Текст книги "Рута (СИ)"

Автор книги: Элина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Элина Гончарова
Рута

Продолжение «Ведьмака» А. Сапковского

Глава 1

Солнце уже почти село. Дорога шла вдоль леса. Кругом стрекотали кузнечики, щебетали птицы, но в воздухе чувствовалось приближение осени. Лето было жарким и каким-то не очень удачным для Лютика. Вообще, последнее время с ним творилось, что-то неладное.

Пять лет прошло со свадьбы Геральта и Йеннифэр. С тех самых пор он их не видел и мало что слышал. В основном все говорили, что живут они счастливо и непременно умрут в один день.

За это время он много путешествовал или лучше сказать скитался, пел, слагал баллады, волочился за девицами, в общем, все было, как всегда, но чего-то не хватало. Чего-то такого, сперва еле заметного, а со временем ставшего очень важным, но до сих пор неопределенным. Это «что-то» щемило, скулило и скребло когтями по сердцу, то доводило до бешенства, то превращалось в хандру. Какое-то, не проходящее чувство тоски и сожаления о чем-то не сделанном и не достигнутом.

Пегас плелся, низко опустив голову. Он и раньше был не слишком резвым, а теперь стал совсем медлительным, да еще и упрямым, как осел. Но Лютик не за что на свете не хотел менять его на другую лошадь, все что так или иначе было связано с прошлым, поэт считал самым дорогим и неприкосновенным.

Он довольно долго, как ему казалось, провел в Мариборе в обществе прелестной Мариетты, даже слишком долго, и когда герцог Флокс пригласил его выступать на свадьбе своей дочери в Хагге, поэт собрался и отбыл с такой поспешностью, что забыл даже попрощаться с милой.

«Наверное, я старею, – думал Лютик, пытаясь пятками разбудить, почти задремавшего на ходу мерина, – или это, действительно, кризис среднего возраста, про который мне все уши прожужжала Мариетта. Конечно, я и раньше слышал о нем, но был уверен, что это чушь собачья, придуманная брошенными женами, а если и правда такое бывает, то лучше всего справляться с этой бедой в борделе. Бордель!!! Ну, конечно! Как доберусь до Хагги и отыграв на свадьбе, получу гонорар сразу же навещу „Веселых козочек“. Интересно, работает ли там Лепуся?».

Воспоминания захватили его полностью, лицо расплылось в блаженной улыбке, но долго наслаждаться грезами не удалось. Мимо, галопом промчались двое всадников, оставив его глотать пыль. Откашлявшись и прочихавшись, он заметил вдалеке крыши халуп. Почуяв стойло, Пегас припустил таким быстрым шагом, на какой только был способен.

Селение оказалось довольно большим, но постоялый двор долго искать не пришлось. Во дворе трактира копошились в грязной луже свиньи, дремала здоровенная серая собака, не обратившая ни какого внимания на вновь прибывшего посетителя. Страшно несло навозом, сортиром и чем-то подгорелым, амбре ударило в нос и отозвалось в желудке. Лютик поспешно слез с коня, привязал его к коновязи, к которой уже были привязаны две лошади, и вошел внутрь.

В трактире было мрачно, в углу за столом сидели двое, явно те, которые обогнали поэта на тракте. Лютик сел за стол в противоположном углу и, заказав у подбежавшего трактирщика обед, украдкой принялся рассматривать посетителей.

Лицом к нему сидел высокий мужчина с черной остроконечной бородкой, крупный нос с горбинкой и маленькие черные, как угли глазки, делали его похожим на большую хищную птицу. Он, что-то оживленно рассказывал своему собеседнику, барабаня при этом пальцами по столу. Второй был маленький и щуплый, сидел неподвижно, как изваяние и слушал. Лютик уже покончил с луковым супом и принялся за бифштекс, как сидящий к нему спиной человек обернулся, желая что-то сказать трактирщику и их глаза встретись.

Среди тысячи глаз он узнал бы эти! Да что там – среди миллиона! Лютик чуть не подавился. На него смотрели фиолетовые глаза Йеннифэр, но лицо было совершенно не знакомым. И хотя лицо незнакомки оставалось не подвижным, было ясно, что он тоже узнан.

