал из нее красавицу, то его отсутствие вряд ли добавило бы ему восторгов. Герцогиня Ливида была не первой женой герцога, до этого он был женат на ее лучшей подруге.

По молодости лет он был очень привлекателен, и пользовался большим успехом у женщин. Пользовался он им совершенно без разбору и абсолютно беспорядочно, но однажды без памяти влюбился в молоденькую графиню Фристину Алази. Его матушка узнав об этом сразу же устроила свадьбу, пока ее сыночек не нашел себе более не подходящую пару. Фристина обладала своеобразной красотой и это, пожалуй, все, что в ней было хорошего. У нее оказался отвратительный капризный характер, к тому же, позже выяснилось, что она еще и бесплодна. Промучившись, пять лет, они развелись, причиной этому послужила лучшая подруга Фристины.

У тогда еще графини Ливиды случилось несчастье, сгорело поместье вместе с «любимым» мужем и она попросила пристанища в доме подруги и утешения. Герцог утешил ее как мог, за этим занятием их и застала однажды Фристина. Позже был громкий развод, потом свадьба и новая жена подарила герцогу двойняшек сына Ардена и дочь Инептину.

Семейство Алази долго не могло простить герцогу позора, но потом некоторые члены семейства пропали, при загадочных обстоятельствах и пришлось, отказаться от мести, в основном потому, что осуществить ее уже было не кому: остались в почтенной семье, только женщины.

Новая герцогиня имела вполне сносный характер и облизывала мужа, как только могла, но как у всех, кто что-то добыл себе не честным путем, ее не покидало опасение, что с ней могут проделать то же самое. Со временем это превратилось в навязчивую идею, и ревность не давала ей покоя. Будучи женщиной хитрой она полностью изучила все слабости мужа и начала играть на них, как на флейте.

В первую очередь, путем легких замечаний, постоянных комплементов и похвалы, она полностью изменила его внешний вид, превратив в нечто совсем не привлекательное для противоположного пола, а то, что вид его стал причиной всевозможных шуток и насмешек, герцогиню совершенно не волновало. Герцог же будучи уверен, что до всего додумался сам, не за что на свете не поверил бы, если кто-то ему сказал, что выглядит он нелепо, напротив, собственная внешность доставляла ему несказанное удовольствие.

Всего остального герцогиня добивалась так же без боя и тем же путем, поэтому герцог считал себя главой семьи, мужчиной с большой буквы, принимающим все решения исключительно самостоятельно.

– Доброе утро, дорогой! Ты выглядишь изумительно! Это жабо так хорошо подчеркивает благородство твоего лица и в то же время придает, хо-хо, несколько шаловливый вид. Ох, какой же ты у меня красивый! Просто чудо! – защебетала герцогиня, рассматривая мужа с головы до ног восхищенным взглядом, – Мне тоже надо привести себя в порядок, мы с Тиной с минуты на минуту ждем модисток. Ну, раз уж ты полностью готов, вот проверь по этому списку, пожалуйста, все ли готово к свадьбе. Я хотела сама, но потом поняла, что лучше тебя никто не справиться с этой задачей. Ведь от твоего внимания никогда, ничего не ускользает. Увидимся позже!

Она исчезла так же стремительно, как и появилась. Герцог взглянул на огромный список, тяжело вздохнул, осознавая бремя свалившейся на него ответственности, и уже направился к выходу, как из под шкафа вылезла большая коричневая крыса, забралась на кровать и принялась чесать ухо.

– Здравствуй, Наира, – еще тяжелее вздохнул герцог, – разве ты не приглашена в качестве почетного гостя? Почему на тебе эта мерзкая крысиная шкура, вместо платья?

Крыса отряхнулась, подскочила и превратилась в светловолосую женщину лет тридцати в роскошном васильковом платье. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не узкий сильно вздернутый нос.

– Здравствуй, Дреас! Я тоже рада тебя видеть! Ты знаешь, зачем я тут и нечего прикидываться. Мне нужен твой ответ и прямо сейчас!

