Текст книги "Рута (СИ)"

Автор книги: Элина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Тяжело вздохнув, он с трудом сдержал очередной приступ рыданий.

– Ратиол ухаживал за ней, пытался уговорить поесть хоть немного, той бурды, что давали на обед, но она согласилась лишь тогда, когда увидела меня и узнала, что мама с сестрой и братом в безопасности. Мне даже показалось, что у нее появился какой-то блеск в глазах. Я думал, это интерес к жизни, а оказалось наоборот.

Он опять некоторое время молчал, пытаясь справиться со своими чувствами.

– Бедный, Геральт! – он посмотрел на лежащего без сознания ведьмака. – Это я во всем виноват! Это я его втянул в это дело! Ему постоянно вливали в рот какую-то дрянь, я не знаю, как он до сих пор еще жив после этого. Ох, и девочку не спас и друга…

– Какую дрянь? – в глазах Цири застыл ужас.

– Я точно не знаю, но слышал, что жуткое зелье из мандрагоры, крови младенца, зубов дракона и еще какой-то мерзости. Принц говорил, что продавший ему это зелье колдун, утверждал, будто оно легко превратит любого человека в свирепого, но послушного пса. Он знал, что Геральт ведьмак, и злился, что тот не реагирует на пойло должным образом, хотя украденный из деревни кмет, после первого же вливания завыл волком и пытался покусать дружинников.

Я сперва не знал почему именно Геральта он хотел унизить, посадить на цепь, заставить служить себе, как собаку. Возможно, оттого, что он чувствовал его превосходство во всем. Действительно, рядом с Геральтом он казался жалким куском свиного окорока.

Как-то придя в себя ведьмак сказал ему, что сделать из него шавку, так же не возможно, как сделать из Трояна человека, и если бы он знал, что когда-нибудь спасенная им девочка произведет на свет такого упыря, то убил бы ее сразу же и не раздумывая, пока она еще была упырицей.

Принц тогда разозлился не на шутку, Геральта жестоко избили, потом влили в рот еще часть отравы. Троян пообещал, что если и в этот раз зелье не подействует, он скормит его своим зверушкам.

На следующий день к нам в темницу закинули лысого и хромого нищего. Несчастный человек! Он так плакал и проклинал свою злую судьбу. А когда на следующий день, пришли за Геральтом, он молил о пощаде, цепляясь за ноги дружинников и обещая служить принцу верой и правдой.

Ведьмак пришел в себя, глаза его превратились в злые и холодные глаза змеи, когда его развязали, попытался укусить того, что разрезал веревки. Принц решил, что зелье подействовало и приказал оглушить Геральта и сам лично споил ему остатки.

Ведьмака унесли и я был уверен, что ни когда не увижу его, но вдруг появился Арден и вытащил нас всех оттуда. Тот несчастный бежал быстрее всех, не смотря на хромоту, а потом куда-то пропал. Надеюсь он не стал ужином, какой-нибудь твари!

Рута закончила перевязку, и отхлебнула из кубка вина.

– А я надеюсь как раз на обратное! Если он остался жив, то скорее всего побежит освобождать принца. Да и Хлой ушел! Надо нам раздобыть телегу и поскорее убираться отсюда!

– У меня дом под Струнаром. Красивейшее место у подножья Синих гор. Там моя жена и дети. Нет лучше места, что бы перевести дух, подлечить раны и продумать дальнейшие планы.

Глава 9

Небольшой каменный дом с красной черепичной крышей, утопал в белоснежном облаке цветущего вишневого сада. Вдалеке зубчатой стеной, виднелись Синие горы, снежными вершинами цепляющие редкие облака. Сейчас они казались серо-голубыми, холодными и безжизненными, спрятанные за полупрозрачный занавес вечерней дымки.

Просторная беседка, вся увитая девичьим виноградом, еще не одетым в листву и потому не полностью скрывающим сидящего в кресле белоголового мужчину с резкими чертами лица. Сильные шершавые руки покоятся на мягких подлокотниках, ноги укрыты вязаным пледом. Он с грустью смотрит на протекающий рядом с беседкой ручеек, поющий свою шелестящую монотонную песню. Воздух наполнен сказочным пьянящим ароматом, жужжанием жуков и щемящей сердце трелью соловья.

