Текст книги "Сенат"
Автор книги: Елена Ромашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
Шок. Вот, что я испытала первым. А затем во мне проснулись гнев и ярость, что не выдержала и кинула в него пепельницей. Хрустальная посудина пролетела в миллиметре от парня и, ударившись о панельную стену, разлетелась на мелкие осколки. Злость так взвинтила меня, что я с криком «Гаденыш! И ты все знал?» ринулась на него, готовая доделать то, чего не сделала кинутая мной пепельница.
– Варя! – Это был крик Кевина, но руки, поймавшие меня, были не его.
– Стефан, осторожней! Она беременная!
– Спокойно! Я держу аккуратно!
– Клаусснер, пусти меня! – Я, как змея, вертелась в его руках, пытаясь вырваться, но Стефан поразительно крепко держал. – Слышь, ты, итальянец недоделанный, пусти! Я хочу этому ублюдку рожу начистить! Всезнайка проклятый! Всё знал ведь, сука, всё!
Но все попытки были провальны – меня силой оттаскивали от Дэррила. Я смогла лишь зацепить рукой стул и попытаться кинуть в Дэррила, который стоял и смотрел на меня удивленными глазами. Реджина хохотала, как ненормальная, в отличие от других, которые повскакивали со своих мест и пытались меня уговорить успокоиться.
В какой-то момент мне стало дурно: комната поплыла перед глазами, а тело внезапно стало тяжелым, что я обмякла в руках Клаусснера не в силах больше вырываться.
– Стефан, не надо… – Донесся чей-то голос, и вот я оказываюсь в других руках – любимых и родных. Гадкое липкое состояние обморока тут же уходит, и я понимаю, что уже сижу, а Кевин заботливо протягивает стакан с водой.
– Выпей воды! – Он говорит приказным тоном, а в глазах плещется гнев. Чувствую себя виноватой, что обещала ему быть терпимей ради дочери. Я кладу одну руку на живот, второй хватаюсь за протянутый стакан и пью жадно, залпом. Реджина строго смотрит на меня, сзади нее стоит с таким же суровым лицом Барона:
– Если ты будешь вести себя так и дальше, я тебя выгоню, но прежде Стефан закончит воздействовать на тебя! Ты у меня дома, будь добра следовать его правилам!
Я киваю и отдаю стакан Кешке. Чувствую теперь себя вдвойне виноватой: нарушила обещание, так еще и выставила себя дурой.
– Итак, Психолог и Кукольник – сестры, спрятанные Морганом. Где они находятся, Дэррил? – Реджина снова поворачивается к этому лжецу.
– Вот уж два года с половиной они находятся в психбольнице, в какой – не знаю.
Дэррил выбит из колеи: он топчется на месте и виновато смотрит под ноги. Я же скрежещу зубами от злости на него. Он всё это знал, и ничего не говорил! Сволочь!
– А возможно ли найти через Сенат этих девушек? – Курт обращается к Оливии, но за нее отвечает Ной:
– Возможно. Только долго. Мы имен не знаем. К тому же, наверное, они как-то прошли с другой идентификацией дара.
– Лидия….
Все снова поворачиваются к Дэррилу, но в этот раз к виноватому сконфуженному выражению лица добавляется что-то неуловимое…
– Лидия и Мария Миревска – это имена Кукольника и Психолога. Я знал их еще до того, как Морган спрятал.
Все молчат и смотрят на этого лжеца. Чувствую, не одна я сейчас желаю свернуть ему шею…
Примечания:
*Анжелина – Значение: ангельская, вестница, ангел.
Схема
– Вот, держите.
Горячая чашка кофе дымится предо мной и сладко пахнет. Я поспала только два часа, но, благодаря Реджине Хелмак и ее приемному сыну, который стал как Древние, меня подзарядили, будто батарейку. И ощущение, что я спала двенадцать часов кряду.
– Спасибо. – Я с благодарностью отпиваю напиток, ощущая потрясающий вкус кофе, приготовленного в турке со специями. Ной стоит и смотрит на меня, ожидая дальнейших указаний. Злость на Валльде прошла, и сейчас, отдохнувшая, я уже мыслила четко и логически, вне влияния эмоций. Мне дали немного времени прийти в себя и затем снова приступить к действиям.
– Можно личный вопрос, Ной?