– Нет, нет и нет! Я не могу. Я боюсь и не представляю, куда мне его девать.

– Когда на тебя объявили охоту, он пришел тебе на помощь, сейчас объявили охоту на него, и пришла твоя очередь помогать. К тому же это не просьба, а мое желание. Ты тогда обещал выполнить любое мое желание, вот и выполняй!

– Ох, Наира! На него всегда шла охота, почему же именно сейчас, когда свадьба моей дочери на носу, ты просишь его спрятать?

– Раньше на него охотились лишь кметы с рогатинами, да рыцари со своими сабельками, а сейчас кто-то нанял Белую Прядь. Это очень опасно, для него, для меня, да и для тебя тоже, ведь если ему не помочь он может многое рассказать…

– Ладно, ладно! Убедила! – замахал руками герцог. – Но только после свадьбы!

– Нет, дорогой Дреас, прямо сейчас. Немедленно. Он уже ждет перед твоим замком.

Герцог подскочил к окну и увидел стоящую перед воротами глухую, черную карету. Он застонал, отвернулся от окна, но вместо женщины на постели опять сидела крыса.

– Встретимся в подземелье! – прошипела она, снова юркнув под шкаф.

* * *

В замке полным ходом шла подготовка к предстоящей свадьбе. Кругом сновали слуги, портные, цирюльники, прачки и прочие служащие, специально приглашенные для того, что бы хозяева и гости могли блистать на церемонии бракосочетания во всей красе. В большом торжественно украшенном зале, полном суеты и шума, в углу на лавке, поджав под себя одну ногу, сидел Лютик и настраивал свою лютню. За всю свою жизнь он видел уже не одну сотню подобных мероприятий, поэтому ни что не могло его отвлечь от его мыслей: ни крики слуг, ни звон бьющейся посуды, ни даже загоревшийся фартук повара. Тем более что голова его была занята самым важным на сегодняшний день делом – выбором репертуара.

И вот, в эту обычную в преддверии праздника, картину вошел совершенно не типичный персонаж. Мертвенно бледный герцог, облаченный в бордовый бархат и воздушное жабо, крался вдоль стены зала, озираясь и трясясь от страха. Хотя это было абсолютно лишним, все настолько были заняты, что ни кто не обращал на него ни малейшего внимания. Поэт, скорее всего, тоже бы ни чего не заметил, но его блуждающий взгляд случайно встретился с испуганными глазами герцога. Герцог, как-то весь сжался, потом отвернулся, выпрямился и гордо продефилировал в кухню. Лютик отметил для себя, что герцог явно не себе, и тут же вернулся к своим прежним мыслям.

Через час с небольшим, когда поэт, отвернувшись к стене, что-то тихо напевал себе под нос, герцог вышел из кухни в сопровождении светловолосой дамы в васильковом платье. Бледность и озабоченность еще больше покрывали его лицо. Он глазами указал даме на Лютика, после чего они вместе вышли в коридор.

– Какой же ты Дреас, паникер. Это просто поэт, пустозвон! И какое ему дело, куда и как шел хозяин замка? Если ты, конечно, не полз вдоль зала на брюхе?

– Нет, не полз, можешь себе представить, – гордо и зло ответил герцог, – но опасался. До сих пор не понимаю, как я дал себя втянуть в это дело?

– Так же, как и я семнадцать лет назад, когда связалась с тобой!

* * *

Комната была хорошо освещена, свет падал из огромного окна с раздвинутыми тяжелыми бархатными портьерами. Стены, обтянутые красным шелком, украшенным причудливыми вензелями, хранили множество портретов мужчин и женщин, пышно разодетых в одежды гербовых цветов. Все они равнодушно и безучастно взирали на нервно шагающую от стены к стене графиню Фристину. В свои сорок с небольшим она полностью утратила прежнюю красоту, и теперь ее лицо напоминало крысиную мордочку и всегда имело брезгливое выражение. Это полностью подтверждало теорию известной ученой Арбаты, о том, что к сорока годам каждый получает такое лицо, какое заслуживает.