Услышав приближающиеся шаги, мужчина прикрыл глаза и притворился дремлющим. В беседку вошла молодая женщина в простой крестьянской юбке и облегающей белой рубахе, темные густые волосы заплетены в не тугую косу. Она села на лавку напротив мужчины и тихо позвала:

– Геральт.

– Мм, – отозвался он не открывая глаз.

– Пора начинать.

– Это не поможет.

– Прошу, только не сдавайся.

– Я не сдаюсь. Просто знаю, что не поможет.

– Это другое. Я сегодня ходила к эльфам в Доль Блатанна…

– Брось, Рута. Неужели ты сама веришь, что травяные ванны, мази и прочая чушь, способны заставить мои ноги двигаться?

Рута тяжело вздохнула. Взяла лежащий на лавке гребень и подошла к Геральту.

– Давай я расчешу тебе волосы?

Он не возражал. Ее руки ласково гладили его голову, гребень поднимался и опускался скользя по молочно белым длинным волосам.

«Йен и в голову бы не пришло расчесывать мне волосы. Такая простая, казалось бы, вещь, а у меня ощущение будто именно этого мне всю жизнь и не хватало. – Он подавил в себе желание взять ее за руку, притянуть к себе, поцеловать. – Остынь! Поддавшийся весеннему настроению глупый кабачок, не способное двигаться растение, принявшее заботу и сострадание за что-то совсем другое. Успокойся! Твои жалкие попытки, только рассмешат ее. Уж парализовало бы сразу по пояс, по крайней мере не лезли бы в голову всякие глупости».

Она закончила расчесывать и снова села на лавку, заглянула ему в глаза полным нежности взглядом. Как ни старался он себя убедить, но жалости и сострадания в ее взгляде не было.

Некоторое время молчали, продолжая смотреть друг на друга. Геральт отвернулся, тяжело вздохнув.

– Зачем ты делаешь это? – хрипло спросил он.

– Что делаю?

– Так смотришь на меня.

– Как?

– Не знаю. Трудно найти определение, – ответил он, злясь на себя за то, что начал этот разговор.

Положение спас влетевший в беседку запыхавшийся Арден.

– Цири вернулась! И чародейка с ней! Сейчас они переоденутся, умоются…баронесса настояла… а потом придут сюда.

– Отлично, – грустно улыбнулась Рута.

– Я пока пойду найду Ратиола! – крикнул юноша уже выскочив из беседки.

– Я пожалуй, тоже пойду, – сказала она вставая и расправляя юбку.

Он не остановил. Пройдя по дорожке ведущей вокруг беседки, она остановилась, теребя косу, глядя на него сквозь набравшие почки плети дикого винограда.

– Трисс подруга твоей…жены?

– Да, – тихо ответил он.

– Больше тебе не нужна моя помощь. Теперь о тебе есть кому позаботиться. Так что…в общем…прощай!

Она стремительно пошла по тропинке к дому, не оглядываясь. Он не позвал. Зайдя за поворот побежала, закусив губу и еле сдерживая слезы. В голову пришли ее собственные, не так давно сказанные слова:

«Я не могу себе это позволить…да и не хочу…»

Она резко остановилась.

– Вот и не позволяй! – приказала она себе. – Возьми себя в руки и забудь. Бестолковая курица, спутавшая обычную благодарность с тем чего просто не может быть. Прочь отсюда! И как можно быстрее!

* * *

Паханные засеянные поля, тянулись бесконечной чередой. Петляющая дорога лежала между ними серой пыльной лентой. Иногда вдали появлялись маленькие деревушки, но вскоре пропадали скрытые холмом или густым перелеском.

Рута ехала медленно, задумчиво поглядывая на линию горизонта. Тоска и грусть щемили сердце словно безжалостные тиски, было ощущение, что самое важное в жизни утекло между пальцев, подобно прозрачной воде и исчезло бесследно и безвозвратно.

Вспомнились удивленное лицо Цири и прищуренный взгляд чародейки. Растерянность Ардена и барона, и только всегда все видящий и понимающий Ратиол, не спросил:

– Почему ты уезжаешь?