Он готов был уже высказать вопрос вслух, как женщина глазами показала, что этого делать не надо. Чернобородый пристально наблюдал за ней. Женщина повернулась опять лицом к нему, и он, явно с нажимом начал ее расспрашивать, сверля при этом своими острыми, как буравчики глазами. Что она ему отвечала, Лютик не слышал, но было ясно, что не оправдывалась.

Вскоре мужчина приказал хозяину трактира указать им комнаты. Когда они удалились в сопровождение дочери трактирщика, долговязой и рябой девки в засаленном и покрытом пятнами фартуке, Лютика, наконец, покинуло оцепенение. В голову полезли неприятные мысли.

Вернувшаяся через несколько минут девка, сразу же направилась к столу за которым сидел поэт. Наклонившись к его лицу, подмигнув белесыми глазами и дыхнув чесноком, она сообщила заговорческим тоном:

– Милсдарыня, что сидела вон тама, просили передать, что завтрева утром, хотят с вами говорить.

Всю ночь Лютик провел без сна. Он ворочался с боку на бок на жесткой не свежей постели, и в голове рождались версии одна нелепее другой. Под утро утомленный он все же задремал и проснулся уже, когда солнце высоко стояло над крышей. Чертыхаясь и с трудом попав ногами в штанины, накинув рубашку, он стремглав спустился вниз. Дочь трактирщика ждала его с нетерпением, похоже было, что даже вымылась и причесалась по этому случаю.

– Где, она? – закричал Лютик, беспомощно крутя головой.

– Чаво вы так блажите, милсдарь? Уехала ваша мазелька, тю-тю… – нагло заявила девка, обиженно выпятив нижнюю губу.

– А ну, отдай ему письмо Капка, а не то пройдуся вожжами по голой жопе! Стерва-баба, вся в мать! – пригрозил ей кулаком трактирщик.

Бросив письмо на стол, девка фыркнула и убежала в кухню. Через секунду Лютик уже сидел в своей комнате и читал пахнущее сиренью и крыжовником письмо.

«Дорогой, Лютик!

Прости, что не смогла объяснить тебе все лично. Во-первых, у меня не было для этого возможности и времени, во-вторых, желания подробно отвечать на твои глупые вопросы.

Отвечу в письме, только на некоторые из них.

Что я здесь делаю? Куда, зачем и с кем направляюсь? И зачем иллюзия закрывает мое лицо? Тебе, уж поверь, лучше никогда не знать.

Где сейчас и что с Геральтом? Я понятия не имею. Мы расстались с ним три месяца назад. Наша семейная жизнь закончилась тихо, спокойно и без скандалов. Почему? Вряд ли можно четко сформулировать причины. Мы так долго шли к нашему счастью, так мечтали о покое и тишине. И вот мы все это получили. Три года наслаждались друг другом и спокойствием. Цири иногда навещала нас, и все шло замечательно, но потом что-то нехорошее стало заползать в наш рай. Оно ползло и росло со скоростью улитки, и однажды я заметила тоску в глазах ведьмака. Он все чаще стал снимать свой ведьмачий меч со стены, начищать и размахивать им в саду, а я все дольше начала задерживаться в своей лаборатории. В общем, две деятельные натуры запертые в раю вскоре заскучали, порядком надоели друг другу и разошлись в разные стороны, возможно, на всегда, а возможно, на время. Кто знает?

Прошу тебя, если ты встретишь когда-нибудь ведьмака, не говори, что видел меня, а письмо сожги. Так будет лучше для тебя же. И не трепись везде и всюду о том, что я тебе рассказала.

Прощай. Йеннифэр.»

Лютик несколько раз перечитал письмо, но новость о том, что чародейка и ведьмак расстались, все ни как не могла уложиться у него в голове. Но долго ломать голову ему было некогда, его ждали более важные дела. Он вспомнил о свадьбе в Хагге, о кризисе среднего возраста и о том, как с ним бороться. Собрался, позавтракал или лучше сказать пообедал и отправился в путь.

