Текст книги "Сенат"

Автор книги: Елена Ромашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– Хорошо. Сколько будет длиться отпуск?

Я вздыхаю, наслаждаясь недовольным тоном Деннард.

– Сколько она захочет, столько вы и будете там. Либо пока вас не вызовут сюда. Если будут серьезные проблемы, звони мне.

– Окей.

Трубка снова оказывается у Варвары.

– Варя, милая моя, ты как?

– Нормально. Неожиданно, правда.

Я смеюсь. Значит, сюрприз удался. Это хоть как-то отвлечет ее от мыслей об ее мальчике-Инквизиторе. Ох! Как же он меня бесил. Мешался и сбивал Варю. Рада, что он умер. Пускай эксперимент с объединением не получился, зато Инквизиторишка убрался с дороги. Правда, обрюхатив Варю. Ладно. Я не против детей, тем более будет девочка. Уже предвкушаю, как буду держать этот пухлый мягкий комочек и трогать нежные пальчики малышки. Главное только, Варю и ее ребенка держать подальше от моей сестрицы. У этой дуры в голове много. Может и убить младенца.

– Ты не обращалась, надеюсь, к Темной магии?

– Нет. Не обращалась.

– Вот и славно. Поверь! Я тебе его убийц из-под земли достану, если хочешь.

– Знаешь… Я тут подумала, да гори его мерзкая душа в аду! Он мне всю жизнь поломал. Не хочу даже и думать о нем!

Неожиданно. Варя, молодец! Не зря я в ней так уверена.

– Ну и отлично! Только жажда мести – она такая, может грызть, как совесть, по ночам. Если передумаешь, скажи.

– Нет, не передумаю.

– Тогда пока?

– Пока.

И пошли резкие частые гудки. Хм! Как интересно жизнь расставляет приоритеты. Говорят, всё предопределено, правда Инициированные с даром пророка не согласятся с этим. Хотя вот, как удачно всё сложилось. Возможно, Ганн и был проходящим эпизодом, но зато сколько после себя оставил. Да и Варя стала сильнее. Моя любимица вернулась! А то зависла на этом сопляке.

Да и он прилепился, как пиявка. Хотя этот Кевин нам Аню добыл. Если бы не его дар, этому мальчишке раньше бы сократили жизнь. И ходила бы Варя не такая несчастная и не в положении.

Внезапно всплывает в памяти старый Химерский стишок:

Двое в кровати, выключен свет.

Химера хочет, Инквизитор – нет.

Болтается грустно Святой реквизит:

На Химер у него совсем не стоит.

Редко, когда Химера сходится с Инквизитором, еще реже, если что-то получается. Слишком правильные эти святоши. Думаю, останься Ганн жив, все равно разбежались бы с Варей. Даже ребенок не удержал бы. В итоге, его бы убили. Вариантов много, но итог один. Как печально.

Я вхожу и смотрю на Моргана, надевшего уже свежую рубашку и завязывающего у зеркала галстук. Всё то же унылое выражение лица.

– Кто звонил?

– Варя. К ней сейчас пришла Деннард. Немного удивлена моим сюрпризом.

Я подхожу к нему и обнимаю за плечи. Горячий, молодой, с твердыми мускулами под тканью рубашки, любимый запах парфюма. Я чувствую поднимающуюся во мне волну желания. Говорят, молодой любовник – лучшее средство от морщин. Я согласна с этим.

Морган тут же ловит мой взгляд и на его устах появляется хитрая соблазнительная улыбка.

– Знаешь, я тут подумала о Варе и ее Инквизиторе.

– Ну?

– Может, зря мы его убили.

– Марго, мы его не убивали. Он сам умер от объединения знаков. – Он нежно перехватывает мою руку и целует кисть. Приятно. Нежно. Соблазнительно.

– Варя горела местью, найти его убийц.

– И?

– Я ей обещала. Но сейчас она передумала. Послала его душу к дьяволу, сказав, что этот Инквизитор испортил ей жизнь.

– Хм! Редко, когда Химера отказывается от мести. Ты ей веришь?

– Думаю, да. Звучала она убедительно.

На мгновение в моей голове проносится шальная мысль: об Инквизиторах и кому Морган сменил знаки. Я отхожу от него к столу, обдумывая, как бы тактичней преподнести идею, чтобы не вызывать припадок ярости.

– Джеймс, что тебе мешает расщепиться под воздействием Сакаты?

Он удивленно оборачивается на меня, не понимая, зачем я спрашиваю.

– Ты сама знаешь: боль и постоянные раны.

– Саката говорит, что в ее случае, раны появляются из-за того, что человек закрывается из-за боли, не может расслабиться. Что с ее сестрой так было, пока та, не доверилась ей.

– Да, но она же и убила свою сестру, разорвав ее на куски.

– И все-таки, Джеймс?

– Я не понимаю, к чему ты ведешь. – Он засовывает руки в карманы и напряженно смотрит на меня.

– Ты слышал, что учинил Рэйнольд Оденкирк, когда сжигали Анну?

– Конечно. Впервые Инквизитор пошел против Сената. Вот, что любовь делает, Марго! Горели все! Стивен говорит, что некоторые Архивариусы до сих пор не могут прийти в себя после того аутодафе.

Я смеюсь. Ах, эта история стала любимой байкой у всех ведьм на устах. Самый заядлый Инквизитор оказался способен на проступок, при том ради Химеры. Пошел против системы, которой он же служит. Забавно!

– Вот именно, Джеймс, горели все. Только не Анна. Говорят, что она боли не чувствовала, когда полыхала, как щепка. – Я лукаво смотрю на Моргана. И вижу, как до него доходит понимание. – Ты ведь, кажется, Оденкирку и знак сменил.

– Что ты хочешь сказать, Марго?

– То самое, Джеймс! Оденкирк почти наш человек. Его легко теперь можно завербовать. Притом, не как Ганна с договорами, а как Химеру – с клятвой на крови. Ты, кстати, не знаешь, где он сейчас?

– Я слышал, что его отправили лечиться в психбольницу. Первый случай за годы Сената, когда сохранили безумному Инициированному жизнь.

– Ну да… Инквизиция сейчас на пересчет.

Я просто уверена, что без этой сучки Реджины не обошлось. Ее вездесущий нос вечно торчит там, где его не должно быть.

– Хорошо. Ты подала отличную идею: использовать Оденкирка и его дар. Но, как мне его найти и уговорить?

– Джеймс, ты только что сам сказал: редко, когда Химера отказывается от мести. Используй новенькую!

– Ты имеешь в виду Нору Грод?

– Да. Девочка обладает потрясающим даром убеждения. Дает цель жизни! И напомню, она сейчас рыдает в подушку о потере своего Виктора, мечтая отомстить за него. – Я подхожу к Джеймсу и начинаю делать легкий массаж плеч, соблазнительно шепча на ухо: – Поговори, успокой её, скажи, что знаешь, где скрывается убийца, но не можешь его найти. И она, как собачка, используя свой дар, приведет тебе Оденкирка. Главное только – проследи, чтобы не убила сгоряча твое обезболивающее.

Я слышу довольный грудной смех Моргана.

– Марго, ты у меня золото! Гений!

– Я знаю. Мне кажется, за такую идею, я достойна награды.

Он поворачивается и целует меня. У Джеймса губы мягкие, нежные, но настойчивые. Я ощущаю, как он играется со мной, как его рука легла на мою ногу и медленно ползет вверх под юбку к резинкам чулок. После чего привлекает к себе. Я чувствую его губы на своих ключицах. Дышит часто и прерывисто. Сквозь этот любовный пыл, слышу его довольный голос, как урчание кота:

– Милая, думаю, что награда не заставит тебя ждать. Проси, что хочешь.

Я смеюсь, закрывая магией дверь, чтобы сюда не приперлась секретарша или еще кто-нибудь:

– Я подумаю над этим предложением. А пока, давай все пошлем к черту?

– Меня уговаривать не надо.

Примечания:

* «Cause if you liked it

Then you should have put a ring on it

If you liked it then

you should've put a ring on it

Don't be mad once you see that he want it

If you liked it then

you should've put a ring on it» – Строчки из песни Beyonce "Single Ladies".

Потому что если я тебе нравилась, значит,

Нужно было надеть мне на палец колечко.

Если я тебе нравилась, значит,

Нужно было надеть мне на палец колечко.

Не злись, когда видишь, что он хочет меня,

Ведь если я тебе нравилась, значит,

Нужно было надеть мне на палец колечко.

Дэррил

Я возбужден от нетерпения. Каждая моя клеточка тела подает сигналы приступить к оживлению Мелани. Но остались лишь детали. Нужно дождаться Кристофера и Эйвинда. Я нахаживал круги вокруг ванны, где в маслянистой жидкости уже лежало полностью заново созданное тело. За три дня Мелани превратилась из медузы в прекрасную девушку из плоти и крови. Благодаря дару Эйвинда, который подгонял процессы, у нее уже отрасли волосы, появились брови, ресницы и ногти. Она была полностью готова. Я смотрел и видел, что осталось немножко, считанные минуты и надо возвращать. Сама же душа незримо мерцала в углу, иногда пропадая, иногда проявляясь, словно была в анабиозе – Мелани уже не говорила и не задавала вопросов, просто стояла и ждала. Она была готова к возвращению.

Дверь в гараж распахнулась с клубами снега и пара, и ко мне спеша влетели Эйвинд и Кристофер.

– Привет. Прости, задержался. – Кристофер работал с отцом в сервисе по починке разной техники. Собственно, именно там он и открыл свой дар – электричество. Но со своим талантом он явно не мог справиться, взять под контроль даром и развить. Я знал, что он мог бы, к примеру, продержать весь мой гараж с обогревателями, лампой и дом неделю только на своем даре, но у Бьярке получались лишь легкие заряды, иногда как статическое электричество. Правда, он сильно помог с Мелани: он запускал нейроны и связывал нити ДНК за счет электроразрядов.

– Что случилось? – Я вижу, что Кристофер расстроен, хоть и выглядит, как всегда, хмуро.

– С отцом поцапался.

– Ясно. – Когда Бьярке было пять, у него умерла мать от рака. Воспитал их с братом отец: жестко, с тычками и подзатыльниками. Год назад умер Сиверт, и Кристофер остался единственным наследником мастерской «Бьярке и сыновья». Если честно, мы вздохнули с облегчением, когда этот придурок Сиверт окочурился, потому что он постоянно угрожал растрепаться, что происходит тут у нас. А Кристофер вздохнул вдвойне, ибо его дом тогда представлял ад, откуда он постоянно сбегал и оказывался пойманным полицией. Сейчас он жил дома и отец взялся за него конкретно. Казалось бы, герр Бьярке потерял жену и сына – живи спокойно, работай, вспоминай, плач, но нет, он все «внимание» теперь концентрировал на Кристофере, постоянно находя к чему прицепиться и спуская на него всех собак. Но Криса это не волновало, потому что, как он сам не раз признавался, жить стало легче.

– А где сейчас Питер и девочки?

Эйвинд снимает куртку и кидает к шмоткам Кристофера.

– Девчонки пошли за одеждой для Мелани через портал. А Басс попал под горячую руку Миа. Та в него вцепилась и сказала, что он обязательно должен пойти с ними.

Мы переглядываемся и начинаем противно хихикать. Представляю, какой вернется Питер. Эти две фройляйн его живым не выпустят. Наверняка, придёт, упадет на матрац и будет со стоном рассказывать, как он с ними наматывал километры в бутиках с женской одеждой, как его мучили выбором: «Вот эти розовые с бантиком или вот эти розовые с ленточкой?»

– Итак, что нам делать? – Эйвинд с интересом смотрит на меня, закатав рукава.

– Процесс закончился. Я ее постоянно держу на Essentia omnium. Думаю, тебе стоит убыстрить процесс завершения. А потом мы ее вытащим из ванны, и дальше Кристофер будет бить в сердце зарядами, а я делать искусственное дыхание.

– Окей.

Пацаны соглашаются, будучи в полной боевой готовности. Мы подходим к ванне, где лежит девушка в этой желто-оранжевой помутневшей маслянистой жидкости. Я вспоминаю, какой она была кружевной медузой, как после добавления крови матери, стали появляться прожилки, как появились и скрепились кости после добавления нескольких пачек молока в воду, как она обрастала мускулами, как вчера мы все сдавали кровь для нее, чтобы завершить процесс восстановления. И вот передо мной в этой мути, похожей на перегоревшее масло, лежала она – Мелани, такая, какой я ее помню.

– Что-то прям не по себе. Она голая. Настоящая… – Эйвинд смотрит на Мел, и я вижу легкий стеснительный румянец. Меня иногда забавляет инквизиторское поведение Ларсена.

– Конечно, настоящая. А через пару минут будет живая. Давай! Миксуй!

И Эйвинд посылает заряд на Мелани.

***

Первые ощущения: тяжело, больно, твердо.

Я такая большая.

Такая длинная.

Я обширная, как космос? Где я начинаюсь и заканчиваюсь?

Свежо. Морозно.

Запахи.

Разные. Приятные и не очень.

Но я дышу. Механически. Не задумываясь.

Дышать легко. Приятно. А вот кашлять больно.

Я не могу дышать, пока кашляю.

Как остановиться?

…

Кажется, остановилась.

Подо мной твердь.

Горит столбом то, через что я кашляла.

Горло. Это называется горло.

А еще я стала заметная.

Больно?

Нет. Ново. Непривычно.

Кажется, это называется громко.

Вот! Я не заметная, а громкая.

Что-то во мне и стучит.

Это называется сердце.

Оно горячее и заполняет меня.

Раньше я не ощущала себя и не знала границ.

Я центр вселенной? Или маленькая точка?

Теперь такое чувство, будто я везде.

Неприятно. Колюче. Или это больно?

Кажется, это называется холод.

Точно!

Я замерзла.

Темно с красными прожилками.

Рядом кто-то. Слышу шорохи.

И что-то громко тарахтит…

– Мелани? – Голос зовет меня. – Мелани!

Требует. Настойчиво.

Я пытаюсь донести Голосу, что слышу. Проходит шуршание с чем-то проносящимся по мне.

Мне не нравятся ощущения.

– Вы видели? Она дернула рукой! – Это Второй Голос. Кричит.

Неприятно.

Громко.

– Смотрите, она вся мурашками покрылась. Ей, наверное, холодно. – Мне нравится Третий Голос – догадливый. И он, в отличие от Второго, мягче и тише.

– Эйвинд, сбегай за одеялом в дом. – Первый Голос.

– А где оно? – Третий голос.

– Возьми у меня на кровати плед. – Первый голос.

Шаги. Кажется, Третий голос называется Эйвинд.

– Мелани? – Снова Первый.

Я чувствую странное ощущение. Оно определяет мои границы. Будто вода.

Горячо. Давит.

Это касание. Кто-то меня легонько трясет.

– Вот! – Эйвинд вернулся. На меня что-то падает.

Не больно.

Приятно. Мягко.

Благодаря этому, я могу определить границы. Я не такая уж и большая. Не вселенная и не точка.

Длинная. Палкообразная. Не цельная. Расщепляющаяся.

А! Это руки!

А вот ноги.

– Мелани, открывай глаза! Я вижу. Ты не спишь.

Глаза. Надо их еще открыть. Я пытаюсь отодвинуть темноту с прожилками, но становится резко больно.

Дергаюсь.

– Открывай постепенно!

Он касается моего лица, и я начинаю приподнимать веки. Всё равно больно. Но не так. Потому что Первый голос держит руку козырьком у моего лба, бросая тень на глаза.

Проморгавшись, вижу людей. Мужчин. Они стоят, вытянув руки вдоль тела, и смотрят на меня сверху вниз. Рядом со мной сидит Первый голос. И я его знаю. Только имени не помню.

– Привет! – Он улыбается. Я узнаю эту улыбку. Пытаюсь улыбнуться в ответ.

Странный звук. Будто хрюканье. Мои глаза рефлекторно находят источник – один из парней хихикает, смеется.

Я пытаюсь улыбнуться и ему. И он с фыркающим звуком начинает давиться сильнее.

– Похоже, она еще не до конца владеет мышцами. – Говорит рядом с ним второй мужчина, и по голосу узнаю – Эйвинд. Но ему отвечает Первый голос:

– Да, улыбка кошмарная. Ну ничего. Скоро придет в себя. Тебе бы в тело попасть после столь долго пребывания без оболочки.

Он начинает поднимать меня. Я пытаюсь помочь, но не могу – не умею. На помощь Первому бросаются остальные парни. Странными манипуляциями со мной, где на своем голом теле ощущаю их руки, мужчины меня укутывают в одеяло, при этом пытаясь удержать от падения. В итоге, на руки меня берет Эйвинд. Голову не удержать, и она закидывается назад. Очень тяжелая! И чьи-то руки помогают положить ее на плечо парню.

– Ее бы помыть. А то она в этой… слизи. И пахнет неприятно.

Пахнет? Я плохо пахну? Не чувствую… Странно.

– Мы ее еще мыть будем? – Второй голос озадачен. Впервые я замечаю, что парни разные и жадно начинаю рассматривать их.

Первый голос с длинной челкой, но короткими волосами на затылке. Глаза серые с пушистыми длинными ресницами. Тонкий чуть вздернутый нос. Татуировки на шее. Нравится мне? Не знаю. Но что-то это мне напоминает. Губы пухловатые… Как же его зовут?

Второй – с длинными светлыми волосами. Одет во все черное, скрипящее и кожаное. Взгляд напуганный, серьезный, с четким изломом бровей. Нос у него не тонкий, а широковат, где переносица. Без татуировок. Красивый.

Эйвинд был с тонкой верхней губой, с обычным носом и серо-голубыми глазами такими спокойными, такими мудрыми, что именно взгляд цеплял больше всего.

Все трое красивые.

Странно.

Откуда я знаю, что они не уродливы?

– Думаю, надо помыть. Я не знаю, когда придут девчонки. А оставлять ее нагой и мокрой нельзя.

– Тогда, может, ты это сделаешь? Ты, как никак, ее Создатель. – Я слышу странные притихшие нотки от Эйвинда. Я им не нравлюсь?

– Я не Создатель. Я просто восстановил тело. – Первый голос печален и расстроен. Наверное, потому что я им не нравлюсь. – Ладно, пошли наверх. Я ее помою без вас.

Меня несут в светлое помещение, где много дерева.

Дом. Здесь мило. Нравится. Уютно.

А еще вкусно пахнет.

Парни помогают Эйвинду – открывают двери перед ним.

Ванна холодная. С железными трубами и блестящими квадратиками… Плитки. Так, кажется, это называется. Мне не нравится здесь. Мерзну.

Вода полилась из трубы. Это… не помню, как называется.

Звук шипящий и бурлящий. Неприятно громкий, что больно в голове.

– Клади ее. – Приказывает Эйвинду Первый голос. И он меня опускает в железную ванну. Холодные стены, горячая вода.

Стону.

– Горячо? Подожди. Сделаю прохладнее. – Первый голос крутит блестящие ручки. И ногам становится прохладнее, но не телу. Жжется. Но через минуту становится приятно.

– Попробуй голову подержать сама. – Обращается ко мне Эйвинд, который до этого держал свои руки под моей шеей. Благодаря ему я не сползла в ванну. Теперь он пытался их вынуть. Я переношу вес на шею – и голову начинает мотать и шатать. Ужасно тяжело и трудно!

И как это у них получается? Я не выдерживаю и быстро устаю, откидывая голову. Врезаюсь макушкой в что-то с жутким ударом. Очень больно, что начинаю невольно плакать!

– Слушай, она, прям, как дети маленькие. Даже голову держать не может. Это сколько же нам ждать, чтобы она восстановилась? – Эйвинд заботливо кладет что-то мягкое под голову. Но все равно, где ударилась, пульсирует и саднит.

Первый голос смотрит на меня пронзительным взглядом, после чего выдает:

– Думаю, завтра она попробует уже ходить. Дар мне подсказывает, что на восстановление ей психически и физически где-то неделя-две.

– А разве не ты рассказывал, как те оживленные древние, чуть ли не дрались после воскрешения? – Второй голос недоуменно пялится на Первого.

– Всё так, Крис. Только там были бездушные. Да и восстанавливал я тела не как хранилище для души. А тут… Короче, всё по-другому.

Мне не нравится, что все трое пялятся на меня с каким-то безразличным суровым видом. Будто я вещь. Единственное, что я могу сделать в ответ – это дернуть ногой и закрыть глаза.

– Ладно. Идите, чай попейте, в холодильнике бутерброды.

– У тебя не вкусные бутерброды. – Бурчит Крис. – Как вы с Миа живете без мяса?

– Мы не живем без мяса. Просто мама не догадывается.

Ребята хмыкают в ответ Первому и удаляются из ванной.

– Хорошо, что Питер с девчонками, а то бы он постоянно флиртовал с тобой, шутил бы по поводу наготы, ради того, чтобы Эйвинд ходил красный от смущения. Нет! Они нормальные. Ты не подумай. Просто Питер Басс любит издеваться над Ларсеном.

Все это он говорит, намыливая меня мягким камушком – мылом. Приятно пахнет. Летом. Солнцем. Теплом. Травой. На мгновение вспыхивает картинка: круглое озеро, жара, яркая зелень и треск насекомых, трава высокая, сочная с желтыми пушистыми цветочками – одуванчики.

Я снова пытаюсь улыбнуться Первому голосу.

– О! Уже лучше получается! А то в первый раз ощущение было, что ты то ли зубы показываешь, то ли скалишься. Ничего. Скоро ты будешь полноценным человеком!

Он льет холодное на голову и начинает царапать кожу головы. Немного резко. Больно. Неприятно. Но пахнет травой. Другой. Не как у мыла.

– Попробуй поднять голову. Я смою пену.

Я с трудом делаю это, но отмечаю, что уже не так мотает. Даже могу чуть повернуть.

Равновесие. Очередное забытое слово врывается в мой мозг. При том сразу в двух вариантах.

Я пытаюсь произнести. Выходит непонятный звук «э».

– Подожди пока говорить.

И я замолкаю. Смотрю в глаза Первого и пытаюсь вспомнить имя. А я ведь его видела… во снах.

Э-э-э… Там есть этот давящийся, неприятный звук. Он сочетание сразу этих двух слов, означающих равновесие.

Р-р-равновесие.

Ba-a-alance.

Р-р-р-э-э-э.

Э-э-э-р-р-р.

Э-э-э-р-р-р-ил.

Вспомнила!

– Дэррил…

Я быстро уставала в первые дни. Мне иногда хватало часа, чтобы устать и уснуть прямо за столом во время обеда. Дэррил объяснял это «восстановлением памяти»: мой мозг получал и перерабатывал слишком много информации, поэтому от таких нагрузок я «отключалась».

Память восстанавливалась медленно, но верно. Я вспоминала обрывками свою жизнь и людей. Некоторых не помнила, как зовут, или наоборот, всплывало имя, а лица сквозь «тьму» не увидать.

Но был один человек, который мне приснился в первую же ночь – Рэйнольд. Имя всплыло сразу же как очнулась. И вместе с именем я вспомнила невероятную тоску по нему. Мне не хватало его в реальности, постоянно искала его черты в других, вспоминала привычки, голос.

Я не помнила себя, но помнила Рэйнольда.

Человек-сновидение, человек-фантазия. Неужели он где-то существует?

Неужели я касалась его и была любима им?

В первую очередь, я воскрешала в памяти всё с ним, а потом, будто клубок разматывала, остальные воспоминания. Так дошла до костра и момента, когда он меня сжег.

Я не помнила причины, почему он это сделал, не помнила, почему не сопротивлялась.

Я знала, что не держу зла.

Я знаю, что безумно люблю его и скучаю.

– А он меня любил? – Я задаю снова этот вопрос Дэррилу, наблюдая, как он слушает музыку в наушниках, полностью уйдя в состояние похожее на транс – глаза закрыты, легкие кивки в такт и наслаждение на лице.

– Кто?

– Рэйнольд.

– Не любил. Любит.

– Правда?

– Угу. – Дэррил мычит, медленно кивая то ли мне, то ли под музыку.

Я сидела и зачем-то фасовала для их мамы сбор сушенных цветов в маленькие холщовые мешочки. Мисс Финч, как выразился сам Дэррил, вела «здоровый образ жизни»: медитации, йога, вегетарианство, только все натуральное и природное. Собственно, поэтому она и переехала после развода вместе с детьми из США в Норвегию, где сейчас мы и находились. Здесь же она открыла свой центр и ушла с головой в индуизм, выбрав «путь деяний».

Поэтому она не удивилась, узнав, что студентка из Америки на каникулы приехала к Дэррилу и Миа, и осталась с ними жить. Ее много чего не удивляло. Мисс Финч жила в своем мире, отдельном от жизни Миа и Дэррила, а те, в свою очередь, старались ее не загружать своими проблемами – странный симбиоз матери и детей, построенный на взаимоуважении и заботе. Но где-то внутри мне не нравилось это. Почему-то я невольно осуждала ее за некое равнодушие к ним. Может, потому что я не могла вспомнить свою мать? Почему я помнила Рэйнольда, а свою семью нет? Лишь на третий день я вспомнила, что у меня есть сестра Варвара! Но такого щемящего чувства тоски, как по Рэю, она не вызывала.

– Я закончила. – Передо мной лежали двадцать холщовых мешочков с лавандой, ромашкой и кучей других трав.

– Отлично. Уложи в коробку. – Дэррил кивает мне на короб над холодильником. На улице метель. А дома тепло. Включена гирлянда и зажжены свечи. Вечер был уютный, укутывающий, как одеяло, из-под которого не хотелось вылезать. Мы были с Дэррилом одни. Мисс Финч была на занятиях в своем центре, Кристофер и Эйвинд сегодня работали в баре Ларсенов, Питер и Ода пропадали на свидании. Миа куда-то убежала.

– А кто такие Инициированные?

– Это мы.

– Колдуны?

– Угу…

– А я?

– Ты тоже. – Я чувствовала себя маленькой девочкой, которая приставала к взрослым со своими вопросами, но иначе не могла.

– А почему я не умею, как Кристофер, стрелять электричеством? Или, как Миа, застилать кровать взмахом руки? Или зажигать свечи, как ты?

– Потому что ты еще себя не вспомнила. Вспомнишь – и знак проявится.

– Ты откуда знаешь всё?

– Я не знаю всё. Невозможно знать всё.

– И все-таки? Тебя уважают другие…

– Просто я вижу сущность.

Ну вот опять! Он постоянно отвечает так. Я даже знаю ответ, если спрошу что-то непонятное мне после этой фразы: «Когда вспомнишь, кто ты – поймешь».

– Ты сказал, знак проявится… Это что?

Он, не открывая глаз и не отвлекаясь от музыки, протягивает руку и задирает рукав – татуировка с Луной. В голове словно включается определение ей: Химера. Озвучиваю. Дэррил довольно щелкает пальцами.

– Вот видишь, еще чуть-чуть и вспомнишь кто ты.

Я задумчиво смотрю на свою руку.

– У Миа такая же. Она тоже Химера?

– Да.

– А остальные тоже Химеры?

– Нет. Ларсены – Инквизиторы.

– Инквизиторы… – Я повторяю, как эхо. У Рэйнольда была татуировка, но там было солнце. – У них солнце?

Дэррил снова согласно мычит.

– Рэйнольд был Инквизитором… Поэтому он меня сжег? Ведь Инквизиторы жгли ведьм.

– Он сжег, потому что тебя осудили.

– За что?

– За убийство и побег из Карцера.

– Я убила кого-то?

Я шокировано пытаюсь осознать сказанное. Я убийца? Внезапно Дэррил открывает глаза и смотрит тяжелым пронзительным взглядом – я называю это «внутрь меня»: будто влезает в сердце и мысли.

– Вот ты мне и скажи. Ты убила кого-нибудь?

– Я не помню.

– Я не прошу вспоминать. Ты убила кого-нибудь?

– Нет…

– Вот и ответ.

Он замолкает. А я в замешательстве. Но ведь сожгли! Неужели ошиблись? И я тогда могу ошибаться. Я не помню, это не значит, что я никого не убивала.

– Люди могут ошибаться…

– Могут. И ты расплатилась за всё. Даже за их ошибочные мнения.

Дэррил снова ставит меня в тупик. Прошла неделя с моего пробуждения. И все наши разговоры на протяжении этого времени всегда были такими… философскими, изматывающими. У меня постоянно болела голова от них и хотелось спать. Правда, с каждым днем я была всё выносливее и наши беседы все больше растягивались. А еще мне нравилось в Дэрриле честность и откровенность. Он никогда не замалчивал или пытался сделать объяснение проще. Говорил, как есть, порождая кучу вопросов и тем самым задевая, будто струны, кучу забытых мной моментов.

– А где Миа?

– Не знаю… Где-то бродит.

– Ты за нее не боишься?

– Нет. Она может себя защитить.

– А есть от кого защищаться?

Дэррил снова открывает глаза, но лишь для того, чтобы налить себе чаю и открыть упаковку печенья.

– Всегда есть от кого защищаться. Другой вопрос: какова степень угрозы? Тебе нечего бояться тут.

– А я не боюсь… Или мне есть кого бояться?

– Пока ты тут – нет, никого.

Дверь хлопнула и я услышала довольный голос мисс Финч: «Я дома!»

Дэррил вместо ответа достал вторую кружку для матери и поставил чайник закипать, чтобы она выпила привычный горячий белый чай. Через минуту вошла она, принеся на себе запах сандала и прочих благовоний.

Поблагодарив за заботу Дэррила и чмокнув его, она увидела коробку полную мешочков с травами.

– Спасибо, милая! Вот здорово. А то Миа не допросишься это сделать.

– Не за что. А можно вопрос, мисс Финч?

– Да? – Она удивленно воззрилась на меня, как на чудо, что у меня появился вопрос к ней.

– А зачем они? Для чего?

– А! Это подарки моим ученикам! Эти мешочки надо класть под подушку, чтобы сон был хороший и безмятежный.

Как только она удалилась, Дэррил позволил себе хмыкнуть:

– Бред.

– Разве не так?

– Трава ни при чем. Надо знать специальные заговоры и обряды. А это так… мусор под подушкой.

– А почему ты маме об этом не скажешь? Или сам не доведешь дело? Я видела, как ты вчера, что-то нашептывал над ее «эликсиром здоровья».

– А зачем? Не думаю, что у ее учеников серьезные проблемы со сном, требующие вмешательства колдуна. А вчера надо было: у того, кому предназначался пузырек, проблемы с ногами – так почему чуток не облегчить жизнь?

– Он выздоровеет?

– Кто?

– С ногами.

– Нет. Не выздоровеет. Но облегчение будет. Он уже не в первый раз заказывает ее эликсир.

– Понятно. А ты не в первый раз колдуешь.

Дэррил повернулся и заговорщицки улыбнулся в ответ. И снова хлопнула дверь – пришла Миа.

– Привет всем! – Она, с оглушительным грохотом скинув в коридоре ботинки, прямо в куртке со снегом на плечах и на меховой опушке влетела в кухню. – Смотрите, что нашла на барахолке! Та-дам!

Она поставила деревянную шкатулку на стол прямо перед моим носом.

– Ух ты! Коробочка!

Я восклицаю, беря в руки предмет.

– Не просто коробочка!

Ситуация внезапно становится похожа на другую, что я вспоминаю старый забытый диалог:

– Это не просто фонарик. А силковый фонарь…

– Мел? Ты чего?

– Так вспомнилось… – А перед глазами так и стоит картинка, как я верчу в руках железный со вмятинами фонарь. И он принадлежал Рэйнольду…

– Ну так вот! Я была в Праге…

– А как ты была в Праге? – Я удивленно смотрю на Миа.

– Через портал Инквизиторов.

– Портал?

– Ну да. Портал. Это прокол в пространстве. Всё легально!

– А что он делает? – Я никак не пойму Миа.

– Перемещает. Сначала я попала в Осло, а там через контору в Прагу.

– Контора? – Я удивленно смотрю на Дэррила. Он равнодушно жмет плечами:

– Да. Это Инквизиторская контора…

– Объясните мне, пожалуйста, я ничего не понимаю… – Я сдаюсь, скуля. В моей голове постоянно идут какие-то процессы и воспоминания, которые еще подогреваются странными ощущениями.

– Смотри, мы все Инициированные. – Дэррил снова садится напротив, а Миа убегает раздеваться, оставив шкатулку на столе. – Колдуны и ведьмы, имеющие своего брата и сестру. К определённому возрасту мы становимся на путь самоопределения и у нас появляется знак.

– Химера или Инквизитор?

– Точно! – Он щелкает пальцами. А я будто слышу на заднем фоне другой голос: «Самоопределение – это когда Инициированный решает, что ему ближе: жить по правилам или вседозволенность… быть Дорианом Греем или не быть им…»

Я не слышу, что мне объясняет Дэррил, потому что я там, на плавучем домике в Китае, веду разговор с Рэем. И всё становится так ясно! Так понятно! Есть Инициированные, которые делятся на Химер с их кланами и Инквизиторов со школами, есть Сенат, который управляет этим миром. И все стороны вместе быть не могут и отдельно не существуют.

Я поднимаю глаза на Дэррила и вижу, что он уже молчит и хитро глядит на меня.

Догадался.

И впервые я смотрю на него, как нечто новое, неизведанное и непонятное… И уже рождаются другие вопросы взамен старых: более сложные и конкретные. Но есть один – главный, который применим не только к Дэррилу, но и ко всем его друзьям: как такое возможно?