– Да, конечно.
Он садится напротив, аккуратно отведя полу светлого пиджака и подобрав брюки на коленях.
– Вы согласились пойти в Архивариусы по просьбе Реджины или все-таки это было личное решение?
– И то, и другое. Я всегда стремился в Сенат, но… в связи с последними событиями, я не чувствую себя причастным к делам Архивариусов.
Не знаю, что скрывается за этой формулировкой, но копаться в личных мотивах этого мужчины не намерена. У каждого свои тайны, несмотря на то, что заочно считается, что у слуг Сената нет личной жизни, как и сердец. Особой популярностью пользуется миф, что нам отключают чувства при «запайке» Знака.
– Вы мне ничего не сказали, даже не намекнули ни разу за всё это время… – Это был даже не вопрос, не упрек, а скорее удивление с моей стороны. Потому что осознаю, если бы даже он что-то сказал о Моргане и его планах, я бы не поверила. Боже! Чувствую себя глупой девчонкой. Когда произошло, что я потеряла бдительность? В какой момент начался самообман? Наверное, еще с Германии, когда поймали Анну Шувалову. Стоило все-таки прислушаться к ней. Но кто знал? Кто мог догадаться?
Перед глазами непрошено возникает образ Анны, но теперь она не кажется сумасшедшей гордячкой, наоборот, воспоминание окрашивается в горечь и беззащитность. На память приходят слова Николаса, которые он когда-то произнес, только сейчас, с возрастом, я их осознаю, проговаривая вслух:
– Забавно, что в наше время слабее тот, у кого правда. Потому что только ею он и может защищаться…
Ной лишь хмыкает на моё замечание и меняет положение тела. В задумчивости делаю глоток кофе, ощущая, как напиток горячим потоком проходит по горлу и скрывается внутри меня. В желудке разливается тепло, посылая по телу кучу мурашек, так как я мерзну в стенах этого замка. Не привыкла к липкой прохладе Британских Средневековых зданий. А вот Николасу здесь понравилось бы… Он обожал историю.
Я вздыхаю, отгоняя от себя всю эту нахлынувшую меланхолию, возвращаясь к реалиям и положению дел.
– Пока я спала, вы узнали, где находятся Лидия и Мария?
– Да. Все слова Дэррила подтвердились. В последний раз их след был три года назад – зафиксирован договор с кланом Альфа. По данным, девушки действительно имеют слабые дары и разряды: у одной – аналитизм, у другой – подражание. Вот.
Ной вытаскивает из внутреннего кармана две фотографии. Без сомнений, это Лидия и Мария. Правда, кто из них кто – непонятно. Красивые, темноволосые, бледные, но больше всего пугает – большие глаза, что у одной, что у другой: темно-карие, придающие им сходство с инопланетянами.
– Отпечатки энергии есть?
– Нет. Не были нигде замечены. Не проходили ни по одному делу. По данным Сената, являются «не активными», «не опасными», поэтому под проверку не попадали и Архивариусы отпечатки не брали.
Я тяжело вздыхаю. «Не активные» и «не опасные». Эти две девушки в скором времени убьют всех.
– А Нора Грод?
– То же самое. Находится в клане Альфа. Сделать запрос?
Я задумываюсь: если сделать запрос, мы должны придумать причину. Хорошо. Если даже мы соврем, то не сделаем ли себе медвежью услугу, посадив ее в Карцер? А еще не стоит забывать, что в Сенате Стивен Морган, который отлично подстраховывает брата.
– У Реджины есть идея.
Я поднимаю глаза на Валльде, отрываясь от гипнотического взгляда фотографии одной из девушек. Реджина Хелмак – одна из старых прожжённых Инквизиторов. Я за пару часов испытала к ней разные чувства, но сейчас я понимаю одно – она гений и я повержена ею. Как меня учил Николас, с лучшими не стоит воевать, их стоит слушать и учиться у них.
– И что за идея?
– Вы знаете, что у Стефана Клаусснера есть сестра?
– Конечно. Лаура Клаусснер. Начинала в итальянском клане Купра, затем перешла в независимые. Я читала досье.