* * *

До дуба объявлений или, как его еще называли «Древа познания добра и зла», оставалось чуть больше мили. Погода стояла чудесная. Повсюду кружили бабочки, пахло свежескошенной травой, все вокруг казалось совершенным, даже петляющая и уходящая за горизонт пыльная дорога. Именно дорога наполняла душу ведьмака несказанной радостью. Он соскучился по ней, истосковался за пять лет. Хотя в пути он пребывал с начала лета, щемящее чувство дороги не покидало его.

За все это время найти работу ему посчастливилось только несколько раз, да и то довольно мелкую. Не то что бы страховидлов и упырей стало меньше, не то что бы ведьмаков стало больше, даже скорее наоборот, просто, так получалось, что он всегда оказывался не в том месте и не в то время.

«Ой, надо же! – говорил, какой-нибудь очередной солтыс или староста, – вот если бы на парочку недель пораньше прибыли, тогда была бы работенка, а теперь уж порешили того говнюка, который детей воровал».

Поэтому он решил, что гораздо больше шансов найти работу по объявлению на «дубе том» и таким образом опередить вездесущего коллегу.

Плотва, рыжая кобылка, шла легко и мягко, была на редкость сообразительной и послушной. Давно у Геральта не было такой хорошей и подходящей ему лошади. Это был подарок Цири, а она знала толк в лошадях. Именно тогда ему до боли захотелось в дорогу, и именно тогда Йеннифэр прочитав его мысли, предложила расстаться.

«Ох, Йен! Конечно же, я люблю тебя, – думал ведьмак, – но пять лет… пять долгих лет я сходил с ума. Сперва от любви к тебе, потом от счастья, потом от безделья и скуки. Ну, не могу я вести такой образ жизни! Хотя ты знаешь, как я старался. Ты была вечно занята в своей лаборатории, а я, зализав раны, пытался хоть чем-нибудь себя занять. То, что садовода, животновода и земледельца из меня не получится, стало ясно практически сразу. Оставалось только сидеть в кресле и читать, да еще учить местных мальчишек фехтовать. Бесполезный труд! Вряд ли их руки когда-нибудь будут держать настоящий меч, плуг и мотыга – вот их спутники жизни.

Я много думал, и понял, что счастье не может быть однообразным, его постоянно надо обновлять. Тогда страшно устав я жаждал только покоя, теперь отдохнув для меня даже просто движение вперед уже огромная радость».

Дуб, как обычно, пестрел всевозможными табличками. Больше всего было разноцветных объявлений предлагавших разные интимные услуги: предлагали себя женщины, мужчины, дети, а одно объявление, судя по содержанию, было написано собакой. Было очень много предложений взять деньги взаймы под очень маленькие проценты на очень длительный срок. Кто-то кого-то искал, кто-то что-то продавал, кому-то срочно требовалась услуга, которую кто-то срочно мог оказать.

Ведьмаку понадобилось не много времени, что бы среди этой мишуры найти то, что интересовало его. На маленькой деревянной табличке, корявым почерком было нацарапано:

«Очень нужон ведьмак. Завилося чудо. Оплата и хата будет. Староста Любош». На обратной стороне таблички была подробная инструкция, как и где, найти работодателя.

Геральт сорвал объявление и, засунув за пазуху, продолжил поиски. Вскоре, нашлось еще одно объявление. На сей раз, в ведьмаке нуждался барон, он гарантировал хорошую оплату, стол и проживание. А внизу мелкими буквами была приписка, что, дескать, барону все равно, кто выполнит работу, но Рута по прозвищу Белая Прядь, была бы предпочтительней.

«Интересно, с каких это пор женщины стали заниматься ведьмачеством? – подумал Геральт, засовывая табличку в карман, – И каким образом из этой Руты получилась ведьмачка? Не за что на свете не поверю, что бы старый Весимир возобновил „производство“ ведьмаков, да еще женского пола. Не одна девочка не в состоянии вынести испытания травами. А может, появился новый способ? Да! Похоже, многое изменилось за время моего отсутствия!