– Я поеду в Каэр Морхен. Весимир должен знать, как помочь Геральту.

– Я – с тобой.

– Нет, Цири. Не в этот раз. Ты должна позаботиться об отце. Я поеду одна.

– Но Рута подожди хотя бы результат усилий Трисс, она говорит, что не все так безнадежно!

– Лучше подстраховаться.

Затем бессонная ночь. Сомнения. Сладкие воспоминания прикосновений, долгих бесед.

– Талин Степной Лев! О нем ходили легенды! – вспоминал ведьмак, улыбаясь. – Мальчишками мы помногу раз пересказывали друг другу, эти истории, рассказанные Весимиром.

Легкий ветерок играет его белыми волосами, щекочет лицо заставляя жмуриться.

– Отец не столько рассказывал, сколько показывал мне все свои бои, – отвечала она, натирая его неподвижные ноги, покрытые множеством шрамов и рубцов. – Мы отрабатывали их до мельчайших подробностей и до тех пор пока я с завязанными глазами не переставала допускать ошибок. Он был очень строгий учитель и в то же время любящий отец. Отругав, как следует за не ловкость, и заставив долго тренироваться, укладывая спать нежно гладил меня по головке и рассказывал как добрые и смелые ведьмаки, побеждали везде и всюду страшных монстров.

– И какой же монстр казался тебе самым страшным?

– Зависть.

– Зависть?

– Это было самое ужасное, огромное и злое чудовище в папиных сказках. Его нельзя победить, только не будить, а уж если проснулось, то бежать подальше и не высовываться. Хотя страшнее все-таки было черное болото Глупость порождающее всех монстров и чудовищ и превращающее забредших в него людей, во всевозможную болотную мерзость.

– А добрые существа, ну кроме ведьмаков, конечно? – улыбнулся он.

– Зеркальная птица Любовь, способная победить любого монстра, достаточно ему увидеть свое отражение в ее зеркальных крыльях, но хрупкая, в не умелых руках рассыпается и ранит.

– Да уж, – задумчиво произнес он.

– Ты совсем ни чего не чувствуешь? – спросила она, гладя его колено.

Он берет ее руку в свою большую шершавую ладонь, накрывает другой, гладит, ласково и грустно смотрит на нее. Так они сидят долго, пока соловьиная трель не возвращает их в действительность.

Как хочется остановить время, заморозить его на этом мгновении, остаться в нем навсегда, никогда не переставать смотреть в эти странные и такие родные глаза!

Сон дарит ей этот застывший миг, не надолго, совсем на чуть-чуть, но и за это спасибо.

И вот дорога… пыльное спасение от себя… от него. Но почему же на сердце еще хуже и тяжелей?

Она пустила коня рысью, потом в галоп. Слезы струятся по щекам, тоска разрывает душу.

– К Марату, черт побери! К Марату!

* * *

Трисс сидела на лавке в беседке, облокотившись на спинку и закрыв глаза. Солнце купалось в золотом море ее роскошных волос, разбрызгивая множество бликов. Она была выжата, как лимон.

Геральт знал, что в таком состоянии она не может читать его мысли.

«Паршиво. Как все паршиво! Лучше бы этот жирный кабан добил меня там же. Парализован! Совсем не чувствую ног…обуза для всех и для себя тоже… Даже в сортир не могу сходить самостоятельно! Немощное, жалкое безногое существо! Я боялся этого больше смерти.

У Трисс ничего не вышло и вряд ли получится, а Весимир…»

– Прошу: только не сдавайся, – вспомнились ему слова Руты.

– Зачем бороться если это бессмысленно? Пустые надежды – самообман, – мысленно ответил он.

В памяти всплыл ее образ. Бархатные глаза, как будто лучащиеся изнутри. Руки, ласковые и нежные и в то же время привыкшие держать меч и поводья.

«А ведь я обидел ее. Не знаю чем, но обидел, – от этой мысли, словно мраморная плита, навалилась тоска. – Она не вернется!»

Он закрыл глаза рукой, сморщился.

– Не расстраивайся, – чародейка с трудом поднялась, подошла и положила руки ему на плечи. – Я восстановлюсь и попробую снова.

– Спасибо, Трисс.