Я делаю вид, что информацию знаю из документов, хотя знакома с этой женщиной не понаслышке. Она из тех, кто имеет власть, как в Инициированном, так и в простом мире. Таких людей единицы, но они есть, и поймать их за руку практически невозможно. Да и не надо. Потому что, после бурной молодости, они успокаиваются и уходят в подполье, теряются среди смертных, и иногда с ними происходят выгодные сделки у Инквизиции для Сената. Однажды я столкнулась по одному делу с Лаурой Клаусснер. Легко, изящно и непринужденно она ушла от костра, выдав с головой другую крупную рыбу. После этого Лаура больше не попадалась. Было это около десяти лет назад…
Когда в Инквизиции стал проявлять себя некий Стефан Клаусснер, выбившийся в ряды лучших за пару лет, меня заинтересовало – связан он как-то с Лаурой или нет. Оказалось, что брат. Была не удивлена. Такое часто случается.
– Мисс Хелмак хочет обратиться к ней за помощью через брата. Лаура не последний человек в мире Химер, Стефан уверен, что она что-то знает.
– Вы думаете, она поможет?
Ной кратко кивает. Я морщусь: не люблю такие сделки.
***
Мрамор под ее каблуками отзывается на каждый шаг. Она – хронометром, не женщина. Реджина задает ритм и скорость. Закрываю на мгновение глаза, концентрируюсь на боли в голове – сейчас должна помочь таблетка аспирина, разогнанная заклятием Sanitatum.
Холл, выбранной мной гостиницы, ярко освещен солнцем Италии. Глаза спасают очки авиаторы. Иначе я бы с ума сошла от солнца, жары и боли.
Я вижу их приближающимися ко мне. Напрягаюсь. Рядом со Стефаном и Реджиной идет незнакомка. Пробежавшись взглядом по ее лицу, оценив движения, делаю вывод: я вижу ее в первый раз – определённо. Странно, что нет Евы. Соскучилась ли я по шведке? Все-таки больше нет, чем да. Но все равно, разочарована ее отсутствием.
– Здравствуй, Лаура. Хочу поблагодарить, что согласилась прийти на встречу.
Голос Реджины, как колючая проволока – легко можно попасть в доверие и не выпутаться. Эта мозгоправка сейчас наверняка читает мои мысли. Так, Реджина?
Полная бесстрастность, только морщинки у глаз стали заметнее – легкий прищур: значит, читает.
– Это кто? – Я даже не здороваюсь. Плевать на все приличия, особенно на расшаркивающуюся британскую манерность, которая меня в последнее время злит. Я сделала Реджине услугу, выйдя из укрытия накануне расширения. Это равноценно, что появиться перед снайпером и встать под прицел.
– Меня зовут Оливия Барона. Я – Архивариус первого типа.
– Что? Вы с ума спятили!
Я в ужасе от услышанного. Перевожу взгляд со Стефана на Реджину в поисках ответа. Что эта чокнутая вытворяет?
Мы же договаривались о том, что встреча должна пройти инкогнито! Она осознает все риски нашей встречи?
– А чего вы так боитесь, Лаура? – Удивленно произносит Архивариус, и я еще больше поражаюсь тупости этих людей.
– Ну, уж не вас это точно! – Рычу в ответ, готовая развернуться и уйти, но меня оставляет едкий сарказм Реджины.
– Если сейчас уйдешь, тогда точно Морган тебя прикончит. А с нами хоть шанс будет выжить.
Скрежетнув от злости зубами, я еле сдерживаюсь, чтобы не взорваться. Магия во мне взвивается будто огонь, требуя свободы. Но я весь свой гнев обращаю в слова:
– Инквизиция и Сенат – о да, велика сила! Отдаться готова в любой позиции ему Святая Инквизиция… Реджина, тебе копаться в чужих мыслях не противно? У людей порой не то, что мусор в голове, а такая грязь творится. Или тебе нравится это? Особый вид извращения: кто в окна подглядывает, кто порно скачивает, а ты в чужих мыслях копаешься…
Хелмак лишь улыбается. Я же злюсь еще больше: я не клоун для нее! Поэтому, развернувшись, начинаю быстро уходить, даже не взглянув на брата.
– Быстро ты сбегаешь, поджав хвост… – Цедит Стеф сквозь зубы, когда я ровняюсь с ним.
Я торможу и хищно щерюсь в ответ.
– А тебе я на день рождения подарю собачий ошейник с надписью «Стефан Клаусснер. В случае потери звонить хозяйке – Реджине Хелмак».