Но так или иначе, уважаемая госпожа Белая Прядь, я первый нашел это послание, соответственно и работа будет моя, к тому же, думается мне, что именно эта шустрая дамочка, оставляла меня без заработка».

Больше искать он не стал и, поскольку, табличка старосты, была найдена первой, то и работу эту ведьмак решил выполнить первой.

* * *

Деревня Щучки, оказалась не большим, но аккуратным селением. Староста Любош, маленький, толстенький, совершенно лысый человечек, встретил ведьмака сдержано, по-деловому, но долго торговаться не стал, согласился на все, по всему было видно, что проблема довела его до отчаянья.

– Завелся у нас этот гад ужо давно, но лиха от него не было большого. Так, пугивал людишек в лес зашедших, а последние время стали бабы, что помельче, да детишки пропадать. Намедни вот, загрыз подлюка, дочку кузнеца нашего. Нашли ее, как кролика разделанную, да чего болтать-то, сами глянуть извольте, вона во дворе лежит, схоронить хотели, да кузнец кудай-то запропал.

Зрелище было, действительно, жутким. Девочка лет семи, была полностью изглодана, единственно, что осталось целым это голова. В широко раскрытых голубых глазенках застыл ужас, бледные, почти белые губы искривлены в страшной гримасе.

Ведьмак тщательно исследовал тело. Такие отметины и укусы могли оставить довольно много известных ему чудовищ, но застрявший между ребер клок бурой шести, свидетельствовал о том, что это убийство совершил оборотень или вурдоволк.

В первом случае, дело обещало быть не сложном, но во втором, работенка могла оказаться кропотливой. Бывает, что оборотень вовсе не плохой, даже добрый человек, но после своего перевоплощения он уже не может себя контролировать, так как и его сущность полностью перевоплощается. В состоянии волка он ведет себя, как волк, то есть убивает из-за голода и жажды крови или в целях самозащиты. Охотится на оборотня, все равно что охотится на волка, с той лишь разницей, что волк всегда волк, а оборотень вновь став человеком начинает чисто по-человечьи хитрить и заметать следы.

Вурдоволк, он же аниот был нечто среднее между волком или другим зверем и человеком. В обличие человека или в обличие зверя он являл одну и ту же сущность. Обычно эта сущность представляла собой смесь звериной свирепости и совокупности многих человечьих пороков, среди которых первое место занимали коварство, жестокость, а порой и извращенная сексуальность. Убивала эта тварь с удовольствием, явно его растягивая, медленно мучая жертву и наслаждаясь ее страданиями. А поскольку в жестокости и изобретательности с человеком не может сравниться не одно животное в мире, в купе со звериной свирепостью и физическими способностями во сто крат превышающими человеческие, это давало такое существо, что оборотень по сравнению с ним казался маленьким ребенком. К тому же, в отличие от оборотня вурдоволк появлялся на свет не естественным путем, а с помощью заклинаний и снадобий, а исходным материалом служил, как раз только что родившийся щенок оборотня. Что же касается аниотов, то они были настолько редки, даже на своей родине в Зеррикании, что никто не знал, каким образом и из кого его можно было произвести, и если вурдоволк после перевоплощения становился похож на огромного волка, то аниот, если верить книгам – на пятнистую дикую кошку, издающую ужасный, леденящий кровь, рык.

На счету Геральта был не один десяток оборотней, а с вурдоволком знакомство было только по книгам хранящимся в Каэр Морхене.

– Вот видите, милсдарь, что делается?! – Вывел из раздумий ведьмака, староста, – Эта тварюга уже девять человек сгрызла. Мож уже и десять, кузнеца-то целый день никто сыскать не может. А людишки, которые его видели, в смысле чудо это, толкуют, что зверюга эта лохматая, огромная на двух задних лапах не хуже, чем на четырех бегает.

– Скажи-ка Любош, вот ты говорил, что сперва он никого не трогал, только пугал, а недавно начал нападать на людей. Как ты думаешь, с чем это связанно?

– Точно сказать не могу, но болтают, что колдунья, что в нашем лесу в черной хате жила издохла, а засранец этот с ейной цепи сорвался и теперь бедокурит.

– Где находится эта черная хата, и кто может туда проводить?

