Текст книги "Сенат"
Автор книги: Елена Ромашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)
– Ода! Она убила Эйвинда!
В этот момент его ботинок впечатывается в мой живот, внутренности скручивает, вдохнуть невозможно. Я не могу сконцентрироваться на боли, чтобы успокоиться, как меня хватают за волосы и оттягивают назад голову, заставляя смотреть вверх.
Разлепив глаза от слез, вижу перекошенное от ненависти лицо парня и его серые жестокие глаза. Я узнаю в нем зверя. Всё. Этот меня убьет. От этой мысли начинаю глухо смеяться, ощущая во рту вкус своей крови.
– Тебе смешно?
– Поверь, смеюсь над собой…
Он ухмыляется, сильнее дергая меня за волосы. Я слышу, как девушка за его спиной угрожающе произносит его имя: «Питер».
– Так значит, тебя зовут Питер…
– Да. А его звали Эйвинд! Запомни! Эй-винд! И он был моим лучшим другом. А я смерть друзей не прощаю.
Внезапно он что-то произносит на латыни, отводит руку, в которой моментально вспыхивает вязь заклинания, и опускает ее на меня.
По моему телу проносится заряд электричества, каждый мускул скручивает и режет от боли. Не могу даже крикнуть, так как сводит все мышцы. Заряд кончается, но боль от удара тока остается острым покалыванием по всему телу. Я снова могу дышать и стонать в ответ.
– Питер, хватит! Я вызываю Архивариусов!
Внезапно я вспоминаю, что в доме был мой брат. И я ору во всю глотку, вкладывая в крик ведьмин зов:
– Дэвид! Дэвид!
– Это ты кого зовешь? Не того наркомана, что в соседней комнате мертвый?
И я замолкаю, позабыв про боль.
– Как мертвый?
Питер довольно смеется и, грубо схватив меня, поднимает с пола. От резкой смены положения у меня сильно ведет голову, но удерживаюсь на ногах. Почти волоком, при этом заломив мне руки, он втаскивает в зал, и я в ужасе смотрю на брата. Дэвид сидит, полулежа на диване, некрасиво раскидав руки и устремив остекленевший взгляд в потолок. Рот весь в пене и приоткрыт. Не дышит. Зеленоватый цвет лица, круги под глазами – все говорит о передозировке. Собственно, как в подтверждение, перед ним на столе рассыпался белым порошком наркотик – Дэвид перестарался в этот раз. У меня от этого зрелища подкашиваются ноги, что невольно обмякаю в руках Питера.
– Нравится? – Шепчет этот урод мне прямо в ухо.
Меня трясет от ненависти к нему.
– Он был моим братом, придурок…
– Эйвинд тоже был братом. Так что не трогает.
Он встряхивает меня, как куклу. От ужаса происходящего понимаю, что надо рвать когти. Мне никто не поможет. Я осталась одна.
– Я вызвала Архивариуса. – Слышится крик девушки, и в унисон раздается звон в дверь – а вот и Архивариус. Оперативно.
– Я хочу попрощаться с братом, прежде чем меня уведут в Карцер.
– А ты думаешь, тебя уведут? Скорее всего, тебя сожгут без суда и следствия.
– Я хочу попрощаться с братом!
Я выкрикиваю, пытаясь выкрутиться из железной хватки этого озверевшего парня.
– Вот она! Мы ее нашли, мистер Со-Хён.
К нам подходит девушка и кореец Архивариус.
– Быстро вы ее нашли. Мастерство Инквизиции растет на глазах.
– Мы нашли по следам крови убитого…
По крови? И я морщусь от осознания своего прокола. Дьявол! Надо было сжечь эту проклятую футболку с кровью Светоча. Какая же я дура! Идиотка!
– Кристен Деннард, вы обвиняетесь в убийстве Светоча Норвежской школы Инквизиторов Эйвинда Ларсена. Проследуйте за мной в Карцер.
– Я хочу попрощаться с братом!
Архивариус удивленно смотрит на меня. Ему поясняют, что вон тот труп – ее брат.
– Передозировка? – Архивариус проходит в комнату и изучает тело Дэвида, не касаясь его. После чего кивает своим мыслям и выдает: «Отпустите. Пусть попрощается».
Это решение вызывает у Питера и Оды негатив. Но отпускают. Я осторожно, шатаясь, иду к телу брата. На самом деле, я не испытываю ни капли сочувствия, но играю убитую горем сестру. Дэвид сам виноват! Всегда знала, чем закончит этот обдолбыш.