– Если же у меня не выйдет, то Рута привезет зелье от Весимира. Старый ведьмак должен знать…

– Она не вернется.

– С чего ты взял?

Чародейка обошла кресло, наклонилась и внимательно посмотрела в лицо Геральта.

– Что с тобой такое? Я чувствую смятение и… Между вами, что-то есть? Я права?

– Нет! Что ты!?.. Наверное, нет… Я не знаю.

Трисс снова бессильно опустилась на лавку и закрыла глаза.

– Час от часу не легче, – проворчала она.

– Я не то сказал. Не беспокойся.

На тропинке ведущей к беседке показалась фигура барона. Он шел медленно, сутулясь с низко опущенной головой. С тех пор как они вернулись он сильно поседел. Он искренне считал себя единственным виновным в смерти дочери и несчастье случившемся с ведьмаком, и несмотря на то что Ратиол, каждый день с завидным терпением объяснял ему, что он ничего бы не смог изменить и все это злой рок и превратности судьбы, он все равно страшно переживал, продолжая во всем себя винить.

– Я не помешаю? – заглянул он в беседку.

– Нет. Я как раз собиралась пойти прилечь, – устало поднялась Трисс.

– Тогда, позвольте, составить вам компанию Геральт?

– Конечно, барон.

Барон зашел и сел на лавку, крякнув и держась за поясницу. Вот уже несколько дней его донимал радикулит.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Геральт.

– Да, что я? Ползаю, как видите.

– Может попросить Трисс…

– Нет, нет! Не надо, мазь всегда мне помогала, поможет и сейчас. А вот вы гораздо лучше стали выглядеть после магии. Помогло?

– Нет.

– Жаль, очень жаль! Но это только первая попытка, может в следующий раз…

– Расскажите лучше, как съездили в Струнар? Что нового в мире?

Барон немного помолчав, видимо раздумывая говорить ведьмаку все или нет, все же начал:

– Дела в мире не лучше наших. Говорят, в Темерии состоялась свадьба известных нам особ, и Фольтест отдал корону своему внуку. Прошло всего несколько дней после коронации, а первый указ нового короля был о поимке особо опасных преступников. Очень большие деньги назначены за головы Руты и Цири.

– А нас с вами, что ж не удостоили чести? – удивился ведьмак.

– Представляете: нет! Ни нас, ни Ардена с Ратиолом, только их. Но хуже всего, что тут же появились охотники за головами, их говорят, видели и в Струнаре, и Альдерсберге. Все спрашивают, вынюхивают!

Барон потер больную поясницу и усмехнулся:

– А еще слышал анекдот, дескать на троне Темерии сидит кабан женатый на обезьяне, держит он два поводка на одном рыжий трехлапый пес, а на другом хромой и лысый хорь. И если эти двое не найдут себе жертву, то непременно вцепятся друг другу в глотки.

– Что-то не смешно.

– Да, что уж тут смешного? В пору плакать! Тут еще страшные болезни обрушились на города. Люди болтают, что в Тигге, Дракенборге, Майене и даже в Бан Арде эпидемии унесли тысячи жизней. Ложа проявила неслыханную добродетель и повсеместно организовала за свой счет больницы для бедных и нищих, но не смотря на это очень много людей погибает. Везде на рынках стоят глашатаи, и читают воззвания жителям, что бы держались подальше от людных мест. И надо сказать, народу на улицах действительно поубавилось, но как рассказал мне знакомый пекарь, в Бан Арде тоже так было. Людей с улиц как ветром сдуло, но зато все устремились в храм Двух Стихий и молились там о спасении своего здоровья. И что вы думаете? Именно там и началась вспышка оспы.

Сад наполнился веселым криком и визгом. Дети слуг во главе с сынишкой барона принялись пускать по ручью кораблики, брызгаясь и смеясь. Барон глядя на это весь просиял.

– Знаете, Геральт? В мире может происходить все, что угодно, но когда я вижу своих детей счастливыми, забываю обо всем на свете. Даже как сильно я перед вами виноват!

Он опять сник. Виноватыми слезящимися глазами глядя на ведьмака.