– Осторожно, а то кусаться начну…
Я делаю шаг от него, чтобы уйти, как он останавливает меня за руку. Прикосновение жесткое, сильное, горячее – мужское. Не то, что было когда-то у тринадцатилетнего мальчишки. А главное, я с удивлением смотрю на пальцы, окольцевавшие мое запястье: я и забыла, когда в последний раз брат прикасался ко мне.
– Laura, ascolta. Tu sei gia stata attaccata.*
Перед глазами мимолетно возникает образ демона, спущенного на меня Илией. Если бы не Аруба, моя протеже и помощница, вовремя очертившая круг, то меня среди живых уже не было бы.
После этого я сбежала, спряталась в Маракеше. Попытка узнать от чьего лица действовала Илия – не удалась. Так или иначе, все пути шли либо к Альфа, либо к Джорджио – Темному Итальянского клана, решившего под шумок свержения избавиться от старых врагов. Но, так или иначе, мой друг и защитник Савов мертв, моя «связь» с Инквизицией кое-кому, как кость в горле. Уверена, что еще чуть-чуть – и всплывут многие факты, когда я помогала Стефану за спиной Химер. Свои не прощают двойной игры. Тем более Морган! Которому, к слову, я поднадоела своим вольным поведением.
– Лаура, я всегда тебя уважала за здравомыслие и человечность.
Мне не послышалось? Я оборачиваюсь на Реджину с саркастической улыбкой на губах.
– Человечность? – Переспрашиваю ее, а сама начинаю мысленно перечислять всех тех, кого я убила, подставила, лишила самого дорого. Последнее лицо я нарочито долго держу в уме: Мириам Оденкирк – девушка, которую я убрала по приказу Моргана. Ни один мускул не дергается на лице Реджины, лишь блеск глаз становится жестче.
– Да, но я знаю и другую Лауру: ту, которая пыталась вытащить ненавистную ей Еву Валльде из Карцера, ту, которая не раз прикрывала Стефана от Химер, ту, которая чертовски хочет жить и дожить до старости.
Я кошусь на брата, который насторожился на словах Реджины. Меня больше пугает, как он отреагирует на то, что было пару раз, когда Химеры хотели поймать и убить его, а мне приходилось тайно отводить удар.
Реджина смотрит в упор, взглядом моего психотерапевта. Черт! Эти трое от меня не отстанут.
– Что вы от меня хотите?
– Мы хотим от тебя информацию, которая поможет нам. Если мы не победим Моргана, то хотя бы попытаемся…
– И что за информация вам такая нужна? – Я пытаюсь понять, что же знаю такого, что они приволоклись сюда вместе с Архивариусом. Неужто надеются, что я знаю, где Морган складирует трупы?
– Нет, не трупы. Слишком мелко. Нам нужно узнать, где находятся Кукольник и Психолог.
Что? Они серьезно? Я пытаюсь засмеяться: выходит плохо – пробивается фальш.
– Не знаю таких… – Я снова делаю попытку уйти, пока не слышу вдогонку:
– Лидия и Мария Миревска спрятаны в какой-то психбольнице. В какой, Лаура?
– Я похожа на справочное бюро? Или вы считаете, что я знаю всех чокнутых, раз моя мать в психушке?
– Наша мать… – Поправляет Стефан, и от его тона я теряю весь сарказм. – Ты, когда ее устраивала в новую клинику, наверное, все разузнала. На острове, где сейчас наша мать, нет ни одного Инициированного! Да и по бумагам она стала числиться с девичьей фамилией Козентино. Ты прятала ее.
– Конечно же, прятала! Я – не простая смертная, да и ты тоже не среди неизвестных Инквизиторов! Врагов нам обоим хватает! Я не верю в закон Immunitatem!
– Лаура, ты можешь пудрить мозги кому угодно, но не мне! Ты всегда всё знаешь. Dio mio! Это же твой стиль! Сама учила, что «кто владеет информацией – тот владеет миром». Я не поверю, что ты даже не догадываешься, где Морган прячет этих девчонок.
Я замолкаю. Спорить бесполезно. Да, наверное, и Реджина уже, как бор-машина, вонзилась в мои мысли, чтобы понять, что знаю: Франческа слишком болтлива была, за что и поплатилась.