– Провожатых, разумею, сыскать не получится. Боятся все, по хатам сидят. Ни кто в лес идти не захочет. А я лицо фицияльное, рисковать мне никак не можно. Лучше я вам путь туда на дощечке намалюю. Так, знаете, вернее всего будет.

– Ладно, давай малюй, только попонятней, – усмехнулся ведьмак. – И поесть, да умыться с дороги было бы не плохо.

Староста всплеснул руками, мол, как же это он забыл. Позвал жену, опрятно одетую, необъятную матрону, сказав ей принести воды и накормить гостя, сам принялся усердно царапать дощечку.

Пообедав и проверив, есть ли у Плотвы вода и овес, ведьмак пешком отправился в лес. Схема нарисованная старостой была на столько точной, что найти черную хату было достаточно легко, не смотря на то что, находилась она в самой глуши.

Изба стояла на небольшой лесной полянке, прижавшись задней частью к казавшейся сплошной стене леса. Бревна ее были черны от старости, кое-где на них белели пятна плесени. Крыша, покрытая полусгнившей соломой, зияла дырами. Изба стояла на высоких, деревянных сваях, так обычно строят дома в местах разлива рек, но тут в лесу такая постройка казалась лишенной всякого смысла. Походила она на огромное существо на высоких лапах, смотрящее двумя маленькими засаленными глазами-окнами.

С трудом продираясь сквозь заросли малины, ведьмак обошел избу вокруг, но ни двери, ни лестницы так и не нашел. Под избой малинник был еще гуще, но пришлось лезть царапая руки и лицо. Дойдя до середины, он обнаружил небольшую дверцу в полу избы, когда он открыл ее ударом ножен, на него обрушилось облако пыли и старая веревочная лестница. Держа наготове меч, ведьмак осторожно поднялся внутрь.

В избе стоял полумрак, свет попадал сюда только из дырявой крыши, окна же были настолько закопченными, что разглядеть через них улицу было не возможно. В носу щекотало от пыли и по ее слою, равномерно покрывающему все кругом, было ясно, что сюда очень давно никто не заходил. В углу избы стояла большая белая печь, каким образом она держалась на висячем полу, было загадкой. По стенам везде висели пучки трав, какие-то ковшики, котелки и сковородки. Между окнами располагался огромный котел, на дне его валялись высохшие веточки и корешки, и чьи-то маленькие белые косточки. Под ним из камня выложен очаг, но не дров ни углей в нем не было, скорее всего в нем горело магическое пламя.

То, что здесь жила раньше колдунья было совершенно очевидно, а то, что на многочисленных стеклянных сосудах, аккуратно расставленных на стеллаже, и наполненных разного цвета жидкостями, приклеены бумажки с надписями на старшей речи и всеобщем языке, говорило, что ведьма была образована. Судя по надписям, склянки содержали всевозможные приворотные, отворотные, лечебные и успокоительные зелья, видимо местное население часто пользовалось услугами колдуньи. На самой нижней полке находились сосуды с одинакового цвета содержимым, и на них не оказалось никаких надписей.

Рядом со стеллажом громоздился огромный, окованный чеканным железом сундук. Геральт осторожно поднял крышку, но кроме пыльного тряпья и трех женских портретов, там больше ничего не оказалось. Портреты были очень старые, покрытые паутинкой трещин, женщины на них настолько были похожи, что не оставалось сомнений, что они состояли в родственной связи. Все одинаково курносы и обладали неприятным выражением серо-зеленых глаз. Спрятав портреты обратно, и закрыв сундук, ведьмак тщательно осмотрел все углы, но ничего, кроме пыльной паутины в них не было.

Убрав меч в ножны, он уже собирался спрыгнуть на землю, когда с улицы послышался хруст ломающихся под чьими-то шагами сухих веток. Бесшумно ведьмак залез на печь и высунув голову в дырявую крышу, огляделся. По поляне, шагах в двадцати от дома, медленно кралось существо, точно сошедшее с гравюр древних фолиантов. Выглядело оно, насколько страшно, настолько и нелепо. Шло оно на полусогнутых задних лапах, при этом, широко размахивая передними, сзади волочился длинный лохматый хвост. Огромная волчья башка, полностью нарушала всякие пропорции, на ней красовались, совсем не волчьи, растопыренные в разные стороны уши, а между ними произрастала длинная, вихрастая, совершенно не серьезная челочка. И если бы из-под нее не смотрели, горящие злобой, кроваво красные глаза, морду можно было бы назвать: глуповато-простодушной.