– Не начинайте заново. Прошу вас, – единственный способ успокоить барона, это было сменить тему, что Геральт и поспешил сделать, к тому же он давно хотел задать ему этот вопрос. – Помогите мне Максиль, понять одну вещь. Я видел, как трепетно и с каким чувством вы смотрите на свою супругу. Вы вместе уже очень много лет и почти никогда не расставались на долго, но ваши чувства не угасли и не поблекли. Неужели вам ни разу не хотелось перевести дух, отдохнуть, побыть вдалеке друг от друга?

– Странно, что вы спрашиваете об этом, – Барон удивленно поднял брови. – Ну раз, спрашиваете, стало быть есть причины.

– Есть.

– Понимаете, Геральт, порой мне кажется, что у нас с Сианой одна жизнь на двоих, и ее нельзя разделить надвое. Она – это отражение моей души, только гораздо более привлекательное, наделенное тем, чего у меня нет, такое какое я всегда бы хотел видеть. Перевести дух! Отдохнуть! От чего? От того, что я люблю больше всего на свете? От ее нежной кожи, запаха ее волос, от улыбки с которой она каждое утро встречает мое побуждение, гладя по щеке и шепча… Ах, Геральт, как можно хотеть побыть вдалеке от всего этого? Да мне не выносима даже мысль о разлуке. С первой нашей встречи, с первого взгляда наши сердца стали биться в унисон, и я счастлив, что за столько лет ничего не изменилось.

– Неужели между вами ни когда не было разногласий, недомолвок, обид, разочарований?

– Конечно, было! Но мы никогда не заставляли страдать друг друга, терзаться сомнениями и угрызениями совести. Это заслуга Сианы, она научила меня говорить о своих чувствах, сразу выяснять все, что застревает занозой в мозгу и не дает трезво рассуждать. Не мучиться догадками, не устраивать демонстрации: догадайся, мол, сама – а все обсуждать. Поэтому я всегда знал, что ее тревожит и старался избавить от тревог, она отвечала мне тем же. Это очень важно, уметь открыть друг другу душу.

Оба молчали. Барон долго устало смотрел на ведьмака, затем тяжело вздохнув, отвернулся.

– Осознание того, что я являюсь причиной вашего… нездоровья, убивает меня. Не так-то много мне встречалось на свете, достойных уважения людей. И вот вы самый достойный из достойных, из-за меня лишены возможности двигаться…

– Барон… Максиль… – глубоко вздохнул ведьмак. – За то время, что я провел в этом кресле, мне многое удалось обдумать. Бывают, конечно, приступы жалости к себе, отчаяния и тоски, но все же мне кажется я вдруг понял, что-то очень важное. Я почти уверен, что все что с нами происходит в жизни целесообразно и своевременно. Называйте это судьбой, Предназначением, волей богов все едино.

Вы не поверите, но я чувствую, что именно сейчас мне необходимо остановиться, навести прядок в своих мыслях, во многом разобраться. Обдумать и как следует взвесить, отложенные на потом и давно забытые дилеммы, понять то что давно надо было понять, но на это всегда не хватало времени. Выкинуть груды не нужного хлама, занимающего большую часть моей души, и занять это место гораздо более полезными, милыми сердцу, новыми чувствами и эмоциями.

Я очень долго душил в себе все это, считая проявлением слабости, но теперь больше не хочу. Вот смотрю на этот завораживающий пейзаж, казалось бы, мне б его ненавидеть, ведь возможно он заменит мне весь мир на долгие годы, но я восхищен! Он не двигается с места, но при этом всегда другой, совершенно отличный от вчерашнего, более живой и яркий, а потом опять тусклый и безжизненный, но не похожий на предыдущий. И поскольку, я уже почти неотъемлемая часть этого пейзажа, мне даже приятно ощущать эти недвижимые изменения, происходящие в нем и во мне.

Я надеюсь, вы понимаете о чем я?

Барон закивал, грустно улыбаясь. Глядя на ведьмака полным восхищения и преданной дружбы взглядом.

– Я понимаю. Нам всем в определенный момент необходимо остановиться, оглянуться назад и осмыслить пройденный путь. И если мы сами сделать это не в состоянии, происходит то, что изменить не в наших силах, мы можем только понять и принять, сделать выводы и извлечь уроки, а потом начать все заново, но уже совсем иначе.

Я тоже много размышлял над этим сидя в темном подземелье, прислушиваясь в вашему дыханию и молясь всем известным и неизвестным мне богам, что бы оно не прекратилось. Глядя на свою бедную измученную дочь, я неистово желал, что бы она жила и была счастлива, не представляя, как она теперь все это сможет. Я ненавидел, ее и вашего мучителя, но потом осознал, что ничего, ну абсолютно ничего не измениться оттого, что я буду отравлять свою душу ядом ненависти и мести. Изверг не перестанет существовать, не изменит своих наклонностей, да и ничто уже не сможет изменить его сущность. Никогда он не узнает и не поймет самого главного, важного и ценного в жизни, не сможет, даже если сильно возжелает ощутить силу и красоту любви, торжество не запятнанной совести и радость чистой бескорыстной дружбы. И знаете, мне стало нестерпимо жаль его! Ущербного, неполноценного, лишенного души. И как только ненависть умерла в моем сердце, его заполнила любовь к моим близким и друзьям. Это славно, что вы все есть у меня!

По щекам барона текли слезы, глаза светились теплом и любовью.

«Мне далеко до вас дружище! – подумал ведьмак. – Меня создали для того, что бы убивать без ненависти и спасать жизнь без любви. Так было, потом все изменилось, научившись любить я научился и ненавидеть. Всегда эти два чувства шли вместе со мной терзая и мучая одинаково.

„…хрупкая, в неумелых руках рассыпается и ранит“ – голос Руты прозвучал ясно и отчетливо в его голове.

Жаль, что у меня не было такого отца, как у тебя девочка! Жаль, что у меня не будет детей, что бы отдать им часть себя, вложить в них понятия и чувства доставшиеся мне так дорого… сейчас я бы смог…»

– Простите меня, – отвлек его от мыслей голос барона. – Что-то я расчувствовался.

– Вы замечательный человек, Максиль, – Геральт протянул ему руку. – Я рад, что могу вас называть своим другом.

– К стати о друге, – спохватился барон, хлопнув себя по лбу ладонью. – В Струнаре я встретил поэта, знаете ли такой франт, хоть и весьма упитан. Он расспрашивал меня, да и не только: видел ли кто или слышал, где находится знаменитый Геральт из Ривии? Назывался вашим другом. Зовут его Василек…или…

– Лютик?

– Да, точно. Он пел балладу сидя на телеге сеном, а старый серый мерин, с очень странным именем, сжевал вместе с сеном часть длинного пера прикрепленного к его бархатной шапочке. Этот Лютик так смешно его отчитывал за это, что вся рыночная площадь собралась послушать.

– Вы не могли бы пригласить его сюда, Максиль, – попросил Геральт. – Мне просто не терпеться его увидеть!

* * *

Забитые досками окна домов, смотрели грозно и недружелюбно. Не смотря на то что день выдался ясный и солнечный, улицы казались мрачными и темными. Не было на них привычной шумной суеты, не играли дети, не сидели на скамейках всегда все знающие и видящие старушки, не было видно даже собак, только крысы иногда перебегали дорогу, да где-то на крыше орали коты.

Рута бывала не раз в Бан Арде, но никогда он не встречал ее так мрачно. Она ехала осматриваясь по сторонам в надежде увидеть, хоть кого-нибудь у кого можно было бы поинтересоваться, что здесь произошло.

Вдруг из приоткрытой калитки выполз крошечный ребенок, перебирая ручками и ножками с быстротой присущей только не умеющим ходить младенцам, он пересек улицу и остановился на середине. Не сразу заметившая его ведьмачка еле успела придержать коня. Ребенок спокойно усевшись, не обращая на нее внимания, раскидав ручонкой шарики козьего навоза, подобрал один и засунул себе в рот.

– А, ну выплюнь!

Рута соскочила с коня и подхватив малыша, пальцем выковырнула у него изо рта шарик. Ребенок скуксился, раскрыл рот и спустя мгновение издал вопль, отозвавшийся из глубины улицы глухим эхом. Она стояла и ждала, когда на плач малыша, выбежит его мать, но вместо этого, покосившаяся калитка заскрипела и из-за нее показалось, все изрытое оспой лицо светловолосой девчушки, лет девяти.

– Не заешь, чей это ребенок? – спросила Рута рассматривая девочку.

– Мой, – тоненько ответила она.

– Наверное, твой брат? А где ваши родители?

– В больнице.

– Давно?

Девочка кивнула.

– Что здесь произошло? – Рута отдала ей орущего и извивающегося младенца.

– Эпиле…эпитемия, – сообщила она. – Оспа.

– А взрослые-то, дома есть?

– Есть, – послышался старческий голос за калиткой, а за ним шарканье башмаков.

Отодвинув девочку, из калитки вышла полная пожилая женщина, закутанная в дырявую пуховую шаль.

– Здоровья вам, милсдарыня, – поклонилась она. – Нынче в Бан Арде, оно больше всего надобно.

– И вам не болеть, – ответила Рута. – Не уж-то болезнь весь город выкосила?

– Поди половину! – всплеснула руками женщина. – Остальные: кто убег, а кто по домам сидит и наружу носу не кажет. Страшно погуляла тута оспа-то! Вот дочь с зятем не иначе как померли в больничке-то. А соседка прям, перед домом окочурилась, но увезли шибко, краснолюды. У них этот…ну не пристает к ним оспа, вот и убирают улицы, а так бы… ох, не приведи Господи! Говорят, им за это из казны Ложи платят.

За забором к всхлипыванию, только что угомонившегося малыша прибавился плач девочки.

– Не померли они, бабушка, не померли!

Женщина тяжело вздохнула и смахнув слезу, притянула к себе внуков.

– Если вам не в тягость. Коли будете мимо больницы ехать, спросите жива ли Велеша с мужем с улицы Ремесленников.

– Хорошо, – ведьмачка вскочила в седло.

Встретившись с мокрыми, полными надежды глазенками девчушки, отвернулась. Спешно направила коня дальше по улице, к трактиру «Золото Синих гор», в котором она обычно останавливалась бывая в этом городе.

В трактире было пусто, только в дальнем углу сидели два мужчины, рядом с ними на лавке лежали мечи, из-за голенищ сапог торчали кинжалы. Они ели похлебку, громко стуча ложками о дно мисок, ни кого и ни чего не замечая.

– Что изволите? – подлетел к ней знакомый трактирщик, когда она села за стол у окна.

– Как всегда.

– Милсдарыня Рута, заказала пару перепелов и красного вина! – заорал трактирщик, приоткрыв дверь в кухню, но не заходя туда.

Ведьмачка подняла на него удивленные глаза. Он, подобострастно улыбаясь, несколько раз ей поклонился, задом пятясь за стойку. Двое в дальнем углу заерзали.

Через несколько минут из кухни вышел сын трактирщика. Молодой человек в белоснежном фартуке с гладко зачесанными назад волосами и острыми чертами лица, подошел, и сняв с подноса кувшин с вином, трясущимися руками поставил его на стол. Рута с интересом наблюдала за ним. Всегда когда ей доводилось бывать в этом заведении, сын трактирщика обслуживая ее трясся, как овечий хвост и при этом краснел до кончиков оттопыренных ушей, но в этот раз лицо его почти сливалось с фартуком.

– Иди, – отпустила его ведьмачка.

Двое вооруженных типов бросив на стол несколько монет, встали вытирая рукавом рты и направились к двери. Лица не имеющие и тени интеллекта, зато нахальные и злые, расплылись в сальных улыбочках, когда заметили, что ведьмачка на них смотрит. Маленькие близко расположенные и глубоко сидящие под узким лбом глазки, одного из мужчин скользнули по лежащему рядом с Рутой мечу, массивный подбородок дрогнул и растянув в широкой улыбке пухлые губы, явил свету желтые зубы с большой щербиной. Другой более щуплый по сравнению со своим товарищем, обладатель как бы вытянутой вниз физиономии, дернул его за рукав и смачно сплюнув на пол, скрылся за дверью. Второй последовал за ним.

Вскоре из кухни снова вышел парень в белом фартуке, зыркнув в дальний угол, он облегченно вздохнул и уже более уверенно подошел и поставил перед Рутой блюдо с чудно пахнущими перепелами, при этом как обычно покраснев.

– Присядь на минуточку, – ведьмачка улыбнулась так приветливо, что парень не смог отказать.

Налив немного вина, Рута пододвинула кубок к нему, и облокотилась на стол так, что бы хорошо была видна глубоко расстегнутая блузка.

– Скажи мне, дружочек. Что за типы сидели вон там и почему спрашивали обо мне?

– Я… я не знаю… – с трудом оторвав взгляд от декольте, парень поднял глаза и встретился с мягким обволакивающим взглядом темных глаз.

Он, как-то весь преобразился, приосанился и с собачьей преданностью в глазах, выпалил:

– Милсдарыня, Рута. Хотел вас предупредить. Те двое уже дней пять тута торчат, все ждали когда вы появитесь. Папаню запугали вовсе. «Если не укажешь нам на ведьмину, – говорят. – Спалим на хрен, твою забегаловку». Мы чудом от оспы спались, а тут новая напасть.

– А не знаешь: что это вдруг ко мне такой интерес?

– Не знаю… Чего не знаю, того не знаю.

– Ладно, иди. И принеси мне другой кубок.

– Сей, момент, – вскочил он, хватая со стола опустошенный им сосуд.

Покончив с обедом, она уже собралась уходить, как дверь распахнулась и в трактир вошел высокий хорошо одетый мужчина. Волнистые черные волосы, блестящими локонами лежали на широких плечах. Лицо незнакомца по эльфьи красивое, было слега загорелым и поэтому большие широко расставленные карие глаза, казались более яркими и выразительными. Он окинул трактир внимательным взглядом и остановил его на Руте, не менее внимательно осматривающей его. Ведьмачка не смутилась и не опустила глаз. Незнакомец улыбнулся, показав белые и ровные, но совсем не эльфьи зубы и мягкой не слышной походкой подошел к ней.

– Простите меня великодушно, милсдарыня, – проговорил он мягким и теплым баритоном. – Не позволите ли мне присесть рядом?

– Великодушно прощаю, – усмехнулась Рута. – И позволяю.

– Благодарю, – не обращая внимание на насмешку, ответил мужчина, садясь напротив. – Меня зовут Басто Торе.

– Рута Белая Прядь.

– Я знаю, кто вы, – сказал он, сняв перчатки положив их на лавку.

– Вот как?

– Я, можно сказать, ваш поклонник. Всегда мечтал познакомиться, но все ни как не удавалось. Рад, что зашел сегодня именно сюда и имею возможность видеть вас.

Из очень богатого опыта, Рута знала, что слишком красивая внешность мужчины чаще всего не имеет ничего общего с его внутренним содержанием, и как правило, приносит больше разочарования, чем удовлетворения, но все же ей было приятно его внимание. Он был невероятно красив и совершенно не обычен. От него исходила какая-то спокойная уверенная сила и опасность. Хотелось прикоснуться, почувствовать тепло его кожи, пройтись рукой по великолепному шелку волос и в то же время огромное желание обнажить меч и положить его между ним и собой, при этом ни на минуту, не выпуская из рук. Пока она пыталась понять свои новые ощущения, он продолжал:

– Я долго изучал все, что связано с вами и пришел к выводу, что мы очень схожи. По характеру, темпераменту и роду занятий.

Трактирщик открыл окно, и ей на мгновение показалось, что влетевший в него солнечный луч, попав в глаза собеседника, заставил его зрачки вытянутся в тонкую вертикальную полоску.

– И чем же вы занимаетесь? – поинтересовалась Рута, наблюдая за тем, как Басто старательно очищает прилипшую к рукаву грязь.

– Я, видите ли, охотник. Охочусь на разных существ и делаю это за соответствующую плату.

– Надо же! Куда не посмотри – одни коллеги. Охотники, наемные убийцы, стражники и даже истребители крыс и тараканов и те утверждают, будто занимаются тем же делом, что и ведьмаки. Я ожидала от вас чего-нибудь более оригинального.

– Оригинальность – не мой конек. Мне жаль, что не оправдал ваших надежд, – произнес он без тени сожаления в голосе, подняв на нее глаза. Ни чего не обычного в них не было. – И все же, не смотря на вашу иронию, я утверждаю, что у нас с вами очень много общего.