Графиня была крайне раздражена и взволнована, она нервно теребила в руках кружевной платок и сопела не хуже загнанного лося.

– Я не понимаю Рута, как вы снова умудрились его упустить? – обратилась она к сидящей в высоком кресле молодой женщине, срывающимся визгливым голосом. – Уже столько времени вы охотитесь на него, и третий раз он от вас ускользает! Я начинаю сильно сомневаться в ваших способностях, дорогуша!

Сидящая в кресле женщина посмотрела на нее усталым взглядом больших, темно-карих глаз, обрамленных длинными черными загнутыми вверх ресницами, кончиками достающими до красиво изогнутых бровей. Ее густые волосы, заплетенные в тугую толстую косу, уложенную пучком на затылке, были цвета темного шоколада, и только небольшая свисающая растянутой спиралькой прядь с правой стороны, имела молочно белый цвет. Одетая в коричневую кожу расшитую, по последней моде, белыми узорами и высокие черные эльфьи сапоги с множеством застежек, она казалась очень тоненькой и хрупкой, но это было большое заблуждение.

Ни кто не знал, кто она такая и откуда появилась, сразу же после войны. На свете почти уже совсем не осталось ведьмаков, очень многие из них героически погибли в боях с империей. Всевозможные твари, начавшие, уже было совсем исчезать, во время войны расплодились, отъевшись трупами и легкой добычей, состоящей из потерявшихся детей, женщин и раненых солдат. Люди пытались сами противостоять чудовищам, собирались в группы вооружались рогатинами и вилами, выслеживали и убивали монстра, иногда ценой не одного десятка жизней.

И тут появилась она, возникла из ниоткуда и сразу же завоевала огромную славу. Молва моментально разнесла о ней слухи по всем городам и весям, все сразу захотели заполучить именно ее для решения проблем с донимавшим их чудовищем, потому что помимо ее мастерства, молва восхваляла и необыкновенную красоту молодой ведьмачки. Многие знатные одинокие господа готовы были ждать своей очереди месяцами, лишь бы только иметь возможность попытать счастья на любовном поприще с Рутой по прозвищу Белая Прядь.

– Вы удивляете меня графиня, – устало ответила Рута, накручивая на палец свою знаменитую прядь, – вместо извинений, вы обвиняете меня! Я, конечно, понимаю, что лучший способ защиты это нападение, но надо же иметь совесть! Уже трое суток я не сплю, гоняясь за этой тварью и вот, когда ловушка должна была захлопнуться, вы все портите. Мы же договаривались, что вы не станете напиваться, как в прошлый мой визит, пока идет охота! Почему вы не написали и не отправили письмо?

– Я… я… ну, ладно! – начала графиня изменившимся тоном. – Я совсем немного перебрала. Видите ли, я так волновалась…

– Закроем эту тему и не будем повторять ошибки – вы свои, а я свои.

Графиня тяжело вздохнула, опустила глаза, что бы скрыть вспыхнувшую в них злобу и подошла к окну.

– Послушайте, Фристина! – попросила Рута, когда та закончила барабанить пальцами по подоконнику. – Не могли бы вы охарактеризовать всех членов семьи герцога Флокс? И расскажите все, что вы знаете про чародейку Наиру.

– Хм…Дреас полный идиот. Сопляк Арден мнит себя рыцарем «без страха и упрека». Ливида хитрая, но не умная, голова у нее забита тряпками и драгоценностями, а Инептина точная копия своей мамаши. Да еще она жадная до одурения, – графиню аж передернуло, а руки затряслись, – эта мымра Ливидка, герцогиня, будь она неладна! Что ей попало в руки, отнять можно только вместе с руками, не иначе!

Что же касается Наиры, то у нас с ней с первой же встречи взаимная неприязнь. Она была подругой покойной герцогини-матери, они вдвоем изводили меня своими придирками, естественно, когда герцогини не стало я выставила ее за дверь. Старая ведьма кричала, что я пожалею об этом, а я швырнула в нее какой-то штуковиной, похожей на свисток, которую она обронила выходя.