Существо озиралось по сторонам и принюхивалось, потом остановилось, повело носом в сторону избы и резко повернув голову, уставилось на ведьмака. Сколько Геральту потребовалось времени спрыгнуть с печи и втянуть внутрь веревочную лестницу, столько и зверю преодолеть расстояние до дома, да еще проложить себе дорогу в малиннике и оказаться под дверцей в полу. Страшно рыча и брызжа слюной вурдоволк, тщетно пытался запрыгнуть в хату. Узкий проем не позволял даже зацепиться лапами за край пола. Ведьмаку стало ясно, почему вход был расположен именно так, а не иначе.

Сделав несколько, не увенчавшихся успехом попыток, зверюга явно утомилась и уселась, задрав голову, отчетливо пролаяла:

– Сво-ло-чь!

– Ну, надо же! Ты еще и разговариваешь! – усмехнулся ведьмак, присаживаясь на корточки у самой дверцы, – Откуда же ты взялся, такой красивый?

– Оттуда, откуда и все, – ответил зверь, уже более членораздельно.

– Не заешь, случайно, где хозяйка этого жилища?

– Знаю, – существо погладило лапой впалый живот, издав при этом хрюкающие звуки похожие на смех, – мамаша долго умирала.

Зверь чисто по-собачьи вывернулся и, клацая зубами, принялся ловить блох у основания хвоста, не сводя глаз с дверного проема.

«Значит, ведьма была его матерью, – подумал ведьмак – В общем, ничего удивительного, магички либо не могут иметь детей совсем, либо рожают нечто подобное ему… или мне».

– Кузнец тоже твоя работа? – спросил он вслух.

Вместо ответа зверь, облизнул нос широким, как лопата языком, и неожиданно подскочил, пытаясь ухватить ведьмака зубами за колено. Геральт увернулся в последний момент, но успел хватить вурдоволка по голове острыми серебреными шипами на своей манжете. Зверь взвыл так, что аж зубы свело. Он упал на землю и на мгновение выпустил лаз из поля зрения, этого ведьмаку было достаточно, что бы оказаться рядом и выхватить меч, но зверь не растерялся, нырнул в малинник и начал кружить вокруг ведьмака то удаляясь, то приближаясь, таким образом пытаясь сбить его с толку. Геральту пришлось медленно поворачиваться, следя за движением кустов и прислушиваясь. Зверь набирал скорость, следить за ним становилось все сложнее, выбрав момент показавшийся ему подходящим, напал. Он выскочил из кустов на четырех лапах с огромной скоростью, рванул когтями ведьмака по ноге, потом резко отскочил в сторону и опять скрылся в кустах. Если бы не этот скачек, то вместо отрубленного уха рядом с ведьмаком валялась бы его голова.

На сей раз, зверь не слал кружить, а затаился в кустах. Ведьмак замер, с поднятым мечом не спуская глаз с этого места. Так продолжалось довольно долго, первым потерял терпение вурдоволк. Он медленно вышел из зарослей и стал обходить ведьмака слева. Геральт напал первым. Зверь увернулся от меча, прокатившись по земле и оказавшись за спиной ведьмака, бросился, целясь в шею. Не поворачиваясь Геральт, схватил меч двумя руками, выставил оголовком вперед и резко ткнул назад. Меч легко вошел в тело чудовища, разрубив ребро и пронзив сердце. Тяжело рухнув на спину, зверь захрипел, из пасти полилась струйка крови.

– Я думал, будет сложнее, – ведьмак вытер меч о шерсть чудовища, схватил за хвост и прихрамывая, потащил в сторону деревни, – судя по описанию, ты должен быть раза в два больше и раз в десять умнее. Какой-то ты недоделанный вурдоволк, скорее всего еще щен.