Осторожно касаюсь лица Дэвида и закрываю ему глаза, всхлипывая и дрожа телом.
– Вот и все, братик. Ну что же ты сделал, Дэвид?
Я опускаюсь рядом, беря его за руку, наклоняясь вперед. То, что мне надо, я легко прочитываю в складках одежды – в кармане джинс лежит такой же нож, что и у меня.
– Ты всегда учил меня быть сильной, хитрой, и не сдаваться. Что же ты сделал, Дэвид? Ты меня столько всему научил.
Я быстро запихиваю руку в его карман и выхватываю нож.
– Эй! Она схватила что-то!
Ко мне тут же подбегают и пытаются оттащить, при этом из руки забрать оружие. Но неудачно встают, что я смело посылаю в них заряд.
– Inter! – И Питер с Архивариусом разлетаются по сторонам. Я бегу на ошарашенную девушку, выкинув лезвие и замахиваясь на нее. Но нож не успевает вонзиться в нее, так как меня перехватывают. И вот уже оружие выхвачено из моей руки, и лезвие резко входит в мое горло. Я чувствую то же самое, что и убитый мною Инквизитор.
Мне больно? Нет. Странно. Горло заполняется горячей кровью. Хочу выкрикнуть заклинание, но не могу вдохнуть.
Я тону, изумленно смотря на Питера, отмечая, что парень красив, почти как Рэйнольд. Почти…
Ночь II
Вот она – его комната. Всё те же темные стены, все та же светлая мебель. Фотографий почему-то нет. Комната Рэя пуста, в ней не ощущается присутствия хозяина, что снова начинаю плакать. Спальня будто подтверждает мне об отсутствии любимого.
– Рэй! Где ты? Откликнись!
Но на мой зов снова тишина. Я медленно обхожу комнату, касаясь поверхностей его вещей, будто через них могу передать ему всю свою тоску и ужас. Снимаю с дубового креста цепочку Мириам. Тонкое холодное серебро перекатывается на моих пальцах. Я начинаю молиться, взывая к умершей о помощи:
– Мириам… Твой брат… он в опасности. Защити его, Мириам… Ведь ты же там, где все ответы, там, где все всё знают и могут… Прошу! Защити! Помоги нам!
Не знаю, сколько проходит времени в этом жгучем чувстве страха, но я засыпаю, свернувшись калачиком на кровати Рэя. Притом незаметно: от переживаний я так себя истязала, что просто выключилась, провалилась в небытие сна.
Она смотрела на меня его глазами. Мириам – девушка-загадка, та, которую знаю по чужим воспоминаниям и фотографиям. Нереально похожая на брата и совершенно другая.
Она стояла возле детской яркой карусели и смотрела такими знакомыми темно-серыми с синевой глазами. Я вспомнила, что была тут когда-то – это парк аттракционов Редондо Бич. Сюда однажды привел меня Виктор, когда мы только начали встречаться. Только сейчас парк был пустой, пугающе безлюдный.
А она продолжает смотреть. Цвет грозы пронзителен и печален. Черты лица напоминают о Рэйнольде, только тоньше, изящнее и женственней.
– Мириам! Они забрали его! Они украли Рэя! Помоги! Мириам!
Но она обрывает мой крик о помощи, приложив палец к своим губам и взглядом указывая направление, куда смотреть. Я поворачиваюсь и вижу странную картину: все, кого я знаю – «Альфа», «Тени», Нина, Саббатовцы – стоят друг против друга с повязками на глазах. От этой картины оторопь берет. Жутко. Даже не шелохнуться, будто манекены. Я осторожно подхожу к своим – к стороне инквизиторов. Не двигаются… Единственный, кто «живой» – Варя, нянчащая у подножия карусели младенца и поющая ему колыбельную:
«Я леплю из пластилина,
Пластилин нежней, чем глина,
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак…»
– Варя?
Не реагирует.
– Варя! Что происходит?
«Если кукла выйдет плохо,
Назову ее «Дуреха»…»
И снова оборачиваюсь на застывших людей. Решаюсь пройтись между их рядами и рассмотреть, что с ними.
Под заунывное мычание сестры (или уже это я пою?) иду вдоль линии Инквизиторов. Останавливаюсь лишь возле незнакомки в зеленом костюме, что застыла между Ноем и Реджиной. Пытаюсь понять кто это? Но никак не могу. Поэтому решаюсь потянуть за повязку.