Графиня мерзко захихикала, погрузившись в приятные воспоминания. Затем вдруг скуксилась и захлюпала носом:

– Если б я знала, что эта штука вызывает чудовище…а если бы чудовище знало, что я видела его, когда оно пришло за моим отцом… А вдруг, вы как другие ваши предшественники бросите это дело?

– Завтра снова начну охоту, а сегодня хотелось бы принять ванну и поспать, – вставая и потягиваясь, как кошка, произнесла Белая Прядь, игнорируя пьяную истерику графини.

Фристина окинув ее завистливым взглядом, позвонила в колокольчик и отдала соответствующие распоряжения вбежавшей служанке. Изобразив на прощанье, на своем лице, какое-то подобие улыбки поспешила запереть за вышедшими женщинами дверь. Торопливо подошла к столу, налив полный бокал вина и жадно выпив, принялась мысленно ругать: герцога, герцогиню, ведьмачку, служанку и весь поганый окружающий ее мир.

* * *

Пахнущая мятой теплая вода, нежно ласкала усталое тело. Глаза слипались и в голове возникали картинки воспоминаний:

Вот она, еще маленькая девочка, бежит по весеннему саду на встречу матери. Мать стоит и протягивает ей руки, красивые длинные волосы развеваются на ветру темно-русым облаком. Она улыбается.

Вот отец первый раз дает ей в руки настоящий меч. Он кажется тяжелым, но ослепительно красивым. Оголовок выполнен в форме головы рычащего льва, серебряный клинок покрыт рунами. Солнце играет на клинке и отражается в глазах отца, странных глазах со зрачками кошки.

А вот во двор въезжает телега, на ней лежит отец из его груди торчит стрела. Она подбегает не чувствуя ног под собой и бросается к нему.

– Рута, девочка моя! – отец гладит ее по голове слабеющей рукой. – Ты скоро останешься совсем одна. Обещай мне постараться выполнить то, что тебе предначертано. Обещай, что только во благо и в служение добру, ты используешь свою особенность, свои знания и мой меч. Не верь тем, кто называет тебя ошибкой природы, ты не ошибка, а самая большая удача. Ты самая лучшая на свете дочь и я умираю счастливым, потому что знаю…

Он не успевает закончить фразу, кровь вырывается у него из горла, заливает грудь, голова безжизненно падает на солому. Она рыдая целует его руку и кричит:

– Отец! Я люблю тебя! Клянусь, что не опозорю! Не уходи, не оставляй меня одну прошу тебя!

Воспоминание ножом рвануло по сердцу. Тряхнув мокрой головой, что бы отогнать его она снова погрузилась в забытье: Темно, но не для нее. Она хорошо видит в темноте, это передалось ей по наследству от отца, так же как и многое другое. Того состояния, какое ведьмаки достигают своими эликсирами, она добивается усилием воли, ведь все это заложено в ее генах от рождения. Она сидит на большом черном камне и ждет. Здесь проходит его звериная тропа, конечно, он на половину человек, но и зверя в нем тоже половина. И как любой зверь он должен периодически обходить свою территорию, проверять ее границы, метить, в конце концов.

Вдруг, слышится шорох, потом из кустов возникает огромная пятнистая голова хищной кошки с торчащими в разные стороны ушами. Зверь учуял ее, глядя на нее, горящим красным пламенем взглядом, он медленно выходит из кустов. Она не ждет, нападает бесшумно и молниеносно, но он не менее быстр. Он уходит от ударов меча быстрыми скачками, уворачивается и тут же нападает. Ей с трудом удается избегать его острых когтей и зубов. На мгновение они расходятся, она делает мельницу мечом, он встает на задние лапы, рост его огромен, из оскаленной пасти течет слюна. Он бросается на нее, пытаясь выбить меч из рук, и получает оголовком в висок, издает страшный рык боли и ярости, готовясь к броску, но в этот момент рядом с ним разрастается светящийся овал, из которого доносятся странные звуки, похожие на стон, он ныряет в него и портал тут же исчезает. Она остается одна, обескураженная и злая.