– Зачем вы привели с собой Архивариуса? – Я киваю на стоящую, будто статуя, женщину, но смотрящую на меня своим жгучим взглядом, наверное, в надежде, что он подожжет меня, и я сгорю прямо тут – на мраморном полу дешевого отеля. – Думаете, Сенат поможет? Да он первым пойдет в расход, в первые же часы переворота.
– Мы знаем. – Довольно произносит Реджина. – И удар будет изнутри – из Карцера.
– Хм! Сами догадались или кто подсказал?
– Сами. Но мы также понимаем, что бесполезно сопротивляться, когда у Моргана есть тайное оружие – Кукольник и Психолог, которые уже заранее обеспечили победу. Ведь так?
Я грустно улыбаюсь и произношу последнее, что успела мне сказать Франческа:
– Куклы уже расставлены, Реджина. Куклы уже расставлены…
Дания. Остров Эрё. Час езды и семьдесят пять минут на пароме, потому что портала не существует из Фленсбурга – немецкого города на границе с Данией, где был последний официальный прокол пространства на территории Германии. Прогуляйся по миру в сопровождении Инквизиторов и Архивариуса.
– Где ты взяла тренч? – Стеф замечает на мне чужой двубортный плащ.
– У смертной отобрала.
Кривая ухмылка появляется на лице Архивариуса. Специально дразню. Я могла бы купить себе что-нибудь теплое, но удержаться, чтобы не помахать красной тряпкой перед быком не могла – в данном случае, это был плащ смертной девушки из кафе. Эффект от украденного тренча читается на лице Бароны, я же довольно кошусь на Реджину, которая тоже улыбается, но как союзница. Уж Хелмак точно знает все мои мотивы.
– Интересное место выбрал Морган. Поэтичное. Я тут была лет так двадцать назад. – Замечает Реджина, эффектно откидывая прядь волос.
– Да, Джеймс у нас романтик.
Я слышу легкий смешок брата. Мы идем по Аэрёскёбингу в поисках машины, чтобы добраться до последнего пункта назначения – маленького поселения Оммела. Ветер с моря просто ужасный. Моя причёска вся растрепалась, и волосы превратились в космы ведьмы.
– Какие милые собачки в окнах! – Доносится со стороны от какой-то девушки, прошедшей мимо нас с парнем. Судя по одежде, туристы, притом бедные, так как сейчас не сезон.
– И вправду… Их много. Что это означает? – Барона, в отличие от нас троих, явно здесь впервые и не знакома с этим местом. Я не сдерживаюсь и снова язвлю:
– Боюсь, вам не понравится, мисс Оливия…
– Отчего же?
– Слишком претит вашему мировоззрению.
И снова легкий смешок Реджины сбоку. Но Хелмак тут же пытается исправить ситуацию.
– Остров раньше был одним из самых оживленных портов. Здесь завелась традиция. Когда хозяин в плавании, собачек разворачивают лицом на улицу, когда дома – мордочки статуэток смотрят вовнутрь.
– Собаки – признак верности. Не вижу тут ничего предосудительного.
– Да, но этим отлично пользовались любовники жен. – Закончила я прежде, чем Реджина открыла рот.
– Здесь мало людей… – Заключает Оливия, пытаясь сбить неловкую ситуацию. Я замолкаю, довольная произведенным эффектом. Реджина же берет снова все внимание на себя.
– Не сезон для туристов. Да и остров считается глушью. Вся молодежь рвется в Копенгаген, продают дома. Поэтому тут много художников, поэтов, артистов, тех, кто сбежал от цивилизации.
Солнце, несмотря на жуткий с моря пронизывающий соленый ветер, грело кожу. Но, по сравнению с теплом Маракеша, тут было ужасно. Про себя я отметила, что будь тучи на небе, ощущение было бы удручающее – серость глуши. Еще меня сильно бесила старая каменная кладка дорожек, по которой невозможно было передвигаться на каблуках. Но в этом плане мучилась не я одна: со мной, так же шатаясь и цепляясь за Стефана, шла Реджина. Одна лишь Барона была в лоферах под свой твидовый костюм.
– Теперь понятно, почему вы назвали Моргана романтиком!