– Следующая станция – Площадь Революции. – Звучит откуда-то сверху голос диспетчера, в тот момент, когда я тяну за черный платок на глазах незнакомки, так похожий на тот, что повязывал мне Артур на запястье. И вот, ткань соскальзывает – и я узнаю Оливию Барону. Та сразу же устремляет на меня свой пронзительный взгляд карих глаз, который не забуду никогда – в последний раз она на меня так смотрела, когда отдала приказ сжечь.
– Иди!
Не знаю, кто это сказал, но было громко, страшно, что я с вскриком просыпаюсь.
И темнота.
Глухая тишина комнаты, в которой нет хозяина.
Спальня Рэя теперь кажется не убежищем, а чем-то пугающим, жутким, чужим, будто в этой пустоте скрывается кто-то.
Я перевожу взгляд на часы – полвторого ночи. Не знаю почему, но мне не нравится происходящее. И это не из-за переживаний. Плохое предчувствие змеей шевелится во мне: нехорошая ночь, гадкая! Сегодня что-то случится, обязательно что-то произойдет.
Я тру глаза спросонья. В окно ярко светит луна. Желтый глаз ведьминой ночи смотрит на меня через окно замка. На ладони остался след от цепочки Мириам, которую я судорожно сжимала во сне.
– Рэй! Где ты?
Снова тишина. Я не могу вынести ее. Эти стены начинают давить, что я решаюсь выйти на улицу. Хочу воздуха.
Словно гонимая, я вылетаю в спящий Саббат, в эту гулкую пустоту коридоров.
Все спят. А у меня в ушах так и звенит: «Иди!»
Я мчусь мимо закрытых дверей, за которыми ощущалась чужая мирная энергетика. Я даже могу почувствовать счастливый сон Вари и Кевина, спящих в одной кровати у Ганна в комнате.
Но я неспокойна. Безутешна. Моя душа мечется внутри меня и хочет оказаться возле мужа.
Мужа…
Новое слово, новый статус Рэйнольда для меня. Но как сильно звучит! Мой… Только мой! Пока смерть не разлучит. Но разве только смерть может разлучать?
Последний пролет… и резко торможу.
На каменных холодных ступенях лестницы кто-то сидит.
– Ты что здесь делаешь? – Я удивлённо таращусь на знакомую фигуру.
– Жду и провожаю.
Дэррил грустно трет ладонь о ладонь.
– А ты почему не спишь?
– Не могу… – Я устало опускаюсь рядом с ним.
Мы сидим на самой верхней ступени последнего пролета на первый этаж. У наших ног простирается мраморная лестница, уходящая в сумрак, ведущая к выходу из замка. На стенах тускло горят ночные светильники – света от них мало, но их включают всегда ночью, чтобы таким полуночникам, как мы, было проще блуждать по Саббату.
– И кого же ты ждал и провожал?
– Ждал тебя. А провожал… у меня друг сегодня умер.
Я удивленно смотрю на него. Не понимаю.
– Эйвинд…
Он выдыхает имя, а у меня перед глазами встает лицо Ларсена: его рельефное точёное лицо, большие серьезные глаза. И голос тихий, бархатный…
– Ты шутишь? – Я нервно начинаю смеяться, но Дэррил поднимает глаза – и я замолкаю. В голове взрывается тысяча вопросов. Недоумевающе пялюсь на него. Почему он так спокоен? Когда узнал? Почему мне не сказал?
– Как он умер? Когда? И ты так спокойно говоришь об этом!
– Сегодня ночью его прирезала Деннард. Удар в горло, смерть мгновенная.
– Боже! – Я охаю, осознавая сказанное. Эйвинд! Мой милый Эйвинд! – Но мы можем его спасти! Так? Мы же его возродим? Я его залечу!
– Успокойся, Мелани… – Он тянет меня за кисть. Я и не заметила, что уже снова стою на ногах, взывая Дэррила пуститься на помощь к Эйвинду. – Его судьба кончилась сегодня. Это была последняя станция.
– Что? Да как ты можешь говорить такое? Ты же меня возродил! И Рэя!
– Мел! Тогда я выполнял волю судьбы, Бога – назови, как хочешь! Я должен был вас воскресить! А Эйвинда я не могу! Не имею права! Это бесполезно! Нельзя возвращать то, у чего нет будущего!