Чувство досады вырвало ее из сна. Поднявшись и выйдя из ванной, закутавшись в большое полотенце, она подошла к окну. Глядя в ясное звездное небо и проводив глазами падающую звезду, задумалась.

Раньше ей не доводилось даже слышать о таких странных существах. Отец много рассказывал про оборотней, сама она охотилась на них пару раз, но это было что-то совсем иное. Он был гораздо больше, хитрее, умнее и сильнее любого, даже самого крупного оборотня-волка.

Два раза он ушел от нее через портал. Второй раз она успела слегка его достать знаком Ард, вой и запах паленой шерсти не дает в этом усомниться. Третий раз она всю ночь прождала его в беседке, а эта пьянчуга не удосужилась послать письмо герцогу, в котором должна была сообщить ему, что имеет доказательства его причастности к исчезновению своих родственников и предложить встретиться ночью в саду. Можно сказать, что третьего раза не было.

Воспоминание о графине наполнило душу отвращением. Ей захотелось поскорее убраться из этого замка, но она не привыкла оставлять начатые дела.

Совершенно очевидно, что теперь зверь прячется в замке герцога и управляет им Наира. Герцог, конечно же, в курсе всего. Остальные члены, скорее всего не знают об этом.

Заснула она только все еще раз, хорошо обдумав и составив дальнейший план действий.

* * *

Утро для нее началось далеко за полдень. Наконец-то, выспавшись, она бодро встала с постели. Дольше обычного задержавшись перед зеркалом, решила заплести две косички у висков и перехватить их сзади шелковой белой лентой, остальные волосы оставить распущенными. Перекусив в кухне, бегом спустилась в конюшню. Конь Шэво, ее гордость и лучший друг громко заржал и заплясал, приветствуя. Это был молодой жеребец, черный, как уголь, крепкий и сильный. Роскошные, длинные волнистые грива и хвост переливались и играли, как шелк, над копытами красовались лохматые кисти.

Не известно, кто больше привлекал внимание прохожих и вызывал их восторженные реплики: не обычный, мощный, но очень красивый конь или его наездница. Она привыкла к такой реакции, нельзя сказать, что бы ей это нравилось, но сегодня она должна была вызывать восхищение. Направив Шэво к главной площади, принялась внимательно всматриваться в лица прохожих.

Главная площадь Хагги была основным местом времяпрепровождения местной, праздной золотой молодежи. Здесь находились самые лучшие торговые лавки, самые лучшие трактиры и самые лучшие бордели города. Здесь даже имелось ристалище, где каждый имел возможность в схватке решить любые разногласия. Над небольшой огороженной площадкой, окруженной орущей толпой, прямо на стене было намалевано красной краской: «Меч – оружие рыцаря, кулак – оружие кмета».

Судя по этой надписи, даже кметы здесь могли выяснять отношения, но за все существование этого ристалища, а это немного немало больше ста лет, ни один кмет не воспользовался такой возможностью. Видимо потому, что люди низкого происхождения постоянно занятые своими приземленными делами, не имеющие времени тащиться в Хаггу из своих деревень и стоять в очереди, все свои споры решали сразу и на месте их возникновения.

Здесь же на высоком стуле сидел человек в черной одежде принимающий ставки от желающих и на висевшей рядом с ним черной табличке, мелом пополняющий списки участников и победителей. Что бы принять участие в поединке и решить между собой спор, участникам приходилось записываться за несколько дней. За это время споры уже решались сами собой, и господа выходили просто померяться силой.