– Да будь он проклят, чертов садист! – Я подворачиваю ногу из-за неровной средневековой дороги. Боль скручивает голень, что еле сдерживаю стон. – Будь прокляты все старые города с этой… этой…брусчаткой!
– Тебе бы вместо пальто надо было забрать кроссовки у какого-нибудь туриста! – Стефан неприкрыто ржет, я же шиплю на итальянском: «Заткнись».
– Я вижу машину. Пойду, поговорю с водителем. – Отзывается Барона и направляется в сторону. Я тру поврежденную ногу, цепляясь за брата, стоя на одной ноге, как фламинго. Реджина обводит взглядом округу, явно получая наслаждение от прогулки в отличие от меня:
– Все-таки, Морган – гений! Рядом с Польшей, остров, туристов мало, Инициированные тут зафиксированы в последний раз лет эдак сто назад. И в то же время центр Европы.
– А я смотрю, вам здесь нравится… – Зло цежу сквозь зубы, глядя на умиротворенное лицо Реджины.
– В отличие от вас, Лаура, я ценю старую средневековую брусчатку.
– Не знаю, мне мои туфли с ногами дороже…
– Эй! Идите сюда! – Мы смотрим в сторону Бароны рядом с заведенной машиной. Смертный, ожидающий нас, явно загипнотизирован. Ну, наконец-то, мои мучения на каблуках закончатся!
– Вот она! Частная клиника доктора Обернау.
Мой айфон показывает яркую солнечную прелестную картинку на сайте клиники, в действительности – солнце ушло и небо заволокло тучами. Ветер. Трава стелется по полям, напоминая волны. То, что радостно представлялось частной территорией, сейчас напоминало окруженную забором тюрьму с вьющимся диким плющом по стенам. Серость, будто кадр из фильма ужаса. Наверное, сейчас зазвучит тревожная музыка из пары нот, а какой-нибудь зритель застынет в напряжении, поднеся руку с поп-корном ко рту, но забыв открыть рот.
– И ты сюда хотела определить нашу мать? Почему сразу не в тюрьму? – Стефан укоризненно смотрит на меня. Карие, почти черные сейчас, родные глаза, так напоминающие нашего отца Герхарда Клаусснера. Брат его не помнит, в отличие от меня, хоть и знает немецкий – мама обучила. Я возвращаюсь из болезненных воспоминаний в реальность, снова смотря на здание с забором:
– Доктор Обернау – американец с немецкими корнями. Основал эту клинику для трудных, почти неизлечимых случаев. Основа его подхода: это ограничение возбудителей и арт-терапия. Поэтому выбрал этот остров. Изоляция, экологичность, здоровое питание, красивые пейзажи.
– И чем отличается от других дорогих клиник?
– Тем, братик, что наполняемость больницы лишь десять пациентов. А спрос на свободное место огромен. Здесь по три-четыре специалиста на каждого пациента, не считая докторов. Если бы на месте Оденкирка был бы ты, то, поверь, я бы не скупилась на твое здоровье.
Моя шпилька в сторонку Реджины вызывает у той лишь улыбку:
– То есть тебя бы, Стеф, она запрятала бы в клинику с тюремным режимом.
Все, находящиеся в машине, хохотнули! Даже загипнотизированный водитель со стеклянным взглядом улыбнулся под воздействием Бароны. Я же скрежетнула зубами от удачного парирования Хелмак.
– Итак, пошли? – Спрашивает Оливия. Мы молча соглашаемся и выходим из старого бьюика. Роли распределены еще на пароме. Я и Реджина – ментальное воздействие, Стефан и Оливия – физическое. Также на Стефане задача «выключить» Агнуса, который находится где-то при девушках.
Подойдя к витиеватым черным воротам, Реджина смело жмет на кнопку вызова. Из динамика доносится вопрос охранника:
– Добрый день. Ваше имя?
– Анна Кох, приехала с делегацией к доктору Обернау, встреча запланирована. – Датский Хелмак сильно испорчен немецким акцентом. Камеры над нами делают пару движений, фиксируя наши лица с другого угла.
– Анна Кох? Простите, но доктор Обернау не предупреждал. Подождите, пожалуйста. Сейчас сделаем личный запрос.
Мы переглядываемся между собой, но выжидательно молчим. Реджина воплощение хладнокровия. Через пару минут на пронзительном ветру мы слышим ожидаемый ответ:
– Простите, но доктор Обернау никакую делегацию не ждет.