Последняя фраза словно выстрел в голову. Я медленно опускаюсь возле Дэррила, пытаясь собраться мыслями и прийти хоть к какому-то логическому решению.
– Значит, Эйвинда не спасти?
– Да.
– Ты знал об этом? Ты же всегда знаешь, куда приходит поезд…
– Да… Я знал.
– А Эйвинд? – Голос предательски дрогнул на имени. – Он знал?
– Нет. Я ему не говорил.
Я начинаю нервно злобно смеяться: интересно, сколько еще он знает? Сколько Дэррил умалчивает? Он, как Ева, выдает порционно правду, считая, что вправе решать за других.
– Ну, вы и хороши…
– Мелани?
Я поворачиваюсь и гляжу ему прямо в глаза со злостью и накатившей ненавистью. Впервые я смотрю на Дэррила не как на человека, которому можно доверять, а наоборот. Химера! Он самая настоящая Химера!
– Ты, Ева, Реджина и остальные, кто имеет возможность хоть чуточку знать больше остальных – вы хороши! Вы считаете, что имеете право решать за других, играться со знанием! Вот, кто самые настоящие Психологи и Кукольники – вы!
– Мелани, успокойся.
– Не успокоюсь! Меня вообще достала эта фраза! Я не могу успокоиться, потому что такое ощущение, что только я могу сочувствовать и переживать!
Мой голос звенит в тишине замка, множась по коридорам и галереям. Вполне возможно я разбужу кого-нибудь. Плевать! Меня трясет от переполняющей брезгливости и ненависти на окружающих. Каждый думает только о себе, только о своей шкуре. Так почему я должна волноваться о том, что кому-то потревожу сладкий эгоистичный сон?
Но Дэррил смотрит на меня снизу вверх и начинает говорить тихо, что невольно замираю:
– Я знал одну женщину – Инициированную. Она обладала даром видеть даты смерти. Числа. Что не человек, то число. И вот, когда люди ее спрашивали напрямую, когда они умрут, она врала. Ты понимаешь, почему она это делала?
– Почему врала?
– Да…
На мгновение я даже опешила, представив, каково видеть человека рядом и знать, что ему остался год. Каково Дэррилу было общаться с Эйвиндом, зная, что тот скоро умрет… Вот поэтому и молчал.
– Прости…
– Это ты нас прости. Ты – светлая душа, но ты слишком жаждешь, чтобы у всех всё было по справедливости и хорошо. А оно так не бывает, Мел…
– Дэррил, тогда скажи мне, скажи правду сейчас! Какая она горькая ни была бы! Ты и Ева врете мне по поводу меня и Рэя? Мы скоро умрем?
Он встает и теперь наши глаза почти на одном уровне.
– Нет, Мэл, вы не умрете. У вас с Рэем все будет хорошо. Ева не лгала.
Он смотрит тяжелым взглядом: пристально, наблюдая за моей реакцией. Мне хочется поставить под сомнения его слова, но тушуюсь от этого прямого тяжелого взгляда и соглашаюсь.
– Что-нибудь еще есть, что ты скрываешь от меня?
Пауза. И снова его вкрадчивый голос.
– Мы с Лидией будем жить в вашем с Рэем доме.
– Что?
– Что слышала. Я не знаю, как и почему, но вы отдадите нам дом с Лидией.
Я удивляюсь. Интересный факт, но ничего не значащий сейчас. Хотя… У нас с Рэем все-таки будет дом, и пускай, что мы его отдадим. Но он ведь будет!
Молча сажусь на ступеньку, смотря во мрак ночного Саббата. Дэррил опускается рядом, и мы оба замираем в тишине, слушая свое дыхание. Мысли в голове копошатся, как мыши, и не дают покоя: в них обрывками всплывает только что услышанное, прикладывающая к губам палец Мириам, поющая Варя, «следующая станция – Площадь Революции»…
– Какая следующая станция твоего поезда?
– Не знаю. Знаю, что сегодня должен быть здесь…
Дэррил грустно отвечает, а я задумываюсь вопросом: «Что-то всё-таки должно случиться? Или это уже случилось?»
Наверное, я должна рассказать про сон.
– Дэррил, мне сейчас сон приснился. Мне кажется, он вещий…
– С чего решила? У тебя дар ясновидения?
– Нет. Но он очень странный. Там была Мириам… – И я рассказываю всё, стараясь передать удивительную атмосферу сновидения. Дэррил, выслушав, молчит пару минут и затем выдает:
– Когда небеса выпускают душу, значит надо прислушаться.