Рута подъехала к ристалищу, как раз в тот момент, когда два тщедушных юнца, побросав явно тяжеловатые для них мечи, самозабвенно и не стесняясь, лупили друг друга оружием кмета. Толпа вокруг кричала и улюлюкала, букмекер все время показывал какие-то знаки, видимо говорящие о шансах того или иного участника на победу. Рута, осмотрев внимательно толпу, направила коня к черной табличке, но и там не оказалось интересующего ее имени.

Толкаться на площади, тереться по трактирам или, тем более, искать его в борделях, у нее не было не малейшего желания. Уже собравшись покинуть площадь, она обратила внимание на глядевшего на нее с восхищением, мужчину, сидящего на крыльце самого большого борделя. На вид ему было что-то около сорока, на голове красная бархатная шапочка с пером, в руках лютня. Не переставая, заворожено смотреть на нее, он ударил по струнам и запел приятным мелодичным голосом:

 
Скажи, мне чудное созданье:
Как звать тебя? Очарованье!
Чтоб бедный Лютик, бард, поэт
В балладу вставить мог куплет
О красоте твоей чудесной,
Разбавив вкус баллады пресный!
 

Она обворожительно улыбнулась, заставив Лютика затрепетать, и похлопав коня по шее, произнесла:

– Его зовут Шэво, он очень признателен вам за комплимент!

После чего, конь высоко поднял голову и заржал так, как будто зашелся хохотом, а поэт покрылся красными пятнами. Видевшие эту сцену разразились смехом и аплодисментами, ожидая продолжения, но она, ловко соскочив с коня, подошла к барду и подала ему руку для рукопожатия:

– Меня зовут Рута. Мне нравятся ваши баллады и вирши. Не составите ли мне компанию поужинать?

Лютик быстро пришел в себя, взял ее руку и приложил к губам, затем предложил опереться на свою и повел к самому лучшему и дорогому трактиру. Шэво послушно пошел вслед за ними, а затем встал рядом со стоящими у коновязи лошадьми.

– Вы, если я не ошибаюсь, Рута Белая Прядь? – спросил Лютик, галантно отодвигая для нее стул, – Та самая, известная ведьмачка про которую столько разговоров вокруг? Даже молва не в силах передать и описать вашу очаровательную красоту! Вы просто…

– Да я Рута. И давайте оставим мою внешность в покое. Лучше скажите: Это вы выступали на свадьбе в замке герцога? Говорят: все были в неописуемом восторге от вашего выступления?

– Обычное выступление и обычная на него реакция зрителей, – произнес поэт делано непринужденно, гордо выпрямился и позвал трактирщика. – Принесите-ка, любезный, нам все самое лучшее, что есть в вашем заведении!

– Вы явно скромничаете! Я слышала, что даже чародейка Наира была восхищена вами, а уж про герцогиню и говорить нечего!

– Что, правда, то, правда! Герцогиня мне просто прохода не давала, а вот Наире ни свадьба, ни мое выступление, были не интересны. Она постоянно шепталась с герцогом, а герцогиня, глядя на них, с ума сходила от ревности, хотя сама… Ну, я даже вспоминать не хочу об этом!

Лютик отпил еще вина, было видно, что принятое на старые дрожжи, оно разлилось по его щекам алым румянцем и сделало язык менее подвижным, при этом его самого более словоохотливым:

– А герцог оказался самым настоящим скрягой. Представляете? Он заплатил мне даже меньше обещанного, не смотря на произведенный мною фурор. Вообще, он очень странный тип, передвигается по своему собственному замку так, как будто за ним следят все шпионы мира и испытывает при этом невероятный страх! Ну что, вот скажите, может быть такого необычного в кухне, что бы туда надо было красться, чуть ли не размазавшись по стене?

– Может, вы видели, еще что-нибудь необычное?

– Все остальное было совершенно обычным. Гости наелись, напились, потом был бал… А сын герцога, так набрался, видимо первый раз в жизни, что вряд ли появиться в обществе ближайшие дня два. А вы в Хагге по делу или проездом?

– Проездом.

– Куда дальше путь держите?

– На юг.