– Что? Вы сейчас пошутили? Между прочим, не смешно! Мы приехали к вам из самого Берлина! Фрау Яблонски и фрау Джонсон проехали полмира, чтобы добраться сюда. А гер Доусон вообще отложил важную операцию своей пациентки!
– Да, но доктор Обернау ответил, что никого не ждет. Мы не имеем право вас впустить без его разрешения.
– Пусть тогда сам Обернау выйдет и скажет нам, что это недоразумение! Пусть он лично, глядя в глаза нам, это скажет! Возмутительно просто! Сначала звонит, просит о встрече, а теперь не пускает. Как вам? – Реджина негодуя оборачивается к нам. Я тут же включаюсь в игру:
– На кону многомиллионные инвестиции для исследований в его клинике. И если Обернау любит шутить деньгами, тогда нам не о чем с ним разговаривать. Очень жаль, что он оказался столь ненадежным…
– Мог бы ради приличия хоть выйти к нам. – Заключает Стефан, изображая брезгливость на лице. Очень убедительно! Моя школа.
– Подождите, к вам сейчас выйдет доктор Обернау. – Звучит в динамике обеспокоенный голос охранника. Есть! Попался. Как и предполагала, доктор был на охранном пункте и видел все наше представления от начала до конца.
Прождав пару минут, мы видим, как к забору подходит худощавый, с лысеющей головой мужчина, одетый в обычную толстовку и джинсы. Он мрачно пялится на нас через забор из-под своих щетинистых бровей.
– Добрый день. Я доктор Обернау. Не могли бы вы объяснить цель своего визита?
Реджина сладко ему улыбается и посылает такую дозу магии, что даже я прочувствовала, стоя в паре шагов от нее. Этот глупый смертный тут же попадается на ее гипноз и воздействие.
– Может, впустите и я все объясню…
Обернау с остекленевшим взором вынимает руку из кармана, в которой зажата рация и дает приказ открыть. Сигнал электронного замка, щелчок и ворота автоматически приоткрываются, впуская на территорию четырех сильнейших колдунов.
Забавно: Сенат, Химера и Инквизиция – три части одного мира сошлись на забытом Богом острове возле психиатрической клиники.
– Где содержатся сестры Миревска? – Реджина хватает под руку Обернау и идет с ним в здание больницы, будто встретила старого знакомого, при этом одновременно гипнотизируя и копаясь в вялотекущих мыслях мужчины.
– Здесь. Обе на втором этаже, одна в начале коридора, другая в конце. Девочки не ладят между собой.
– Кто с ними? Кого Джеймс Морган приставил к ним?
Я иду следом, попутно осматриваясь. Дорога к больнице заасфальтирована, а по краям разбит сад с беседками, прудом, скамейками и целой сетью маленьких дорожек. Мило. Но оставляет удручающее ощущение, что ты все-таки в замкнутом пространстве высокого забора.
– Магнус Гёр. Спец-сиделка и переводчик.
– Агнус… – Шиплю я. Парень Франчески, уже теперь бывший. – У него дар создавать ядовитый газ.
– Хм! Аморфизм! Редкий разряд. – Вставляет Барона, я кошусь на нее. Может, эту зануду тут оставить? Ей будет на пользу. Всех Архивариусов пора проверить у психиатров.
– А где он сейчас?
– Он находится у Марии. Чаще всего с ней. У девочки иногда бывает обострение антропофобии, и к себе подпускает лишь сестру или спец-сиделку. Но в связи с конфликтом между сестрами, она все чаще обращается к Магнусу. Обычно такие всплески бывают именно после ссор с Лидией.
Антропофобия… Забавно. Интересно, это придумано Морганом или действительно у одной из самых сильных ведьм боязнь людей?
На мои мысли оборачивается Реджина и дарит улыбку единомышленницы. Неконтролируемо и я начинаю ухмыляться.
– А что за диагнозы у сестер?
– Расстройство психики.
– Какое широкое определение… – Снова я не сдерживаю своего скепсиса.
– Да. Вы правы. – Обернау оборачивается ко мне и смотрит стеклянным взором. В его представлении, я – знаток, и он начинает сыпать терминами и синдромами, которые есть у сестер. И судя по перечисленному, Мария больна сильнее, чем Лидия. Опять же возникает вопрос: это все надуманное или в правду сестры больны? Думаю, скоро узнаем.
– Ну вот! Мы и пришли! Прошу. – Доктор галантно приглашает внутрь здания.
– Стефан, будь наготове. – Я обращаюсь к брату, который идет со мной рядом. Его присутствие напоминает о былых временах, когда мне было двадцать лет, а Стефу – пятнадцать, и мы одно время работали на Мауро – мафиози, который за большие деньги предоставлял нам транспортировать «особые» посылки. Мы были неуловимы с братом со своими дарами: он «выключал» смертных, если попадали в передряги, я же воздействовала уговорами и гипнозами. Эмоции – мое всё! Я их чувствовала, как пиранья кровь. И часто «давила» на нужные точки, когда была облава на нас. А сколько перестрелок я создала! Сколько людей натравила друг на друга!
Мой дар развивался не по дням, а по часам. Высшей точкой стала ловля ведьминого зова. Это было открытие! Я и не подозревала, как зов часто связан с эмоциями и психикой. Просто «сливаешься» с человеком, к которому идет зов, будто костюм чужой надеваешь, и слышишь.
Войдя в больницу, которая напоминала простой отель, напичканный видеокамерами и датчиками слежения, с отсутствием острых углов и легко разбиваемых стекол в окнах, где все ткани и поверхности в спецматериалах, которые без труда можно отмыть в любой момент, мы направились к сестрам Марецка. Обернау пустился в рассказ о высоких технологиях, аппаратуре его больницы, о том, какие передовые врачи тут работают. Я слушала в пол-уха, вспоминая, что каждый главврач пел подобные песни, когда искала место для матери. Лишь бы дала согласие! Лишь бы подписала договор, чтобы они могли жить за мой счет, выкачивая из меня деньги на бесполезные и дорогостоящие лекарства, процедуры, аппаратуру. Матери никогда не станет лучше. Она никогда не поправиться. И даже если найдется способ, мы прекрасно научились обходиться без нее. Жестоко? Мир вообще жестокий.
Мимо нас прошла женщина, цепляясь своими тоненькими, почти детскими, ручками за свою сиделку. Походу у нее деменция, потому что женщину вели куда-то с отсутствующим видом, а она все спрашивала, куда делся Тони. Психбольные – странная категория людей. Это чистые, неприкрытые эмоции, они, как дети, слишком просты для моего манипулирования. Чем старше человек, чем умнее и хитрее, тем интереснее выискивать у него слабые места, играть с ним, а еще удивляться своему дару – как точно он находит слова и действия. Я помню, когда смотрела фильм «Начало» с ДиКаприо, там звучала интересная фраза: «Не думайте о слонах. О чем вы сейчас думаете?». Герои закладывали идеи, погрузившись в сон объекта. Мне же не надо засыпать. Я сама идея. Я могу вложить мысль, манипулируя его эмоциями, а все остальное сделает сам объект воздействия. Так было с убийцей Мириам, так было с Савовым, так было с Евой, так было со многими. Главное, аккуратно сыграть на чувствах, найти их Ахиллесову пяту.
Мы заходим в кабинет доктора, пройдя пост секретарши, которая мило осведомляется, что мы предпочитаем: чай или кофе? Хочется заказать цианид, но она шутки не оценит. За ее спиной, будто сверкающая чешуя, висит множество дипломов и сертификатов, уходящих вверх до самого потолка. «Лучший доктор». «За курс лекций». «За помощь в проведении». «Диплом об окончании».
У самого Обернау в кабинете все достаточно просто, но дорого. На ум приходит мысль, что если пациента стошнит на местный диван, то это встанет в круглую сумму и пациенту, и доктору: здесь нет нарочитой осторожности в плане чистоты, как в самой больнице.
Мы присаживаемся, делая вид заинтересованных слушателей. Один лишь Стеф не старается, в своей манере развалившись на диване и лохматя свою густую шевелюру.
– Доктор Обернау, прошу вас, пригласите к нам мистера Магнуса Гёра. – Сладко произносит Реджина, увеличивая дозу гипноза на мужчину. У того сразу же проявляется заторможенность, что очень плохо: можно догадаться, что он не в себе. Доктор молча разворачивается и уходит.