* * *

На крик деревенских мальчишек, ожидавших ведьмака на краю леса, собралось почти все население поселка. Все с любопытством рассматривали убитое странное существо, лежавшее у дома Любоша. Из толпы вышел старик, подойдя к зверю и приподняв клюкой, свисающий из раскрытой пасти язык, промямлил:

– В тот раз другой был… – заметив, что ведьмак внимательно на него смотрит, дед продолжил, – Другой, говорю, годов сорок назад, здеся обретался, тоже пожрал кой кого. Потом, как в воду канул, как и яга та, что в черной хате жила, с ним вместе.

– А, ну, заходи в хату дед Машук, почаевничаем, поговорим – указал на дверь, староста Любош.

Дед выпятил грудь колесом, гордо глянул на разинувших рты мальчишек и засеменил в указанном направлении.

Стол был уже накрыт, расселись, молча налили себе чаю. Дед Машук причмокивая беззубым ртом, налил чай в блюдце и макнул туда кусок сахара.

– Так вот, – начал он, – годов сорок, значица, назад, появилась в здешнем лесу ведьма. Откуда она взялась, ни кто не ведал, точь-в-точь, как в этот раз. Как она построила эту хату, тож ни кто не видел и не знал. Просто, бац, и прям выросла из земли. Ну, мы собрались, мужики, трое нас было, пошли проведать, что к чему. Пришли, значица, а ее дома нету. Вдруг слышим, вой страшный и рык из лесу – ну, мы туда. Схоронились за кустом, глядим, а на цепи к сосне прикованной сидит чуда, вроде того что здеся дохлый валяется, только меньше гораздо, и этот волчара, а тот кошаком был. Ведьма на расстоянии руками водит, а он весь крючится и извивается, и орет дурным воем. Она подошла к нему и влила из пызырька, чегой-то в раззявленную пасть. Его трясти стало и завыл, как-то жалобно, а она вдруг повернулась и увидела наши рожи из кустов торчащие. Уж мы драпали, так что земли не чуяли. Потом снилась она мне долго: нос к верху задран, глазюки злющие.

Позже в деревне поверенная у ей появилась, Марфутка, то бишь, та что на краю живет. Ее внучка у нонешней ведьмы тож на поруках ходила. Ну, она ей еду всякую, яйца, там, молоко носила, а та ей всякие зелья и ликсиры давала. Ну, а уж у Марфутки, это все бабы наши покупали. Больше никто туды не хаживал, акромя ее. А когда чуда эта, мельничьих детей порвала, и она туды ходить перестала. Потом уж, яга с чудай, кудай-то подевалась, а десять годов тому, опять появилась. Токмо зверюга у ей злющей прежней оказалась, вона сколь люда сгубила.

– Что верно, то верно, – согласился староста, – девять человеков ужо, как. Кузнец-то вернулся живой, правда, куснула его тварь, прям за задницу. Он, вишь, повеситься хотел, а оно подкралось и сцапало, он от страха и свалился без памяти, так и провалялся там сутки, оно его жрать не стало, то ли сыто было, то ли вкус ему не пондравился.

– Уж, помяните мое слово, – опять зачамкал дед, – пройдет, сколько-то годов и опять эта парочка здеся объявится. Потому как место это проклятое, даже эльфы, скотоели то бишь, во время войны место то стороной обходили, они такие вещи за версту чуят.

– Я бы хотел поговорить с вашей Марфуткой и кузнецом, – сказал ведьмак вставая из-за стола и давая понять, что поговорить он хотел бы прямо сейчас.

* * *

Марфутка оказалась древней бабкой, слепой, глухой и похоже выжившей из ума. Расспрашивать ее о чем бы, то ни было, было совершенно бессмысленно. Внучки дома не оказалось, но когда ведьмак и староста уже собирались уходить, она зашла в хату с ведрами полными воды. Стройная девушка лет двадцати, с гордо поднятой головой, этому видимо способствовала, тяжеленная русая коса. По кметски крепкая, но в то же время грациозная, она вылила воду в чан и вопросительно посмотрела на ведьмака огромными эльфьими синими глазами. Прямой нос и красиво очерченные губы, выдавали в ней далекое родство с эльфами или дриадами.