– Но она ничего не сказала.
– Но тебе сказали «Иди».
– И куда мне идти?
Он жмет плечами. Я тяжело вздыхаю.
– Не сон, а головоломка!
– Все сны – головоломки…
И снова замолкаем, растворяемся во мраке, в обоюдной немоте ночи. Тем для разговора нет. Точнее, есть – можно найти, но мы не хотим. И молчание продолжается до тех пор, пока мы не слышим звуки открываемой тяжелой парадной двери. Удар. Я замираю в ожидании увидеть вошедшего, но никто не появляется в холле…
– Что это было? – Дэррил напряжённо смотрит то на меня, то на пустоту холла с высоты ступеней. Я же чувствую любопытство и азарт. Спать не хочется совершенно, а в стенах замка я чувствую себя безопасно. К тому же мне нужно хоть что-то для ума, чтобы отвлечься от постоянных переживаний и проматывания одних и тех же мыслей. Поэтому молча спускаюсь с последних ступенек и иду к входной двери.
– Мел?
– Я хочу посмотреть, что это было…
Сердце от волнения стучит громко и горячо. Я подхожу к двери и выглядываю наружу. На крыльце никого. Лишь ветер и холодный камень ступеней. Смело шагаю на улицу, чувствуя за собой подоспевшего Дэррила. Но я не отвлекаюсь на него, потому что замечаю знакомую мужскую удаляющуюся фигуру, направляющуюся к подземельям.
– Кто это?
– Ной Валльде. Наверное, пришел домой, но опять вызвали в Сенат…
– Он Архивариус?
– Да…
Я смотрю, как Ной заворачивает к ступеням, и решение приходит моментально. Я срываюсь с места и бегу к нему, не осознавая, что творю. Лишь мгновение спустя я понимаю свои действия: Сенат! Через Ноя я смогу узнать, как пробраться туда!
Я пролетаю через двор, молясь про себя, что Валльде еще не успел скрыться в портале, что еще успею заметить его. Упав на ступенях и чудом не свернув себе шею, я практически вваливаюсь в мокрую, вязкую тишину подземелий. И хочется снова расплакаться: темно, что глаз выколи. Никого нет в коридоре с дверьми!
Упустила!
С шорохом подошв о камни подоспевает Дэррил. Я слышу, как он громко дышит.
– Не ушиблась?
– Нет. Пустяки…
– Видела, куда он ушел?
– Нет…
– Ure! – И в руке Дэррила, подобно факелу, вспыхивает мобильник. Огонь освящает нас и двери.
– Он ушел… Ушел! А я могла бы узнать, какая из этих проклятых дверей ведет в Сенат!
От накатившей злости пинаю первую попавшуюся дверь из целого ряда.
– Номер в конце 28.56.
– Что?
Я удивленно оборачиваюсь на Дэррила. Тот стоит и смотрит остекленевшим взглядом себе под ноги.
– Номер в конце 28.56. – Повторяет он мне.
– Откуда ты узнал номер?
Дэррил поднимает взгляд и смотрит пронзительно.
– Это следующая наша станция. Я только что увидел картинку.
Я потрясено выдыхаю. Никогда не видела, как это происходит у него. Оказывается, это как видения у Евы или Ноя.
– Хорошо… – Я пытаюсь собрать остатки своего мозга и мыслить логически. – Если я не заметила Ноя, значит, он ушел не далеко – в одну из этих дверей. Так?
Дэррил кивает и медленно начинает двигаться по одной стороне.
– На! – Он кидает мне что-то, и предмет падает со звяканьем у моих ног. Даже с горящим мобильником, вместо факела, разглядеть, куда упала вещь, тяжело. Я начинаю шарить по полу руками и нахожу авторучку. Произношу заклинание огня, и предмет вспыхивает подобно длинной спичке.
– Ты по той стороне смотри, а я по этой. Номер 28.56!
– Да, я запомнила.
И мы двинулись. На каждой табличке числились длинные номера, и я подолгу всматривалась, боясь пропустить заветные числа.
– Вот она.
Я смотрю на дверь, чей номер заканчивается на 28.56.
Портал гудит магией, как и остальные, взывая, чтобы вошли в него.
– Ну что? Пойдем?
Я оборачиваюсь на серьёзного и молчаливого друга. Хочу донести, что идея не самая лучшая, но единственная для меня:
– Ты понимаешь, что меня возможно схватят? Это опасно! Все считают мою идею безрассудной.
Я вспоминаю, как прореагировали все, особенно Рэй, когда Варвара выдала с головой мой план пойти к Бароне.
– Какая разница, Мел? Это то, что от меня требуют. Я должен с тобой войти в эту дверь. Не мне решать.
– Это следующая станция твоего поезда?
– Да. И сейчас наши пути сходятся.
Он произносит и смело открывает дверь передо мной. Чернота впереди, будто провал. Все это напоминает коридор, когда ты умираешь. Сначала такая же темнота, которая зовет тебя, а потом будет свет и выход.
По ногам идет легкий сквозняк. Я, собравшись духом, шагаю туда и иду на ощупь вперед. Дверь моментально находится. Толкаю. Поддается легко и быстро.
Свет тут же резко бьет по глазам, но я привыкаю.
Двери.
Меня окружает ряд дверей, которые даже не прикреплены к стене. Просто стоят с какими-то датчиками на огромном пространстве, напоминающим пустую подземную парковку. И холод, будто я в морозильнике.
Ёжусь.
– Где мы?
– Это Сенат.
Я оборачиваюсь и вижу довольное лицо Дэррила.
– Ты здесь был когда-нибудь?
– Лишь раз. В основном, меня выпроваживали сразу в Карцер, минуя центральный вход.
– Это центральный вход? Напоминает парковку!
– Да. Эти двери – порталы, притом во все остальные по всему миру. Самые мощные на свете!
Я осторожно начинаю осматривать дверь, из которой мы только что вышли. Обычная. Деревянная. С медной ручкой. Рядом датчик с логотипом Сената на экране. Я почти протянула руку, чтобы коснуться его, как прозвучал писк и хлопок – справа через пару дверей вышел Архивариус. Он сразу заметил нас, холодно кивнул в знак приветствия и пошел к ступеням, ведущим наверх.
Его внезапное появление меня отрезвило.
Я н а х о ж у с ь в ц е н т р е И н н и ц и и р о в а н н о г о м и р а.
Боже! Я сделала это! Я добралась до Сената!
***
Я молилась давно. В последний раз это было в детстве на воскресной службе, куда нас водила мама. Хотя, как Инициированная, как Инквизитор, я должна быть верующей. Ведь так нас представляет та часть истории, которую знают смертные: священники – рьяные боголюбители, сжигавшие ведьм и колдунов, зачастую обычных женщин и мужчин.
Каждый год главы конфессий отпускают нам грехи на службах. Кто верит в Аллаха, тот под рукой исламской общины, кто в Православии, тот под защитой православной церкви. Я католичка. Каждый год езжу в Ватикан на исповедь и причащение, для нас Инициированных-католиков служат специально мессу.
И все это давно превратилось в обязанность. Без Бога.
Сейчас я поняла, что Он мне нужен.
Сегодня совершился суд над моей сестрой. Через три дня ее сожгут в одной из Инквизиторских школ.
И я схожу с ума со всеми. Не понимаю, что творится.
Я просила Дороти рассказать значение объединенных знаков, уговаривала раскрыть секрет, кто были те убитые, зачем она подарила мне зажигалку с этой эмблемой, но она молчала.
– Передавай привет матери.
Вот и всё, что я услышала от нее. Как будто моя сестра не понимала, что скоро ее сожгут.
Додумалась! Пускать демонов на смертных! Зачем? Глупость! Беззаботность. Бессмысленность.
– Ной? – Я удивленно замечаю напарника, который, будто потерянный, стоит посреди коридора.
– Оливия. – Он кивает в знак приветствия. Какой странный остекленевший у него взгляд.
– Что-то случилось?
– Нет, я шел домой…
Глухой осипший голос. Отмечаю, насколько мужчина бледен.
– Вы больны?
– Нет. Всё в порядке… Я просто шел домой…
Его руки трясутся мелкой дрожью, но, кажется, Валльде не понимает этого. В его руке папка с делом.
– Тогда спокойно ночи, Ной. – Я протягиваю руку. Мужчина не сразу замечает ее, поэтому его рукопожатие получается неуклюжим, странным, не типичным для него. Из-за этого папка падает на пол и раскрывается, рассыпав свое содержимое.
Он кидается собирать. Я тоже начинаю помогать. Собрав все листы, протягиваю ему, положив сверху выпавшую фотографию девушки – Нины Субботины. Всё понятно: это ее дело.
Ной молча смотрит и медленно забирает из моих рук бумаги. И тут я понимаю: у него тоже горе. Сегодня был ряд судов, на которых выносили приговоры. Мою сестру и еще двадцать человек приговорили к аутодафе. Среди них была знаменитая Нина Субботина – Химера с потрясающим даром вытягивать правду.
Я смотрю на Валльде – потерянного, бледного, с заторможёнными действиями, не понимающего, что происходит. Я узнаю этот взгляд: кажется, он был влюблен. Ну что же? И такое бывает с Архивариусами. Сегодня я больше человек, чем служитель Сената.
– Мои соболезнования, – шепчу, чтобы лишний никто не услышал, так как даже ночью работа тут не прекращается. Ной кивает.
– Идите домой. Завтра жду вас на посту. Кстати, официально сообщили, что послезавтра расширение.
И снова кивок. Я желаю спокойной ночи, разворачиваюсь и молча иду в сторону хостела. Надеюсь, сегодня там мне место найдется.
Янусы стоят, как солдаты на посту. Два тела – одно существо.
– Здравствуйте. Администраторы хостела вас слушают.
– Оливия Барона. Прошу предоставить ночлег.
Проходит мгновение. И они выдают:
– Комната 166А свободна.
Я благодарно киваю и плетусь в длинный коридор, ведущий к номерам. Слышу, как за спиной подошел другой Архивариус, но для него комнаты уже не оказалось – я кажется, только что забрала последнюю свободную.
Вхожу в номер. Чисто. Даже убрано энергетически присутствие предыдущего постояльца. Но, все равно, кажется, что он только что ушел отсюда.
Присаживаюсь на постель и внезапно даю волю чувствам. Никогда со мной такого не было! Я плачу. Это слезы усталости, невозвратимого, поломанного, разрушенного. Дороти! Что же ты сделала, дурочка? Ты понимаешь, что мама будет переживать? Ты понимаешь, что мне придется врать ей о твоей смерти, придумывать причину и знать, что тебя сожгли? Хоть мы ненавидели друг друга, но ты была моя сестра! Та, которая боялась спать без света, но бесстрашно ловила жуков.
Я ложусь на кровать и пытаюсь успокоиться. Тщетно. Поэтому просто лежу, закрыв глаза, чувствуя, как безостановочно текут слезы по вискам.
Pater noster,
qui es in caelis,
sanctificetur nomen tuum.
Adveniat regnum tuum.
Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra.
Panem nostrum quotidianum da nobis hodie.
Et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris.
Et ne nos inducas in tentationem,
sed libera nos a malo.
Amen.
И тишина. Мысли хаотично текут: скоро Пасха, не забыть отдать документы Фостеру, нужно будет проследить процедуру заполнения бумаг после смерти сестры, послезавтра будет расширение…
Звонок стационарного телефона звучит резко. Чересчур резко! Что я даже вскрикиваю от неожиданности. Он трещит, будоража каждый мой взвинченный нерв.
– Да?
– Доброй ночи! Это пост Охранной системы Сената. К вам пришли.
– Кто? – Я пытаюсь понять, кто ко мне мог прийти.
– Дэррил Финч. Двадцать два года. Химера. Клан «Патриций».
– Не знаю такого…
– Ему отказать?
– А что он хочет?
– Он просит встречи. Говорит, что это по делу Анны Шуваловой.
На имени Анны у меня возникает воспоминание: девушка, стойко уверяющая, что скоро Сенат рухнет. Морган уже добрался до нас: «У Морганов целый план. Они уже воскресили Древних колдунов».
– Скажите, чтобы подождал. Я сейчас спущусь.
На часах – два часа ночи. Умываюсь, отмечая, что не особо заметно, что плакала, можно списать на усталость, выхожу.
– Вы покидаете хостел?
– Нет. Я отлучаюсь.
– Вы помните правила?
– Да-да!
Я спешу к выходу, у меня только полчаса. После этого Янус хостела имеет право почистить номер и сдать его другому Архивариусу. А желающие найдутся!
Пролетев пару порталов, я подхожу к холлу центрального входа.
Меня уже ждет парень, одетый в черные мешковатые одежды, которые так сейчас любят носить темные юные колдуны.
– Доброй ночи. Оливия Барона.
– Здравствуйте. Меня зовут Дэррил.
Я смотрю на него и не могу понять – нравится ли мне незнакомец, стоит ему доверять или нет.
– Чем могу помочь вам, Дэррил?
– Я пришел по поводу делу Анны Савовой.
– Дело давно закрыто. Обвиненная мертва. Была сожжена около четырех месяцев назад.
– Но вот эта девушка считает по-другому.
Он кивает в сторону, и тут я замечаю, что у входа незаметно стоит еще одна фигура. Девушка, от вида которой я застываю, как вкопанная. Анна!
– Здравствуйте, Оливия…
Не может быть! Шутят! Но тут же приходит осознание происходящего.
– Вы сестра Анны?
– Нет. Я и есть Анна.
Прибывшие смотрят на меня пронзительно и серьёзно, что я начинаю показательно смеяться.
– Нет. Нет! Не может быть! Анна сгорела. Я собственными глазами видела, как она сгорела! Если это шутка, то вам не удалось. До свидания!
Я разворачиваюсь и начинаю возвращаться в хостел, как вдогонку слышу женский голос, который терзал меня в воспоминаниях чувством вины и неразгаданной тайны:
– Они уже среди нас. Джеймс Морган уже начал осуществлять свой план. Он уже воскресил Древних колдунов. Сенат рухнет! Сенат падет! Инквизиция будет истреблена, как и Архивариусы, а Морган станет управлять оставшимися.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Те же чистые голубые глаза, горят бесстрашием и принятием приговора, что на мгновение, забываюсь, где я нахожусь: что это не холл здания, а пронзительно ветреная улица шумного города. Но девушка продолжает говорить своим звонким, немного детским голосом, возвращая меня в реальность:
– Ведь именно это были последние слова Анны в Германии? Дюссельдорф. Портал номер шестнадцать, кажется, так сказал ваш напарник?
Я смотрю на девушку и пытаюсь понять, откуда она всё это знает? Лишних свидетелей тогда не было… Дар? Но если одна Шувалова обладала регенерацией, то вторая имела дар разряда психокинез – нанесение ран с помощью телекинеза.
– А еще я сказала тогда вам, что вернусь. Но вы проигнорировали. Лишь улыбнулись. И вот, я вернулась, и вы снова меня игнорируете.
– Тогда как? Как ты выжила?
Я подхожу к ней близко. Непозволительно близко! Что ощущаю еле слышный сладкий цветочный аромат. О, да, это она! Все тот же стальной, бесстрашный взгляд на милом невинном личике. Узнаю.
Это Анна.
– Ты понимаешь, что я могу позвать Янусов сюда? Мне достаточно отдать приказ. Ты нарушила приказ Сената! Ты как-то выжила!
– Я сгорела, Оливия! Это, во-первых. Приговор Сената был исполнен. А во-вторых, Янусы меня не видят.
– Как это не видят?
Она закатывает рукав, и я замираю от ужаса, я вижу ту самую татуировку, тот самый знак, что и на найденных трупах неизвестных – сплетённые Луна и Солнце.
Девушка подходит к Янусам, те машинально улыбаются. Они стандартными фразами с ней здороваются и спрашивают о ее цели нахождения. А затем просят пройти проверку. Она показывает свой Знак и Янусов будто замыкает на пару минут. И снова они здороваются, и спрашивают о цели прибытия в Сенат. И снова она дает знак, и снова их замыкает. И пока они бездействуют, девушка отходит от них. Янусы приходят в норму и начинают заниматься привычной работой, не обращая внимания на нее.
Матерь Божья!
– Что это? – Я пячусь от ужаса. Что с ее Знаком? Кто она?
– Ну, так что? Я уговорила вас уделить мне минутку времени?
– Что ты хочешь?
Я шепчу, чувствуя панику и ужасу. Я хочу крикнуть о помощи, чтобы Янусы схватили ее и отправили в Карцер. Но я не знаю, на что она способна.
– Я хочу поговорить с вами, Оливия. Думаю, еще ни один человек на планете так не жаждал поговорить с вами, как я.
– О чем?
– О Моргане, о том, как я выжила, об этом. – Анна кивает на свой знак.
И я понимаю, что наконец-то узнаю ответы – все те ответы, которые искала столько месяцев. Может быть, у меня будет шанс понять свою сестру? Я уж не говорю о ее спасении.
– Хорошо. Пойдёмте в комнату для допросов. Там нас никто не услышит.
Они с Дэррилом переглядываются. Не доверяют, как и я им.
– Я не позову вас к себе домой или еще куда-то!
– Хорошо. Пойдёмте в комнату для допросов.