– Вы так же многословны, – тяжело вздохнул Лютик, – как и один известный мне ведьмак. Как бы я хотел его встретить, вы не представляете, как мне его не хватает!

Рута с удовольствием бы послушала историю про одного известного поэту ведьмака, но Лютик, подперев ладонью подбородок, мирно засопел. Расплатившись с трактирщиком за ужин и за то, что бы поэта проводили обратно в бордель, а не выкинули на улицу, она вышла из трактира.

Уже стемнело, но на освещенной факелами площади собралось еще больше народу. Позвав коня, пошла сквозь толпу, к ближайшей маленькой улочке. Ей, как можно скорее хотелось оказаться вне этого шумного, пьяного людского сборища, обдумать все услышанное и просто свободно вздохнуть.

Улочка была узкой, темной и зловонной. Первое, что она почувствовала, это то, что за ней следят. Оглядевшись, увидела, как справа от стены отделились две темные фигуры, разделились, пытаясь ее обойти с двух сторон. Она остановилась, хлопком ладони по крупу, послала коня вперед. Темные фигуры приблизились, в руках у них сверкнули длинные стилеты, безобразные, изрезанные шрамами рожи, растянулись в отвратительных улыбках.

– Вот тебя то нам и надо? – захрипел один из бандитов и тут же рухнул с кинжалом промеж глаз.

Второй остановился, посмотрел на застывшего, с мерзкой улыбкой товарища, медленно перевел взгляд на нее и, зарычав, как раненый зверь начал наступать, широко размахивая стилетом, но по мере того, как медленно из ножен выходил ее меч, отражая бледный свет луны, так движения бандита становились все медленнее, а рык тише. Когда меч закрутился и зашипел, он развернулся и что есть мочи помчался в сторону площади, но добежать не сумел, кинжал точно попал ему в шею.

«Что это было-то? – думала она, вытирая кинжалы белоснежным кружевным платочком. – Скорей всего, эти дурни просто не на того напали».

Выехав за город, она пустила коня по полю, уже скошенному, но еще не паханному. Жеребец мягко ступал по стерне, постоянно оглядывался на свою всадницу и прял ушами. Окружающий простор и тишина, свежесть вечернего воздуха наполняли душу радостью и умиротворением, заставляя забыть о только, что произошедшем нападении.

– Значит так, Шэво, – начала она вслух, – что мы имеем? Мы знаем, где он прячется, и кто ему помогает, но не знаем, как его выманить. Из графини приманка не получиться хотя, честно говоря, я бы с удовольствием скормила ее зверю, и почти наверняка он бы отравился, но чародейка не выпустит его даже погулять, пока я здесь. Остается только мальчишка. Ну, что ж, подождем, когда он протрезвеет!

* * *

Лютик недооценил здоровье молодого герцога, уже на следующее утро Арден был, как огурчик. На лице не было ни тени прошлых возлияний, а от головной боли не осталось и следа. Это был высокий, статный, красивый юноша, с темными, спадающими волнами на плечи волосами и большими темно-серыми глазами, полными детской наивности и непосредственности.

С внешностью ему повезло гораздо больше, чем его сестрице, он позаимствовал все лучшее от отца и от матери, в то время как Инептина была, как две капли воды похожа на мать и по всему было видно, что только очарование юности делает ее более-менее привлекательной. Это была одна из причин, по которой сестра терпеть не могла своего брата и притесняла, и обижала его всячески, пока он не вырос и в один прекрасный момент просто не поставил ее на голову. Конечно, лучше после этого она к нему относиться не стала, но начала побаиваться и поэтому пакостить исподтишка.

Возможно, то, что мать гораздо больше любила дочь и не скрывала этого, а отец гораздо больше любил себя, чем кого бы то ни было вообще, и мальчику с детства не доставало положительного внимания обоих родителей, в то время как отрицательного хватало с излишком, позволило вырасти ему не избалованным и не лишенным хороших качеств юношей. Его воспитателями были в основном книги о героях и подвигах, да старый кмет, с рождения приставленный к нему прислужником.