– Послушай, Ванда, – начал Любош, теребя в руках шапку и опустив глаза, – вот милсдарь ведьмак, хотел бы спросить у тебя кой чего. А я, пожалуй, пойду!

Когда за старостой закрылась дверь, Ванда села напротив Геральта, посмотрела на него так, что у него дыханье остановилось. Ведьмак, взял себя в руки:

– Скажи мне, Ванда, что ты знаешь о колдуньи?

– Ничего. Она была хорошая, обещала меня научить чарам. Я только покупала у нее эликсиры. Что я могу знать?

Ее голос звучал, как мелодия, аромат ванили и чего-то еще очень приятного, манил, будоражил и вызывал аппетит разбуженный, вовсе не желудочным соком. Из блаженного состояния ведьмака вывело, подрагивание ведьмачьего медальона.

«Значит, только обещала научить чарам? – подумал ведьмак. – Завралась ты, девонька».

– Говори! – молниеносным движением он приставил меч к горлу девушки. – Я ведьмак, на меня не действуют чары.

– Я не хотела ничего плохого, – ее голос дрожал, а из глаз потекли слезы. – Она научила меня привораживать, больше ничего не успела. Она подарила мне, деревенской дурнушки, эту внешность, научила читать и писать. Я любила ее как мать, и она меня! За это он и убил ее!

Девушка зашлась беззвучными рыданиями. Геральт убрал меч в ножны, ему очень захотелось погладить ее по русой головке, прижать к себе и извиниться, но он воздержался.

– Расскажи, все, что знаешь, – попросил он более мягко.

– Она говорила, что очень давно, она и ее сестры занимаются воспитанием таких существ. Родился он обычным оборотнем, не знаю, была ли она его настоящей матерью или нет, но он считал ее таковой. С помощью эликсиров, ей удалось сделать так, что бы он все реже оборачивался человеком, с каждым годом он становился все свирепее и свирепее. Но при этом она учила его быть послушным ее воли или воли того, кто в последствии станет его хозяином. Несколько раз она его отпускала побегать по лесу, проверяя, сможет ли он справиться с искушением, наброситься на человека без ее приказа. Он всегда выдерживал испытания, но как-то, раз не смог сдержаться и загрыз ребенка. Десять дней она истязала его, какими-то ужасными чарами, его вой был слышен даже в деревне и днем и ночью. А потом он сорвался с цепи и…

Ванда замолчала и закрыла лицо руками. Ведьмак не стал ее торопить.

– Он хотел убить меня, думал, что я виновата в том, что она так к нему относится, попросту ревновал. Госпожа Рокзана, так ее звали, узнав его намерения, обозвала его ублюдочным ублюдком, не достойным иметь матери. Когда он сорвался, сразу бросился ее искать и… нашел. С тех пор я больше не ходила в лес, а он принялся убивать всех кого только мог. По возрасту, он был еще подросток, еще не вырос и не заматерел, поэтому убивал только детей и женщин. Вот и все.

Девушка задумалась, а потом добавила:

– Да, еще бабушка рассказывала, что очень давно, сестра госпожи Рокзаны, тоже жила здесь лет пятнадцать, она и построила черную хату.

– Ладно, Ванда, прости меня за резкость. Спасибо. Пойду посмотрю, что с кузнецом.

Она улыбнулась, обнажая ровные красивые зубы, встала и пошла к выходу. Геральт последовал за ней. Девушка открыла дверь, отошла, давая ему пройти, и заглянула в глаза. От этого взгляда у ведьмака кровь прилила к голове и не только к ней.

Уже совсем стемнело. На небе как рассыпанные по черному бархату брильянты сияли звезды и лунная половинка. Кузница располагалась, через несколько домов от дома Ванды. Кузнеца положили прямо в кузнице на кучу соломы, он лежал на животе, охал и кряхтел. Вокруг него суетились две старухи, они уже успели обработать и перевязать укушенное место. Геральт присел рядом с ним на корточки: